Текст книги "Внезапный удар"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

ИЗЪ ЗАПИСОКЪ ФЕЛЬДМАЙОРА ФУКСА.

Узкая шифрограмма все время ползетъ змѣйкой передъ моими глазами изъ аппарата. Бумажная лента кругами ложится на полу у моихъ ногь. За спиной вотъ уже часъ стоитъ новый командующій воздушными силами генералъ фонъ Ритенфельдъ. Онъ смѣнилъ старика фонъ Беткова, который послѣ нападенія англичанъ на Фюртъ-Нюренбергъ, ушелъ. Жалъ старика, онъ былъ совсѣмъ не плохимъ начальникомъ. Правда, требовательнымъ, заставляющимъ работать иногда больше, чѣмъ слѣдовало, но что дѣлать. Теперь его убрали куда-то въ тылъ, въ главную квартиру, завѣдывать всей военно-авіаціонной промышленностью. Я знаю характеръ фонъ Беткова. Эта работа не по нему, но старикъ смирился. Старая школа. Недаромъ онъ на службѣ уже сорокъ лѣтъ, и навѣрное, авіацію любитъ больше, чѣмъ свою семью и домъ. Новый командующій – боевой генералъ. Онь еще въ коицѣ прошлой войны заслужилъ названіе «Аса», хотя былъ совсѣмъ еще мальчишкой. По словамъ его сослуживцевъ, у генерала приходятъ иногда въ голову замѣчательныя идеи, но почти всегда онѣ связаны съ большимъ рискомъ. Фонъ Ритенфельдъ, къ сожалѣнію, не отличается, какъ я замѣтилъ, тѣмъ широкимъ кругозоромъ, какимъ обладалъ старикъ Бетковъ. Онъ входитъ во всѣ детали, и мнѣ жаль начальника штаба, сбившагося съ ногъ. Новый командующій требуетъ отъ него докладовъ не только о работѣ отдѣльныхъ эскадръ, по даже о полетахъ отдѣльныхъ эскадрилій. Онъ самъ теперь читаетъ шифрованныя телеграммы съ участковъ фронта. Для меня, правда, это легче, не нужно возиться, составляя ежедневныя докладныя записки, не нужно выуживать изъ массы деталей главное.

Вотъ хотя-бы сегодня: цѣлый часъ генералъ стоитъ за моей спиной, слушая какъ я съ ленты перевожу ему утренній рапортъ начальниковъ отдѣльныхъ эскадръ и докладныя записки завѣдующихъ горючимъ. По временамъ я слышу за спиной недовольное бурчанье, а иногда даже крѣпкое слово, когда какой-нибудь изъ полковниковъ дѣлаетъ явно тактическую ошибку или глупость.

Аппаратъ продолжаетъ выстукивать:

«...командующій южнымъ секторомъ авіаціонной группы доноситъ, что сегодня утромъ пятьсотъ девяносто девятой эскадрильи, получившей заданіе уничтожить прифронтовые аэродромы противника, удалось во время воздушнаго боя заставить снизиться одинъ тяжелый бомбовозъ противника. Точка. Взятыхъ плѣнныхъ: одного штабъ-офицера, двухъ лейтенантовъ, четырехъ механиковъ и радiотелеграфіста, – пересылаю въ штабъ. Точка. Бомбовозъ въ полномъ порядкѣ. Точка. Доношу о состояніи горючаго...»

– Вотъ это прекрасно, – услышалъ я за спиной голосъ генерала, – великолѣпно. Майоръ, что вы скажете? Вѣдь это первый случай, когда летчики заставляютъ снизиться непріятельскій бомбовозъ. Это большое достиженіе. Телефонируйте срочно командующему южнымъ секторомъ, чтобы онъ отправилъ немедленно въ распоряженіе главнаго штаба воздушныхъ силъ командира эскадрильи, сдѣлавшаго этотъ подвигъ. Я хочу его лично допроситъ. Интересно. Очень интересно...

Черезъ четыре часа мнѣ пришлось присутствовать при рапортѣ командира 500 эскадрильи. Такъ какъ это былъ одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ за послѣднее время подвиговъ, я его застенографировалъ почти съ точностью.

«...Въ шесть часовъ утра я получилъ приказаніе отъ командующаго южнымъ секторомъ подняться. Выйдя на поле я увидѣлъ, что подъ деревьями бомбовозы спѣшно грузились бомбами и патронами, а экипажи быстро скрывались въ рубкахъ машинъ. Черезъ нѣсколько минутъ, сбросивъ по звеньямъ маскировочныя сѣтки и чехлы, мы оставили аэродромъ, взявъ направленіе на багрово-сѣрый горизонтъ фронта. Полетъ протекалъ въ почти нормальной обстановкѣ. Набравъ высоту до четырнадцати тысячъ метровъ, мы пролетѣли линію фронта въ тотъ моментъ, когда на горизонтѣ показалось солнце. Бомбардировка намѣченныхъ аэродромовъ № 3 и № 4 не дала положительныхъ результатовъ, такъ какъ бомбы средняго калибра непригодны для пораженія такихъ цѣлей. Онѣ не имѣютъ той разрушительной силы, которая бы сметала батареи зенитной артиллеріи, защищенной, по моимъ наблюденіямъ, стальными колпаками. Послѣ первыхъ же попаданій намъ навстрѣчу поднялись эскадрильи французскихъ среднихъ бомбовозовъ и истребителей. Во время боя я потерялъ три машины. Послѣ этого моя эскадрилья полетѣла нѣсколько назадъ, и французскіе бомбовозы очутились надъ нашей территоріей. Во главѣ флагманскаго звена намъ удалось оттѣснить одну оторвавшуюся машину французовъ. Во время одной изъ атакъ на ней были подбиты хвостовые и расположенные въ крыльяхъ пулеметы. Бомбовозъ оказался обезоруженнымъ, и я на свой страхъ и рискъ предложилъ командующему воздушнымъ кораблемъ по радіо сдаться и слѣдовать курсомъ на востокъ. Чтобы сильнѣе воздѣйствовать, двѣ изъ моихъ машинъ стали прижимать француза къ землѣ. Должно быть видя, что у него не остается другого исхода, французскій бомбовозъ послушно взялъ указанный мною курсъ и подъ охраной моего звена благополучно спустился на аэродромъ № 804 въ южномъ секторѣ фронта».

– Великолѣпно, капитанъ, – подымаясь съ кресла и протягивая руку, сказалъ улыбаясь Ритенфельдъ. – Вы знаете, взятый въ плѣнъ бомбовозъ далъ мнѣ одну замѣчательную идею, я бы сказалъ прекрасную идею. Ее только слѣдуетъ разработать, детально разработать. Вы свободны, капитанъ, можете воспользоваться трехдневнымъ отпускомъ.

Во время обѣда мнѣ удалось слышать разговоръ между начальникомъ штаба и командующимъ. Когда было подано кофе и закурили сигары, командующій обратился къ начальнику штаба со слѣдующимъ предложеніемъ:

– Генералъ, какого вы мнѣнія относительно слѣдующаго маленькаго сюрприза для французскаго командованія. Взятый сегодня въ плѣнъ бомбовозъ является послѣдней моделью. Если мы закажемъ нашей авіаціонной промышленности, – ну скажемъ эскадрилью въ двадцать четыре машины подобнаго типа, снабдимъ ихъ бомбами и радіоаппаратурой автоматическаго управленія на разстояніи и отправимъ ихъ въ гости къ французамъ.

– Идея не плоха, ваше превосходительство, – отвѣтилъ начальникъ штаба, затягиваясь сигарой. – Совсѣмъ неплоха. Если бы еще можно было незамѣтно пропустить ее въ тылъ и дать ей спикировать надъ какимъ-нибудь заводомъ, который работаетъ надъ снабженіемъ арміи. Получилась бы куда болѣе страшная картина, чѣмъ бомбардированіе съ высоты четырнадцати тысячъ метровъ.

Командующій ничего не отвѣтилъ, задумчиво смотря въ уголъ.

– Мысль совсѣмъ неплоха, – сказалъ онъ черезъ нѣсколько минутъ.

Этотъ разговоръ глубоко запалъ мнѣ въ голову. Дѣйствительно, идея, поданная генераломъ, была совсѣмъ недурна. Въ теченіе нѣсколькихъ дней я детально разработалъ эту мысль, и, когда она совсѣмъ созрѣла, то мое рѣшеніе подхлестнула одна изъ телеграммъ, полученная изъ главной квартиры.

«...Срочно донести, какія имѣются возможности для участія авіаціи въ прорывѣ, намѣченномъ на 6-ое сентября...»

Выбравъ свободное время, я явился съ докладомъ къ командующему воздушными силами. Передавая телеграмму штаба, я разрѣшилъ себѣ доложить генералу фонъ Ритенфельду.

– Ваше превосходительство, я имѣю смѣлость доложить вамъ о зародившемся планѣ помощи авіаціи войскамъ въ будущемъ прорывѣ.

Командующій поднялъ на меня удивленно глаза.

– Ваше превосходительство, эта мысль была навѣяна мнѣ вами же, а именно, путемъ созданія эскадры бомбовозовъ, управляемыхъ по радіо, которая должна спикировать на вражеской территоріи. Я нѣсколько уточнилъ и разработалъ эту идею, и, если вы прикажете, ваше превосходительство, то разрѣшите вручить вамъ докладную записку.

– Интересно. Съ удовольствіемъ прочту ее, но сейчасъ было бы желательно, чтобы въ краткихъ словахъ вы доложили мнѣ объ этомъ планѣ.

– Дѣло въ слѣдующемъ, ваше превосходительство, авіаціонные заводы изготовляютъ эскадрилью въ двадцать четыре машины, которыя являются копіями захваченнаго нами французскаго бомбовоза. Онѣ грузятся за счетъ отсутствующаго экипажа бомбами не только разрушенія, но и глубинными.

– Зачѣмъ глубинными? – удивленно спросилъ генералъ.

– Мысль моя, ваше превосходительство, слѣдующая: командующій этой эскадрой, управляемой съ аппарата, а не съ земля, подымается вмѣстѣ съ ней и направляетъ бомбовозы на участокъ фронта, назначенный для прорыва. Вмѣсто того, чтобы пикировать эскадру надь какимъ-нибудь заводомъ или аэродромомъ, командиръ эскадрильи бросаетъ ее на бетонные форты укрѣпленной линіи противника. Бомбы глубинныя и разрывныя летятъ внизъ. Разрывныя дѣлаютъ воронкѵ, въ которыхъ рвутся глубинныя выводя изъ строя всѣ подземныя укрѣпленія противника. Вотъ вкратцѣ моя мысль.

По мѣрѣ того, какъ я говорилъ, лицо командующаго становилось все оерьезнѣе и серьезнѣе.

– Благодарю васъ, майоръ, отъ моего имени и имени родины. Ваша идея заслуживаетъ сугубаго вниманія, и я немедленно передамъ главной квартирѣ вашъ планъ, который открываетъ новыя возможности для авіаціи.

– Ваше превосходительство, если вы разрѣшите, то я просилъ бы васъ назначить меня командиромъ будущей ударной эскадрильи.

– Я подумаю, майоръ.. Потрудитесь позвать ко мнѣ начальника штаба.

Черезъ часъ меня вновь вызвали въ кабинетъ командующаго.

– Майоръ Фуксъ, мы обсудили вашу докладную записку и нашли, что проведеніе въ жизнь плана, предложеннаго вами, вполнѣ возможно. Высказанное вами желаніе стать во главѣ эскадрильи мною тоже одобрено. Сегодня же безъ промедленія вы откомандировываетесь для подробнаго доклада главной квартирѣ. Въ принципѣ она согласна съ нашими доводами. Остаются только детали. Начальникъ штаба вамъ дастъ указанія и срочный заказъ военно-авіаціонной промышленности. Пакетъ будетъ заготовленъ и послѣ доклада въ главной квартирѣ вы передадите его генералу фонъ Беткову. Желаю вамъ успѣха. Досвиданія.

ЭСКАДРА ВОТАНА.

Мой докладъ былъ внимательно выслушанъ начальникомъ штаба главной квартиры и вызвалъ только нѣкоторыя сомнѣнія въ возможности незамѣтнаго перелета эскадры бомбовозовъ подъ моимъ управленіемъ черезъ линію фронта. Вѣрнѣе, приближенія къ линіи фронта, такъ какъ французское командованіе вело непрерывное наблюденіе за подъемомъ и нахожденіемъ воздушныхъ силъ. На помощь пришелъ начальникъ развѣдывательнаго отдѣленія штаба арміи. Изъ его словъ я понялъ, что къ назначенному дню будутъ предприняты нѣкоторые шаги. Для этого начальникъ развѣдки обѣщалъ использовать находящійся въ его распоряженіи одинъ изъ французскихъ секретныхъ кодовъ. Когда и это препятствіе было уничтожено, я направился къ моему бывшему командующему генералу фонъ Беткову, встрѣтившему меня съ большой сердечностью. Передавъ ему пакетъ и объяснивъ на словахъ цѣль моего посѣщенія, мы долго бесѣдовали съ генераломъ о теперешней работѣ штаба воздушныхъ силъ. Меня удивило безпристрастное мнѣніе генерала относительно своего замѣстителя: не было ни злобы и ни зависти. Иногда проскальзывая иронія. Нѣкоторыя изъ его фразъ убѣдили меня, что главной виной отстраненія фонъ Беткова отъ должности командующаго воздушными силами были интриги начальника штаба. Разговоры объ этомъ я слышалъ и раньше, но не придавалъ имъ значенія, такъ какъ работа этихъ двухъ генераловъ проходила у меня на глазахъ. Но теперь я убедился, что начальникъ штаба во многія распоряженія генерала вносилъ много своихъ поправокъ, иногда даже вредныхъ для дѣла.

Вечеромъ въ тотъ же день я выѣхалъ въ Магдебургъ нагруженный пакетами отъ главнаго штаба и отъ генерала  фонъ Беткова. Такъ какъ на телеграфный запросъ о срочномъ исполненіи заказа, заводы отвѣтили, что они могутъ выполнить не раньше пятнадцати дней, то наступленiе, назначенное на 6-е сентября, было отложено на 20-е.

Правъ какой-то древній философъ, сказавшій: «Иногда случайно брошенное зернышко на хорошую почву даетъ богатый урожай». Такъ и идея, случайно слышанная мною за кофе въ казино, кажется мнѣ принесетъ много. Теперь мнѣ часто снятся витые погоны штабъ-офицера.

Какъ хорошо нѣсколько недѣль отдохнуть, забыть фронтъ. Отдыхъ – чудная великая вещь.

Первые дни войны почти совсѣмъ не отразились на странѣ. Развѣ прибавилось только еще больше военныхъ формъ и чувствуется нѣкоторое напряженіе въ лицахъ женщинъ на платформахъ, въ разговорахъ. Въ купе я внимательно прислушивался къ разговорамъ, – было интересно знать, какъ относится тылъ къ великой борьбѣ, предпринятой Германіей, и къ радости своей я не слышалъ даже намека недовольства или непопулярности войны. Сидѣвшая напротивъ меня дама, въ формѣ начальника вспомогательныхъ женскихъ войскъ, была полна увѣренности въ томъ, что въ конечномъ счетѣ Германія выйдетъ побѣдительницей войны. Ея энтузіазмъ и вѣра въ силу нашей арміи невольно вызывала симпатію. Это была настоящая германская женщина, вѣрная долгу и отечеству. Воспользовавшись какимъ-то ея замѣчаніемъ, я вступилъ въ разговоръ. Оказалось, что мы вмѣстѣ ѣдемъ въ Магдебургъ. Это было, не скрою, для меня чрезвычайно пріятно. Далѣе, оказалось, что фрау Айзеншмидтъ,—вдова, имѣетъ маленькую квартиру и живетъ на пенсію, оставленную мужемъ послѣ смерти и которую выплачиваетъ ей правительство! Кромѣ того, она начальница вспомогательнаго женскаго отряда противовоздушной обороны, имѣетъ жалованіе и военный паекъ.

Такъ незамѣтно болтая, мы доѣхали до Магдебурга. Два часа, проведенные въ обществѣ этой симпатичной женщины, пролетѣли незамѣтно. Я былъ удивленъ самъ себѣ, своему краснорѣчію. Мои разсказы о работѣ штаба, о сослуживцахъ – были яркими, красочными. Когда мы разставались на перронѣ, я попросилъ разрѣшенія у фрау Айзеншмідтъ навѣстить ее. Она дала согласіе. Теперь мнѣ не придется скучать.

Явившись въ комендатуру и получишь ордеръ на гостиницу, я въ тотъ же вечеръ былъ на заводахъ. Сдавъ пакеты и разсказавъ въ общихъ чертахъ заданіе директору заводовъ, я, честно говоря, первую ночь послѣ открытія военныхъ дѣйствій, спокойно заснулъ.

Потянулись дни. Утромъ на заводѣ въ сборочныхъ мастерскихъ, въ бесѣдахъ съ инженерами, а вечеромъ въ обществѣ милой и любезной фрау Айзеншмидтъ. Я начинаю самъ себѣ все больше и больше удивляться. Эта женщина съ первой же встрѣчи произвела на меня огромное впечатлѣніе. И каждый вечеръ, проведенный съ ней, укрѣпляетъ во мнѣ это убѣжденіе. Ея квартира – маленькій, уютный. пропитанный заботой, уголокъ. Каждая вещь, – салфеточка, коврикъ, – говорилъ о любви хозяйки къ своему гнѣздышку. Въ немъ невольно забывается война. И каждый разъ, когда я собираюсь уходить, мнѣ не хочется этого дѣлать. Я бы съ удовольствіемъ навсегда остался около этой веселой, остроумной женщины.

Работа подвигается быстро. Моя эскадра Вотана будетъ готова раньше срока. Первые опыты съ аппаратомъ дали блестящіе результаты. Я съ быстроходнаго истребителя поднялъ тяжелый трехмоторный бомбовозъ на воздухъ и заставилъ его продѣлать по радіо нѣсколько эволюцій. Установленный на бомбовозѣ радіо-автоматъ работалъ безукоризненно. Съ однимъ аппаратомъ легко управляться, но каково будетъ съ эскадрой.

На мои опасенія, главный заводскій инженеръ улыбнулся.

– Если вы легко справляетесь, майоръ, съ однимъ аппаратомъ, то я думаю, не будетъ трудно и съ нѣсколькими. Конечно, для этого требуется время, но мы со своей стороны приложимъ всѣ усилія, чтобы вы могли достичь результатовъ, нужныхъ для вашей задачи.

По мѣрѣ сборки аппаратовъ, я ежедневно тренируюсь съ двумя, тремя, потомъ съ половиной эскадры. И все больше и больше убѣждаюсь въ легкости выполненія задуманнаго мной плана. Единственное, что смущаеть меня, это справится-ли со своей задачей развѣдка. И не разгромятъ-ли зенитныя батареи французовъ эскадру, прежде чѣмъ она упадетъ на линію Мажино и сотретъ съ лица земли нѣсколько фортовъ

Наконецъ, наступилъ день пріемки эскадры. Рано утромъ директоръ завода и главный инженеръ сдали мнѣ двадцать четыре красавца – бомбовоза. Въ присутствіи ихъ я поднялся въ воздухъ и ровно черезъ три минуты вся эскадра по моему приказанію послушно, какъ свора собакъ за егеремъ, была въ воздухѣ. Сначала я ихъ построилъ треугольникомъ, какъ летятъ журавли, затѣмъ развернулъ фронтомъ, сдѣлалъ кругъ надъ Магдебургомъ, летя впереди головного корабля. Я думаю, что ни одинъ изъ четырехъ сотъ тысячей жителей Магдебурга не могъ себѣ представить, что сейчасъ надъ городомъ летятъ двадцать четыре воздушныхъ корабля безъ экипажа, управляемыхъ только однимъ человѣкомъ Если-бы фрау Айзеншмидть могла знать объ этомъ, но увы, я не могу ей сказать, не могу даже намекнуть о томъ, зачѣмъ я въ Магдебургѣ, и какую колоссальную работу я продѣлалъ во имя отечества.

Пробывъ полчаса въ воздухѣ, я одинъ за другимъ снизилъ корабли на заводскомъ аэродромѣ. Сегодня же вечеромъ посылаю телеграмму генералу фонъ Ритенфельду съ извѣщеніемъ, что бомбовозы готовы и ждутъ его распоряженій. Навѣрное завтра, 18-го, я улечу обратно на фронтъ. Сегодня послѣдній вечеръ я въ обществѣ фрау Айзеншмидтъ. Я боюсь его и въ то же время жажду. Если моя миссія удастся, то полковничьи погоны дадутъ мнѣ право надѣяться на благосклонность любимой женщины.

Какъ я и ожидалъ, отвѣтъ на мою телеграмму пришелъ въ тотъ же вечеръ. Эскадра должна быть доставлена въ прифронтовую полосу къ девятнадцатому сентября. Вечеръ, какъ обыкновенно провелъ въ уютномъ гнѣздышкѣ мой Шарлотты. Я теперь смѣло могу называть ее моею, потому. что въ послѣдній вечеръ передъ отъѣздомъ на фронтъ выяснилъ наши отношенія. Я сказалъ Шарлоттѣ все, о чемъ раньше боялся думать. Я ей повѣдалъ о томъ, какое впечатлѣніе произвела она на меня въ первую встрѣчу, и о этой боевой отвѣтственной задачѣ, возложенной на меня ген. фонъ Ритенфельдомъ. Шарлотта была тронута моимъ довѣріемъ. Въ ея глазахъ я читалъ восхищеніе и обожаніе. И когда я спросилъ

– Милая Шарлотта, если двадцатаго вечеромъ я буду живъ и меня не собьютъ французы, могу-ли я послать телеграмму о томъ, что фрау Айзеншмидть соглашается быть женой полковника Фукса?

Шарлотта мило улыбпулась.

– Да, Гансъ, полковникъ Фуксъ можетъ послать такую телеграмму!

ПРОРЫВЪ ФРОНТА У ГОРЫ РОЗАНДО.

Сдѣланное сообщеніе начальникомъ штаба союзныхъ армій о наступленіи на юго-восточномъ участкѣ подготовлялось уже давно. Съ самаго начала открытія военныхъ дѣйствій германскому командованію удалось форсировать Рейнъ и прорваться на нѣсколько километровъ на территорію Франціи, гдѣ, послѣ чрезвычайныхъ усилій, германскимъ частямъ удалось сильно укрѣпиться. Главный германскій штабъ уже давно разрабатывалъ ударъ на этомъ участкѣ фронта. По мнѣнію начальника штаба, здѣсь было, самое уязвимое мѣсто на общей линія фронта, отъ Голландіи до Альпъ. Еще въ мирное время Вегезы были исхожены «германскими – туристами – фотографами». Каждое ущелье, каждая скала были занесены на карту, вымѣрены и сфотографированы.

Часто эти «туристы-фотографы» попадались въ руки французскихъ пограничниковъ, происходилъ очередной конфликтъ между Франціей и Германіей. Кроки отбирались. Между канцеляріями министерствъ иностранныхъ дѣлъ Парижа и Берлина начиналась долгая переписка, кончавшаяся тѣмъ, что приносились извиненія, и инцидентъ забывался.

Когда загремѣли пушки на линіи Мажино и на линіи Зигфрида, въ Вогезахъ, послѣ первыхъ кратковременныхъ, но очень ожесточенныхъ боевъ, война перешла въ затяжную позиціонную, напоминающую собой то, что когда-то происходило во времена Великой войны на западномъ фронтѣ. Войска занимали важныя стратегическія вершины, происходила незамѣтная, трудная, полная героизма работа отдѣльныхъ патрулей и группъ развѣдчиковъ. Ночью этотъ участокъ фронта представлялъ собой таинственную, полную жути, картину. То тамъ, то здѣсь вспыхивали разноцвѣтныя ракеты, спокойствіе ночи нарушалось неожиданной, усиленной перестрѣлкой, въ которой доминировала пулеметная дробь. Иногда въ этотъ адскій концертъ вмѣшивались разрывы ручныхъ гранатъ. Затѣмъ, перестрѣлка такъ же внезапно кончилась, какъ внезапно и начиналась. Проходило полчаса-часъ и вновь то на правомъ, то на лѣвомъ флангѣ вспыхивали ракеты, гудѣла легкая артиллерія, перекрывая трескотню выстрѣловъ. Обыкновенно о такихъ ночахъ, какъ главное командованіе союзниковъ, такъ и германское командованіе на утро выпускало донесеніе.

«Ночь прошла спокойно. Лишь наблюдалась усиленная дѣятельность патрулей».

Но ночь кончалась, всходило солнце и, какъ-бы привѣтствуя его первые лучи, начинала говорить откуда-то изъ-за горъ тяжелая артиллерія. Ей немедленно-же съ востока отвѣчала германская. Начиналась затяжная артиллерійская дуэль. Каждый изъ противниковъ съ обостреннымъ «спортивнымъ» чувствомъ старался нащупать батарею, спрятавшуюся гдѣ-то въ складкахъ мѣстности. Жизнь въ окопахъ тянулась медленно и нудно. Днемъ ни одна живая душа не рисковала поднять голову надъ козырькомъ окопа. На крупное наступленіе ни одна, ни другая сторона не рѣшались.

Въ Греноблѣ, гдѣ былъ расположенъ штабъ альпійскаго фронта, къ командующему пріѣхалъ союзный комиссаръ изъ главной квартиры. Былъ теплый августовскій день. Бритый англичанинъ сидѣлъ въ большомъ неуютномъ кабинетѣ начальника штаба фронта. Бесѣда длилась уже болѣе часа. Сухой британецъ флегматично тянулъ изъ трубки и, твердо выговаривая французскія слова, дѣлился впечатлѣніями съ начальникомъ штаба о своей поѣздкѣ по линіи французскихъ позицій въ Альпахъ. Онъ лично обслѣдовалъ состояніе арміи и теперь былъ въ полной увѣренности, что французскія укрѣпленія неприступны. Англичанинъ считалъ вполнѣ возможнымъ перебросить нѣсколько дивизій на стыкъ къ швейцарской границѣ, гдѣ линія Мажино переходила въ полевыя укрѣпленія альпійскаго фронта.

– Вы твердо увѣрены, сэръ, что намъ не грозитъ никакой опасности со стороны итальянцевъ, – спросилъ начальникъ штаба своимъ неизмѣнно любезнымъ, но холоднымъ тономъ.

Англичанинъ самодовольно улыбнулся.

– По моему, генералъ, итальянцы въ Альпахъ имѣютъ столько-же шансовъ на успѣхъ, какъ германцы на линія Мажино. По моимъ наблюденіямъ они даже не готовятся къ активнымъ дѣйствіямъ. Посчитайте сами, для того, чтобы подвезти тяжелую артиллерію въ эти трущобы, въ хаосъ камней и скалъ, нужно по крайней мѣрѣ – четыре – шесть недѣль. Итальянцы безпечны. Я ихъ еще знаю по прошлой войнѣ, – заключилъ англійскій генералъ свою рѣчь, давая понять французу, что никто не знаетъ лучше него характеръ итальянскихъ военачальниковъ.

На этомъ разговоръ двухъ видныхъ чиновъ союзнаго штаба закончился. Это было 28-го августа.

Ровно черезъ недѣлю былъ день рожденія командующаго фронтомъ. И въ штабѣ альпійской арміи, въ виду затишья военныхъ дѣйствій, рѣшили хорошо «вспрыснуть» этотъ семейный праздникъ. Вечеромъ большинство офицеровъ штаба, кромѣ очередного дежурства, собралось въ офицерскомъ казино. Ужинъ начался весело. Пили за здоровье союзниковъ, пили за здоровье начальника штаба, пили за здоровье командующаго, пили за прекрасныхъ дамъ, а потомъ, когда тяжелое вино ударило въ голову, пили за то, чтобы скорѣе сдвинуться съ мѣста и проррваться въ ломбардскую долину, какъ это сдѣлалъ когда-то ихъ предокъ при Маренго и Риволи. И тамъ на зеленыхъ лугахъ устроитъ второе Капаретто для зазнавшихся итальянцевъ.

И въ этотъ моментъ итальянская артиллерія совсѣмъ неожиданно открыла ураганный огонь. На протяженіи трехсотъ километровъ, отъ границъ Швейцаріи до лазурнаго Средиземнаго моря – одновременно началась мощная артиллерійская подготовка. Вслѣдъ за ней, итальянскіе барсельеры, поддержанные сѣро-зелеными цѣпями германскихъ войскъ, пошли въ атаку.

Французы были ошеломлены внезапностью нападенія. Никто ни въ штабѣ, ни въ окопахъ вырытыхъ по склонамъ горъ, ни въ пулеметныхъ гнѣздахъ на скалахъ, не предполагалъ что италъянцы готовятся къ наступленію. И главнымъ героемъ этого внезапнаго удара оказалась итальянская артиллерія, о которой такъ пренебрежительно говорилъ сухой англичанинъ въ штабѣ.

Ударъ подготовлялся настолько скрытно, что даже начальники отдѣльныхъ частей узнали о готовящейся атакѣ и прорывѣ лишь за нѣсколько часовъ до открытія артиллерійской подготовки.

Яркое, по лѣтнему горячее солнце, заливало своими теплыми лучами угрюмыя скалы средиземноморскихъ Альпъ. Оно освѣщало заброшенные виноградники, выгорѣвшія бѣлыя фермы и селенія и темныя извилистыя ланіи окопъ французскихъ и итальянскихъ укрѣпленій. По утрамъ легкій паръ подымался отъ остывшихъ за ночь скалъ, туманы клубясь подымались кверху въ ущеліяхъ. Легкій вѣтерокъ приносилъ откуда-то снизу запахъ прѣлой земли, гніющихъ труповъ съ примѣсью чего-то сладковатаго.

Въ чистомъ небѣ, гдѣ-то высоко въ лазури послышалось гудѣніе мотора.

– Летитъ, – сказалъ одинъ изъ французскихъ стрѣлковъ, обращаясь къ своему пріятелю, присѣвшему около козырька окопа.

– Итальянецъ, – отвѣтилъ тотъ, направивъ бинокль на аэропланъ.

Истребитель шелъ на большой высотѣ и съ земля казался черной, маленькой точечкой. Летчикъ-наблюдатель смотрѣлъ въ трубы, расположенныя въ полу кабины. Въ нихъ отчетливо виднѣлось расположеніе окопъ противника. Вотъ свѣтлая блестящая полоска – это горная рѣчка, когда-то служившая границей. Вдоль нея чуть замѣтной черной полоской тянется змѣйка окоповъ. Слѣва вдали можно разобрать дома, деревушки, а если обернуться направо, то виденъ маленькій городокъ,—около него, разбитаго и оставленнаго жителями, – фронты дѣлаютъ большую дугу, входя сильно въ расположеніе итальянскихъ войскъ.

Утромъ, въ тѣсной прокуренной комнатѣ начальника штаба итальянской развѣдывательной авіаціи, летчикъ получилъ заданіе по возможности выяснить точную линію фронта французовъ, попытаться обнаружить его новыя батареи, новые подъѣздные пути, мѣсторасположеніе штабовъ, складовъ и тому подобное.

Итальянская передовая линія шла очень близко отъ французскихъ окоповъ, на разстояніи всего триста-четыреста метровъ. Въ одномъ мѣстѣ, недалеко отъ разрушеннаго городка, французскія позиціи вдавались широкимъ языкомъ въ расположеніе германскихъ войскъ. Вотъ именно на этотъ «языкъ» и просилъ обратить особенное вниманіе начальникъ штаба.

Въ призмѣ трубъ наблюдателя вырисовался узелъ трехъ лощинъ – хорошо знакомый пунктъ для оріентаціи по прежнимъ полетамъ. Вотъ заблестѣли два небольшихъ пятна – два маленькихъ горныхъ озера. Недалеко отъ нихъ видна группа строеній – это винокуренный заводъ. Летчикъ сталъ внимательно всматриваться. Тамъ, внизу, по дорогѣ отъ разрушенной формы къ винокуренному заводу онъ увидѣлъ движущійся предметъ. Несомнѣнно, это былъ автомобиль. Наблюдатель сдѣлалъ знакъ пилоту. Тотъ круто спустилъ развѣдчика носомъ внизъ. Въ трубахъ на минуту пропала панорама, но когда аппаратъ выровнялся, наблюдатель отчетливо увидѣлъ двухъ мотоциклистовъ, которые выѣхали съ территоріи завода и неспѣша направились къ передовымъ позиціямъ. Невольно явилась мысль, что на заводѣ размѣстился какой-то штабъ. Наблюдатель удовлетворенно усмѣхнулся и поставилъ на картѣ жирный крестикъ.

Развѣдчикъ сталъ опять набирать верхъ. Вотъ онъ пролетаетъ надъ голой скалой, гдѣ когда-то стояло горное шале, разрушенное въ первые дли войны. Но почему около развалинъ выросли темныя пятна, которыя раньше не были отмѣчены на картѣ. Наблюдатель наклонился къ фотографическому аппарату, прикрѣпленному рядомъ съ трубами, щелкнулъ затворъ одинъ разъ, второй, третій.

Въ этотъ моментъ въ воздухѣ недалеко отъ аэроплана появилось небольшое бѣлое облачко, затѣмъ другое такое же облачко выросло нѣсколько выше вправо отъ развѣдчика, потомъ третье еще ближе, въ бортъ фюзеляжа стукнуло нѣсколько разъ какъ-бы желѣзнымъ пальцемъ. Пилотъ сдѣлалъ крутой виражъ, повернулся рѣзко влѣво и пошелъ по направленію къ своимъ позиціямъ. Затѣмъ, вновь набравъ высоту, онъ повернулъ обратно. Пролетая мимо узкой щели горной пропасти, летчикъ взялъ курсъ нѣсколько на западъ, въ трубѣ показалась длинная извилистая полоска – это было шоссе, по которому, какъ муравьи, ползли какія-то маленькія точки. Казалось, что по землѣ ползетъ длинный червякъ. Опять аэропланъ пошелъ кругами внизъ, защелкалъ затворъ фотографическаго аппарата.

Пилотъ сдѣлалъ знакъ наблюдателю и указалъ ему на западъ. Наблюдатель увидѣлъ на небѣ три быстро приближающіеся точки. Это были французскіе истребители. Нужно было уходить...