Текст книги "Убийца, ваш выход! Премьера"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Найо Марш
Убийца, ваш выход!

ГЛАВА 1
ПРОЛОГ СПЕКТАКЛЯ

Двадцать пятого мая Артур Сюрбонадье, чья настоящая фамилия была Маймс, отправился с визитом к своему дяде Джекобу Сэйнту, он же – Джекоб Саймс. До того, как стать владельцем и директором нескольких театров, Джекоб играл на сцене под псевдонимом Сэйнт и продолжал носить эту фамилию в новом качестве, полагая, что ее буквальное значение – «святой» – придает ему респектабельность. В своем кругу он плоско шутил на этот счет: «О нет, я кто угодно, но только не святой!» Он не позволил племяннику взять тот же псевдоним, когда Артур в свою очередь вступил на актерское поприще. «Нам тут хватит и одного Сэйнта, двух святых в театре быть не может, – прогрохотал он. – Нарекись кем хочешь, но ко мне не примазывайся. Я пристроил тебя в «Единорог» и в завещании не обидел: тебе достанется почти весь мой капитал. Однако, если ты окажешься никудышным актером, на главные роли не рассчитывай. Бизнес есть бизнес!»

Артур Сюрбонадье (это звучное имя присоветовала ему Стефани Воэн), шагая вслед за лакеем к библиотеке дядюшкиного особняка, припомнил тот их разговор. Актером он оказался вполне сносным, да что там скромничать, у него редкостный талант! Но сейчас надо попридержать эмоции, предстоит нелегкое объяснение. Впрочем, актеру его дарования, да к тому же незаурядной личности не составит труда взять верх над Джекобом Сэйнтом. Если понадобится, он прибегнет к смертоносному оружию – Сэйнт и не подозревает, как он уязвим.

Лакей распахнул дверь библиотеки и доложил:

– Мистер Сюрбонадье, сэр!

Войдя, Артур увидел Джекоба Сэйнта в кресле стиля «ультрамодерн» за столь же вычурным письменным столом. В комнате пахло сигарами и терпкими духами, изготовленными на заказ, пользовался ими один Джекоб, никому их не дарил, даже Джанет Эмералд не сподобилась этой чести.

– Садись, Артур, – протрубил он. – Можешь взять сигару. Я скоро освобожусь.

Сюрбонадье сел, но от сигары отказался и, нетерпеливо ерзая, закурил сигарету. Джекоб Сэйнт кончил писать, крякнул, промокнул написанное и резко повернулся.

– Зачем пожаловал? – спросил он.

– Я по поводу нового спектакля в «Единороге», – Артур не решался продолжать, Сэйнт молча ждал. – Не знаю… известно ли вам – роли перераспределили.

– Известно.

– Вот как!

– Что дальше?

– Видите ли, дядя, – Артур тщетно пытался сохранить непринужденный тон, – мне хотелось выяснить, сделано ли это с вашего согласия.

– Конечно.

– Но я не могу с этим согласиться!

– А мне плевать! – рявкнул Джекоб Сэйнт.

– При первой раскладке мне досталась роль Каррузерса. Я сыграл бы превосходно. И вдруг – Каррузерса отдают Феликсу Гарденеру, этому баловню судьбы, всеобщему любимчику!

– Прежде всего он любимчик Стефани Воэн.

– Не надо об этом, – у Артура задрожали губы, ему явно не удавалось совладать с волнением и гневом.

– Не будь ребенком, Артур, – прогромыхал Сэйнт. – И не скули здесь. Феликс Гарденер будет играть Каррузерса, потому что он – актер, не тебе чета. По той же причине и Стефани Воэн скорее всего достанется ему. В нем больше мужской привлекательности – изюминка есть! Ты будешь играть Бобра. Такая роль тоже на дороге не валяется, ради тебя ее отобрали у старого Барклея Крэммера, хотя он был бы вполне хорош.

– Но меня это не устраивает. Я требую, чтобы вы распорядились вернуть мне Каррузерса.

– И не мечтай. Я с самого начала предупреждал, – наше родство не поможет тебе стать звездой сцены. Скажи спасибо, что попал в театр. Остальное зависит от тебя самого. Теперь иди, я занят.

Сюрбонадье, облизнув запекшиеся губы, вскочил со стула.

– Всю жизнь вы унижаете меня! – выпалил он. – Дали мне образование лишь для того, чтобы потешить свое тщеславие и властолюбие.

– «В его голосе сквозит угроза, решительным шагом он выходит на авансцену!» Актеришка несчастный!

– Вам все же придется отстранить Феликса Гарденера!

– Еще одно слово в подобном тоне, – негромко произнес Джекоб Сэйнт, – и тебе конец. А теперь вон!

– Я так просто не уйду. – Сюрбонадье вцепился в столешницу. – Мне слишком много про вас известно, – продолжал он, поборов страх. – Например, за что вы отвалили Мортлейку две тысячи.

– Ага, мы вздумали испробовать шантаж, вдруг сработает, не так ли?..

– В феврале от Мортлейка пришло письмо. Вы уверены, что оно у вас в сохранности?

– Припоминаю, ты у меня гостил тогда. Бог свидетель, я недаром потратил деньги на твое ученье, Артур!

– Вот копия этого письма, – Сюрбонадье дрожащей рукой полез в карман, не спуская при этом глаз с дяди. Сэйнт мельком глянул на листок и отшвырнул его.

– Попробуй еще хоть раз заикнуться об этом, – прохрипел он, сорвав от крика голос, – и я засажу тебя за вымогательство. Я тебя уничтожу, ни в одном лондонском театре тебя на порог не пустят. Понятно?

– Хорошо, я уйду!

– Нет, погоди, – властно остановил его Сэйнт. – Сядь на место, я еще не все сказал…

Седьмого июня после премьеры «Крысы и Бобра» Феликс Гарденер устроил вечеринку в своей квартире на Слоан-стрит. Он позвал всех занятых в спектакле, даже старенькую Сузан Макс, которая набросилась на шампанское, а потом долго хвасталась тем, что когда-то в Австралии была якобы постоянной партнершей самого Джулиуса Найта. Джанет Эмералд слушала ее с глубокомысленной миной.

В центре всеобщего внимания, однако, была Стефани Воэн, подлинная премьерша: сама естественность и грациозность, царственное хладнокровие, беспечная снисходительность к окружающим. Впрочем, она не скрывала своей особой благосклонности к хозяину дома, так что единственный газетчик, приглашенный на вечеринку, старинный друг Феликса по Кембриджскому университету Найджел Ботгейт ждал, что вот-вот последует объявление о помолвке. Несомненно, взаимная приязнь Гарденера и мисс Воэн означала нечто большее, чем верность актерскому товариществу. Был здесь и Артур Сюрбонадье, державшийся чересчур уж дружелюбно со всеми, – Найджелу, который недолюбливал Артура, это показалось странным. То же отметил и Барклей Крэммер, у него с Артуром были свои счеты. Далей Димер, игравшая инженю, оставалась в этом амплуа и на вечеринке. Недаром взгляд Говарда Мелвилла задержался на ней чуть дольше, чем следует, отдавая должное ее юному очарованию, прелестной застенчивости и еще чему-то, невыразимо подлинному и несказанно привлекательному. Почтил хозяина своим присутствием и Джекоб Сэйнт, оглушительно общительный, или, точнее сказать, «обще-оглушительный». «Моя труппа, мой актеры, моя премьера!» – громыхал он без остановки. О присутствовавшем авторе пьесы, державшемся на редкость скромно, Сэйнт отзывался не иначе, как «мой драматург». Даже Джордж Симпсон, заведующий сценой, удостоился чести быть приглашенным сюда. Он-то и завел разговор, который неделю спустя журналист припомнил и передал его содержание своему другу, старшему инспектору Скотланд-Ярда Аллейну.

– Феликс, трюк с револьвером удался на славу, не правда ли? – сказал Симпсон. – Сознаюсь, я сильно волновался, ненавижу иметь дело с фальшивым реквизитом.

– Интересно, как это выглядело из зала? – спросил Сюрбонадье, обращаясь к Найджелу Батгейту.

– Вы, собственно, о чем? – переспросил Найджел. – Что за трюк?

– Господи, он даже не помнит! – вздохнул Феликс Гарденер. – В третьем действии, мой милый, я стреляю в Бобра, то бишь в Артура в упор, и он падает замертво.

– Конечно же, помню, – обидчиво возразил Найджел. – Все сошло превосходно, очень достоверно и убедительно. И выстрел прозвучал как настоящий.

– Ха-ха, настоящий! – прыснула мисс Далей Димер. – Вы довольны, Феликс?

– На самом деле никакого выстрела не было, – пояснил заведующий сценой. – В этом вся соль. Это я палю холостым патроном за кулисами, а Феликс только нажимает на спусковой крючок. Видите ли, ведь он стреляет в Бобра в упор, фактически приставив револьвер к его животу. Если бы в стволе был холостой патрон, порох все равно прожег бы одежду. Так что патроны, которыми Артур на глазах у зрителей заряжает револьвер – это всего-навсего имитация, бутафория, «пустышки».

– Чему я чертовски рад, – признался Сюрбонадье. – Смертельно боюсь оружия и обливаюсь холодным потом в этой сцене. Увы, – вздохнул он, – искусство требует жертв, чего только не приходится сносить актерам!

И он бросил странный взгляд на дядю, Джекоба Сэйнта.

– О гадина! – буркнул Барклей Крэммер с горечью и презрением, но так, что только Гарденер смог разобрать.

– Вы пользуетесь собственным револьвером, Феликс? – спросил затем Барклей во всеуслышание.

– Да, – подтвердил Феликс Гарденер. – Он достался мне от брата, который воевал во Фландрии. – Голос ее погрустнел. – Я не оставляю его в театре: это дорогая реликвия. Вот он.

Хозяин выложил на стол армейский револьвер, и все ненадолго умолкли.

– Я польщен, – впервые раскрыл рот автор. – Моя пустяковая пьеска вряд ли заслуживает подобной чести.

Затем разговор переключился на другие темы, о револьвере больше не было сказано ни слова.

Утром четырнадцатого июня – к тому времени пьеса «Крыса и Бобер» шла уже неделю с небывалым успехом – Феликс Гарденер послал Найджелу Батгейту две контрамарки в партер. Анжела Норт, не имеющая прямого касательства к нашей истории, была в отъезде и Найджел позвонил в Скотланд-Ярд старшему инспектору Аллейну.

– Что вы делаете вечером? – спросил он.

– Хотите что-либо предложить?

– Надеюсь, мое предложение будет вам по душе. Феликс Гарденер прислал два билета на спектакль в «Единорог».

– Спасибо, Батгейт, до вечера!

– Ручаюсь, пьеса вам понравится! – прибавил Найджел, но задерганный делами инспектор уже повесил трубку.

Того же четырнадцатого июня, в пять часов пополудни Артур Сюрбонадье нанес визит мисс Стефани Воэн, снимавшей квартиру в районе Шеппердс Маркет, и предложил ей руку и сердце.

– Дорогой, – начала она, неспешно закурив сигарету. – Мне ужасно неприятно тебя огорчать. Одна я во всем виновата, но ничего не могу с собой поделать. Премьера меня опустошила. Не знаю, что со мной творится. Будь ко мне снисходителен. Боюсь, я вообще уже не способна кого-то полюбить! – Она беспомощно уронила руки, потом коснулась своего декольте и тяжко вздохнула:

– Ни на что нет сил!

– Нет сил даже на Гарденера?

– Ах, Феликс! – мисс Воэн улыбнулась своей знаменитой ослепительной улыбкой и слегка пожала плечами, изображая мечтательную покорность судьбе.

– Вот до чего дошло! – Сюрбонадье помолчал и отвернулся. – Значит, Гарденер перебежал мне дорогу?

– Золотце мое, какой архаичный оборот. Феликс изъясняется гораздо проще.

– Бог свидетель, я владею английским не хуже вас с ним, это ты несешь околесицу. Я люблю тебя, куда уж яснее?

– Артур, дорогой, ты должен меня понять. Я очень к тебе привязана, не хотелось бы причинять тебе боль, но, пожалуйста, не будь так настойчив, не требуй, чтоб я стала твоей женой. Ведь я могу сказать «да» и сделаю тебя несчастным на всю жизнь.

Еще не завершив этой тирады, Стефани поняла, что допустила промашку. Артур бросился к ней, заключил в объятья.

– Я готов рискнуть, – залепетал он. – Ты мне дороже жизни!

– Нет, нет, нет! Оставь меня в покое. Мне все осточертело!

Сюрбонадье сыграл на сцене множество злодеев, но ни в одной из ролей не был он столь зловещим, каким сделался при этих словах Стефани.

– Будь я проклят, если тебя оставлю! И не надейся. Я не привык, чтобы меня вышвыривали за ненадобностью. Все равно, любишь ты меня или ненавидишь. Ты нужна мне и будешь моей!

Сюрбонадье был в чрезвычайном возбуждении, и вошедший в гостиную Феликс Гарденер сразу это заметил.

ГЛАВА 2
«УВЕРТЮРА! ЗАНЯТЫЕ В ПЕРВОЙ КАРТИНЕ – НА СЦЕНУ!»

Вахтер у служебного входа «Единорога» взглянул на посеревший от пыли циферблат настенных часов – 19.10. Занятые в спектакле актеры были уже в своих уборных – все, за исключением Сузан Макс, исполнявшей крошечную роль в последнем действии и испросившей разрешение приходить к восьми.

Снаружи донеслись чьи-то шаги. Старик Блэйр – так звали вахтера – издал нечто среднее между вздохом и стоном, встал со скрипучего табурета и выглянул в проулок, вдыхая нагретый воздух. В круге света от тусклого фонаря показались двое мужчин в смокингах. Блэйр преградил им дорогу, храня выжидательное молчание.

– Добрый вечер! – произнес один из мужчин, тот, что ростом по ниже.

– Добрый вечер, сэр.

– Можем ли мы пройти к мистеру Гарденеру? Он пригласил нас. Мое имя – Батгейт. Это мистер Аллейн, он со мной, – добавил Найджел.

– Соблаговолите обождать, джентльмены! – Блэйр зашаркал по коридору, держа на оттопыренной ладони карточку Батгейта.

– Заметили, как старик пялил на вас глаза! – усмехнулся Найджел, протягивая другу портсигар. – С чего бы это?

– Возможно, слышал обо мне, – сказал старший инспектор Аллейн. – Ведь я же своего рода знаменитость. Но мне хватает ума, чтобы не возгордиться – бахвальство и тщеславие не в моем характере. А вот оказаться в уборной знаменитого актера – поистине редкостная честь. Чего доброго, уставлюсь на него и не смогу от волнения выдавить ни слова.

– Скорее Феликс не сможет оторвать от вас глаз. Я предупредил его, что поскольку Анжелы нет в Лондоне, приведу на спектакль вас, и он удивился, что я знаком со столь важной персоной.

– Представляю себе его разочарование. Полицейский вместо прелестной девушки. Надо думать, Феликс Гарденер не только великолепный актер, но и человек, в полной мере наделенный здравым смыслом. Я предвкушаю знакомство с ним. И пьеса наверняка мне понравится – обожаю закрученные сюжеты!

– Э, вот уж не думаю! Будто мало вам таких историй на службе!

– А что, зрители до последней минуты ломают голову над тем, кто же убийца?

– Вот именно. То-то будет конфуз, инспектор, если и вы не отгадаете!

– Вам не удастся позлорадствовать. Я подкуплю старика-вахтера и все у него выведаю. А вот и он.

В конце коридора появился Блэйр:

– Прошу вас, господа!

Найджел и Аллейн вошли в театр «Единорог» через служебный вход. Старшему инспектору в тот миг было невдомек, что здесь его ждет одно из самых сложных дел за всю карьеру сыщика.

Они сразу же окунулись в удивительный мир кулис, в атмосферу, царящую за сценой перед началом спектакля. Из зрительного зала долетал взволнованный гул аудитории, милая уху какофония настраиваемых скрипок в оркестровой яме. На противоположном краю сцены мужчина в спортивной рубашке, задрав голову, смотрел на колосники.

– Что там у тебя с синим цветом? – крикнул он, но ковры и мебель приглушили его голос. Щелкнул выключатель и сцену залил яркий свет. Над головой Найджела возникли чьи-то ноги в теннисных туфлях. Он поднял глаза и увидел мостки, а на них – двух электриков у пульта. Блэйр провел посетителей в другой, хорошо освещенный коридор. Вдоль него по левую руку шли двери гримерных комнат, первая была помечена полустертой звездой. Из-за всех дверей доносились голоса – уютный домашний гул. В помещении было душновато. Человек с озабоченным выражением лица промчался мимо Найджела и Аллейна и скрылся за поворотом – коридор в этом месте резко поворачивал.

– Джордж Симпсон, помреж, – шепнул Найджел с многозначительной миной.

Блэйр постучал во вторую дверь слева. После короткой паузы послышался сладкозвучный баритон:

– Да-да, кто там?

Блэйр приоткрыл дверь на два дюйма:

– Ваши гости, мистер Гарденер.

– Кто? Ах, да. Сию минуту. – И обращаясь к кому-то в гримерной, тот же голос произнес: – Я целиком согласен с вами, старина, но что тут поделаешь! Нет, нет, останьтесь. – Скрипнул стул и дверь распахнулась. – Входите, прошу, вас, – проворковал Феликс Гарденер.

Инспектор Аллейн, переступив порог, впервые в жизни оказался в артистической уборной. Хозяин крепко пожал ему руку.

– Я счастлив вас видеть, – приветствовал он Аллейна. – Прошу вас, садитесь. Ах, да – позвольте вам представить мистера Барклея Крэммера. Крэммер, знакомьтесь, это мистер Аллейн. Батгейта вы знаете.

– Садитесь, прошу вас, надеюсь, места всем хватит! – сказал Гарденер, вновь усевшись за гримерный столик. Аллейн и Найджел опустились в кресла.

…В комнате, залитой ярким светом, было невыносимо жарко. Над гримерным столиком пылал газовый рожок в стеклянном кубе. Все пространство перед зеркалом было заставлено банками с гримом. Тут же лежали револьвер и курительная трубка. Еще одно большущее зеркало висело справа над умывальником. Слева, за портьерой был оборудован гардероб. Из гримерной «звезды», помещавшейся за тонкой перегородкой, доносились женские голоса.

– Замечательно, Найджел, что вы с инспектором смогли прийти, – продолжал Гарденер. – Журналистов чертовски трудно залучить, вы явно прячетесь от меня в последнее время.

– С равным основанием мы можем сказать то же об актерах, – парировал шутливый наскок Найджел. – Но самые неуловимые – полицейские, они буквально выскальзывают из рук. То, что Аллейн сегодня здесь, это невероятное событие. А все – моя заслуга!

– Верно, верно, – согласился Гарденер, пудрясь перед зеркалом. – Потому я сегодня и волнуюсь. Знаете ли вы, дорогой Барклей, что мистер Аллейн – крупная шишка в уголовном розыске?

– В самом деле? – низко протрубил Барклей Крэммер в тон Гарденеру и после недолгого колебания продолжил с мрачноватым юмором. – Мне в таком случае должно быть страшно вдвойне – ведь я по пьесе злодей. Впрочем, ничтожный, малюсенький злодей, – добавил он с неподдельной досадой.

– Только не говорите, что вы и есть убийца, – взмолился Аллейн. – Иначе лишите меня удовольствия.

– До убийцы мне далеко, – вздохнул Барклей Крэммер. – Крошечная роль, требующая, однако, по выражению режиссера, «филигранного мастерства». Увы, он сильно преувеличивает, дабы подсластить пилюлю.

В коридоре раздался зычный голос:

– Полчаса до начала. Пожалуйста, приготовьтесь!

– Мне пора, – снова тяжко вздохнул Крэммер. – Еще не гримировался, а ведь я занят в первой картине этой скверной пьески. Увы!..

Он эффектно поднялся и величаво зашагал к двери.

– Бедняга Барклей нынче сильно не в духе, – понизив голос, объяснил Гарденер. – Он должен был играть Бобра, но в последний момент роль отдали Артуру Сюрбонадье. Поверьте, для актера это – страшный удар. – Он лучезарно улыбнулся. – Нашему брату живется несладко, Найджел.

– Да и сами вы тоже не сахар, – пошутил газетчик.

– Пожалуй. Актеры как дети, капризны и задиристы. Словом, все, что о них говорят обыватели, правда.

Тут в дверь негромко постучали, в щель просунулось одутловатое лицо, увенчанное клетчатой кепкой, и краешек шейного платка в красный горошек. Повеяло запахом спиртного, которые не могла перебить мятная лепешка.

– Привет, Артур, входите! – любезно, но без всякого энтузиазма пригласил Гарденер.

– Простите великодушно, старина, – елейно изрекла голова. – Думал, вы один. Если б знал, что у вас гости, ни за что не посмел бы побеспокоить.

– Ерунда! Входите же поскорей, а то сквозняк.

– Нет уж, в другой раз, у меня к вам ничего важного, сущая пустяковина.

Лицо исчезло, дверь мягко притворили снаружи.

– Это Артур Сюрбонадье, – пояснил Гарденер, обращаясь к Аллейну. – Он отобрал роль у Крэммера и злится на меня за то, что я якобы отобрал роль у него. В результате Крэммер возненавидел Артура, а Артур – меня. Теперь, надеюсь, вам ясно, что я имел в виду, говоря об актерах.

– О! – воскликнул Найджел со свойственной молодости глубиной суждений. – Зависть.

– А кого ненавидите вы? – шутливо спросил Аллейн.

– Я? – переспросил Гарденер. – Видите ли, очутившись волею судеб на самой верхушке этого своеобразного древа, я могу себе позволить быть милостивым к остальным, но рано или поздно наверняка стану таким же, как все.

– Как по-твоему, Сюрбонадье – хороший актер? – спросил Найджел.

Гарденер пожал плечами.

– Он племянник Джекоба Сэйнта!

– Понятно. Впрочем, не знаю…

– Джекоб Сэйнт – владелец шести театров, «Единорог» – один из них. Сэйнт никогда не подписывает контрактов со слабыми актерами, однако дает хорошие роли Артуру. Следовательно, Сюрбонадье – хороший актер. От дальнейших комплиментов воздержусь. – Вы что-нибудь слышали о пьесе, которую мы сегодня играем? – обратился он к Аллейну.

– Нет, – ответил инспектор, – решительно ничего. Пытаюсь угадать по вашему гриму, кто вы: герой или разбойник, или наш брат – полицейский, или же и тот, и другой, и третий одновременно. Трубка на туалетном столике – атрибут благородного и добродетельного джентльмена, револьвер – принадлежность злодея, а покрой пиджака, в который вы собираетесь облачиться, весьма типичен для людей моей профессии. Итак, мой славный Батгейт, я прихожу к выводу, что мистер Гарденер играет сыщика, который по ходу расследования прикидывается преступником.

– Грандиозно! – воскликнул Найджел, кинув торжественный взгляд на Гарденера. – Аллейн, вы и в самом деле великолепный детектив!

– Поразительно! – признал и Гарденер.

– Неужто я прав? – усмехнулся Аллейн.

– Вы очень близки к истине, только револьвером я пользуюсь в качестве полицейского, трубку курю, становясь злодеем, а костюм этот надеваю в другой пьесе.

– Вот вам свидетельство того, – рассмеялся Аллейн, – что интуиция ничего не стоит без информации.

Дверь отворилась, впустив сухонького человечка в шерстяном пиджаке.

– Мистер Гарденер, вы готовы? – спросил он, словно не замечая присутствия посторонних.

Гарденер снял халат, костюмер достал из-за портьеры пиджак и подал ему.

– Позвольте заметить, сэр, пудры надо бы добавить, сегодня особенно душный вечер.

– С выстрелом все в порядке? – спросил Гарденер, вновь поворачиваясь к зеркалу.

– Бутафор просил не беспокоиться. Позвольте вас почистить, мистер Гарденер?

– Я целиком в вашей власти, нянюшка, – ответил Феликс с добродушной кротостью.

– Носовой платок, – бормотал костюмер, – кисет на месте. Что-нибудь еще, сэр?

– Чего же еще желать? Спасибо, вы свободны.

– Спасибо, сэр. Можно отнести револьвер мистеру Сюрбонадье?

– Можно. Передайте ему также добрые пожелания и приглашение отужинать со мной и этими джентльменами после спектакля.

Он взял с туалетного столика револьвер и вручил его костюмеру.

– Будет исполнено, сэр! – костюмер вышел в коридор.

– Тоже персонаж, доложу я вам, – Гарденер кивком указал в сторону двери. – Итак, условились – ужинаем вместе! Я позвал Сюрбонадье, потому что он меня недолюбливает. Это придаст пикантности крабам в майонезе.

– Пятнадцать минут до начала, – донеслось из коридора, – приготовьтесь, господа.

– Нам лучше пройти теперь в зрительный зал, – предложил Найджел.

– Успеете, времени предостаточно. Аллейн, я хочу познакомить вас со Стефани Воэн. Она безумно увлекается криминалистикой и не простит мне, если я вас ей не представлю, – Аллейн учтиво поклонился. – Стефани! – закричал Гарденер. Из-за перегородки отозвался певучий голос:

– Да-а?

– Можно зайти к тебе с друзьями?

– Ну конечно, дорогой! – раздался ответ, пропитанный сиропом театральной сердечности.

– Восхитительная женщина! – воскликнул Гарденер. – Идемте же.

За дверью, помеченной полустертой звездой, их встретила мисс Стефани Воэн. Ее уборная была просторней, ковры в ней потолще, кресла массивнее; море цветов, костюмерша в переднике.

Мисс Воэн встретила посетителей радушно, предложила им сигареты и вообще не жалела чар, особенно привечая Гарденера. На инспектора Аллейна, как показалось Найджелу, актриса поглядывала чуть-чуть задиристо, с оттенком вызова.

Тут дверь с треском распахнулась и на пороге, ловя ртом воздух, точно запыхавшись, возник Артур Сюрбонадье.

– Какая славная компашка! – произнес он сдавленным голосом. Было заметно, что у него подрагивают губы. Смех сразу стих, но Гарденер так и не снял руку с восхитительного плечика. Стефани же застыла, полураскрыв рот – они с Феликсом словно позировали фотографу, оформляющему театральные витрины.

– Трогательная картина! – съязвил Сюрбонадье. – Любовь и согласие. Что вас так рассмешило, позвольте узнать.

– Это я пошутил, – опередил всех с ответом Аллейн, – по правде сказать, довольно плоско.

– Уверен, мишенью для вашего остроумия послужил я, – выпалил Сюрбонадье. – Стефани, ты не станешь этого отрицать. Вы как будто следователь из полиции, не так ли?

Гарденер и Найджел заговорили разом. Найджел принялся представлять Аллейна, Феликс же повторил приглашение на ужин. Аллейн, подойдя к мисс Воэн, протянул ей раскрытый портсигар. Она взяла сигарету, не сводя с Артура глаз. Аллейн чиркнул зажигалкой, давая ей прикурить.

– В самом деле, зрителям пора в зал, – сказал инспектор. – Найджел, мне бы не хотелось пропустить первую сцену, – вообще не люблю опаздывать.

– Это вы из-за меня уходите, – Сюрбонадье загородил им путь. – А я рассчитывал повеселиться вместе. Вообще-то мне нужен Гарденер, но ему, видать, не до меня.

– Артур!.. – впервые обратилась к Сюрбонадье Стефани Воэн.

– Знаете, – перебив ее, продолжал он. – Я решил испортить вам веселье. – Он повернулся в сторону Найджела: – Постойте, вам не мешает послушать, ведь вы журналист. Вот вам сюрприз – Гарденер тоже не чужд этого занятия.

– Артур, ты пьян! Феликс шагнул к Сюрбонадье, тот двинулся ему навстречу, освободив дверной проем. Этим не замедлил воспользоваться Аллейн и буквально вытолкнул Найджела в коридор.

– До скорой встречи, – произнес он напоследок. – Увидимся после спектакля.

– Гнусная сцена! – возмутился Найджел.

– Действительно, однако поспешим на свои места.

– Нализался, скотина.

– Нам сюда, – Аллейн без труда ориентировался за кулисами.

У служебного выхода мужчины столкнулись с пожилой женщиной, появившейся из проулка.

– Добрый вечер, мисс Макс! – приветствовал ее Блэйр, вахтер.

Они уже были на улице, когда в коридоре раздался зычный голос:

– Увертюра! Занятые в первой картине – на сцену!