Текст книги "Премьера убийства"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Да вы и без чулочков… – донеслось хриплое бормотание.

Мартина почувствовала одновременно страх и отвращение. Кроме того, ситуация вообще была довольно глупой. Она смертельно устала, и ей было страшно неловко за отсутствие чулок…

– Послушайте, дорогой мой, – сказала она, стараясь говорить ровно, – вы очень добры ко мне, правда. Я вам очень благодарна, но не оставите ли вы меня тут одну – мне надо наконец заняться своей работой, и я ужасно устала за сегодняшний день…

Сторож убрал руку с ее ноги и удивленно посмотрел Мартине в лицо.

– Ну что ж, о'кей, – протянул он несколько разочарованно. – Устали так устали… Я не в обиде…

Он поднялся на ноги, поставил ее туфельки сушиться на решетку у плиты и пошел к двери. Там он обернулся.

– А вы – командир! – заметил сторож одобрительно. – Вы далеко отсюда живете?

– Не знаю, – хмыкнула она. – Мне еще предстоит где-то устроиться. У Паддингтонского вокзала есть такая простенькая гостиница, и я думаю…

– А что такое, вы обанкротились? На мели?

– Со мной все в порядке, я вам уже десятый раз повторяю. Теперь, когда я нашла эту работу, у меня действительно все хорошо. Будет хорошо.

Парень засунул руки в карманы.

– Вы будете ночевать у меня в комнате, – сказал он.

– Нет-нет, ради Бога, нет. Не надо всего этого.

– Но ведь мы же друзья, чего уж там?

– Ну… Не совсем. Вы были ко мне очень добры, но извините, я как-нибудь сама справлюсь со своими делами…

– М-да, вы настоящий командир… – повторил он с уважением. – Но вообще-то я никак не могу понять, что вы за птица. Честное слово, просто не дотумкаю. Этакий у вас говорок странный и все такое… Серьезно, вы что, из благородной семейки, которая вдруг обанкротилась? Вы попали в какую-то историю?

– Да не было никакой истории.

– Ну ладно, как скажете! – Сторож шутливо поклонился. – Больше вопросов не задаю.

Он вышел в коридор и снова обернулся:

– Знаете что, это против моих правил, но больше я пробовать не стану… Мой сменщик меня подменяет в девять утра, и я могу ему мигнуть, пусть попробует, может, он вас больше устроит… Я в «оранжерее» огонь зажег, там тепло, и кресла мягкие, так что располагайтесь, как вам удобно.

– Ой! Как? Я могу… Я могу ночевать в «оранжерее»? – переспросила Мартина с замиранием сердца.

– Наверное. Никогда нельзя сказать, чего можно, а чего нельзя, пока хоть раз не попробуешь. Но будьте осторожны, ясно? А то мне шею из-за вас намылят… И не падайте духом! Помните, все едино: что в лоб, что по лбу…

Сторож наконец удалился. Мартина выглянула в коридор – желтый луч его фонарика был уже в самом конце, у начала лестницы на сцену.

– Спасибо вам! – крикнула вдогонку Мартина. – Не знаю вашего имени, но вы мне очень помогли, очень… Спокойной ночи!

– Можете звать меня просто Фред! – донесся ворчливый голос из темноты.

Хлопнула дверь. Девушка осталась в полном одиночестве.

Она вздохнула, собралась и приступила к своей новой работе.

* * *

К десяти часам Мартина наконец все закончила. До этого ей пришлось преодолеть собственную усталость, вялость, боязнь, неразбериху в вещах и костюмах…

Теперь на вешалках висели пять тщательно выглаженных платьев, на полочке у трюмо была разложена косметика. Оставалось только купить розы для мисс Элен Гамильтон.

Мартина устало откинулась на спинку кресла и стала рассматривать фотографии, которые она сняла со стены. Это были обычные студийные портреты, на обороте были от руки подписаны краткие заметки: «Элен от Адама, 1950 год». Наверное, она за него тогда собиралась замуж, подумала девушка.

Мартина встала и пошла к двери. На пороге она остановилась, испугавшись, что забыла сделать что-нибудь существенное. Нет-нет, успокоила она себя, обводя взглядом гримерную, ничего, все в полном порядке… И вдруг взгляд Мартины случайно упал на собственное отражение в большом зеркале. Нет, в принципе тут ничего дурного не было, просто она оценила себя со стороны: девушка в желтом свитере, натянутом на черную блузку, с прилипшими ко лбу темными нечесаными прядями… Бледное, осунувшееся лицо, синева под глазами, красивый (в принципе), но запавший ротик… Этакая измочаленная Золушка… Фу! Мартина откинула волосы со лба, поправила блузку и пригляделась снова. Нет, все равно это просто ужасно.

Тогда она выключила свет и пошла по коридору к «оранжерее». Там, свернувшись калачиком на мягкой кушетке под собственным пальто, Мартина проспала до самого утра.

Глава 2
В тёмном зеркале

Мартина проспала почти до восьми часов утра. Ночью поднялся ветер и стал задувать во все щели окон и дверей. В театре валялось немало всякого сора, и ветер принялся разносить по лестницам и коридорам клочки бумаги, обрывки билетов, веревочек от номерков и прочую ерунду… За окнами всю ночь шел дождь, отзываясь гулом в водосточных трубах и барабанной дробью на жестяной крыше. Вышли за ночной поживой мыши, но ничего особенно хорошего не нашли. Только в одной гримерной они обнаружили открытую коробочку с театральным гримом – попробовали и передернулись. Потом унюхали накрытый тарелкой кусок ветчины. Мыши покрутились рядом, попытались приподнять тарелку – но все напрасно. Грызуны досадливо пожали плечами и пошли по своим делам за более надежной добычей…

От звериной беготни и писка проснулся сторож Баджер, который и без того спал чутко и неспокойно. Во втором часу ночи он поднялся и пошел на обход здания. Прокравшись по коридору и светя фонариком по всем нишам, он дошел до зрительного зала, обшарил все и там, но ничего не нашел. Вздохнув с чувством исполненного долга, Баджер повернулся и оказался как раз напротив «оранжереи». И вдруг что-то заставило его тихонько толкнуть дверь…

Мартина лежала, свернувшись калачиком в кресле, одной рукой обняв свои колени, а другую подложив под голову. Красноватый отблеск пламени слабо горящей конфорки ложился розовой ретушью ей на лицо. Фред Баджер довольно долго простоял неподвижно, рассматривая спящую девушку и задумчиво скребя подбородок огрубелыми пальцами. Наконец он тихонько повернулся, прикрыл за собой дверь и направился назад в свою каморку. Как было заведено, сторож позвонил в пожарную часть и доложил, что обстановка спокойная и пожара не наблюдается.

На рассвете дождь наконец прекратился. Дворники своими скребками сгоняли воду вниз по Карпет-стрит. Скрипели тележки молочников. Но Мартина не слышала всего этого – она крепко спала.

* * *

Девушка проснулась от смутного чувства, что в дверь тихонечко постучали. Поскольку окон в комнате не было, то здесь все еще царил полумрак. Мартина взглянула на часы: было уже восемь. Она с трудом поднялась, потянулась, ощущая после сна легкую скованность в теле, подошла к двери и распахнула ее. В комнату из коридора проник зеленоватый утренний свет. Слева от двери прямо на полу стояла чашка чая с положенным сверху толстенным бутербродом с ветчиной… Под чашку был подсунут клочок бумаги с нацарапанными словами: «Надеюсь, еще увидимся…»

Мартина взяла оставленный ей завтрак, ощущая благодарность и легкое смущение… Пройдя в гримерную, она поела, после чего умылась ледяной водой из-под крана.

Переодевшись, Мартина почувствовала себя лучше и увереннее. Немного покрутившись перед зеркалом, она прошла по коридору до сцены, а потом вышла через служебный выход на Карпет-стрит.

Стояло ясное свежее летнее утро. Веселый ветерок обдувал лицо, а яркий солнечный свет заставил Мартину прищуриться и пожалеть об оставленных в большом чемодане темных очках. Она увидела, что в фойе театра уже заходят уборщики, а мальчик-рассыльный, насвистывая, протирает витрину. На Карпет-стрит стоял разноголосый шум автомобилей, иногда перемежающийся выкриками мальчишек-газетчиков.

Мартина повернула налево и пошла вниз по улице до углового магазина «Флориан». За витриной девушка в голубом фартуке прилежно укладывала розы в позолоченную корзинку. Магазин был еще закрыт, но Мартина так осмелела под влиянием вчерашней удачи и бодрого утреннего ветерка, что без особых колебаний постучала. Девушка за стеклом подняла на нее глаза, и Мартина продемонстрировала ей карточку мистера Грантли. Девушка в голубом фартуке улыбнулась и пошла открывать.

– Извините, что побеспокоила вас, – сказала ей Мартина. – Дело в том, что мистер Грантли попросил меня купить розы для мисс Гамильтон. Он не дал мне денег, а у меня самой их тоже нет… Это не страшно, если я возьму в кредит на его имя?

– Нестрашно! – заверила ее девушка, прямо-таки переполняясь доброжелательностью. – Мистеру Грантли в нашем магазине открыт неограниченный кредит.

– Тогда, может быть, вы посоветуете, какие розы лучше взять? – попросила Мартина. – Понимаете, я костюмерша мисс Гамильтон, но я только-только приступила к работе и еще толком не знаю, какие у нее вкусы…

– Я думаю, красные розы – именно то, что вам надо. У нас есть великолепные розы сорта «Кровавый воин»… Взгляните на них! Название зловещее, но они восхитительны, не правда ли?

Девушка взяла несколько багрово-красных роз, легонько встряхнула, и от цветов полетели мелкие брызги…

– Просто прелесть! – заметила она, любуясь. – Сколько вам надо?

Мартина, хоть и была ошарашена ценой, взяла дюжину. Девушка, глядя на нее с любопытством, протянула:

– Так вы новая костюмерша мисс Гамильтон? С ума сойти! А вы… вы не смогли бы раздобыть для меня автограф?

– Видите ли, в чем дело… Я еще с ней как бы не знакома лично и… Мне пока трудно что-то обещать… – неуверенно пробормотала Мартина, пытаясь спрятать глаза.

– Вы душка! – объявила девушка, расцветая. – Я сразу поняла, что вы сделаете это для меня! Я просто с ума схожу от Элен Гамильтон, а что касается Адама… То есть, пардон, мистера Адама Пула, то он просто мой идеал мужчины! То есть я хочу сказать, что они оба – просто ангелы, вы не согласны? Но мне всегда казалось, что они… Они вряд ли бы смогли столько времени играть вместе, если бы… Ну, вы меня понимаете… Если бы у каждого из них не было приключений на стороне, так сказать… Вы не согласны?

Мартина, внутренне трепеща, невразумительно ответила, что еще не успела составить определенного мнения о личной жизни звезд, и поскорее покинула магазин, торжественно и осторожно неся перед собой большой букет багрово-красных роз, словно кусок говядины из мясной лавки…

* * *

Когда она вернулась в театр, здесь все преобразилось. Двери стояли нараспашку, в помещениях гуляли солнечные сквозняки; где-то стучали молотками плотники, покрикивали рабочие… Какой-то человек с закатанными рукавами ковбойки командовал: «Опускай, опускай… Еще немного… Нормалек… Теперь вторую…» Мужчина в ярко-красном пуловере стоял посреди сцены и раздраженно говорил: «Нет, это просто тошнотворно… Никому не понравится такой кровавый оттенок…» – глядя на декорацию, которую опускали с величайшим трудом.

Взгляд его внезапно упал на Мартину, и он тем же раздраженным голосом воскликнул:

– А еще лучше, оттащили бы всю дребедень в комнату к этой мисс, ведь вполне можно играть и без всяких декораций!

Мартина поспешила к себе – на рабочее место. Когда она вошла в Зеленую комнату, в коридоре уже гудел пылесос, сновали уборщицы и рабочие. В просцениуме кто-то пел ариетту из популярной оперетки. Под влиянием этой суматохи Мартина и сама ощутила некий прилив энергии. Ей показалось, что она теперь и горы способна свернуть. Она живо освободила свои розы от хрустящего целлофана и сунула их в просторную вазу. Однако стебли оказались слишком длинны, а под рукой не нашлось ни ножа, ни ножниц, чтобы их укоротить. Мартина побежала в гримерную, где оставила свой чемоданчик, и стала лихорадочно рыться в нем, припоминая, что у нее были ножницы…

Мартина нашла «набор домохозяйки», которым ее снабдила тетушка еще в Новой Зеландии, но коробка была наполовину пуста. Не хватало, в частности, именно ножниц, а пилка для ногтей и терка для яблок были совершенно некстати. Мартина взяла малюсенькие маникюрные ножнички и как раз пыталась отрезать ими жесткие концы стеблей, когда кто-то постучал в дверь. Она вздрогнула и вонзила ножницы в ладонь…

– Ну-с, – сказал бархатный голос у нее за спиной, пока Мартина испуганно обсасывала кровь с пальцев, – так как поживает наша прекрасная Танси?

– Боюсь, что это не мисс Танси, – угрюмо отвечала Мартина, оборачиваясь.

За нею стоял низенький плотный человек со свернутым пиджаком под мышкой. По мере того как он разглядывал Мартину, нижняя челюсть его отвисала все ниже и ниже…

– Ох, извините меня… – пробормотал он. – Я ожидал тут найти именно мисс Танси…

Мартина объяснила, кто она и почему здесь находится.

– Ага, ну что ж! – сказал человечек. – Наверное, у мисс Танси опять сердечко болит… Ну ясно, ясно, а ведь я ее предупреждал, знаете? Значит, она попала в больницу? Ай-ай-ай! – Он помотал головой. – Так получается, теперь вы заняли это место? Удивительно! Наверное, нам стоит познакомиться, правда? Моя фамилия Крингл, Роберт Крингл, но можете звать меня Боб, по-простому. Я костюмер нашего хозяина…

У Боба было доброе морщинистое лицо. Мартина подала ему руку.

– И давно вы занимаетесь нашим ремеслом? – спросил Боб и быстро добавил: – То есть я хотел узнать, это ваше первое место работы или вы просто решили подработать на студенческих каникулах или что-нибудь в этом роде?

– А что, – тревожно осведомилась Мартина, – вы думаете, мисс Гамильтон решит, что я слишком молода?

– Нет, если вы ее будете устраивать. Если вы ей придетесь по душе, все будет в полном порядке. А в моем случае, увы, все зависит от настроения моего шефа… – Он вздохнул, потешно разводя руками, словно указывал дистанцию, на которую может колебаться это самое настроение в ту или иную минуту. – Но что поделать… Во всяком случае, если вы понравитесь вашей хозяйке, все у вас будет о'кей!

Мартина подумала и вздохнула в ответ:

– Ну что ж, я постараюсь ей понравиться…

Боб Крингл вошел в комнату и осмотрелся.

– Ну да, вижу, вы навели тут кое-какой порядок, – заметил он. – Даже цветы раздобыли… Прелестно. Вы, вероятно, подруга мисс Гамильтон? И вы так постарались, чтобы доставить ей удовольствие?

– Да нет, не то чтобы… Я ведь, собственно, с ней еще даже словом не перемолвилась…

– Как? – Глаза мистера Крингла расширились от удивления. – Неужели молодые леди в наши дни берутся за любую работу? Я вас правильно понял – вы устроились работать по найму?

– Да.

– Ну, не обижайтесь! Я-то как посмотрел на вас, так сразу подумал, что вы выпускница какой-нибудь театральной студии и решили просто повращаться в актерской среде, посмотреть, поучиться… Знаете, так ведь некоторые поступают.

Что-то внутри Мартины не давало ей рассказать Кринглу свою историю и облегчить душу… Еще две недели назад девушка остро ощущала необходимость выговориться, выплакаться кому угодно, хоть капитану теплохода, на котором она плыла в Англию, или комиссару службы иммиграции. Но тогда она сдержалась, и теперь ей уже не хотелось нарушать собственное холодное молчание – молчание души… Мартина решила, что ее несчастье касается только ее одной, и чем дольше она молчала, тем меньше хотелось выговориться.

Мартина отреагировала на вполне дружеское любопытство маленького костюмера отчужденно.

Вдруг из коридора раздался густой бархатный голос:

– Боб! Бобби! Куда ты запропастился?!

– Вот она – жизнь! – вздохнул Боб Крингл. – Не успеешь познакомиться с интересным человеком, как опять надо куда-то бежать… Я здесь, сэр! Сию минуту, сэр!

Он метнулся к двери, но на пороге уже возник высокий богато одетый мужчина и поглядел поверх головы Боба на Мартину…

– Эта молодая леди – новая костюмерша мисс Гамильтон! – торопливо объяснил Боб Крингл. – Я ей только показывал, где что лежит, мистер Пул, сэр…

– Вы бы лучше занялись своей работой, поскольку у вас-то как раз и неясно, где что лежит! – заметил Адам Пул, продолжая смотреть на девушку. – Ну, здравствуйте! – сказал он наконец и тут же вышел.

Уже из коридора до Мартины донесся его удаляющийся голос, методически попрекающий Боба Крингла за пренебрежение к служебным обязанностям…

Мартина подумала, что на карандашном портрете мистер Пул больше похож на себя, чем на фотографиях. В комнате после его ухода все еще висел легкий аромат терпкого дорогого одеколона…

За дверью послышался мелодичный женский голос, и в следующую минуту Мартина наконец предстала перед своей новой хозяйкой.

* * *

Зачастую реальная внешность человека, которого ты раньше видел только на экране, оказывается удивительным образом отличной от кинообраза. Словно красивая глянцевая картинка съеживается и темнеет… И не всегда бывает приятно сменить в сознании возвышенный идеальный облик на грубую реальность.

Элен Гамильтон была яркой блондинкой. Грация ее была просто обворожительной. Движения, слова, взмахи ресниц – все было абсолютным, совершенным, прекрасным. И так – в каждой картине. Но самое удивительное, что в жизни она была точно такой же. Ну разве что чуточку постарше, чем ее киногероини…

Помимо красоты у нее была еще и бездна обаяния. Мисс Гамильтон могла так произнести самую пошлую и избитую фразу, что не только зрители, но и умудренные искусствоведы признавали оригинальность высказанной мысли.

Первым острым впечатлением Мартины от мисс Гамильтон был аромат, который намного опережал актрису и очаровывал как бы на расстоянии… И Мартина почувствовала себя в страшном смущении, ощутив космическую недосягаемость этого высшего существа – мисс Элен Гамильтон… Впрочем, обворожительная улыбка и мягкая речь мисс Гамильтон быстро вывели девушку из состояния оцепенения.

– Так вы взялись помогать мне, дорогая? – улыбнулась мисс Гамильтон. – Ах, это так мило с вашей стороны! Я слышала о вас от мистера Грантли и сразу поняла, что мы с вами будем дружить. Но вот беда, я, к сожалению, все еще не знаю, как к вам обращаться…

– Мисс Тарн. Мартина Тарн, – пробормотала Мартина, не будучи уверенной, что помимо фамилии ей нужно назвать и имя.

– Чудесное у вас имя! – снова сверкнула улыбкой мисс Гамильтон. Она еще раз пристально посмотрела на свою новую костюмершу и повернулась к ней спиной.

Девушке потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что мисс Гамильтон собирается скинуть пальто. Мартина осторожно приняла невесомую шубку из персидской каракульчи, источающую неземной аромат. Когда шубка была благополучно устроена на вешалке, мисс Гамильтон заметила:

– Я вижу, милочка, вы отлично тут прибрали. О здесь даже цветы! Розы! Это так приятно!

– Это от мистера Грантли.

– Как благородно с его стороны! Однако я уверена, что он послал купить их вас.

Мартина не нашлась что ответить, но тут в комнату сунулся тот самый мужчина в красном свитере, которого она видела в фойе. Теперь Мартина припомнила его и поняла, что это Кларк Беннингтон.

– Привет, – обратился тот к мисс Гамильтон. – Я тут говорил с Джоном Резерфордом…

– Да? О чем же? – несколько нервно спросила актриса.

– О малышке. Гая опять бесится… Да и Адам, как всегда, только подливает масла в огонь… – Он недовольно глянул на Мартину. – Я бы хотел поговорить с тобой… гм!.. наедине.

– Да ради Бога. Только в данный момент мне нужно переодеться, извини… Кстати, познакомься с моей новой костюмершей, Бен. Это Мартина Тарн.

– М-да, какой контраст со старушкой Танси, – заметил Бен. – Я бы сказал, приятный контраст… А где Адам? Там?

Он мотнул головой в сторону холла.

– Да, – кивнула мисс Гамильтон.

– Ну ладно. Тогда я с тобой попозже пообщаюсь, ладно?

– Хорошо, только… Ну ладно, поговорим, если надо.

Бен вышел, оставив за собой легкий шлейф коньячного аромата… Только за ним закрылась дверь, как мисс Гамильтон тихонько, но явно с облегчением выдохнула.

– Ну что ж, милая, приступим? – сказала она Мартине.

Мартина мучительно раздумывала над тем, что же входит в обязанности костюмерши. Например, должна ли она раздевать свою хозяйку? Или, более того, стягивать чулки с этих прелестных ножек? Расстегивать платье? Или ей нужно стоять рядом наготове с деловым видом, пока хозяйка будет раздеваться сама? Но мисс Гамильтон разрешила сомнения Мартины просто: стянула с себя платье, бросила ей, подставив плечи под другое платье. За перегородкой, где располагалась гримерная Адама Пула, тем временем послышалось бормотание мужских голосов, после чего в дверь аккуратно постучали. Мартина отворила и обнаружила за дверью маленького костюмера Бобби Крингла. В руках у него была коробка с цветами.

– Мисс Гамильтон от мистера Пула, – кротко сказал он.

Актриса накладывала на лицо желтый грим и попросила Мартину открыть коробку, в которой обнаружились чудесные хрупкие орхидеи на мягком ложе из темно-зеленого мха…

– Очень мило! – пропела мисс Гамильтон, глянув на орхидеи.

Голос Пула из-за перегородки немедленно откликнулся:

– Ну как тебе?

– Они великолепны! Спасибо, дорогой!

– Я рад, что тебе понравились, – сказал голос.

Мартина поставила коробку на столик у трюмо. К коробке была приколота записка: «До вечера. Адам».

* * *

В течение последующего получаса Мартина с блеском справлялась со своими обязанностями. Мисс Гамильтон продолжала источать обаяние и изливать восторги. В комнату то и дело заходили. Первой появилась мисс Гая Гейнсфорд, молодая и весьма энергичная особа. Она была в явной тревоге.

– Ну, милая, – мисс Гамильтон, не оборачиваясь, взглянула на нее в зеркало, – похоже, ты попала под прицельный огонь?

– Кажется, так. – Голос Гаи звучал раздраженно. – Я пытаюсь быть мягкой и податливой, на все соглашаюсь, но вы же понимаете, как это трудно! И внутри у меня все просто кипит и взрывается! Это просто выше моих сил!

– Ну конечно, конечно. Но не стоит так уж переживать. Что бы там ни было, мы ведь понимаем, что пьеса Джона очень хороша, разве нет?

– М-м-м…

– Нет, мы все и впрямь так думаем. А ты, Гая, вообще будешь иметь оглушительный успех в этой роли. Я это тебе обещаю. Ты согласна?

– Хотела бы я, чтобы это оказалось правдой… – пробормотала Гая, сжимая руки. – Но меня бесит, что Джон… что мистер Резерфорд так откровенно дает понять, что я не гожусь на эту роль. А при этом все щебечут мне, что роль просто невероятно выигрышна и что я не понимаю собственного счастья! А я просто…

– Гая, милая, ты говоришь ерунду! Джон только кажется недовольным…

– Только кажется? Неужели?

– Ну, положим, он может на самом деле быть резок… В конце концов, это у них, у Резерфордов, фамильная черта. Но уверяю тебя, милая, в свое время ты будешь вознаграждена за свое терпение… И помни, – добавила мисс Гамильтон с некоторым нажимом, – что мы все очень верим в тебя…

– Ну да, ну да. – Голос мисс Гейнсфорд зазвенел. – Я вам завидую, вы так спокойно ко всему относитесь. И вы так беспредельно добры ко мне, я просто удивляюсь – отчего бы? Ну и Бен, конечно, тоже. Вы оба. А мне просто смешно! Это будет мой провал!

– Но, милочка, это же вздор! Ты скоро станешь новой звездой театра!

– Ха! Можно подумать, вы действительно так думаете!

– Конечно! Как же иначе! – Голос мисс Гамильтон стал бесцветным, деревянным. – Именно так мы все и считаем.

Мисс Гейнсфорд пошла к двери и там обернулась.

– Но Адам так не считает! – сказала она громко, с ненавистью.

Мисс Элен Гамильтон быстро приложила палец к губам и указала глазами на перегородку.

– Он в самом деле разозлится как черт, если услышит от тебя подобные слова! – прошептала она. – А Джон сегодня опять приехал?

– Да, он на сцене. Кажется, он хотел с вами поговорить.

– О, мне очень надо его повидать, очень. Передашь ему, милая? Постараюсь тебе помочь…

– Да, конечно, тетя… – Мисс Гейнсфорд осеклась, и теперь ее голос зазвучал устало и виновато. – Ой, я совсем забылась… Ладно, простите меня, Элли, дорогая. Я ему скажу сейчас.

С вымученной улыбкой на губах она вышла из гримерной.

– О господи! – вздохнула мисс Гамильтон, но поймала взгляд Мартины в зеркале и сделала суровое лицо. – Если бы… Ну да ладно. Не будем обращать на эти пустяки внимания, хорошо?

В этой фразе слышался явный нажим.

* * *

Актриса и ее костюмерша находились одни недолго. Не спрашивая разрешения, в комнату ввалился грузный мужчина цветущего вида в свитере и распахнутом на пузе кожаном плаще.

– Доброе утро, Джон! – весело прощебетала мисс Гамильтон и протянула руку. Грузный мужчина с проворством легкого танка подскочил к ее ручке, приложился, после чего метнул косой взгляд в сторону Мартины.

– Так-так, – быстро сказал он. – А это кто у нас тут?

– Моя новая костюмерша, Мартина. Познакомьтесь, это мистер Резерфорд.

– Очень приятно. Поставьте меня, милочка, к себе на полку рядом с прочими флакончиками. Только глядите, как бы ваша полочка не треснула подо мной, – ухмыльнулся Резерфорд и снова повернулся к мисс Гамильтон. – Это юное дрянное создание – мисс Гейнсфорд – сказала мне, будто ты хочешь меня видеть? В чем дело?

– Джон, что ты наговорил девочке?

– Я? Ровным счетом ничего. Ничего из того, что я имел ей сказать, и заметь, просто обязан был сказать. Я только скромно просил ее ради всего святого постараться сыграть ту центральную сцену без ее глупой жеманной улыбочки…

– Ты ее просто напугал, Джон.

– Это она меня пугает, когда раскрывает рот на сцене! И учти, что хоть она и твоя племянница, Элли…

– Она не моя племянница. Она племянница Бена.

– Будь она хоть племянницей Шекспира, она все равно играет ужасно. Я писал эту роль для умной, интеллигентной актрисы, которой можно хотя бы объяснить, что рот актеру дан не для того, чтобы ловить мух на сцене! А что я имею вместо этого? Туповатую бабенку, которая годится только на немую роль в радиопьесе…

– Не говори так. Она ужасно мила.

– Ерунда! Адам слишком мягок с ней. Ее надо вышвырнуть за дверь, что я и сделаю, если только на то хватит моего влияния! Собственно, это надо было сделать еще месяц назад!

– Дорогой Джон! Вспомни, что через два дня у нас премьера!

– Любая актриса, если она чего-то стоит, выучит эту роль за час! Я уже говорил ей, что…

– Джон, предоставь разбираться с ней Адаму. В конце концов, он наш продюсер, и он далеко не дурак.

Джон полез в карман, достал плоскую металлическую коробочку, взял щепотку табаку и заправил в ноздрю.

– Еще немного, и ты мне скажешь, что автора пьесы нельзя допускать на репетиции и позволять высказывать свое мнение! – сказал Джон, недобро усмехаясь и вслед за тем оглушительно чихая.

Мисс Гамильтон сжала губы.

– Знаешь что, Джон, – проронила она, – ты бы все-таки вел себя поаккуратнее. Чего доброго, у девочки случится нервный припадок прямо на сцене, если ты будешь продолжать ее травить. И если бы ты не написал этих прелестных пьес, и последней пьесы в частности, то…

– Побереги свои комплименты! – отмахнулся Джон. – Лучше найди актеров посмышленее… А уж если на то пошло, вдобавок я скажу тебе, что и Бен держится довольно неестественно и слабо в большой сцене последнего акта, там, где вы все вместе. И если Адам не будет следить за его игрой, Бен выкинет на премьере такой фокус, что мы все сядем в глубокую лужу!

– Джон, милый, не нагнетай. Он справится.

– Ты не можешь быть уверена. И я не могу. А потому, если Адам не предупредит его, предупрежу я сам. Я не дам Бену провалить мою пьесу, лучше я устрою для него персональную катастрофу, понимаешь? Он забудет думать, что такое – играть в театре! И я уже не говорю об этом чудище, о Перри Персифале! Какого черта – объясни на милость – какой садист, какой невежа впихнул этого кретина в состав исполнителей моей пьесы?

– Успокойся, Джон, дорогой. – Мисс Гамильтон пустила в ход свою обворожительную улыбку, но мистер Резерфорд только взял тоном выше:

– Ведь с самого своего появления в вашем балагане я поставил условие: чтобы в моих пьесах не было всех этих самовлюбленных юнцов! Этих кокеток с грацией гриппозного бегемота! Этих второгодников из школы для умственно отсталых!

– Но ведь Перри вовсе не так уж плох…

– Ха! Да из него просто прет спесь идиота и полное отсутствие хоть какого-нибудь завалящего таланта! Я чувствую запах бездарного актера еще из гардероба!

Мисс Гамильтон устало отмахнулась.

– Я больше не могу, Джон, я умываю руки…

Мистер Резерфорд заправил себе в ноздрю еще одну щепоть табаку и оглушительно чихнул.

– Вовсе нет! – сказал он, утираясь огромным носовым платком. – Ты не собираешься умывать руки. Ты и Адам хотите и дальше нянчиться с этими недоносками. Подумайте как следует и лучше станьте в сторонку. «А остальное все пусть будет на совести моей больной…»

– Ах, Джон, не надо декламировать из «Макбета», это сейчас неуместно. Тебя может услышать Гая. А если она узнает, что ты собираешься выкинуть ее, она со своей стороны наделает нам гадостей. Не надо загонять людей в угол.

– Именно там ей и место!

– Ох, шел бы ты отсюда! – прикрикнула мисс Гамильтон и тут же, словно спохватившись, снова широко улыбнулась. – Милый Джон, ты прекрасен! Я тебя очень люблю, но ты безнадежен. Уходи, дай мне заняться собой.

– Аудиенция окончена? – с иронической усмешкой переспросил мистер Резерфорд и присел в реверансе на средневековый манер. Пол опасно задрожал…

Мартина открыла дверь перед драматургом. Все это время она пыталась занять себя уборкой ящиков в уголке и теперь впервые оказалась лицом к лицу с тучным мистером Резерфордом. Он заглянул ей в лицо, крякнул и заорал:

– Ого! Вот это девочка!

– Джон, Джон, не надо, – запротестовала мисс Гамильтон.

– Эврика! – рычал Джон Резерфорд. – Она именно то, что нужно! Где ты ее прятала раньше?!

– Нет, Джон. Она совсем не то, что ты думаешь. О ней просто не может быть речи! – В голосе мисс Гамильтон послышалась сталь.

Резерфорд фыркнул, хлопнул дверью и вышел.

Мисс Гамильтон продолжала пристально смотреть в зеркало. Пальцы ее были крепко сцеплены.

– Мартина, – вдруг сказала она. – Послушай, Мартина… Можно, я буду тебя так называть? У тебя такое красивое имя… Видишь ли, профессия гримера, костюмера – очень, очень специфическое дело… Вольно или невольно костюмер всегда первым узнает о всех закулисных сценах, извини за каламбур. Но он обязан быть глух и нем как рыба, такова уж профессия! Видишь ли, мистер Резерфорд – прекрасный драматург, может быть, самый лучший в Англии. Но, как все гениальные люди… – Тут голос мисс Гамильтон заметно посуровел. – Как все гениальные люди, он эксцентричен. Он наивен. Но мы – хорошо знающие его люди – всегда относимся к этому снисходительно. Понимаешь?

Мартина ответила, что все понимает.

– Ну тогда дай-ка мне вон тот розовый шарфик – и попробуем наложить в тон ему розовый грим…

Когда Элен Гамильтон уже была одета и причесана, она снова пристально изучила свое отражение в зеркале.

– Нет, – пробормотала она. – Пудра могла быть и посветлее…

– Разве? – сказала Мартина. – По-моему, все просто чудесно!

– Эхе-хе! – вздохнула актриса, слегка улыбаясь. – Милая девочка, сходи-ка к моему мужу и принеси мои сигареты. Я оставила их у него. Мне надо немножко поднять тонус.