Текст книги "Сказания и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Сказание о Хогаис Миндиа

( Текст записан Т. Очиаури и опубликован в книге «Грузинская диалектология», т. I, И. Гигинейшвили, В. Топурия, И. Кавтарадзе (Тб., 1961).

Это – значительный памятник грузинской мифологии. Трагедия Миндии положена в основу бессмертной поэмы Важа Пшавела «Змееед». В грузинской советской литературе сказание о Хогаис Миндиа переработал Константина Гамсахурдиа в повесть под названием «Хогаис Миндиа»)

Хогаис Миндиа был из села Амга ^{60}. Останки его очага и сейчас можно найти в Сабекурискари. Одно время самого Миндиа полонили лезгины ^{61}.

– Прежде всего, – рассказывал Хогаис Миндиа, – они завязали мне глаза, чтобы я не видел дороги, по которой меня ведут. Вели так с завязанными глазами. Когда перевалили девятый хребет, только тогда сняли с глаз повязку и наконец доставили в деревню, где у них было много таких, как я, пленников. Была у них домохозяйка. Она была так упитанна, что еле обтягивала ткань тело. Выводили лезгины пленников на гору и заставляли ловить змей. Они готовили из них какие-то лекарства. Однажды и я последовал с ними и поймал одну крупную змею, шея которой была покрыта белым каракулем… Ненавистна стала мне жизнь и еда в таких условиях, и я решил покончить с собой.

И вот раз, оказывается, вошел Хогаис Миндиа к той женщине, которая готовила лекарство из змей. Перед ней лежала зарезанная змея с каракулем. Заметил он, что капли змеиной крови разлились по земляному полу.

– Догадалась она, – рассказывал Хогаис Миндиа, – что я собираюсь слизнуть с пола эту кровь и, пройдя мимо меня, затоптала ее ногой. Лишь одна капля, упавшая немного в стороне, осталась незатоптанной. Как только она вышла, я слизал ее.

При этом Миндиа сразу бросило в жар. Вернулась женщина и, посмотрев на Хогаис Миндиа, поняла, что он сделал.

– Когда мне сменяли девятую постель, я еще был без сознания и лежал без чувств. Чуть придя в себя, я заметил, что под пазухами появились отеки. Я сделал надрез. Из раны выползли вши. Оказывается, они делают человека тяжелым. Я же чувствовал себя таким легким, что, переходя мост через реку, боясь, чтобы ветер не сдул меня в воду, набирал в подолы чохи много камней.

Хогаис Миндиа стал понимать язык всех тварей. Затем он решил устроить побег и, действительно, сбежал. Лезгины устроили погоню и схватили.

– Били меня так, что даже кожу содрали, – рассказывал Хогаис Миндиа впоследствии.

Сбежал он из плена и второй раз.

– Когда подошел к мосту, – говорил Хогаис Миндиа, – заметил, что они посыпали мост золой. Я догадался, что это сделали для того, чтоб не потерять мои следы. Я перешел мост задом наперед, чтобы сбить погоню с толку. В предрассветную пору я очутился в лесу и спрятался под большим деревом. Погоня шла по моим следам, но, дойдя до моста, она потеряла их.

Ходил Миндиа долго и наконец прибрел в какой-то аул.

– Жили там одни лилипуты, величиной всего с палец. Увидев меня, они в испуге засуетились. Затем пришли ко мне и предложили какую-то похлебку. К вечеру начали возить щепы и сучья. Они что-то строили.

– Что это вы делаете? – спросил, оказывается, их Хогаис Миндиа.

– Укрепление! Сегодня к вечеру собираются напасть на нас стаи коршунов, сорок, грачей, журавлей…

– Не бойтесь! – сказал им, оказывается, Хогаис Миндиа.

Снарядил он лук с тетивой и приготовился к встрече с врагами лилипутов. Как только смерклось, птицы прилетели. Отогнал Хогаис Миндиа всех их, не убив ни одной.

– Окружили меня те лилипуты и начали целовать, – рассказывал Миндиа. – Ты наш бог! – говорили они мне.

Среди других там был один слепой карлик.

– Не узнаешь меня, Миндиа? – обратился он ко мне.

– Нет! Не узнаю как-то… – ответил я.

– Не помнишь разве? Ведь ты выбил мне этот глаз в Сабекурискари? Я – кукушка, да и все мы кукушки. Видишь ли вон ту вершину? За этой горой мы превращаемся в птиц, а здесь мы сохраняем человеческий облик.

– Ну, раз так, – сказал я, – ты должен знать, где находится и Амга. Веди меня туда!

Проводила его кукушка в Амгу. Подойдя к той вершине, она сказала, оказывается, Миндиа:

– Эта гора – зольная. Ходи осторожно, а то провалишься. Я превращусь в птичку, и ты следуй за мной, прислушиваясь к моему голосу.

Так или иначе они перевалили через все горы, и кукушка доставила Миндиа в Амгу.

Хогаис Миндиа был единственный сын своей матери.

После этого он, оказывается, женился. При этом был мудр и понимал язык всех тварей.

Бывало, он часто говорил:

– Ах, если бы у вас были уши и вы смогли внимать, о чем говорят эти травы, когда я хожу по ним: зачем топчешь меня, мол, ногой, ведь я молода еще, разве мне надоела жизнь?! Вот на опушке поля колышется трава и плачет: почему не косите меня, скоро ведь нагрянет зима и я замерзну. Не обрекайте меня на смерть! Когда рубят деревья, о, как тяжело мне смотреть на них! О, как душераздирающе они рыдают: зачем губишь меня, говорят они дровосеку, – больно ведь, разве не жаль меня? Какие у вас, у людей, сердца? Когда камни убираем с поля, о, как они начинают жалобно пищать – не бросай меня, упаду я вниз и будет больно. А оттуда другие вопият: попадет он в меня – o больно мне будет! Когда скотину режут, она мычит, но Миндиа говорит, что она плачет.

– Травы, мол, сами признаются людям: я исцеляю такую-то хворобу. Используйте меня. Когда змея гонится за тобой, ты старайся бежать от нее по ровному месту, а не по подъемам и спускам, потому что она по ним носится как стрела и догонит тебя. Если ты перепрыгнешь через речку, когда змея за тобой гонится, то она потеряет дорогу и понесется вниз по течению, где всякий скажет, что тебя не встречали.

Хогаис Миндиа не косил сена, не рубил дров. Оставался он по-прежнему беден.

Раз, оказывается, к нему пристала жена с упреками – ты, мол, ничего не делаешь, валяешься на боку без дела. Надоели эти упреки Миндиа, и он, оказывается, срубил дерево. Вскоре он потерял знание и мудрость, перестал понимать язык растений и стал жалок. После этого его, оказывается, силком забрали в армию. Ничего уже не разумея, Миндиа раз совершил вылазку из крепости и был убит.

Солог

( Печатается по книге Гульбат «Сборник грузинских легенд» (М., 1899). Героические приключения Солога широко распространены в грузинском фольклоре. Сохранилась народная поэма «Стихи о Сологе», которая переведена поэтом В. Державиным на русский язык и напечатана в «Антологии грузинской поэзии» (М., 1958))

Пышный прием готовился при турецком дворе. Султан хотел блистательно угостить знаменитого богатыря Солога, месха родом, прибывшего в его пределы. У дверей визирь встретил гостя с распростертыми объятиями и осведомился о том, какое счастливое стечение обстоятельств доставило Турции счастье видеть его в своих пределах.

Солог хотел ответить, но визирь, не слушая его, продолжал речь и тем заставил гостя замолчать.

От султана было приказано визирю изыскать способ под видом дружбы и уважения погубить знаменитого героя, и он поспешил предложить ему поединок с арабом-великаном и силачом, обещая в награду за победу звание паши Ахалцихского ^{62}.

Солог отказался от награды, не желая покинуть маленькую Месхетию, служению которой посвятил свою жизнь, но поединок принял, и визирь подвел ему дорогого коня под золотым убором со словами: «Вот конь, достойный будущего паши Ахалцихского».

В пятницу весь город собрался на площадь. Гордо примчался араб на борзом коне. Солог учтиво ему поклонился, но он вместо ответа бросил в него копьем. Несмотря на неожиданность нападения, Солог успел отвернуться, но другое и третье копье летят вслед за первым. От всех них увертывается ловкий месх и быстро переходит в наступление. Как вихрь, мчится он прямо на противника и на всем скаку пускает в него копьем. Он пронизывает араба насквозь и пригвождает его к земле. Желая возбудить смущение в народе, муллы окружают труп, читают коран и наполняют воздух печальными возгласами. Но народ, восхищенный подвигом Солога, остается равнодушным к их плачу.

Солога с честью ведут во дворец, где султан после благосклонного приема и любезного поздравления награждает его золотом и драгоценными камнями и предлагает место паши Ахалцихского. Солог вторично отказывается.

«Подумай о той силе и о том могуществе, которыми ты будешь обладать!» – говорит султан.

– Государь, – отвечает богатырь, – благодарю за честь и доверие, но, обладая той силой, которая привлекла ко мне ваше высокое внимание, я не ощущаю нужды ни в какой другой и не хочу другого могущества, кроме того, которое мне дает любовь моих сограждан!

И всю жизнь прожил Солог в бедной Месхетии, защищая обиженных, карая беззаконных, и никогда не умер, ибо даже до наших дней живет со славою в песнях и сказках народных, благословляемый всеми поколениями, как светлый образ мужества и бескорыстной любви к родине.

Сказание о красоте

( Сюжет сказания широко распространен в Грузии. Первая публикация относится к 1890 г. по записи Т. Разикашвили со слов сказителя Сол. Гулишвили. Вскоре, в 1897 г., последовала вторая публикация. Приключения ищущего бессмертия юноши привлекли внимание мировых фольклористов. В 1900 году сказание было опубликовано на французском языке де Бай (La Beaute Legende Georgienne. Paris, 1900), a затем на английском языке (перевод и публикация Бел Колб Карингтона, Beauty, 1932))

Некогда, в старые годы, царица Магдана ^{63}жила c и мудро богатой страной управляла. Мужа лишилась она, и единственной радостью в жизни для нее ее сын Ростомела ^{64}.

Мать до безумия любила его и с блаженством взирала, как нежный младенец в отрока чудного стал превращаться и красотой и умом сверстников всех превзошел.

Но вот наблюдая за сыном, стала она подмечать, что, без видимой всякой причины, грустен он стал чрезвычайно, стал молчалив и печален, и этой тоски и печали не могли разогнать и рассеять ни бешеной скачки порывы, ни диких соседей набеги, ни песни, ни пляски красавиц, ни черных очей их горячие взгляды.

Безмолвен, угрюм и задумчив, с тоскою своей удалялся он в чащу заснувшего сада и молча мечтаньям своим предавался. И вот порешила царица разведать у сына причину столь тяжкой, глубокой печали.

– О сын мой, – сказала она, – поведай ты мне откровенно, какая тяжелая дума, как червь, твое сердце тревожит и гонит улыбку с лица?

– Мать моя, – молвил царевич, – а ты мне скажи, не скрывай – скажи ты мне, где мой отец?

– Твой отец? Да он умер давно.

– Умер? А что это значит? Я этого слова не знаю, и значенье его для меня непонятно.

– Мой сын, – ответила царица, – узнай, что мы все из земли происходим и в землю вернуться должны, и для всех нас настанет такая минута, когда нас земля, как свое достояние, в недра свои поглотит, и вот это-то значит, мой сын, умереть.

– Как! – воскликнул царевич, – неужели же бог, даровавший нам жизнь, дал нам ее для того лишь, чтобы назад ее взять и снова нас в прах превратить? Нет, быть не может, не верю! Ни за что умереть не хочу я и знаю, что есть, что должна быть на свете такая страна, где вечная царствует жизнь и люди не ведают смерти. И я отыщу эту землю и более здесь не останусь. Мать! О прости, что тебя оставляю, но должен тебя я оставить. Прости!

Тщетно бедная мать убивалась, тщетно просила сына остаться, тщетно горючие слезы лила: не преклонил он к мольбам ее слуха, обнял ее горячо и ушел.

Долго царевич по белому странствовал свету, долго по разным краям он ходил, но нигде он бессмертья земли не обрел. И вот наконец он зашел в глухую пустынную степь. И видит – среди необъятной равнины, под чистым и ярко сияющим небом – стоит неподвижно олень и кверху рога свои поднимает. И спросил Ростомелу олень:

– Ты чего здесь, о юноша, ищешь в безлюдной пустыне и что тебе нужно? Скажи!

– Бессмертья страны я ищу, – был ответ.

– Бессмертья? Да где же найдешь его ты? Его нет, на смотри: ты видишь над нами небесного свода вершину? И вот я судьбой обречен здесь стоять неподвижно среди степи и жить до тех пор, пока я рогами небес не достану. Подумай же, сколько веков им расти еще нужно, покамест до неба они дорастут! Ну, так хочешь? Останься со мною до этой далекой минуты, и все это время – ручаюсь – ты будешь бессмертен и ты не умрешь до тех пор, пока назначенье мое не свершится земное. Останься!

– Остаться? О нет, не хочу! Ведь и сотни веков – не бессмертье, а я быть бессмертным хочу. Прощай!

И он дальше пошел.

И приходит он в дикую местность, где вершины скалистых гор облаков достигают высоких, а меж ними ущелья зияют.

И на самой высокой скале, над глубокой бездонной пропастью – старый ворон сидит неподвижно.

– Ты зачем, – вопрошает он юношу, – в эту дикую местность пришел и что ищешь ты здесь? Отвечай!

– Я бессмертья ищу!

– О безумный! Где ж, скажи, ты бессмертье найдешь? Ведь бессмертья нет на земле. Но взгляни в эту пропасть бездонную, в эту бездну, что здесь подо мной, и знай, что велением рока до тех пор обречен я на жизнь, пока клювом своим по песчинке, по осколку вот этой скалы не заполню я бездны глубокой. Если хочешь остаться со мной, оставайся – и все время, пока бездна останется бездной, пока в ней хоть малейшей песчинке хоть малейшее место найдется, до тех пор не умрешь ты. Останься!

– О нет, ни за что не останусь, соблазняешь меня ты напрасно: что века мне и длинные годы? Я бессмертия только желаю, и бессмертие скоро найду я. Прости!.. – И он снова пошел.

Долго шел он, и вот наконец он достиг конца-края земли. Необъятное, чудное море чудной радугой блещет пред ним, и прозрачные, синие волны, в белоснежную пену дробясь, с нежным рокотом плещут на берег и к ногам его тихо ложатся. А там – в беспредельной дали, за тем морем далеко-далеко, в золотой бледно-розовой дымке, точно утренний отблеск зари, дивный свет дивным блеском сияет, чудный, божественный свет. И манит к себе этот свет, и душу любовно ласкает, и сердце тревожно волнует, и чудесной, волшебною силой Ростомелу к себе призывает.

И чудесной, волшебною силой в один миг восхищенный, царевич на тот край переносится моря, и вот – он в сверкающем златом, волшебно-роскошном дворце и, небесным восторгом объятый, в сиянье камней самоцветных, пред собою он видит – ее!

Кто она – не знает, но бледнеют и меркнут пред ней и звезды, и солнца лучи. И узрела она Ростомелу и голосом нежным, шепоту листьев подобным, молвила:

– Я была уж в первый день творения и пребуду да конца веков.

– Я – счастие и жизнь вселенной. Покуда будешь ты со мной, доколе мною только будешь жить и, отрешившись от всего земного, меня одну лишь будешь созерцать, – дотоле смерть тебя не прикоснется. Я Красота! Останься!..

И он остался…

Прошли тысячелетия, а он, восторгом упоенный, глаз не сводил с чудесного виденья. И вот прошли еще века.

Вдруг сердце у него тоской заныло, и он сказал чарующей богине: «Божественная Красота! Как много лет прошло с тех пор, как я уж не видал ни матери, ни родины любимой, ни дома отчего, ни близких, ни родных!»

– А! Вижу я, – сказала Красота, – земля-таки свое похитить хочет и не отдаст того, что ей принадлежит по праву! Иди и подчинись всеобщему закону и общей человечьей участи подвергнись! Иди, а вот – на память обо мне тебе дарю я два цветка – пурпуровый и млечно-белый.

Когда захочешь ты своею жизнью пережить все те года, что здесь провел, меня ты созерцая, – вдохни пурпуровый цветок. Но если ты поймешь и смысл, и прелесть смерти, – приблизь к своим устам цветок ты белый и вдохни его. Иди!

И вот идет он прежнею дорогой. Знакомая стоит скала, и на скале чернеет старый ворон. Его зовет он, но ответа нет. Он ближе к ворону подходит, касается его рукою – и вмиг истлевшее уж тело, как порох, рассыпается в руке. Он смотрит вниз, но бездны нет уж и следа – она засыпана доверху. Свершил уж старый ворон свое земное назначение и успокоился навек.

И вот идет царевич дальше: подходит к месту он тому, где некогда олень стоял, и видит груду белых лишь костей и обнаженный череп, а из него ветвистые два рога в высь бесконечную уходят и свод небесный подпирают.

Как ворон, и олень свое исполнил назначенье и мертвым сном навеки уж почил.

Приходит наконец царевич в край родной. Но что он видит? Что произошло? Он никого и ничего узнать не может. Там, где пустыня некогда была, – пестреют села, города цветут; неведомые люди, в одеждах незнакомых, какою-то неведомою речью говорят, и он понять их слов не может. А вот и горы, родные горы, где он впервые свет увидел, где вырос он и жил, и мать оставил.

Но где ж она? Где замок тот, в котором она жила и славным правила народом? Все пусто, все молчит, и только глыбы поросших камней указывают место то, где некогда стоял дворец роскошный.

И видит он вблизи, в ущелье, там, где фонтан журчал когда-то и песни сладкие лились и белые девичьи ноги траву топтали, – часовня древняя стоит.

В нее он быстро входит и на могильном камне столетнего он видит старца священника, согбенного годами.

На камне старец тот сидит и бледными, дрожащими устами слова святой молитвы шепчет.

– Скажи, отец святой, ведь здесь то место, где некогда жила Магдана, царица славная, и правила народом? Я – сын ее, наследник я престола, и если матери моей в живых уж нет, то, значит, я теперь ваш царь и повелитель!

– Магдана? – старец отвечал. – Магдана? Да, слышал я, есть старое сказанье. Но я тебя почти не понимаю, ты говоришь не нашим языком, а языком старинных рукописей наших; я некогда их изучал, и потому кой-что из слов твоих я понимаю. Магдана – говоришь ты? Да, в народе есть преданье, – не знаю, верно ли оно, – что будто здесь когда-то, – лет тысяча, а может быть и больше, с тех пор уже прошло, – жила, действительно, могучая царица… ее Магданой звали, и у нее был сын, и он ушел, и без вести пропал, и умерла Магдана, и царство славное погибло…

Задумался царевич Ростомела и говорит: «О тайна вечная времен! Что я теперь? Преданье лишь одно, забытая легенда?» И вынул Ростомела пурпуровый цветок, вдохнул его и мигом пережил действительною жизнью века веков и мигом старцем стал он немощным и дряхлым: глаза потухли, ноги подкосились, засохла сморщенная кожа на старческих костях… И уж не мог поднять руки он и протянуть ее к той сумке подорожной, где белый у него цветок хранился. И тихо, тихо прошептал он старцу: «Скорей, отец, скорей достань ты белый мой цветок и приложи к устам моим его ты, дай мне его упиться ароматом, чтоб мог я наконец изведать и вкусить неведомую смерти прелесть!»

И умер Ростомела, и собрались люди, и возвратили его той земле, из которой он вышел, и ничто уже не нарушит его могильного покоя. А на его могиле и поныне каждый год расцветают два цветка – пурпуровый и млечно-белый.

Джиган

( Текст записан Дж. Ногаидели. Печатается по сборнику «Сказки» (Батуми, 1950). Сюжет напоминает приключения Синдбада)

Пришел раз крестьянин в одно место и видит, что какой-то молодой человек плачет над свежей могилой. Спрашивает крестьянин:

– Почему ты плачешь? Кто здесь похоронен?

Молодой человек ответил: «Лучше не рассказывать – много я изведал горя и печали».

Но крестьянин стал настойчиво просить его рассказать обо всем, что пришлось ему пережить. Юноша начал:

– Мой отец был царем в одной стране. У него долго не было детей, и наконец на свет явился я. Назвали меня Джиганом. Мне было шесть лет, когда отец послал меня учиться. Окончив ученье, я стал самостоятельным человеком.

Как-то раз отправился я с товарищами на охоту. Мы увидели оленя. Долго гнались за ним, но не поймали. Олень помчался к морю, бросился в волны и выбрался на островок. Я и семеро моих товарищей сели в фелюгу и приплыли на остров. Поймали оленя и зарезали. Нагрузили оленьим мясом фелюгу, сели сами и пустились в обратный путь.

В это время поднялся сильный ветер и пошел дождь Наша фелюга, подхваченная ветром, поплыла к незнакомым, чужим странам. Когда буря утихла, и мы, придя в себя, открыли глаза, увидели, что находимся на чужбине. Но не понравилась нам эта страна. Привязали мы фелюгу и вышли на сушу.

Увидев на берегу город, вошли в него; там обитали обезьяны. Эти обезьяны приветливо нас встретили, обласкали, угостили и устроили ночевать. Дня через два принесли нам старую истрепанную книгу. Написано было в ней, что попавшие на этот остров люди не должны испытывать страха. Пусть они останутся здесь с обезьянами и управляют ими.

Путь в страну, где обитают люди, отсюда очень труден. Если двинуться к югу, надо странствовать три года, к северу – два года, на запад – один год и если отправиться к востоку – три месяца.

Но по этим дорогам ходить опасно, там много диких зверей, поедающих людей…

Прочитав это, мы опечалились, окончательно потеряв надежду когда-либо увидеть родную страну. Остались у обезьян. Пищи было вдоволь. Но они были обезьяны, а мы – люди; не ужились вместе, загрустили и решили выбраться из обезьяньей страны.

Скоро обнаружилось, что нашей фелюги нет на своем месте. Оказывается, обезьяны поломали ее, чтобы помешать нашему бегству.

Мы выбрали трехмесячный путь по суше.

Отобрали больших собак. В той стране не было лошадей, и ездили на собаках. Потому-то мы взяли лучших собак и в одну прекрасную ночь втихомолку отправились в путь-дорогу. Путь был трудный, нечего и говорить: из семи товарищей ни одного не осталось в живых. Лишь я один, несчастный Джиган, выбрался из чужой страны.

Подошел к одной реке. Вижу – на противоположном берегу город стоит и в нем люди ходят. Я очень обрадовался. Переправившись с трудом через реку, вошел в какую-то столовую и пообедал. Потом спросил у добрых людей, как зовется эта страна и в каком городе я нахожусь. Они назвали город. Никогда не слыхал я про такой город и спросил их, сколько дней надо ходить, чтобы попасть в другие страны.

До Индии, ответили они, два года ходьбы. В два года раз приходят оттуда купцы, закупают товары и увозят.

Я, несчастный Джиган, решился дождаться этих купцов и с помощью их попасть как-нибудь в свою страну.

В ожидании купцов остался я в том городе. Спустя некоторое время один богатый человек объявил: «Отдам тысячу золотых, одежду и красивую девушку тому, кто выполнит мое поручение. Желающий пусть явится ко мне сегодня ночью». Никто не явился на его зов.

Я, бедный Джиган, подумал: «Что может быть лучше? За час заработаю тысячу золотых».

Пришел к купцу, и тот стал меня убеждать, что дело легкое и не опасное. Я согласился на его условия.

В ту ночь меня прекрасно угостили, и красивую девушку перед сном ко мне в комнату прислали. Всю ночь любезничал я с ней, а на заре она ушла. Утром меня искупали и прекрасно одели. Привели четырех коней. Посадили меня на одного, на другого коня сел сам богач, а двух взяли с собой.

Я, несчастный Джиган, в толк не возьму, что хотят сделать со мною! Страшно, но жду, что будет дальше. Через четыре часа подъехали к подножию горы. Сделали привал. Одного коня зарезали. Меня страх забрал: я тщетно силился понять, какого рода поручение придется мне выполнить. Коня освежевали, выпотрошили и, обратившись ко мне, приказали влезть в чрево коня, заснуть там и после рассказать обо всем, что увижу во сне.

Вот все, что требовалось от меня! Я, бедный Джиган., думал, что это легкое дело. Когда я приготовился влезть в утробу коня, богач остановил меня, приказал снять одежду и вместе с золотыми монетами передать ему, а сам обещал сохранить их до моего выхода из утробы коня.

Я, Джиган, разве знал, что ждет меня? Я передал одежду и деньги богачу на хранение. Как только я влез в утробу коня, богач зашил прорез, а я, закрыв глаза, приготовился заснуть, чтобы видеть сон.

Вдруг туша задвигалась, закачалась. Оказывается, с горных вершин прилетели орлы ^{65}, подняли тушу на вершину скалы и начали клевать и рвать ее. В одном месте туша прорвалась, и я, бедный Джиган, просунул голову в отверстие и вылез кое-как наружу. Вижу, облепили тушу прилетевшие со всего света орлы и коршуны. Вспугнутые мною, они взвились к небу и затемнили его. Осмотревшись, я убедился, что нет никакой возможности спуститься с этой крутой горы.

Глянул вниз. Вижу – смотрит на меня снизу богач, ухмыляется и кричит:

– Джиган, гора, на которой ты стоишь, усыпана драгоценными камнями. Собери их и бросай мне. После я научу, как спуститься с горы, и, когда ты вернешься ко мне, получишь от меня свои золотые монеты и часть сброшенных тобою с горы драгоценных камней. – Я стал сбрасывать те камни.

Наполнив ими хурджины, богач сел на коня и уехал, Остался я, несчастный Джиган, один на горе. Там оказалось множество человеческих костей. Заплакал я, решив, что и мне придется лечь костьми с этими мертвецами. А тот богач увез с собою мои деньги и одежду, не научив меня, как спуститься с вершины горы.

Три дня проплакал я, а потом решил, что лучше погибнуть, сорвавшись со скалы, чем умирать здесь медленной смертью. Найдя низкое место, начал я осторожно спускаться.

После долгих мучений добрался до низу и лег отдохнуть. Через некоторое время проснулся, обессиленный, весь в синяках, и медленно поплелся вперед. Скоро оказался в чужой стране, пришел в одно место и увидел железную дверь, открыл эту железную дверь и вошел. За нею оказался красивый лужок. Гляжу – чуть дальше стол стоит золотой, по обеим сторонам стола стулья стоят, тоже золотые.

На одном стуле человек сидит. Я подошел к тому человеку, а он мне и говорит:

– Сын мой, откуда ты пришел? Здесь еще не ступала человеческая нога.

Я рассказал все, что со мною приключилось. Пожалел меня старик и сказал:

– Останься, поживи со мною, сынок. Потом отправлю тебя в родную страну.

Я спросил:

– Дедушка, что ты здесь делаешь один?

Он ответил:

– Я – король птиц. В год раз прилетают сюда птицы со всего света и справляют свой птичий праздник. Я оберегаю их. Подожди, через год они прилетят, тогда я посажу тебя верхом на одну из них и отправлю в твою страну.

Я остался. Через девять-десять дней встает дед и говорит:

– Я иду в горы, хочу проведать птиц. Через шесть месяцев вернусь домой. Сторожи мой дом.

И вот еще что сказал мне птичий царь:

– Видишь ту железную дверь? Смотри, не открывай, а не то находящиеся за нею львы, кабаны, медведи и волки растерзают и съедят тебя.

Сказав это, он отправился в путь. Пять месяцев прожил я, не двигаясь с места. Потом, соскучившись, начал с опаской бродить вокруг. Снедаемый любопытством, подошел к запертой двери и решил немножечко приоткрыть ее и заглянуть в щель.

Чуть-чуть приоткрыл. Нет ни львов, ни медведей! Виден прекрасный сад. Вошел туда. Чего, чего только не было там! Фруктовые деревья, отягченные спелыми плодами, удивительные цветы бесконечно радовали душу и сердце человека. Прозрачный родник стекал по золотому желобу в большой золотой бассейн. Я лег под тенью яблони и уснул. Когда проснулся, то увидел трех голубок, которые прилетели и сели близ родника. Я стал следить за ними. Они же меня не видели. Обернулись они красивыми девушками, разделись, бросились в бассейн и начали плавать. Младшая всех превосходила красотою и очень мне понравилась. Плененный ею, я без чувств упал там же.

Спустя некоторое время подошел, оказывается, ко мне тот старик и начал приводить меня в чувство, обливая мое лицо холодной водою. Очнувшись, я начал плакать, силясь понять, что со мною произошло. Дед упрекнул меня за непослушание и рассказал, что девушки, которых я видел, – дочери царя фей. В год раз они прилетают сюда и, искупавшись в роднике, улетают. Я попросил деда сосватать как-нибудь мне младшую девушку. Дед ответил:

– Имя младшей девушки Шемсибано. Не пойдет она за тебя замуж, пока тебе не удастся украсть ее рубаху.

– Как это сделать? – спросил я.

– Через год они прилетят сюда купаться, постарайся украсть тогда рубаху.

Целый год ждал я, несчастный Джиган, и наконец дождался того дня, когда голубки вновь прилетели в сад и сели близ родника. Я спрятался. Видел, как они, обернувшись в прекрасных девушек, разделись, кинулись в бассейн и начали купаться. Спускаясь в бассейн, старшая сказала: – Посмотрите, нет ли кого поблизости?

– Кто может быть здесь, кроме нас… – ответила младшая, и они спустились в бассейн. Пока они купались, я подкрался и подхватил рубаху Шемсибано. Две старшие девушки, обернувшись голубками, улетели, а младшая осталась в бассейне.

– Дайте, дайте мою рубаху, – умоляла она.

– Целый год я ждал тебя, – отвечаю, – могу ли теперь упустить тебя? Люблю тебя, красавица, очень…

Не дал я рубаху. Надев платье, подошла ко мне. Пришли вдвоем к деду. Дед справил нашу свадьбу.

Через долгое время дед отправил меня с женою вместе на больших птицах в мою страну. При прощании он посоветовал носить на себе рубаху жены, пока от нее не родится ребенок.

Я поблагодарил деда, попрощался с ним и отправился в путь. Вернулся в свой дом. Отец и мать были безмерно рады нам. Они меня считали мертвым.

Счастливо зажили. Рубаху жены я положил в железный сундук и зарыл тот сундук в землю, а над этим местом по строил дом. Но, оказывается, феи преодолевают всякие препятствия. Добралась она до того сундука, взломала его, вынула рубаху, взлетела ввысь и крикнула мне:

– Джиган! Покажись! Ты вернулся к своим родителям и блаженствуешь, мои же родители плачут обо мне, не зная, где я. Если ты еще любишь меня, разузнай, где город Гевхер, и приходи ко мне, мой отец живет там.

Я же крикнул ей в ответ:

– Не уходи, не покидай меня, любимая!

А она отвечает:

– Не тужи, и я люблю тебя, но отец не знает, где я, спешу утешить его.

Улетела, покинула меня. Оставшись один, я заплакал. Отец говорит:

– Не плачь, сынок, я найду тебе жену получше той.

Я ответил, что если опять женюсь, то только на ней же, что другой жены мне не надо.

Отец отправил людей искать город Гевхер, но люди вернулись ни с чем. Оказывается, никто еще не слыхал про город Гевхер.

Я, несчастный Джиган, сам отправился в Индию. По дороге думал про себя: «Если кто может помочь мне, то только дед – птичий царь».

Через два года я был уже в том городе, где впервые обманул меня тот богатый купец. Придя, слышу, что тот же купец опять кричит:

– Дам тысячу золотых и красивую девушку на одну ночь тому, кто утром сделает для меня одно дело…

Никто не отозвался на эти слова. Лишь я согласился. Я-то знал, в чем дело, но делать было нечего, это был единственный выход, другого пути я не знал.

Взял меня купец с собою. Хорошо угостил. Перед сном девушку прислал. Наступило утро. Взяли с собой коней. Поехали опять к подножию горы, зарезали там коня и приказали мне залезть в тушу. Говорит купец:

– Когда выйдешь наружу, расскажи, что увидишь во сне. Вот все, что требуется от тебя.

Потом еще сказал:

– Деньги, полученные от нас, и одежду оставь нам на хранение, а не то полиняет все.

– Не отдам, говорю, – мое добро полиняет, не ваше.