Текст книги "Исландские саги. Ирландский эпос"

Автор книги: Автор Неизвестен

 
Прочь от меня с твоим предвещанием,
О величайший болтун на свете!
Не получишь ты ни награды, ни чести,
Не твоему древу вознестись над моим!
Я, что стою здесь, тебя знаю.
У тебя сердце трепетной птицы,
Ты, слабый мальчик, боишься щекотки,
Чужда тебе доблесть, чужда тебе сила.
 

Кухулин

 
Когда мы вместе жили у Скатах,
У нее обучаясь ловкости в битве,
Всюду мы вместе с тобой бродили,
Рядом стояли в каждой схватке.
Всегда для меня ты был другом сердца,
Мне соплеменный, родной по крови.
Еще не встречал я, кто был бы мне дороже.
Тяжким горем будет мне твоя гибель!
 

Фердиад

 
Слишком же мало дорожишь ты честью,
Коль предлагаешь отказаться от боя!
Прежде чем успеет петух прокричать,
Я вздену твою голову на копье мое!
О Кухулин, боец из Куалнге,
Ярое безумье охватило тебя.
Если погибнешь ты от руки моей,
В этом виновен будешь лишь сам!
 

– О Фердиад, – сказал Кухулин, – не ладно, что вышел ты на бой-поединок со мной, побуждаемый Айлилем и Медб, из-за распри, что ведут они с нами. Никто из выходивших на меня доселе не добывал себе ни чести, ни выгоды, и ты тоже падешь от руки моей.

Еще сказал он Фердиаду, слушавшему его:

 
– Не выходи на бой со мною,
О Фердиад, сын Дамана!
Исход для тебя печален будет,
Многие гибель твою оплачут.
Идя на меня, ты правду рушишь.
Тебе смертное ложе уготовлю я.
Как другие, ты не избегнешь кары —
Геройских моих боевых ударов.
Сокрушат тебя моя сила и ловкость,
Не спасет тебя роговой твой панцирь.
Девушку, ради которой бьешься,
Не получишь ты, о сын Дамана.
Финдабайр, дочь королевы Медб, —
Хоть прекрасна она лицом своим,
Хоть пленяет тебя ее красота, —
За битву тебе не достанется.
О ней, что ты ждешь в награду за бой,
Вот тебе слово мое правдивое:
Многие были уж ею преданы.
Многие погибли за нее, как ты.
Не нарушай же ты безрассудно
Нашей верности, нашей дружбы,
Не нарушай слова, нас связавшего,
Не иди на меня, о славный герой!
Пятидесяти воинам (о, безумные!)
Была уж обещана эта девушка.
Всех пятьдесят уложил в могилу я,
Они изведали правду копья моего.
Могуч был Фербайт, вождь смелых бойцов, —
Одним ударом свалил я его.
Славой великой был украшен Срубдайре, —
Не спасли его ни одежды, ни золото.
Если б мне обещали Финдабайр,
На которую вся страна любуется,
То, поверь мне, я не поднял бы
На тебя руку ради красы ее.
 

– Поистине, Фердиад, – продолжал Кухулин, – не должен был ты вызывать меня на бой-поединок, после того как, живя у Скатах, Уатах и Айфе, мы вместе ходили в каждую битву и сражение, в каждую схватку и боевую затею, в каждый лес и пустыню, в каждую темь и логовище.

И он прибавил:

 
– Мы были назваными братьями,
Товарищами в темных лесах,
Мы всегда делили ложе,
Когда спали глубоким сном
После тяжких боев и схваток
Во многих дальних, чудесных странах!
Всегда вместе мы всюду бродили,
Рыскали в каждом лесу опасном,
Обучаясь у Скатах искусству боя!
 

Отвечал ему Фердиад:

 
– О Кухулин милый, в приемах искусный,
Подвизались мы вместе с ловкостью равной.
Ныне дружбу нашу договор превозмог.
Поделом тебе будут твои первые раны.
Не вспоминай о побратимстве нашем,
О кривоглазый, не поможет тебе это!
 

Затем он воскликнул:

– Слишком долго медлим мы! С какого оружия начнем мы сегодня, о Кухулин?

– Тебе принадлежит сегодня выбор оружия, – отвечал тот, – ибо ты первый пришел к броду.

– Помнишь ты первые боевые приемы, – спросил Фердиад, – которым мы обучились у Скатах, Уатах и Айфе?

– Конечно, я помню их.

– Если так, начнем с них.

И они приступили к первым приемам боя. Они взяли два равных больших щита, восемь малых щитов с острыми бортами, восемь дротиков, восемь мечей с рукоятками из рыбьего зуба и восемь копий, отделанных рыбьим зубом.

Полетели их дротики и копья вперед и назад, подобно пчелам в ясный день. Не было удара, который не попал бы в цель. Каждый из обоих старался поразить другого, отражая удары противника шишками и бортами щитов; и длилось это от утреннего рассвета до середины дня. Насколько превосходно было нападение, настолько же превосходна была и защита, и ни один из них не мог окровавить другого.

– Бросим эту игру, – сказал Фердиад, – видно, таким путем не решить нам спор.

Они прекратили бой и перекинули свои дротики в руки возниц.

– Каким же оружием станем мы теперь биться? – спросил опять Фердиад.

– Тебе принадлежит выбор, – отвечал Кухулин, – ибо ты первый пришел к броду.

– Если так, то возьмемся за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна.

– Возьмемся за них, – сказал Кухулин.

Они схватили два крепких равных щита и взялись за тяжелые копья, обтесанные, гладкие, с веревками из тугого льна. Каждый стремился поразить копьем другого, и длилось это от середины дня до захода солнца. И хотя превосходна была защита, столь же превосходно было нападение, и ни один из них не мог окровавить и ранить другого.

– Бросим это, Кухулин, – сказал, наконец, Фердиад.

– Бросим, – сказал Кухулин, – уже пора.

Они прервали бой и перекинули свое оружие в руки возниц. После этого они подошли друг к другу, обнялись за шею и трижды поцеловались.

Эту ночь их кони провели в одном загоне, и их возницы сошлись у одного костра, из свежего тростника они изготовили два ложа с подушками для раненых героев. Знахари и лекари были присланы к ним, чтобы залечить раны и исцелить их; они наложили травы, лекарственные растения на их раны, язвы, опухоли и спели целительные заклинания над ними. И от каждой травки, от каждого лекарственного растения, от каждого заклинания на его раны, язвы, опухоли и больные места Кухулин пересылал половину через брод, на запад, Фердиаду, чтоб мужи Ирландии не могли потом сказать, – если Фердиад падет от его руки, – что Кухулин имел избыток лечебной помощи. А от каждой пищи, от каждого вкусного, укрепляющего хмельного напитка, что доставляли Фердиаду мужи Ирландии, тот пересылал половину через брод, на север, Кухулину, ибо больше людей доставляло пищу Фердиаду, чем Кухулину. Все мужи Ирландии несли пищу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина, а тому носили пищу только люди из Маг-Брега, каждую ночь приходившие к нему для беседы. Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. На другой день рано утром встали они и снова сошлись у боевого брода.

– За какое оружие возьмемся мы сегодня, Фердиад? – спросил Кухулин.

– Тебе принадлежит выбор, – отвечал Фердиад, – ибо вчера выбирал я.

– Возьмемся же за наши тяжелые, самые большие копья, – сказал Кухулин. – Быть может, прямыми ударами сегодня скорей решим мы спор, чем вчера метаньем. Возьмем коней и запряжем в колесницы: будем вести бой с конями, на колесницах.

– Пусть будет так, – сказал Фердиад.

На этот раз они схватили свои самые широкие и крепкие щиты и взялись за тяжелые, самые большие копья. Каждый из них старался пронзить, прободать, сшибить, повалить другого, и длилось это от утреннего рассвета до начала вечера. Птицы, что слетаются на тела павших воинов, носились вокруг них, стремясь урвать куски тела и крови от ран их, чтоб унести с собою за облака на небо.

Когда приблизился вечер, измучились кони обоих, изнемогли возницы их, истощилась сила самих героев, храбрых бойцов.

– Прервем бой, – сказал Кухулин, – ибо кони наши измучились и возницы изнемогли: не то же ли и с нами?

– Прервем бой, – сказал Фердиад, – уже пора.

Они прекратили бой и перекинули свое оружие в руки возниц. Потом подошли друг к другу, обнялись за шею и трижды поцеловались.

Эту ночь их кони снова провели в одном загоне, и их возницы сошлись у одного костра; из свежего тростника они изготовили два ложа для раненых героев. Пришли знахари и лекари, чтобы осмотреть их, оказать им помощь, провести ночь подле них. Так ужасны были их уколы, раны, язвы и повреждения, что ничего иного они не могли сделать для них, как только дать им волшебные напитки и спеть свои заклинания и заговоры, чтобы успокоить их кровь, остановить кровотечение и утолить боль. И от каждого волшебного напитка, от каждого заклинания, от каждого заговора на его раны и язвы Кухулин половину пересылал через брод, на запад, Фердиаду. А от каждой пищи, от каждого вкусного, укрепляющего хмельного напитка, что доставляли Фердиаду мужи Ирландии, тот пересылал половину через брод, на север, Кухулину. Ибо больше людей доставляло пищу Фердиаду. Все мужи Ирландии несли пищу Фердиаду, защищавшему их от Кухулина, а тому носили пищу только люди из Маг-Брега, каждую ночь приходившие к нему для беседы.

Так провели Кухулин и Фердиад и эту ночь. На третий день утром встали они и снова сошлись у боевого брода. Заметил Кухулин, что плохой вид у Фердиада и что мрачен он.

– Плохой вид у тебя сегодня, Фердиад! – сказал он. – Цвет волос твоих стал блеклым, и взор потускнел; вид, облик и повадка твоя – не прежние.

– Если и так, то не от боязни и не от страха перед тобой, – отвечал Фердиад, – ибо нет сейчас во всей Ирландии героя, которого я не мог бы сразить.

Горько опечалился и стал сетовать о нем Кухулин. Вот какими речами обменялись они:

Кухулин

 
О Фердиад! Каков ты здесь предо мною!
Поистине ты обречен на смерть.
О, зачем ты вышел, побуждаемый женщиной,
На поединок с названым братом?
 

Фердиад

 
О Кухулин, питомец мудрости,
Цвет геройства, цвет всего воинства,
Каждый из живущих должен уйти
Под землю, на свое последнее ложе.
 

Кухулин

 
Финдабайр, дочь королевы Медб,
Со всей пленяющей красотой ее,
Не из любви тебе обещали,
Но чтоб испытать твою королевскую силу.
 

Фердиад

 
Моя сила давно уже испытана,
О Пес, одаренный всеми совершенствами!
О большей смелости, чем моя, не слыхал никто.
Равного себе я не встречал еще.
 

Кухулин

 
Ты лишь сам виновен в том, что свершится.
О сын Дамана, сына Даре!
Не должен был ты по воле женщины
Рубиться мечами с названым братом!
 

Фердиад

 
Если б мы разошлись без боя,
Как названые братья, о Пес мой милый,
Плохо было б с моей честью и словом,
Данным мной Айлилю и Медб!
 

Кухулин

 
Никогда еще не вкушали пищу
И не рождались на этом свете
Король и королева, ради которых
Я бы замыслил против тебя зло.
 

Фердиад

 
О Кухулин, славный подвигами,
Это не ты, а Медб нас предала.
Тебе достанется победа и слава,
Наша вина тебя не запятнает.
 

Кухулин

 
Мое доброе сердце обливается кровью.
Едва от меня не отлетает жизнь.
Неравен будет, при моих подвигах,
Мой бой с тобою, о Фердиад!
 

– Довольно тебе оплакивать меня, Кухулин! – сказал Фердиад. – Каким оружием будем мы биться нынче?

– Тебе принадлежит выбор, – отвечал Кухулин, – ибо вчера выбирал я.

– Возьмемся же, – сказал Фердиад, – за наши тяжелые, жестоко разящие мечи: быть может, рубящими ударами мы скорей решим спор, чем колющими, как вчера.

– Возьмемся за них, – сказал Кухулин.

Они схватили два огромных длинных щита и взялись за тяжелые, жестоко разящие мечи. Каждый из них старался ударить и сшибить, поразить и повалить другого, и величиной с голову месячного ребенка были куски тела, которые они вырубали из плечей, бедер и лопаток друг у друга. И так рубились они от утреннего рассвета до начала вечера.

– Прервем бой, Кухулин, – сказал Фердиад.

– Прервем бой, – сказал и Кухулин, – пора.

Они прекратили бой и перекинули свое оружие в руки возниц. Если встреча их был встречей двух радостных, довольных, беспечных, бодрых воинов, то расставание их было расставанием двух воинов омраченных, озабоченных, опечаленных. Их кони не проводили эту ночь в одном загоне, их возницы не сходились у одного костра.

Так провели Кухулин и Фердиад эту ночь. На другой день рано утром встал Фердиад и пришел один к боевому броду. Он знал, что настал день решительного боя, в который один из них падет, если не оба. Он надел на себя свой наряд сражений, битв и поединков до прихода Кухулина. Вот каков был его наряд сражений, битв и поединков.

Он надел на свое белое тело шелковые штаны с многоцветной золотой каймой. Поверх них он надел другие штаны из хорошо вылощенной коричневой кожи. Спереди он прикрепил к ним большой крепкий камень величиной с мельничный жернов. Поверх этого он надел третью пару штанов, крепких, глубоких, из литого железа, прикрывших большой крепкий камень величиной с мельничный жернов – из страха и боязни в этот день перед рогатым копьем Кухулина. На голову же он надел свой шлем сражений, битв и поединков, с гребнем, с сорока самоцветными камнями, прекрасно убранный и отделанный красной эмалью и кристаллами со светящимися изображениями растений восточного мира.

В правую руку он взял свое разящее копье, с левого боку привесил свой кривой боевой меч с рукоятью и перекладиной из красного золота. На свою крутую спину он возложил большой прекрасный щит из воловьей кожи, с пятьюдесятью шишками, каждая из которых могла бы вместить изображение вепря, а в середине была громадная шишка из красного золота.

Снарядившись так, Фердиад начал совершать высоко в воздухе разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которым он доселе ни у кого не обучался, ни у женщины, ни у мужчины, ни у Скатах, ни у Уатах, ни у Айфе: он сам изобрел их в тот день, чтобы проделать их перед лицом Кухулина.

Кухулин также пришел к броду и увидел разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которые Фердиад проделывал высоко в воздухе.

– Видишь ли, братец мой Лойг, – сказал Кухулин своему вознице, – эти разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которые Фердиад проделывает высоко в воздухе? Всеми ими и я сейчас овладею. Если сегодня я начну уступать в бою, ты должен воспламенять меня, понося и браня, дабы усилились ярость и пыл мой. Если же я стану брать верх, ты должен давать советы, восхвалять и поощрять меня, дабы усилить мое мужество.

– Будет сделано, как ты сказал, мой Кухук [387]387
  Кухук – ласкательная форма имени Кухулин.


[Закрыть],– ответил Лойг.

Тогда и Кухулин надел свой наряд сражений, битв и поединков и принялся проделывать высоко в воздухе такие же разнообразные, многочисленные, блистательные, удивительные приемы ловкости, которым он доселе ни у кого не обучался, ни у Скатах, ни у Уатах, ни у Айфе. Увидел это Фердиад и понял, что всеми ими тотчас же может овладеть и Кухулин.

– За какое оружие возьмемся мы нынче, Фердиад? – спросил Кухулин.

– Тебе принадлежит выбор, – отвечал Фердиад.

– Если так, то начнем игру в брод, – сказал Кухулин.

– Начнем игру в брод, – сказал Фердиад.

Хоть Фердиад и сказал так, невесело ему было идти на это, ибо он знал, что Кухулин побеждал каждого героя и воина, затевавшего с ним игру в брод.

Великое дело должно было в этот день совершиться у брода. Два героя, два первых бойца, два колесничных бойца Западного Мира, два блестящих светоча боевого искусства Ирландии, две щедрые десницы, расточавшие милость и награду в Северо-Западном Мире, два вождя доблести Ирландии, два ключа боевой мудрости Ирландии, шли в бой друг на друга, сойдясь издалека, из-за распри, затеянной Айлилем и Медб, из-за ков их. И каждый старался победить другого своими приемами от утреннего рассвета до середины дня.

Когда настал полдень, распалилась ярость бойцов, и они плотно сошлись. Прыгнул Кухулин со своего края брода прямо на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но Фердиад левым локтем встряхнул свой щит, – и Кухулин отлетел от него, как птица, на свою сторону брода. И снова прыгнул Кухулин со своего края на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но ударом левого колена Фердиад тряхнул щитом своим, – и Кухулин отлетел от него, как маленький ребенок, на свою сторону брода.

Увидел это Лойг.

– Горе тебе! – воскликнул он. – Противник наказал тебя, как милая женщина наказывает малого ребенка! Он вымыл тебя, как в лоханке моют чашки! Он размолол тебя, как мельница мелет доброе зерно! Он рассек тебя, как топор рассекает дуб! Он обвил тебя, как вьюнок обвивает дерево! Он обрушился на тебя, как обрушивается ястреб на малых пташек! Отныне и навеки конец притязаниям и правам твоим на славу и честь боевую, о крохотный бешеный карлик!

Тогда в третий раз метнулся Кухулин со скоростью ветра, с быстротою ласточки, с порывом заоблачного дракона и обрушился на шишку щита Фердиада, сына Дамана, чтобы срубить ему голову над бортом щита. Но снова Фердиад тряхнул своим щитом, и Кухулин отлетел на середину брода, где был он до своего прыжка.

Тогда произошло с Кухулином чудесное искажение его: весь он напыжился и расширился, как раздутый пузырь; он стал подобен страшному, грозному, многоцветному, чудесному луку, и рост храброго бойца стал велик, как у фоморов, далеко превосходя рост Фердиада.

Так тесно сошлись бойцы в схватке, что вверху были их головы, внизу ноги, в середине же, за бортами и над шишками щитов, руки. Так тесно сошлись они в схватке, что щиты их лопнули и треснули от бортов к середине. Так тесно сошлись они в схватке, что копья их согнулись, искривились и выщербились. Так тесно сошлись они в схватке, что демоны козловидные и бледноликие, духи долин и воздуха испустили крик с бортов их щитов, с рукоятей их мечей, с наконечников их копии. Так тесно сошлись они в схватке, что вытеснили поток из его русла, из его пространства, и в его русле образовалось достаточно свободного места, чтобы лечь там королю с королевой, и не осталось ни одной капли воды, не считая тех, что два бойца-героя, давя и топча, выжали из почвы. Так тесно сошлись они в схватке, что ирландские кони в страхе запрыгали и сорвались с места, обезумев, порвали привязи и путы, цепи и веревки и понеслись на юго-запад, топча женщин и детей, недужных и слабоумных в лагере мужей Ирландии.

Бойцы теперь заиграли лезвиями своих мечей. И было мгновение, когда Фердиад поразил Кухулина, нанеся ему своим мечом с рукоятью из рыбьего зуба удар, ранивший его, проникший в грудь его, и кровь Кухулина брызнула на пояс его, и брод густо окрасился кровью из тела героя.

Не стерпел Кухулин этих мощных и гибельных ударов Фердиада, прямых и косых. Он велел Лойгу, сыну Риангабара, подать ему рогатое копье. Вот как было оно устроено [388]388
  Вот как было оно устроено. – Многое в устройстве этого копья и способе пользования им неясно. Понятно только, что оно имело несколько острых концов и металось ногою, часто под водой, так что противник не мог уловить ни направления, ни момента удара.


[Закрыть]: оно погружалось в воду и металось двумя пальцами ноги; единое, оно внедрялось в тело тридцатью остриями, и нельзя было вынуть его иначе, как обрезав тело кругом.

Заслышал Фердиад речь о рогатом копье, и, чтобы защитить низ тела своего, он опустил щит. Тогда Кухулин метнул ладонью дротик в часть тела Фердиада, выступавшую над бортом щита, повыше ошейного края рогового панциря. Чтобы защитить верх своего тела, Фердиад приподнял щит. Но некстати была эта защита. Ибо Лойг уже приготовил рогатое копье под водою, и Кухулин, захватив его двумя пальцами ноги, метнул далеким ударом в Фердиада. Пробило копье крепкие, глубокие штаны из литого железа, раздробило натрое добрый камень величиной с мельничный жернов и сквозь одежду вонзилось в тело, наполнив своими остриями каждый мускул, каждый сустав тела Фердиада.

– Хватит с меня! – воскликнул Фердиад. – Теперь я поражен тобою насмерть. Но только вот что: мощный удар ты мне нанес пальцами ноги и не можешь сказать, что я пал от руки твоей.

И еще он прибавил:

 
– О Пес, искусный в боевых приемах,
Не должен был ты убивать меня!
На тебя перейдет вина моя,
На тебя теперь моя кровь падет!
Зол жребий того, кто пал в бою
Кто низвергнут в бездну предательства!
Слаб голос мой, умираю я,
Увы, отлетает уж жизнь моя!
Перебиты ребра мои насмерть
Все сердце мое залилось кровью
Не было мне удачи в бою,
Я поражен тобою, о Пес!
 

Одним прыжком Кухулин очутился рядом. Обхватив тело обеими руками, он перенес его, вместе с оружием, доспехами и одеждой, через брод, чтобы водрузить этот трофей победы на северной стороне брода, не оставив его на южной, средь мужей Ирландии. Он опустил его на землю, но тут, пред челом убитого Фердиада, свет померк в глазах Кухулина, слабость охватила его, и он лишился чувств.

Увидел это Лойг, увидели и мужи Ирландии и двинулись все, чтобы броситься толпой на него.

– Поднимайся скорей, Кухук! – воскликнул Лойг. – Мужи Ирландии идут на тебя, и это будет уж не поединок, но толпой нападут они на тебя, чтобы отомстит за смерть Фердиада, сына Дамана, сына Даре, сраженного тобой.

– К чему вставать мне, мальчик? – сказал Кухулин. – Вот здесь лежит он, пораженный мною!

И они обменялись речами:

Лойг

 
Поднимись, о Пес боевой из Эмайн!
Всегда ты должен быть тверд духом
Ты поразил бойца Фердиада
Богом клянусь, тяжек удар твой!
 

Кухулин

 
К чему теперь мне вся твердость духа?
Тоска и безумье мной овладели
Пред лицом этой смерти, что причинил я
Над этим телом, что я сразил.
 

Лойг

 
Скорей хвалиться тебе подобает
Чем убиваться над этой смертью
Над грозным врагом с копьем кровавым
Теперь ты стонешь, рыдаешь, плачешь!
 

Кухулин

 
Пусть отрубил бы он мне ногу,
Пусть отрубил бы он мне руку, —
Все было б лучше, лишь бы остался
Он сам в живых, коней повелитель!
 

Лойг

 
То, что случилось, все ж утешительней
Девушкам в собранье Красной Ветви,
Ведь он убит, а ты жив остался,
Не шуткой была ваша схватка смертная.
 

Кухулин

 
С того самого дня, как стал я в Куалнге
На дороге Медб с надменной силой,
Не без славы была кровавая бойня,
Многих бойцов уже перебил я!
 

Лойг

 
Не знал ни разу ты сна спокойного
С того дня, как бьешься с вражеской ратью:
Все войско наше – лишь ты один.
Рано ж тебе вставать приходилось!
 

Принялся Кухулин стонать и оплакивать Фердиада. Говорил он:

– Горе тебе, о Фердиад, что не спросил ты никого из испытавших подвиги смелости и ловкости моей, прежде чем выйти против меня на бой-поединок!

Горе тебе, что Лойг, сын Риангабара, не напомнил в укор тебе годов обучения нашего в ловкости воинской, годов побратимства!

Горе тебе, что не внял ты увещаниям мудрого Фергуса!

Горе тебе, что Конал прекрасный, Победоносный, в боях непобедимый, не помог советом тебе, напомнив годы обучения нашего общего.

Ибо эти мужи отвели бы твой ум от посольств, пожеланий, свиданий, посулов обманных, хитроумных женщин из Коннахта!

Ибо ведают эти мужи, что не родился еще тот, кто был бы способен наносить такие удары великие, тяжкие коннахтам, какие я наношу им, – и никогда не родится!

Ибо нет мне равного в управлении щитами, мечами и копьями, в игре на доске боевой, в управлении конями иль колесницей!

Теперь не найдется руки бойца, разящей героев, как их разила рука Фердиада, подобного облаку!

Теперь не услышать дикого плача Бодб с губами красными, какой испускала она, когда Фердиад пролом совершал в рядах бойцов, над грудой щитов!

Теперь вовек не предложит другому Круахан договора такого, какой заключил он с тобой, о краснолицый сын Дамана!

Окончив плач свой, Кухулин оторвался от головы Фердиада и сказал:

– О Фердиад, предали и обрекли тебя на гибель мужи Ирландии, побудив на бой-поединок со мной; ибо нелегко вести бой-поединок со мной при угоне быка из Куалнге.

И еще он прибавил:

 
– О Фердиад, ты пал жертвой вероломства!
Была горькой встреча наша последняя!
Вот нынче ты мертв, я ж остался жив.
Будет вечной тоска разлуки вечной!
Когда мы были с тобою вместе
Там, у Скатах, Уатах и Айфе,
Казалось нам – во веки веков
Дружбе нашей конца не будет.
Мила мне алость твоя благородная,
Мил твой прекрасный, совершенный образ,
Милы твои очи синие, ясные,
Мила твоя мудрость и речь складная.
Не ходил еще в бой, рассекая кожу,
Не распалялся еще боевым пылом,
Не носил щита на плечах широких
Тебе подобный, о румяный сын Дамана!
Никогда не встречал я на поле битвы
С той поры, как пал единородный сын Айфе,
Тебе подобного в подвигах ратных, —
Не сыскал я такого, о Фердиад, доныне.
Финдабайр, дочь королевы Медб,
Со всею дивною красою своей,
Была для тебя, о Фердиад, не больше,
Чем ветка ивы на холме песчаном!
 

Кухулин устремил свой взор на тело Фердиада.

– Ну что ж, господин мой Лойг, – сказал он, – раздень Фердиада, сними с него боевой наряд и одежду, чтобы поглядеть нам на пряжку, ради которой он пошел на бой-поединок.

Подошел Лойг к телу Фердиада и раздел его. Он снял с него боевой наряд и одежду, и Кухулин увидел пряжку. Снова начал он стонать и оплакивать Фердиада, говоря такие слова:

 
– Горем стала золотая пряжка,
О Фердиад, повелитель рати,
Ты, наносивший удары тяжкие
Благородной, победоносной дланью!
Венец волос твоих светлых, курчавых
Был так огромен и дивен красой!
Словно лиственный гибкий пояс
Облекал твой стан до самой смерти.
О, наше милое побратимство!
О, зоркий взгляд благородного ока!
Помню щит твой с бортами золотыми, —
Драгоценную доску для шахматных ударов!
Помню запястье из светлого серебра
Вокруг руки благородной твоей,
Помню меч твой, столь превосходный,
И твой пурпурный лик прекрасный!
Что ты повержен рукою моею —
Это было неладным делом.
Не был прекрасен наш поединок,
Горем стала золотая пряжка!
 

– А теперь, господин мой Лойг, – сказал Кухулин, – разрежь тело Фердиада и извлеки из него рогатое копье – ибо я не могу остаться без моего оружия.

Подошел Лойг к телу Фердиада, разрезал его и извлек из него рогатое копье. Увидел Кухулин свое окровавленное, красное оружие рядом с телом Фердиада и сказал такие слова:

 
– О Фердиад, скорбно наше свиданье!
Вот вижу тебя кровавым и бледным.
Не смыть крови с моего оружья,
Ты ж распростерт на смертном ложе!
Если б были мы там, в стране восточной,
Как прежде, у Скатах, Уатах и Айфе, —
Не были б белы теперь твои губы
Предо мною, среди оружья.
Наша наставница нас связала
Славною связью союза дружбы,
Дабы не вставали чрез нас раздоры
Меж племенами светлой Ирландии.
Печально утро, это утро марта,
Принесшее смерть сыну Дамана!
Увы, вот пал мой любимый друг,
Алою кровью напоил я его!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Я изранен весь, залит кровью алой,
Ты ж не сядешь на колесницу вновь!
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Я изранен весь, и кровь запеклась,
Ты же мертв совсем, без возврата, навек.
Скорбное дело случилось с нами,
Вместе у Скатах воспитанными.
Тебя смерть сразила, я же бодр и жив.
Биться в яром бою – вот удел мужей.
 

– Ну что ж, Кухук, – сказал Лойг, – уйдем теперь от брода. Слишком долго мы здесь пробыли.

– Да, пойдем, – отвечал Кухулин. – Знай, что игрою, легкой забавой были для меня все бои и поединки, которые я выдержал здесь, по сравнению с боем-поединком с Фердиадом.

И еще сказал он – таковы его слова:

 
– Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
У нас были с ним ученье общее,
Общая мощь и общая щедрость,
И он был ее избранником.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Мы равный ужас вселяли в врагов.
Было равным искусство наше в бою.
Дала нам Скатах два равных щита:
Один – Фердиаду, другой же – мне.
Все было игрою, легкой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
О милый друг, о столп золотой,
Поверженный мной в бою у брода!
О вепрь народов, неистовый вепрь,
Ты был смелее, чем все другие!
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Этот пламенный и свирепый лев,
Буйная волна, грозная, как Страшный суд.
Все было игрою, пустой забавой,
Пока не пришел Фердиад к броду.
Думалось мне, что милый Фердиад
Будет другом мне на веки веков.
Вчера он был, как гора, велик,
Сегодня лишь тень осталась его.
Трижды врагов несметные полчища
Я сокрушил рукою своею.
Сколько быков, коней и воинов
Я разметал здесь во все стороны!
Хоть и бесчисленно было воинство,
Что наслал на нас хищный Круахан,
Больше третьей части, с половину их
Умертвил я здесь в игре жестокой.
Не бывал в боях тот сын королевский,
Ирландия грудью не вскормила того,
Не являлся еще ни с суши, ни с моря,
Кто бы славою мог превзойти меня!
 

Здесь кончается повесть о смерти Фердиада.