Текст книги "Величайшие в мире ошибки"

Автор книги: Найджел Бланделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Находившийся в нерешительности Гамильтон получил донесение и ухватился за эту единственную за весь день внушающую надежду весть. В ответ на просьбу Бердвуда об эвакуации он решил ответить следующее:

«Ваше донесение воистину очень серьезно. Но делать нечего, кроме как окопаться и держаться. Чтобы эвакуировать вас, понадобится не менее двух дней. В то же время австралийская субмарина прошла через Дарданеллы и торпедировала канонерку. Хантер Уилсон, несмотря на большие потери, завтра пойдет в наступление, что отвлечет силы от вас. Обратитесь лично к своим людям, призовите их напрячь все усилия, чтобы держаться. Вы прошли через самое трудное. Теперь вам осталось окапываться, окапываться и окапываться, и только в этом спасение».

И они окапывались, окапывались и окапывались. Стометровая прибрежная полоса, 2000 убитых и раненых, впереди и вверху – холмы, покрытые таким же числом турок, – и войска Анзак роют себе ямы, и то же делают турки. Грандиозный галлиполийский замысел за несколько часов превратился в ту же самую отвратительную позиционную окопную войну, которая понапрасну загубила миллионы жизней на полях Франции.

Солдатам бухт Анзак и Геллес предстояло просидеть в этих окопах и траншеях девять месяцев, а потерям союзников дойти до четверти миллиона, пока начальство не притушило свою гордыню настолько, чтобы признать поражение и отступить.

29 апреля весть о том, что наступление на Галлиполи оказалось не столь успешным, как ожидалось, достигла Лондона. Весть пришла не от Гамильтона – он, с тех пор как его наступление провалилось, уклонялся от прямых донесений. Сообщение о надвигающейся катастрофе поступило от Королевского военно-морского флота.

Срочно требовались свежие силы – и они были в наличии. В Египте, в районе исходного сосредоточения, стояли без дела войска в ожидании приказа плыть к Галлиполи. Но Гамильтон их не вызвал – либо не знал об их существовании, либо из-за своей гордыни. Этого никто не знает. В конце концов подкрепление было послано прямым приказом из Лондона. Но и турки собрали на узком участке фронта свои лучшие полки.

За две недели после высадки в бухте Геллес Уэстон потерял 6500 человек и не достиг ничего. Люди умирали, не получая должной медицинской помощи; запас боеприпасов был катастрофически мал. Штыковые атаки и мелкие вылазки через траншеи – вот такая велась война.

Положение в бухте Анзак было не лучше, если не хуже. Солдатам выдавали не больше двух патронов в день, разве что в условиях непрерывных атак. Вдоль неровной фронтовой полосы расстояние между вражескими траншеями местами не превышало 10 метров. Люди жили в норах, как крысы, под постоянным огнем турецких батарей; раненые умирали на своих носилках.

18 мая в бухте Анзак произошел самый кровавый за всю кампанию бой. Турки ввели свежие силы и теперь втрое превосходили по численности 12 000 еще боеспособных австралийцев и новозеландцев. В 5 часов пополудни начался невиданный доселе артиллерийский обстрел. Он продолжался весь вечер и ночь; осажденные Анзаки ежились в своих норах. В 3 часа ночи Бердвуд приказал своим войскам изготовиться к предстоящей атаке. Не успели они занять свои огневые позиции, как огонь стих. На фронтовой полосе наступила тишина. Раздался звук трубы – и лавина турок навалилась на Анзак. Волна за волною накатывались они на нейтральную полосу, но каждый раз их выкашивали, не давая пересечь узкое пространство. Тех немногих, что прорывались и достигали траншей, закалывали штыками. Атаки продолжались всю ночь и до середины дня. Не успевала одна волна турок пасть под дружным огнем союзников, как новая уже вздымалась над брустверами и устремлялась навстречу своей гибели.

Турецкое командование дало отбой только тогда, когда пало 10 000 их солдат, причем половина из них – не далее нескольких метров до траншей Анзак.

Потянулись часы и дни; обе стороны засели в своих траншеях; наступило относительное спокойствие. Но день и ночь стояли над нейтральной полосой крики и стоны оставшихся там раненых. Тела начинали разлагаться; опасность болезней нарастала с каждым днем. Анзаки настаивали, чтобы Гамильтон договорился о прекращении огня и захоронении погибших. Гамильтон отказался, заявив, что такая просьба должна исходить от турок.

Тогда добровольцы, выходцы с другой стороны Земного шара, взяли инициативу в свои руки и 20 мая выбросили над фронтовой линией флаг Красного Креста. Турки немедленно открыли по нему огонь; древко разлетелось в щепки. И тогда случилось нечто экстраординарное.

Высунуть голову над траншеей передовой полосы означало погибнуть. И несмотря на это, один турецкий солдат выскочил из окопа и побежал по ничейной земле навстречу австралийцам. Добежав, он остановился над траншеей, на ломаном французском извинился за стрельбу и побежал обратно. Через несколько минут над вражескими траншеями появился флаг Красного Полумесяца. Генерал Уолкер, командир 1-й австралийской дивизии, поднялся и медленно пошел к турецкой огневой полосе. Никто не выстрелил. Пять турецких офицеров вышли ему навстречу, и они стояли на нейтральной полосе, обмениваясь любезностями и угощая друг друга сигаретами. Минут через десять они разошлись, договорившись встретиться вечером, чтобы обсудить перемирие.

Двадцать четвертого мая произошло временное прекращение военных действий, чтобы каждая сторона могла похоронить своих мертвых. Враги стояли плечом к плечу, роя братские могилы под руководством австралийских офицеров. Офицер из штаба Гамильтона, Комптон Маккензи, автор книги «Галлиполийские мемуары» (Изд. «Касселл», Лондон), сошедший в тот день на берег, так описывал эту картину: «Тут и там турки рыли и рыли могилы для своих соотечественников, чьи сваленные в груды тела уже разлагались на жарком майском солнце. Эта картина затмила в моей памяти все остальное, что я видел в Анзаке. Из своего возвращения я не помню ничего. Знаю только, что две недели после того не мог выветриться из моих ноздрей запах смерти. Самая ароматная трава отдавала мертвечиной».

Перемирие заканчивалось в 4:30 пополудни 24 мая, и за полчаса до этого срока турецкие и союзные войска обменивались сигаретами, фруктами и мелкими подарками. Пожав друг другу руки и широко улыбаясь, они разошлись по своим траншеям. Вскоре после 4:30 турецкий снайпер открыл огонь, Анзаки ответили залпом. Война продолжалась.

Последующие семь месяцев не принесли особой передышки. 6 августа Гамильтон повел новое наступление в заливе Сульва, к северу от позиций Анзак. Враг был обхвачен с флангов и в беспорядке бежал. К концу дня численное превосходство над турками составляло пятнадцать к одному. Но, как и прежде, приказ о развитии наступления так и не поступил. Турки перегруппировались и заблокировали плацдарм. И снова – ничья.

Шел своей чередой 1915 год, а жизнь солдат в бухте Геллес становилась сущим адом. Свирепствовала дизентерия, каждую неделю эвакуировали 100 больных. Она поразила три четверти войск Анзак. Более половины, кроме того, страдали чесоткой и покрылись язвами из-за долгого пребывания в грязных траншеях. Пища была подпорчена. Пресной воды в бухте Анзак не было – ее приходилось доставлять из Египта, за 750 миль. Все лето над лагерем роились тучи мошкары, разнося болезни. А зима принесла новый кошмар – 15 000 солдат обморозились.

В октябре Гамильтон был отозван (это катастрофа для армии), и на его место заступил генерал сэр Чарлз Монро. Он доносил в Военный кабинет в Лондоне: «Сосредоточенные на полуострове войска, за исключением австралийских и новозеландских корпусов, не приспособлены к длительным боевым действиям в силу неопытности офицеров, недостаточной подготовки солдат и истощенного состояния многих частей. Я, таким образом, придерживаюсь того мнения, что новая попытка прорвать турецкий фронт не вселяет никакой надежды на успех. С чисто военной точки зрения, я рекомендую эвакуировать полуостров».

До середины ноября политики обсуждали этот вопрос, пока наконец не согласились отменить грандиозный план. Черчилль подал в отставку. Участие Монро в этой кампании он описал так: «Пришел, увидел, капитулировал».

Залив Сульва и бухта Анзак были оставлены в декабре 1915 года, бухта Геллес – в начале следующего года. Одна из самых дорогостоящих оплошностей в истории подошла к концу. Полмиллиона союзных войск восемь месяцев сражались с полумиллионом турок. Результат: 252 000 убитых и раненых у союзников, 251 000 – у турок. Даже в смертях и увечьях – ничья.

Полиция открыла багажное отделение грузовика-рефрижератора, стоявшего без парковочных огней на улице Лондона. Там сидел полузамерзший водитель, который за три часа до того случайно запер себя изнутри.

Один путешественник, сидя в стокгольмском ресторане, никак не мог привлечь к себе внимание официанта. Тогда он вышел из ресторана, разделся догола и снова вошел, выкрикивая: «Вы, шведы, обращаете внимание только на голых. Теперь-то вы меня обслужите?» Его арестовали за непристойное поведение.

Суду было сообщено, что вскоре после прихода этой группы в бар Малони Миллиган плюнул в О’Флагерти и обозвал его вонючим ольстерцем. О’Флагерти ткнул в Миллигана кулаком, а Рурк ударил его бутылкой. Миллиган пнул О’Флагерти в пах и выплеснул пинту пива в лицо Рурку. Это всех обидело, и они начали драться.

Газета графства Лаут (Эр)

В одной из роскошно изданных американских поваренных книг содержался рецепт под названием «Шелковистые ломтики карамели»: «Положите неоткрытую банку сгущенного молока в кастрюлю и оставьте на огне на четыре часа». Издателям пришлось отозвать весь тираж с большими издержками, когда они сообразили, что изобрели взрывной пудинг – они забыли упомянуть, что кастрюлю надо предварительно наполнить водой.

М-р Майкл Вэннер, житель Бэксхилл-Роуд, Сент-Леонард, ответчик в недавнем слушании дела в магистратном суде Гастингса, желает заявить, что м-р Мелвин Пек, в нападении на которого он не признал себя виновным, не просто прохожий, как было напечатано, а его приятель.

Сассекская газета

Фиаско в Перл-Харборе
Предупреждения, которые могли предотвратить катастрофу, были оставлены без внимания

Седьмое декабря 1941 года – дата, которая всегда будет отзываться горечью в сердцах американцев. Президент Франклин Д. Рузвельт назвал это днем, который будет жить в бесславии – днем, когда неведомо откуда взявшиеся японцы смели с лица земли гордость Американского тихоокеанского флота в Перл-Харборе.

Самолеты, а их было почти 400, взлетевшие с могучих авианосцев, учинили невообразимые разрушения, панику и смерть на совершенно неподготовленном к нападению острове Оаху в Гавайском архипелаге. А ведь об этом нашествии поступали предупреждения, и если бы к ним прислушались, это по меньшей мере вдвое сократило бы ущерб и человеческие жертвы.

^{«Аризона» после японской атаки}

Японский стратегический план, направленный на сокрушение американского влияния в Тихом океане, начал приводиться в исполнение в середине ноября 1941 года. Американские агенты докладывали из Японии, что крупнейшие корабли императорского военно-морского флота покидают порты своей стоянки и исчезают неизвестно куда. Собирались же корабли в заливе Танкан, вдоль островной гряды, уходящей в ледяную воду северной Японии.

Оттуда 26 ноября вышла могучая сила: шесть авианосцев, два линкора, три крейсера, девять эсминцев, восемь танкеров и три подводные лодки. Впереди них еще раньше вышел передовой отряд из 25 подлодок, пять из которых несли на себе сверхмалые подлодки.

Перед основным отрядом лежал путь через весь Тихий океан, и для успеха его миссии было жизненно важно, чтобы никто даже не знал о его существовании. Для этих целей соблюдалась тишина в эфире, за борт не выбрасывали никакого мусора, использовалось только низкодымное топливо, не зажигалось никаких огней. Предосторожности были доведены до такой степени, что корабли, остававшиеся в родных портах, усилили интенсивность радиопереговоров до уровня непрерывной болтовни, чтобы убедить американских радиоперехватчиков, будто весь флот по-прежнему находится в регионе.

Первого декабря из Токио было передано загадочное сообщение. Очень просто: «Восходите на гору Ниитака». Один только командующий ударной флотилией вице-адмирал Чуичи Нагумо знал: это значило, что Императорский двор решил вступить в войну и что нападению на Перл-Харбор дается добро. И при всем этом, у командующего были свои инструкции, согласно которым, флотилия, будучи засечена в любой день, включая 6 декабря, должна повернуть обратно как потерявшая элемент внезапности. Если она будет обнаружена 7 декабря, решение о том, предпринимать или не предпринимать нападение в 8:00 воскресенья 7 декабря, будет лежать на командующем ударной флотилией.

Не считая странного исчезновения такого большого числа судов японского военно-морского флота из родных портов, первое предупреждение, которое могло бы помочь американцам предотвратить страшную катастрофу в Перл-Харборе, поступило 5 декабря. Местное отделение ФБР на Гавайях подслушало телефонный разговор между Токио и японским зубным врачом, жившим в Гавайской столице Гонолулу. Разговор шел о самолетах, оборонительных сооружениях и числе судов в Перл-Харборе. Большая часть времени, впрочем, была посвящена цветам. «Ибискусы и пуансеттии сейчас все в цвету», – так закончился разговор. Эту фразу сочли шифровкой, но не придали ей большого веса. Ведь о японском нападении на Перл-Харбор никто и не помышлял. Вашингтон предупреждал, что ожидается объявление войны Японией, но нападение, как считали, должно произойти на Дальнем Востоке – может быть, на Борнео или Филиппинах.

Вашингтон был готов к возможному объявлению войны. Американцы расшифровали секретный код, который использовался в переговорах между Токио и японским посольством в Вашингтоне, и прочли длинную декларацию, которую японские посланники должны были в надлежащее время вручить правительству США. Заключительная часть документа, фактически объявлявшая войну США, заканчивала собою это послание, которое должно было втянуть Америку во Вторую мировую войну. Своеобразное японское чувство чести было бы удовлетворено, если бы декларация была предъявлена как раз перед тем, как ударная группа достигнет Гавайев. Но она не была вовремя получена из Токио.

Итак, утром 7 декабря американцы на Гавайских островах вовсе не подозревали, что могут оказаться целью японского нападения. Кое-кто высказывал опасения о возможности саботажа со стороны многочисленного японского населения архипелага в случае объявления войны. Но фронтовая полоса в Перл-Харборе? Никогда в жизни!

Глубокой ночью 7 декабря американские военные отправились спать после шумных субботних вечеринок и танцев в Гонолулу; а в это время 25 субмарин японского передового отряда окружали Перл-Харбор. Их задачей было торпедировать корабли, пытающиеся уйти от атаки с воздуха, которая вот-вот должна была начаться. С пяти из них одновременно с авиационной атакой должны были стартовать двухместные сверхмалые подводные лодки, несущие двойные торпеды против линкоров.

Тогда поступило еще одно предупреждение, которое должно было насторожить американцев. В 3:30 с минного тральщика «Кондор» был замечен перископ подводной лодки, двигавшейся по направлению ко входу в залив Перл-Харбор. С «Кондора» послали сигнал на патрулировавший поблизости эсминец «Уард». В течение часа экипаж находился в состоянии боевой готовности, но подлодку больше не видели.

Незадолго до 5 утра «Кондор» снялся с дежурства. Противолодочная сеть, охранявшая вход в гавань, была поднята, чтобы пропустить судно внутрь. Обратно ее устанавливать не стали, потому что в ближайшие часы ожидали входа и выхода других кораблей. Перл-Харбор лежал незащищенный, свободный для входа мини-подлодок, которые как раз в это время продвигались по направлению к 96 линкорам, мирно стоявшим в заливе. Сеть оставили поднятой, потому что ни «Кондор», ни «Уард» не доложили на берег о том, что в регионе была замечена подлодка.

В 6 часов утра в 250 милях к северу от Оаху, на большой волне, шесть японских авианосцев развернулись носом против ветра, и туча самолетов, нагруженных бомбами и торпедами, с ревом взмыла в предрассветный воздух под приветственные крики экипажей. Планировалось запустить 350 самолетов в две волны – в 6 часов и затем в 7. Остальные 80 самолетов были заняты в разведке, в обороне судов и в резерве.

Перл-Харбор спал. Но в 6:45 прогремел первый выстрел начинавшегося боя. Эсминец «Уард», находившийся все еще на боевом дежурстве, заметил мини-подлодку на входе в гавань и открыл по ней огонь. Затем он устремился к лодке, как бы стараясь протаранить ее и, проходя над нею, пустил глубинную бомбу – и взорвал ее. Четверть часа спустя была замечена вторая. Снова были сброшены глубинные бомбы, и вторую подлодку тоже сочли уничтоженной. Это было вскоре после семи утра, когда вторая волна японских самолетов взлетала с авианосцев к северу от острова. Но в самом Пирл-Харборе были озабочены лишь тем, что столь ранние утренние упражнения в море отнюдь не излечивали боль в похмельных головах после вчерашнего загула.

«Уард» передал на берег два кодированных сообщения о встречах с подлодками. Но процесс дешифровки затянулся, и первое донесение лишь в 7:15 достигло единственного находившегося на дежурстве в штаб-квартире Военно-морского флота США в Перл-Харборе человека. Им был ветеран-резервист, капитан второго ранга Гарольд Камински. Последующие двадцать минут он занимался тем, что пытался разбудить хоть кого-нибудь из высшего военно-морского начальства на их квартирах. На борту же линкоров, стоявших в Пирл-Харборе, главной заботой в это время было поднятие утренних флагов.

Еще одно предупреждение прошло даром около 7 часов. Армейские радарные станции засекли блики от двух самолетов, приближающихся с севера. Это были, скорее всего, разведывательные самолеты, летевшие впереди торпедных бомбардировщиков. Сообщения были посланы в информационный центр острова. К сожалению, в 7:00 все закрылось на завтрак, и это предупреждение о надвигающейся через час катастрофе было тоже оставлено без внимания.

В 7:05 радарная станция в Опане, на северной оконечности острова Оаху, запеленговала уже вполне недвусмысленный сигнал о том, что вот-вот начнется крупное нападение. На экране высветились десятки самолетов. Людям в Опане тоже полагалось сменяться в 7 часов, но они остались на посту, чтобы проследить эту огромную формацию, которая уже находилась всего в 100 милях и быстро приближалась. В недоумении они посылали сообщение за сообщением в информационный центр. Но тот был фактически закрыт на завтрак, и на дежурстве находились лишь телефонист да один офицер, нетерпеливо дожидавшийся смены, чтобы тоже съесть свой сандвич и выпить чашечку кофе. Людям в Опане надоело посылать донесения, которые, по всем признакам, никому не были нужны, так что они собрались и тоже пошли завтракать.

Первая волна японских самолетов в это время находилась над береговой полосой.

На линкоре «Невада», лежавшем в заливе, оркестр заиграл «Усеянный звездами стяг», гимн, всегда исполнявшийся на воскресной церемонии поднятия флага. В этот самый миг с неба ринулся вниз самолет с красным кругом на концах каждого крыла, сбросил торпеду и на бреющем полете скользнул над палубой «Невады». Стрелок на хвосте самолета открыл огонь по оркестрантам, но попал лишь в американский флаг, разорвав его в клочья. Оркестр окончил играть гимн, и только после этого бросился в укрытие. Атака на Перл-Харбор началась. Было 7:55 утра.

В 8 часов радиосообщение полетело в Вашингтон, Атлантическому и Тихоокеанскому флотам и всем находившимся в море кораблям США: «Воздушный рейд на Перл-Харбор… Это не учение».

Два последовавших за тем часа пикирующие, штурмовые и торпедные бомбардировщики перепахивали Перл-Харбор и окружающие воздушные базы. Было уничтожено почти 200 американских самолетов, большей частью на земле. В самом разгаре атаки с обычного ежедневного полетного задания вернулись американские бомбардировщики Б-17. Вдруг они оказываются в гуще боя, в них стреляют, и им приходится совершать вынужденную посадку, кто где может.

Японцы потеряли 30 самолетов, все пять сверхмалых подлодок и одну большую. Их потери в живой силе не превысили 100 человек. И все благодаря тому, что они сумели сохранить элемент внезапности. Потери же американцев, не сумевших воспринять предупредительные сигналы, по сравнению с японскими – огромны.

В самой бухте Перл-Харбор черный дым от горящей нефти застилал картину побоища. Пять торпед попали в линкор «Оклахома». Он перевернулся вверх дном. Линкор «Аризона» от прямого попадания бомбы эффектно взорвался и затонул, похоронив с собой 1100 человек. Еще три линкора получили серьезные повреждения, но были впоследствии спасены. «Вест Виргиния» получила шесть торпедных попаданий и затонула. «Калифорния» была поражена двумя торпедами. Объятая пламенем «Невада» с торпедой в боку и двумя бомбовыми попаданиями сделала было рывок к выходу в залив, но села на мель. Линкоры «Теннесси», «Мэриленд» и «Пенсильвания» тоже получили повреждения.

Корабль-мишень «Юта» был перевернут в результате торпедной атаки. Та же участь постигла крейсер «Елена». Минный заградитель «Оглала» был потоплен той же торпедой. Эсминец «Шоу» взорвался на стапелях. Эсминцы «Кассин» и «Даунс» на стапелях же были полностью уничтожены. Крейсер «Рейли» получил пробоину, но остался на плаву. Крейсер «Гонолулу» был выведен из строя.

А в восьми милях от бухты город, в чью честь был назван крейсер «Гонолулу», потерпел лишь незначительные разрушения. В нем взорвалась одна японская бомба – и около 40 снарядов Военно-морского флота США, выпущенных с кораблей в бухте по атакующим самолетам.

В тот день погибло 68 мирных жителей и 2335 американских военнослужащих – причем почти половина из них – на борту «Аризоны».

В 3 часа с небольшим пополудни командующий американскими сухопутными и воздушными войсками на Гавайях генерал-лейтенант Уолтер Шорт получил телеграмму из Вашингтона. В ней сообщалось, что японцы намеревались вручить официальную декларацию об объявлении войны в 7:30 утра этого же дня по гонолулускому времени. «Мы не знаем в точности, что означает то, что вручение назначено именно на это время, но на всякий случай будьте начеку», – сообщала далее телеграмма. Ее могли бы доставить генералу Шорту и пораньше, если бы не необходимость дешифровки, не воздушный налет и не воскресенье. Получена же она была в 7:33 того утра.