Текст книги "Философия (Учебник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 66 страниц)

1 Джеймс У. Прагматизм. СПб., 1910. С. 130– 131.

Какова же структура этой изменяющейся действительности? Во-первых, ее основу составляет поток ощущений. Рассматривая действительность только в этом аспекте, мы еще не можем говорить об истинности или ложности. Во-вторых, в действительность включаются отношения между ощущениями. Джеймс считает это положение чрезвычайно важным и отличающим его позицию от позиции британских эмпиристов. Дело в том, что эмпиристы были неспособны ответить на критику идеалистических оппонентов и объяснить, откуда берутся отношения между элементами чувственного опыта. Перенося отношения в пределы самого опыта Джеймс избегает необходимости прибегать к каким-либо внеопытным (трансцендентальным) источникам отношений. Именно поэтому он и называет свой эмпиризм "радикальным".

Два вида отношений складываются в рамках опыта. Это прежде всего изменчивые отношения места и времени, носящие внешний характер. Большинство ощущений именно таковы, но возможны еще и внутренние (сущностные) отношения, коренящиеся в природе самих соотносящихся объектов. Область внутренних отношений, однако, ограничивается сферой логики и математики. Только в этих пределах можно говорить об истинности как согласованности (когерентности) наших понятий. Джеймс критиковал английских и американских неогегельянцев, считавших, что все отношения являются внутренними.

В-третьих, в действительность включается совокупность прежних истин, с которыми должно считаться каждое новое исследование. Благодаря этому опыт имеет непрерывный характер. На этом уровне истина является не отношением наших понятий к внечеловеческой реальности, но отношением концептуальных частей опыта к чувственным. Джеймс подчеркивал, что различие между "мыслями" и "вещами", между "познающим" и "познаваемым", а также между "субъектом" и "объектом" следует рассматривать в терминах внешних отношений между элементами нашего опыта. Прагматизм допускает как единство, так и разъединение частей опыта.

Итак, исходным для Джеймса является понятие опыта. Субъективность и объективность суть функциональные атрибуты опыта. Как "субъективный" он представляет, а как "объективный" он представлен. Американский философ в этой связи критиковал традиционные противопоставления духа и материи, души и тела, предвосхищая знаменитую критику Дж. Дьюи всевозможных дуализмов. Джеймс отмечал, что философы измыслили особую субстанцию под названием "сознание" (consciousness). Но "приверженцы его (сознания) ловят глухой гул, развеянный исчезающей "душой" в атмосфере философии". Прообразом духа, считал он, был обычный процесс дыхания. Поэтому вместо рационалистического "я мыслю" можно было бы сказать "я дышу".

Джеймс говорил, что отрицает только субстанциональность сознания, но не отрицает его функционального значения. Эта функция – познавательная. С помощью сознания мы фиксируем тот факт, что вещи не только существуют, но и познаются. Если признать наличие "чистого опыта", тогда познание можно будет трактовать как особый вид внешних отношений между элементами опыта. Сознание не сводится ни к особому веществу, ни к способу бытия. "...Единая часть опыта, – пишет американский философ, – взятая в определенном контексте, играет роль познающего, душевного состояния "сознания", тогда как в другом контексте тот же единый отрезок опыта будет играть роль познанной вещи, объективного "содержания"" [1]. Джеймс в своей теории "чистого опыта" и функциональных отношений между его элементами близок теории "нейтральных элементов" австрийского философа и ученого Э. Маха. Однако именно джеймсовская теория послужила основой позиции американских неореалистов, выступивших в 1910 г. с программным манифестом, а также концепции "нейтрального монизма", разработанной Б. Расселом в книге "Анализ сознания" (1921). Впоследствии различные варианты теории "чистого опыта" критиковались теми философами, которые, отталкиваясь от кантианской установки, подчеркивали концептуальную (теоретическую) нагруженность нашего опыта.

1 Джеймс У. Прагматизм. С. 107 – 108.

Если в своих философских работах Джеймс говорил о познавательной функции сознания, то в психологических произведениях он определяет сознание как саму непрерывную изменчивость опыта. При этом он вводит в оборот получившее широкое распространение понятие "потока сознания". Это понятие также активно использовал в своей теории "длительности" как непрерывности французский философ А. Бергсон. Правда, в отличие от него Джеймс не был сторонником метода самонаблюдения "внутренней жизни" людей. "Всякий утверждает, – писал он, – что самонаблюдение раскрывает перед нами смену душевных состояний, сознаваемых нами в качестве внутреннего душевного процесса, противополагаемого тем внешним объектам, которые мы с помощью его познаем. Что же касается меня, то я должен сознаться, что не вполне уверен в существовании этого внутреннего процесса. Всякий раз, как я пытаюсь подметить в своем мышлении активность как таковую, я наталкиваюсь непременно на чисто физический факт, на какое-нибудь впечатление, идущее от головы, бровей, горла или носа. Мне кажется при этом, что душевная активность является скорее постулируемым, чем непосредственно данным чувственным фактом..." [1].

1 Джемс У. Психология. М., 1991. С. 363.

В своей философии религии (которая фактически является и психологией религии) Джеймс придерживался сформулированных им прагматистских принципов. Так, он отмечал, что вера людей в то, что Бог существует может быть истинной, если само утверждение о существовании будет обозначать те духовные потребности людей, которые религиозная вера могла бы удовлетворить. Джеймс, который не отдавал предпочтения ни одной из конфессий, был в то же время глубоко религиозным человеком, подчеркивая сугубо личностный характер подлинных религиозных верований людей. Особый интерес у него как исследователя вызывали описанные в различных источниках случаи мистического озарения, экстремальные факты проявления религиозного чувства. Он и сам дал тонкие описания эмоциональной жизни верующих, "энергетического" подъема, испытываемого при приобщении к религии. Его объяснения включают также учет биологических и физиологических факторов религиозного чувства. Философия религии Джеймса имела и до сих пор имеет в США многочисленных последователей.

Инструменталистская версия прагматизма Джона Дьюи

Деятельность Джона Дьюи (1859 – 1952) была связана прежде всего с Чикагским университетом. Он известен не только как философ и психолог, но и как реформатор школьного образования, а также общественный деятель. Его педагогические идеи получили практическое воплощение в США и в некоторых других странах, включая СССР (в 20-е годы).

В начале своей карьеры Дьюи увлекался гегелевской логикой, в особенности учением о понятии. Это не мешало ему одновременно заниматься экспериментальной психологией. В книге "Психология" (1886) он подчеркивал, что объектом психологического исследования является целостный человек и его практическая деятельность. При этом Дьюи критиковал тех психологов, которые искусственно изолировали различные стороны психической жизни или же давали ей сугубо физиологическое объяснение (например, с помощью понятия рефлекторной дуги). Одна из наиболее известных работ Дьюи "Влияние Дарвина на философию" (1910). Как и Пирс, Дьюи был сторонником эволюционного подхода, подчеркивая, что приспособление к среде, осуществляемое различными средствами, является основной задачей людей. Правда, в отличие от Пирса, он не стремился к созданию метафизической теории эволюционного процесса.

Важную роль для выработки основ "философии образования" сыграла книга Дьюи "Демократия и образование" (1916), которая и в наши дни не потеряла своей актуальности для американского общества. Вероятно, главной философской работой его является "Реконструкция в философии" (1920), которую Дьюи несколько раз переиздавал при жизни. Вопросам эстетики была посвящена книга "Искусство как опыт" (1934). Дьюи придавал эстетическому опыту большое значение, подчеркивая, что искусство должно стать частью человеческой жизни, и критикуя теории "чистого искусства". Логико-методологическая концепция американского философа (которой он дает натуралистическое обоснование) в наиболее целостном виде представлена в "Логике: теории исследования" (1938), а его аксиологическая концепция в книге "Теория оценки" (1939). В последней работе он определял этику как дисциплину, изучающую переход от оценки чего-либо к суждению о ценности оцениваемого.

Свой "инструментализм" Дьюи рассматривал как логическую версию прагматизма. В ее основе лежит бихевиористская теория мышления. Она предполагает анализ познания с помощью описания физических действий людей, всего их поведения. Интеллект выступает главным орудием приспособления и выживания. Он отнюдь не призван адекватно отражать действительность, а направлен на ее преобразование в соответствие с нашими потребностями. Интеллект указывает для будущей практики наиболее эффективные отношения к окружению, связывает цели и средства. Дьюи отвергал детерминистский подход, считая, что инструментальное мышление способно вносить любые изменения в ход событий.

Более того, интеллект имеет дело не с противостоящей ему объективной действительностью, а с опытом. Это одна из главных категорий прагматизма Дьюи, в которой, по его мнению, исчезает дуализм материального и идеального. Понятия и идеи суть инструменты по преобразованию опыта. Но понятийное мышление не начнет функционировать, пока люди не окажутся в проблематической ситуации, в которой организм испытывает чувство неопределенности, запутанности, затрудненности действий. Для преодоления подобной ситуации интеллект проводит "исследование", предполагающее следующие логические шаги: во-первых, фиксируется возникновение самой проблематической ситуации. Человек испытывает то, что Пирс называл "сомнением". Во-вторых, устанавливаются относящиеся к делу данные, проблема идентифицируется и определяются ее пределы. В-третьих, осуществляется поиск возможного решения, формируется гипотеза. В-четвертых, осуществляется проверка гипотезы, ее критическая оценка. Дьюи, разъясняя термин "прагматический", говорил, что он означает правило отнесения мыслей к своим последствиям как решающей проверке и критерию значимости. При этом последствия могут быть самыми различными. В-пятых, завершение исследования есть достижение полноты опыта, достижение знания как успешной практики. Этот последний этап формирует то, что Пирс называл "верованием".

Правильная оценка ситуации, которая выражается в некотором суждении и приводит к успешному завершению исследования, позволяет, согласно Дьюи, считать это суждение "истинным". Истины должны "работать". Дьюи говорил, что наречие "истинно", отвечающее на вопрос "как?", для него более важно, нежели прилагательное "истинный" или существительное "истина". Полезность истины не произвол, ибо истина в прагматистском истолковании предполагает общественные и объективные условия. При этом все наши истины, а также понятия, теории и системы суть гипотезы, которые развиваются в процессе применения.

Но в целом понятию истины американский философ предпочитает понятие ценности. Наш опыт, подчеркивал он, буквально пронизан ценностями, которые мы выбираем. Инструментальная теория и призвана указывать, где следует и где не следует искать ценности. Научные истины и технические достижения должны быть соединены с человеческими ценностями. Прогресс всегда так или иначе связан с усилиями людей по переоценке существующих ценностей.

Дьюи считал одним из главных недостатков современной культуры наличие в ней целой "сети" дуализмов, среди которых, в частности, он называл дуализм теории и практики, опыта и разума, чувств и мышления, морального и физического, а также связанный с последним дуализм объекта науки и супранатурального объекта морали. Наука, по его мнению, должна гуманизироваться, включить в себя человеческие ценности и отношения. "Реконструкция в философии" способствует разработке интеллектуального инструментария для решения этой задачи. Наука и разум не являются чем-то дополняющим опыт, ибо разум, как его определяет Дьюи, есть "экспериментальный интеллект", способный к самокоррекции. В свой зрелый период американский философ подвергал критике учение немецкого классического идеализма о разуме, игнорировавшем этот аспект. Он считал, что философия вслед за современной наукой должна стать операциональной и экспериментальной. "Первая функция философии, – писал Дьюи, – рационализация возможностей опыта, особенно коллективного человеческого опыта" [1]. Логика, которая не может быть сугубо формальной, должна прояснять и систематизировать те процедуры, которые позволят осуществить "реконструкцию" более экономно и эффективно. Вообще Дьюи трактовал логику как эмпирико-нормативную дисциплину, имеющую основание в опыте мышления многих поколений людей и выполняющую регулятивную функцию. Логику в таком психологистском смысле следует применять и в области морали и политики.

1 Dewey J. Reconstruction in Philosophy. Boston. 1957. P. 122.

Осознание естественной наукой человеческих ценностей, полагал Дьюи, приведет к преодолению дуализмов и в конечном итоге конфликта позиций гуманизма и натурализма. "Исследование", в прагматистском истолковании этого термина, станет столь же характерным для морали, как и для науки. А проблема зла перестанет быть чисто метафизической или теологической; она трансформируется в практическую проблему удаления недостатков из жизни. Моральный прогресс нашего опыта неотделим от прогресса образования. Образование Дьюи понимал в максимально широком смысле, как "сердцевину человеческой социальности". Непрекращающееся образование – важнейший элемент демократии, как ее представлял себе американский философ. Он надеялся, что в будущем возродится религиозный дух, который будет гармонировать с научными убеждениями людей и их социальной активностью.

Практической реализацией идей "реконструкции" явился "Гуманистический манифест", опубликованный в 1933 г. и подписанный 34 видными деятелями американской культуры, включая многих философов. Он состоит из 15 тезисов, призванных обосновать нетеологическое понимание морально-религиозной позиции современного человека. "Главная цель гуманизма, – отмечается в манифесте, полная реализация человеческой личности". Манифест воплощает достоинства и недостатки прагматистской линии на реформирование американского общества. Следует отметить, что социально-политические идеи прагматистов – прежде всего Дьюи – в последние годы снова активно обсуждаются. Именно в прагматизме многие новейшие философы видят основу для преодоления кризисных черт современной философии, выхода за пределы академический сферы в область широкой мировоззренческой проблематики и "реальных дел".

Для дополнительного чтения

Рорти Р. Прагматизм без метода // Логос. 1996. No 8.

Хилл Т.И. Современные теории познания. М., 1965.

Современная западная философия: Словарь / Под ред. B.C. Малахова и В.П. Филатова. Изд. 2-е. М., 1998.

Наследие классического рационализма

Рационалистическая тенденция в западноевропейской философии получает особенное развитие в эпоху нового времени. Разумеется, есть все основания говорить о рационалистической тенденции в античной философии и даже в философии средневековья. Но именно новоевропейский рационализм наиболее полно воплотил в себе культурно-исторические особенности своей эпохи. В известном смысле он явился теоретико-методологическим обоснованием революционных преобразований в науке, выразившихся в создании классической научной парадигмы, образца подлинной научности. Математизация естествознания и применение экспериментальных процедур (включая и метод мысленного эксперимента) потребовали четкого прояснения основных эпистемологических понятий, создания концепций, обосновывающих их применение. Философы стремились объяснить всеобщий и необходимый характер истин точного естествознания. Эти задачи решались одновременно с построением универсальных метафизических систем, в которых устанавливалась тесная связь между эпистемологическими и онтологическими принципами.

Признание разума в качестве источника истинного знания еще не может служить бесспорным критерием принадлежности философа к рационалистической школе как таковой. Многое зависит от трактовки самого разума и его взаимоотношения с чувственностью. В этом плане построения представителей классического эмпиризма XVII – XVIII вв., рассматривавших разум как высшую способность комбинирования и обобщения элементов чувственного опыта, также можно характеризовать как рационалистические в самом широком смысле слова. Собственно рационалисты рассматривали разум как самостоятельный и наиболее достоверный источник знания, отмечая при этом, что и интуиция носит разумный (интеллектуальный) характер. Их эпистемологические идеи предполагали определенную онтологическую основу, а некоторые рационалисты даже говорили о совпадении закономерностей действительности и логических законов правильного мышления, обосновывая это метафизическим принципом тождества мышления и бытия. Этим намечался определенный разлад с чувственностью, преодолеть который предстояло в конце XVIII в. кантовской критической философии. Особенность метода Канта по сравнению с подходом его предшественников заключалась не столько в априористской трактовке познания, сколько в самой установке на критику разума в широком смысле слова, т.е. на определение пределов и сферы действия главных познавательных способностей человека. После Канта большинство западноевропейских философов явно или неявно придерживались такой установки. Критика и рефлексия по поводу познавательных процессов и средств, с помощью которых они осуществляются, составляют то идейное наследство, которое философская классика передает философии XX в.

Понятие аналитической философии

Представление о философской критике в современную эпоху меняется. Одним из недостатков классической философии, с точки зрения ряда философов нашего столетия, была недооценка роли языка для философии. В эпоху нового времени выдвигались концепции, объясняющие роль языка для познания, однако язык не рассматривался как самостоятельная и важнейшая область философского исследования. И то, что иногда называют "лингвистическим поворотом", является отличительной чертой именно современного философствования. В этом плане кантовская задача критики разума трансформируется в задачу критики языка. Причем данная задача оказывается более широкой, ибо конструктивная критика языка в современном ее толковании предполагает не только определение пределов применения языка, но и прояснение самой сути языкового значения, способов его передачи в межличностной коммуникации, причин понимания (или непонимания) смыслового содержания. В наиболее явной форме эти задачи ставятся и решаются в так называемом аналитическом направлении в западной философии XX в.

Сам термин "аналитическая философия" относительно недавно получил хождение в отечественной философской литературе. А ведь данное понятие обозначает одно из наиболее значительных философских направлений современности. При этом как в русскоязычной, так и в зарубежной историографии встречаются различные, подчас противоположные, интерпретации этого понятия. В России об "аналитической философии" серьезно заговорили лишь в 80-е годы, хотя интерес к отдельным концепциям философов-аналитиков возник задолго до этого.

Прежде чем перейти к детальному рассмотрению вопроса, уместно дать предварительное определение аналитической философии. Можно говорить о двух смыслах, в которых употребляется данное понятие.

В узком смысле слова под аналитической философией понимают доминирующее направление в англоязычной философии XX в. Следует подчеркнуть, что речь идет о философском направлении, история которого хронологически совпадает с нашим столетием. Такое обстоятельство, естественно, заставляет задуматься о дальнейшей судьбе этого направления как характерного проявления современной формы философского рационализма на рубеже нового века.

В широком смысле слова аналитическую философию можно трактовать как определенный стиль философского мышления. Он характеризуется такими, например, качествами, как строгость, точность используемой терминологии, осторожное отношение к философским обобщениям и спекулятивным рассуждениям. Для философов аналитической ориентации сам процесс аргументации и его структура важны не менее, чем достигаемый с их помощью результат. При этом аргументированной убедительности идей отдается явное предпочтение перед их эмоциональным или каким-либо иным воздействием. Язык, на котором формулируются философские идеи, рассматривается не только как важное средство исследования, но и как суверенный объект исследования. Многие аналитики, хотя и не все, предпочитают опираться на формальную логику, эмпиристскую эпистемологию, данные передовой науки. Разумеется, некоторые из перечисленных качеств присущи и другим направлениям западной философской мысли. Однако ни в одном из них эти качества не являются доминирующими. В рамках аналитической философии сформировалась преобладающая парадигма философской рациональности XX в.

Столь широкое определение аналитического стиля, конечно, позволяет включать в аналитическую философию весьма разнообразные явления. Так и происходит в действительности. Данная философия не представляет собой целостной школы, ориентирующейся на единообразно сформулированный набор принципов. В силу этого правомерно говорить об аналитическом движении в философии XX в., по аналогии, скажем, с феноменологическим движением. И именно в данном движении с наибольшей полнотой воплотились те черты рационалистического стиля философствования, о которых говорилось выше.

Исторические корни современного философского анализа

Аналитическая философия имеет глубокие корни в истории мировой философии. Упомянем в этой связи лишь некоторые явления и имена.

Аналитико-рационалистический стиль философствования начал вырабатываться еще в древности. Достаточно вспомнить сократическую индукцию, платоновскую диалектику (в античном смысле этого слова), аристотелевские "Аналитики", эксплицировавшие формальные структуры мышления и рассуждения, семантические идеи софистов и стоиков и многое другое. Средневековая западноевропейская философия также дает богатый материал в этом отношении. В особенности должны быть отмечены логико-семантические идеи британских схоластов Дунса Скота и Уильяма Оккама. Схоластические трактаты и диспуты, как бы их ни трактовали в последующие периоды развития философской мысли, и сегодня служат эталоном доказательности, аналитичности и концептуальной строгости.

Новоевропейская философия XVII – XVIII вв., как уже отмечалось, открыла широкий круг вопросов, связывавших познание и представления о мире с их рационально-логической обработкой. При этом наряду с признанием роли языка в познании многие авторы обращали внимание на те специфические проблемы, которые порождаются неправильным или логически некорректным употреблением тех или иных языковых форм. Начало такому критическому подходу положил Ф. Бэкон своей теорией "идолов". Так, "идолы рынка (площади)" – представляют собой препятствия к познанию истины, возникающие в результате беспорядочной речевой коммуникации людей, не обращающих внимания на различный смысл употребляемых ими слов и словосочетаний. Т. Гоббс взялся упорядочить наши представления о языке как знаковой системе, служащей для обозначения чувственных образов ("фантасмов"), возникающих под воздействием внешних предметов на органы чувств. Его знаменитая классификация знаков лежит в основе аналитико-синтетической методологии исследования естественных и искусственных тел (включая государство). Аналитический стиль философского мышления наиболее полно воплотился в учении Дж. Локка, разработавшего так называемую традиционную концепцию образования понятий и положившего в основание своей эпистемологии принцип психологического атомизма, предполагающий рассмотрение познания и мышления как деятельности по комбинированию исходных элементов чувственности – "простых идей".

Данный принцип развил Дж. Беркли, предложивший рассматривать все вещи и явления как комбинации идей-ощущений, источником которых является не внешний мир, а Высшее существо. В феноменальном мире Беркли реальная причинная связь заменена знаковыми отношениями между группами ощущений. В более последовательной феноменалистской доктрине Д. Юма вообще ставится под сомнение существование каких-либо субстанций, и единственный вид реальности – сфера перцептуального опыта – представлена как сложная комбинация "впечатлений" и "идей" (копий впечатлений) на основе ассоциативного принципа. В юмовской теории абстракций значительную роль играет слово, выполняющее сигнальную функцию в процессе поиска конкретно-чувственного представителя того или иного общего понятия. В XIX в. линию Юма и других британских эмпиристов-аналитиков продолжил Дж. С. Милль, который усовершенствовал логико-индуктивные процедуры философии и методологии науки. В целом акцентирование внимания на языковой и эпистемологической стороне философской деятельности становится отличительной чертой англоязычной философии, присущей ей и на современном этапе эволюции аналитического направления.

Однако картина историко-философских предпосылок аналитической философии была бы неполна без упоминания тех "континентальных" учений, которые внесли свою лепту в формирование современного аналитического стиля философствования. В этом отношении можно упомянуть хотя бы три великих имени: Декарт, Лейбниц и Кант. Так, важно не только то, что Декарт включил в число своих правил метода правило анализа, но и то, что он разработал принципиально новую модель сознания, изменившую все сложившиеся представления в этой области. Философы-аналитики считают Декарта подлинным основателем философии сознания (philosophy of mind) в современном ее понимании. Хотя при этом многие из них, начиная с английского аналитика Г. Райла, оценивают картезианскую модель сознания как такую, которая сегодня уже должна быть преодолена. Аналитическому уму Лейбница принадлежит заслуга создания логической теории отношений, адекватно оцененной лишь в начале XX столетия такими учеными, как Б. Рассел и Л. Кутюра. Трансцендентальная аналитика Канта также должна быть включена в число теоретических предпосылок аналитической философии, причем не только в силу ее названия. Дело в том, что немецкий философ разработал процедуры концептуализации опыта и конструирования объектов познания (прежде всего научного), которые хорошо вписываются в современные представления о развитии научного знания. Одним из излюбленных приемов рассуждения и доказательства для философов-аналитиков служит сегодня так называемая трансцендентальная аргументация, имеющая, разумеется, кантианскую основу.

Основные трактовки философского анализа

Рассмотрим подробнее основные линии в понимании процедуры анализа, предложенные философами аналитической традиции.

Одна из первых тенденций в интерпретации анализа, связанная с именами Г. Фреге и Б. Рассела, предполагает противопоставление "глубинного" логического анализа языка "поверхностному" грамматическому анализу.

Представители данной тенденции усматривали в новой – математической логике универсальное средство решения многих философских и научных проблем, элиминации сомнительных, с логической точки зрения, сущностей и окончательного разрешения эпистемологических парадоксов. Философ-аналитик, разделяющий подобную установку, выступает в роли своеобразного "логического мудреца", которому подвластны скрытые закономерности языка и мышления. Несмотря на то, что первые аналитики противопоставляли свой подход подходу объективно-идеалистической метафизики (например, метафизики британского абсолютного идеализма, распространенного в конце XIX в.), достаточно заметна зависимость их позиции от магистральной линии европейской метафизики (от Платона до Шопенгауэра), разделявшей сферу видимости и сферу субстанциальных принципов и сущностных структур. Последняя представлена в ранней аналитической философии формальнологическими принципами и структурами, подлежащими экспликации в процессе глубинного анализа. Что же касается пренебрежительного отношения к собственно языковедческому анализу, которое демонстрировали философы рассматриваемой тенденции, то оно впоследствии было преодолено, как только наука о языке стала использовать строгие логические методы. В этом плане создателя трансформационно-генеративной грамматики Н. Хомского, опирающегося в своей лингвистической деятельности на формально-логические приемы, также можно отнести к фреге-расселовской линии. В целом, если попытаться обозначить специфику рассматриваемой тенденции в понимании анализа каким-либо ключевым словом, то таким словом могло бы быть, по нашему мнению, слово "глубина".

Другая тенденция в понимании философского анализа связана с деятельностью британского философа Дж. Э. Мура.

Джордж Эдвард Мур (1873 – 1958) – британский философ, один из первых представителей аналитического движения. В начале своей карьеры основное внимание уделял проблемам этики (критика натуралистической этики с позиции этического интуитивизма), а также опровержению различных идеалистических учений (берклеанство, абсолютный идеализм и др). Разработал эпистемологию неореализма, в основе которой лежит теория так называемого "чувственно-данного". В полемике со скептицизмом с позиции здравого смысла доказывал существование внешнего мира и достоверность нашего познания. Преподавал в Кембриджском университете.

В своих знаменитых статьях Мур блестяще использовал концептуальный анализ в целях перевода (или перефразировки) одних выражений, имеющих неясный, вводящий в заблуждение смысл, в другие, более ясные выражения естественного языка. При этом переводимые выражения должны оставаться синонимичными. Хотя Мур и не исследовал логико-информационные аспекты синонимии (он вообще редко пользовался средствами математической логики), его метод перефразировки получил широкое распространение и в определенный период развития аналитической традиции являлся преобладающим, предвосхитив подходы так называемой лингвистической философии. Для данного типа анализа характерно пристальное внимание к тончайшим нюансам употребления языковых выражений. Если по примеру предыдущего типа анализа подобрать ключевое слово, то им, вероятно, стало бы слово "ясность". В этом плане цели Мура оказались близки целям представителей классической философии, ориентировавшихся на идеалы ясности и отчетливости познания. Правда, при установлении критериев философской ясности сам Мур высказывался недостаточно ясно, что было подмечено современниками.