Текст книги "Убийца, ваш выход! Премьера"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 14
ГАРДЕНЕР ПРЕДАЕТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ

– Найджел, если не возражаешь, – начал Гарденер, – я сразу выложу то, что меня тяготит, как говорится, выпущу пар.

Феликс уже не выглядел таким измученным. У него был вид человека, принявшего решение и обретшего душевное равновесие.

– Когда ты утром был здесь, я места себе не находил. Всю ночь меня преследовала мысль об ужасной участи Артура Сюрбонадье, а с рассвета стал одолевать страх: Аллейн видит во мне преступника, подозревает меня в злом умысле. Это чувство передать на словах невозможно. Будь я виновен, и то, наверное, так не боялся бы. Меня охватила паника: полиции ничего не докажешь! Что бы Найджел ни говорил, всем представляется очевидным – убийца я!

– Ерунда!

– Надеюсь, что так, но в тот момент я думал иначе, Впрочем, я вообще толком не мог ни о чем думать. Утром ты спросил о процессе, и я сразу решил, что ты ко мне подослан. Аллейн, мол, рассчитывает, что я не стану скрытничать перед другом. Это было ужасно – нет, нет, не перебивай! Вот почему я не сказал всей правды, солгал, что едва был знаком с Артуром в те дни. Неправда, мы с ним сразу сошлись, и лишь впоследствии я осознал, какой он негодяй. Я был молод и глуп, спешил «прожигать жизнь», «испить чашу удовольствия до дна»… Однажды Артур позвал меня на вечеринку, оказавшуюся на поверку сборищем наркоманов.

– Господи! – ужаснулся Найджел.

– Да, я был там, правда, всего раз, и вынес самое мерзкое впечатление. Я едва притронулся к зелью, и меня оно почти не разобрало, но наутро мне стало стыдно, и я решил положить всему конец, начать жизнь заново. Я отправился к Сюрбонадье, чтобы объявить о своем решении. Но он еще не протрезвел и вдруг – ни с того, ни с сего начал мне исповедоваться. Наговорил всякой всячины про дядю, а потом еще завел речь о… о Стефани Воэн.

Гарденер замолчал, но, поколебавшись, продолжил:

– Я видел ее, она приезжала с театром – ставили «Отелло». Если скажу, что полюбил ее с первого взгляда, ты сочтешь это высокопарной банальностью. Однако это правда. И когда он стал хвастаться своей близостью с ней, я возненавидел Сюрбонадье. Он похвалился, что через дядю добывает ей главные роли. Потом обрушился на Сэйнта: он, мол, замешан в торговле наркотиками и погряз во всех смертных грехах. Стефани же казалась мне воплощением чистоты и целомудрия, и я представил, каково приходится ей в подобном окружении. Мне чуть не сделалось дурно, все это походило на кошмар. И вот когда Сюрбонадье похвастался, что мог бы при желании нанести дяде страшный удар, я стал его раззадоривать. Он жаловался, что дядя не дает ему денег, пришлось залезть в долги. «Я знаю о нем все и могу его погубить!» – распалялся Артур. Тут-то ему и пришло в голову написать под чужим именем в газету, я горячо поддержал его затею. Мысли о статье целиком завладели им. Я ушел, с тех пор наши отношения прервались. Когда статья появилась в «Морнинг экспресс», я сразу понял, кто ее автор. Однажды мы с ним случайно встретились, и я его успокоил: меня он может не опасаться. И, действительно, сегодня я впервые нарушил данное ему слово.

– Что тебя побудило мне это рассказать? – спросил Найджел.

Гарденер ответил не сразу.

– Я подумал, полицейские начнут копаться в прошлом Сюрбонадье, и выяснится, что мы давно были знакомы.

– Покрывая Сюрбонадье, ты едва не навлек подозрение на самого себя. Теперь же ни у кого и мысли подобной не возникнет.

– Все были напуганы – даже Стефани. Бог мой, неужто и на нее пала тень?

– Не беспокойся о ней, подумай о себе.

– Найджел, скажи мне правду: не закралась ли и тебе в душу сомнение на мой счет?

– Честное слово, нет!

– Ия даю тебе слово, что не виновен в смерти Сюрбонадье. Стефани тоже абсолютно чиста. Есть одно обстоятельство, о котором я не могу пока рассказать, но, поверь, мы оба ни при чем.

– Я тебе верю, старина!

– Мне делается легче от твоих слов, – приободрился Феликс Гарденер. – Давай ужинать.

Еда была отменной, вино – на редкость хорошим. За столом разговор шел на самые разные темы, не боялись касаться и убийства, и уже не было между друзьями недавней натянутости.

Вдруг Гарденер сказал:

– Лучше не думать об этом, но будущее семьи Саймсов рисуется мне в самых мрачных тонах.

– Тебе-то что за дело? Расскажи лучше, как идут дела в «Единороге».

– Ты о спектакле? Представляешь, Сэйнт всерьез поговаривает о возобновлении «Крысы и Бобра» – и как можно скорее.

– Что?!

– То, что слышишь. Как только полиция уберется из театра. Конечно, я отказался от роли, и Стефани сделала то же самое. Однако остальные поворчали, согласились. Сэйнт считает, что убийство Сюрбонадье – лучшая реклама для спектакля и народ теперь на него валом повалит.

– А что ты собираешься делать?

– Пока не знаю, там видно будет. Ведь «Единорог» – не единственный театр в Лондоне. Этот несчастный случай послужил и мне отличной рекламой: сочувствие обывателей плюс нездоровый интерес к убийцам и покойникам.

Они перешли в гостиную, расположились у камина, и тут в дверь позвонили. Вошел слуга и подал хозяину письмо.

– Его только что доставил рассыльный, сэр. Ответ не требуется.

Гарденер вскрыл конверт и достал из него сложенный листок.

Найджел, закурив сигарету, стал расхаживать из угла в угол, в задумчивости постоял у фотографии, на которой был изображен брат Гарденера. Его размышления были прерваны неожиданным возгласом Феликса.

– Господи!.. – бормотал он. – Кому это понадобилось?!

Он протянул листок Найджелу: одна-единственная напечатанная на машинке фраза, смысл которой поверг журналиста в трепет:

«Если твоя работа и жизнь тебе дороги, не суйся в чужие дела, иначе будет «бобо» не только ножке!»

Найджел и Гарденер недоуменно уставились друг на друга.

– Ты что-нибудь понимаешь? – наконец спросил журналист.

– Не больше, чем ты.

– У тебя и впрямь болит нога?

– Да, я же говорил, мне кто-то наступил на нее в потемках.

– Кто-то, от кого пахло духами Джекоба Сэйнта?

– Я не ручаюсь, мне так показалось.

– Послушай, это не шутка. Мы должны показать письмо Аллейну.

– Избави Бог!

– Нельзя скрывать от полиции подобные вещи. Позволь, я ему сейчас же позвоню.

– Где можно застать его в такой час?

Найджел задумался: Феликсу, пожалуй, незачем знать, что Аллейн находится в квартире Сюрбонадье.

– Его может не быть дома, – сказал журналист вслух, чтобы утаить от Феликса, куда звонит инспектору. Долгие гудки в трубке – снова в квартире на Джералдз Роу никто не отвечал. Найджелу стало немного не по себе, в душу закралось легкое беспокойство.

– Никто не подходит?

– Можно набрать служебный номер в Скотланд-Ярде, но повременим с этим.

Следующий час они провели, строя самые различные предположения относительно авторства письма. Гарденер не допускал и мысли, что к этому может быть причастен Сэйнт, а Найджел утверждал, что такой человек, как Джекоб способен на все.

– Если убийца он… – начал очередную фразу журналист, но Гарденер перебил его:

– Я не уверен, что это так. Возможно, впрочем, он опасается, что я знаю от Сюрбонадье о его махинациях и могу вывести его на чистую воду.

– Сэйнт знает о вашей кембриджской дружбе?

– Да. Артур тогда представил меня дяде. Потом, когда я решил стать актером, Сэйнт видел меня в одной из первых ролей и взял меня на заметку. Вскоре я получил приглашение в «Единорог». Кстати, Артур, – нехорошо теперь это говорить, – чуть не лопнул тогда от злости. Он всем твердил, что я воспользовался дружбой с ним, его семейными связями. Господи, сколько вокруг грязи! Помнишь, что я говорил об актерах?

– Помню.

– Взять хоть их вчерашнее поведение, когда труп бедняги еще не остыл. Все они были черствы и неискренни – кроме Стефани.

Найджел посмотрел на друга с любопытством, в его ушах звучал язвительный возглас Аллейна, брошенный вслед удалившейся мисс Воэн: «Эффектный уход!» Еще Найджел припомнил кокетливую интонацию, с какой та отвечала на вопросы старшего инспектора. И даже Аллейн как будто поддался ее чарам, задержал ее ладонь в своей дольше, чем следовало. Тут Найджелу вспомнилась его целомудренная Анжела, и при мысли о невесте он испытал чувство торжества.

– Интересно, что она теперь делает, – дошел до его сознания голос хозяина дома. – Хотел навестить ее, но она велела дожидаться ее звонка.

– Чего Стефани бояться? – вырвалось у Найджела, и Гарденер побелел, снова стал таким, каким журналист застал его утром.

– Это естественно, – справился с собой Феликс. – Ей кажется, будто Аллейн догадался о том, что Сюрбонадье не давал ей прохода и даже угрожал. После вчерашней сцены и впрямь догадаться нетрудно. Она все от меня скрывала, и лишь сегодня утром я понял, как ей было несладко. Артур был способен на любую низость! Стефани показала мне синяк: едва я оставил их вдвоем, он ее ударил. Господи, если бы я только знал!

– Твое счастье, что ты ничего не знал, – возразил Найджел. – Теперь, Феликс, его больше нет, он мертв.

– Стефани сказала, что и следователь видел синяк. Ей кажется, что Аллейн подозревает ее в убийстве Артура. Она в ужасном состоянии!..

– Ты из-за нее так расстроен?

– О да! До сегодняшнего утра я был бездумным эгоистом, меня интересовала только собственная персона. Но сама мысль, что подозрение может пасть на нее, чудовищна!

– Не тревожься. Я не слышал, чтобы хоть один полицейский высказал подобное предположение. Каждый из них разрабатывает свою версию, однако большего я сказать не могу, поскольку связан словом. А теперь, Феликс, мне пора. После предыдущей ужасной ночи тебе надо отдохнуть. Прими пару таблеток аспирина, запей глотком виски и отбрось все заботы. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Найджел. Мы не были с тобой особенно близки, но надеюсь, теперь наша дружба окрепнет. Я тебе очень благодарен за все.

– Да не за что! Доброй ночи!

Когда Найджел вошел в свою квартиру на Честер Террес, была уже половина одиннадцатого. Он вдруг ощутил смертельную усталость, однако необходимо было засесть за очередной репортаж для газеты.

Он едва доплелся до пишущей машинки, вставил в каретку чистый лист бумаги и, подумав с минуту, застучал по клавишам:

«Убийство в «Единороге»

Новые факты. Дело о клевете на Сэйнта извлекается из архивов».

Работая, он все время неотступно думал об Аллейне. Инспектору необходимо знать, что добавил к своим воспоминаниям Феликс. Наконец Найджел потянулся к телефону – Аллейн наверняка уже дома. Он набрал номер, и подперев щеку, стал ждать ответа.

ГЛАВА 15
АХИЛЛЕСОВА ПЯТА

Найджел и Фокс вышли из комнаты, в прихожей хлопнула дверь. Инспектор Аллейн стоял недвижно, прислушиваясь к их удаляющимся шагам. До него донесся голос Фокса, отсылавшего дежурившего внизу констебля, и наконец все стихло.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что Аллейн хмур от невеселых мыслей. Уголки его рта опустились, кустистые брови тяжело нависли над глазами, на лбу прорезались складки. Когда Аллейн оставался один, его лицо делалось на редкость выразительным. Порой на нем читалось крайнее отвращение; так бывало, когда ему приходилось в каком-то деле превозмогать себя и поступать против собственной воли, либо же предстояло нечто такое, от чего заранее делалось тошно.

Взглянув на часы, Аллейн вздохнул и выключил все лампы, потом подошел к окну и, прячась за портьеру, выглянул на улицу. По Джералдз Роу беспорядочно катили машины. Прошло не более двух минут после ухода Найджела и Фокса, когда Аллейн заметил медленно движущееся вдоль кромки тротуара такси, оно будто плыло мимо жилища Сюрбонадье. Аллейн наблюдал за машиной сверху, как бы с высоты птичьего полета, и ему почудилось, будто пассажир на заднем сиденье скрючился в крайне неудобной позе, стоя на коленях на полу кабины, и заглядывает в окна верхнего этажа, стараясь при этом никому не попасться на глаза. Инспектор, заметив все это, ухмыльнулся, припоминая, где находится ближайший телефон-автомат. Такси исчезло из виду, он отошел от окна, достал было портсигар, но передумал и снова сунул его в карман. Прошло минуты три-четыре, и его размышления прервали резкие звонки телефонного аппарата, установленного на тумбочке у изголовья. Инспектор насчитал двадцать звонков, прежде чем аппарат затих.

Аллейн вернулся к окну. На улице теперь все стихло, движение транспорта почти прекратилось, так что еще издали он услышал чьи-то торопливые шаги со стороны Элизабет-стрит. Аллейн отпрянул от окна и, скорбно кряхтя, полез под кровать. Она была довольно низкой, и ему пришлось буквально распластаться на животе. Он раздвинул оборки покрывала, сшитого из пошлой розовой тафты, и затаился.

Вскоре кто-то вставил ключ в замок входной двери. Неизвестный, судя по всему, проник в квартиру, снял в прихожей обувь и почти неслышно стал красться по коридору. Затем Аллейн услышал, как поворачивается ручка в двери спальни, и разглядел сквозь прозрачный подзор, что и сама дверь медленно поворачивается на петлях. В сгущавшемся мраке мелькнула тень, раздался легкий шорох и позвякивание портьерных колец. Теперь в спальню свет с улицы не проникал. Тишина сделалась совсем невыносимой, но тут над головой Аллейна вновь задребезжал телефон, звонки были долгие и настойчивые. Матрас опустился, мягко коснувшись плеч Аллейна – кто-то сел на кровать. Аллейн догадался, что телефон накрыли подушкой, режущий ухо звон превратился в глухие гудки. И снова Аллейн насчитал ровно двадцать звонков.

Это звонил Найджел из своей квартиры на Честер Тэррес, прежде чем отправиться на ужин к Гарденеру.

Когда телефон замолк, Аллейн различил негромкий вздох облегчения. Он бы сам охотно издал подобный же вздох, но тут снова зашелестело покрывало и матрас приподнялся, освобождая плечи Аллейна. Донесся звук передвигаемого по ковру стула, скрипнула дверца платяного шкафа. Снова пауза, затем шорох перебираемого на полках белья и наконец негромкий стук по металлу.

– Мисс Воэн, вам будет удобнее, если вы включите свет, – кашлянув, произнес он из-под кровати.

Она не вскрикнула, только короткий стон отчаяния сорвался с ее уст.

– Кто здесь? – шепнула она, собрав все свое мужество.

– Закон! – изрек Аллейн с несвойственной ему помпезностью.

– Это вы?'

– Ну да, зажгите же свет, нет никакого смысла прятаться в потемках. Выключатель у самой двери. – Он громко чихнул, – Будьте здоровы, мистер Аллейн! – учтиво пожелал он сам себе.

Комнату залил розоватый свет, и Аллейн выкарабкался из-под кровати.

Стефани стояла у двери, все еще держа руку на выключателе. В другой руке у нее была кованая шкатулка. Ее зрачки расширились, как у испуганного ребенка, она была в этот момент прекрасна.

Аллейн встал на ковре, распрямясь во весь рост.

– Пожалуй, матрасная пыль – это гнуснейшая разновидность пыли! – посетовал он.

Ее пальцы скользнули по дверной ручке, но не удержались на ней, вся ее фигура обмякла, подалась вперед, но Аллейн успел ее подхватить, только шкатулка со стуком упала на ковер.

– Нет, только не это, – ровным тоном произнес инспектор, – подобные номера не пройдут. Вы не из тех дам, что падают в обморок по поводу и без повода, у вас стальные нервы. И пульс ровный.

– А вот ваш отчего-то бьется слишком часто, – шепотом парировала она.

Он поставил ее на ноги, поддерживая лишь за локотки.

– Садитесь, – предложил он не слишком учтиво.

Она высвободилась из его рук и села в кресло, которое он ей пододвинул.

– И все-таки вы меня действительно напугали, – Она смотрела на него, не мигая, – Какая же я дура! Могла бы сообразить, что это западня.

– Сам удивляюсь, что вы в нее попались. Разглядев вас в такси, я понял, что мой план увенчался успехом, потом вы звонили по телефону, – я и это предусмотрел. Знал также, что у вас должен быть ключ – Сюрбонадье не мог вам его не дать.

– Я не успела вернуть.

– В самом деле? До сих пор ломаю голову: ну что вы в нем нашли? Скорее всего, у вас дурной вкус.

– Не всегда.

– Хотелось бы верить.

– В конечном счете у вас нет против меня никаких улик. Почему мне нельзя сюда прийти? Вы ведь сами предложили встретиться здесь.

– В девять вечера. Что вы искали в этой шкатулке?

– Мои письма! – ответ был у нее наготове, – Хочу их сжечь.

– Но они хранятся в другом месте.

– Тогда, Офелии подобно, обманута вдвойне я.

– Никто вас не обманывал, – сказал он с горечью.

– Мистер Аллейн, верните мне мои письма. Я даю вам слово, честное благородное слово, что они не имеют никакого отношения к его гибели…

– Я их прочел.

Она сделалась белой как мел.

– Все до единого?

– Да, даже вчерашнюю записку.

– И что вы собираетесь сделать… Арестуете меня? Вы здесь один?

– Вряд ли вы станете закатывать истерику, тем более оказывать сопротивление.

– Да уж, это было бы совершенно непристойно.

Она заплакала, но без громких всхлипываний и конвульсий. Слезы наворачивались на глаза и текли по щекам, она утирала их платочком.

– Здесь холодно, – пожаловалась она. – Я замерзла.

Он стащил с кровати гагачье одеяло и накрыл Стефани, заботливо подоткнув края. Для этого ему пришлось склониться над ней, и она вдруг вцепилась в ворот его пиджака.

– Только взгляните на меня! – воскликнула Стефани Воэн. – Взгляните: похожа я на убийцу?

Он сжал ее запястья, стараясь высвободиться, но Стефани не отпускала его.

– Клянусь вам, я и не помышляла приводить свою угрозу в исполнение. Он меня все время шантажировал, я в ответ хотела слегка припугнуть его.

Аллейн, все-таки оторвав ее руки от своего пиджака, выпрямился.

– Вы мне сделали больно! – пожаловалась Стефани.

– Сами виноваты. Лучше не затягивать дело.

– Но позвольте хотя бы объяснить. Если вы и после этого будете считать меня виновной, я с кротостью отправлюсь за решетку.

– Должен предупредить…

– Меня ничто не остановит – я все скажу. Сядьте и слушайте – это займет не больше пяти минут. Я не убегу, но если хотите, можете запереть дверь.

– Ладно, будь по-вашему.

Аллейн запер дверь, положил ключ в карман, сел на краешек кровати и стал ждать.

– Я познакомилась с Артуром Сюрбонадье шесть лет назад, – помедлив, заговорила Стефани. – В Кембридже устраивали благотворительный спектакль, и я дала согласие в нем участвовать. Мне предстояло сыграть Дездемону. Я была тогда еще очень молода, лишь недавно дебютировала на сцене. Артур в том время был хорош собой и вообще умел нравиться женщинам. Он познакомил меня с Феликсом, но Гарденера я не запомнила. Он же, если верить его словам, с тех пор уже не мог меня забыть. Артур тоже мною увлекся. Он устроил мне встречу с Джекобом Сэйнтом, что стало подлинным началом моей профессиональной карьеры. Мы с Артуром получили роли в пьесе, которая должна была пойти в одном из принадлежащих Сэйнгу театров. Артур уверял, что кроме меня, для нею ничего на свете не существует. Мне это льстило, я подпала под его обаяние. Множество раз он мне делал предложение, но я не торопилась замуж. А через некоторое время мне открылась вся его порочная сущность. Он сам все выкладывал, прямо-таки кичился своей гнусностью. Его обуревала животная ненависть к дяде, и однажды, еще будучи в Кембридже, он сочинил статейку, обвинив в ней Сэйнта во всех смертных грехах. Вы, вероятно, помните – Сэйнт судился с газетой, но ему ни разу и в голову не пришло, что это дело рук Артура, ведь племянник был всем ему обязан, целиком от него зависел. Мне же Артур похвалялся своей подлой проделкой. Тем не менее я не порывала с ним, пока вновь не встретила Феликса…

Тут Стефани всплеснула руками, Аллейн сразу узнал театральный, отрепетированный жест.

– С того самого дня я мечтала об одном: порвать с Артуром. Почуяв это, он начал терроризировать меня, грозился наговорить Феликсу… всякую гадость обо мне. – Она помолчала, потом в ее голосе зазвучали романтические нотки. – Феликс – совершенно другой, он принадлежит как бы к иной касте. По-своему он нетерпим, но и это свойство проявляется в нем крайне трогательно. Превыше всего для него вопросы чести, он маниакально порядочен. И если Артур очернит меня… да, я испугалась! Я писала эти письма из Нью-Йорка, куда ездила на гастроли. Артур ни за что не соглашался оставить меня в покое. Вчера – кажется, это было давным-давно – он пришел ко мне и устроил очередную сцену. После его ухода я отправила эту записку – с единственной целью: припугнуть его.

– И вот что в ней говорится: «Если ты сегодня же не оставишь меня в покое, как бы тебе самому не упокоиться навек!»

– Боже, я только хотела намекнуть, что могу открыть Сэйнту, кто написал статью в «Морнинг экспресс»!

– Артур долгие годы шантажировал Сэйнта. Вы не могли об этом не знать.

При этих словах Аллейна мисс Воэн точно гром поразил.

– Знали вы или не знали?

– Нет, он мне об этом никогда не говорил.

– Вот как!

Она смотрела на Аллейна загнанно, ища сочувствия.

– Вы не способны мне поверить, меня… пожалеть? – шепнула Стефани чуть слышно.

Оба замолчали, потом он мгновенно оказался рядом с ней, его ладони крепко сжали ее руку, его голова склонилась как бы в глубоком раздумье.

– Ваша взяла! – изрек он наконец.

Она подалась вперед, припала щекой к его щеке.

В последовавшей за этим тишине оба услышали торопливые шаги по узкой мостовой. Эти звуки словно бы вернули ее к действительности. Она высвободила руку и поднялась.

– Поздравляю вас! – сказала она.

– С чем?

– С мудрым решением. Арестовав меня, вы совершили бы непоправимую оплошность. Можно мне теперь уйти?

– Если вам пора, конечно.

– Да, мне действительно пора. Скажите – почему вы заподозрили, что Артура убила я?

– Ваша косметика обнаружена на патронах.

Она подошла к окну, поглядела на улицу.

– Уму непостижимо, – сказала она негромко. – Флакон на моем туалетном столике опрокинул сам Артур. – Она задумалась. – Выходит, убийца побывал в моей уборной?

– Да, пока вы были в уборной Гарденера.

– Артур опрокинул флакон, и молочко выплеснулось на него. Возможно, когда он заряжал револьвер, его пальцы были выпачканы им. Он готов был сам погибнуть, лишь бы отправить Феликса на каторгу. А заодно и меня. Наверняка, он вымазал патроны умышленно, это очень на него похоже.

– Ах, злодей! Бедная вы, бедная!..

– Увы, я успела его изучить.

– Может, вы и правы, кто знает?

– Да я просто уверена!

– Что же, обещаю вам серьезно рассмотреть и эту версию, – сказал Аллейн, думая при этом совершенно о других вещах.

– Я должна идти. Можно… забрать письма, или вам необходимо приобщить их к делу?

– Забирайте.

Он прошел в соседнюю комнату и принес письма, она тщательно пересчитала их.

– Одного не хватает.

– Не может быть!

– И все-таки одного нет. Вы его не обронили?

– Нет, здесь все, что мы нашли.

– Позвольте мне еще поискать! – настаивала Стефани, озираясь по сторонам. – Его он грозился показать Феликсу в первую очередь.

– Мы просеяли тут все сквозь мелкое сито. Наверно, Артур его сжег.

– Нет, уверена, что он его припрятал. Я знаю здесь все потайные местечки.

Она принялась лихорадочно рыскать по комнатам, потом остановилась как вкопанная перед Аллейном.

– А это не вы его?..

– Даю вам слово, ни одного вашего письма у меня нет.

– Извините, – она снова взялась за поиски, но они так ничего и не дали.

– Если оно найдется, его вам отдадут, – заверил ее Аллейн.

Стефани вяло поблагодарила, но настроение ее вконец испортилось.

– Я вызову по телефону такси, – предложил Аллейн.

– Не надо, дойду до угла – там есть стоянка.

– Я вас провожу, только надо запереть квартиру.

– Нет, расстанемся здесь. Нам нельзя появляться вместе на людях, – Стефани невесело улыбнулась. – Прохожие чего доброго решат, что я арестована. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Стефани. Не будь я полицейским…

– Что тогда?

– Отдайте мне ключ, мадам.

– От квартиры? Куда подевала?

– Он был на цепочке?

Старший инспектор потянул за цепь у нее на шее – из разреза платья показался ключ. Поневоле Аллейн при этом приблизился к ней вплотную и заметил, что Стефани бьет мелкая дрожь.

– Вы нездоровы. Позвольте, я провожу вас до дому. Доставьте мне это удовольствие.

– Нет, прошу вас, не надо. Еще раз спокойной ночи.

– Спокойной ночи!

Заглянув ему в глаза, она улыбнулась, и в следующий миг он стиснул ее в объятиях.

– Что это со мной? – заговорил Аллейн с хрипотцой, – Ведь мне вас надо бояться, как черт ладана, пуще огня, а я тем не менее… Можно поцеловать вас?

– Так и быть…

Внезапно Аллейн разомкнул руки:

– Прошу вас, уходите!

Секунду спустя ее как не бывало. Он высунулся в окно и увидел, как выйдя из подъезда, Стефани свернула в сторону Сауф Итон Плейс.

Через несколько мгновений из проулка вынырнул какой-то мужчина, остановился, закурил и не спеша зашагал в том же направлении.

Аллейн тщательно закрыл окно и выключил повсюду свет. Идя к двери, он споткнулся о шкатулку. Нагнувшись, инспектор откинул крышку, и на его лице появилось лукавое выражение. Подхватив шкатулку, он вышел на лестничную площадку.

И снова, теперь уже в пустой квартире, настойчиво зазвонил телефон.

И Найджел рассказал инспектору, какое признание сделал накануне Гарденер, а потом передал Аллейну анонимное письмо, доставленное Феликсу при нем, и Аллейн внимательно его прочел.

– Я рад, что он решился вам открыться. Как вы думаете, согласится ли Феликс повторить все это в официальной обстановке и подписать протокол?

– Думаю, что да. По-моему, пережив первое потрясение сразу после гибели Сюрбонадье, он решил, что вы подозреваете его в преднамеренном убийстве. Потом, после того как я нечаянно услышал мольбу мисс Воэн, он вообразил, что тучи сгущаются над ней и что его долг – рассказать все вам, лишь бы отвести подозрения от нее. Он отдает себе отчет и в том, что теперь как бы указывает пальцем на Сэйнта, да и ему самому вряд ли удастся остаться в стороне. Феликс вовсе не уверен в том, что Артура отправил на тот свет дядя, он склонен поверить в версию самоубийства.

– И сам мистер Сэйнт допускает лишь одну эту версию, – мрачно сообщил Аллейн и нажал на кнопку звонка, вмонтированного в его стол.

– Попросите зайти ко мне инспектора Фокса, – приказал он заглянувшему из коридора констеблю.

– Добрые вести, Фокс! – выпалил Аллейн, едва тот переступил порог. – Наш маленький убийца обнаружил литературные склонности. Он пишет письма, и это для нас как путеводный луч.

– Неужто? – недоверчиво переспросил Найджел.

– Безусловно. Фокс, это письмо было доставлено на квартиру мистера Гарденера с нарочным вчера, примерно в восемь тридцать вечера. Вот конверт. Надо прочесать все лондонские рассыльные конторы. Поищите пальчики на листке. Естественно, отыщутся отпечатки самого Гарденера и «неизвестного лица». Так вот, я готов спорить: мне известно, кто это «неизвестное лицо».

– Нельзя ли полюбопытствовать, кто? – с юношеской пытливостью спросил Фокс.

– Человек, которого – говорю это со всей прямотой – мы ни разу в ходе наших рассуждений не заподозрили в совершенном убийстве; человек, который своей показной готовностью сотрудничать с полицией, своими часто высказываемыми предположениями и в немалой степени исключительным личным обаянием, а также прекрасными манерами абсолютно сбил нас с толку. Имя этого человека…

– Моя голова пуста, сэр, хоть обыщите!

– …Его имя – Найджел Батгейт!

– Вот болван! – возмутился Найджел и добавил специально для сконфуженного Фокса: – Извините, инспектор. Как и мистер Сэйнт, я не всегда способен оценить по достоинству юмор вашего шефа. Это правда, мистер Фокс, мои отпечатки непременно отыщутся на этом листке, но не повсюду, а лишь с одного краешка. Я помнил, что имея дело с такими сыщиками, как ваш начальник, следует быть осмотрительным.

– Ваше счастье, сэр, на этот раз вы избежали тюрьмы, – с серьезной миной произнес Фокс, но не выдержал и прыснул. – Ну и лицо у вас было, мистер Батгейт, посмотрели бы вы на себя со стороны!

– Хорошо же, – подытожил Аллейн. – Продемонстрировав с блеском свое искусство лицедейства, я призываю вас теперь заняться неотложным делом. В списке театрального реквизита значится пишущая машинка?

– Конечно, тот «ремингтон», который используется в первом и последнем действии.

– Где она хранится?

– В реквизитной, среди прочего хлама. Как правило, после окончания спектакля рабочие сразу ставят декорации первого действия, так что машинка уже была на сцене, когда актеры пришли в театр, а после окончания спектакля – в реквизитной. Мы сразу поискали на ней отпечатки пальцев, так, знаете ли, на всякий случай, и нашли следы мистера Гарденера, – на клавишах, а сбоку – отпечатки бутафора, он держал ее двумя руками, когда носил на сцену и со сцены.

– В наше время об отпечатках пальцев так много говорят и пишут, что любой, даже самый никудышный преступник остерегается их оставлять. Кто пользовался машинкой по ходу третьего действия? Ах да, вспомнил, Гарденер. Снимите с письма копию, Фокс, а оригинал отдайте Бейли. Пусть он снова проверит машинку – самым тщательным образом. Нет, я не зануда и не педант. А теперь необходимо привести все в порядок перед предварительным судебным разбирательством. Слава Богу, хоть повезло с судьей – вполне приличный джентльмен.

– Да, – согласился Фокс, – можно так сказать.

– Что вы имеете в виду? – спросил Найджел.

– Некоторые из них, – пояснил Аллейн, – в брючном кармане носят черные шапочки палачей. Въедливое старичье, крючкотворы! Но нам достался неглупый юрист, и мы должны живо управиться с дознанием.

– Я должен вернуться на Флит-стрит, – сказал Найджел. – Мы договорились с Феликсом, что я зайду за ним и в суд мы придем вместе. Там будет и его адвокат.

– Их там будет целая свора, вот увидите! Мне донесли, что святой Джекоб уже нанял на всякий случай Филиппа Филипса. Это брат того Филипса, что выиграл для Джекоба процесс по делу о клевете шесть лет назад. Словом, предстоит большая заваруха.

– Ну что же, – сказал Найджел с порога, – до скорого…

– Всего доброго, Батгейт!

Найджел провел в редакции часа два, сочиняя краткие жизнеописания основных действующих лиц. Скупой на похвалы редактор дал понять, что подготовленные им материалы об убийстве вполне сносны и он не имеет к Найджелу претензий, что в его устах было высочайшим поощрением.

Без двадцати одиннадцать Найджел был уже на станции метро «Слоан Сквейр», откуда рукой подать до квартиры Гарденера. Адвокат, молодой, но не по годам серьезный человек, опередил Найджела. Им подали по рюмке шерри, Найджел попробовал разрядить напряжение, рассказав пару забавных историй, но из этого ничего не вышло. Адвокат, имевший не слишком подходящую для его профессии фамилию Промахью, по-совиному поглядывал на журналиста, а Гарденеру было не до шуток. Допив шерри, они отправились на стоянку такси.

Дознание разочаровало многочисленную толпу явившихся на него зевак: практически не было сказано ни слова о предпринимаемых полицией шагах. Аллейн кратко изложил обстоятельства дела. Председательствующий выказывал старшему инспектору подчеркнутое уважение, и Найджел наполнялся гордостью, сродни той, что испытал однажды в детстве, когда на торжествах в Итоне был представлен коронованной особе.