Текст книги "Сладострастный монах"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Когда мой любовник почувствовал, что вот-вот спустит, то он, дабы не проливать зря драгоценный нектар, не оттолкнул меня, как делал раньше, раскачивая качели, а напротив, привлек меня к себе, зажал мои ноги под мышками и подхватил меня под задницу. Развратник с силой прижался животом к моему животу, и чуть не затопил меня обильным излиянием.

Этот способ любви весьма усладил меня, и впоследствии я часто повторяла его не только с органистом, но и с другими любовниками…

Мемуары знаменитой куртизанки
(1784)

У всех мыслящих существ есть какая-либо склонность, которая волей-неволей берет верх над остальными страстями. Я не явилась в этом смысле исключением. Мною руководит любовь к удовольствиям или, если выразиться яснее, любовь к совокуплению с мужчинами. В этом причина всех моих глупых поступков и неурядиц. Эти несколько слов понуждают меня открыть читателю сущность моей профессии.

Я – проститутка, и заявляю это без ложного стыда. В конце концов, настолько ли порочно это занятие? Давайте рассудим как следует. Что такое проституция? Это способ жить, следуя природе безо всяких ограничений. Приняв это недвусмысленное определение, мы не можем называть проститутку презренным существом. Что я имею в виду? Не лучше ли остальных женщин она разобралась в себе? Проститутка глубоко постигла мать-природу и ее разнообразные проявления. Можно ли быть более разумной? Думаю, я сказала достаточно, чтобы доказать превосходство моего призвания. О большем не просите меня, поскольку подкреплять мое заявление логикой и красивыми словами – выше моих сил. Я всегда питала отвращение к длинным сентенциям. Мне достаточно того, что я сама понимаю то, о чем веду речь. Таким образом, я начинаю рассказ без долгого вступления.

Происхождение мое ничем не примечательно. Такое признание, однако, ничуть не свойственно женщинам моего круга. Я знаю многих мною любимых и уважаемых дам, которые присвоили себе знатное происхождение, имея для этого не больше оснований, чем у меня. Послушать их, так подумаешь, будто невозможно как следует крутить задницей, не будучи дочерью прелата, племянницей министра или кузиной герцога или пэра. Что за чушь эта их генеалогия! Истинную проститутку не интересует ничего, кроме наслаждения. Она должна презреть и свое происхождение, и родителей, и не иметь других стремлений, кроме как утолить свою страсть и завести знакомства, которые оказались бы как полезны, так и приятны. Однако перейдем к фактам.

Я родилась в деревне, что в двух лье от Гавра, города, знаменитого своим колледжем. Отец мой был колесных дел мастер. Что касается образования, то меня воспитывали так, как воспитывают большинство деревенских детей, другими словами, плохо. Если бы не мои природные таланты, мне было бы суждено всю жизнь оставаться простой деревенской женщиной. В моем детстве не было ничего примечательного, разве что все замечали, что я с ранних лет отличалась сметливостью и подвижностью, что выдавало живой природный ум. По этой причине жители деревни очень любили меня. Все говорили, что дочь колесного мастера – хорошая девочка.

Несмотря на это, я не выделяла себя из остальных крестьян, покуда не достигла возраста шестнадцати лет. До этого моими самыми серьезными занятиями оставалась наука читать и писать. То был предел моих познаний, но я преуспела в этом, учитывая, что жила я в простом сельском окружении. Видя, как я быстро расту, родители решили послать меня на работу. Они рассчитывали, будто я стану им помогать, но я была ленива с рождения. Видимо, от природной склонности к лени – а это, заметим мимоходом, черта, присущая всем дамам моего круга – я так полюбила свою профессию. Не найдя мне применения у себя в доме, мой отец решил отправить меня в город, чтобы я не проводила дни в унынии. Уже давно хотелось мне торговать на рынке. Это стремление вызвало немало семейных споров, но при помощи обильных слез я добилась этого поручения.

Наконец настал день, когда отец вручил мне корзину с яйцами и маслом и отправил в Гавр. Я шла туда с легким сердцем, хотя скоро настроение было испорчено, когда я столкнулась с городскими господами. До чего легкомысленна я была в ту пору и как изменилась я сейчас!

Среди наших постоянных клиентов был офицер адмиралтейства. Этот старик обожал наше масло, и я должна была доставить провизию к нему на дом. Меня принял сын старого офицера. Он даже снизошел до разговора со мной. Теперь я понимаю, что он флиртовал напропалую. Из всех любезностей, что он мне расточал, я поняла лишь одно, и это был комплимент моей красоте. У женщин всегда ушки на макушке на подобные вещи. Молодой человек был далеко не красавец: его синие глаза глубоко запали, лоб был чересчур выпуклый, нос – короток, цвет лица мертвенно-серый и к тому же кожа его была испещрена оспинами. Вот как выглядел первый мужчина, который обратился ко мне с любовными речами. Вы без труда догадаетесь, что я немного сказала в ответ: я была слишком застенчива, чтобы сказать больше. Бойкий язычок я оставила в деревне, по которой в ту минуту ох как скучала.

Оставив дом морского офицера, я продала оставшийся товар и без происшествий возвратилась в родную деревню. О случившемся я не вспоминала, поскольку была так неопытна, что не придавала большого значения сказанным мне любезностям. Дома матушка спросила, понравилось ли мне в городе.

– Совсем не понравилось, – отвечала я.

– Отчего же, дочка? – спросила добрая женщина.

– Ах, – сказала я, – городские господа вгоняют меня в краску.

Из этого короткого диалога можно вывести, насколько наивна я была тогда. В конце разговора я заявила, что больше в город ни за что не пойду, но мой отец и слышать о том не хотел. Через несколько дней он вновь отправил меня в Гавр.

Моя задача оставалась прежней и, как вы догадываетесь, мне опять надо было доставить продукты на дом к морскому офицеру. Я очень надеялась, что его сына не окажется дома, но хитрец, предполагая, что я приду в следующий рыночный день, уже ждал моего появления. Его привлекало мое хорошенькое личико, а более всего его привлекала моя девственность, насчет которой он строил свои планы. На сей раз мне повезло с ним больше, нежели в предыдущий: он довольствовался лишь пристальными взглядами на меня, отчего я потупила взор, так была в ту пору наивна. Тем не менее я покидала его дом в лучшем настроении, Вообразите мое удивление, когда я повстречала его на возвратном пути в деревню, причем и успела-то отойти от Гавра всего только половину лье.

– Узнала меня? – спросил он, обнимая меня и целуя.

Вместо ответа я пронзительно закричала и попыталась вырваться из его рук, но безуспешно: он крепко держал меня и все говорил, что обожает меня и желает хоть небольшой ответной благосклонности. Красивые слова были мне недоступны тогда, но я позволила ему продолжать свои излияния, от которых я все же получала какое-то удовольствие. Однако я умоляла его оставить меня, но он сказал, что сделает это лишь при одном условии – ежели я его поцелую. Невозможно было противиться ему. Тогда он с необъяснимым пылом поцеловал меня в уста и продолжал целовать довольно долго, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Наконец он отпустил меня, и я вся в слезах продолжила свой путь.

Остаток дороги я размышляла о том, что со мною случилось. Полученные мною поцелуи немало растревожили меня. Я испытывала тайную радость в душе, хотя и не знала почему. Даже воспоминание об этих страстных поцелуях вызвало приятное тепло, которое распространялось по всему телу, сосредоточиваясь на, как сказал поэт, прекраснейшем месте,которому в ту пору я не знала применения. Я не ведала ни о его привилегиях, ни о прелестях, и только время от времени, движимая неодолимой силой, дотрагивалась до него трепещущей, боязливой рукой. Я прижимала его через материю, прикрывавшую его, дабы утолить желание, которое поглощало меня всю целиком. Я пришла к заключению, что городской господин стоит десятка неотесанных деревенских парней, ибо приписала испытываемые мною естественные ощущения воздействию сына морского офицера.

Чем чаще становились мои поездки в город, тем больше убеждалась я в этой мысли. Мой любовник – думаю, что имею право называть его так – делал мне множество искусительных предложений. Он хотел поселить меня в доме своей знакомой, где, по его словам, мы могли бы видеться гораздо чаще и где я получила бы ощутимые доказательства его нежных чувств ко мне. Мало-помалу я впитывала яд его речей. Тем не менее еще три месяца прошло до окончательной капитуляции. Я все время колебалась, но наконец, преследуемая домогательствами молодого человека, уставшая жить в родительском доме, обманутая надеждой на будущее счастье, я решила уступить его желаниям при первой же встрече.

Ее не пришлось долго ждать. Когда, в ближайший рыночный день, я отправилась в город, мой любовник стал приставать ко мне с удвоенной энергией. Сопротивление мое длилось недолго, затем я уступила. Как же он обрадовался возможности обладать предметом столь желанным, как я! Все приготовления были сделаны задолго до того, поэтому он без промедления проводил меня в дом упомянутой знакомой, которая оказалась портнихой. Она жила в отдаленной части города. Именно в ее доме я навсегда рассталась с яйцами, маслом и моей несчастной корзинкой.

До сих пор читатель являлся свидетелем моей простоты и, по правде говоря, тупоумия. С этой минуты я стану совсем другой, ибо лишь Природа будет моей провожатой. Какое благо – следовать ее снисходительным наставлениям и заповедям! Дом портнихи стал первой сценой, на которой я погрузилась в пучину наслаждения; там я вступила в пору ученичества.

Должна признаться, дом этот произвел на меня большое впечатление с первого взгляда. Глаза мои не привыкли к грандиозным зрелищам: хижина с самодельной мебелью допрежь казалась прекрасной. Но когда я сравнила отчий дом с жилищем, которое предложил мне мой любовник, разница бросилась в глаза и я развеселилась: мне рисовалось блестящее будущее и нескончаемое блаженство.

Любовник мой дал мне неограниченное время любоваться тем, чему радовалась моя душа. Затем настала минута, которой суждено было стать роковой для моей девственности. Я прекрасно понимала, зачем он привел меня в этот дом, поэтому я не разыгрывала дурочку или жеманницу. Кроме того, это у меня и не получилось бы, я ведь была так неопытна. Итак, мой любовник поместил ладонь на мое сокровище и ласкал его пальцами столько, сколько захотел. Затем он начал целовать меня, не встретив с моей стороны ровно никакого сопротивления. И хотя ему не пришлось идти против моей воли, оставалось другое препятствие, которое ему предстояло преодолеть. С таким, как у него, размером похитить девственность было нелегко: его член подошел бы скорее немолодой вдове, нежели невинной девушке. Он был толст на конце и тонок у основания. Довольно долго мой любовник пытался ввести его, но не сумел даже раздвинуть срамных губ.

За это время он спустил несколько раз, притом очень обильно, на мои бедра, что, впрочем, оставило меня совершенно равнодушной. В ту пору я не ведала, что любая женщина должна всячески заботиться, дабы не упустить ни единой капли этой драгоценной жидкости. Наконец после часа мучительных попыток удалец взял крепость; он покорил меня, но я при этом испытала такие страдания, что зареклась впредь заниматься этим делом. Я не переставая кричала, вопила и умоляла его прекратить.

– Так-то ты, – рыдала я, – злоупотребляешь моей доверчивостью? Ты, верно, не успокоишься, покуда не увидишь меня мертвой.

Но не успела я произнести эти слова, как ощущения мои волшебным образом изменились: время, казалось, остановилось, щеки зарделись, приятное тепло залило все мое тело и сладкий дурман пронизал все мои чувства. Наконец-то я была дефлорирована!

Так начался самый захватывающий период моей жизни. В то счастливое время я наслаждалась, разочаровывалась, радовалась и печалилась. Да что там говорить! Только тогда начала я жить. После первого опыта все стало казаться мне прекрасным. Читатель скажет: мол, слишком рано. Но разве в шестнадцать лет не пора делать дебют? Если бы я не начала так рано, могла ли бы я сейчас поражать общество своим умением разнообразить удовольствия? Разумеется, не могла бы. Мое скромное мнение таково: пускай люди перестанут порочить то, что должно было быть и было на самом деле моим величайшим счастьем и что заслужило одобрение утонченных знатоков, которое они продемонстрировали, наградив меня почетным титулом Дневной Нимфы или, другими словами, ла Дюмонси, е…ливая.

Читатель, узнав, что я разлучилась с родителями, несомненно, ждет, что я стану живописать их страдания, вызванные потерей дочери, а также меры, которые они предпринимали, чтобы меня вернуть. Вообще-то я вольна обходиться без утомительных подробностей. Пускай будет ясно с самого начала: с той минуты, как я вошла в дом портнихи, мои родители перестали для меня что-либо значить, и больше я о них никогда не слыхала, а если иногда и думала, то единственно лишь с жалостью к их доле и с надеждой, что в один прекрасный день она станет легче. Таким образом я отдавала дань дочерней любви. Верю, что благодаря этим душевным порывам я заслужила с их стороны прощение своего поступка. Однако мое положение казалось мне тогда несравненно лучшим, нежели их, ибо я жила в спокойствии, без забот и тревог, в праздности, граничившей с ленью. По правде, единственным моим занятием было наслаждение амурными забавами с моим любовником. Я не часто выходила на люди, дабы меня не обнаружили и не заставили возвратиться в ненавистную деревню.

Так прошло полгода. За это время я общалась только с моим любовником, за что меня можно было бы назвать добродетельной, ибо как еще величать женщину, прелестям которой отдает должное лишь один мужчина? Однако такое положение дел не могло продолжаться вечно: приближалась минута, когда одного любовника мне стало мало, дабы в полной мере удовлетворить все мои желания. Изведав с ним все авеню любви и истощив выдумку, я с неизбежностью должна была прибегнуть к помощи других мужчин и, к несчастью для него, вскорости мне представилась такая возможность, которой я не преминула воспользоваться. Вот как все случилось.

Молодой офицер, высокий и великолепно сложенный (кажется, он был капитан инфантерии), пришел как-то к портнихе, моей квартирной хозяйке, чтобы заказать себе новую форму. Я случайно оказалась в приемной, и он сразу же положил на меня глаз. Офицер обратился ко мне с галантными речами, известно ведь, что военные имеют к этому особенный талант. Однако он этим не ограничился и стал пристально смотреть на меня, так что мне пришлось потупить глаза, поскольку я не могла долго выдерживать его беззастенчивый взгляд. Это не обескуражило его, – напротив, он догадался спровадить портниху за муслином на обшлага, назвав имя женщины, у которой он, по его словам, уже заказал материю. Еще он добавил, чтобы та принесла муслину столько, сколько необходимо, а он тем временем будет ее ждать, дабы после обговорить все детали. Моя хозяйка, будучи чрезвычайно ревностной во всем, что касалось ее профессии, с готовностью подчинилась требованию клиента и поспешила за муслином, оставив меня наедине с офицером.

Нетрудно догадаться, как сильно я смутилась! Я пошла наверх, к себе в комнату, затем вернулась в приемную, присела, с трудом сохраняя самообладание. Заметив мое замешательство, офицер, конечно же, решил, что покорить меня не составит труда. Он заговорил со мною в угодливо-льстивом тоне, но не получил ответа. Тогда, словно в последней попытке избавить меня от робости, он сказал:

– Взгляните на меня, мадемуазель, умоляю вас!

Я подняла глаза и посмотрела на него. Боже милостивый! Что же я увидела? Смею ли произнести? Да, несомненно. К чему изображать неуместную застенчивость? Едва ли это мне пристало после всего, что я о себе поведала. Так вот: то, что я увидела, было чудовищных размеров приапом. А если проще – самым большим и красивым на свете х…м.

– О, месье! – вскричала я. – Прошу вас, прикройтесь!

– Ну что ж, повелительница моего сердца, – сказал он, – твое желание для меня – закон.

Затем он левой рукой сильно шлепнул меня по ягодицам, а правой принудил меня лечь на диван.

– Когда вы кончите? – гневно спросила я.

– В одно мгновение, моя милая.

И он сразу же овладел моим сокровищем, коротко приласкал его, а затем пронизал его великолепно торчащей иглой, словно я какая драгоценная жемчужина. Он неистово толкался взад и вперед, е…л меня немилосердно и вскоре затопил потоком любовного нектара, что наполнило меня несравненным сладострастием. О небо! Какой неутомимый рыцарь! Его приап, не утратив формы, продолжал свою нелегкую работу, дабы заслужить признание, которое переполняло мое сердце и п…ду. Его обладатель, верно, имел большой опыт общения с женщинами и знал, что с ними иногда следует проявлять умеренную грубость. Я была счастлива так, как не пригрезилось бы и в самых разнузданных мечтах. А разве могло быть иначе? Сперматический напиток изливался мощными струями, выходя из горячих яиц моего обожаемого ё…ря, и вызывал несказанный восторг и сладострастие в каждом закоулке моего тела!.. Так много удовольствия в один раз! Никогда мне этого не забыть. Буду помнить этого галантного офицера до конца моих дней…

Приключения Лауры
(1790)

(Мадам де Мервиль, настоятельница женского монастыря, в котором процветает порок, решает посвятить шестнадцатилетнюю Лауру в тайные радости лесбийской любви. Повесть написана в форме письма отцу Игнатию по прозвищу Геркулес.)

Я вновь посетила Лауру, вознамерившись на сей раз действовать более решительно, нежели при первой попытке. Страсть моя возросла, а вместе с ней и желание. Из слов девушки легко было заключить, что она столь же невинна, сколь мила. Очевидно, она не понимала моих двусмысленных замечаний. У меня в голове созрел план, который казалось несложным исполнить. Я ушла от Лауры и, как только в обитель приехал отец Мудолом, познакомила его со своим замыслом. Я сказала, что помощь его совершенно необходима для успеха всего предприятия. Его никогда не остававшееся без награды уважение ко мне было безграничным, посему он охотно согласился принять участие в осуществлении моего замысла. Я просила его исповедать Лауру и во время исповеди завести беседу на предмет нечистых помышлений. Он должен был исподволь внушить ей желание прочесть некоторые книги, перечислив их названия как запретные, а уж все остальное я взяла бы на себя. Мы по взаимной договоренности назначили исповедь на следующий день.

Какую божественную ночь я провела в объятиях святого отца! Я соглашалась на все, что было продиктовано его развращенной фантазией. С рассветом мы расстались, и прежде чем уйти, он обещал не жалеть усилий, дабы привести мое дело к желательному результату. Рассчитывая на то, что я предоставлю Лауру в его распоряжение после того, как она будет посвящена в наши тайны, отец Мудолом ушел от меня счастливый и довольный.

Утром мне пришлось отстоять службу. Какой долгой она мне показалась! «Однако все желанное дается не без труда», – сказала я себе и терпеливо вынесла страдание. Ах, любезный приор, как ошибаются миряне, полагающие нас образцом целомудрия. Неужели они не понимают, что мы прежде всего женщины и что естество заявляет о себе в нас так же громко, как и в тех, кому их замужнее состояние позволяет предаваться радостям, коих они хотят нас лишить? Я в толк не возьму, почему это заблуждение так прочно укоренилось в людях? Однако пускай легковерные остаются в плену наивных представлений, нам от этого только выгода. Пускай тайна и умолчание окружают прочной стеной наше сластолюбие, и да пусть продолжается маскарад ханжества, обманывающий тех, кто только и желает, чтобы быть обманутыми.

Мудолом сдержал свое слово. После того, как кающаяся Лаура призналась в том, что она трижды побила кошку, топнула ногой, скушала грушу перед причастием и в других детских проступках, которые она, однако, принимала за великие грехи, что изобличало ее невинность, отец приор искусно перевел беседу на нужный предмет. Для наивной девушки это все было что темный лес, она ни слова не поняла из того, что сказал отец Мудолом. Я же, воспользовавшись отсутствием Лауры, вошла в ее келью, где поставила на книжную полку чудесный роман «Философствующая Тереза» [8]8
  Один из самых известных французских эротических романов XVIII века. Считается, что он оказал большое влияние на творчество маркиза де Сада.


[Закрыть]. Роскошный том был иллюстрирован выразительными картинками. Я рассчитывала, что они разожгут любопытство Лауры, и она таким образом попадет в мои сети. Мне оставалось лишь ждать благоприятного момента. Наши кельи разделяла тонкая стена, и в ней я проделала небольшое отверстие, о котором Лаура, разумеется не догадывалась, но которое позволяло мне видеть все, что происходит у нее в келье.

Наконец девушка возвратилась к себе и сразу же преклонила колени перед распятием. Помолясь, она встала и направилась к книжной полке. Новый том привлек ее внимание ярким переплетом. Она открыла книгу и уже не могла оторваться от захватывающих иллюстраций.

Щеки ее зарделись. Я сочла это добрым знаком. Она не знала, что и подумать о необычных позах, а потом вдруг поняла, что это, должно быть, одна из тех книг, о которых предупреждал исповедник. Лаура с омерзением отшвырнула книгу, и этот поступок болью отозвался в моем сердце. Некоторое время девушка оставалась в нерешительности. Ее терзали противоречивые чувства. Затем настроение, которое я так искусно в ней вызывала, начало проявлять себя.

Любопытство возобладало над благочестием: она пересекла комнату и подняла книгу. Очаровательный румянец красноречиво говорил о состоянии ее души. Иллюстрации пленили Лауру. Желание приобрести новое знание заставило ее забыть о лицемерных наставлениях Мудолома. Она положила на пол зеркало, а книгу – на стол. Моей юной ученице хотелось проверить, что мать-природа наградила ее прелестями, подобными тем, которые с таким наслаждением использовали женщины на картинках.

Лаура подняла дрожащими руками юбки и посмотрела в зеркало, дабы удостовериться, что она тоже обладает сим средоточием удовольствий. Любезный приор, вообрази себе, в какое волнение я пришла при виде столь заманчивых красот! Я прильнула к отверстию и всего лишь в нескольких футах перед собой увидела очаровательный холмик и лоно, восхитительнее которого не сыскать на всем свете! Его запечатывали губки, такие розовые и нежные, воистину девственные, опушенные черной порослью, бросающейся в глаза на фоне белоснежных бедер.

По мере того, как она изучала себя, ее выразительные от природы глаза оживились огнем страсти. В этот момент она была женщиной, открывающей в себе чары, которыми поэты наградили Венеру.

Любовное томление, завладевшее ее сердцем, и скромность, заставляющая стыдиться того, что она делает, породили внутри нее конфликт, проявления которого оказались в высшей степени соблазнительными. В конце концов я не вытерпела и покинула свой пост, дабы сменить его на другой, обещавший тысячи новых восторгов.

Естественно, что у меня были ключи от всех келий, включая келью Лауры. Я вошла к ней украдкой, чтобы застать ее в той же позе. Хорошую службу мне сослужила увлеченность, с коей она рассматривала картинки и созерцала свою наготу. Мне удалось отворить дверь, не спугнув девушку. Затем она увидела меня. Ты без труда догадаешься, что она очень смутилась. Вообрази себе ее смятение. Оно привело меня в восторг. Лаура потупила глазки, выискивая взглядом, куда бы спрятать злополучную книгу. Мне хотелось немного позабавиться, посему я с наигранным гневом спросила:

– Мадемуазель, извольте спросить, чем вы занимаетесь?

Лаура в слезах кинулась мне в ноги. По правде, в ту минуту мне не хотелось больше лицедействовать. Я ласково помогла ей подняться, привлекла ее к себе и положила ладонь на ее упругую грудь. Губами я крепко прижалась к губам моей юной питомицы.

Немного помолчав, я произнесла:

– Дорогая Лаура, прошло время, когда я должна была притворяться. Ты достигла такого возраста, в котором уже пора познать счастье, и я хочу теперь лишь одного – чтобы ты поняла, какими сокровищами обладаешь, чтобы опьянела от сладчайшего из удовольствий.

Я проводила ее к кровати и заставила прилечь. Лаура была слишком удивлена и растревожена, чтобы оказать неповиновение. Я покрыла милую девушку поцелуями. Руки мои жадно искали ее непорочных прелестей. Почувствовав, что я приподнимаю ей юбку, она слабо воспротивилась, на что я возразила:

– Божественная Лаура, до сей поры ты не ведала восторгов любви. Мое желание состоит в том, чтобы посвятить тебя в наслаждения, коим ты не должна препятствовать, ибо благодаря своей красоте ты принадлежишь любви. Знаю: все, что я говорю, удивляет тебя, однако мать-природа всегда права. Мы, женщины, подвержены самым необузданным страстям. Отдайся удовольствиям, о которых ты до сей поры знала лишь то, что они существуют, – и ты испытаешь величайшее счастье.

Даже произнося эти слова, я не забывала ощупывать восхитительную маленькую п…ду. Когда я сделала попытку ввести туда палец, Лаура заплакала и закричала от боли, и это напомнило мне о том, что надобно быть осторожной, ибо я имела дело с девственным цветком. Посему я удовольствовалась нежным трением ладони о пухлый холмик. Видно было, что это доставляет невыразимое удовольствие моей юной наперснице.

Она отдалась мне целиком и полностью. Постепенно мы открыли друг другу наши тела. Я безустанно целовала и ласкала ее прекрасно сформировавшиеся груди, белые, точно алебастр. Нежные розовые соски казались мне нераскрывшимися бутонами. Я отдала должное каждому уголку ее тела. Белоснежные ягодицы были упруги на ощупь. Я взяла ее руку и положила к себе на п…ду. Она своим проворным пальчиком чуть не свела меня с ума. Я сказала:

– Лаура, видишь, что во мне ты не встречаешь препятствия, какое есть в тебе. Это – загадка, решить которую поможет тебе наш приор.

О, до чего изобретательна любовь! Кроткая девственница мастурбировала меня просто восхитительно! Часа два, или более, провели мы в таких прелестных играх. Нас поочередно переполняла радость. Затем, когда мы пришли в состояние ясного ума, Лаура сходила за «Философствующей Терезой» и задала мне несколько вопросов. Мы вместе перелистывали страницы, задерживаясь на иллюстрациях. Мужской член особенно привлек внимание Лауры. Я объяснила милой девушке, что в народе его называют х…ем, и указала ей на два небольших шарика, что висят позади детородного органа, сообщив при этом, что они заключены в мешочек из толстой кожи и что медицинское их название – «яички», а просторечное – «яйца». Еще я добавила, что эти яйца полны семени, служащего для размножения рода человеческого. Не забыла я сказать также, что внезапная дрожь, которая пробирала нас, когда мы дотрагивались друг до друга, является результатом движения некой жидкости. Жидкость эта может возобладать над всеми нашими способностями, и ее излияние повергает нас в состояние сладострастного изнеможения, какое Лаура недавно испытала на себе.

Я рассказала ей о том, каким образом мужчина и женщина дополняют друг друга, не забыв упомянуть о милостях, коими природа в равной степени одарила эти разные создания в своем неослабном стремлении соединить их: одному она дала чудодейственный инструмент жизни, в другой – усладительную пещеру, в которой с удовольствием находит приют оплодотворяющий жезл.

Лаура задала мне такой вопрос:

– Но как же этот член может поместиться в столь тесном уголке? Он даже больше, чем перст, а ведь когда вы пытались положить туда палец, мне было очень больно.

– Ах, Лаура! – вскричала я. – Как ты наивна, и до чего же мне приятно давать тебе необходимые уроки! Тебе надобно знать, что Творец создал наслаждения, апостолом коих я являюсь, наиболее совершенным образом. Я воспеваю сии восторги с благоговением и радостью. Твое нынешнее состояние, дитя мое, называется невинным. Ты до сих пор обладаешь тем, что зовут девственностью. Это драгоценный дар, который природа заготовила для мужчины и радости от которого ты его не можешь лишить. Тебе с неизбежностью предстоит немного пострадать, но вслед за тем ты испытаешь острейшее удовольствие. По сравнению с ним те восторги, что достались нам сегодня, покажутся тебе лишь жалким подобием. Ты только что убедилась, как твой палец без всякого труда входит в мой отнюдь не тесный уголок. Так вот, это – последствие той жертвы, о которой я веду речь. Когда-то я была такой же, как ты сейчас, но один любезный мужчина умело сорвал цветок моей невинности, и теперь я способна совокупляться с моими ближними.

– Как это происходит? Мужчина ласкал вас так же, как я?

– Разумеется. Отец Мудолом делает это каждую ночь. И я намерена в ответ на его нежность ко мне позволить ему сорвать цветок твоей девственности. Как видишь, ревность не относится к числу моих пороков.

– Что?! Мужчина… и со мной? Я даже подумать об этом не могу без того чтобы не покраснеть!

– Какая чепуха! В этом мире излишняя скромность может сделать бесполезными даже самые приятные преимущества. Мы рождены для наслаждений. Моя дорогая юная подруга, позволь мне руководить тобою, и в один прекрасный день ты поймешь, как много я для тебя сделала. В сей обители мы можем без опаски предаваться радостям любви. Нам не страшны любопытствующие, которые настырно суют нос всюду, куда их не просят, как это происходит в миру. Я хочу, чтобы ты сегодня же вечером побывала на нашей оргии. Сестры уже знают, что она начнется в восемь часов. Жилой корпус будет специально убран для этой цели, ибо я хочу, чтобы твоя девственность была принесена в жертву с церемонной пышностью и великолепием…

Лаура оборвала меня, умоляя отказаться от моего плана. Она объясняла это невозможностью предстать перед всеми напоказ. Она сказала, что с радостью-де согласится тайно встречаться со мной, как это случилось сегодня, однако выйти на люди не отважится. Я обняла и успокоила бедную девушку ласками, на которые она ответила не менее пламенно.

Больше я не упоминала о своем плане, сосредоточив вместо этого все усилия на его осуществлении. Наступил час вечерни. Мы совершили омовение, оделись, взяли молитвенники, скрестили руки на груди и устремили взгляд долу, и в таком виде отправились исполнять свои обязанности.

Гнусавое, унылое песнопение не оставляло у паствы никаких сомнений, что мы поклоняемся лишь одному божеству и что само имя любви изгнано из сих пределов.

Не скрою от тебя, что все мои мысли были посвящены празднеству, назначенному на сегодняшний вечер. Во время службы я часто отвлекалась, и сестры без труда догадались, о чем я думаю. Когда служба закончилась, я собрала их и открыла им свои планы. Они взяли на себя подготовку оргии.