Текст книги "Премьера убийства"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Нужно быть слепоглухонемым ослом, мистер Дорси, чтобы этого не понять… Во всяком случае, спасибо вам. Не думаю, что в ближайшее время мне понадобится снова вас беспокоить…

Дорси направился к двери, но там обернулся.

– Знаете, Аллейн, если вы ищете мотивы, то вы их тут найдете чуть не у каждого… Актеры уж такие люди, нервные… А Бен не был особенно приятным человеком. Даже бедняга Перри, казалось, готов был из него кишки выпустить после этих издевательств на премьерном спектакле! Так что эмоции хлещут через край, особенно в такой день!

– Это я понимаю, – кивнул Аллейн.

– Ну хорошо… Могу ли я, наконец, забрать девочку домой?

– Прошу прощения, – возразил Аллейн, – увы, нет. Пока нет.

* * *

– Ну-с, Братец Лис,[2]2
  Персонаж записанных Джоэлом Гаррисом сказок американских негров-рабов. Fox – лис (англ.).


[Закрыть] что вы там поначеркали в своем блокноте? – спросил Аллейн.

Фокс живо перелистал свою записную книжку.

– Можно сказать, одни отрицательные улики. Алиби у всех молодых студийцев, которые даже не досмотрели пьесу до конца и разошлись по домам. Исключаем также двух костюмеров-мужчин, управляющего сценой Клема Смита и его ассистента, а также рабочих сцены. Все они либо следили за действием, либо занимались своей работой. По их заявлениям, сделанным независимо, их показания полностью перекрываются.

– Ну что ж, и то неплохо.

– Странно, что здесь нет женщин-костюмерш, – удивился Фокс.

– Единственной костюмершей у них была мисс Тарн, и похоже, она пробыла в этом качестве не более суток, после чего у нее явно началась «звездная болезнь»… Наверное, она и вправду актриса, потому что таких костюмерш я не встречал – это всегда какие-то чопорные, сварливые старые девы с печальным прошлым и еще менее веселым будущим… А у мисс Тарн явно есть будущее. Не думаю, что она способна была что-нибудь сделать с Беннингтоном, однако косвенно могла спровоцировать конфликт. Ведь это из-за ее появления в театре племянница Беннингтона лишилась роли. Вообще говоря, эта племянница, на мой взгляд, просто редкая кретинка. Такую не то что на сцену нельзя пускать, ей и пончики продавать хороший хозяин не даст, если, конечно, ему небезразлична судьба пончиков… А мисс Тарн мне кажется довольно приятной особой… Так что уж извините за личные пристрастия, старина, но…

– Эта ваша приятная особа – тоже племянница, только мистера Пула. Племянница или там троюродная сестра, я не совсем понял…

– Да в этом деле на каждом шагу – какие-то тайные отношения и полный туман… Вам удалось что-нибудь выудить у костюмера Беннингтона?

– Крайне мало! – вздохнул Фокс. – Похоже, покойный любил пить в одиночку и не жаловал своего костюмера… Беннингтон часто приказывал ему выйти и найти себе какое-нибудь занятие, например, прислуживать другим актерам… Правда, в этот вечер костюмеру пришлось гримировать синяк на скуле Беннингтона и держать ватку со спиртом. А потом Беннингтон его выслал. Короче говоря, последний раз костюмер заглянул в гримерную хозяина после того, как покойный вышел на сцену в третьем акте.

– Этот парень разговорчив?

– Скорее наоборот. Квёлый. А вот другой костюмер, Бобби Крингл, неплохой малый и неглупый. Только он работает с мистером Пулом.

– Вы их отпустили, Фокс?

– Да, сэр, отпустил. И рабочих сцены тоже. Как вы понимаете; мы их всегда найдем, но пока я посчитал, что они тут ни при чем. Я еще позволил уйти этому… как его… управляющему сценой… Смиту. Он все время, пока шло действие, не выпускал из рук текста пьесы. Сидел в будке суфлера… Так что с ним, я думаю, ясно. К тому же его жена ждет дома.

– Всех ждет жена, – вздохнул Аллейн. – Ну ладно – это хотя бы сокращает список подозреваемых. Отпустили – и слава Богу… Вы, я понимаю, уже осмотрели все комнаты, но все-таки, прежде чем уйти, давайте еще раз пройдемся – посмотрим, как там наши люди…

Полицейские вышли в коридор. Фокс указал большим пальцем на дверь гримерной Беннингтона.

– Там Джибсон выскребает все, что можно, – полушепотом сказал он… – Костюмер ничего не забрал, кроме пустых баночек и коробочек из-под пудры и грима…

Аллейн молча кивнул. Они не стали заходить в гримерную Беннингтона, а навестили комнату Персифаля. Там были сержанты Томпсон и Бейли. Первый был фотографом, а второй – экспертом по отпечаткам пальцев. Они уже укладывали свою аппаратуру.

– Ну, что там у вас, Бейли? – спросил Аллейн.

Бейли мрачно глянул на своего начальника.

– Отлично, сэр! – и ворчливо добавил: – Целый калейдоскоп отпечатков везде, где только может схватиться рука человеческая…

– А там, в соседней комнате?

– В гримерной покойного? Там его отпечатки на окантовке газового шланга и на кране. Следы красного грима на кончике шланга. Совпадает с гримом на губах покойного.

– Какое трогательное совпадение, – хмыкнул Аллейн. – А вы не проводили эксперимент с содержимым легких покойного?

– А как же! – вмешался инспектор Фокс. – При мне сержант Джибсон поднес спичку, а я надавил на грудь… Полыхнуло, как в цирке у фокусника. В легких у него действительно был газ.

– Ну что ж, – кивнул суперинтендент. – Все равно я не верю, что все так и было… Ладно, вы сделали все возможное… А чья гримерная там, за той стеной?

– Мистера Дорси, – подсказал сержант Томпсон.

Они зашли туда. Комната была пустовата, безлика, в ней почти не было ни вещей, ни мебели. Только многочисленные фотографии мисс Гейнсфорд.

В последней комнате по эту сторону коридора полицейские нашли электрическую швейную машинку, на столике рядом с ней валялись обрезки материала и другие следы усилий Мартины по воплощению в жизнь эскизов Джейко…

Аллейн оглядел комнатку, затем вышел и сунул голову в противоположную дверь.

– Экие малюсенькие клетушки, – заметил он.

Суперинтендент направился в комнату Гаи Гейнсфорд. Там он постоял подольше, заложив руки в карманы брюк и внимательно осматриваясь. Фокс встал рядом.

– Если не знать, в чем дело, можно решить, что несчастная хозяйка этой комнатки страдала очень модной болезнью, – вдруг заметил Аллейн. – Шизофрения. У нее расщепление личности. Поглядите, дружище. Вот тут брошено ее элегантное пальто, рядом – совершенно аляповатая шляпа, дорогущие перчатки в абсолютно дурацком стиле, поверх них – букет цветов явно от администрации театра и коробочка с орхидеями… От кого бы, вы думали?

Он перевернул карточку и посмотрел:

– Ну да. Тысяча поцелуев и добрых пожеланий от Джея. Ну так вот, по другую сторону я вижу совершенно другое пальто, обтрепанное, много раз чиненные туфли, старую беретку и кричаще-желтый свитер… Посмотрим в сумочке… Тут мы видим паспорт на имя мисс Тарн, двадцать лет… Итак, она, значит, получила работу костюмерши? И весь результат обращения за помощью к своему дальнему родственнику? Тогда почему ее не приняли сразу в студию? Притом девчонка здорово похожа на Пула, и будь я проклят, если он ею не увлечен. Да и старый Дорси говорит, что она чертовски одаренная актриса…

Аллейн полистал паспорт.

– Гм, она прибыла в Англию только семнадцать дней назад! Может ли это иметь отношение к делу? А черт его знает!.. Ладно, пошли по другим комнатам, дружище.

Комнату Пула Боб Крингл оставил в безупречном порядке. Поздравительные телеграммы приколоты к обоям ровными рядами, коробочки с гримом прикрыты полотенцем, на столике лежала пачка с аккуратно выдвинутой сигаретой. У зеркала стояла фотография Элен Гамильтон в рамке. Рядом тикали часы, а под часами нашлась карточка. Аллейн достал ее и прочел: «От Элен. Сегодня, и завтра, и всегда, да благословит тебя Бог».

– Ага, это, значит, подарок актеру от подруги в день премьеры… – пробормотал Аллейн. – А взгляните-ка, Фокс, часы-то из севрского фарфора! Не слабо! Интересно, что он ей подарил в ответ?

– Небось какую-нибудь камею или ожерелье, – предположил практичный Фокс.

– Пойдем посмотрим – это прямо за стеной…

Вся комната Элен была завалена цветами. Выделялся прекрасный букет от Пула с его карточкой.

Аллейн сказал:

– Ну да. Не совсем ожерелье, но такие цветы фунтов тридцать стоят. Скажите-ка, Фокс, почему вы не дарите мне цветы, когда мы начинаем какое-нибудь расследование – просто чтобы меня воодушевить? Ну да ладно. Тут, я вижу, цветы не самое главное… Посмотрите-ка сюда…

На столике лежало ожерелье с несколькими привешенными деревянными медальончиками, причем на каждом из медальонов вырезана была физиономия одного из актеров театра. На карточке рядом стояло только «От Дж.».

– Такое произведение искусства явно заняло немало времени для изготовления и стоит безумно дорого, – заметал Фокс. – Не сомневаюсь, что это – работа нашего иностранца, мсье Доре…

– Точно, – кивнул Аллейн. – Вот какие чудеса творит любовь… Надеюсь, мисс Гамильтон понравился этот подарок.

Аллейн взглянул на фотографию Пула.

– Приятный мужчина, нечего сказать, – проронил он. – Напоминает портреты кисти Гольбейна. Да и портрет в «оранжерее» тоже неплох. По-моему, его делал Доре. Кажется, этот француз – просто украшение театра, а, дружище Фокс? Без него тут было бы мрачновато… Он старается как может. Влюблен в приму…

– Влюблен? Вы так считаете, Аллейн?

– Еще бы я не считал, Братец Лис! – Аллейн потер нос пальцем. – Тут просто двух мнений быть не может! Ну ладно… Джибсон нашел в комнатах что-нибудь особенное?

– Да нет, всякую ерунду. Сумочки, коробочки…

– Ладно, черт с ними, пусть наши молодчики идут домой и отсыпаются, да покамест переоденутся в свою повседневную одежду. Впрочем, эта Гейнсфорд уже переоделась, все одно… А, черт, я же не успел с ней проверить показания Дорси! – Аллейн хлопнул себя полбу. – Она меня вообще пугает, эта молодая ослица…

– Мне надо поговорить с ней, сэр?

– Нет, вы лучше останьтесь и запишите все как следует. Я поговорю с мисс Гейнсфорд в «оранжерее»… Впрочем, нет, постойте. Побудьте с остальными, Фокс, а с нею пошлите Манка. Пусть он проведет девицу в «оранжерею». А остальным актерам скажите, что они могут переодеться в своих комнатах. Это даже будет нам на руку – мне не хочется, чтобы они беседовали друг с другом. Потом вы можете попытаться выведать, что такого особенного происходило с Беннингтоном в последние дни – ну, может, его что-нибудь обрадовало или взволновало…

– Похоже, его вообще было легко взволновать.

– Легко или нелегко – откуда нам теперь знать? Я не верю, что это самоубийство. Фокс, и мне досадно, что нам пока не удалось раскопать какой-нибудь завалящий мотив для убийства… Давайте, Фокс, вперед! Шуруйте! Может быть, нам улыбнется удача!

Фокс тяжело вздохнул и вышел. Аллейн прошел к комнате Беннингтона и отворил дверь. Из темноты возник сержант Джибсон.

– Ну? – спросил Аллейн.

– Нашел пятнышко на плите. Похоже на обожженную лужицу краски.

– Что еще?

– Тампоны для пудры костюмер покойника выбросил в мусорный бак у сцены. В бачке больше ничего нет – только обрывки жженой бумаги. Одна зола.

– Хорошо. Не забудьте опечатать дверь, когда закончите. Да, и еще, Джибсон, обязательно известите меня, прежде чем отпустите катафалк в морг.

– Ну конечно, сэр.

* * *

Аллейн вернулся в «оранжерею», где его ждала Гая Гейнсфорд в компании Минога.

– Итак, вы, конечно, не надеетесь, что я польщена вашим приглашением? – голос Гаи вибрировал. – Что я вам благодарна за то, что считаюсь главным подозреваемым? Бросьте об этом думать…

– Никто и не думает! – улыбнулся Аллейн. – Просто мне показалось, что с самого начала поговорить с вами будет удобнее всего.

– Ага, и теперь вы, конечно, предупредите меня, что всякое мое слово может быть истолковано против меня? – гневно спросила Гая, раздувая ноздри.

– Не совсем так. – Аллейн пытался говорить мертвенно-спокойным тоном. – Если только какое-то ваше утверждение будет направлено против вас, мы предупредим. А в принципе вам необязательно подписывать ваши показания сейчас. Но если мы вас попросим это сделать, вам надо будет внимательно их прочесть. Миног будет записывать за вами.

– Ну что ж, валяйте, – довольно развязно сказала Гая. Оказавшись вне актерской компании, она словно переменилась. – Задавайте свои вопросы.

– Итак, мисс Гейнсфорд, вы во время всего представления находились в «оранжерее». Во время последнего антракта к вам зашел мистер Дорси, а затем – покойный… Вы согласны с утверждением, что в результате между ними… гм!.. произошла потасовка и мистер Дорси ударил ныне покойного мистера Беннингтона по лицу?

– О, вы говорите таким странным языком, ведь ссора произошла между двумя пожилыми джентльменами, что тут могло особенного случиться?.. Я даже не заметила…

– Так ударил мистер Дорси мистера Беннингтона или нет?

– Ох, да, но так странно, и потом между ними не было никаких разговоров, и мистер Беннингтон сразу ушел…

– Меня интересуют разговоры не после, а до удара, мисс Гейнсфорд. Будьте добры ответить, что говорилось перед тем.

Аллейн ждал, но Гая ответила не сразу, а когда заговорила, то весьма резко.

– Может быть, вы, сэр, решили почему-то, что я ничего не переживаю по этому поводу, но в таком случае вы ошибаетесь! – возвестила она голосом, полным намеков на слезы, способные пролиться при первой же возможности.

– Уверяю вас, ни о чем таком я не думаю, – холодно изрек Аллейн, стоя спиной к девушке и разглядывая портрет Пула на стене. – Так что же такого сказал ваш покойный дядя? Почему это так взбесило мистера Дорси?

– Просто дядя Бен был расстроен оттого, что я заболела и не могла выйти на сцену! – нагло процедила Гая…

– Ну и что – поэтому его надо было отдубасить? Интересное средство против нервного расстройства!

– Видите ли, Джей очень волнуется за меня… Он обращается со мной так бережно, так деликатно…

– Судя по его меткому удару по лицу мистера Беннингтона, в нем таится бездна деликатности…

– Но дядя Бен болтал совершенно дикие вещи… – Она вдруг сделала вульгарный жест рукой. – От него так воняло…

– Вы хотите сказать, что он был пьян?

– Ну да…

– И кидался на кого-то?

– Меня это не касалось.

– Это касалось его супруги?

– Послушайте, ведь Джей уже наверняка вам все рассказал, чего вы от меня-то хотите? – взвилась актриса.

– Нам нужно получить подтверждение его словам.

– Ну тогда передайте мне, что он вам сказал, а я подумаю, стоит ли мне это подтверждать.

Аллейн посмотрел на девушку долгим испытующим взглядом.

– Знаете что, мисс Гейнсфорд, так не пойдет. Либо вы нам расскажете о той драке, либо мы запишем, что вы отказываетесь давать показания. Тогда вам придется задержаться в нашем распоряжении подольше…

Гая попыталась рассмеяться, но из горла у нее вылетело только какое-то странное бульканье.

– Но… Но я же вам уже объяснила… Видите ли, тут и говорить-то особенно не о чем… Я так люблю свою милую тетушку, впрочем, она хочет, чтобы я называла ее Элен… Но я боюсь, она всегда немножко драматизирует, да, драматизирует… В общем, мой бедный дядя Бен вернулся домой из клуба и… ну, как сказать, нашел ее в постели и попытался… не знаю, можно ли назвать это нарушением прав – ведь они все-таки супруги, хоть и не жили вместе какое-то время. Но тетя так страшно переживала, подняла такой шум и крик, что он просто-просто пал духом. А тут, когда он зашел сюда и увидел, что Джей так… так нежен со мной, дяде почудилось что-то нехорошее, ведь он был к тому же сильно навеселе… Одним слоном, он очень… очень негативно отозвался о женщинах. И о тете… и обо мне тоже, но просто как о представительницах слабого пола…

«Этой бы девице выступать на заседаниях парламентской комиссии по ханжеству и лицемерию», – холодно подумал Аллейн. Вслух он сказал:

– Как вы думаете, остальные члены вашей труппы знают все это?

Гая удивленно вытаращила глаза.

– Бог мой, ну конечно! Уж во всяком случае, Пул и Джейко. Конечно, дядя Бен был человек скромный и не стал бы распространяться о подобных вещах, но ведь Элен уж наверняка сказала Адаму, правда? Ну а Джейко узнал просто потому, что ему всегда обо всем говорят – это его негласная привилегия тут… Тем более он на премьере вызвался быть ее костюмером…

– Ну ясно. Хорошо, Спасибо вам, мисс Гейнсфорд.

– Так я могу идти домой? – с проснувшимся энтузиазмом спросила Гая.

Аллейн ответил ей примерно то же самое, что и Дорси:

– Нет. Пока нет.

Миног открыл перед Гаей дверь. Девушка остановилась на пороге и повернулась к Аллейну.

– И после всего этого пусть кто-нибудь скажет, что в этом театре здоровая атмосфера! – воскликнула она. – Как только я вошла сюда, я почувствовала смрадный дух!

Дверь с треском захлопнулась. По углам посыпалась штукатурка.

– Скажите, Майк, как специалист, – обратился Аллейн к Миногу, – теперь все девушки вашего поколения – такие?

– Не совсем так, сэр. Но, думаю, это как бы их собирательный образ, что ли. Всего понемножку…

– Тогда понятно, почему в своем притворстве она так часто меняет жанры.

Тут в коридоре послышался возбужденный тенорок Перри Персифаля и урезонивающий его бас сержанта Джибсона.

– Пойдите-ка посмотрите, что там такое, – попросил Аллейн Минога.

Но прежде чем Миног дошел до двери, она распахнулась настежь и внутрь ввалился Перри. Он чуть не заехал дверью в лицо едва поспевающего за ним Джибсона.

– Извините меня, сэр! – воскликнул Перри. – Мне следовало, конечно, рассказать вам раньше, но… Я был ужасно расстроен, и мне было не до того… Я вспомнил, что, когда вошел в свою гримерную в конце последнего акта, я почувствовал запах газа. Я, ни о чем не думая, просто привернул общий кран на газовой трубе, а потом отправился на сцену – на поклоны. Я только сейчас сообразил, как это важно…

– Ну, мне кажется, просто до вас только теперь дошло, что мы проверили отпечатки пальцев на газовом кране, – не меняясь в лице, возразил Аллейн. – Там были ваши пальчики!

Глава 9
Тень Отто Брода

Перри остановился как вкопанный и стал теребить свою нижнюю губу, словно понимал, как у него посинели губы и что их следует немножко размять, придать свежести и подвижности…

– Но я совершенно не разбираюсь ни в каких таких отпечатках, – сказал он, стараясь придать голосу уверенность. – Я в жизни не читал детективов и понятия не имею о всяких таких штучках. Просто я почувствовал запах газа и привернул кран. Только и всего, понимаете!

– Так это было после того, как Беннингтон сыграл с вами скверную шуточку?

– Ну я же говорю вам, это было после моего ухода со сцены…

Перри присел. Лицо у него было цвета сухой сирени.

– Вы не имеете права думать обо мне что-нибудь такое, – пробормотал он так, словно сам был невероятно удивлен. – Да вы… Да вы посмотрите на меня – ведь я совершенно затравленный, безвредный человек… Я ведь совершенно не мстителен. Я…

– Почему вы мне сразу не рассказали про запах газа? – сурово спросил Аллейн.

– Ну, я ведь объяснил вам, что просто ничего не понимаю в таких делах! – Перри взглянул на суперинтендента жалобно и добавил с такой интонацией, будто приводил свое железное алиби: – Знаете, я ведь видел тело Бена, когда его нести… Я видел. И должен сознаться, мне просто дурно становится от одного вида мертвецов…

– А запах газа в вашей комнате был сильный?

– Нет. Скорее еле ощутимый. Но мы тут все в театре привыкли очень осторожно обращаться с газом, мы ведь все помнили тот прискорбный случай, который тут произошел в свое время. Короче, я ничего не подумал, а попросту почти автоматически завернул газовый кран и вышел в коридор. К гибели Беннингтона я не имею никакого отношения… И к тому же, как только я оказался на сцене, я сразу же позабыл обо всем на свете. Вы не представляете, что значат для актера поклоны после премьерного спектакля… Это упоительно! Но во время речи нашего доктора я снова почувствовал запах газа.

– Так-так, ясненько…

– Неужели вы мне не верите? Ну, подумайте, предположим даже, что я повторил бы ту дурацкую штуку с газовой плитой и пустил газ, предположим! Но неужели я, по вашему мнению, такой непроходимый болван, что ухитрился при этом оставить свои отпечатки на ручке крана?

– Но вы ведь говорили мне, – ровным голосом заметил Аллейн, – что мало что смыслите в криминалистике, или я плохо помню?

– О господи! – прошептал Перри, закатывая глаза к потолку. – Вы! Вы мне угрожаете? Как это еще можно назвать? Это нечестно! Нечестно!

– Поверьте мне, во всех случаях честному человеку нечего бояться.

– Можно подумать, вы в себе уверены на все сто! Вы что, никогда не делаете ошибок?

– Конечно, делаю, – согласился Аллейн. – Но только не в самом конце. А в наше время в подобных случаях полиция вообще старается избегать ошибок.

– Что вы имеете в виду под «подобными случаями»? – чуть не взвизгнул Перри.

– Я имею в виду те случаи, которые способны обернуться серьезными обвинениями в тяжком преступлении.

– Да бросьте вы! – вдруг заголосил Перри. – Мы тихие, мирные люди! Зачем нам заниматься убийствами! Все мы ходим вывернутые наизнанку, нам нечего скрывать! И в нас нет тех глубоких страстей, из-за которых мы вдруг стали бы убивать друг друга! Что за чушь!

– Но вы, по крайней мере, вывернуты к нам лицевой стороной, так что о вашей изнанке нам судить трудновато… – с кривой усмешкой заметил Аллейн, скептически оглядывая грим на лице Перри… – А вы не можете подумать ни о ком другом, о ком следовало бы мне рассказать? Кто мог бы быть замешан? Подумайте, поскребите у себя там, в изнанке, что ли…

Перри покачал головой и с некоторым трудом поднялся. Аллейн, как чуть раньше – Мартина, заметил, что Перри далеко не так молод, как пытается казаться…

– Нет, – ответил Перри. – Пожалуй, мне вам нечего сказать, поверьте…

– Ну что ж, тогда вы можете пройти к себе в уборную и переодеться в… ну, как по-вашему сказать… в обычный костюм… – разрешил Аллейн.

– М-да, по правде сказать, от одной мысли о возвращении в мою комнату меня трясет, но все-таки я переоденусь, да… В этом наряде мне тоже как-то не по себе…

– Вы не будете возражать, если мистер Миног обыщет вас до того, как вы уйдете? Мы всех обязательно просим об этом…

Перри вытаращил глаза:

– Нет, зачем же я стану возражать?

Аллейн кивнул Миногу, который направился к Персифалю с глуповатой извиняющейся улыбкой.

– Уверяю вас, это совершенно безболезненно, сэр, – заверил Миног, протягивая свои длинные руки к тщедушному туловищу актера.

Перри неумело поднял над головой тоненькие лапки, отчего стал похож на ныряльщика готовящегося прыгнуть с вышки. Исследование содержимого карманов мистера Персифаля проходило в гробовом молчании.

– Итак, сэр, – заметил Миног по окончании осмотра, – ничего интересного. Портсигар, зажигалка, носовой платок.

– Ладно. Тогда проводите мистера Персифаля в его комнату, – велел Аллейн.

– Конечно, на свете существуют и более бессмысленные вопросы, – заговорил Перри, – но мне хотелось бы все-таки знать, поверили вы мне или нет?

– На свете нет более пошлого вопроса, – усмехнулся в ответ Аллейн, – но я вам готов ответить. Пока у меня нет оснований вам не доверять, мистер Персифаль.

* * *

Когда Миног проводил Персифаля и вернулся, он обнаружил своего шефа задумчиво насвистывающим «Похоронный марш» Шопена.

– Знаете что, Майк, – обратился Аллейн к своему подчиненному. – В нашем деле самые поганые вещи скрываются в самом простом. Черт меня подери, если в этом самом театре не витает какой-то совершенно очевидный мотив для убийства, а я его никак не могу схватить за хвост. Не могу понять, в чем причина! Но я уверен, что мы с Фоксом вполне способны это выяснить…

– Да, сэр! А нельзя ли полюбопытствовать, что именно вы имеете в виду?

– Знаете что, Майк! Вы тут на службе и не забывайте ни о субординации, ни о… гм!.. служебной тайне, – важно изрек Аллейн. – А что вы сами-то думаете, если в это время суток у вас голова вообще чем-нибудь занята?

– Ну, сэр, возможно, что-нибудь связанное с поведением Беннингтона?

– Ну-у, это и так ясно! Однако дело в психологии, я думаю. Представьте себе человека тщеславного, решившегося на самоубийство – а Беннингтона можно заведомо назвать тщеславным… Так вот, у него на лице грим, придающий лицу весьма отвратительные черты. Так что же он сделает, прежде чем отправиться в мир иной? Я думаю, он обязательно сотрет грим, чтобы все увидели на его лице после смерти, так сказать, следы благородного страдания. Ну ладно, предположим, он не задумался о таких посмертных тонкостях. Но тогда какого черта он наложил себе на морду пудру толщиной в два пальца, словно был уже на полдороге к сцене – кланяться? А кланяться публике после удачного спектакля, я думаю, ему тоже чертовски нравилось… Следовательно, он все-таки собирался выйти еще раз на сцену, получается так?

– Не знаю, сэр, – протянул Майк Миног. – Только, на мой взгляд, вряд ли он собирался на сцену.

* * *

К половине первого ночи большую часть компании сморила дремота. Доктор Резерфорд, так тот просто незамысловато дал храпака, потом сам же проснулся от этого звука, заправил в нос табаку, чихнул так, что мертвецы могли встать из могил (правда, спящий Клем Смит даже не подал признаков жизни), после чего, удовлетворенный, опять заснул.

Элен дремала в глубоком кресле, положив ноги на стул. Глаза ее были закрыты, но Мартина подумала про себя, что мисс Гамильтон вряд ли спит…

Клем Смит устроил себе уютное, хотя и невероятно пыльное логово из старых занавесов и свернулся калачиком. Джейко, заботливо укутав Элен в ее меховую шубку, уселся прямо на сцену у ее ног и тоже клевал носом, как старый попугай, но из чувства долга не позволял себе заснуть окончательно…

Джея Дорси и Гаю Гейнсфорд поочередно вызывали на собеседование, причем Дорси вернулся в мрачном молчании, а Гая пыталась завязать с сонной компанией некое подобие беседы – дескать, ей все нипочем.

Адам Пул поймал взгляд Мартины, придвинул стул и сел рядом.

– Кэйт, Кэйт, – пробормотал он. – Мне так обидно за этот испорченный вечер… У вас под глазами черные тени, ваши руки нервно комкают платок… Вам бы лежать сейчас в мансарде у Джейко, под звездами, и видеть во сне аплодисменты, которые вы заслужили… А вместо этого… Нет, ужасно, ужасно…

Сейчас Пул был совсем не похож на себя.

– Вы очень добры, что думаете в такой момент обо мне, – невесело улыбнулась Мартина.

– Я просто хотел перебить тяжелые и неприятные раздумья мыслями о вас.

– Значит, и я на что-то сгодилась…

– Посмотрите-ка на того человека, инспектора… Кажется, его фамилия Фокс… Как считаете, он нас слышит? Наверное, нет, я ведь стараюсь говорить неразборчиво… Но… но если я возьму вас за руку, он, наверное, вообразит, что у нас с вами любовь… И все-таки ему станет неловко, а? Может быть, он тогда хоть ненадолго выйдет и перестанет за нами шпионить?

– Ох, не думаю… – прошептала в ответ Мартина, стараясь не обращать внимания на свою руку, во владение которой мистер Пул все-таки вступил.

– Поверите ли, Кэйт, у меня никогда не было обыкновения ухаживать за актрисами из моей труппы.

Мартина непроизвольно бросила быстрый взгляд на кресло, где спала Элен.

– Ага, ну да, – протянул Пул, все заметивший. – Конечно, и в этом тоже дело… Это, знаете ли, отдельная история, скорее печальная, чем… С обеих сторон невеселая, так бы я сказал. В свое время мне как бы оказали честь…

– Мне трудно отделаться от ощущения, – задумчиво сказала Мартина, чуть склонив голову набок, – что эта сцена разыгрывается не в том темпе, не в том месте и не совсем перед той публикой… И более того, я сомневаюсь, что ее вообще имеет смысл разыгрывать.

– Нет-нет, я не могу ошибаться, Кэйт! Неужели вы не видите, что это – судьба? Случайно, странно, мы с вами встретились и с первого взгляда, с самого первого, поняли друг друга… Смотрите, пульс, точно маленькая птичка у вас на запястье, так трепещет, словно вы испуганы, бедненькая… Отчего бы это?

– Я и впрямь немного не в своей тарелке. Я собиралась спросить у вас совета, а теперь вы сделали это просто невозможным…

– Да, конечно, я дам вам совет. Ну вот, теперь вы снова одиноки. – Адам выпустил руку Мартины. – Я хочу вам посоветовать больше следить за своим жарким румянцем – он выдает вас с головой в самые ответственные моменты…

– Нечто подобное и он сказал мне в первый же день… – вполголоса прошептала Мартина себе под нос.

– Кто – он? А… И что же именно он сказал? Постарайтесь вспомнить, Кэйт!

Мартина, стесняясь и запинаясь на каждом слове, рассказала о попытке Беннингтона приударить за ней…

Пул помрачнел и заметил:

– Мне кажется, вы должны сообщить об этом полиции. Я просто уверен в этом. И знаете, я даже рад, что мы с вами поговорили так странно, скомкано, почти не слыша друг друга, втихомолку и – безрезультатно… Технически совершенно плохо – для сцены, разумеется. Взгляните на меня – вы удивлены этим моим признанием? А?

Голос Адама звучал так волнующе, так чудно дрожал, что Мартина, сама не осознавая, что делает, коснулась его щеки своей ладонью.

– О господи! – сказал Пул очень серьезно. – Какое великое событие произошло!.. Для меня…

И тут же встал и пошел прочь, в глубину сцены, где сидел в тупом молчании инспектор Фокс.

– Инспектор, – обратился к нему Пул, мисс Тарн тут вспомнила об одном небольшом инциденте, произошедшем с нею три дня назад… Мы оба считаем, что это может оказать следствию некую помощь…

Актеры сразу зашевелились, словно никто и не спал.

Фокс встал и одернул пиджак.

– Спасибо, сэр, – склонил он свою бульдожью голову. – Как только мистер Аллейн освободится, я немедленно передам… А? Что?

Вошел констебль Миног и громко объявил, что артистические уборные открыты для пользования всех желающих. От этих слов все встряхнулись. Элен и Дорси встали, потягиваясь. Джейко сел на полу прямо, как манекен в магазине готовой одежды. Клем Смит, Гая и доктор Резерфорд открыли глаза, выслушали констебля, осмыслили ситуацию и преспокойно заснули снова…

Фокс откашлялся в кулак, постаравшись сделать это интеллигентно, что ему, впрочем, не очень удалось.

– Вот что, Миног, – сказал он. – Возьмите-ка эту юную леди к мистеру Аллейну… А вы, господа актеры, можете расходиться по своим комнатам.

Он выпроводил со сцены Элен и еще двоих мужчин, а затем обернулся к Пулу.

– А вы, сэр?

Пул, глядя на Мартину, досадливо бросил:

– Да-да, я иду, иду…

Но Фокс все-таки дождался, пока Пул вышел, и сам последовал за ним но коридору.

* * *

Майк Миног, по-юношески стесняясь, обратился к Мартине:

– Как только они разойдутся по комнатам, мисс, я отведу вас к суперинтенденту Аллейну. Таковы, знаете ли, наши правила работы… Вы, наверное, дико устали от этого ожидания, правда?

Мартина, чьи эмоции в этот момент находились в состоянии первобытного хаоса, сумела ответить лишь смутной улыбкой. Ее заинтересовало лишь одно: составляют ли этакие застенчивые молодые люди костяк, так сказать, ударную силу доблестной британской полиции или же в этой полиции все-таки встречаются и более толстокожие субъекты, не склонные отчаянно краснеть на каждой фразе?