Текст книги "Эксперт № 11 (2014)"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Гонка за объемами добычи себя исчерпала
Точкой отсчета в истории отечественной промышленной нефтедобычи принято считать 1864 год, когда на Кубани под руководством полковника Новосильцева была пробурена первая нефтяная скважина.
section class="box-today"
Сюжеты
Нефть:
Ускользающий след Ванкора
Продать и выиграть
/section section class="tags"
Теги
Нефть
Нефтяная отрасль
Экономический потенциал регионов
Политика в регионах
Долгосрочные прогнозы
Сибирь
Спецдоклад "Освоение Сибири"
/section
Первым крупным нефтепромышленным районом Российской империи стал Бакинский район. Здесь к 1900 году добывалась почти половина всей мировой нефти – 9,8 млн тонн в год. Максимум добычи, 23,5 млн тонн, пришелся на 1941 год, но еще на протяжении десяти лет регион оставался главным источником советской нефти. Лишь в 1952 году в лидеры вышел Урало-Поволжский район, который в те годы часто называли вторым Баку. Современные объемы добычи нефти на старых азербайджанских промыслах все еще составляют порядка 6 млн тонн в год, чуть больше четверти исторического максимума.
figure class="banner-right"
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
В конце 1950-х – начале 1970-х годов вторую жизнь получили нефтепромыслы Северного Кавказа. В Грозном были выявлены и введены в разработку высокопродуктивные залежи в глубоких отложениях верхнемелового возраста. Были сделаны новые открытия в соседнем Ставрополье и в Краснодарском крае. К 1971 году добыча нефти на Северном Кавказе вышла на исторический максимум – 35,8 млн тонн в год (в том числе в Грозненском районе – 21,3 млн тонн), увеличившись по сравнению с серединой 1950-х более чем в пять раз.
В середине 1960-х настал черед «третьего Баку» – Западно-Сибирской нефтегазовой провинции, которая всего за 14 лет с начала промышленной эксплуатации в 1978 году вышла в бесспорные лидеры советской нефтедобычи, обогнав Урало-Поволжье и Кавказ вместе взятые. Выход на пик добычи в Западной Сибири состоялся в 1988 году, когда было добыто 408,6 млн тонн нефти и газового конденсата. Однако потом здесь, как и во всей российской нефтяной отрасли, был зафиксирован кризисный спад на десять лет, который сменился фазой интенсивного роста, продолжавшейся до 2006 года включительно.
В 1990–2000-х годах на постсоветском пространстве развернулся процесс освоения целого ряда новых нефтегазоносных провинций: в Тимано-Печорском бассейне (за пределами старых добывающих районов Ухты и Усинска), в каспийском регионе, на шельфе Сахалина, в Восточной Сибири и Якутии. В 2011 году суммарная добыча жидких углеводородов в районах нового освоения составила 286 млн тонн (28% суммарной добычи нефти и газового конденсата странами СНГ).
Тем временем в Западно-Сибирской провинции начиная с 2007 года наблюдалось медленное, но неуклонное снижение добычи. Если брать за точку отсчета пик 2006 года, то к 2012 году добыча здесь сократилась на 7%, до 315 млн тонн. Несмотря на истощение сырьевой базы, возможности поддержания и даже наращивания добычи нефти в этом районе остаются. Они не реализуются из-за недостаточных объемов геологоразведочных и эксплуатационных работ.
При этом в Урало-Поволжье сегодня добыча опять растет, хотя степень выработанности запасов здесь вдвое выше, чем в Западной Сибири. Показатель финансирования в расчете на тонну прогнозных и перспективных ресурсов в регионе почти впятеро выше, чем в Западной Сибири, а объемы поисково-разведочного бурения в расчете на тонну перспективных ресурсов выше в 3,7 раза. Это наглядно свидетельствует, что отдача от недр – в значительной степени рукотворный показатель.
Основной акцент в государственной политике, равно как и в корпоративных приоритетах нефтяных компаний, делается на освоение месторождений Восточной Сибири. Между тем при нынешней организационно-экономической и технологической модели освоения восточных нефтегазовых провинций большинство реализуемых здесь проектов оказываются низкорентабельными или убыточными. Их коммерческая привлекательность обеспечивается исключительно налоговыми льготами и прочими госпреференциями.
По материалам книги В. Шмат. Нефтегазовый цугцванг: Очерки проблем развития российского нефтегазового сектора. Новосибирск, ИЭОПП СО РАН, 2013.
Ускользающий след Ванкора Ирина Семыкина, младший научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства СО РАН, кандидат экономических наук
За пять лет с начала промышленной добычи на Ванкорском месторождении экономика Красноярского края получила новое направление развития. Однако добыча нефти, несмотря на масштабное инвестирование, не смогла придать импульс промышленному строительству, нефтесервису, нефтегазовому машиностроению
section class="box-today"
Сюжеты
Экономический потенциал регионов:
Регионы завязли в долгах
Вызов возвращения государства
Старожил «Силиконовой тайги»
/section section class="tags"
Теги
Экономический потенциал регионов
Политика в регионах
Нефть
Нефтяная отрасль
Промышленность
Эффективное производство
Сибирь
/section
В российском нефтегазовом секторе основной прирост добычи в последние годы обеспечивают освоение Ванкорского месторождения в Красноярском крае и другие нефтяные проекты в Восточной Сибири. В 2013 году на Ванкоре было добыто 21,4 млн тонн нефти, или 4% общероссийского объема. С учетом того что нефть Ванкорского месторождения в полном объеме экспортируется в счет поставок «Роснефти» в Китай, ее доля в российском экспорте в 2013 году составила около 9%. Еще весомее проект выглядит в портфеле «Роснефти». По сути, Ванкор в настоящее время является единственным проектом, обеспечивающим компании органический рост показателей добычи, его доля в общем объеме добычи «Роснефти» по итогам прошлого года превысила 10%.
figure class="banner-right"
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
За годы освоения месторождения нефтегазовый сектор занял существенное место и в экономике Красноярского края: в 2012 году его доля в ВРП составила около 13,5%, в структуре промышленного производства – 21,7%, в общем объеме инвестиций в экономику – 22,8%. При этом доля нефти и газа в налоговых поступлениях составила менее 6%, а в числе работников, занятых в экономике края, – менее 0,5% (см. график 1).
По состоянию на начало 2013 года суммарный объем средств, вложенных в реализацию ванкорского проекта, превысил 450 млрд рублей. Ежегодный объем инвестиций в Ванкор составляет весомую долю всех вложений в основной капитал в Красноярском крае, однако он не приводит к значительному росту инвестиций или выпуска продукции в смежных отраслях. Так, в 2012 году на 1 рубль инвестиций в ТЭК, направленных в добычные проекты, пришлось лишь 3,2 копейки инвестиций в производство машин, оборудования и транспортных средств. При этом объем выпуска машиностроительной продукции в регионе за годы реализации проекта практически не изменился. Основная причина в том, что региональные предприятия не имеют опыта участия в нефтегазовых проектах и не могут обеспечить комплексные поставки оборудования и материалов, инновационных технико-технологических решений для нефтегазовой промышленности – той продукции и услуг, на которые приходится основная часть закупок «Роснефти».
Ускользающие льготы
На фоне неблагоприятной ценовой конъюнктуры для основных экспортных товаров края сокращение налоговых поступлений от нефтегазового сектора, связанное с прекращением действия основных федеральных льгот по НДПИ и ставкам экспортных пошлин, в настоящее время не компенсируется развитием в Красноярском крае обеспечивающих и смежных с нефтегазовым сектором отраслей, которые могли бы составить налоговую базу бюджета.
В нынешних условиях налоговые поступления в консолидированный бюджет Красноярского края от предприятий нефтегазового сектора (в частности, налог на прибыль) зависят не от объемов нефтедобычи, а от финансовых результатов нефтедобывающих предприятий. Поэтому, несмотря на положительную динамику производственных показателей, в 2011 году в связи с изменением федерального законодательства произошло значительное сокращение налоговых поступлений от нефтегазовой промышленности в бюджет края. Так, отмена нулевой ставки экспортной пошлины на нефть, добываемую на месторождениях Восточной Сибири, и прекращение действия нулевой ставки НДПИ после достижения 25 млн тонн накопленной добычи нефти на Ванкорском месторождении привели к снижению финансовых результатов деятельности компании и, как следствие, к уменьшению поступлений налога на прибыль. В 2012 году снижение налоговой базы по налогу на прибыль организаций произошло в результате индексации ставок НДПИ, а также применения для нефти Ванкорского месторождения стандартной ставки экспортных пошлин (см. график 2).
В настоящее время нефтегазовый сектор обеспечивает занятость порядка 6,6 тыс. человек, что составляет 0,46% от общего числа занятых в экономике края: более 3 тыс. человек трудится в «Ванкорнефти», кроме того, на месторождении работают сотрудники подрядных организаций. Однако доля жителей Красноярского края в числе занятых в компании-операторе составляет, по разным оценкам, от 45 до 55%, остальные – это специалисты, привлеченные из других нефтегазовых регионов страны. Объясняется этот факт просто: Красноярский край не имеет традиций подготовки кадров для нефтяной и газовой промышленности. А результаты мер, принимаемых сейчас, чтобы изменить ситуацию (создание Института нефти и газа в составе Сибирского федерального университета или программа «Роснефть-классы» в школах), можно будет увидеть лишь по прошествии определенного времени. Например, первых выпускников института компания сможет принять на работу только в 2015 году.
Нефтегазовый мультипликатор
Нужно понимать, что в новом добывающем районе освоение территории требует значительных инвестиций в первоначальное обустройство месторождений и формирование общехозяйственной и специализированной инфраструктуры. Именно в это время должны закладываться основы будущего роста доходов и активизироваться общее хозяйственное развитие территории, поскольку нефтегазовый сектор может выступать в роли мультипликатора экономического роста. Несмотря на завершение обустройства Ванкорского месторождения и строительства основных объектов инфраструктуры, включая нефтепровод Ванкор—Пурпе и газопровод до Хальмерпаютинского месторождения, обеспечивающих поставки сырья в единую систему газоснабжения «Газпрома», в ближайшие несколько лет Ванкор по-прежнему будет играть роль центрального, системообразующего объекта, так как «Ванкорнефть» приступает к обустройству и вводу в промышленную эксплуатацию других месторождений Ванкорской группы – Сузунского и Тагульского, отошедших «Роснефти» после поглощения ТНК-BP. Приступая к комплексному освоению Ванкорской группы, компания рассчитывает получить существенный синергетический эффект, разрабатывая Сузунское, Тагульское, Русское и Лодочное месторождения с использованием созданной инфраструктуры Ванкора.
Сомнений относительно сроков реализации этих планов не возникает, ведь «Роснефти» необходимо выполнять контрактные обязательства по экспорту нефти перед китайской стороной. Однако при сохранении сложившейся практики реализации нефтегазовых проектов ощутимый эффект для бюджета края эти месторождения смогут дать, как и в случае с Ванкором, только в первые годы после начала освоения, пока для них будут действовать налоговые льготы по НДПИ и специальная ставка экспортной пошлины. При этом необходимо учесть и размер новых месторождений, чьи ресурсы значительно скромнее, чем у Ванкорского.
Кластер на вырост
В этих условиях вопрос о необходимости локализации эффектов от нефтегазовых проектов для развития смежных отраслей в регионе для Красноярского края вновь становится актуальным. В 2013 году в Красноярске впервые были обнародованы инициативы создания нефтесервисного кластера, развитие которого может иметь большие перспективы в свете освоения месторождений не только Красноярского края, но и всей Восточной Сибири.
По прогнозным оценкам, повышение уровня локализации способно оказать положительное влияние на основные социально-экономические показатели региона. Так, повышение уровня локализации спроса нефтегазового сектора на продукцию обеспечивающих отраслей, в частности на продукцию машиностроения, и привлечение местных подрядных строительных организаций позволят за счет формирования эффективных производственных цепочек добиться роста валовой добавленной стоимости в обеспечивающих отраслях региональной экономики, сформировать налоговые поступления, превышающие для региона прямые бюджетные доходы от нефтяной отрасли, и в конечном счете увеличить среднегодовые темпы роста ВРП Красноярского края более чем на 1% в год. Таким образом, локализация косвенных эффектов от формирующейся нефтегазовой отрасли через развитие смежных с ней отраслей является наиболее вероятной и надежной основой развития региональной экономики.
«Людей зажжет сам факт того, что они делают большое дело» Александр Попов
Геннадий Пивень, первый вице-президент ООО «Русская платина» (один из ведущих мировых производителей платиноидов, принадлежит предпринимателю Мусе Бажаеву), окончил Горный институт в Москве, после чего почти четверть века проработал в Норильске, в том числе руководителем технических служб «Норникеля», управляющим трестом «Норильскшахтстрой», директором, главным инженером рудника «Скалистый» и т. д. Кроме того, трудился в «Алросе», «Алданзолоте» и «Евразе». За его плечами опыт советских промышленных строек и перевод гигантов индустрии на рыночные рельсы. А также «севера» со всей их жесткой романтикой.
section class="box-today"
Сюжеты
Экономический потенциал регионов:
Регионы завязли в долгах
Вызов возвращения государства
Старожил «Силиконовой тайги»
/section section class="tags"
Теги
Экономический потенциал регионов
Политика в регионах
Бизнес и власть
Эффективное производство
Промышленность
Спецдоклад "Освоение Сибири"
/section
По мнению Геннадия Пивня, на новом этапе развития Сибири важно обеспечить запуск новых производственных проектов, не забывая о поощрении работников, прежде всего материальном. «Комсомольских строек» больше не будет, но могущество России еще долго будет прирастать ее сырьевыми регионами.
– Геннадий Федорович, можете сравнить, как работалось в Сибири и Заполярье во времена больших строек – и как регион нужно осваивать сегодня?
– Раньше все было иначе. Но это закономерно: и по уровню технического развития, и по объему всевозможных экологических требований советские стройки не сравнить с нынешними. Да, были задор, романтика, я сам в этом участвовал. Когда в Норильске строился Надеждинский металлургический завод – это была всесоюзная комсомольская стройка. Сюда ехало много молодых людей со всей страны, причем большинство из них не были подготовлены. Их на месте обучали под конкретные специальности – от сварщиков до плавильщиков. Такой подход автоматически приводил к полной заполняемости всех рабочих мест. Я приехал в Норильск в 1977-м, и у нас на участке из шестидесяти человек более сорока имели или высшее, или среднеспециальное образование. Это создавало конкуренцию, люди держались за рабочее место – ведь Север, помимо романтики, привлекал еще и определенными честно заработанными материальными благами. И московским уровнем снабжения. Каждые полгода зарплата увеличивалась на 10% – в итоге с учетом северных надбавок каждый «северный» рубль становился тремя рублями. И люди, проработав в таких условиях три-пять лет, став квалифицированными специалистами, оставались в Норильске навсегда. Я приехал туда по распределению, вроде бы на три года, а проработал ровно двадцать три года. А из «Норникеля» ушел на пенсию.
figure class="banner-right"
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
Сегодня изменилось все – подходы к численности персонала, к логистике, к сбытовой политике. Хотя законы «звериного оскала» капитализма вроде бы едины и для сельского хозяйства, и для цветной металлургии, на самом деле решения для каждого предприятия уникальны. Например, совершенно поменялись методы строительства.
– В советское время строили гигантские предприятия…
– Мне посчастливилось поработать управляющим Норильского шахтостроительного треста – в то время крупнейшего в стране. Это предприятие строило рудники, фабрики, заводы… Но как все было? Любая стройка подчинялась ГОСТам и СНиПам. Сначала свая, потом бетонный ростверк с арматурой, на него металлические колонны, на них сверху – железобетонные панели, в лучшем случае золобетонные, облегченные (это считалось достижением). Потом плоская крыша, закатанная рубероидом и залитая смолой, она каждый год трескалась и требовала ремонта (но на это уже были другие деньги, из ремонтных фондов). Строить иначе было нельзя – госкомиссия бы не приняла.
Сегодня мы, работая за деньги акционеров, при строительстве зданий и сооружений обращаемся к мировому опыту строек за Полярным кругом. И нам все равно, Канада это или Гренландия, – если нас устраивает, мы покупаем типовой проект, привозим, монтируем и начинаем работать. Это наша ответственность и наши решения. И нам не нужно содержать многотысячные коллективы, социалку или еще, не дай бог, служебное жилье. Мы объявляем тендеры, на них заявляются строительные организации, побеждают, строят, а мы только ленточку разрезаем.
– Какой-то новый колониальный подход получается, хотя и с капиталистическим оттенком…
– Я говорю в первую очередь про «севера». Второй Норильск сегодня строить точно не нужно – есть более дешевые решения.
– С социалкой все понятно. Но как сделать так, чтобы крупные сырьевые проекты не превращались в экономические анклавы, от которых регионы ничего не получают?
– То, о чем вы спрашиваете, прежде всего задача регуляторов, государства. Со своей стороны мы готовы взаимодействовать. Понятно, что цель предприятия – получение прибыли, так у нас в уставе записано. Поэтому нужно находить решения, которые способствуют развитию рынка, а значит, и решению вопросов социальной сферы, и росту бизнеса. Вот мы сейчас подписали соглашение между «Русской платиной» и правительством Красноярского края. Власти вполне разумно настаивают на том, чтобы по мере развития работ в регионе мы привлекали как можно больше местных строителей, производителей. Мы не против, но – такое у нас условие – при прочих равных экономических параметрах. Если, к примеру, железо нам выгоднее закупить в Новосибирске, а не в Красноярске, то мы его там и закупим. Если дешевле привезти рабочих из Казахстана – привезем оттуда. Чем быстрее мы сможем развернуть работы, чем скорее мы начнем зарабатывать, тем быстрее и во все более полной мере будут решаться социальные вопросы.
Над этим нужно думать, поскольку у нас в удаленных регионах еще осталось много сырья. Раньше, кроме Норильска за Полярным кругом, ничего не было, а сейчас мы уже и на шельф северных морей заходим. Развитие Сибири будет продолжаться, это и новые рабочие места, и дополнительные налоги, и современные города и поселки. Не бараки и перекошенные трубы, как раньше, а другое, современное.
– А как можно зажечь людей на новом этапе, чтобы они снова поехали в Сибирь?
– Во-первых, нужны новые проекты. Людей зажжет уже сам факт того, что они делают какое-то большое дело. Во-вторых, нужны стимулы – не всегда «рублевые», материальные. Вот раньше было соцсоревнование, теперь нужно то же самое внедрять – давать человеку заработать то, что он способен заработать.
Кузнецкая металлургическая революция Александр Попов
Преображение первенца советской индустриализации – металлургического комбината в Новокузнецке – доказывает, что промышленное наследие СССР не обязательно обречено на прозябание и разруху
section class="box-today"
Сюжеты
Промышленность:
«Людей зажжет сам факт того, что они делают большое дело»
Без мартеновских печей
/section section class="tags"
Теги
Промышленность
Эффективное производство
Экономический потенциал регионов
Спецдоклад "Освоение Сибири"
/section
Здание заводоуправления бывшего Кузнецкого металлургического комбината (КМК, позже НКМК) стало памятником культуры федерального значения, но и сегодня выполняет свои прямые функции. Отсюда ведется руководство Объединенным Западно-Сибирским металлургическим комбинатом (ЗСМК), входящим в структуру Evraz Group. В кабинете, где в 1930-е годы легендарный Иван Бардин , главный инженер и строитель КМК, руководил новым тогда для Сибири производством, сейчас работает управляющий директор «Евраз ЗСМК» Алексей Юрьев . На стене – огромная фотопанорама промышленной площадки КМК, занимающей несколько квадратных километров. Привычный индустриальный пейзаж с переплетением труб среди бетонных корпусов давно устарел – точнее, стал историей.
figure class="banner-right"
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
От первенца советской индустриализации – промышленного гиганта, построенного в Сибири за рекордные 1000 дней, сегодня под крылом «Евраза» остались лишь рельсобалочное производство, один из двух электросталеплавильных цехов, выпускающий заготовки для рельсов, да две из восьми коксовых батареи (их планируют законсервировать в мае этого года).
Вполне возможно, что КМК мог бы просто умереть, превратившись в огромный индустриальный пустырь в центре «города-завода» Новокузнецка с населением 540 тыс. человек. Все к тому и шло: еще в 2001 году гигант металлургии был ликвидирован юридически, поделен на несколько компаний, многие из которых после череды перемены собственников и банкротств прекратили деятельность. Их место заняли ферромарганцевое производство (организовано Сибирской горно-металлургической компанией на месте бывшего литейного цеха КМК), Новокузнецкий вагоностроительный завод и даже предприятие по выпуску кастрюль и чайников (компания «Сибирские товары» – осколок того же КМК, в советские годы выпускавшего и эмалированную посуду). По сути, на площадке комбината без всякой помощи властей, административных согласований и громких PR-акций стихийно сформировался большой промышленный brownfield-парк. Главным в нем остается «Евраз», владеющий большей частью инфраструктуры всей площадки – от инженерных сетей до железнодорожных путей (ТЭЦ была продана). И это, пожалуй, лучший из вариантов, на которые мог рассчитывать КМК.
«Здесь работало пять доменных печей – сегодня нет ни одной. Мы закрыли очень грязное мартеновское производство. Потому что прекрасно понимали: столько металлургической продукции больше не нужно – ни региону, ни стране. И сырья, особенно железорудного, вблизи почти не осталось, а возить его сюда, как это делали во времена СССР, далеко, дорого и неправильно. Так что сейчас мы занимаем примерно половину площадки бывшего КМК», – рассказывает Алексей Юрьев. «Большая металлургия» в Новокузнецке и в структуре той же Evraz Group осталась ныне на площадке Западно-Сибирского металлургического комбината, построенного уже в 1960–1970-е годы (см. «Без мартеновских печей», стр. 48). Логично, что в 2011 году две ранее полностью самостоятельные и удаленные друг от друга площадки были юридически объединены в рамках ОАО «Евраз ЗСМК». Издержки производства за счет этой вроде бы «бумажной» процедуры удалось снизить на 2,4 млрд рублей, а среднюю зарплату повысить до 36 тыс. рублей, выиграв при этом в себестоимости товарной продукции 3% к базовой тонне. «Объединение комбинатов позволило сократить и складские площади, что положительно сказалось на качестве обеспечения и снизило затраты на закупочную деятельность. Единые материальные потоки между подразделениями комбината значительно упрощают процессы планирования и управления производством. Например, мы теперь можем проводить ремонт кислородных блоков и компрессоров практически без ущерба для производства, перераспределяя потоки кислорода и азота между площадками», – рассказывает Алексей Юрьев.
До и после холодильника
Первую кузнецкую сталь мартеновская печь КМК выдала 19 сентября 1932 года, 5 ноября того же года блюминг прокатал первые стальные болванки, а на следующий день со стана вышли первые рельсы сибирского производства. Более восьми десятилетий производством рельсов в России исторически занимались лишь металлургические комбинаты, расположенные в Новокузнецке и Нижнем Тагиле (Нижнетагильский металлургический комбинат, НТМК). К примеру, все трамваи и метропоезда в стране ходят по рельсам, сделанным на НКМК. В структуре «Евраза» комбинаты специализированы: НТМК занимается производством железнодорожных колес, а «Евраз ЗСМК» – выпуском рельсов. Нужды РЖД в этой продукции кузнецкие металлурги обеспечивают сегодня в среднем на 70%.
Потребности основного заказчика в последние годы росли, а требования к качеству рельсов ужесточались. В итоге за последние четыре года баланс внутреннего рынка рельсов изменился: в 2009 году 98% потребностей закрывалось отечественными производителями (в основном предприятиями «Евраза»), а по итогам 2013 года почти каждый третий километр уложенных в России рельсов оказался импортным.
Чтобы не потерять рынок, «Евраз», хоть и с опозданием, но решил кардинально перестроить рельсобалочный стан в Новокузнецке. Первый этап масштабной модернизации, стартовавшей еще в 2008 году, обошелся в 1,2 млрд рублей и был завершен в октябре 2010-го: предприятие тогда освоило выпуск рельсов повышенной прямолинейности и длиной 25 метров. В 2012 году цех был остановлен для второго этапа реконструкции. Его целью было строительство стана, позволяющего производить 100-метровые рельсы. Такие в России еще никто не делал, хотя их плюсы очевидны: благодаря увеличенной длине можно при прокладке железных дорог сократить количество стыков, что повысит безопасность движения и максимально допустимые скорости подвижного состава. До этого года РЖД закупали такие рельсы исключительно за границей, прежде всего в Австрии и Японии. Ранее в железнодорожной монополии заявляли, что объем закупок рельсов в 2014 году может составить 830 тыс. тонн (в прошлом году – 800 тыс. тонн, из них почти 200 тыс. тонн было импортировано). «Вряд ли и в следующем году нам удастся обойтись без импорта, но мы надеемся полностью отказаться от него в 2015-м», – говорил в прошлом году журналистам первый вице-президент РЖД Вадим Морозов .
Новый стан в цехе бывшего НКМК производит неизгладимое впечатление. Первое, что бросается в глаза, когда попадаешь в пространство рельсобалочного цеха (РБЦ), – старые, почерневшие от времени стены. Правда, встреча по одежке обманчива; заводские стены как самолеты – с годами, конечно, стареют, но при умелой эксплуатации могут прослужить очень долго. Как подчеркнул Алексей Юрьев, не стоит искать здесь раритеты 1930-х годов – все неоднократно перестраивалось, и это постоянный процесс: «Не будем тешить себя иллюзиями: от той легендарной старины почти ничего не осталось. Время было другое, материалы другие. Отдельные вкрапления обнаружить можно, но не более того».
Второе, с чем придется столкнуться в стенах РБЦ, – пронизывающий до костей холод. Наверное, летом неподготовленный гость (вроде журналиста) легко может заработать здесь же тепловой удар, но зимой без специального обмундирования недолго отморозить конечности. Огромное цеховое пространство не обогреть никакими батареями, а потому тепло здесь становится только тогда, когда начинается прокатка рельса. Этот процесс нужно видеть – передать всю красоту действа словами практически невозможно. Начинается все в электросталеплавильном цехе, где производят заготовки – стальные «бревна» сечением 300×360 миллиметров и длиной от пяти до девяти метров. В РБЦ они попадают в специальную печь, где металл раскаляется до 1300 °C. Оттуда красная от высокой температуры заготовка вылетает на прокатный стан, где и начинает свой путь превращения в рельс.
Новый стан, заменивший прежние линии, позволяет производить рельсы длиной от 12,5 до 100 метров. На самом деле прокатываются рельсы и длиннее – до 106 метров, но делается это для того, чтобы была возможность обрезать и обработать концы. И на выходе получить желанную «стометровку». Сам стан – это так называемая тандем-группа из двух клетей, в которых движущаяся заготовка неоднократно обжимается и вытягивается специальными валками. Одновременно куску раскаленного металла придается соответствующий профиль. Все это время будущий рельс лежит на боку – так его проще потом выпрямлять. По краям стана в специальных углублениях складируется брак – недоделанные рельсы, или, как их называют рабочие, «недокат»; их режут и отправляют на переплавку. Здесь же стоят огромные дисковые пилы, которые обрезают рельсы с концов – иногда в процессе прокатки их края становятся лохматыми или загнутыми.
Сердце цеха – установка дифференцированной закалки воздухом. Именно эта технология, а не сама возможность выпуска рельсов 100-метровой длины – главное звено всей программы модернизации стана. «Это совершенно новая технология, в мире она используется всего на трех-четырех заводах. В том числе на Rocky Mountаin в США, который также входит в Evraz Group. Собственно, оттуда мы ее и заимствовали», – рассказывает Алексей Юрьев. Что здесь происходит с рельсом? «Сверху и снизу на него опускаются специальные раструбы с головками, из которых под высоким давлением подается воздух. Специфика в том, что одновременно охлаждается и подошва рельса, но не слишком интенсивно, зато очень интенсивно – головка. В итоге рельс остается пластичным внутри, а сверху и снизу становится прочным». Раньше все было иначе: рельс прокатывали и охлаждали, а затем снова раскаляли и заталкивали в барабаны с маслом. «В результате он получался закаленным со всех сторон, очень твердым, но внутри не очень пластичным. РЖД сегодня требуют рельсы иного качества, и с помощью новой технологии мы можем их производить», – объясняет Юрьев. Помимо прочего, от новой технологии есть плюсы и для экологии, ведь отказ от масла и переход на воздух при закаливании резко снижают попадание вредных веществ в окружающую среду.
После закалки заготовка отправляется в «холодильник» – часть цеха, в которой уже почти остывший и посеревший рельс снова охлаждают воздухом. Температура в этой части цеха регулируется либо специальными задвижками на крыше, либо за счет работы вентиляторов (их тут 162). Отсюда, из холодильника, рельсовые раскаты отправляются в специальный ролико-правильный комплекс, где их делают прямыми как стрела. Дальше – резка и погрузка в вагоны.
