Текст книги "Легенды и сказания крыма"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Мифы. Легенды. Эпос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
Когда был подложен огонь и дом загорелся, всякий, кто из бывших в нем выскакивал, был убиваем гражданами. Таким образом, дом вместе с находившимися в нем людьми сгорел весь дотла, и Бог спас город херсонеситов от злоумышленников-боспорцев. Когда граждане хотели срыть остатки сгоревшего дома и расчистить место для постройки нового, Гикия не позволила, а, напротив, приказала всем сносить и выливать туда всякую нечистоту – чтобы весь ее дом был завален ею как место злого замысла против города; поэтому и до сих пор это место называется дозором Ламаха.
После всех этих событий херсонеситы, видя беспредельное благодеяние, оказанное им после Бога Гикией, которая не пощадила ничего из своего состояния, но предпочла всему спасение города, в благодарность воздвигли в честь нее на городской площади две медные статуи, изобразив ее в молодых летах, в каких она была во время этих событий, показывая этим ее огромное благодеяние, и любовь к согражданам, что уже в юных летах она так сумела, после Бога, спасти свое отечество. На одной статуе они представили ее в скромном убранстве, открывающую согражданам коварные замыслы своего мужа; а на другой – в боевом виде защищающейся против злоумышленников города. На пьедестале статуй изложили всю историю оказанных Гикией, после Бога, благодеяний гражданам. И если кто хочет проявить любовь к прекрасному, тот всякий раз, как встретится надобность, очищает этот пьедестал с целью прочтения написанного на нем, – для воспоминания о совершенном ею и для изобличения злоумышленников-боспорцев.
Спустя несколько лет, когда у херсонеситов был венценосцем и первенствующим Стратофил, сын Филомуса, Гикия, как женщина очень умная, захотела испытать херсонитов и узнать, действительно ли они исполнят свое клятвенное обещание и похоронят ее внутри города; и вот, сговорившись со своими служанками, она притворилась внезапно умершей от какого-то огорчения. Девушки, обрядив ее, объявили гражданам, что госпожа их умерла, и потому путь покажут им, в каком месте она должна быть погребена. Херсонеситы, услышав о смерти Гикии, после совещания не постарались исполнить свое клятвенное обещание похоронить ее внутри города, но подняли и вынесли ее для погребения вне города. Когда носилки были уже поставлены у могилы, Гикия вдруг села и, окинув взором всех граждан, сказала: «Таково ваше клятвенное обещание? Так вы говорите правду во всем? Горе тому, кто будет верить херсонеситскому гражданину». Херсонеситы, увидев ее насмешку над ними, очень устыдились сделанного ими нарушения клятвы и стали просить ее успокоиться, простить им этот проступок и больше не бранить их.
Итак, они уверили ее вторичною клятвой, что похоронят ее не за городом, а внутри города. Это обещание они выполнили: еще при жизни Гикии они устроили ей гробницу в том месте, которое она сама избрала, и воздвигли ей другую медную статую, вызолотили ее и поставили возле ее гробницы ради вящего уверения.
IV
Древнейший град – в развалинах, в пыли, Но память о веках неистребима… Клочок сухой щебенистой земли На тесной кромке побережья Крыма, Где волн понтийских не смолкает шум, Где зубья скал увиты пенным кантом И шквалы ветра будоражат ум, Когда борей вступает в спор с левантом, И где прибой столетьями долбит Известняков сарматских вертикали, – Вот здесь, в руинах, на плато лежит Все то, что греки Херсонесомзвали, Что в византийских актах и трудах Носило имя города Херсона, А старец Нестор, киевский монах, Как Корсунь-град писал во время оно. Неповторим его застывший вид, Печален днем, а вечерами страшен Ряды колонн, фундаменты апсид, Массивы стен, остатки грозных башен… Текли года – некрополи росли: Не только раб подвержен смертной каре… Печальный вздох летит из-под земли С надгробных плит – с коротким словом: ХАЙРЕ.
Греческие эпитафии – надгробные надписи – по традиции завершались коротким призывным словом «Хайре» – как бы замогильным обращением души умершего к живущим, к тому, кто проходит мимо могилы: слово это одновременно означало и «Привет!», и «Прощай!». Как звучала эпитафия Гикии – мы не знаем. Может быть, лаконично: «Гикия, славная дочь Ламаха, прощай», – а может быть, пространно, с напоминанием о ее незабвенном для херсонеситов деянии и с картиной ее загробной жизни: «Ныне же ты почиваешь на хладных песках у волн шумящего Коцита… вокруг тебя кружатся чернопучинные потоки Океана, а души сошедших под землю усопших страшно шумят…». На великом тысячелетнем некрополе – городе мертвых, каким является ныне Херсонес, не сохранилось ни надгробие Гикии, ни один из ее памятников, никакого вещественного следа ее жизни. Мы даже не знаем доподлинно, исполнили ли херсонеситы ее главную просьбу, сдержали ли свою клятву: ведь сила обычая – не хоронить граждан в черте города – была слишком велика. Археологи пока не дали ответа на этот вопрос – поэтому будем верить легенде, которая пережила века.
Примечания:
Раздел 1: фрагмент из кгини Е. Маркова "Очерки Крыма". Печатается по указанному изданию.
Раздел З: фрагмент из сочинения Конст. Багрянородного "Об управлении империей". Печ. по изд. Е. Г. Суров. Херсонес Таврический. Свердловск, 1961.
Корабли придут в Символ, т. е. в Балаклавскую бухту.
Раздел 4: фрагмент из стихотворения Л.Фирсова. "Херсонес – Херсон – Корсунь". Печ. по изд.: Л. В. Фирсов, Этюды радиоуглеродной хронологии Херсонеса Таврического. Новосибирск, 1976
Текст легенды взят из сборника «Легенды и предания Крыма», Симферополь: «Реноме», 1998.
http://www.niworld.ru/Skazki/Sk_leg_krima/menu_leg.htm
Гикия – героиня Херсонеса
Было время, когда цветущим Херсонесом управлял первый архонт Ламах. Гикия была единственной дочерью Ламаха.
В те времена соседним Боспорским царством правил царь Асандр. Не давали ему покоя богатства Херсонеса. Не удалось ему силой захватить город, и решил он действовать хитростью. Знал он, что у Ламаха есть дочь, и предложил своего сына ей в мужья. Надеялся он, что после смерти Ламаха власть над Херсонесом перейдет к роду первого Архонта и от Гикии попадет в руки его сына.
Херсонеситы разрешили Ламаху брак Гикии с сыном Асандра. Но они поставили условием, чтобы после свадьбы муж Гикии никогда не покидал Херсонеса для свидания с отцом.
Через 2 года умер Ламах. На совете именитых граждан было решено поставить во главе управления городом не сына Асандра, а Зифа – другого видного херсонесита.
Сын Асандра казался скромным человеком, преданным гражданином Херсонеса, но на самом деле он не отказался от своих коварных замыслов.
Асандр стал присылать сыну морем по 10 или 12 отважных юношей, а сын прятал их в подвале дома Гикии. Он избрал третью годовщину смерти Ламаха для выполнения своего плана и рассчитывал, что когда все херсонеситы изрядно опьянеют и улягутся спать, он выведет спрятанных заговорщиков и совершит свое злое дело. За 2 года сын Асандра тайно собрал около 200 боспорских воинов.
Сама Гикия ни о чем не подозревала, но случайно заговор был раскрыт. Гикия превыше всего ставила интересы своего народа, поэтому, ни минуты не колеблясь, приняла решение уничтожить врагов, в том числе и своего мужа, который оказался изменником.
По приказу Гикии дом подожгли со всех сторон. Боспорские воины пытались спастись, но их тут же убивали. Они все до единого были истреблены.
Так Гикия избавила родной Херсонес от смертельной опасности, грозившей со стороны Боспорского царства.
В награду за свой смелый поступок Гикия попросила похоронить ее в черте города (некрополь у херсонеситов был далеко вне стен города, вблизи своих жилищ они никого не хоронили). Но для Гикии сделали исключение: еще при жизни ей позволили избрать внутри города место для погребения и отметили его медным позолоченным бюстом.
Херсонес – по-гречески <полуостров>, был расположен на Гераклийском полуострове в нескольких км от современного Севастополя. Город возник в период греческой колонизации побережья Черного моря в V в. до н. э.
Боспор – крупное государство, возникшее в VI–V вв. до н. э. на обоих берегах Керченского пролива с главным городом Пантикапеем (современная Керчь).
Архонт – выборное должностное лицо, управляющее республикой.
ПОХОД БРАВЛИНА
Вскоре после кончины святого Стефана Cypожского, стало быть в конце VIII или начале IX века, на Сурож, теперешний Судак, напал русский князь Бравлин. Он пришёл из Новгорода и, прежде чем осадить Сурож, опустошил все побережье от Корсуня до Керчи. Десять дней продолжалась осада Сурожа, но на одиннадцатый, когда удалось взломать железные ворота, город пал и был предан грабежу. С мечом в руке сам Бравлин бросился к храму свягой Софии, где покоились в драгоценной раке мощи святого Стефана, рассек двери храма и захватил его сокровища. Но тут случилось чудо. У раки святого постиг князя паралич. Поняв кару свыше, Бравлин вернул храму награбленное, и, когда это не по могло, приказал своим воинам очистить город, отдал святому Стефану всю награбленную в Крыму церковную утварь и, наконец, решил креститься.
Преемник святого Стефана, архиепископ Филарет, в сослужении местного духовенства, тут же совершил крещение князя, а затем и его бояр. После этого Бравлин почувствовал облегчение, но полное исцеление получил лишь тогда, когда, по совету духовенства, дал обет освободить всех пленных, захваченных на крымском побережье. Внеся богатый вклад святому Стефану и почтив своим приветом местное население, князь Бравлин удалился из Сурожских пределов.
Источник: Дюличев В.П. «Рассказы по истории Крыма», Симферополь, 2005.
Как Владимир Святославич Херсонес воевал
После распада Римской империи средневековый Херсонес попадает под влияние Византии и становится крымским форпостом Византийской империи. В IХ—Х вв. город приобрел большое значение торгового культурного центра. Через Херсонес Византия распространяла христианство в Крыму. В это же время налаживаются политические и экономические связи с Киевской Русью. В древнерусских летописях Херсонес упоминается как Корсунь.
В 988 году князь Владимир осуществил поход в Таврию и захватил Корсунь. Здесь князь Владимир принял христианство. На месте, где князь крестился стоит собор Святого Владимира.
Задумал князь киевский Владимир Святославич породниться с Византией и потребовал себе в жёны сестру византийского императора Анну. Гордый император Василий II почитал для себя позором родниться с варварами, идолопоклонниками и отказал русскому князю.
Тогда Владимир Святославич собрал бояр, воевод, дружинников и сказал им:
– Витязи, богатыри, верные мои дружинники! Задумал я думу великую и надеюсь, что вы поддержите меня. Мне и всем вам стыдно отныне именоваться идолопоклонниками. Все европейские государи поклоняются единому небесному богу, только мы – выдуманному нашими праотцами. Я посылал послов ко всем народам и убедился, что самая лучшая вера у грековинов. И решил я принять эту веру. Но византийские императоры не желают иметь с нами дело. Я хочу завоевать в Таврике греческие земли и заставить Византию считаться с нами. Мы поплывём в Корсунь и возьмем её. А когда договоримся с Византией, восстановим эти земли во власти и возвратимся домой.
В лето 988-е огромная рать во главе с князем Владимиром Святославичем отправилась в поход. Ладьи с русскими воями спустились вниз по Днепру и, преодолев бypные воды Понта Эвксинского, очутились у берегов Таврики. Оставив ладьи в тихом Ктеносском заливе, русские высадились на Гераклейском полуострове. Здесь стоял хорошо укреплённый город Херсонес.
Первым, кого встретили русские ратники на херсонесской земле, был человек в длинных до пят одеждах, с крестом на шее.
– Кто ты есть и как твоё имя? – спросил его князь Владимир.
– Я священник из Херсонеса, а имя моё Анастасий. Дозволь и мне спросить тебя, княже, зачем с мечом к нам пожаловал? Ведь у нас с вами, россами, договор.
На то князь ответил:
– Нарушить договор меня вынудил византийский император. Не из жадности я решил воевать Корсунь, а чтоб с Византией породниться и христианство здесь принять. Я не хочу кровопролития. Пусть херсонеситы откроют мне ворота.
– Не поверят тебе, княже, херсонеситы и ворота не откроют. А силой побороть их будет нелегко. Они не пощадят жизни для защиты родного города. Но если ты и вправду задумал христианство принять, я помогу овладеть городом.
Отпусти только меня.
Отпустил князь Анастасия, а с ним и толмача послал просить у херсонеситов открыть городские ворота и порешить дело миром. Но толмач вернулся ни с чем. И когда русские приблизились к городским стенам, они были осыпаны стрелами и камнями. Видно было по всему, что херсонеситы твёрдо решили обороняться.
Князь Владимир собрал в своем шатре воевод и стал совет держать: как быть?
– Ты мудр, князь, и ведаешь, что делать, – молвил воевода Свенедл. – Уж не обессудь меня, но не тоже нам Корсунь мечом брать. Мы дружим с грековинами и договоры с ними имеем. Не лучше ли сделать под стеной насыпь и по ней без боя перебраться в город?
Ночью, когда херсонеситы спали, тысячи россов с кирками и лопатами пришли под городскую стену и носилками, наскоро сделанными из рыбачьих лодок, начали носить землю. Незадолго до рассвета они вернулись в свой стан.
Очень удивились херсонеситы, когда утром увидели под стеной насыпь в несколько сажен длины и ширины. Позвали стратега. Взошел он на стену, посмотрел на насыпь и разгадал замысел противника.
– Мы перехитрим россов, – сказал он. – Мы тоже ночью будем работать, а днём спать.
На следующую ночь херсонеситы сделали под стеной подкоп и начали уносить в город землю, насыпанную россами. И сколько бы за ночь русские не нанесли земли, столько же херсонеситы уносили. Насыпь не увеличивалась.
– Что бы это значило? – недоумевали русские. И только когда за городской стеной вырос большой холм свежей земли, они всё поняли.
– Трудно иметь дело с этими грековинами, – сказал князь Владимир. – На всякую хитрость они отвечают хитростью. Выходит, зря мы столько трудились. Что ж, возьмем их измором.
Русские ратники окружили Херсонес и стали выжидать.
Дни сменялись ночами, время летело, а херсонеситы и не думали сдаваться. У них было вдоволь и хлеба, и воды, и терпения.
Но иссякло, наконец, терпение у Владимира, и он решился идти на штурм. И вот тогда дал о себе знать священник Анастасий. Из осаждённого города он пустил в стан русского войска стрелу с привязанной к ней запиской, в которой сообщал: «Отмерь от городских ворот полных 135 шагов к юго-востоку, и ты подойдёшь к камню. Под этим камнем проходит в город единственный водовод. Если отвести воду в сторону, город останется без воды и вынужден будет сдаться».
Так и учинили русские. Они перекрыли водовод и вынудили осаждённых сдаться. Херсонеситы признали русских победителями и согласились впустить их в город. Они просили только сохранить им жизнь, свободу и имущество. Князь Владимир обещал им это.
Распахнулись городские ворота Херсонеса. Стратег, военачальники, именитые граждане со знамёнами и хоругвями, с хлебом и солью вышли встречать великого князя всей Руси Владимира Святославича и его славных ратников.
Город был убран и празднично украшен. На главной площади стояли столы со всевозможными яствами и напитками для простых ратников. А для князя, воевод и херсонесской знати столы были накрыты во дворце. И начался многодневный пир во славу войска русского, во имя мира между русскими и греками.
Стратег отправил в Константинополь гонцов с вестью о взятии россами Херсонеса, и император Василий II прислал в Херсонес послов и свою сестру Анну.
Князь Владимир принял христианство и обвенчался с Анной. Приняли также христианство и воеводы, и все другие вои.
А когда Владимир возвращался на Русь, с ним отправились греческие учителя, священники, художники, ремесленники – все, кто пожелал жить в далёкой северной стране, в стольном граде Киеве.
Ныне среди развалин древнего Херсонеса выделяется возвышенность. Не тот ли это холм, насыпанный херсонеситами во время осады города, память о былом походе киевского князя Владимира?
Легенда изложена Г. Тараном по различным литературным источникам. (Фабр А. Я. Достопримечательнейшие древности Крыма и соединенные с ними воспоминания. Одесса, 1859). Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Симферополь, 1974.
Смерть Митридата
Митридат – царь Понтийского государства, подчинил себе Боспор, Херсонес и многие царства Колхиды. Вёл долгую борьбу с римлянами. В 63 г. до н. э. покончил жизнь самоубийством в Пантикапее. Его имя носит гора, возвышающаяся близ современной Керчи.
Митридат, царь Понтийский, был могущественным властителем древности. Он покорил многие племена и народы Востока, подчинил своей власти богатый Херсонес, Боспорское царство и соперничал с великим Римом.
Многие годы Митридат принимал ядовитые снадобья и так приспособился к ним, что стал неуязвим для яда. Но не уберёгся он от яда, который не имеет противоядия и название которому – измена.
Первым изменил Митридату его сын Махар. Когда Помпей разбил войско Митридата, вступил на землю Понтийского царства и окружил столицу Синопу, Махар выдал римлянам хранилища с запасами воды и пищи. Защитники Синопы, обречённые на голодную смерть, открыли врата столицы римским легионерам.
Митридат бежал в Армению к своему союзнику царю Тиграну в надежде на защиту и помощь. Но Тигран тоже изменил ему. Он отказался принять его и сам сдался на милость победителей.
Тогда Митридат направился в Колхиду, а оттуда в Пантикапей, столицу Боспорского царства, где начал спешно готовиться к новому походу на Рим.
Было собрано большое войско, было изготовлено много стрел, копий, военных машин и снаряжения.
Не жалели для этого ни леса, ни быков, из шкур которых делали щиты, а из жил – тетиву.
Когда военные приготовления были закончены, Митридат позвал своего сына Фарнака и сказал ему:
– Сын мой, веди войско на Рим и возвращайся победителем. Тебе вверяю я свою судьбу и судьбу государства!
Не знал старый полководец, что Фарнак недоволен им и что давно уже помышляет об измене. Не знал он также, что разноплеменное войско его не желает идти против Рима.
Фарнак взбунтовал войско против своего отца. Воины провозгласили Фарнака царём.
Митридат находился в это время в цитадели Пантикапум на горе возле Пантикапеи. Когда ему донесли, что сын Фарнак и военачальники предали его, что в городах Херсонесе, Феодосии, Нимфее вспыхнуло восстание, он понял: это – конец.
Царь снял с себя меч, достал спрятанный в нём яд и приготовился выпить его. Но ему помешали дочери – Митридатис и Нисса.
– Отец, ты хочешь уйти из жизни? – сказали они. – Возьми и нас с собой. Мы не желаем быть пленницами.
Митридат пытался образумить дочерей, но они были непреклонны, и царь вынужден был уступить.
Митридатис и Нисса приняли яд и сразу умерли.
Выпил яд и Митридат. Но тщетно ждал смерти некогда могущественный царь. Она не приходила.
Даже смерть отказала ему в повиновении!
– О боги! – воскликнул в отчаянии Митридат, поняв, что неуязвим для яда и что не сможет умереть.
Увидев во дворце Битоита, начальника галлов, Митридат сказал ему:
– Большую поддержку и помощь оказала мне твоя рука в сражениях. Но самая большая помощь мне будет, если твоя рука решит меня жизни. Ведь мне грозят плен и позор, мне, бывшему столь длительное время самодержавным властителем этой страны! Я хотел умереть, но яд не действует на меня… Глупец! Я не предвидел самого страшного в жизни яда – неверности войска и измены детей. Убей же меня!
Почувствовав жалость к царю, Битоит обнажил меч и вонзил его в грудь Митридата.
Так умер Митридат, и с тех пор гора на Керченском полуострове носит его имя.
Легенда изложена Г. Тараном по сведениям историка Аппиана (Латышев В. В. Известия древних писателей, греческих и латинских о Скифии и Кавказе, СПб, 1893–1906). Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Симферополь, 1974.
Прекрасная Феодора
Сугдея – один из древних городов Крыма. После захвата его генуэзцами был переименован в Судак, а русское название города – Сурож.
Кастель (в переводе с греч. «крепость») – гора, расположенная на Южном берегу Крыма. По происхождению гора является лакколитом. На вершине горы находятся остатки древней крепости. В народной памяти они связаны с легендарной властительницей Феодорой, которая погибла, защищая крепость. Согласно легенде, скалы Кастели стали красными от пролитой крови. В действительности это следы древних лишайников. Что касается образа отважной и прекрасной женщины-воительницы Феодоры, то никаких достоверных сведений о её существовании найдено не было. Но события, описанные в легенде, вполне реальны. В XIII веке генуэзцы утвердились в Кафе (ныне Феодосия). В XIV Веке Генуэзская республика отвоевала земли, принадлежащие ранее Византии, – Судак и всё побережье до Балаклавы.
Память народная много веков хранит легенду о прекрасной Феодоре, славной царевне сугдейской.
Доброта, ясный ум, непоколебимая воля и мужество Феодоры снискали ей славу. А красота Феодоры соперничала с красотой южной страны, которой она правила.
Многие знатные вельможи желали назвать красавицу Феодору своей женой. Одни предлагали ей свои богатства, другие славу, добытую в сражениях, третьи – молодость и красоту. Но всем отказывала царевна, ибо дала обет безбрачия.
Замок, где жила Феодора, находился на вершине высокой скалы. Отсюда царевна видела, как горными дорогами тянулись в Сугдею караваны верблюдов, навьюченных товарами, как к берегу причаливали иноземные суда.
Смотрела Феодора с высоты на свою страну, растянувшуюся вдоль побережья до самой Медведь-горы, и тревожные думы овладевали ею. С севера к границам Сугдеи подступали орды татар, а на востоке, в Кафе, притаились коварные генуэзцы, которые так и ждут случая напасть на богатых своих соседей. Да и в самой Сугдее неспокойно. Ссорятся между собой приближённые, беду накликают.
С детских лет Феодора росла и воспитывалась вместе с двумя мальчиками-близнецами – Ираклием и Константином. Она не уступала им ни в чём – ни в плавании, ни в скачках на коне, ни в стрельбе из лука, ни в фехтовании. Крепко подружились Ираклий и Константин с Феодорой. А когда братья выросли и превратились в стройных, красивых юношей, их детская привязанность к Феодоре переросла в пламенную любовь. Каждый из них предлагал красавице руку и сердце, и каждый в глубине души надеялся, что она изберёт именно его. Но царевна отказывала и тому и другому, ссылаясь на данный ею обет.
Однажды Ираклий, оставшись наедине с Феодорой, сказал:
– Забудь свой суровый обет, позволь мне назвать тебя своей женой.
– Нет, Ираклий, не женой, а сестрой я буду для тебя, – ответила девушка.
– О прекрасная Феодора, сжалься надо мной! – взмолился Ираклий.
– Успокойся, Ираклий. Ты мне дорог, как брат, я всегда буду ценить твою дружбу. Но знай, что я никогда не нарушу обет.
Юноша молча повернулся и ушёл, навеки затаив злобу в своём сердце на красавицу Феодору и на своего брата Константина, которого он считал своим соперником. «Что ж, Феодора, – размышлял Ираклий, – не хочешь добром – силой тебя возьму. Я стану царем сугдеиским, а ты будешь моей рабыней».
Константин, в противоположность брату, был добрым, честным и скромным. Страстно любя Феодору, он помнил данный ею обет и не навязывался ей в мужья. Он хорошо понимал девушку, ибо сам превыше всего ценил свободу и независимость. «Что ж, Феодора, – думал Константин, – будь по-твоему. Но до конца дней своих я останусь верен тебе, буду любить тебя и оберегать от опасностей».
Тем временем Ираклий решил осуществить свои коварные замыслы. Пробравшись в Кафу, он убедил генуэзцев напасть на Сугдею, обещая помощь им при взятии города. В награду за помощь предатель потребовал пленницу Феодору.
Вскоре генуэзцы, как чёрные коршуны, налетели на крепкие стены Сугдеи. Несмотря на численное превосходство, они всё же не смогли с ходу взять город. Сугдеицы во главе с Константином и Феодорой стойко отбивали натиск врагов на протяжении двух месяцев.
Тогда Ираклий, пользуясь своим сходством с Константином, под покровом ночи проник в осаждённую Сугдею. Зная все ходы и выходы, он беспрепятственно, никем не замеченный, подошёл к главным городским воротам. Два воина, сторожившие ворота, приняв Ираклия за Константина, подпустили его близко к себе. В один миг они оба упали замертво… Ираклий открыл ворота.
С криком ворвались враги в спящую Сугдею. Началась кровавая битва на улицах, во дворах, в домах. Застигнутые врасплох сугдеицы не смогли оказать захватчикам сопротивления, и к утру Сугдея была взята.
Напрасно Ираклий предвкушал радость победы, напрасно ожидал, что вот-вот приведут ему связанную Феодору. Как громом поразила его весть о том, что Феодора и Константин вместе с группой защитников бежали на запад и укрылись в крепости Алустон. Посылая проклятия на головы беглецов, Ираклий поклялся схватить их живыми или мёртвыми. Через два дня генуэзские галеры показались у Алустона. Началась осада крепости. Войска генуэзцев бессчётное количество раз шли на приступ, но безуспешно. На головы осаждающих сыпались камни, летели стрелы, лилась кипящая смола. Тогда генуэзцы подвезли стенобитные орудия, под ударами которых стали рушиться стены.
Видя, что Алустон не удержать, Феодора приказала воинам и жителям уйти из крепости и спрятаться на горе Кастель.
Казалось, сама природа позаботилась о том, чтобы сделать куполообразную Кастель-гору неприступной. Редкий смельчак смог бы одолеть её почти отвесные скалы. К тому же Кастель была дважды опоясана крепостными стенами, сложенными из крепкого камня. К плоской вершине горы, где находился замок и другие строения, вела одна-единственная тропинка, заросшая густым лесом. По этой тропинке и повёл Ираклий генуэзцев.
Подойдя к первому поясу укреплений, генуэзцы поняли, что силой им не овладеть крепостью. Тогда они окружили Кастель и стали выжидать, когда голод и жажда заставят беглецов сдаться.
Выжидание не входило в расчёты Ираклия, и он снова предложил генуэзцам свои услуги.
По известному ему одному подземному ходу Ираклий пробрался на Кастель. И на этот раз воины были обмануты поразительным сходством братьев-близнецов. Приняв Ираклия за Константина, они пропустили его к воротам.
И тут Ираклий увидел своего брата, стоявшего у бойницы. Не задумываясь, он нанёс ему в спину смертельный удар. Константин повернулся, посмотрел на брата помутневшими глазами, что-то прошептал и упал на землю. Находившиеся недалеко воины бросились к Ираклию, но было уже поздно. Тот успел отодвинуть засов, и враги хлынули в открытые ворота.
На шум битвы из замка выбежала Феодора. Дорогу ей преградил Ираклий.
– Что случилось? – спросила, она, приняв его за Константина.
Враги на Кастели! – закричал Ираклий. – Ты моя, Феодора, я спасу тебя!
Узнав Ираклия, Феодора в одно мгновение занесла над его головой меч.
– Будь проклят, предатель! – проговорила она, и отсечённая голова Ираклия упала к её ногам.
Взошла луна и осветила ночное сражение на Кастель-горе. Сверкали под лунным светом щиты, звенели мечи, тут и там раздавались стоны раненых. В первых рядах воинов сражалась Феодора. Вся израненная, с решительным, пылающим гневом лицом, она была и страшна и прекрасна. Враги пятились от неё, как от грозного привидения…
На той стороне Кастели, где нет растительности, видны тёмные полосы. Как передаёт народная молва, это следы кровавых ручьёв, стекавших по скалам, следы жестокой битвы, в которой полегли все до единого защитники Кастель-горы вместе с девушкой-воином Феодорой.