Текст книги "Skins (Молокососы) (СИ)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Я посмотрела на него из кухни и слегка похлопала в ладоши. Томас увидел меня и подмигнул в ответ.

Пока мама вешала его куртку в шкаф в прихожей, я пошла ставить цветы в воду.

– Так, – сказала мама, когда вошла в кухню с Томасом, идущим позади. – Идите в гостиную и посмотрите телевизор. Я принесу что-нибудь попить. Домашний лимонад пойдет, Томас?

– Было бы здорово, Миссис Мун, спасибо.

Томас сияюще улыбался ей.

– Не переживай, – прошептала я, как только мы устроились на диване. – У меня в банке для варенья есть водка.

Он усмехнулся.

– Умница моя, – прошептал он. – А твоя мама хорошая женщина.

Когда я почувствовала его бедро здесь на диване, рядом с моей ногой, мои внутренности превратились в апельсиновое желе. Мой любимый. Пообедав спагетти карбонара и яблочным пирогом, мы все сытые уселись в гостиной с полными животами. Только в моем еще летали бабочки.

Мама в это время уже обычно ложилась спать, так что я подумала, что пора приступать к решительным действиям. Она встала из-за стола и начала мыть посуду, Томас рванул помогать.

– Спасибо, не надо, – сказала мама. – Тебе, наверное, надо идти домой. Я и не заметила, что уже так поздно.

– Если честно, мам, – сказала я. – Я тут подумала, раз уже так поздно, может быль эм... может, Томас может остаться у нас ночевать?

Я закрыла глаза и быстро снова их открыла. Улыбка сползла с маминого лица.

– Я так не думаю. Томасу надо домой, – сказала мама более чем спокойно. – Это был прекрасный вечер.

Она встала и пошла в прихожую, чтобы взять его куртку. Наверное, я налила слишком много водки в мой лимонад, потому что я почувствовала себя абсолютно бесстрашной.

– Мы с Томасом любим друг друга. И мне уже почти восемнадцать, – выпалила я, как гонщик Спиди Гонсалез, зная, что это уже не имеет никакого значения.

– Панда, – прошипел Томас, потянув меня за руку, как только я двинулась к ней. – Панда, перестань.

Я оттолкнула его руку. Уже нет пути назад. Мама вернулась обратно в комнату с каменным лицом.

– Нет, Пандора, ты ставишь в неловкое положение и меня, и Томаса, – сказала она ледяным тоном. – Это мой дом, и я говорю, что ты не можешь оставлять у себя мальчиков на ночь. Это было и будет так, даже когда тебе исполнится двадцать восемь или тридцать восемь.

– Было приятно познакомиться, миссис Мун, – сказал Томас, осторожно пробираясь к выходу. – Спасибо за вкусный ужин.

Я попыталась было схватить его за руку, когда он проходил мимо, но он увернулся.

– Томас? – я пристально посмотрела на него.

– Пока, – ответил он сухо. Все шло не так, как я планировала. Томас пытался одеть свою куртку и одновременно открыть дверь. Он даже не оглянулся. И ушел.

В тот момент я хотела просто лечь на ковер и биться в истерике. Я даже не знала, как я могу теперь все исправить.

– Я пошла спать, – сказала мама. – Наверное, нам стоит забыть об этом инциденте.

– Я, блять, уже не ребенок! – воскликнула я. – Не надо больше обращаться со мной как с ребенком.

– Пандора, посмотри на себя. Ты еще маленькая, – вздохнула мама. – Ты еще не готова... к половой жизни.

– Да нет, мам. Я уже это сделала, – я стояла и видела, как ее глаза стали по пять рублей.

– Что ты уже сделала?!

– Я уже занималась сексом, мама. И в этом нет нихуя страшного.

– Может уже прекратишь материться? – мама приблизилась ко мне, ее лицо побледнело. – Ушам своим не верю. Мне стыдно за тебя.

– Я уже не маленькая девочка, – я не могла остановиться. – Я уже почти совершеннолетняя.

– Ты думаешь, секс делает тебе взрослой, что ли? – мама подошла еще ближе, ее уже колотило. – Это не так, каждая дура может заняться сексом, – она натянула на себя кардиган, как бы обняв себя. – Это все те девочки, с которыми ты общаешься. Они на тебя плохо влияют.

– О, мам... – я расплакалась. – Я ведь понимаю себя.

– А я вот хочу понять.

Я вытерла слезы с лица.

– Ты просто не знаешь, какая я на самом деле. Ты застряла в своем времени. И я уже сыта по горло, изображая из себя того, кого ты хочешь видеть.

Мама было раскрыла рот, но ничего не сказала.

А потом из гостиной были слышны только звуки телевизора, что означало, что мы с мамой официально поссорились.

В конце концов она сказала:

– Ну, раз уж ты говоришь, что тебе скоро восемнадцать, и если ты уже повзрослела, то, может быть, будешь жить с кем-нибудь другим? – она повернулась, чтобы подняться наверх. – Теперь можешь делать всё, что хочешь.

– Мам, – я разрыдалась. – Ну пойми меня!

– Спокойной ночи, Пандора, – она поднялась по лестнице, не взглянув на меня. – И выключи свет, когда уйдешь, пожалуйста.

Я стояла в холле, уставившись в пол, примерно 10 минут. Я дрожала. Конечно, все эти разговоры о взрослении имеют свои последствия. Мама не хочет, чтобы я оставалась в ее доме такая, какая есть, а я не собираюсь меняться. Так что ничего не оставалось делать, кроме как уходить. Сегодня.

Я на цыпочках поднялась наверх, взяла свою старую спортивную сумку и бросила туда несколько шмоток, зубную щетку и зарядник для телефона. Потом я тихо спустилась вниз и позвонила тете Лиззи из гостиной.

– Конечно, ты можешь остаться у меня, Панда, – сказала она.

– Только на ночь.

– Только предупреди свою маму, где ты.

– Конечно.

Я яростно начеркала маме записку и нарисовала грустную рожу. Это для ее же блага.

Naomi

Четверг. 20 августа. Спальня Эмили

Эмили закинула свою руку мне на грудь, ее губы двигались, шепча что-то непонятное во сне. Я положила свою руку на ее – маленькую, гладкую – и погладила. Это было очень ласково. Я не спала всю ночь. Не просто потому, что мы просыпались каждый час, чтобы прильнуть друг к другу, но потому, что мысли роились в голове. Я была обеспокоена. Я хотела очень многого и сразу, но это казалось невозможным.

Что-то должно было произойти. Я осторожно спустила одну ногу с кровати.

– Наоми, – сказала Эмили сонно. Я повернулась к ней – один глаз был закрыт, другой смотрел на меня.

-Я хочу пить, – сказала я тихо, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. Она сонно улыбнулась и перевернулась на другой бок.

Я дошла до окна, посмотрела на кольцо домов, которые создавали тупик. Аккуратно расправленные шторы, блестящие автомобили около дверей. Чисто и убрано. Я отошла и стала рассматривать подоконник. Куклы Барби десятилетней давности стояли в ряд в одном углу, кольцо с дешевыми стразами висело на пластиковом запястье.

Затем разноцветные лошадки со спутанными волосами, украшенные нейлоновыми ремнями, убранными за уши одной их них. Розовое пушистое сердце лежало на боку – еще один пережиток прошлого Кэти. Кто-то неаккуратно вышил "С Днем Святого Валентина, любимая" в середине. Боже.

Кровать Кэти была украшена игрушками, на ней лежала ночнушка – если можно назвать полосу атласа ночнушкой. Над кроватью – плакат Дэвида Бекхэма в плавках от Армани, стикер-сердечко над его выпяченной промежностью. Комната была вроде какого-то жуткого храма педофила. Это была не комната подростка.

Это был притон для ночевки двенадцатилетних. Хреновых недоразвитых двенадцатилетних. Как Эмили это выдерживает? Эту крошечную постель, пробуждение рядом с Кэти каждое утро? Это душит. Я подумала о своей комнате,которая казалась огромной по сравнению с этой. Мой большой дорогой футон, на который я зарабатывалала все лето, работая в Топшопе по субботам. Мое винтажное одеяло. Лампа. И над кроватью моя новая картина Ротко.

Я спустилась вниз, чтобы попить, и включила чайник. Я хотела сделать нам по чашке чая, чтобы прийти в норму. Пока я ждала, когда вода закипит, волнующие мысли вернулись в мою голову. Я была так рада видеть Эмили вчера, так чертовски круто снова быть с ней рядом.

Так безрассудно прикасаться и исследовать ее тело, все так же ново и захватывающе. Если бы мы могли просто остановить время и остаться в этом лете навсегда. Не двигаться вперед. Это движение меня пугает.

Я размешивала чай и смотрела, как оса бьется об оконное стекло. Не напугает ли меня будущее еще больше?

Я понесла чай наверх, отворила дверь ногой. Эмили зашевелилась, когда я вошла, посмотрела на чай и приподнялась. Она выглядела свежей и цветущей, она довольно улыбнулась.

-Эта кровать чертовски нелепая, Эм, – сказала я, поставив кружку на столик, – мои ноги свисали с нее всю ночь.

–Прости, детка, – она сделала глоток. – Я полагаю, мы могли бы пойти в родительскую комнату.

Она посмеялась над моим ужасающимся лицом.

-Но я не думаю, что тебе нравится эта идея.

Я усмехнулась:

-Ты правильно думаешь.

Я легла рядом с ней, поглаживая ее рукой.

-Хотя все было не так уж плохо. Пальцы мерзли, вот и все.

Она радостно улыбнулась.

– Эти чертова поездка наконец закончилась, – сказала Эмили более бодро. – Я не могла дождаться, чтобы увидеть тебя.

– Взаимно, – ответила я. – Это была пытка.

– Но сейчас она закончилась, – сказала Эмили счастливо,– с этого момента – куда идешь ты, туда иду и я.

Она хлебнула еще чаю.

– И наоборот.

Я подумала о нашем разговоре с Кираном. Поморщилась. Я не хочу думать об этом сейчас, но мысли не покидают меня. Я покачала головой, чувствуя себя запутанной.

– В мире есть столько всего для нас, – Эмили продолжала. Она поставила пустую кружку на стол. – Для нас, чтобы мы проделали это вместе. Перед универом, работой и ответственностью.

Она закрыла глаза.

– Жду не дождусь.

Я беспокойно улыбнулась.

– Однажды это произойдет, -сказала я. – Давай наслаждаться настоящим.

Я остановилась.

– Мне лучше побыстрее вернуться домой, мама просила меня сходить с ней в магазин и помочь принести несколько растений.

Как я уже говорила, я чувствую, когда Эмили больно, даже если этого нельзя увидеть. Я посмотрела на нее сверху вниз. Она неуверенно улыбнулась, но снова прижалась ко мне.

– Не уходи пока, детка, – сказала она тихо. – Побудь еще немного со мной.

Я крепко обняла ее и поцеловала в нос.

– Хорошо. Я останусь еще на чуть-чуть.

Pandora

Пятница. 21 августа. Дом тети Лиззи, Бристоль

– Панда, дорогая, – сказала тетушка Лиззи, наливая нам по чашке чаю и протягивая мне печеньку. – Ты уверена, что Анджеле нравится то, что теперь ты живешь тут?

Я засунула печеньку в рот целиком. Обычно я люблю убирать у нее верх и сначала съедать джем, но я с недавних пор сама не своя. Я проглотила печеньку.

– Мы с ней сейчас не в ладах, – ответила я. – Надо ее проучить, тетушка Лиззи.

Она подняла бровь и отхлебнула чаю.

– Неужели, дорогая? И как же ее надо проучить?

– Ну, – я посмотрела на печеньки, раздумывая, не взять ли еще одну. – Ей надо понять, что я уже не та маленькая девочка, которой она с легкостью может управлять.

Я сдалась и схватила еще одну печенюшку.

Тетушка Лиззи выглядела так, как будто ее кто-то незаметно щекотал.

– Но ты ведь такой для нее и останешься. Её маленькой девочкой.

Она отклонилась назад, держа кружку и блюдце двумя руками.

– Для нее это нелегко.

Я нахмурилась.

– А мне тогда что делать? Я ведь стою на пороге взрослой жизни, – ответила я, с точностью повторив выражение, которое вычитала в одной из книжек по профориентации в школе.

– Она должна уважать меня, мои границы и всё такое.

– Что за границы? – ласково улыбнулась мне тетушка Лиззи. Я ее обожаю. Лучше бы она была моей мамой.

– Чьи границы-то?

– Думаю, мои.

Я закончила поедать вторую печеньку, хотя у меня все еще было желание съесть целый пакет таких же.

Если честно, я не до конца понимала то, о чем говорила, но звучало красиво.

– Я хочу, чтобы она поняла, что я – женщина, у меня есть права на свою личную жизнь и меня нужно уважать.

– А разве маму не нужно уважать? – спросила тетушка Лиззи, сузив глаза. – Ты должна ее уважать.

Я посмотрела на нее.

– Что?

– То, дорогая, – спокойно сказала она, – что и твоей маме нужно уважение. За то, что она тебя вырастила, воспитывала тебя, беспокоилась о тебе.

– Да она просто не хочет, чтобы я куда-нибудь уехала, – сказала я. – Была бы ее воля, я бы бегала за ее юбкой до тех пор, пока мне не стукнет тридцатник.

Я покачала головой.

– Нет, так не будет.

– Думаю, таким образом ты причиняешь ей боль.

– Это она причиняет мне боль, – упрямо ответила я. – Это мне больно.

– Просто потому, что она не хочет, чтобы вы с Томасом развратничали?

– Ну да. Да. Поэтому.

– И почему тебя это так волнует?

Меня все это начинало напрягать.

– Я думала, ты на моей стороне?

– Теперь, Панда, – сказала тетушка Лиззи, поставив чашку на стол, – твой ответ дал мне понять, что твоя мама права. Более чем права.

Я закрыла глаза. Если бы я была Халком, то сейчас была бы уже на второй стадии превращения. Растущее тело разорвало бы одежду.

Я встала. Как я уже говорила, я люблю тетушку Лиззи и не хочу с ней ссориться.

– Я пойду прогуляюсь, – сказала я ей. – Чай был восхитительный. Спасибо.

Я вышла из гостиной и решила посидеть в саду на своей любимой лавочке. Посмотрела вверх, на небо. Такое голубое. А я такая одинокая. И возбужденная. И в непонятках.

Я позвонила Томасу. У него как раз сейчас должен быть перерыв. Он со мной не разговаривал с тех пор, как я сюда переехала, я ему тоже не звонила.

И только сейчас я поняла, как глупо было уйти из дома.

– Томас, – прошептала я.

– Пандора? – с опаской ответил Томас. – Что случилось?

– Я скучаю по тебе, булочка.

Я закрыла глаза.

– Я прошу прощения за прошлую ночь, – добавила я. – Я ведь старалась ради нас обоих. Понимаешь?

Он вздохнул.

– Нет, Пандора. Я не понимаю.

– Но мы же хотим, чтобы нас уважали как пару, – ответила я.

– В смысле?

– Нам надо заниматься тем, чем обычно занимаются парочки.

Томас вздохнул еще глубже.

– И что, например? Веселиться? Быть добрыми друг к другу? Целоваться?

Я улыбнулась, по телу прокатилась теплая волна.

– Да. Много-много целоваться. Трогать друг друга и...

– Пандора, – резко прервал меня Томас. – Я на работе.

– Ты же хочешь сделать это со мной, да? – спросила я немного испуганно. – До сих пор хочешь?

– В какой-то момент хотел, – сказала он холодно, – а теперь не очень. Это ведь расстроит твою маму.

– Тебя больше заботит моя мама, чем я, – сказала я, начиная плакать. – Почему она для тебя так важна?

Садовник тетушки Лиззи, ухаживающий за изгородью чуть дальше, взглянул на меня, услышав мой крик.

– Ладно, – успокоила я себя. Я всё поняла.– Но ты же придешь ко мне? Пожалуйста.

А в ответ тишина.

– Ладно. Сегодня вечером я загляну к тебе. Но просто чтобы поговорить, ясно?

– Ясно! – ответила я. – Приходи после работы, в шесть?

Я уже закончила разговаривать, но все еще держала телефон в руках. Томас уже не сможет мне противостоять, когда увидит меня. Он поймет, что сопротивление бесполезно. Еще одно выражение, которое я вычитала. Говорит само за себя.

Thomas

По дороге к тетушке Лиззи, позже

Я шел к Пандоре с тяжелым сердцем. Используя прекрасную английскую фразу, можно сказать, что Пандора повторяет одно и то же как пластинка, которую заело.

Для меня она красива и чиста. В ней нет недостатков. В моей родной стране такие девушки очень ценятся. Я злился на Кука – это он вдолбил ей в голову идею о том, что для мужчин она просто тело.

Мой недавний разговор с Джей Джеем прояснил для меня кое-что. Не то чтобы я доволен произошедшим между ней и Куком. Но есть такая поговорка: чего только в жизни не случится.

Хотя, если честно, отчасти я против того, чтобы мы с Пандой занялись любовью из-за того, что Кук уже успел побывать в ней до меня.

Прибавьте к этому помешательство Панды на этом и поймете, почему я так настроен. Я бы хотел поговорить с ней нормально, без всяких упоминаний о сексе. Я бы хотел, чтобы Панда поняла, что она творит. Но я всё больше начинаю сомневаться, что когда-нибудь это случится.

Я пришел как раз чуть позже шести. Тетушка Лиззи была очень рада меня видеть и тепло и крепко обняла меня.

Она с осторожностью посмотрела на Панду, которая прыгала с ноги на ногу позади нее.

– Я оставлю вас наедине, – сказала она ей. – Но буду тут, поблизости.

Она мне подмигнула.

У меня даже не было времени, чтобы снять плащ – Пандора подбежала ко мне и обняла. Она положила руки мне на спину, затем начала ее поглаживать.

Мне очень хотелось ответить ей тем же, было так хорошо снова чувствовать её близость, но я устоял. Я легонько оттолкнул ее от себя.

– Давай присядем, – сказал я, указывая на диван. – Давай.

Она примостилась рядом со мной, и я приобнял ее одной рукой.

– Я так рада тебя видеть, – прошептала она мне куда-то в район груди. – Я только о тебе и думала.

– Я тоже, – ответил я, поглаживая ее руку. – Для меня это так сложно.

Она привстала.

– Эта глупая корова. Вечно мешает нам осуществить желаемое.

Она ударила диванную подушку.

– Мама ведет себя как ребенок.

У меня даже челюсть отпала от удивления.

– Твоя мама ведет себя как ребенок?

– Ну да. Знаешь, это как-то не по-взрослому – хотеть, чтобы твоя дочь навсегда оставалась ребенком.

Я рассмеялся, хотя веселого было мало.

– Боже, Пандора. Ты ничего не понимаешь.

Она удивленно взглянула на меня.

– Да это ты ведешь себя как ребенок, – тихо сказал я. – Так отчаянно хочешь секса.

Я легонько потер свои бедра руками, но остановился сразу, как только заметил, что она голодными глазами смотрит на мои телодвижения.

– Мы же выше всего этого. Ну, это я так думал. Теперь я уже не уверен.

– Да что за хуйня с тобой происходит? – спросила она.

Она встала и начала мерить щагами гостиную.

– Парни всегда хотят секса. Это нормально.

– Некоторые парни, – холодно ответил я. – Но не я. И не сейчас.

Она посмотрела на меня.

– Что значит твое «не сейчас»?

– Не с такой девушкой, которая ценит секс превыше всего, – я встал и пошел к вешалке, чтобы забрать своё пальто.

– Я был об этой девушке лучшего мнения.

– Томас, нет, – сказала Пандора. – Пожалуйста, не уходи.

Она начала плакать, но я уже открыл входную дверь.

– До свидания, – крикнул я тетушке Лиззи, которая подслушивала в коридоре. – Был рад вас видеть.

– Пока, Панда, – сказал я перед тем, как закрыть дверь. – Береги себя.

Pandora

В постели, еще позже

Не могла я есть этот пирог с рыбой. Вообще-то, это мой любимый.

Я легла в кровать в девять часов, прихватив с собой Эдгара, мою плюшевую панду, и лежала, глядя на луну через брешь между шторами. В десять часов я включила свет и решила послушать Girls Aloud на своём айподе. В половину одиннадцатого я взяла телефон и начала просматривать фотографии Томаса.

Я вспоминала, как мы веселились и беселись на Брэндон Хилл. Обнимались, целовались. Он всегда выслушивал мои бредни, и при этом я не чувствовала себя идиоткой, как это обычно бывает у меня с другими людьми.

В одиннадцать часов я отправила смску Эффи. В ответ она отправила «Не будь дурой».

Я подумала о том, как Томас изменил мою жизнь. Мне не хочется возвращаться к старому образу жизни. Я подумала о маме, о ее лице, на котором отражались горе и боль.

Тетушка Лиззи была права. Я – та еще глупышка.

В половину двенадцатого я глубоко вдохнула и набрала его номер. После множества длинных гудков он наконец ответил. Я услышала звук телевизора на заднем плане.

– Алло?

– Я была дурой, Томмо, – прошептала я в трубку. – Вела себя как ребенок.

Томас не отвечал. Я решила продолжить. Терять-то уже было нечего.

– Тетушка Лиззи сегодня говорила об уважении. Она сказала, что я не уважаю свою маму.

Я проглотила слюну.

– Но и тебя я тоже не уважаю. Да ведь? Не уважаю твои желания?

Я закрыла глаза.

– Это так, – наконец сказал Томас. – Но, Панда, больше всего ты не уважаешь саму себя.

Он помолчал.

– Ты ведь мне не веришь, не веришь тому, что я люблю тебя и без секса. Ты не веришь тому, что в тебе есть что-то еще.

Я подумала о Куке.

– Может быть, – ответила я.

– Но в тебе это есть. Я так считаю. У меня есть тысяча причин, чтобы любить тебя.

– Томас, – я начала плакать. – Я возвращаюсь домой к маме. Я собираюсь перед ней извиниться.

– Подожди, – сказал Томас и повесил трубку.

В полночь я лежала на кровати, усеянной мокрыми от моих слез салфетками, когда вдруг раздался стук в дверь.

– Спокойной ночи, тетушка Лиззи, – сказала я, потому что не хотела, чтобы она входила.

Но тут дверь открылась, и появился Томас. Он подошел к кровати и смахнул все мокрые салфетки на пол.

– Могу я прилечь с тобой, Пандора? – спросил он, снимая обувь. Потом футболку и, наконец, джинсы. Я кивнула и отодвинулась, чтобы освободить место. Он лег и крепко меня обнял, потом поцеловал в шею. Я погладила его спину.

А потом я почувствовала, как его руки нежно снимают с меня футболку. Он начал целовать мой живот.

У меня аж дыхание сперло, когда он начал ласкать мою грудь.

– Пожалуйста, Панда, можешь снять свою пижаму? – спросил он мягко. – Для меня.

Effy

Суббота. 22 августа. Квартира Флоренс

– Это ты, Антея?

– Нет, Флоренс, – осторожно сказала я. – Это я, Эффи.

Я была одета в больничный халат для гостей.

– Эффи! Как мило. Входи, входи. Дверь открыта.

Я открыла дверь. Флоренс лежала на огромной кровати лицом ко мне. Занавески были задернуты, комната освещалась лишь тусклой прикроватной лампой. Флоренс попыталась было приподняться на кровати.

– Не двигайся, – сказала я, с беспокойством глядя на ее лицо. Одна его сторона немного опустилась вниз, уголок рта также был опущен. Она вдруг прикрыла рукой именно эту сторону лица как будто пряча ее. Мне стало страшно. Так же страшно мне было тогда, когда я навещала папину маму, свою бабушку, в больнице. Только тогда мне было лет восемь. Флоренс выглядела такой усталой и слабой.

– Не пугайся, малышка, – сказала она, немного поправив свою ночнушку. – Этот чертов приступ резко меня состарил.

Она с заметным усилием рассмеялась. Я подошла ближе и присела на край кровати. Флоренс смотрела на меня своим обычным пристальным взглядом.

– Так, – промолвила она. – Как твои дела? Антея сказала, что у тебя гостья. Мне жаль, что нам с ней не пришлось повидаться. Вы как следует повеселились?

Сначала я даже не смогла ответить. Боже. Меня захлестнуло чувство одиночества. И вины. Я была виновата в том, что так по-свински вела себя с Кэти. Виновата в том, что сижу здесь, здоровая, с больной старой женщиной, которая, в отличие от меня, совсем не злобится.

Я чувствовала себя униженной. Униженная. Это что-то новое в моем словарном запасе, если он у меня вообще есть.

– Ага, – выдавила я из себя наконец. – Ниче так.

Флоренс вопросительно на меня посмотрела.

– А как дела с остальным? – спросила она. – Когда ты в последний раз видела Альдо?

Я была так рада, что в комнате горела только лампа, потому что я чувствовала, как мгновенно покраснело мое лицо.

– Недавно, – осторожно ответила я. – На его вечеринке.

– Он хороший человек, – сказала она задумчиво. – И он, и твоя мама. Они так обо мне заботились последние несколько дней.

– Неужели?

У меня все сжалось в животе.

– Он много времени с тобой проводил?

– Да они оба, – ответила она. – Они были тут вместе, не разлей вода.

Она наклонилась вперед.

– А твоя мама знает, как всеми управлять, ага? Заставила его чистить ванну вчера.

Она села обратно и восстановила свое дыхание.

– Думаю, он к такому не привык. Его бывшая жена была слабовольной.

– В смысле? – спросила я, хотя была не уверена, хочу ли я вообще про это знать.

– Ну... она была такой пассивной. Даже можно сказать покорной. И поэтому случившееся после и было такой неожиданностью.

– А что случилось?

– Она заявила ему, что влюблена в другого.

Флоренс покачала головой.

– Он был опустошен.

– Бедный Альдо, – сказала я. Хотя я не совсем так думала.

– Да, бедняжка, – сказала она. – Но... ты ведь никогда не знаешь, что случится?

Она мне подмигнула.

– Нет, – улыбнулась я, поняв ее намек. – Не знаешь.

Внутри меня росла надежда.

– Любовь нечаянно нагрянет, – продолжала она, – когда ее совсем не ждешь.

Она вздохнула.

– Конечно, у меня уже все позади. Очень жаль. Я должна быть счастлива тем, что вообще живу.

– Ну не знаю, Фло, – я хитро посмотрела на нее и слегка толкнула ее ногу. – Думаю, ты еще на многое способна.

– Ах ты негодница! – Флоренс игриво улыбнулась мне. – Должна признать, я была бы не против еще немного поплясать, Эффи. Небольшой вальсик, например.

Она помолчала.

– Ну ты меня поняла, да?

– Хорошая идея, да, – сказала я, смеясь и в то же время гадая, как она так быстро сумела заставить мою грусть полностью исчезнуть.

Внутри меня все просто ликовало, блять. Ушло разочарование и то гребаное чувство, когда сам себе кажешься загнанным зверьком. Теперь всё было по-другому.

У Флоренс вдруг начали слипаться глаза.

– О, я так устала, – пробормотала она. – Любовь повсюду. Я от нее устаю.

Я встала с кровати.

– Я пойду, а ты спи, Фло, – сказала я. – Я завтра приду снова.

– Эффи, – вдруг сказала она, хватая меня за руку. – Такое случается, ты же знаешь.

– Что случается?

– Любовь, потери, – сказала она сквозь уже наступающий сон. – Нужно просто это все принять.

Она улыбнулась, отпустила мою руку и помахала своей в воздухе.

– Принять и все такое.

Я кивнула.

– Кажется, я тебя поняла.

Я оставила сонную Флоренс и домой направилась чуть ли не вприпрыжку. Мама готовила что-то на кухне, напевая себе под нос. "Улыбайся и терпи, – сказала я себе. – Ты должна быть великодушной".

– Привет, – сказала она. – Как дела у Флоренс?

– Прекрасно, – ответила я, садясь на стул. – Она мне нравится.

– Она хитрая старая птичка, – сказала мама. В кои-то веки она не выглядела страшной. Или это все из-за тепла из духовки?

Что бы это ни было, выглядела она счастливой. Мы тут все, блять, счастливые.

– Да, думаю, она мудрая.

Я взяла в руку тертый пармезан и засунула его в рот. Только тогда я заметила, что стол накрыт для троих.

– Кто-то придет к нам обедать? – спросила я, заранее зная ответ.

Мама попробовала пасту вилкой.

– Альфредо, – беспечно ответила она.

– Бедный парень. Он в последнее время так старается ради Флоренс. Он зачах бы, если бы я его не кормила.

«Лучше бы ты покормила его, а затем проваливала и оставила нас в покое», – подумала я.

– Я сама могла бы приготовить что-нибудь, – сказала я, теперь мне уже не было так весело.

– Очень мило, – сказала она рассеяно, – Но это будет быстрее... и аккуратнее... если это сделаю я.

– Ну, я принесу немного вина, – сказала я.

– Не нужно, – она вылила пасту в тарелку, – все уже сделано. Ты просто сиди и отдыхай.

Ага, как бессильный ребенок.

– Ты тут у нас хозяйка бля, да? – спросила я слишком резко. Но она не заметила. Была слишком занята смешиванием ее гребаного соуса с ее гребаными макаронами.

Я налила себе немного вина и выпила половину бокала до того, как он постучался в мою дверь.

– Привет, – сказал он, целуя меня в обе щеки, когда я открыла дверь. – Рад, что ты пришла, поешь с нами.

– Я тоже рада.

Я прислонилась к двери, загораживая ему путь.

– Я купил отличное вино, – он поднял бутылку и придвинулся ближе.

– Я думаю, мы заслуживаем того, чтобы опьянеть от хорошего вина, – сказал он, – не так ли?

– Да, – ответила я.

Волнение нарастало. Я хотела зацеловать его до смерти.

– Определенно.

– Это за нас, – сказала мама позже, чокаясь со мной и Альдо. – За новое начало.

Она посмотрела на нас с Альдо.

– Для всех нас.

– Безусловно – сказал Альдо, смотря на меня. – Для всех нас.

Я залпом допила вино, чувствуя эйфорию. Я едва могла поверить в это, но я позволила себе влюбиться и была вознаграждена.

– Я собираюсь пойти покурить – сказала я. – Ладно?

Мы закончили есть. Мама засуетилась, чтобы сделать кофе, в то время как Альдо неуверенно предложил помыть посуду.

– Ты все утро чинил раковину у Флоренс, – ответила он. – Сядь уже, блин, ладно?

– Хорошо, сеньора, – серьезно сказал Альдо. Он мне подмигнул. Конечно, это отнюдь не то, чего я хотела – не маленький уютный семейный обед, но хотя бы кое-что.

Я бросила на него взгляд через свои ресницы. Потом скрутила себе косяк и подкурила от одной из маминых старомодных свечей. Затянулась, сбросила пепел.

– Даже голова кружится.

– Да – сказала мама, наливая кофе в маленькие кружки. – Эффи в курении хороша.

– В то время как ты, блять, Белоснежка, – сказала я, затягиваясь снова. – Милая, заботливая мамочка.

Мама взглянула на меня, сузив глаза.

– Ты убиваешь клетки своего мозга, – сказала она, показав на косяк в моей руке. – Однажды ты проснешься чертовым овощем.

– Типа картошкой, что ли? – по-детски спросила я. – Или брюссельской капустой?

Мама закатила глаза.

– Некоторые люди скуриваются очень быстро, – сказала она. – Может быть, ты одна из них.

– Ну сейчас-то с Эффи все хорошо, – сказал Альдо. – Прекрасна как никогда.

Я чувствовала, как моя голова качается из стороны в сторону.

– Хорошо, – сказала я. – Только красоты недостаточно.

Я ему улыбнулась. Мне казалось, что он от меня куда-то удаляется.

Я посмотрела на косяк и помахала им в его сторону.

– Так ведь?

Я заметила, как по его лицу пробежала тень неудобства. Он забрал у меня косяк и потушил его.

– С тобой все нормально? – спросил он тихим голосом. Я слышала, как и мама что-то говорила, но не могла разобрать ни слова. Я отклонилась назад в своем кресле.

– Мне надо в дамскую комнату – сказала я, вставая.

Я попыталась выйти. Блять, вино или травка подействовали слишком сильно. Я попыталась идти спокойно, но врезалась в кресло Альдо.

– Стой – сказал он, его рука была на моей талии. Я стояла неподвижно, наслаждаясь тем, как его длинные пальцы движутся по моему бедру.

– Не проводишь меня до туалета? – сказала я, положив свою руку на его. – Думаю, я немного перепила.

– Отведи ее, – раздраженно сказала мама. – А то еще разобьет свою голову о раковину.

– Если хочешь, можешь зайти со мной, – прошептала я неуверенно, как только мы подошли к ванной. – Поможешь мне снять штанишки.

Альдо засмеялся коротко и нервно. Я облокотилась на дверь и притянула его руку к себе.

– Ну давай, – сказала я. – Не говори мне, что не думал об этом.

Он опустил свою руку, чтобы взять мою.

– Ты милая, но очень запутавшаяся девочка, – спокойно сказал он.

– Я не запутавшаяся, – сказала я. – Я точно знаю, что происходит.

– Эффи, – он сильнее сжал мою руку. – Пожалуйста, не делай этого.

– Ладно, – кивнула я – Я буду хорошей девочкой, обещаю. Для тебя.

Он отпустил руку и провел ей по своим волосам.

– Пора спать, – сказал он – Я очень устал, увидимся завтра. Хорошо?

– Ага, – сказала я, глядя на то, как он шел на кухню через коридор. – До завтра.

Когда я вышла из душа, я слышала только то, как мама гремела сковородками на кухне.

– Спокойной ночи, мам, – сказала я. – Я иду спать.

После паузы мамин голос тихо произнес.

– Спокойной ночи, Эффи, – ответила она. – Сладких снов.

Воскресенье, 23 Августа. Виа Сан Анджело, утро

– О Господи, il mio amore, mio amore.

Моя рука застыла над дверной ручкой ее спальни, мгновенно превратившись в холодный камень из-за охватившего меня ужаса, как только я услышала его голос и поняла, что происходит. Его голос. Их вздохи. Я проснулась рано и, увидев свет из-под ее двери по пути в ванную, остановилась посмотреть, в порядке ли она.