Текст книги "Сказания и легенды"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Тритино

( Печатается по книге Гульбат «Сборник грузинских легенд» (М., 1899))

Когда Персией управлял престарелый шах Джемшид ^{51}, не имевший сына, каждый молодой человек знатной фамилии старался выказать себя перед своим государем в надежде быть им усыновленным; кто занимался своей наружностью, одевался щеголевато, непомерно стягивал талию и ноги, выписывал ароматы из Аравии и надеялся ослепить старика красотою. Кто упражнялся в скачках, стрельбе и прочих воинских искусствах и хотел очаровать его своей ловкостью в джигитовке. Кто посвящал все свое время изучению всяких искусств: лепил, рисовал, слагал стихи, играл на различных инструментах, пел, плясал и мечтал обворожить Джемшида своими талантами. Кто предавался изучению серьезных наук, писал серьезные сочинения, проводил вечера в разговорах с учеными мужами и думал обольстить его своими познаниями. Кто рассыпал перед ним деньги, угощал нищих, одевал вдов, окружал себя старцами и убогими и хотел своей щедростью привлечь к себе внимание доброго шаха. Нашелся и такой, который за наставлениями обратился прямо к Иблису ^{52}, то есть – демону.

Предание не сохранило нам советов этого наставника, но повествует только, что ученик дьявола Аждехак ^{53}успел понравиться Джемшиду и был им усыновлен и объявлен наследником престола.

Известно, что дьявол никогда не благодетельствует даром, и в виде платы за труды потребовал, чтобы Аждехак убил Джемшида.

Долго сопротивлялся молодой человек. Ему жаль было доброго старика, искренне к нему привязавшегося и осыпавшего его милостями, однако дьявольское красноречие превозмогло и совесть и благодарность, и бедный Джемшид погиб от руки усыновленного им Аждехака.

Едва свершилось преступление, как появилось и наказание, ужасное, невиданное и неслыханное. Из каждого плеча преступника вышло по огромному змею, которые хвостами продолжали держаться в его теле. Питались они исключительно человеческими мозгами ^{54}.

Пришлось установить жребий, и ежедневно несколько персидских семейств оглашали воздух своими воплями, провожая своих родственников на ужасную смерть.

После кроткого царствования Джемшида такие порядки казались еще ужаснее.

В то время жил знатный и богатый старец Моисей; он был щедр и гостеприимен, и бедные, бесприютные, странные, убогие толпились кругом его хором, и никто не уходил без богатого подаяния. Он был мудр и учен, и знатные и бедные спешили к нему за советом. Всякого находил он время выслушать, всякому сказать слово на пользу, так что уста его уподоблялись переполненной сокровищнице, из которой, если чуть открыть дверь, непременно выпадет жемчужина, или алмаз, или яхонт, или еще какой-нибудь драгоценный камень. Он был могуществен и любим при дворе, и все обиженные, оклеветанные бежали к нему и находили в нем защиту и оправдание. Он так любил своих соотчичей, что не щадил для них ничего, не дорожил ни временем, ни трудом, ни состоянием; часто, раздав все, он снимал с себя верхнюю одежду, чтобы прикрыть ею какого-нибудь обнаженного старца. Джемшид весьма высоко ценил его и часто шутя говаривал:

«Моисей, ты, кажется, ничего на свете не любишь и ничем не дорожишь?»

– Извините, государь, – ответил он однажды, – я только всю свою способность любить сосредоточил на одном предмете, и для всего остального у меня уже не осталось чувства.

«Что же или кто же это?» – спросил Джемшид.

– Это – единственное мое детище, дочь моя Нана ^{55}.

В один прекрасный день, когда, казалось, солнце светило лучше обыкновенного и придавало всему праздничный вид, с утренней зари рассыпались по всему городу глашатаи и звали всех знатных и убогих к Моисею, на великую радость и пир.

Стеклось такое множество людей, что не только обширные его хоромы и просторный двор, но и вся окружающая городская площадь были переполнены гостями. Угощение было самое роскошное, самое обильное и одинаковое как для знатнейших сановников, наполнявших дом, так и для самых убогих нищих, приютившихся на краях площади. Моисей давал пир по случаю помолвки своей дочери с персидским принцем из древней царственной династии Пиш Дадиани, по имени Тритино ^{56}. Он был известен всем и каждому своей воинской доблестью, отличался гигантским ростом, сверхъестественной силой, необычайною ловкостью и замечательной красотой.

Самые искренние поздравления и пожелания сыпались из тысячи уст на жениха, невесту и Моисея.

Сам Аждехак (имя это значит «дракон») пожелал принять участие в общем торжестве и неожиданно явился среди пирующих. Внимание Моисея и обрученных сосредоточилось на государе, который был необычайно любезен. Следуя старинному обычаю, Тритино, выслушав поздравление Аждехака, подвел к нему свою невесту и собственноручно приподнял чадру, скрывавшую прелестные черты ее от любопытных взоров присутствующих.

Все были ослеплены ее необычайною красотой. Даже злые змеи, покойно дремавшие на плечах государя, подняли головы и не сводили глаз с Наны.

Через несколько минут Аждехак покинул пир, который продолжался далеко за полночь. Возвратясь домой, счастливый и усталый Тритино лег спать, и сны его были продолжением счастливого дня, как вдруг его пробудили печальные вопли. Ему пришли сказать, что жребий пал на Нану и что с восходом солнца Моисей обязан вести ее в жертву змеям и Аждехаку.

«Я сам поведу Нану!» – спокойно и решительно ответил Тритино и опрометью бросился в дом Моисея.

Во всем окружающем воздухе стоял гул от плача и рыданий тысяч плакавших и причитавших; Моисея нашел он полумертвым от горя, возле него стояла Нана, прелестная, бледная, но спокойная.

«Нана, я сам поведу тебя и не дам ни змеям, ни Аждехаку!» – вырвалось из уст Тритино.

– Нам еще более получаса до назначенного времени, – ответила Нана, – и я хочу сказать тебе, господин мой, что я не боюсь ни змей, ни Аждехака, у меня есть заступник сильный, могущественный, непобедимый. Гамдели – няня моя – была еврейка, она тихонько научила меня любить и поклоняться истинному богу, который всегда защищает верующих в его могущество; мы возьмем ее с собою, и я уверена, что ее святые молитвы обезоружат змей; с Аждехаком же, конечно, сладит мой Тритино, поэтому-то я покойна, но я не умею передать мое спокойствие, мою уверенность отцу! В это время вошли посланные шаха. Крик ужаса вырвался из уст несчастного старца, и слуги замертво вынесли его из покоя.

«Одна женщина и один безоружный мужчина могут проводить Нану!» – провозгласили придворные; и Нана, и Тритино, и гамдели отправились с ними. У дверей опочивальни шаха их всех тщательно обыскали и потом впустили к Аждехаку, заперев за ними тяжелые бронзовые двери.

Гамдели и Нана обе молились, первая громко, не стесняясь присутствия шаха. Она бросилась на колени и, воздевая руки к небу, взывала к богу израилеву о помощи! Нана стояла за нею, опустив взоры, и внутренне молилась вместе со старухой. При виде их шах встал и с недоброй улыбкой направился к ним навстречу. Змеи проснулись, зашипели, радостно протянули головы и выставили свои зараженные жала. Тритино стоял рядом с Наной бледный как смерть, с пылающими взорами.

Обыкновенно в некотором расстоянии Аждехак останавливался, змеи вытягивались, одним изгибом своего огромного тела опрокидывали сопровождавших, потом вонзали свои жала в голову жертвы и привлекали ее к шаху. И теперь они с радостным свистом вытянулись и окаменели. Видя их неподвижность, Аждехак хотел приблизиться, но Тритино бросился на него, как ураган, длинными телами змей связал он его и поверг на землю.

Одного удара богатырской ноги было достаточно, чтобы выломать тяжелые бронзовые двери, и через несколько мгновений Тритино уже тащил своего пленника через площадь вон из города, мимо оторопевших телохранителей, на высокую и неприступную гору Демавенд, где он и приковал его к скале.

О смерти Аждехака есть два сказания: одно говорит, что и он, и змеи умерли с голоду, другое – что змеи сначала умертвили его, выпив его мозг, а потом сами погибли голодной смертью. Тритино же был провозглашен царем персидским, женился на Нане, взял во дворец гамдели, которую щедро наградил, а также и Моисея, мудрыми советами которого руководствовался при управлении царством, и был общим любимцем.

По совету Моисея отправил он воеводу Ардама в Картли ^{57}на завоевание этой благословенной страны. Ардам перебил неистовствовавших там хазар, овладел всеми городами и крепостями и выстроил на берегу Каспийского моря город Дарубанд, что значит «закрытая дверь».

Он же обнес стеной Мцхет ^{58}: это было первое здание из камня к извести, до него карталинцы воздвигали дома или деревянные, или высеченные в скалах, или из камня с глиной. Был и еще один способ, но им пользовались только разве цари или самые богатые люди: это были целые здания, в которых огромные камни стесывались с одной стороны и держались без помощи какого бы то ни было цемента, плотно задвигаясь один на другой. Таким же новым способом, то есть из камня и извести, была воздвигнута крепостная стена в Армази и окончена таковая же по всей горе Армази ^{59}до реки Мткуар.

Грузины с благодарностью вспоминают правление Тритино, которого на грузинском языке зовут Апридун. Что затевал Апридун, ему всегда удавалось, потому что он умел предложить это народу в приятной форме.

Так, когда по совету Моисея он послал Ардама, чтобы овладеть Грузией, воеводе строго-настрого было запрещено являться в виде завоевателя.

Ардам объявил грузинам, что прислан Апридуном помочь им избавиться от хазар. Грузины немедленно присоединились к его войску и под его предводительством освободились от хазар. В пылу восторженной признательности освобожденные поспешили провозгласить Апридуна царем. Он пользовался искреннею, беспредельною преданностью к себе своих подчиненных; заметим притом, что Апридун вполне заслуживал подобные чувства, ибо он соединял в себе все телесные и душевные качества, привлекающие сердца подданных к государям.

Известно, что он был великан, силач и красавец, обладал необычайным умом, нежным и сострадательным сердцем и редким, по-тогдашнему, образованием, ибо о нем повествуют, что он не только умел извлекать пользу из каждого дерева и камня, но мог даже объяснить, зачем господь сотворил и последнюю былинку, уныло растущую на стенах старых зданий. Он столько же прославился своей строгой справедливостью и беспредельной храбростью, сколько и неподражаемым милосердием, царственной щедростью и замечательной проницательностью.

Личная его храбрость и ловкость в воинских упражнениях привлекала и располагала к нему воинственных грузин.

Камбечиан

( Печатается по книге Гульбат «Сборник грузинских легенд» (М., 1899))

Во времена глубокой древности семеро потомков Соломона Премудрого отправились на чужбину искать счастья. Каждый из них хотел сделаться столь же известным миру, как предок их, каждый надеялся стяжать громкую славу, обширное царство, многочисленное воинство и несметное богатство. Предание гласит также, что каждый из них обладал и каким-нибудь выдающимся талантом или добродетелью. Так, старший, Баграт, отличался коммерческими способностями; второй, Абгавар, славился уменьем считать с необычайной быстротой и ловкостью, и ему приписывают изобретение ручной арифметической таблицы, столько поколений практиковавшейся в наших древних народных школах; третий брат, Маобал, считался хитрейшим из людей; четвертый, Гурам, славился воинской храбростью; пятый Саак, известен был своим великодушием; шестой Азам, отличался богатырской силой и, наконец, седьмой, Варзавард, обладал даром слагать слова в певучие стихи и обвораживать своих слушателей силой своего поэтического таланта. Судьба привела их всех в Еклетц, составлявший в то время независимое царство, управляемое вдовствующей царицей Ракаель. С азиатским гостеприимством приняла царица молодых царевичей, которые, восхищенные ее приветливостью, непрерывно старались выказать перед ней свои таланты. В то время Ракаель занята была переговорами с финикиянами, и торговые способности Баграта, сразу сообразившего, что может служить наивыгоднейшим предметом торговли, до того пленили царицу, что она решила сочетать его браком со своею единственной дочерью и сделать Абгавар и Маобал, подавшие также немало полезных советов, удостоились ее расположения и благодаря ее неустанным похвалам вступили в родство с царем. Армад где и водворились на житье. Между тем остальные четыре царевича не отверзали рта. Думая воспользоваться и от них каким-нибудь полезным советом, Ракаель обратилась к воинственному Гураму с вопросом: что бы он сделал, если был самодержавным царем Еклетца.

– Я бы собрал войско и постарался разом завоевать у финикиян все то, что вы хотите в столь долгое время приобрести от них торговлей, счетами и хитростью.

Увы! Между жителями Еклетца немало было трусов и такой совет испугал большую часть слушателей. Чтобы скорее успокоить всех и дать всем понять, что она не намерена воспользоваться этим советом, царица оставила предложение Гурама без ответа и обратилась с тем же вопросом к великодушному Сааку.

– Имея такой избыток во всем, я бы даром предложил дружественному народу извлекать выгоду из моего излишка, – по-царски ответил Саак.

Но такая щедрость не по вкусу пришлась расчетливым еклетцам, и царица предложила опять тот же вопрос могучему Азаму.

– Я бы предложил меновую торговлю финикиянам, – сказал он, – пусть они выберет из среды своей знаменитейшего силача, которому будет дозволено бесплатно унести отсюда столько всякого товара, сколько он зараз может поднять на плечи, взамен же этого и я бы унес их сокровищ, сколько могу поднять. Ручаюсь, что Еклетц остался бы в выигрыше.

Но против этого предложения восстали сами финикияне.

Когда же вопрос был обращен к поэтическому Варзаварду, он ответил звучными стихами и советом пренебречь всеми денежными выгодами и стараться перенять от финикиян те научные сведения, которыми они славились и которые составят для Еклетца драгоценнейшее приобретение, чем все их товары.

Подобный совет среди торгового собрания был встречен громким взрывом хохота, и обиженные царевичи Гурам, Саак, Азам и Варзавард поспешили удалиться.

Вместе с ними вышел один старец, одежда которого отличалась от прочих; видно было, что он принадлежал к какой-нибудь другой народности. Учтивым поклоном он остановил удалявшихся.

– Чего ты хочешь, старец? – спросили царевичи.

– Я уполномоченный карталинского царя и именем государя своего осмеливаюсь предложить вам гостеприимство. Царство наше граничит со здешним, я послан был для переговоров к царице Ракаель и теперь, окончив свое поручение, возвращаюсь домой и могу служить вам проводником.

С радостью последовали за ним царевичи и достигли столицы в ту же минуту, когда ее окружили враги.

Не раздумывая долго, храбрый Гурам с громким криком бросился на врагов. Примеру его последовали остальные царевичи, старец и его свита.

Невзирая на всю их отвагу, едва ли бы им удалось спастись от смерти, если бы судьба не послала им неожиданное подкрепление: царь кахетинский Персе, услыхав об опасности, в которой находился его сосед, послал сына своего Бакура с отборным войском на выручку. Благодаря этому обстоятельству враги вскоре были рассеяны, и победители вошли в ликующий город, осыпаемые благословениями и приветствиями. Царевич Бакур был легко ранен в руку, но рана показалась ему столь незначительной, что он отказался от всякой медицинской помощи и весело сел за трапезу, предложенную царем победителям. Во время угощения царь карталинский предложил четырем еврейским и кахетинскому царевичу разделить между собой пленных и сокровища. Саак тотчас же роздал свои богатства своим же пленникам, которым тут же даровал свободу. Это великодушие до того пленило царевича Бакура, что он изъявил желание усыновить Саака, женив его на своей дочери.

Царь карталинский последовал его примеру по отношению к Гураму, который, женившись на карталинской царевне, имел двух сыновей – Стефаноса и Деметре, сделавшихся родоначальниками царственной династии Багратидов. К сожалению, вскоре после свадьбы Саака рана Бакура разболелась.

Оказалось, что стрела была отравленная, и, оставаясь столько времени без лечения, больной лишил себя возможности выздороветь. Через несколько дней он умер в страшных мучениях, а грусть об его потере вскоре свела в могилу и престарелого Персе, так что Саак сделался царем кахетинским.

Только Азам и Варзавард остались непристроенными и пошли дальше искать счастье.

Достигнув пространства земли между Иорой и Алазанью, они так были поражены красотой этих мест, что подумали, что, вероятно, здесь был рай. Мнение это и до сих пор держится в народе.

Узнав об их приходе, царь предложил им гостеприимство. У него была единственная дочь, красивая, умная и добрая, и он прямо сказал царевичам, что сделает своим наследником того, кто сумеет угодить царевне настолько, чтобы она выбрала его себе в супруги.

Обычай этой страны не запрещал молодым девицам проводить время с юношами, так что обоим царевичам открылось свободное поле для развития своих талантов.

Невозможно было найти людей более различных. Чернобровый Азам был атлетического телосложения, с пылающими черными глазами и обилием густых черных кудрей, движения его были быстрые, голос громкий, походка решительная; он был веселого характера, любил шутить и смеяться. А Варзавард был небольшого роста, с тонкой талией, крошечными руками и ногами. Голубые глаза его светились кротостью, длинные золотистые волосы спускались гладко по плечам к спине. Голос его был светлый и серебристый, движения мягкие, походка тихая, добрая улыбка не сходила с его розовых губ. Он никогда не шутил и редко смеялся. Когда он пел, то стихи его всегда носили легкий отпечаток грусти, в общем он скорее напоминал молодую девушку, и робкая царевна с первой же минуты более расположилась к нему, чем к его брату.

Одиннадцать дней было дано молодым людям на испытание, а на двенадцатый день была назначена свадьба.

Чем больше они знакомились, тем яснее становилось предпочтение царевны к Варзаварду и тем более охлаждалась в сердце Азама братская любовь к Варзаварду, заменяясь сначала ревностью, а потом ненавистью. Пылкие объяснения Азама, который клялся убить брата, если царевна его отвергнет, пугали молодую девушку до того, что она все откладывала свой выбор до последней минуты. В одиннадцатый день она не вышла из светлицы и только по закату солнца показалась на балконе. Тотчас раздались мягкие звуки лиры Варзаварда, и его нежный голос запел так увлекательно, так сладко, что царевна забыла благоразумие и сказала, что выбирает его.

Едва удалился счастливый Варзавард, как Азам, слышавший все, влез на балкон и, пользуясь своей богатырской силой, нахально завладел тем, чего не мог добиться добровольно.

На другой день весь народ собрался на площадь. Посредине ее возвышался двухместный трон, предназначавшийся для царя и его дочери.

Через несколько времени с одной стороны площади показался царь, окруженный вельможами, с другой – царевна со своею свитой… Всех поразила грусть, изображенная на ее лице, и красные заплаканные глаза. Когда царь и дочь его заняли места, оба царевича подошли к ступеням трона. Варзавард с прелестным счастливым выражением лица, а Азам с самоуверенною, недоброю улыбкой. К общему всех удивлению, царевна, спустившись со ступеней трона, взяла за руку Азама, и, подойдя к царю, оба они опустились на колени. Изумленный царь тем не менее поднял их и, посадив Азама на свое место, обратился к народу с объяснением, что он будет его наследником.

В эту минуту раздался дикий крик: Варзавард с пылающим лицом стоял перед сидящими. Он поднял свои трепещущие руки над их главами и произнес такое страшное проклятие, что весь народ пал в ужасе на землю, ожидая, что свод небесный рушится на них. Когда стали приходить в себя, Варзаварда нигде не было, царевна истерически рыдала, а Азам смотрел на нее с тою же торжествующей, недоброй улыбкой.

Тем не менее свадьба состоялась, но во время пира проклятие Варзаварда исполнилось. Прелестная царевна на глазах у всех превратилась в буйволицу.

Прошло много лет. Варзавард скитался по вселенной, видел много горя, нужды и слез, но ни разу не изменил он своим добрым наклонностям, и в награду за его благородство судьба решила прекратить его бедствия. Приходит он раз на берег прелестной реки; к самой реке спускается благоухающий луг со множеством редких и дорогих цветов. Луг этот окружен золотою решеткой, и по нем ходят буйволята, выхоленные, вымытые. Множество вельмож в драгоценных одеждах окружают маленьких животных: одни поят их из золотых сосудов, другие прохлаждают их дорогими опахалами, третьи забавляют их, бегая, прыгая и валяясь с ними на траве.

В недоумении Варзавард решается спросить, что это такое, и получает объяснение, что это не буйволята, а молодые царевичи и царевны, которые обречены носить этот образ вследствие проклятия их дяди.

Между тем доложили царю о приходе странника. Согласно законам гостеприимства, он приказал нести несколько круглых столиков с яствами и горящей свечой на каждом из них. Впереди несли стол с водой и ароматами для омовения и шел сам царь.

Увидав приближающуюся процессию, путник встал и, узнав брата, не мог сделать ни шагу. Царь же, любуясь играми детей и останавливаясь то с тем, то с другим вельможей, не глядел на его лицо и медленно подвигался все ближе и ближе… В эту минуту на конце лужайки показалась буйволица, окруженная женами и дочерьми вельмож, – это была сама царица. Для нее достаточно было одного взгляда, чтоб узнать Варзаварда. Ее жалобное мычание как ножом прорезало сердце Варзаварда; он бросился к ней, но в ту же минуту был узнан царем, который, обнажив меч, погнался за ним. Оба брата сошлись на берегу реки, и гибель Варзаварда была бы несомненною, если б Азам не поскользнулся и не упал в водоворот, который тотчас закружил его.

– Брат, я прощаю тебя! – крикнул добрый Варзавард, и мгновенно царица приняла прежний образ.

Варзавард женился на ней и жил долго и счастливо. Царица до конца жизни сохранила человеческий образ, и дети их отличались красотой. Дети же умершего Азама остались скотами. Их продолжали содержать так же роскошно. От них произошла знаменитая порода, которою известен Камбечиан, да и сам край получил это название от слова камбечи, то есть буйволица.