Текст книги "Сказки народов СССР"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Где ты, Иван, бывал? – говорит.

– Да уж где я, пан, ни бывал… Всюду бывал. И в Киеве, и в Одессе, и в Полтаве…

– А что ж ты там видел, Иван?

– Да всё видел, пан. Немало разных чудес.

А пан тогда:

– А почём же там, Иван, дурни продаются? – А сам смеётся, думает мужика высмеять.

А Иван ему спокойно:

– Да это, пан, как какие дурни. Дурня-мужика, известно, за бесценок спускают, а вот за такого дурня-пана, как вы, тысячи запрашивают.

Так пан и остолбенел от злости.

НАЗВАНЫЙ ОТЕЦ

Остались три брата сиротами – ни отца, ни матери. И дома – ни кола ни двора. Вот и пошли они по сёлам, по хуторам в работники наниматься. Идут и думают: «Эх, кабы наняться к доброму хозяину!»

Глядь, старичок идёт, старый-старый, борода белая до пояса. Поровнялся старик с братьями, спрашивает:

– Куда, детки, путь держите?

А они отвечают:

– Наниматься идём.

– Разве у вас своего хозяйства нету?

– Нету, – отвечают. – Кабы нам добрый хозяин попался, мы бы честно у него работали, слушались и как родного отца почитали.

Подумал старик и говорит:

– Ну что ж, будьте вы мне сынами, а я вам – отцом. Я из вас людей сделаю, – научу жить по чести, по совести, только слушайтесь меня.

Согласились братья и пошли за тем стариком. Идут тёмными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят – хатка стоит, такая нарядная, беленькая, пёстрыми цветами обсаженная. А около – вишнёвый садик. А в садике – девушка, пригожая, весёлая, как те цветики.

Поглядел на неё старший брат и говорит:

– Вот бы мне эту девушку в жёны! Да коров да волов побольше!

А старик ему:

– Что ж, – говорит, – пойдём свататься. Будет у тебя жена, будут у тебя и волы и коровы – живи счастливо, только правды не забывай.

Пошли они, сосватались, отгуляли весёлую свадьбу. Сделался старший брат хозяином и остался с молодой женой в той хатке жить.

А старик с младшими братьями пошёл дальше. Идут они тёмными лесами, широкими полями. Идут, идут и видят – хатка стоит, хорошая, светленькая. А рядом пруд, У пруда – мельница. И пригожая девушка возле хатки что-то делает – такая работящая!

Средний брат посмотрел на неё и говорит:

– Вот бы мне эту девушку в жёны! А в придачу мельницу с прудом. Сидел бы я на мельнице, хлеб молол – был бы сыт и доволен.

А старик ему:

– Что ж, сынок, будь по-твоему!

Пошли они в ту хату, высватали девушку, отгуляли свадьбу. Теперь средний брат остался с молодой женой в хате жить. Говорит ему старик:

– Ну, сынок, живи счастливо, только правды не забывай.

И пошли они дальше – меньшой брат и названый отец. Идут они, смотрят – бедная хатка стоит, и девушка из хатки выходит, как зорька, пригожая, а таково-то бедно обряженная – прямо латка на латке!

Вот меньшой брат и говорит:

– Ежели бы мне эту девушку в жёны! Работали, бы мы, был бы у нас хлебушек. Не забыли бы мы и про бедных людей: сами бы ели и с людьми делились.

Тогда старик и говорит:

– Добро, сынок, так и будет. Только гляди правды не забывай.

Оженил и этого, да и пошёл себе путём-дорогою.

А братья живут. Старший так разбогател, что уж и дома себе строит и червонцы копит – только о том и думает, как бы ему тех червонцев побольше накопить. А чтоб бедному человеку помочь, о том и речи нет: сильно скупой стал!

Средний тоже разжился: стали на него батраки работать, а сам он только лежит, есть, пьёт да распоряжается.

Младший живёт потихоньку: коли что дома заведётся, с людьми поделится; а нет ничего, и так ладно – не жалуется.

Вот ходил, ходил названый отец по белу свету, и захотелось ему посмотреть, как-то его сыны живут – с правдою не расходятся.

Прикинулся он старцем убогим, пришёл к старшему сыну, ходит по двору, кланяется низко, приговаривает:

– Подайте старику убогому на пропитание от щедрот ваших!

А сын отвечает:

– Не такой ты старый, не прикидывайся! Захочешь – заработаешь. Я сам недавно на ноги встал. Проваливай!

А у самого от добра сундуки ломятся, дома новые понастроены, товару полны лавки, хлеба полны закрома, денег несчётно. А милостыни не дал!

Ушёл старик ни с чем. Отошёл, может, с версту, стал на пригорок, оглянулся на то хозяйство да на то добро – так всё оно и запылало!

Пошёл он тогда к среднему брату. Приходит, а у того и мельница, и пруд, и хозяйство хорошее. Сам у мельницы сидит. Поклонился дед низёхонько и говорит:

– Дай, добрый человек, хоть горстку муки! Я убогий странник, нечего мне есть.

– Ну да, – отвечает, – я ещё и себе не намолол! Много вас тут таких шатается, на всех не напасёшься.

Ушёл старик ни с чем. Отошёл немного, стал на пригорок, оглянулся – так и охватило ту мельницу дымом-пламенем!

Пришёл старик к меньшому сыну. А тот живёт бедно, хатка маленькая, только что чистенькая.

– Дайте, – говорит старик, – люди добрые, хоть корочку хлебца!

А меньшой ему:

– Иди в хату, дедушка, там тебя накормят и с собой дадут.

Приходит он в хатку. Хозяйка поглядела на него, видит – он в лохмотьях, обтрёпанный, пожалела его. Пошла в клеть, принесла рубаху, штаны, дала ему. Надел он. А как стал он эту рубаху надевать, увидела она у него на груди большую рану.

Усадили они старика за стол, накормили, напоили. А тогда хозяин и спрашивает:

– Скажи, дедушка, отчего это у тебя такая на груди рана?

– Да, – говорит, – такая у меня рана, что от неё скоро я помру. Один день мне жить осталось.

– Экая беда! – говорит жена. – И нету от этой раны никаких лекарств?

– Есть, – говорит, – одно, да только его никто не даст, хоть каждый может.

Тогда муж говорит:

– А почему же не дать? Скажи, какое лекарство?

– Трудное! Если хозяин возьмёт да подожжёт свою хату со всем добром, а пеплом с того пожарища засыплет мою рану, то рана закроется и заживёт. Только не найдётся такого человека на свете, чтоб это сделал.

Задумался младший брат. Долго думал, а потом и говорит жене:

– А ты как думаешь?

– Да так, – отвечает жена, – что мы хату другую наживём, а добрый человек умрёт и вдругорядь не родится.

– Ну, коли так, – говорит муж, – выноси детей из хаты.

Вынесли они детей, вышли сами. Глянул человек на хату – жалко ему своего добра. А старика жалчее. Взял да и поджёг.

Хата жарко занялась и… пропала. А на её месте встала другая – белая, высокая, нарядная.

А дед стоит, в бороду ухмыляется.

– Вижу, – говорит, – сынок, что из вас троих только ты один с правдою не разминулся. Живи счастливо!

Тут узнал меньшой своего названого отца, кинулся к нему, а его и след простыл.

ЛЕНИНСКАЯ ПРАВДА

Жили в деревне два брата. Поле пахали, землю слезами поливали, горбы себе наживали. Хлеб и скотину у них паны забирали, а платили за это кулаками в спину.

Маялись братья не год и не два, а неизвестно сколько. И другие мужики вокруг жили не лучше братьев.

Надоело братьям работать на чужое здоровье. Решили они отправиться по России-матушке искать правду. Пошли. Идут месяц, идут год. Видят: стоит большое село. Посреди села – панский дом, и рядом – церковь каменная.

«Дай, – думают братья, – зайдём сюда, спросим, где правда живёт».

Идут они по деревне, а навстречу им пан в коляске едет.

– Чьи вы, мужички, откуда идёте и чего ищете? – спрашивает их пан.

Отвечают ему братья:

– Жили мы в нищете, в горе, больше сил не хватает так жить. Идём правду искать. Научи нас, где её найти.

– Хорошо, – говорит пан, – покажу я вам правду, если пожелаете, только вы мне год поработайте за это.

Согласились братья.

Работали они, работали: поле пахали, землю слезами поливали. Прошёл год. Приходят они к пану и говорят:

– Научи же нас, пан, как нам правду найти.

– Ну, вот вам и правда, – отвечает им пан, – голь вы немытая, работать вам всегда на нас, панов!

Плюнули братья и пошли дальше.

Идут месяц, идут год. В село пришли. Поп идёт навстречу.

Братья к нему:

– Научи, отец, где правду найти.

– Хорошо, – говорит поп, – я вам правду у царя небесного вымолю, а вы у меня год за это поработайте.

Согласились братья. Работали они, работали: пашню попу пахали, слезами землю поливали. Прошёл год. Пришли братья к попу, а он им говорит:

– Работайте хорошо, бога не гневите, – вот ваша правда!

Плюнули братья, пошли дальше.

Приходят они к купцу. Вышел он, богатый, толстый, толще пана и попа.

– Хорошо, – говорит купец, – научу я вас, где правду найти, только поработайте вы год на меня.

Согласились братья. Стали они на купца работать, горбы наживать. Учил их купец, как честный народ обманывать, бедноту обмеривать. Не прошло ещё и года, как младший брат и говорит:

– Не пойду я больше правду искать! Нет её на свете – правды мужицкой!

И вернулся он в свою деревню. А старший брат настойчивый, не хотел без правды домой возвращаться. Пошёл один к фабриканту.

Фабрикант и пана, и попа, и купца богаче. Начал старший брат работать у него. А на фабрике много людей работает.

Работали они много лет. Горбы наживали, а правды не видали. Раз услышал брат тихую беседу:

– Есть только один человек, который правду знает. Зовут этого человека Ленин, а живёт он в Питере.

Запомнил брат имя и пошёл искать этого человека.

Шёл много дней, а может быть, и месяцев. Пришёл в Питер. Видит: идёт рабочий. Он его спросил тихонько:

– Где здесь Ленина найти?

А тот ему ещё тише:

– Пойдём за мной, я тебя доведу.

Вот пришли они в обыкновенную комнату. Кругом разных книг много. Вышел к ним человек, одет небогато, но чисто. Вышел и ласково говорит:

– Здравствуйте, товарищи, что скажете хорошего?

Рассказал ему брат, как он правду искал. Долго с ними говорил Ленин о порядках на фабрике, о деревенской бедноте расспрашивал, а потом сказал:

– Правильно ты сделал, что на фабрику пошёл правду искать, – там скорее узнаешь, где она есть. Вы её в руках своих держите.

И рассказал Ленин, как надо за рабочую правду бороться, чтобы не служить ни панам, ни купцам, ни фабрикантам, и как выгнать их вместе с царём.

Вернулся брат на фабрику и начал товарищам ленинскую правду рассказывать. Один рассказывает – десять слушают, десять рассказывают – сто слушают. И пошла ленинская правда по всему свету.

Много лет ходила она по фабрикам и деревням. Поднимала рабочих и крестьян на борьбу. А в октябре семнадцатом года объявилась эта правда, заговорила громким голосом, на весь мир загудела. Пошли рабочие и крестьяне войной на помещиков и фабрикантов. А повёл их сам Ленин. И взяла верх ленинская правда.

С тех пор рабочие и крестьяне не работают больше на панов и фабрикантов, горбов не наживают, землю слезами не поливают, – сами хозяева своих фабрик, своей земли и жизни своей.

МУЖИК И ВЕЛЬМОЖА

Начинается наш сказ не про вас и не про нас, а про царского вельможу и про умного мужика.

Копал мужик погреб и нашёл в земле кусок золота. Вот он и думает:

«Куда мне его деть? Себе оставлю – пан отнимет, а не отнимет пан – отнимет управляющий, а не управляющий – так староста. Понесу-ка я золото к царю. Дам ему гостинца – меня царь наградит, а уж царской награды никто не отнимет».

Надел мужик новые лапти и пошёл к царю. Долго ли, коротко ли – дошёл до царского дворца. Тут его часовой спрашивает:

– Ты куда, мужичок, идёшь?

– К царю, служивенький.

– Что тебе, мужичок, там нужно?

– Друг служивенький, пропусти меня: очень нужно.

Вот его часовой и пропустил. И второй, и третий, и четвёртый часовые пропустили.

Дошёл мужик до царской комнаты. А там у дверей вельможа царский стоит. Толстый, розовый, мордастый.

– Ты куда, мужичок, лезешь?

– А я к царю, батюшка.

– К царю? А что ты там забыл?

– А вот нашёл я кусок золота и несу царю гостинец.

Загорелись глаза у жадного вельможи:

– Золото? Гм! Покажи.

Мужик золото показал, а вельможе чуть худо не сделалось. Вот он и говорит:

– Ну, коли дашь, милый друг, мне половину царской награды, то пропущу к царю, а не дашь – пошёл прочь.

Что тут делать?

– Хорошо, паночек, дам.

Пропустил вельможа мужика к царю.

– Здравствуй, царёчек-паночек, – говорит мужик. – Я вам гостинца принёс.

И дал ему золото.

– Что же тебе дать за этакой гостинец?

– Царёчек-паночек, дай ты мне ковалочек хлеба.

Царь приказал принести белого хлеба. Мужик поглядел на белый хлеб и говорит:

– Нет, царёчек-паночек. Я такой хлеб сеял, я такой хлеб веял, я такой хлеб жал, да никогда я такого хлеба не едал. Мне бы чёрного.

Забегали тут лакеи, весь дворец обыскали – чёрного хлеба не нашли.

У ворот нищий стоял, так у него кусок выпросили. Ну, закусил мужик.

– Что же теперь тебе, мужичок, дать?

– Теперь, царёчек-паночек, поспать бы мне.

Приготовили мужику постель пуховую, а он на перину поглядывает, с ноги на ногу переминается.

– Это мне не спаньё. Я тех гусей кормил, тот пух щипал, а отродясь на пуху не спал. Мне бы гороховой соломки.

Привезли целый воз гороховой соломы. Мужик шапку под голову, да и захрапел на весь дворец. Выспался, встал, да и говорит:

– Спасибо вам, царёчек-паночек. Я вам тут нагрубил, насорил, дайте мне за это сто розог.

– Да как же розог? Ты же мне золото подарил!

– Э, царёчек-паночек! Прошу я вас – дайте мне в награду сто розог.

Что дут сделаешь! Принесли розог. Хотели было мужика пороть, а он как закричит:

– Стой, царёчек-паночек, у меня есть половинник.

– Какой?

– Как шёл я к вам, так меня один важный такой пан не пускал. «Коли дашь, – говорит, – половину того, что царь даст тебе, то пущу». Я и обещал. Так дайте сначала ему пятьдесят розог, а тогда мне пятьдесят.

Привели того вельможу, а он дрожит весь:

– В-в-в-в!..

– Ничего, паночек, – говорит мужик, – я тебя не обману: как договорились, всё отдам.

Уложили вельможу да как отлупят!..

А мужик и говорит:

– Ах, царёчек-паночек, он так у вас хорошо служит, надо его наградить – отдайте ему и мою часть.

Дали ещё пятьдесят розог, а всех – сто.

Пока с вельможей расправлялись, мужик шапку в охапку – да в дверь.

Только его и видели: уж лучше подальше мужику от царской чести да от царской ласки – от них мужику добра не будет.

СОБАЧЁНЫШ

Поймали рыбаки щуку, рыбу-прожору. Большущая была рыба. Отнесли рыбаки эту щуку к барину. Стал повар варить её, варит и удивляется – такая она жирная. Отнёс повар кусок диковинной рыбы своей жене. Подали щуку к барскому столу. Ест барыня щуку да похваливает – такая она вкусная. Остатки выбросили сучке. Прошло некоторое время, и в один день родились сыновья у барыни, у кухарки и у сучки. Хорош барынин сын, кухаркин лучше его, а сучкин ещё лучше.

Вместе они росли, вместе их в науку отдали. Барынин сын учился хорошо, кухаркин – лучше его, а сучкин ещё лучше. Выросли ребята, в силу вошли. Силён барынин сын, кухаркин сильней его, а сучкин ещё сильней. Жили они весело, беззаботно. Одно только омрачало их дружбу: сучкина сына звали Собачёнышем. Вот и говорит он своим товарищам:

– Пойдём, братцы, в свет, в такую сторону, где нас не знают. По крайней мере звать меня таким поганым именем не будут.

Подумали они и стали собираться в дорогу, булавы себе ковать. Барынин сын выковал себе оловянную булаву, кухаркин медную, а сучкин сын выковал железную. Куёт он её, куёт, выйдет на двор, попробует крепость. Подбросит её вверх под облака, а потом подставит колено. Первый раз ударилась булава о колено и разломалась пополам, второй раз только погнулась, а в третий раз осталась целёхонькой, только нога Собачёныша по колено в землю вошла.

Собрались и отправились в путь. Идут они да идут, зашли в такой дремучий лес, что и конца ему нет. Долго ходили по лесу, булавами дорогу себе прокладывали и наконец вышли на широкую поляну. Идут поляной и видят – стоит вдали дворец, огороженный каменной стеной. Подходят к воротам, а они крепкие, тяжёлые. Стали стучаться. Никто не подходит, не открывает ворот.

– Выбивай ворота! – сказал Собачёныш барынину сыну.

Тот ударил раза три, булава погнулась, а ворота и не тронулись.

– Постой-ка, я попробую, – сказал кухаркин сын и стал колотить в ворота булавой. Ворота не поддаются.

Разозлился Собачёныш да как хватит булавой в ворота, так они на куски рассыпались.

Вошли во двор, никого нигде нет, ни живой души. А добра много, целые табуны волов пасутся. Склады полны хлеба и разного продовольствия.

– Ну, что ж? – говорит Собачёныш. – Нет никого, так мы хозяйничать здесь будем.

Поймал Собачёныш вола, зарезал его, снял шкуру, порезал тушу на куски, положил в котёл, огонь развёл и сварил мясо. Поели, потом постелили постели и легли спать.

На следующий день уговорились, что один из них останется дома обед готовить, а остальные пойдут осматривать эту диковинную усадьбу.

Установили, кому дома оставаться, а кому идти на прогулку.

Остался барынин сын, а двое других ушло.

Барынин сын принялся хозяйничать. Выбрал упитанного вола, зарезал, снял шкуру, тушу на куски порезал, в котёл положил, огонь развёл. Сварил мясо и ждёт товарищей, отдохнуть прилёг. И вот вдруг слышит, что кто-то в ворота стучится и слышит голос: – Отвори дверь в хату!

Глянул барынин сын в окошко и обомлел: стоит страшилище – Сам Скокоть, борода в локоть, а нос в сажень!

– Отворяй дверь! – слышит барынин сын.

Голос такой властный. Оробел барынин сын, отворяет дверь.

– Пересади через порог!

Дрожит барынин сын, пересаживает чудовище через порог.

– Посади меня на скамейку.

Сажает.

– Давай пить и есть!

Подаёт.

Съел Сам Скокоть вола, выпил всё и давай лупить барынина сына. Избил его, схватил в охапку, бросил под лавку, а сам словно сквозь землю провалился.

Барынин сын отдышался, кое-как взобрался на постель, лежит, еле дышит.

Приходят товарищи. Видят – лежит барынин сын, стонет.

– Обед сготовил? – спрашивает Собачёныш.

– Нет, – отвечает, – нездоровится что-то мне.

Что же делать? Сами стали обед готовить.

На другой день остался дома кухаркин сын. Выбрал он вола получше, зарезал, тушу на куски порезал, в котёл положил, огонь развёл. Поставил котёл на огонь, готовит обед товарищам. Сготовил. Ждёт их, а сам прилёг отдохнуть перед обедом. И вдруг – стук в дверь!

Выглянул кухаркин сын, страх охватил его: стоит чудовище, Сам Скокоть, борода в локоть, нос в сажень! Оробел кухаркин сын.

– Отвори! – кричит чудовище.

Отворил дверь.

– Пересади меня через порог!

Пересадил.

– Давай мне есть!

Подал всё, что наготовил.

Съел Сам Скокоть, а потом давай тузить кухаркина сына! Избил его, бросил под лавку, а сам исчез.

Возвратились товарищи – есть нечего.

– Заболел я, – оправдывается кухаркин сын.

– Что это на вас за болезнь напала, что мне приходится готовить обед на вас?

Пришлось и на этот раз сготовить обед.

На третий день остался дома Собачёныш, а товарищи его ушли, посмеиваясь, что и Собачёнышу не миновать расправы. И действительно, как только он приготовил обед, явился Сам Скокоть, борода в локоть, нос в сажень. Стучит в дверь, кричит:

– Отворяй!

– Кого там нелёгкая принесла? – спрашивает Собачёныш.

– Отворяй, тебе говорят!

– Не велика персона, можешь отворить сам, дверь не заперта.

Отворил Сам Скокоть дверь, вошёл в комнату.

Как взглянул на него Собачёныш, так за бока ухватился, хохочет.

– Сколько я ни живу, а такой уродины не видел.

– Чего зубы скалишь, собачий сын? – рассердился Сам Скокоть. Пришли в мой дом, моё добро едите и пьёте да ещё оскорбляешь меня! Сажай меня на стол и давай кушать!

– Ах ты, чёртова образина! Буду я тебя ещё за стол сажать, обед на тебя готовить! Околеешь ты, пока я тебе служить буду, а вот я тебе покажу, как называть меня собачьим сыном!

Схватил Собачёныш со стола булаву и давай биться с Сам Скокотем: Собачёныш булавой, а Сам Скокоть головой. И так крепко друг дружку лупят, что стены дрожат. Видит Сам Скокоть, что не одолеть ему Собачёныша, ухватился за булаву и провалился вместе с ней сквозь землю. Осталась одна только дыра, да грохот пошёл кругом. Хотел броситься за ним и Собачёныш, да передумал: надо товарищей подождать, посоветоваться с ними.

Скоро и они пришли. Смотрят на Собачёныша, посмеиваются, друг дружке подмигивают.

– Ну, что – приготовил обед? – спрашивают.

– Приготовить обед – не хитрая штука. И вы его готовили, но кто его ел? А я вот хоть булаву потерял, но обед не отдал этому чёртовому племени, что приходило сюда и болезни вам приносило. Вон полон котёл мяса. Садитесь и кушайте. Живите здесь одни, пока я не возвращусь. Пойду свою булаву добывать. Иль сам голову сложу, иль эту погань доконаю.

После обеда стал Собачёныш в дорогу собираться. Зарезали несколько волов, а с их шкур стали кроить пасы да сшивать. Сшили такой длины, чтоб достал дна преисподней, куда Сам Скокоть провалился. Привязали к одному концу кожаного паса корзину. Сел Собачёныш в корзину, а товарищи его спускают осторожно.

– Когда я потяну за пас, тогда вы тащите. Сидите здесь поочерёдно, караульте.

Долго опускался Собачёныш. Наконец корзина остановилась. Вылез из корзины, осмотрелся. Он очутился в огромной пещере, которой, казалось, не было конца. Над пещерой высоко-высоко свисала земля, как небо над землёй. Долго бродил Собачёныш в этом безлюдье. Наконец увидел замок. Пошёл туда. Увидел ворота и вход в замок. Вошёл в первую комнату. Сидит в ней девица-красавица, шьёт, а сама грустная. Подняла глаза на Собачёныша, лицо её повеселело, засмеялась.

– Здравствуй, сучкин сын!

– Ах, чтоб вас!.. – Разозлился Собачёныш. – И какой чёрт вам вести приносит, как кого зовут.

– Не сердись на меня, – говорит ему девушка, – без меня не только не найти твоей булавы, но не вынести и головы, а как звать тебя, мне сказал не чёрт, а мой отец Сам Скокоть. Он еле очухался после драки с тобой и обещал задать тебе такую баню, чтоб ты до новых веников помнил. Но ты слушай меня, так останешься цел. А теперь иди к моим сёстрам и отцу.

Поблагодарил её Собачёныш и пошёл дальше. Разыскал двух старших дочерей Сам Скокотя. Их отец любил больше, чем младшую дочь, и содержал их лучше.

Как только Собачёныш ступил на порог, они сейчас же закричали:

– Сучкин сын! Собачонка!

– Ах, чтоб вам язык отсох! Зачем ругаетесь?!

– Ты не сердись, собаченятко, мы доложим отцу, что ты пришёл, а он уж с тобой поквитается.

И пошли к Сам Скокотю.

Выходит и он.

– Здоров, здоров, собакин сын! Ты всё же пришёл за своей булавой. Я так и знал и ждал тебя. Но булаву ты получишь тогда, когда попаришься со мною в бане.

– Хорошо, – говорит Собачёныш, – помыться готов с удовольствием, но прежде возврати мне булаву.

– Получишь, получишь и булаву, но она едва ли тебе пригодится. А сейчас, пока нам баню истопят, погости у меня.

И ушёл Сам Скокоть к младшей дочери, приказал ей натопить баню и поставить с правой стороны бочку с водой-живицей, а слева бочку с водой-мертвицей.

Натопила младшая дочь баню и поставила две бочки, одну справа, а другую слева. Но в бочку слева налила воды-живицы, а в другую – воды-мертвицы. Потом тайком пришла к Собачёнышу и сказала:

– Будет мой отец драться с тобой в бане и, когда обессилеет, он пойдёт окунуться в бочку с водой, что стоит справа, думая, что там вода-живица, а ты полощись в бочке, что стоит слева: я налила в неё воды-живицы. Ты и одолеешь моего отца. Да смотри, меня не забудь.

Ушла и доложила, что баня готова.

Сам Скокоть и Собачёныш пошли в баню. Залезли на верхнюю полку, и когда их хорошенько разогрел пар, Сам Скокоть стащил Собачёныша вниз и бросился на него. Долго бились они, обессилели. Кинулся Сам Скокоть в кадушку направо, а Собачёныш в бочку налево. Сам Скокоть ослабел ещё больше, а у Собачёныша сил прибавилось вдвое. И снова начали биться. Сам Скокоть слабеет всё больше и больше.

– Дай, – говорит, – окунёмся в холодной воде.

И снова полез в свою бочку, но силы его ещё более ослабели. Ещё дрались, ещё раз полез Сам Скокоть в бочку с водой, но уже вылезть из неё не может.

– Перенеси меня в бочку налево, – говорит он Собачёнышу, – понял, что бочки переменили.

– Нет, уж погибай, уродина, тут! – сказал Собачёныш и придавил Сам Скокотя. Потом вырыл яму возле печки, бросил туда труп страшилища, зарыл, а сверху камней наклал.

А сам взял булаву, пошёл в замок. Разыскал младшу дочь Сам Скокотя.

– Спасибо тебе, что помогла одолеть эту нечистую силу. Если хочешь, возьму тебя замуж и отвезу тебя на наш свет.

Она охотно согласилась. И стали они собираться в путь.

«Захвачу заодно и старших сестёр, пусть будут жёнами моих товарищей», – думает Собачёныш.

Подошли к корзине. Посадили старшую сестру. Потом отправили среднюю. Наконец переправили и младшую. Прошло некоторое время. Корзина не появляется. Долго стоял Собачёныш, а корзины всё нет.

– Изменили мне товарищи, бросили одного. Придётся погибнуть, – горюет Собачёныш.

Но погибать не хочется. Пошёл он бродить по пустынному месту. Вдалеке виднеется лес. Пошёл он к лесу. Где-то словно гром погромыхивает. Надвигается туча. Он спешит к лесу. Как только вошёл в лес, разразилась гроза. Молния сверкает. Удар грома следует за ударом. Пошёл дождь, а потом град, да такой крупный, в яблоко величиной градина. Остановился Собачёныш под развесистым деревом. Смотрит – внизу под деревом птичье гнездо, а в гнезде птенцы ещё совсем голые, но очень большие, больше старых гусей. Жалко стало птенцов. Снял он сермягу и прикрыл их, чтоб градом не убило. Град прошёл. И вдруг что-то зашумело над лесом, и сразу потемнело. Посмотрел Собачёныш – летит огромная птица и опускается под дерево. Видит – её птенцы сермягой накрыты и все живы. Обрадовалась мать птенцов.

– Ты спас моих детей. Отблагодарю тебя, чем ты захочешь, – говорит она Собачёнышу.

Обрадовался Собачёныш и говорит:

– Самую большую услугу окажешь ты мне, если переправишь меня на нашу землю.

– Хорошо, говорит птица, – только ты запаси в дорогу кадку мяса да кадку воды, иначе я не долечу с тобой – ты тяжёлый.

Пошёл Собачёныш ловить птиц и зверей. Насолил целую кадку мяса и взял кадку воды. Когда всё было готово, он поставил кадку с мясом на одно крыло птицы, кадку с водой на другое, а сам уселся посредине. И они полетели.

Долго летит птица, а земля далеко. Повернёт она голову направо, Собачёныш положит ей в клюв кусок мяса, повернёт налево, даст ковш воды. К концу подходит мясо, а земли не видно. Отдал он и последний кусок, а земли нет. Выбивается птица из сил, машет крыльями, подняться выше не может. Поворачивает голову, требует мяса. Он даёт ей воды. Не берёт птица воды. Тогда Собачёныш вынул нож, отрезал мягкую часть ноги и положил в клюв птице. Приняла птица мясо, только искоса посмотрела на своего седока. Ещё поворачивает голову, просит мяса. Отрезал он часть другой ноги. Наконец птица опустилась на землю.

– Слезай, – говорит, – ты на земле.

– Не могу слезть, – ноги в ранах.

Тогда птица каркнула два раза и выбросила отрезанные части ног.

– То-то я смотрю, что мясо сладкое. Прикладывай куски к ранам.

Приложил Собачёныш вырезанные мякоти ног к своим местам, и они срослись. Слез с птицы, поблагодарил её, а сам пошёл разыскивать своих неверных товарищей. Разыскал. Они со своими жёнами похаживают, а его невесту в загоне держат. Разозлился Собачёныш.

– Так вот какие вы товарищи! Бросили меня одного на гибель!

И давай их дубасить по чём попало. Хотел убить и бросить в ту дыру, в которую Сам Скокоть провалился. Но отошла его злость, и он пощадил их. Пошёл к своей прекрасной невесте, утешил и обрадовал её. И взял её себе в жёны.

ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИК

Был пан, да такой злой и жестокий, что просто жить с ним нельзя было. Никто не мог угодить ему. Что ни скажешь, всё плохо. Боялись его люди, как змея. Придёт к нему кто с какой-либо просьбой, а он как крикнет:

– Что скажешь?

– Всё доброе, панок.

– А после доброго что? – орёт пан. И вдруг распорядится: – На конюшню его, болвана, да всыпать двадцать пять!

Так и не даст человеку слова сказать. Иначе с людьми он говорить не умел. И боялись люди сказать ему о чём-либо плохом, что не по нраву пану. Только был один мужичок, который имел кличку Стопак. Тот умел говорить с паном, по крайней мере он сам так утверждал.

Играл раз пан в карты и выиграл очень хорошее имение. Весной поехал осматривать имение да так и остался в нём на всё лето. Как видно, очень понравилось ему новое имение. Недаром же говорят люди, что новое сито на колу висит, а старое под лавкой лежит. Видит управляющий старым имением, что пана всё нет да нет, а в имении беда на беде едет да бедой погоняет, тужит бедняга: надо известить обо всём пана, но как передать ему? И сам он боится с такими известиями являться к злому пану, и никто из служащих и крестьян не решается отправиться, чтоб рассказать пану о несчастьях. Не знает управляющий, что делать, сидит да охает. Узнал про это Стопак. Пришёл к управляющему и говорит:

– Я пойду к пану и всё расскажу ему: я умею говорить с панами.

Рад управляющий, чуть рук не целует Стопаку. Дал ему целую горсть денег, сапоги с ног своих снял и отдал ему да провизии на дорогу положил столько, что с ней можно было бы до Варшавы дойти.

Идёт Стопак и ни одного кабака по дороге не минает.

Много ли он шёл или мало, но только приходит в новое имение. Подходит к хоромам, а там его лакей встречает.

– Ты чего здесь шляешься, бродяга? – кричит лакей на Стопака и давай его травить собаками.

Стопак вынул из торбы несколько кусочков мяса. Собаки завиляли хвостами, принялись мясо глотать да ещё смотрят на Стопака тоскливыми глазами. Тем временем Стопак взошёл на крыльцо.

– Что тебе надо? – снова спрашивает лакей.

– Мне надо видеть пана, – отвечает Стопак, а потом меняет тон и почтительно говорит лакею, называя его «паном»: – Пришёл я, панок, из старого имения.

– Хорошо, – отвечает польщённый лакей, – я доложу о тебе пану, но скажи мне, откуда ты знаешь, что я – пан?

– Ты пан – не пан, а так себе полупанок, потому что лоб у тебя низкий, нос слизкий, так оно и видно, что ты лижешь панские полумиски.

Разозлился лакей и уж хотел Стопака за чуб схватить, да как раз его пан позвал.

– Какой там холоп? – спрашивает пан.

– А это посланный из старого имения.

– А, позвать его ко мне в кабинет!

Побежал лакей звать Стопака. А Стопак сидит важно, достаёт кисет, набивает в трубку табак, не торопится. Потом достаёт кремень, губку, кресало, высекает огонь, прикуривает, долго, не торопливо. Лакей из себя выходит:

– Ступай: пан тебя зовёт!

– Не лихорадка его трясёт, обождёт, – отвечает Стопак, выпуская дымок да поплёвывая на панский паркет.

– Скорее иди! – кричит и пан.

– Сейчас, сейчас, вот только трубку докурю.

Докурил Стопак трубку, пепел из неё выбил, за пазуху спрятал, а потом идёт к пану. Лакей впереди бежит, дверь раскрывает перед ним. Вошёл Стопак к пану.

– День добрый, пан! – сказал и закашлялся. Долго кашлял, а пан ждёт да усы покручивает.

– Что скажешь? – спрашивает пан.

– Всё хорошее, всё доброе.

– А после хорошего и доброго что?

– Да вот, панок, послал меня к пану управляющий. Панский ножик сломался.

– Какой ножик?

– Да, должно быть, тот, что пану перья изготовляли.

– Как же его сломали?

– Говорят же, что без инструмента и вши не убьёшь. Но всякий инструмент при работе портится. Вот так и с этим ножиком. Хотели пану на сапоги содрать с легавой собаки кожу. Взяли ножик. Но на панской легавой очень крепкая была шкура. Ножик и сломался.