Текст книги "Премьера убийства"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Посмотри, Адам! Отпад, правда? – воскликнул он, показывая Пулу эскиз. – Это бальное платье Элен. Ночь не сплю, делаю… И портным, боюсь, тоже не дам спать, если только поймаю их… Ну ладно, ты чего звал? Тебе, как всегда, нужен мой совет? Я готов его предоставить.

– Знаешь, вопреки собственному здравому смыслу я намерен последовать твоему совету и на сей раз, – улыбнулся Пул устало. – Ты всегда твердишь, что лучше тебя никто не ведет прослушивания. Так что добавь там на сцене света, садись в зале и послушай…

– Адам, уже первый час ночи, детка устала и хочет спать…

– Это займет десять минут, – возмутился Пул. – Вы готовы, Мартина?

– Я ничего не понимаю, но я готова ко всему…

– Ну тогда вперед. Джейко, я жду твоего мнения…

Джейко взял Мартину за плечи и мягко сказал:

– Знаешь что, крошка, я предлагаю тебе совершенно честное дело… Я живу тут неподалеку, снимаю флигелек у одной порядочной буржуазной семьи, они французы и, следовательно, хорошие люди… Так вот, в мансарде есть свободная комната. Дом очень, очень приличный. Квартплата у них ерундовая, и если я дам рекомендации, то нашу маленькую героиню поселят там вообще бесплатно! Или нет, точнее, квартплату наша героиня будет вносить мне – поскольку мансарда на моей территории, во флигеле… Итак, взамен она нам окажет маленькую услугу – покажет, на что способна… А во флигеле ее ждет маленькая чистенькая кровать.

– Боже мой! – устало вздохнула Мартина. – Ни о чем другом я и не мечтаю, только бы выспаться!

– Отлично, я пошел налаживать свет, – откликнулся Джейко и вышел.

– Перед тем как мы начнем прослушивание, вам надо чуть-чуть прийти в себя, – с сухой улыбкой заметил Пул, – Расслабьтесь, милая, и постарайтесь ни о чем не думать минутку-другую… Вы курите?

– Иногда.

– Тогда угощайтесь.

Пул протянул ей портсигар, Мартина достала сигарету, прикурила и с наслаждением затянулась ароматным дымком.

Она посидела, ощущая легкий шум в голове. Пул поднялся:

– Пойдемте.

На темной сцене мутноватые от пыли лучи юпитеров высветили ярко-желтый круг, в котором были сдвинуты стол и два стула. Словно песчаный остров посреди фиолетовой бездны моря. Мартину усадили за стол. Пул сел напротив нее. Мартина, подражая его жесту, положила ладонь на стол.

– Теперь слушайте и не шевелитесь, – приказал Пул. – Представьте себе, что вы сидите в холле большого красивого дома, который, однако, рассыпается от старости. Вы – девушка с… как бы выразиться помягче… с дурной наследственностью. Вы ходите по кругу в этом доме, как попугай в клетке, туда-сюда и снова обратно. Напротив вас сидит человек, в которого вы влюблены, но при этом вы – всего лишь его плохая копия, улавливаете? Вы поднимаете на него глаза, он делает жест, и вы, как бы непроизвольно, повторяете его. А потом вы говорите: «Неужели вам не нравится ваше отражение?». Это должно прозвучать убедительно и немножко страшновато, поняли? Теперь посидите смирно… А сейчас поднимите голову и говорите!

Мартина устала до такой степени, что не будь перед ней стола, она свалилась бы на пол и заснула. Голос Пула проникал в ее сознание уже почти как команды гипнотизера… Она была и собой и той девушкой из пьесы одновременно. Наконец, борясь со сном, она подняла голову, автоматически повторила жест Пула и как зачарованная произнесла свою реплику: «Неужели вам не нравится ваше отражение?»

Повисла пауза. Мартина слышала, как гулко стучит у нее в груди сердце.

– Сумеете повторить? – спросил Пул.

– Не знаю, – произнесла Мартина. – Не могу сказать наверняка…

И тут она уже не выдержала всего напряжения этого дня и, уронив лицо в ладони, зарыдала.

– Ну что ж, отлично! – воскликнул Пул, как бы не для того, чтобы подбодрить ее, а словно утверждая свой собственный триумф. И тут из темноты зрительного зала донеслись одинокие, но довольно громкие аплодисменты Джейко.

Пул встал и похлопал Мартину по плечу.

– Ничего-ничего. Все это пройдет. Зато теперь мы вас возьмем в студию. Договор заключим завтра. И если уж вам так приспичило, можем забыть про ваши родственные отношения. Спокойной ночи.

Пул удалился быстро и неслышно. На сцену поднялся Джейко с чемоданчиком Мартины в руке.

– А теперь, малышка, пошли домой. Спать! – ласково сказал он.

Глава 4
Вторая репетиция

Когда Мартина открыла, глаза на второе утро после начала своего удивительного приключения, ей показалось, что ее наконец выбросило на мирный берег после нападения пиратов, кораблекрушения и шторма. Вокруг было тихо, комната чисто прибрана. Стояло ясное утро, и косые лучи восходящего солнца высвечивали на стене четкие ярко-оранжевые квадраты. Она вспомнила, что это комнатка Джейко, и заметила на стене выполненные в цвете эскизы декораций к «Двенадцатой ночи» Шекспира. А прямо над кроватью висела смешная карикатурная маска, очень похожая на самого Джейко. А все-таки комнатка тесновата, слишком уж тесновата, подумала Мартина, уже деловито прикидывая про себя, как разместить здесь свое нехитрое имущество, лежащее пока что в камере храпения.

Ванная комната находилась на первом этаже флигелька, и, спускаясь туда, Мартина еще на лестнице ощутила приятный аромат кофе. Дверь на кухню приоткрылась, и высунулась шарообразная голова Джейко. Ее надвое делила широкая улыбка.

– Завтрак будет подан через десять минут! – объявил Джейко.

Из всех прелестей ее нового жилища больше всего Мартине понравился горячий душ, поскольку она успела наскоро вымыть свои уже далеко не свежие волосы… Слава Богу, хоть стрижка короткая…

Не прошло и десяти минут, как девушка уже входила на кухню.

– Шик! – сказал Джейко, одобрительно ее осмотрев. – Вот что делает из завалящих замухрышек горячий душ и свежий халатик. Киска, ты свежа и красива, как школьница перед первым экзаменом.

Он провел Мартину в большую комнату, которая служила одновременно и столовой, и гостиной, и холлом, и мастерской. Девушка про себя удивилась, что Джейко, такой аккуратный в своей работе, у себя дома ходит как последний оборванец. На нем были мятые серые штаны, заляпанная краской фуфайка и продранная на локтях домашняя куртка. Он был небрит, глаза налиты кровью, словно Джейко здорово поддал вчера ночью. Впрочем, он был все так же обходителен, как и накануне.

– Я хочу предложить, чтобы мы каждый день завтракали вместе, – сказал он. – Скажем так, в твой полупансион, крошка, входит легкий завтрак и ужин, а уж обедать ты можешь где тебе заблагорассудится. Однако поскольку я несомненно лучше тебя готовлю, то ужин буду стряпать только я лично… Идет?

Мартина осторожно ответила:

– Спасибо, Джейко, вы так фантастически добры ко мне, что я прямо не знаю, как и благодарить… Но, понимаете ли, дело в том, что я еще не знаю, сколько я буду зарабатывать, и следовательно…

– Могу сразу сказать – поскольку у тебя будут, так сказать, удвоенные функции – костюмерши и актрисы, я думаю, тебе будут платить что-нибудь около восьми фунтов стерлингов в неделю. А твой полупансион здесь будет стоить… ну, скажем, два фунта.

– Но ведь это же очень мало! – робко заметила Мартина. – Я хочу сказать – за полупансион… Почему так, Джейко?

Француз постучал ложечкой о блюдце:

– Минутку! Если ты боишься меня, то совершенно напрасно! Не подумай, тебе не придется дружить со мной… Конечно, тебе могли наболтать, что я распутник. Правда, я и сам не отрицаю своей слабости к женскому полу, но… Видишь ли, киска, ты совсем не в моем вкусе. Мне нравятся более зрелые женщины, более раскованные, более… – он осекся и ухмыльнулся. – И еще запомни, что тебе не угрожают никакие скандалы, пока ты тут. Считай, что я святее римского Папы, вот так! А пока что ешь. Поскольку у меня нашлись яйца, оливки и паштет, я сделал омлет и мясное суфле.

Они весело и быстро позавтракали, потом Мартина вымыла посуду и Джейко с важностью обрисовал ей распорядок дня на сегодня. С утра ей предстояло выполнять работу костюмерши, в три часа дня у нее пройдет официальная репетиция в качестве актрисы-дублерши, а на вечерней репетиции она снова будет выполнять обязанности костюмерши мисс Гамильтон.

– Вот такой чудовищный рабочий день! – заключил Джейко и вытащил из кармана смятые бумажки с отпечатанной на машинке ролью. – Изучи как следует тринадцатую страницу. Такой у тебя будет крошечный пробный кусочек. Надеюсь, за утро, пока будешь крутиться в своей гримерной, ты его зазубришь наизусть… Ну, что скажешь? Я не слышу криков восторга!

– Я в восторге! – крикнула Мартина, улыбаясь. – Просто не то слово! Я так счастлива и благодарна, что просто не могу поверить во все это. Мне кажется, я сплю и вижу дивный сон… Меня только тревожит, что я как бы готовлюсь занять чужое место и что люди вокруг решат, будто это неспроста… Вы же знаете, что могут подумать…

– Пустяки! – воскликнул Джейко, небрежно махнув рукой. – Пока что предполагается, что эту роль будет играть Гая Гейнсфорд. Она, конечно, не вытянет ее, но ведь она племянница супруга нашей примы и, следовательно, находится в очень выгодной позиции.

– Да, но ведь ее дядя…

Джейко оборвал Мартину:

– Кларк Беннингтон был в свое время прекрасным актером. Сейчас он – пустое место. Он слишком много пьет, а когда выпьет, кидается на людей. Самое лучшее – забудь о нем.

Джейко медленно встал из-за своего рабочего стола и пошел в ванную. Оттуда Мартина услышала его неразборчивый голос:

– Я советую тебе не обращать на него внимания, хоть это и непросто. Во всяком случае, не позволяй Бену загнать тебя в угол. Это будет большая ошибка. Я сам в свое время… – тут слова заглушил шум воды.

Чуть позже Джейко крикнул:

– Беги в театр одна! Я занят. Полно работы…

Мартина вышла, унося в груди чувство тревога. Но стоило ей открыть свою роль и вчитаться в нее, как все жизненные сложности превратились в маленькое облачко на фоне сияющей перспективы. Она целиком погрузилась в заучивание, и ничто уже не могло отвлечь её. Ведь она становилась лондонской актрисой!

* * *

В три часа Мартина вместе с двумя другими молодыми студийцами под руководством помощника режиссера отработала свою первую репетицию в «Вулкане». Пока только одну сценку. Джейко сновал туда-сюда вокруг сцены, судя по его виду, занимаясь крайне важными, но совершенно непонятными делами. Если не считать студийцев и Джейко, театр был пуст.

Мартине удалось заучить свою роль, но, когда требовалось соединять реплику с одновременным движением по сцене или жестом, слова, как назло, куда-то пропадал и из головы… На сцене надо было делать все слаженно и непринужденно, постоянно учитывая зрителей, и Мартине все это вдруг показалось вовсе не таким простым, как прошлой ночью, когда она попала в волшебную сказку…

К полному удивлению Мартины и ее партнеров, к концу репетиции они все же смогли довести сцену до полной слитности реплик и движений. Но, увы, теперь это была всего лишь рутинная работа. Мартина с большим унынием подумала, что она мало чем отличается от других студийцев – такая же серость… Клем Смит, помощник режиссера, только давал им краткие указания, что делать, и посматривал в лежащий у него на коленях текст. Глядел он хмуро и сонно, словно ел невкусную засохшую кашу. Это показалось Мартине ужасным, обидным до слез. Это даже не было провалом, нет, она просто превратилась в одну из многих, в часть невзрачной массовки, и применить на практике все заветные задумки просто не было возможности. Да и оставались ли у нее какие-нибудь задумки, ведь голова Мартины была уже практически неспособна совершать какие-либо действия, кроме поворотов влево и вправо…

Наконец Клем Смит захлопнул папку с текстом и скучным голосом объявил:

– Спасибо, ребята. Следующая встреча – завтра в одиннадцать.

Он с удовольствием закурил, вышел из зрительного зала, не торопясь прошел через фойе и выскользнул в парадную дверь.

Оставшись на сцене одна, Мартина с трудом удержалась от слез… «В прежние времена девушка в моем положении поплакала бы в подушку, а потом пошла в церковь на исповедь, – подумала она. – А мне и этого не дано. Беда в том, что я снова поверила в свои грёзы, поддалась… Вообразила себе слащавую сказочку о бедной и талантливой девушке, которая купается в теплом свете юпитеров и уже почти стала звездой, а ведь она всего-то сыграла вчера малюсенькую минутную реплику, сделала один точный жест, да и то из-за вчерашнего нервного перенапряжения. Нет, хватит пустых грез!»

Ну ладно, это еще не все, сказала себе Мартина. Ведь ей даже не пообещали ничего определенного. И Адам Пул всего лишь намекнул ей, что ему очень жаль, но при нынешнем положении вещей у нее нет шансов… Но она, прислушиваясь к одним его словам, будто нарочно пропускала мимо ушей другие. Да, теперь она вспоминает. Мартина намеренно хотела себя обмануть, пожить еще немного в сладкой сказке. А теперь перед нею реальность. И ничего сказочного. Просто она оказалась серой. Годной лишь для реплик типа «кушать подано»…

В бессильном детском отчаянии Мартина расшвыряла листки со своей ролью по сцене…

– Пропади всё пропадом, чтоб я сдохла! – крикнула она сквозь злые слезы.

– Совсем неплохо! – раздался голос Адама Пула.

Его фигура отделилась от темной стены. Он встал у самой оркестровой ямы, положив руку на барьер, отделяющий ее от сцены.

– У вас уже отработана некоторая механика, – заметил он. – Поработайте над этим до завтра, а потом начните думать конкретно о своей героине. Запомните устройство дома, в котором она живет. Постарайтесь внутренне сжиться с обстановкой, с декорациями. Потом прикиньте, чем девушка занимается весь день, о чем думает, прежде чем попадает, так сказать, на сцену. А сейчас давайте посидим пять минут, поговорим об актерском искусстве. Любопытно, что вы о нем думаете…

Мартина спустилась в зал, они сели рядом, и Адам Пул заговорил. Говорил он просто, без особого жара, но очень хорошо и убедительно. Сперва Мартина от волнения не вполне понимала его довольно сложные мысли об актерской игре, да еще отвлекалась постоянно на звук шагов Джейко, который, как обычно, сновал по театру по своим загадочным делам. Но постепенно ее скованность прошла, и Мартина стала рассуждать о трудностях, испытанных ею в свой первый день на сцене лондонского театра. В конечном счете их беседа получилась очень серьезной и полезной. Мартина даже не отдавала себе отчета, как ей интересно и легко с Адамом, с мистером Пулом, который два дня назад казался ей недосягаемой вершиной.

Джейко вышел на сцену из-за кулис и, приложив к глазам ладонь козырьком, всмотрелся в зал.

– Адам? Ты где? – позвал он.

– Я здесь. Что такое?

– Звонит Элен и спрашивает, отчего ты не позвонил ей в четыре часа, ведь уже половина шестого… Ты подойдешь к телефону?

– А, черт! Сейчас! – воскликнул Пул, вставая. Мартина поспешно отскочила.

На ходу Пул обернулся и бросил:

– Все идет хорошо, мисс Тарн. Проработайте еще те ходы, о которых мы говорили, ладно? Мы относимся к нашим студийцам очень серьезно и считаем их, без шуток, просто частью нашей труппы. Так что вы уж постарайтесь. Следующая репетиция у вас завтра утром… – Он вдруг осекся и добавил другим голосом: – Я надеюсь, вы довольны тем, как устроились у нас в «Вулкане»?

– Еще бы! – подтвердила Мартина.

– Вот и хорошо. Извините, я спешу… Джейко, если понадоблюсь, ищи меня в конторе.

Дверь за ним захлопнулась. В зрительном зале повисла тишина, Джейко медленно подошел к рампе.

– Где ты там, крошка? – окликнул он Мартину.

– Здесь.

– Ага, кажется, я тебя вижу… Точнее, только кусочек тебя. Где же остальное? Выйди-ка на свет Божий. Ты мне нужна для одной работенки.

* * *

Как выяснилось, работенка состояла в том, чтобы на пару с Джейко сшить уже скроенное фантастическое платье, в котором главная героиня пьесы должна была появиться на балу. Модель была причудлива, на черном фоне мерцали золотые двуглавые орлы, а на талии была вставка из сценического холста, на котором пишут декорации. Мартина и Джейко сели голова к голове у швейной машинки, установленной в гардеробной рядом с гримерной Дорси. Потом Мартина шила уже одна, а Джейко расхаживал взад-вперед вдоль большого стола, раскраивая новые платья. Затем, уже около семи часов, он вышел «купить чего-нибудь пожрать».

Мартина шила и одновременно повторяла свою роль, и реплики ее обретали ритм, совпадающий с перестуком машинки. Иногда причудливая обстановка, странные слова, вылетающие из ее уст, делали все вокруг совершенно неузнаваемым, а сама Мартина словно стала иным существом, с удивлением вспоминающим свое прежнее «я»… Стрекотала машинка, ползли по столу сказочные лоскутья ткани, странно, гулко звучал ее голос, повторяющий роль… И как только Мартина выключила машинку, у нее мелькнуло чувство, что она созрела для той сцены с Пулом, где надо посреди разговора как бы невзначай склонить ему голову на плечо. И Мартина смело, проникнутая новым пониманием роли, сделала все эти движения и произнесла ключевую фразу, прислонившись головой, за неимением плеча Пула, к швейной машинке… Прикрыв глаза, она попыталась понять, хорошо ли ей это удается.

Когда она их открыла, по другую сторону стола перед ней стояла Гая Гейнсфорд.

От мгновенного ужаса у Мартины кровь застыла в жилах. Она издала вопль, ножницы выскользнули у нее из рук и со звоном упали на кафельный пол гардеробной.

– Извините, что напугала вас, – сказала мисс Гейнсфорд грустно. – Я думала, вы задремали, и потому вошла тихонько… И только потом до меня дошло, что вы репетировали ту самую сцену…

– Меня, видите ли, взяли в студию, – пробормотала Мартина.

– Значит, у вас было прослушивание и репетиция?

– Да. Я ужасно сыграла на репетиции, так ужасно, что самой плакать хотелось. И я решила еще раз попробовать наедине, без наблюдателей…

– Не надо. Не надо передо мной оправдываться, – заблеяла Гая Гейнсфорд.

Мартина увидела на ее прекрасных глазах слезы – густой грим начинал растекаться по лицу. Маленький пухлый ротик кривился…

– Вы ведь понимали, понимали, что вы со мной делаете! Что вы мне причинили этим! – Гая почти рыдала.

– Боже мой! – воскликнула Мартина, чувствуя пустоту пол ложечкой. – Что все это значит? Я всего только получила место в студии, вот и все! И я ужасно благодарна людям, взявшим меня, и не хочу их подвести!

– Вы напрасно пытаетесь запудрить мне мозги. Я отлично понимаю, что происходит!

– Ничего не происходит! – Мартина разрывалась от жалости и страха. – Ничегошеньки! Пожалуйста, не надо плакать! Я самая обыкновенная актриса-студентка, понимаете?

– Это смешно – говорить, будто вы обыкновенная, раз вы сами только что разыграли передо мной кусочек моей роли! – Голос у Гаи Гейнсфорд от слез ломался между баритоном и фальцетом, как у подростка, и звучало это довольно комично. – Знаете, что о вас все говорят? «Она похожа как две капли воды!» А мне пришлось выкрасить волосы, чтобы стать хоть немного похожей! Они тут, видишь ли, париков не признают! И еще я обрезала себе волосы, сделала эту чудовищную прическу… А я ведь натуральная блондинка, и у меня были такие прекрасные, длинные волосы… Сколько мне пришлось вынести унижений! И еще – ни в одном театре автору пьесы не позволят так разговаривать с актерами, как Джон Резерфорд говорит со мной! Он меня открыто оскорбляет! А Адам так уклончив, так обтекаем, не поймешь, что у него на уме…

Она со всхлипом вздохнула и стала судорожно рыться в сумочке в поисках платка.

– Мне очень, очень жаль, – тихо сказала Мартина. – Так обидно, когда репетиции проходят плохо. Но ведь иногда случается, что после неудачных репетиций на премьере бывает оглушительный успех, не так ли? И потом, ведь пьеса очень хороша, правда?

– Да меня тошнит от этой пьесы! – сквозь слезы выкрикнула мисс Гейнсфорд. – Это просто глубокомысленная чушь, которую смогут понять только какие-нибудь профессора с академиками! Я в ней ни черта не смыслю! Почему дядя не оставил меня играть то, что я играла, – вторые и третьи роли? Согласна, до вашего появления мое положение было гадким, но теперь оно стало просто нестерпимым! За что мне это?!

– Поймите, я вовсе не собираюсь играть вашу роль! – еще раз попыталась внушить Мартина. – У вас все будет в порядке. Пожалуйста, не надо расстраиваться из-за пустяков, это только ухудшит все дело.

– Мне все говорят: «Какая жалость, что эта Тарн появилась так поздно!» Не надо меня обманывать…

– Чушь. Вам так кажется из-за моего внешнего сходства с мистером Пулом…

– Ничего мне не кажется! О вас все судачат! И я не понимаю, как вы можете преспокойненько сидеть тут и терпеть пересуды! Разве что это правда – что о вас говорят… Это правда?

Мартина устало сложила руки перед собой.

– Мне все равно, что обо мне скажут. И во всяком случае, я за собой греха не вижу…

– Вы хотите сказать, что ваше сходство случайно? И вы не родственники?

Мартина глубоко вздохнула:

– Ну, если между нами и есть родство, то настолько отдаленное… Даже глупо называть это родством. И я не хотела никому говорить об этом. И уж в театр я попала вовсе не благодаря мистеру Пулу.

– Мне все равно, как вы попали в театр, но, ей-богу, скорее бы вас тут не стало! Как вы можете оставаться здесь, зная, какой из-за вас назревает скандал! Это с вашей стороны просто жестоко! Должна же быть в людях хоть капля порядочности! Неужели вы начисто лишены совести?!

Мартина горько сказала:

– Я не хочу отбивать у вас роль, поймите. Но мне эта работа очень важна, она мне жизненно необходима! Я с таким трудом устроилась в театр, как же я могу сразу все бросить?! Я ведь вам никакого вреда не причиню…

– Вы его уже причинили! У меня из-за вас нервное истощение! – Мисс Гейнсфорд снова всхлипнула. – Вы задались целью устроить мою отставку… Да еще дядя Бен меня изводит и изводит… Нет, это просто какой-то несчастный для меня театр. И если… – тут голос Гаи Гейнсфорд так артистично завибрировал, что Мартина даже диву далась, – …и если у вас есть хоть капля жалости ко мне, хоть немного человеческого сочувствия, вы не станете продолжать эту пытку!

– Все это вздор. Вы поднимаете шум из-за пустяков, – стояла на своем Мартина, чувствуя, однако, предательские нотки в собственном голосе.

И тут Гая Гейнсфорд решилась на финальную фразу, на апофеоз… Она прошептала дрожащими губами:

– Значит, вы не сделаете этого для меня… – и вдруг ударилась в рыдания уже совершенно открытые, без стеснения…

Мартина в ужасе почувствовав, что не сможет устоять перед этим напором. Ах, если бы у них с Гаей могли найтись общие интересы, тогда они, вероятно, поладили бы… Но сейчас было поздно. Краткое ощущение счастья исчезло. Мартине оставался лишь один путь – уйти… И она, с трудом шевеля губами, выдавила:

– Ну хорошо, я поговорю с мистером Пулом… Я скажу, что не могу оставаться в студии…

Мисс Гейнсфорд отвернулась. Только что ее голова и плечи вздрагивали от рыданий, но тут они замерли. Тянулась пауза. Затем Гая высморкаюсь в свой платочек и поглядела на Мартину затравленными глазами.

– Но если вы останетесь костюмершей мисс Гамильтон, вы все равно будете под рукой! – жалобно сказана она.

– Вы хотите, чтобы я вообще оставила театр? И лишилась всякой работы?

– Ну, я имела в виду не совсем то… – промямлила мисс Гейнсфорд.

Послышались шаги и голос в коридоре. Мартине вовсе не хотелось, чтобы Джейко увидел всю эту сцену.

– Я пойду поищу мистера Пула, – быстро сказала она. – Поговорю с ним, если он в театре.

Мартина пошла к двери, но Гая поймала ее за руку.

– Прошу вас! – простонала она. – Вы были так добры ко мне, вы… Но прошу вас, не говорите обо мне… Не передавайте наш разговор мистеру Пулу! Боюсь, что он не поймет, что…

И вдруг Гая застыла в дурацкой позе, сохраняя на лице гримасу отчаяния, как персонаж мультика, если остановить ленту…

Мартина обернулась и увидела в дверях Адама Пула и Джейко. Неожиданно на Мартину напал нервный смех:

– Да что же это такое! Уже в третий раз вы появляетесь, извините меня, как чертик из табакерки!

– Что за шуточки? В чем дело? – нахмурился Пул.

– Извините… Ничего страшного. Просто то и дело у меня с кем-нибудь возникают сложности, и тут появляетесь вы…

– Так-так, а что за сложности на сей раз? – Адам Пул пристально взглянул на покрывшуюся пятнами мисс Гейнсфорд. – Что стряслось, Гая?

– Ничего, ничего! Все в порядке, мистер Пул! – мелко закивала Гая, пряча в сумочку влажный от слёз платочек. – Просто мне надо побыть одной… Извините…

Гая бросила умоляющий взгляд на Мартину и бочком протиснулась в дверь. Пул пристально посмотрел ей вслед и снова обернулся к Мартине.

– Да, такое нужно снимать на пленку! – заметил Джейко, подмигивая Мартине. – Жаль, что мы не в Голливуде. Там такие сцены идут «на ура»!

– Пойди-ка выясни, какая муха ее укусила! – предложил ему Пул.

– Она же сказала, что хочет побыть одна! – ухмыльнулся Джейко.

– Наоборот. Она жаждет, чтобы ее выслушали. Пойди к ней, Джейко, Давай-давай, это у тебя всегда здорово получается…

Француз кинул на стол лоскутки материи, которые принес с собой.

– Вечно мне предоставляют почетное право разгребать чужое дерьмо, – проворчал он и нехотя вышел.

* * *

– Ну так что стряслось? – спросил Пул у Мартины.

Девушка посмотрела на гладкий стол, на недошитое платье…

– Вы бледны, как привидение. Садитесь. Рассказывайте…

Мартина обессилено присела.

– Я слушаю, – напомнил Пул.

Мартина собралась с духом.

– Наверное, это прозвучит дико, но я хочу отказаться от работы…

– Вы больше не хотите быть костюмершей?

– И актрисой тоже…

– И правда, звучит дико. Такой ерунды я даже слушать не хочу!

– Но поймите – я так больше не могу… Это слишком непорядочно с моей стороны.

– А-а, – протянул Пул, – мисс Гейнсфорд? Так надо понимать?

– Ну да, и вообще… Я боюсь, что с ней случится какое-нибудь несчастье, ей-богу. Просто страшно.

– Ага, так она решила, что вам дадут ее роль?

– Нет, нет, вовсе не так. Просто… Просто от одного моего вида она впадает в истерику – вот в чем беда.

– Из-за нашего сходства?

– Ну да!

– Тогда какого черта она на вас смотрит? Пусть закроет свои лупалки! Вот уж не думал, что она такая дура… – сквозь зубы процедил Адам Пул. – Поймите, что мне вас просто нельзя отпустить. Во-первых, вы нужны мисс Гамильтон, ну а во-вторых, я не собираюсь позволять какой-то второразрядной актриске диктовать мне условия!

– Мне ужасно жаль ее, – пробормотала Мартина. – Она чувствует, что за ее спиной происходит что-то скверное…

– А вы этого не чувствуете?

– Ну, что бы я там ни чувствовав… Ловко мне или неловко, я вам так благодарна, что… – она запнулась.

– А кто вам дал почувствовать себя неловко? Гая? Бен? Персифаль?

– Извините, я не так выразилась. Просто им всем мое появление, наверное, показалось очень странным. Оно и в самом деле выглядит подозрительно.

– А еще более подозрительным будет, если вы вдруг самоустранитесь! С чего это вы испугались какой-то девчонки?

– Вовсе я ее не испугалась. Но она и вправду на пределе…

Мартина замолкла. Как дико звучат ее слова сейчас, в разговоре с Адамом Пулом, который еще два дня назад был для нее человеком из легенды, принцем из далекого целлулоидного мира…

– Все это чушь! – объявил Адам. – Но я беспокоюсь о премьере. Нельзя, чтобы эта дура провалила спектакль. Все-таки пьеса хороша, будет очень, очень жаль… Вот о чем я думаю.

Он шагнул к Мартине и с удивлением вгляделся в ее лицо.

– И все-таки, – проговорил Пул, – вы продолжаете настаивать, что не собирались попытать судьбу? Если, например, Гая с треском провалится?

Мартина судорожно сцепила пальцы.

– Ну что вы меня мучаете, – простонала она. – Конечно, я надеялась, кто же отказывается от несбыточных грёз… Конечно, я прикидывала… Но сейчас дело в том, что…

Пул накрыл своей теплой ладонью холодные руки девушки…

– Так вот именно то же самое и я теперь думаю! – заметил он мягко. – Кажется, я начинаю убеждаться в некоторых ваших достоинствах, милая моя. Итак, вы сможете играть в спектакле? Отвечайте?

– Но это будет нечестно! – крикнула Мартина.

– А если мы потеряем зрителей на премьере, это будет честно? В конце концов, я вкладываю в это предприятие свои деньги! А вы тут развели панику! «Не буду я костюмершей, не буду я актрисой, пойду куда глаза глядят!» Нет уж, дорогая, извольте делать свое дело! У меня и без вас забот полон рот – взять, например, музыкальное оформление… – Пул встал за стулом Мартины и положил ладони ей на плечи. – Ну так как, ударим по рукам? Что скажете, принцесса?

– Господи, что еще остается, кроме как сказать вам «да», – пробормотала Мартина.

– Ну вот и хорошо, девочка… – Его рука неожиданно ласково взъерошила ей волосы…

– Кажется, вы цитировали из роли Петруччо? Или короля Генриха Пятого? Или из обеих?

– Гм, пара этаких крепких властных мужчин… Не знаю, Мартина, но если так, то вы оказываетесь в роли Кэйт, верно? Сварливая Кэйт, Хитрая Кэйт, быть может, даже Добрая Кэйт, но уж, во всяком случае, не Кэйт-Изменница, не правда ли? Так что завтра в одиннадцать – репетиция, помните, Кэйт?

– Помню, сэр, – покорно отвечала Мартина…

– А с нашей плаксивой девицей я поговорю сам, хорошо? – бросил он. – И до свидания, моя Кэйт…

* * *

Вторая костюмированная репетиция, насколько поняла Мартина, прошла довольно гладко, без всяких сцен и скандалов во время действия.

Весь первый акт Мартина провела в беготне по делам мисс Гамильтон и ее поминутно просили не путаться под ногами у других актеров, проносящихся по коридору. Во втором акте мисс Гамильтон переодевалась в маленькой импровизированной гримерной рядом со сценой, а Мартина, находясь там, уже могла слышать большую часть действия. Легкий запах пудры и грима, отдаленные, лишенные естественного тембра голоса со сцены, атмосфера томительного ожидания – все эти приметы театральной жизни значили для Мартины очень много, это была ее среда… «Вот здесь мое место, – счастливо подумала Мартина, – я создана для этого».

Успех роли девушки во втором акте зависел не столько от ее слов, которых было не так уж много, сколько от мимики, жестикуляции и слитности движения и речи. Слушая бесцветный голосок Гейнсфорд, Мартина честно старалась уговорить себя, что из зрительного зала игра Гаи может выглядеть лучше – ведь можно оценить пластику… Когда со сцены прибегала мисс Гамильтон, она говорила только о деле – то есть об одежде и ни о чем более. Теперь примадонна держалась подчеркнуто сухо. Мартине было ужасно любопытно, что именно Пул сказал ей после их последней беседы; возможно, мисс Гамильтон и без того недолюбливала племянницу своего мужа, а может – наоборот, жалела, что в такой щекотливой ситуации в качестве конкурентки появилась еще и Мартина…

От яркого света ламп воздух в гримерной был горячим, отчего еще острее чувствовались характерные театральные запахи. Пока мисс Гамильтон прыскала на себя из пульверизатора. Мартина спешно готовила ее платье. В этот момент, после завершения второго акта, в гримерную Элен Гамильтон вошел Пул.