Текст книги "Арбалетчики в Вест-Индии (СИ)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

Впрочем, вопрос отпал сам собой. Мы не увидели, мы – услыхали. Когда колотят со всей дури в медные или бронзовые листы – тут и дохлый вскочит с перепугу. Прямо как у Ефремова в евонной «На краю Ойкумены». Там мы-то услыхали издали, а каково пришлось тем элефантусам! Тут и густой цепи загонщиков не надо, даже на глаза толстокожим хоботным показываться не надо, надо просто звенеть погромче, да порезче. Ну, ещё в говно слоновое при этом не вступить желательно – когда уже гонишь тех слонопотамов на охотничью засаду. Засада, правда, прямо у нас на глазах разместившаяся, жидковатой выглядит для того ефремовского сценария. Я бы на их месте заранее «противотанковый» рубеж оборудовал – ага, с «ежами» и надолбами как минимум. Володя, тоже прикинув хрен к носу, добавил, что и ров хороший не помешал бы, да ещё и с крутым валом сразу за ним. Ведь как вынесется сейчас перешуганное стадо из лесу – так потопчет же всех на хрен! Обсуждали мы это дело меж собой по-русски, и большинству наших давних сослуживцев даже и переводить на турдетанский не требовалось – так, пару-тройку незнакомых им ещё слов, а чаще и показа жестом за глаза хватало. Но то они, а то тесть!

– Н-ни звизьдьи! – ответил он мне вдруг на корявом, но понятном русском, отчего наши испанцы выпали в осадок, да и мы сами со спецназером недалеко от них в этом отношении ушли…

– Я правильно сказал? – поинтересовался Арунтий уже по-турдетански, расценив наше замешательство по-своему.

– Почти, досточтимый, – сконфуженно пробормотал я, – А в чём я… гм… звижжю?

– У слонов маленькие стада, – просветил нас наниматель, перейдя на финикийский, дабы было понятно и не владеющему турдетанским Харидему, – Редко когда окажется больше десятка. Из них молодых, но не слишком маленьких, подходящих для ловли и обучения, будет два или три, вряд ли больше. Вот их и будут ловить, а остальным дадут уйти.

– Взрослые слоны хуже обучаются, – пояснил нумидиец тоже по-финикийски, – А совсем маленького мать будет защищать до конца, и её тогда придётся убить. Зачем же мы будем рисковать нашими людьми и убивать самок, которые ещё могут принести новых детёнышей? Мы лучше подождём, когда эти подрастут, и возьмём их через несколько лет безо всякого боя со взрослыми.

– А разве они не вступятся за своих подростков? – поинтересовался я.

– Не так, как за маленьких. А их будут продолжать пугать. Если старая самка, которая главная в стаде, будет упорствовать – её убьют. Но чаще стадо и само уходит, когда убедится, что пойманных уже не освободить. Слоны – не очень-то стойкие бойцы…

– Слышь, Макс, я чего-то не догнал – с хрена ли они так уверены, что стадо маленькое? – спросил Володя по-русски, – Сколько ни смотрел про них по ящику – показывали здоровенные стада, под сотню. Ну, несколько десятков минимум. Что за хрень?

– Ну, местным-то виднее. По ящику обычно показывают степных слонов, а эти – лесные, другой подвид. В лесу меньше корма, чем в саванне – большому стаду прокормиться погеморройнее. Оно им надо? Сам ведь знаешь, меньше народу – больше кислороду.

– Но не до такой же степени! Всего десяток – это ж охренеть!

– Я тоже прихренел – думал, больше. Но местным виднее. Наверное, в этих лесах ещё меньше корма, чем в настоящих джунглях…

Потом нам стало не до био-экологических дискуссий – металлический грохот приблизился, а затем затрещали заросли, и на опушку начали выбегать зашуганные им до состояния невменяемости слонопотамы.

Хоть и невелик лесной слон – ну, относительно невелик, по сравнению с его более известным нашим современникам саванновым сородичем, а так – туша и у него впечатляющая. Ведь одно дело на экране элефантуса наблюдать или в цирках всяческих с зоопарками, где они к людям привычные, прикормленные и смирные, а вот так – дикого и ошалевшего, да ещё и в натуре – я бы сказал, что очень сильно на любителя. А ну как моча какому из них в его тупую перепуганную башку ударит, да понесётся прямо на нас! И ведь не один же! Да, начальство оказалось право – прикидочно где-то около десятка. Посчитать точно мы с Володей не удосужились – не до того как-то показалось…

Мы-то думали, что это там, в лесу, загонщики колотят в свои жестяные дребезжалки со всей дури. Но оказалось, что там они колотили вполсилы. Ну, может, в две трети – не в полную, короче. В полную они заколотили только сейчас! Слонопотамы, окончательно ошалев, заметались – даже нас на нашем безопасном расстоянии мандраж пробрал, и как эти снующие между ними нумидийские охотники ухитряются не угодить им под ноги или под шальной хобот – у них надо спрашивать. А они тем временем приступили к ловле. Мне доводилось в своё время читать, как это делалось в Индии и в Бельгийском Конго. Вот так же примерно и нумидийцы действовали, только не в пешем, а в конном исполнении! Бррррр! Мой Негр, хоть и привычен к запаху и виду слонов с самого рождения и с ума не сходит, но под седлом всё-же мелко подрагивает – явно нервничает. Так то с хорошей дистанции, а они там, млять, в зоне непосредственного контакта. Вот что значит обкатка! Но техника работы явно аналогична индийской пешей – заарканить выбранного для отлова слона за ногу – лучше за заднюю, но тут уж как получится – и поскорее к увесистому бревну из числа принесённых и разложенных заранее другой конец прицепить. Если удастся на две или три ноги элефантусу гири эти привесить – ещё лучше. Как раз с тремя молодыми – помельче матёрых и с небольшими ещё бивнями – подростками эти отчаянные сорви-головы такой фокус и проделали. Ну, не всё сами, они арканили, да пешим помощникам свободный конец передавали, а те уж к сучьям брёвен цепляли и вязали. Один споткнулся об натянутую другим слоном чужую верёвку и едва не угодил под ноги мечущейся матёрой слонихе – конным пришлось отвлекать её на себя и уводить в сторону. При этом споткнулась и навернулась со всего маху одна из их лошадей. Всадник успел соскочить и смыться, но его сломавшего или вывихнувшего ногу скакуна разъярённая слонопотамша растоптала в лепёшку.

Тем не менее, опыт охотников сказывался. Не первый раз уже нумидийцы ловили слонов, даже не десятый, надо полагать. Не поручусь за времена флоберовской «Саламбо», автор которой всё-же ни разу не историк, но Сифакс элефантерией уж точно заморачивался и хоть как-то подготовленные кадры Масиниссе в наследство оставил. А тот ещё и от Сципиона часть карфагенских слонов получил – вместе с погонщиками и обслугой, надо думать. Было кому нынешних ловцов хоботных их ремеслу научить, и учёба, похоже, пошла впрок. Трёх заарканенных подростков ловко стреножили, и следовать за убегающим остальным стадом они не могли. Наверное, обошлось бы и в самом деле без серьёзной заварухи, если бы не облажался один из пеших. Какого хрена его понесло к совсем мелкому слонёнку – мёртвый герой-идиот уже не расскажет…

Естественно, дурню пришлось иметь дело с его матёрой мамашей, в которой инстинкт защиты потомства пересилил общий испуг. А разве убежать человеку от слона? Может быть, его бы и спасли конные, если бы в дело не вмешался непонятно как очутившийся среди стада матёрый самец. Этого привлёк отчаянный рёв уже пленённых подростков, и его совершенно не ко времени включившийся инстинкт обязанного защищать своих вожака мог натворить немало бед. Конные отвлеклись на него – умело им занялись, квалифицированно, ловко заарканив, обездвижив точными ударами пик и забросав наконец дротиками. Грамотно завалили, надо отдать им должное, мы с Володей аж прихренели. Но слониха беглеца тем временем догнала и растоптала. А потом напуганное и окончательно деморализованное стадо наконец убежало восвояси, и их, само собой, никто и не думал преследовать. Крысу – и ту без крайней нужды загонять в угол не рекомендуется, а тут слонопотамы! Ага, мелкие лесные, млять!

Таким образом, результатом охоты стал размен – три пойманных молодых слона и один убитый матёрый за одного растоптанного человека и одну растоптанную лошадь. Ушибы, ссадины и пережитый мандраж – не в счёт.

– Не повезло, – прокомментировал Харидем, – Самец всё дело испортил. Обычно они поодиночке и вдали от стад самок с молодняком держатся и в кольцо облавы не попадают, а этот оказался близко и попал. Не повезло…

Пойманных слонов привязали каждого к паре взрослых ручных, специально для этого на охоту и взятых, и пленникам пришлось покорно проследовать с ними в направлении базового охотничьего лагеря, где их быстро отучат дисциплину баловать и порядок хулиганить, а научат быть патриотами и любить родину – Великую Нумидию и её великого царя – ага, в лице назначенного по его повелению погонщика. Наблюдение за этим процессом в нашу «экскурсионную» программу не входило, но скорее всего их там тупо и незатейливо зафиксируют в специальных смирительных стойлах между брёвен и утихомирят голодом или жаждой, как это делают и индусы. Школа-то ведь слонового патриотизма исходно – индийская, и не просто же так погонщиков слонов, давно уже местных, по традиции «индусами» называют. К убитому же самцу начали уже стягиваться вездесущие пятнистые гиены. Наглые – спасу нет. Видимо, частенько им уже доставалась в подобных случаях халявная пожива, и они начали воспринимать её как должное. Но на сей раз на единственную слоновую тушу, не говоря уже о трупе погибшего товарища, у нумидийцев были собственные планы. Падальщикам с помощью копий и дротиков быстро растолковали, что здесь им – не тут.

Самым лакомым в слоновьей туше считается запечённый хобот. Каков он на вкус – это Арунтия надо спрашивать. Хобот достался им с Харидемом, распорядителю охот и самым отличившимся из охотников – по субординации и по заслугам, короче. Ну, это справедливо, тут без обид. Остальным, и нам в их числе, досталась остальная туша – может быть, и не такая вкусная, зато обильная – голодным не остался никто.

– Жестковато, – пожаловался Володя, разжёвывая свою порцию из доставшейся нам с испанцами слоновьей ляжки.

– Да ладно тебе! Зато хоть на зубах чувствуется! – сколько себя помню, мне всегда нравилось жестковатое, а «тающего во рту» я никогда не понимал, – Мясо – оно и в Африке мясо…

Но не на одной только армии базируется военная мощь великих держав. Войско надо оснащать, обучать и кормить, а профессиональное – ещё и должным образом стимулировать. Голый патриотизм ведь вместо масла на хлеб не намажешь. Это с ополчением всё просто – у африканских царьков не забалуешь. Повелит великий и грозный Чака своим зулусам – и со всех подвластных краалей стянутся к нему и вооружённые люди, и припасы для их прокорма. Как вожди краалей всё это обеспечат – то их проблема, великого Чаку ни разу не гребущая. Ну-ка, кто тут у нас не патриот? Ассегай в брюхо, и весь сказ. Так же примерно обстоит дело и у Масиниссы с его пешим и конным ополчением – пусть только попробует кто не явиться, когда горячо любимая родина под знамёна призывает! Но то с подневольным ополченцем, которому велено быть патриотом, и хрен он куда от этого денется. А профессиональный патриотизм ещё и стимулирования требует, и не одним только грозным окриком. Профессионала его ремесло кормить должно, иначе он или сбежит, иди с голоду сдохнет, и хрен ли тогда от него толку? Даже свой, для которого ты – и великий, и грозный, и вообще персональное олицетворение горячо любимой родины. А с чужими и вовсе без звонкой монеты конструктивного разговора не получится – что им твоё величие, если ты скуп или неплатежеспособен? Чем вооружать хотя бы тех профессионалов, когда с собственным нормальным оружейным производством в Нумидии напряжёнка? Только из-за бугра покупать за звонкую монету, будь ты хоть трижды великий и грозный. Как выразился кто-то из больших и уважаемых шишек, для войны нужны три вещи – деньги, деньги и ещё раз деньги. Экономика, короче, должна быть… Нет, я уже всё сказал. Именно – должна быть. Какая – это уже вопрос второй, лишь бы денег при этом на все царские хотелки хватало.

Когда собственное сельское хозяйство примитивно, ремесло едва наметилось, и с нищих подданных много не сдерёшь, но есть многочисленная и подвижная конница и есть более слабые соседи – ход экономической мысли правителя такой страны очевиден. Тем более, что и изобретать-то, собственно, ничего не требуется. И в реальной истории нумидийцы не упускали случая прогуляться в набег на юг – за чёрными рабами. Теперь же великодержавная политика Масиниссы потребовала таких финансовых затрат, что любительские набеги лихой молодёжи подвластных родов покрыть их не могли принципиально. И работорговля стала для Нумидии делом государственной важности – с соответствующим размахом и организацией. Мы со спецназером выпали в осадок, когда увидели многочисленные вереницы бредущих на север к морским портам африканских пленников и четвероногой живности.

– Они же так всю Африку опустошат на хрен! – прифонарел Володя, – Куда они только сбывают такую прорву черномазых?

– В основном – в Карфаген. Ты разве не обратил внимания, как на невольничьем рынке прибавилось негров и насколько они там подешевели? – я-то был в курсе заранее, поскольку этот вариант событий мы с тестем просчитывали.

– Так вроде, по городу-то негров-слуг больше не стало…

– А кому нужны в качестве слуг эти орясины? Их карфагенские перекупщики оптом скупают. Догадываешься, кому перепродают?

– Так, так… Если только для простых и тяжёлых работ… Римлянам, конечно! На рудники?

– Ну а куда ж ещё-то? Мы же турдетан из-под носа у римских работорговцев перехватили, а Миликон ещё и продолжает это славное и полезное дело. А кто-то ведь должен вгрёбывать и дохнуть вместо них на рудниках Нового Карфагена и Кордубы? Почему бы и не эти, раз римляне более рациональной работы организовать не могут?

– Да ясный хрен, пускай лучше эти! Я только вот чего прикидываю – вы с тестем не слишком перемудрили? В реале ведь черномазых в Африке начали вылавливать только где-то с шестнадцатого века. Ну, когда в Америку их возить начали.

– То уже Европа подключилась. А так – арабы их пачками ловить начали, когда халифат ихний образовался. И тоже морили самым идиотским образом. Я вон у Гумилёва в своё время вычитал, как они в Месопотамии пытались засолённые ещё с вавилонских времён почвы восстановить. Прикинь, погнали толпу этих черножопых врукопашную соль с земли в корзины собирать!

– Они что, гребанулись? Её ж вымывать надо, и воды на это хрен напасёшься!

– А хрен ли эти дебилоиды понимали? Увидели соль, въехали, что ни хрена не растёт из-за неё – ну и до чего хватило мозгов додуматься, то и отчебучили.

– И чем кончилось?

– Восстанием зинджей – так они негров называли. Представляешь, сколько их перед тем на этой дурацкой работе передохло? Кто ж такое вытерпит? Их, конечно, в мелкий салат тогда покрошили, но и с этим долбогребизмом потом быстренько завязали.

– Так тогда смотри, чего получается. У нас уже сейчас этих чумазиков вот эти вот нумидийские абреки вылавливают – и хорошо вылавливают, масштабно. До хрена ли после них останется? Арабам-то тех остатков хватит?

– Дык, на всё ж воля Аллаха, милостивого и милосердного, гы-гы! Ты за них сильно переживаешь?

– Да хрен с ними! Но кто-то ведь, помнится, говорил, что историю менять нам нежелательно?

– Говорил, говорю и буду говорить. Историю Средиземноморья, в котором живём мы и будут жить наши потомки. Основные события и основные персоналии должны в идеале оставаться неизменными, дабы всё в основном шло так, как написано у великого Тита Ливия и иже с ним. Чем правильнее будет оставаться наше послезнание – тем лучше для нас и для нашего потомства. Вот скоммуниздили мы, к примеру, у Рима испанских рабов – надо других взамен предоставить, а то ведь хрен его знает, как там та история пойдёт, если римляне испанского металла недополучат. Вот это мы и делаем. А Африка – хрен с ней. На что она повлияет в ближайшее тысячелетие? Арабам меньше чёрных рабов достанется? Ну так меньше роскошествовать будут – ага, скромнее надо быть.

– А если эти всех повыловят? Видишь же сам, как они взялись за это дело.

– Всех хрен повыловят. Те ведь тоже не совсем уж без мозгов. Увидят, что дело – дрянь, прикинут хрен к носу, да сами дальше на юг подадутся – поближе к экваториальным джунглям с их малярией и мухой це-це. Выгонят оттуда бушменоидов и сами обоснуются – подальше от нумидийских ловцов двуногого скота. А заодно, глядишь, и внутренние районы Сахары выжигать под посевы проса и вытаптывать своим скотом станет некому. Гринписа ведь на них нет – пущай уж нумидийцы за него поработают. Им же надо экономическую мощь Великой Нумидии крепить!

8. Порностудия

– Макс, мать твою за ногу! Аккуратнее! Фокусировку всю на хрен сбил! – облаял меня Серёга из-под полога своего монструозного сооружения, представлявшего из себя усовершенствованный вариант камеры обскуры, подогнанный под наши задачи.

– Пытаюсь! – честно ответил я ему, – Думаешь, легко быть аккуратным на этом шатком угрёбище, которое ты называешь стремянкой? Тут не рухнуть бы на хрен!

На этом издевательстве над самой идеей стремянки приходится иной раз буквально балансировать ногами и туловищем – где уж тут за фокусировкой уследить! Руки-то ведь заняты обе – моим же собственным раскрытым телефоном, с экрана которого Серёга там внизу честно пытается перерисовать изображение на большой лист папируса…

– Так! Замри! Ага, на полпальца выше подыми! О! То, что надо! Вот так и держи! – нет, этот фантазёр явно всерьёз полагает, что я могу НЕПОДВИЖНО держать аппарат в ТАКОМ положении всё то время, пока он соизволит перерисовать с экранной проекции подробную физическую карту Пиренейского полуострова! Ну, не всю, хвала богам, это я утрирую, только нужной нам его юго-западной части, но и на ней ведь до хренища всякой нужной, но вот прямо сей секунд – весьма утомительной хрени. Но для него это творческая работа, а я ему тут – что, штатив изображать должен?

– Юля, подай мне вон те планки – подложу под аппарат, – какого, спрашивается, хрена этот хрендожник сам до этого не допетрил!

– Макс, млять, ты там – что, танцуешь на стремянке?! – взвыл тот, когда Юлька взобралась мне на помощь с планками, и лестница заходила при этом ходуном.

– Ага, медленный танец, хи-хи! – тут же прикололась эта оторва, – Ну-ка, Макс, обними меня покрепче! Оооооо! Класс! Аахххх!

– Млять! Уррроды! – взревел Серёга снизу. Он, конечно, понимает, что эта мучительница его разыгрывает – на самом деле мои руки по прежнему заняты телефоном, а вовсе не выпуклостями евонной благоверной, но стремянка-то шатается, и изображение у него на папирусе пляшет, а у него ведь там уже не так уж и мало перерисовано!

– А будешь выступать – мы сейчас вообще «Ламбаду» станцуем! – пригрозила ему Юлька.

– Я вам станцую, млять!

– Так, он ничего не понял! Ну-ка, Макс, держи меня покрепче, не урони! Ага, вот так! Аахх! Оооооо! Уфф, класс! Ааааахххх! – на самом деле мы в это время, давясь от едва сдерживаемого смеха, аккуратно сооружали из планок и дощечек подставку для моего перевёрнутого экраном вниз коммуникатора, но эта стерва ведь ещё и в натуре пританцовывала на ступеньке лестницы, изображая приведение угрозы в исполнение!

– Млять! Ну вас на хрен, задолбали! Я тут сексом занят, а они там…

Тут уж мы не выдержали и расхохотались.

– Кстати, Серёга, ты мне анекдот напомнил! – осенило меня по ассоциации, – Слухай сюды! Студент в комнате общаги дрочится с курсачом – обводит уже готовый чертёж тушью. К нему заглядывает однокурсник: «Ну ты тут и засел, ботаник хренов! Хочешь потрахаться вволю?» Тот ему: «Ясный хрен, хочу!» Этот берёт пузырёк с тушью и плещет ему на чертёж: «Вот теперь – трахайся!»

Юльку пришлось на сей раз в натуре подержать, чтоб не навернулась вместе со стремянкой, да и Серёга там, кажется, чего-то опрокинул:

– Макс, млять, предупреждать же надо! А если бы я сейчас зеркало раскокал на хрен?

– Не пугай! Хрен ты его раскокаешь, оно бронзовое!

– А, точно! Вылетело из башки! Не, ну вас на хрен – перекур!

Он выбрался наконец из своего сооружения, и мы с наслаждением подымили – вдвоём, поскольку Юлька «этот горлодёр», каковым ей представлялся настоящий заокеанский табак, курить не могла. Это ей не слабенькие тонкие сигареты с ментолом! В отместку она прочитала нам лекцию о вреде курения, которую мы встретили особо смачными затяжками.

– Кстати насчёт зеркала! Твоя тебе уже, конечно, нажаловалась на меня? – спросила меня Юлька, – Я ведь на денёк только просила, а получилось – неделю уже держим…

– Ну не получается быстро, – добавил Серёга, – Пока все подробности прорисуешь – сам видишь…

– Понял, не парься. Когда Велия мне рассказала, я же сразу въехал и разжевал ей, что этот «денёк» затянется минимум на месяц, а ещё вероятнее – вообще с концами. Мы с ней на следующий же день пошли и другое купили, так что это оставляйте себе и работайте с ним спокойно.

Самое смешное, что «изобретать» примитивную камеру обскуру нам так и не пришлось. Иначе хрен её знает, сколько бы мы до неё додумывались. Мы ведь поначалу сушили мозги над диапроектором, но обломились – для полноценного объектива требовалось две хороших оптических линзы, у меня же была только одна – из нашего современного мира, взятая из раскуроченного объектива кинопроектора, от которой я прикуривал. Местные же, которые мне сделал из горного хрусталя Диокл, при всём его мастерстве и старательности, даже у него выходили всё-таки кривоватыми – на подзорную трубу лучшие из них ещё кое-как с грехом пополам сгодились, но для точного оптического объектива не подходили категорически. Мы ломали головы, что тут можно придумать, когда как-то на прогулке увидели представление заезжих александрийских фокусников – ага, как раз с камерой обскурой, роль которой играла затемнённая палатка с маленьким отверстием в одной из её матерчатых стенок. Никакой навороченной оптики, просто дырка! За несколько медяков попали на «сеанс», въехали в принцип, казавшийся темным обывателям чародейством, и поняли, что это – путь к решению нашей проблемы. Но оказалось, что это только его начало. Зеркало тут нужно позарез. То, что изображение в камере обскуре перевёрнуто вверх ногами – хрен с ним, лишь бы перерисовывалось нормально, а готовый рисунок можно ведь потом и снова перевернуть. Но это если пейзаж, скажем, рисуешь, от которого не точность, а красота и художественная реалистичность требуется. Или, допустим, поясняющие текст рисунки из учебника – сложные, но не теряющие своего смысла при их зеркальном отображении. Ведь тут принцип-то какой? Местами меняются абсолютно все стороны спроецированного предмета или картинки. И в результате – даже после возвращения с головы обратно на ноги – получается именно зеркальное отображение, то бишь право с лево меняются местами. Пока Сёрега рисовал всякую полезную мелочёвку типа устройства той же «багдадской» батареи – это принципиального значения не имело. Но потом он добрался до карт, и не игральных, а георгафических. А кому, спрашивается, нужна такая географическая карта, у которой запад на востоке, а восток – на западе? Нет, чисто теоретически-то можно пользоваться и такой, но на практике – это же запросто мозги сломаешь всякий раз её мысленно переворачивать! Вот такую хрень как раз и помогает исправить расположенное наклонно хорошее зеркало. Меняя местами верх и низ изображения, оно оставляет на местах его бока, возвращая ему тем самым его прежний первоначальный вид. Отображённая на папирусе карта с экрана становится нормально читабельной, с правильным расположением сторон света. Хотя, на мой взгляд, гораздо проще было бы разместить всю эту систему не вертикально, а горизонтально…

– Макс, ты сам-то хоть понял, чего сказал?! – взвилась Юлька, когда я озвучил Серёге эту идею.

– А я как по-твоему собирался сделать? – отозвался тот, – Да только разве ж этой докажешь?

– Ещё не хватало! – Юлька даже традиционно руки в боки упёрла, – Это у тебя, Макс, хоромы, а мой и так-то половину комнаты занял своей порностудией!

– Ну, ты скажешь тоже – половину…

– Ну, четверть – куда ж больше-то? Это, между прочим, жилое помещение!

По моей прикидочной оценке камера не занимала и шестой части комнаты, не так уж и сильно, кстати, меньшей, чем в моих «хоромах», но Серёга прав – разве ж этой докажешь?

– А почему порностудия? – поинтересовался я исключительно для перемены темы. Подозрение-то у меня имелось – сам ради хохмы частенько говорил в компании не «сфотографироваться», а «спорнографироваться». Но оказалось, что и тут я попал пальцем в небо…

– А потому! Видел бы ты, чем он тут занимался, пока вы по заграницам катались! Самую настоящую порнуху рисовал! С натуры, представляешь? Вот с этой, – Юлька ткнула пальцем в заглянувшую на шум довольно симпатичную служанку, – А тебе что здесь нужно, бесстыжая?! Марш на кухню и не смей мне тут подглядывать!

– Прямо так уж и порнуху?

– Я проверял качество изображения с твоей линзой, – пояснил Серёга, которому я как раз перед отъездом в Нумидию и оставил её как раз для этой цели, – Ну и, чтоб интереснее было…

– Ага, чтоб интереснее было! Макс, тебе показать, в каком виде эта бесстыжая перед моим кобелем позировала?! – эта оторва даже изобразила попытку расстегнуть фибулы на плечах…

– Ты чего, охренела?! – выпал в осадок её благоверный.

– А почему бы и нет? Рабыне можно, а мне нельзя? Это с какой же стати, а?!

– Ладно, уговорила. Порностудия – так порностудия, четверть комнаты – так четверть, главное – работает, – урезонил я её.

– Я же не виноват, что папирус не просвечивается, – добавил Серёга, – Была бы нормальная бумага – я бы рисовал с той стороны, на просвет, и даже зеркало не понадобилось бы…

– А что тебе мешало бумагу изобрести? Даже я знаю, что в ней ничего сложного нет – опилки, да клей, да на ровной поверхности скалкой раскатать и высушить…

– Юля, уймись. Какая в сраку бумага? – вступился я, пока наш геолог хватал ртом воздух от возмущения её тупизмом, которого не мог доказать ей сходу на пальцах, – Будь это так просто – давно бы сделали. Но так только толстую и неровную грубятину сделаешь, которая тоже просвечиваться не будет.

– Ну, я же не про кальку говорю. Ватман хотя бы.

– Ага, ватман тебе хотя бы… О! Слухайте сюды, анекдот вспомнил! Покупатель заходит в канцтовары и говорит продавцу: «Мне нужен ватман.» Тот ему: «Ватман в отпуске.» Покупатель: «Да нет, мне для кульмана.» Продавец: «Кульман на больничном.» Этот: «Да нет, мне чтоб с рейсфедером…» Тот: «Рейсфедер в командировке.»

Посмеялись, угомонились, разжевал ей наконец, что и для нас сей то ли фриц, то ли еврей – Ватман который – тоже в отпуске, да ещё и неопределённой длительности. Это же целая индустрия! И поверхность должна быть идеально ровной, и валик для раскатывания по ней бумажного «теста» должен быть идеальной цилиндричности – не кривым, не волнистым, не бочковидным и не седловатым. Ведь не скалка же для пельменей, в самом-то деле! Как такой сделать без нормального токарного станка с суппортом? По уму его и прошлифовать в центрах после обточки не помешало бы, но о круглошлифовальном станке даже не мечтаю, как и о плоскошлифовальном для получения ровного плоского «стола» под раскатку «теста» – зачем зря расстраиваться? А ей – «ну хотя бы уж ватман» подавай, гы-гы!

– Ну, погрубее немного, лишь бы просвечивалась. У тебя же токарный станок есть? – переключилась она теперь на меня.

– Ага, по дереву. Без суппорта, резец руками держать. Если тебе скалка для пельменей нужна – обращайся.

– А может, не надо? – взмолился Серёга, – Ты думаешь, она тесто ей катать будет? Ага, дождёшься от неё! Она ей, скорее, меня по жбану звезданёт, когда распсихуется из-за какой-нибудь хрени!

– Успокойся, я тебя и так затроллю, хи-хи! – прикололась Юлька, – Без всякой скалки! Я вам про другое толкую – чем вал для прокатывания от скалки отличается?

– Ну вот, опять по второму кругу! – простонал её затюканный благоверный.

– Не опять, а снова! И вообще, я не тебя, бестолочь, спрашиваю! Так чем, Макс?

– Юля, я же тебе в натуре русским языком разжёвывал. Точностью. Если не размеров, то хотя бы чисто геометрической. Кривоватой скалкой ты тесто для пельменей или там для слоёного пирога раскатаешь. Тут в одном месте миллиметром толще, рядом миллиметром тоньше, там опять миллиметром толще – тебе это тесто не просвечивать, а есть – после того, как испечёшь. Ты и разницы-то, скорее всего, на глаз не заметишь. Плевать на погрешность диаметра, плевать даже на конусность, но для прокатывания даже не хорошей, а просто приемлемой чертёжной бумаги внешняя образующая вала должна быть ровной прямой. Тут десятые доли миллиметра принципиальную роль играют, а ты их кривой и волнистой скалкой для теста прокатывать предлагаешь.

– Но у тебя же там твой старый грек чего-то там такое делает и по шаблонам проверяет…

– Ага, бронзовый вал. И делает его уже вторую неделю, и боюсь, что ещё столько же с ним провозится.

– Но ведь сделает же когда-нибудь? Вот им и бумагу катать!

– Юля, мать твою за ногу! Ты луку съемши или просто охренемши?! У меня квалифицированнейший человек занят сложнейшей для этого примитивного дикарского оборудования работой, которую молодому доверить нельзя! Старик, который в нашем мире давно бы уже сидел дома на пенсии – ага, поплёвывая в потолок или играя в домино с соседями во дворе – трахается с этим валом уже вторую неделю! И ты мне на полном серьёзе предлагаешь ТАКУЮ работу на какую-то хрень пустить?! А ещё – даже если бы я вдруг и свихнулся с ума до такой степени – на чём катать? Можно, конечно, притереть каменную плиту по другой, такой же. Намолоть наксосского наждака в тонкую пыль, замешать её с топлёным жиром – и притереть плиты друг по дружке с этой абразивной пастой. Плоскость будет. Но это тоже многодневный секс, от которого нормальный человек уже на третий день взвоет и убьётся об стенку. Оно мне надо – подобрать искуснейших людей с золотыми руками, чтобы задрочить их тупым долбогребизмом?

– А чем ты своего суперуникального старика сейчас занял? – ехидно съязвила эта оторва.

– Ага, именно этим самым и занял, – мрачно подтвердил я, – И это только начало дальнейшего бурного и продолжительного секса. Потом он будет корпеть над разметкой винтовых линий, по которым будет припиливаться – ага, вручную, напильниками – ходовая трапецеидальная резьба. Ну, предварительное черновое пропиливание канавы с основным съёмом металла я, конечно, молодым поручу, но окончательную припиловку, в чистовой размер – опять Диокла напрягать придётся. Пилите, Шура, они золотые…

– Обыкновенный винт?! – поразилась Юлька.