Текст книги "Сказания и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Напал я на след Мелтон-Дареджан, – твоя возлюбленная в Каджетском царстве.

Тут Тариэл говорит ему:

– Три года живу я в этом доме и еще не знаю, что в нем хранится.

Нашли девять ключей. Открыли одну комнату, открыли другую, видят – груды золота и серебра. В девятой комнате нашли три набора рыцарских доспехов. Надев эти доспехи, Гариэл и Ушкури отправились в путь, а третий набор доспехов взяли для Придона, решив и его взять с собой для борьбы с каджами.

Завернули к Придону и сообщили ему, что Мелтон-Дареджан в плену у каджей и они отправляются туда освободить ее.

Когда они собрались в дорогу, Придон говорит Тариэлу:

– У тебя Ветер-конь, не обгоняй нас, отправимся вместе.

Тариэл не послушался, обещав подождать их в дороге он стрелою полетел вперед. Разметал крепость, перебил каджей, посадил Мелтон-Дареджан к себе на коня и поскакал навстречу Ушкури и Придону. Вернувшись в свое жилище, Тариэл всю ночь пировал.

Богатство Тариэл оставил Придону. Теперь все отправились к царю-властелину Ушкури и там устроили пиры и празднества.

Говорит Ушкури Тариэлу:

– Мое дело похоже на твое – я хочу жениться на красавице – дочери моего повелителя.

– Будь покоен, ты женишься на этой красавице, попирую на твоей свадьбе и после отправлюсь в родную страну.

Царь торжественно отпраздновал возвращение Ушкури Во время пиршества Тариэл обратился к царю:

– Великий государь! У меня к тебе просьба, пока не вы полнишь, не уйду отсюда.

– Приказывай, даю слово исполнить все, что попросишь.

– Отдай свою красавицу дочь за Ушкури. Сыграем свадьбу теперь же, погуляю на свадьбе и затем попрощаюсь с вами.

Царь согласился. Начался свадебный пир.

После праздничного пира Тариэл взял с собой Ушкури с его красавицей женой и направился к царю Каихосро. Видят, постарел царь от горя, сын умер, моурави пропал. Очень одряхлел сам, и даже все царство велел выкрасить в черный цвет в знак безысходного горя.

Увидев прибывших гостей, царь возрадовался. Немедленно приказал все перекрасить в белый цвет. Трон передал Тариэлу. Справили пышную свадьбу, соединили Мелтон-Дареджан с Тариэлом. Все царство ликовало, видя их счастье.

Турнир в честь Руставели

( Популярное грузинское сказание о царице Тамар и Руставели относится к XII–XIII вв. Перевод этого сказания, сделанный поэтом К. Д. Бальмонтом, был опубликован в различных изданиях поэмы, а впервые в книге Шота Руставели «Носящий барсовую шкуру», перевод К. Бальмонта (М., 1917 г.))

В царствование Тамар по случаю окончания Руставели дивной поэмы «Витязь в тигровой шкуре» был устроен на нынешнем Дидубийском поле турнир, на который собрались лучшие витязи Грузии, храбрейшие воины, наездники, музыканты, поэты.

Царица, окруженная блестящей свитой кавалеров и дам, сидела на возвышенном месте под богатым, вышитым золотыми звездами балдахином. Начались состязания в верховой езде, метании копий, в борьбе, в игре на разных инструментах. Руставели был героем дня, – не только потому, что турнир был устроен в честь его поэмы, но и потому, что он отличился в джигитовке, как лучший наездник, и в игре на тари, которой поразил всех, в особенности царицу и придворных дам.

Когда были розданы победителям назначенные награды, состоявшие из кинжалов и шашек в дорогих оправах, бархатных одежд и тому подобного, царица Тамар приказала вестникам объявить во всеуслышание, что последнюю, самую дорогую награду – золотой венец – получит тот, кто стрелой пронижет яблоко, которое она будет держать в своей собственной руке. Когда вестники объявили об этом, то в народе поднялся ропот, что царица не должна подвергать себя опасности, что неверно пущенная стрела может ранить или даже убить ее, и тогда народ будет повергнут в неописуемое горе. Женщины, однако, были другого мнения. Их разжигало любопытство, чем может окончиться предложенное царицей состязание, и потому они, со своей стороны, говорили: «Никто не смеет перечить царице: если она желает устроить это состязание, то на это ее непреклонная воля». Лучшие стрелки из лука, Ростом, Донике, Зураб, Амириндо, по совещании между собой, подошли к царице и, пав перед ней на колени, просили ее отменить это состязание, а если оно не будет отменено, то они заранее просят простить их за отказ участвовать в нем: «Рука никого из нас не дрогнет, если повелишь, государыня, кому-нибудь из нас лишить себя жизни; но кровь твоя, если она нечаянно будет пролита, падет проклятием на нас и на голову детей наших. Потому, государыня, умоляем тебя, – избавь и себя и нас от страшной опасности, от ужасного дерзания». Тамар, улыбаясь, отвечала: «Тут нет никакого дерзания, никакой опасности. При умении и желании задачу легко выполнить». Витязи по-прежнему молили ее отменить это состязание. Тогда выступил вперед Руставели и сказал:

«Возьми, государыня, в руку твою яблоко: я решаюсь пронзить его моей стрелой».

Все удивлялись смелости Руставели, и витязи просили его не делать опасного опыта. Руставели, не слушая их, глядел на царицу и на яблоко, которое царица, взяв указательным и большим пальцем, своей руки, подняла над своей головой. Неужели этот безумец, Руставели, будет стрелять в это яблоко? Ведь если он и попадет в яблоко, то стрела, пролетев дальше, может убить какую-нибудь даму из сидящих позади царицы. Но, неожиданно для всех, Руставели, взяв в руки стрелу и подойдя к царице, левой рукой придержал яблоко, а правой воткнул в него стрелу и пронзил его насквозь. Царица выпустила яблоко из рук, и Руставели высоко поднял его на стреле своей. Все тогда поняли, что царицей задана была загадка, которую Руставели умно и быстро разгадал.

– Победа Руставели, – вскричала царица, – он заслужил золотой венец. Я же говорила вам, мои добрые витязи, что в этом состязании нет ничего опасного. Вы упустили из виду, что я предлагала пронзить яблоко, а расстояние, с которого следовало это сделать, я не назначала. – Тут царица собственноручно надела на голову Руставели золотой венец и дозволила ему поцеловать свою руку ^{43}. Начались неописуемые в честь Руставели ликования. Весь народ пел ему прославления. Зурна неумолчно играла, певчие громко восхваляли его. Никогда и нигде победителя на турнирах так не чествовали, как в этот день Грузия чествовала великого Руставели.

Любимая книга

( Текст записан М. Чиковани, сказитель С. Гзиришвили, с. Уде («Мнагоби», 1937 г., № 12))

Как с любимой женщиной, так и с книгой «Витязь в тигровой шкуре», никак нельзя расстаться. В Грузии ни одна княжна не могла выйти замуж, если не знала наизусть всю поэму «Витязь в тигровой шкуре». Я нашел эту книгу в одной семье и научился грамоте, чтоб ее прочесть.

Раньше в списке приданого ^{44}первым значилось название книги бессмертного Шота Руставели.

Слово Шота

( Записал Н. Татишвили, сказитель С. Тотадзе, с. Чунчха («Руставели – школе», 1937))

Когда Тамар ^{45}возводили на царский трон, некоторые вельможи выражали сомнение: она женщина ведь и, кто знает, какой из нее выйдет царь?

Шота Руставели им возразил:

– «Дети львов ^{46}– самец и самка – одинаковы собой!»

Царица Тамар

( Текст записан в Месхети и хранится в коллекциях Института рукописей им. К. Кекелидзе Академии наук Груз. ССР. Опубликован в книге проф. К. Сихарулидзе «Грузинская народная историческая словесность», т, 1, 1961 г. (на груз. яз.))

Был один прославленный грузинский царь, и была у него прекрасная дочь, которую звали Тамар.

Заболела Тамар злым недугом. Отец потратил много денег, чтобы вылечить ее, но ничего не помогало. Видел царь, как с каждым днем хиреет его дочь, чахнет и становится все ужасней. Велел он прислуге убрать ее – бросить куда-нибудь подальше, чтоб больше не зреть ее отвратительное лицо.

Взяли слуги изъеденную язвами царевну Тамар и покатили с холма под откос, покрытый густой зеленой травой, ибо она была так обессилена, что вовсе не могла передвигаться.

Скатившись по мягкой мураве, она очутилась наконец в долине, но от прикосновения покрытого язвами голого тела к целебным травам она навсегда освободилась от злого недуга (рассказывают, что помог ей особенно табак).

Вскоре царевна Тамар стала такой же красивой и прелестной, какой была до болезни, и даже еще лучше. Красота царевны восхищала всех. Никто не сводил с нее глаз, так была прелестна она – благословенная!

Когда Тамар выздоровела, она пустилась в путь. Мало ли шла или много, она дошла до Ванских пещер, что высятся на противоположной стороне Вардзии – пещерного города ^{47}, – встретилась с одной женщиной и нашла у нее приют. Жили обе вместе.

Однажды журавли стаей летели в теплые страны. Вдруг Тамар недалеко от себя заметила упавшего журавля с перебитым крылом и переломанной ногой. Она подкралась к нему и схватила. Перевязав раны тряпкой, царевна вскоре вылечила журавля и приручила его. Журавль стал домашней птицей, привык и подружился с курами. Сильно полюбила и царевна своего журавля.

Когда в обратную дорогу пролетали журавли, прирученный царевной журавль последовал за ними и таким образом покинул Тамар. Сильно опечалилась царевна из-за исчезновения любимой птицы и плакала, проливая горькие слезы.

В следующем году, видя, как летят снова журавли в теплые страны, Тамар сказала:

– Ах, если бы и мой журавль был среди их!

Не успела она кончить фразу, как один журавль отделился от стаи. Царевна заметила, что птица держала в клюве две щепки – желтую и белую. Обе были очень красивы.

Журавль прилетел и сел над пещерой, где жила царевна, там сложил щепки, а сам улетел.

Прибежала Тамар, подобрала эти щепки и сказала:

– Они пригодятся мне на засечки! – и засекла белой щепкой надой своей коровы.

Молоко сразу превратилось в серебро. Вечером она засекла молоко желтой щепкой, и оно превратилось в золото.

После этого царевна стала засекать ими воду, превращая ее то в золото, то в серебро.

Когда Тамар накопила таким образом много золота и серебра, она села на царский трон. По всему миру распространилась слава о красоте царицы Тамар, и пошла молва об ее богатстве, которое она щедро раздавала беднякам.

Дошла весть о красоте царицы до персидского шаха. Пошел он войной с огромным войском, чтобы силой увезти ее, но Тамар разбила шаха. Победила она и второй раз, но третий раз шах одолел ее. Когда он вознамерился полонить Тамар, она растворилась в воздухе и стала незримой, – наша грузинка мать.

Крепость Горис-джвари

( Текст записал Ал. Глонти, сказитель В. Квицинадзе («Грузинские народные новеллы», 1956 г.). Легенду о крепости Горис-джвари впервые опубликовал поэт Иосиф Давиташвили в 1877 году (газ. «Дроеба», № 109))

Наголову разбила турок царица Тамар, обратив разгромленную вражескую армию в бегство далеко за Карс, и с победой возвращалась в Тбилиси. Миновав Боржомское ущелье, вместе со своим войском царица двинулась вниз по течению Мтквари – Куры и разбила лагерь на ее берегу, там, где сливается с ней река Лиахви. Перед тем их застал сильный дождь, и войскам пришлось шагать по грязи.

– Пусть воины в поле счистят грязь с ног! – приказала Тамар.

И вот, на берегу Лиахви, в поле, скучились войска и счистили грязь. От соскобленной грязи образовался целый холм.

Распогодилось. Но уровень Куры и Лиахви страшно поднялся, Тамар отдыхала в малой палатке на берегу Мтквари. Вдруг вспорхнул самый любимый ястреб царицы и, перелетев разлившуюся Мтквари, сел на вершине горы по той стороне реки. Опечалилась Тамар, вышла из палатки, созвала войска и приказала:

– Тому, кто переплывет половодную реку и доставит мне обратно моего любимого ястреба ^{48}, я готова исполнить все, что попросит.

Выдвинулся вперед один молодой воин и, отвесив скромный наклон перед царем царей, он бросился в самый бурлящий водоворот Мтквари. Рассекая грудью разъяренные волны реки, он вышел на другой берег, поднялся на вершину горы, поймал ястреба и, держа его в одной руке, бросился в Мтквари и, разрезая волны другой, понесся вплавь на другую сторону.

Царица Тамар забеспокоилась. Горе, если молодой воин будет просить руки ее самой. Не к лицу же царю не сдержать данное им слово! И она в душе взмолилась богу: о боже, если в самом деле он так думает, пусть тонет в воде.

Юноша еще раз взмахнул свободной рукой, но внезапно огромная волна ударила в голову, оглушила его и он пошел ко дну. Потонул юнец в водовороте, а ястреб снова улетел вдаль и сел на вершине горы.

Тамар вмиг послала водолазов. Они с трудом нашли утопленника и еле выволокли на другой берег. Доставить обратно его не удалось. Поймали наконец они и ястреба и доставили любимого Тамаре.

Царица была в глубоком горе. На той вершине, где сидел ястреб, она велела похоронить смельчака.

В следующем году на могиле юноши и на горе, образовавшейся от счищенной с ног воинов грязи, царица построила две крепости. Воздвигнутой на могиле молодого воина крепости Тамар дала название Корис-джвари – Ястребиный крест, а другой – Горис-цихе – Горийская крепость, только впоследствии Корис-джвари стала называться Горис-джвари.

Ответ Эристави

( Текст записан М. Алавидзе, сказитель Ш. Давиташвили («Лечхумская народная словесность», 1951 г.))

Турки вступили в Ксанское ущелье, а владетель Ксани – Эристави, укрепившись в своей высокой, господствовавшей над окрестностями крепости ^{49}, оказывал им яростное сопротивление.

Война принимала длительный характер. Турки осадили крепость и хотели взять ее измором. Народ, однако, не прекращал доставлять продукты питания осажденным.

Однажды турецкий паша подозвал к себе посыльного и велел отнести Эристави жареного ягненка и сказать:

– Знаю, тебе есть нечего. Посылаю ягненка, чтоб немного продержался, несчастный…

Был нерест – пора метания икры. Рыба устремилась к верховьям рек. В тот день, когда посланец паши доставил Эристави жареного ягненка, над крепостью пролетал орел, несший в когтях пойманного в реке лосося. Когда он поравнялся с башней, один из воинов грузин прицелился и, выстрелив, ранил орла. Орел выпустил из когтей добычу, и та упала в крепость.

Эристави обрадовался. Он подозвал посланца паши и, дав ему лосося, наказал сказать:

– Зря беспокоитесь, паша! Нехватки в продуктах и вине у нас, как видите, нет, – здесь вдоволь и живых лососей.

Турецкий паша снял осаду с крепости и вернулся восвояси.

Дождь

( Литературная обработка легенды была напечатана в книге Гульбат «Сборник грузинских легенд» (М., 1899). В предисловии к сборнику О. И. Грузинская писала: «Заметив с сожалением, что наши старинные легенды и предания утрачиваются из памяти народной, я решила собрать их и напечатать, хотя вполне сознаю несовершенство моего изложения». Ею собраны и обработаны более 25 легенд)

Во времена царя Георгия I, в XI веке ^{50}, жил знаменитый воевода Кэурс, из славной фамилии князей Орбелиани. Известно, что эти князья ведут род свой от императоров китайских и не раз вступали в родство с царями нашими, почему и положение их при грузинском дворе было исключительно приятное.

Надо прибавить к этому, что преданность и усердие князей Орбелиани вполне оправдывали эти отличия. Они из рода в род занимали должность начальника всех войск грузинских и удивляли мир своею храбростью.

Когда Георгий воевал с греками, Кэурс попал в плен, а так как это случилось во время битвы у деревни Ширимни, где погибло множество грузинских военачальников, в том числе спарапеты Рат и Зоват, братья Кэурса, то царь долгое время думал, что Кэурс убит вместе с ними. Только когда начались переговоры о мире, император Василий II предложил царю выменять Кэурса на четырнадцать крепостей, а именно: по одной в Тао, в Базиане, в Артане, в Кола, в Джавахете, в Шавшете и так далее, и сверх того просил в заложники сына Георгиева, трехлетнего царевича Баграта.

«Я так много обязан роду князей Орбелиани, что не пожалею за них и полцарства», – ответил царь.

При окончании переговоров решено было, что пребывание царевича, как заложника, в Константинополе продолжится лишь столько, сколько потребно будет времени для водворения греческого управления в вышепоименованных крепостях, и никак не долее трех лет.

Нашлись люди, которые осуждали царя за отдачу четырнадцати лучших крепостей впромен за одного человека, но народ чуть не разорвал их. Общая уверенность в воинских способностях князей Орбелиани была так неограничена, что многие открыто говорили: «Только бы вернулся Кэурс, а с ним мы не только вернем свои крепости, но, с божьей помощью, приобретем еще четырнадцать других». Ликованию по случаю его возвращения не было конца. Более же всех радовалась двенадцатилетняя дочь его Тамара.

Тяжелым горем лег на нее плен отца, в отсутствие которого она лишилась матери и брата. Увидев, что Тамара выехала к нему навстречу одна, в сопровождении старой мамушки и нескольких молодых прислужников, богатырь Кэурс, от взора которого бежали целые полчища, заплакал, как дитя.

Отец и дочь бросились в объятия друг друга и долго не могли расстаться.

Клики радости в народной толпе умолкли, все вспомнили добрую щедрую княгиню и красивого мальчика, всюду ее сопровождавшего, и невольно грусть омрачила общее ликование. Кэурс опомнился первый. Он обратился к встретившим его и пригласил их на свой двор разделить с ним трапезу.

«Тамара постарается своею приветливостью заменить вам мою княгиню, – сказал он. – Господь не без милости, в моей неволе он даровал мне сына взамен того, которого взял. Плиний, – обратился он к красивому юноше, стоявшему сзади его, – помоги сестре и мне угощать гостей».

Все взоры обратились на Плиния – высокого, стройного, с тонкими, правильными чертами лица. Чувствуя себя предметом общего любопытства, он покраснел и невольно опустил взоры, как стыдливые девы наши, и скромность эта сразу расположила всех в его пользу. Во время пиршества и Кэурс, и молодые люди обворожили всех своей любезностью.

Старый и всеми уважаемый вельможа Александр, которого за храбрость и воинские успехи прозвали Македонским, подсел к Кэурсу и начал так:

– Ты справедливо сказал, друг, что господь воздал тебе за потерю сына этим прекрасным юношей, привязанность и сыновняя почтительность которого к тебе всем нам видимы и располагают в его пользу, но мы бы желали знать, кто он и почему ты усыновил его.

«В моей неволе, – ответил Кэурс, – господь послал мне друга. Он был знатный сановник, любимец императора и не нуждался в дружбе пленника; тем не менее не проходило дня, чтоб он не посещал меня. Мы рассказывали один другому свои боевые воспоминания и скоро полюбили друг друга, как два брата. Когда пришло ко мне известие о смерти жены и сына, его дружественное сочувствие было единственным моим утешением. Он рассказал мне свою жизнь, и через него узнал я, что он лишился любимой подруги в день рождения Плиния, за жизнь которого в первые годы трепетал ежечасно. Мальчику теперь восемнадцать лет, и он здоров, но слабосилен и требует заботливого ухода. Перед отъездом моим сюда друг мой заболел и призвал меня к себе:

– Я умираю, – сказал он, – и благодарю бога, что это случилось до твоего отъезда, ибо тебе безбоязненно поручаю лучшее мое сокровище. Возьми Плиния вместо того сына, которого у тебя взял бог. Врачи находят, что для его здоровья необходим более жаркий климат, чем наш. Возьми его с собой и замени ему меня!

Я поклялся любить его и беречь как сына и надеюсь, что господь поможет мне исполнить мою клятву!» – заключил Кэурс.

– Ты удовлетворил мое любопытство, – сказал Александр, – теперь я предложу тебе другой вопрос, но для этого нам необходимо удалиться. Сердце мое также тоскует по сыне, который попал и число молодых людей, сопровождающих царевича в Грецию. Хотя разлука наша не продолжится более трех лет, но мне это время кажется вечностью.

С этими словами старики удалились, а когда вернулись, то в руках их были турьи рога, наполненные вином. С веселым видом обратились они к пирующим:

– Друзья, – сказал Александр, – поздравьте меня и помогите мне благодарить Кэурса, который отдает мне то, что имеет лучшего: я помолвил сына моего на его дочери!

Посыпались поздравления и пожелания, и ликование продолжалось до глубокой ночи.

Кэурс и Александр видались часто, последний всегда спешил сообщить всякое известие о сыне; между прочим узналось, что молодых людей, сопровождающих Баграта, учат всем европейским языкам и наукам.

Кэурс задумался:

«Моя дочь не знает ни европейских языков, ни тех искусств, которыми тамошние женщины привлекают молодых людей; не показалась бы она странна твоему сыну!»

– Позвольте мне сказать слово! – неожиданно раздался светлый, нежный голос Плиния.

Старики оглянулись на него, он стоял перед ними красный от волнения.

«Говори!» – сказали они в один голос.

– Покойный отец мой не жалел ничего для моего учения, меня учили всему, чему у нас учат. Наука давалась мне легко, и если вы позволите, я с радостью передам свои познанья сестре, которая и сама имеет страстную охоту учиться.

Разрешение было дано, и с тех пор молодые люди были неразлучны. Под руководством Плиния Тамара скоро усвоила греческий язык в совершенстве. Они вместе изучали поэтов, затверживая лучшие места наизусть. Чудный голос Тамары, казалось, еще улучшился, когда она научилась от Плиния подчинять его правилам музыки. Достали лиру и по целым часам распевали звучные стихи. Для молодых людей дни, недели, месяцы летели с необычайною быстротой, они были счастливы вполне и долго не понимали, как они дороги стали друг другу. Наконец это сознание пришло. Уверенные в любви к ним Кэурса, они безбоязненно сообщили ему о своем открытии.

Но Кэурс, раз дав слово Александру, не считал себя вправе изменять его. Уроки были прекращены, Плинию воспрещено видеться с Тамарой иначе как в присутствии отца. Счастье молодых людей внезапно превратилось в жгучее горе, которое втайне разделял и Кэурс, искренне их любивший.

Через несколько дней такого мучения Плиний не выдержал и нашел случай тайно увидеть Тамару. Слезно умолял он ее бежать с ним в Грецию и там пожениться, но никакие мольбы и слезы не могли убедить ее выйти из повиновения отца.

– Твоя жена настолько должна быть лучше других, насколько и ты сам прекраснее всех людей в мире, – говорила Тамара, – как же можно тебе жениться на беглянке. Нет, Плиний, подождем! Богу все возможно! Он все видит, все знает, все ценит в настоящую меру! Он знает, легко ли нам не видеться, и я уверена, что если мы ничего не сделаем такого, чтобы его прогневить, он сам найдет способ прекратить нашу разлуку, только ты не забывай меня и… не ищи случая видеть меня… тайно.

И утро и вечер, и день и ночь молила Тамара бога прекратить их разлуку.

Раз в сопровождении старой мамушки и молодых прислужников отправилась она на богомолье в какой-то отдаленный монастырь, где жил старец, великий постник, богомолец и подвижник.

Ему открыла Тамара свое горе, и старец повел ее в свой садик. Там, в присутствии всех, стал он над нею молиться. И вдруг нашла страшная туча, засверкала молния, послышались раскаты грома, один другого продолжительней и сильнее. Присутствующие в страхе пали на землю. Наконец гроза стихла.

– Вставайте! – послышался голос старца, – Господь услышал нас грешных и утешил Тамару!

– Где же она? – спросили окружающие.

– Вот! – ответил старец и указал на прелестную благоухающую лилию, внезапно появившуюся среди его сада. Господь преобразил ее в цветок! – пояснил он.

Окружающие не верили.

Мамушка подняла вой, что Тамару спрятал коварный старец. Забыв страх божий и боясь гнева Кэурса, она осыпала его проклятиями и ругательствами. Прислужники обшарили весь монастырь, все окружающие леса и кустарники и, не найдя нигде Тамары, убили святого старца и подожгли монастырь.

Сгорело вековое здание, сгорела каменная ограда, сгорели столетние деревья, сгорела огромная библиотека, сгорело все скудное добро иноков. Не сгорела одна церковь и белая лилия, в которую обратилась Тамара. Услыхав об этом, и Кэурс и Плиний поспешили на пепелище монастырское. В церкви не было никого, остальное же все представляло открытое поле угля и пепла.

Искать Тамару было негде. Только среди всего этого пепла росла белая лилия, свежая, прекрасная, благоухающая. Плиний первый к ней приблизился и заплакал. За ним последовал Кэурс и обмер от удивления. Он заметил, что когда слезы Плиния попадали на окружающие лилию угли и камни, нежные лепестки ее желтели от ревности, когда же они капали на лилию, то она краснела от счастья.

– Тамара, ты ли это? – спросил отец.

Пронесся тихий ветерок, и Плиний и Кэурс ясно слышали, как под дуновением его листья лилии издали звук:

– Я!

Безутешный Кэурс не мог перенести потери дочери, тут же умер от горя, а бедный Плиний так долго и много плакал, так пламенно молил бога, чтобы он соединил его с Тамарой, что тот наконец обратил его в дождь.

Я слышал, что в прежнее время, как только случится засуха, жители окрестных деревень спешили к оставленной церкви, кругом которой всегда во множестве росли лилии, и набирали их целые корзины. Благоухающую добычу раскладывали они по полям и садам, и молодые девицы наши пели песни Тамары. Прелестное, звучное стихотворение, столь же благоухающее и чистое, как и милый цветок, им воспеваемый. Это, собственно, молитва Тамары со всей ее детской верой в могущество божье. Она кончается призыванием Плиния, который, говорят, всегда является в виде благотворного теплого дождя.

Я слышал даже, будто лилии эти сохранили редкую способность то краснеть, то желтеть, а молодые девицы наши устроили из этого что-то вроде гадания. Каждая замечает себе один цветок и после дождя идет его отыскивать.

Если он пожелтел, то чувства суженого ее подлежат большому сомнению, если же покраснел, то нельзя сомневаться в его привязанности.

Не знаю, сохранился ли этот обычай? Мне всегда жаль, когда какое-нибудь подобное предание забывается! В наших старинных легендах было столько чистого, честного, возвышенного, что они этим одним были поучительны.