Текст книги "Сыновья алых лун (СИ)"

Автор книги: Наташа Михлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Как и его сюзерен, Итари Онья растил двоих детей – сына Даро и дочь Найю, на один оборот младше. Итари отлично помнил мучительно долгое время, когда никто из семьи не мог позволить себе и тени надежды на то, что род Онья будет продолжен. Впереди ждали лишь неизбежная смерть и последующий кровавый хаос. Многие высшие Королевства обрывали свою жизнь сами, невзирая на то, что это всегда считалось проявлением безответственности и трусости. Жрецы не могли полноценно утешить мятущиеся народы. Только ужесточившиеся правила поведения, требующие большого самообладания, спасали высших от безумия. Лишь после войны все изменилось… Принимая своего орущего первенца, Итари Онья впервые за полторы сотни оборотов позволил себе слезы.

Найя походила на легкий ветерок – ее звенящий смех мог снять любую тяжесть с сердца, а ласковые золотисто-оранжевые глаза смотрели на отца с невероятными для столь малого возраста пониманием и нежностью. Итари обожал ее, и проказница прекрасно знала об этом. Пользуясь своим положением отцовской любимицы, Найя прикрывала свои проделки, как и проступки Даро, перед родителями и учителями. На нее невозможно было всерьез сердиться, даже если Итари знал, что дочь, лукаво улыбаясь, врет ему в глаза. Впрочем, когда во дворце проходили важные переговоры или праздники, куда приглашалась знать с Ронн и сопредельных планет, Найя вела себя безупречно, сознавая свой долг и тонко чувствуя ту грань, за которую нельзя переходить дочери Правителя.

С сыном было сложнее. С ним разрыв поколений ощущался в каждой мелочи, традиции имели для Даро меньше значения, чем хотелось бы. Итари видел причины поступков сына и порой признавался себе, что на его месте, возможно, принял бы схожее решение. Однако это не избавляло от необходимости брать в руки гибкий прут дерева лиу и преподавать Даро неприятные уроки повиновения. К счастью, такое случалось нечасто.

***

Все детство Даро с нетерпением ждал праздника своего совершеннолетия, хоть сопутствующие обряды и нелегки. То, что происходило в храме Марай, являлось, по сути, первым испытанием юных сиуэ на стойкость. После ритуального утопления давали выпить чашу с туманным питьем, от которого реальность расслаивалась перед глазами, что было гораздо страшнее жжения от наносимых руками жрецов татуировок с родовыми знаками[2]. Но оно стоило того, поскольку означало, что Даро вырос и может брать на себя ответственность за свои поступки. Стал настоящим взрослым, готовым приносить пользу и совершать великие дела.

Однако с тех пор прошло уже полтора оборота, а жизнь Даро не слишком изменилась. За ним все так же неусыпно наблюдали родители и наставники. Обязанности наследника становились многочисленнее, но ни одна из них не приносила Даро удовлетворения. Хотя прямого запрета на выход за пределы владений не было, он чувствовал себя замурованным во дворце, отделенным от реальной жизни высокими стенами силовых полей. Даро ежедневно учил наизусть множество фактов и законов окружающего мира, но они оставались для него лишь картинками на голоэкране и завитками на шариках книг.

Поэтому он обрадовался, отыскав маленькое несоответствие в законах воздушного движения. Высота полета мелких судов была определена давно, когда на Ронн еще жили ныне почти вымершие крылатые рептилии. Они обладали достаточным размахом крыльев и силой, чтобы сбить двухместный джет, и в прошлом регулярно делали это, защищая свои гнезда в период кладки яиц. Мелким судам вне города запрещалось летать ниже трех аш[3], хотя класс кораблей и системы защиты давно уже были другими, а немногие летучие хищники остались только на территориях заповедников, закрытых сетями силовых линий.

Когда Даро показал этот пункт учителю, тот не придал ему значения и потребовал отложить несущественные занятия на потом. Бросить силы на изучение истории права Пяти Планет, которую они проходили. Даро послушался, но внутри все кипело от возмущения, а учитель словно специально старался заставить наследника потерять самообладание, задавая вопросы с подвохом. В конце урока Даро все-таки обратился к учителю еще раз:

«Почему устаревший закон не меняют?»

«В государственной машине множество песка, наследник. Вымыть все – шести жизней не хватит».

Оставшись в одиночестве, Даро задумался. Законы могут сменить, если в этом возникнет нужда. Например, прецедент…

Одноместные джеты располагались в ангаре под дворцовыми садами. Даро летал на своем с сестрой и родителями на дальних островах, где они отдыхали одно-два пятилуния[4] в сезон Охоты. Вылетев за пределы внешних дворцовых стен, Даро отключил часть силового поля и с удовольствием зажмурился, дыша тугим ароматным ветром. Голубоватое пятно города и темная равнина океана быстро остались позади. Даро сбросил скорость и снизился, над панелью появились предупреждающие знаки. Он смахнул их рукой и решительно направил джет по нисходящей, осторожно и медленно, чтобы не наткнуться на сторожевой или почтовый дрон. Лес расстилался под ним игольчатым голубоватым ковром и от ветра шумел, как волны. Даро нагнулся и, высунув руку, провел по острым верхушкам деревьев. От них поднимался густой терпкий аромат, Даро сорвал пучок хвои и поднес к лицу, растер в ладонях. Днище царапнула не в меру высокая ветка, и он поднял суденышко чуть выше.

Зеленоватая сеть сомкнулась вокруг джета неожиданно, Даро выключил двигатели, чтобы не повредить обшивку о силовые линии. Он был удивлен: сети нынче использовали разве что для отлова животных. Во все суда еще на верфи встраивали систему внешнего экстренного отключения, избавляющая службу безопасности от необходимости гоняться за нарушителями. Видимо, личные суда Правителей делались по какому-то особому заказу.

Рядом завис сторожевик, двое сиуэ в синей форме знаками показали, что просят у наследника прощения и вынуждены сопроводить его в ближайший отдел патрульной службы. Даро сдержал улыбку и велел им не беспокоиться. Наконец-то он получит возможность поговорить с теми, кто не сочтет шероховатость в законах воздухоплавания несущественной! Наконец-то сможет совершить нечто серьезное.

Однако офицер патруля отреагировал на попытку объяснения Даро недоуменным, испуганным взглядом. Он лишь извинялся и повторял: наследник должен подождать кого-то, кто решит проблему. Даро понял его так, что нужно встретиться с более высокопоставленным офицером, и уселся ждать на широкой скамье из полированного камня. От нечего делать он стал вспоминать нашивки и звания сотрудников патрульной службы, чтобы не нарушить этикет и не ошибиться в разговоре.

Через четверть печати[5] к прозрачной крыше пристыковался джет с родовым знаком Онья, капитан дворцовой стражи, поджав губы, взглянул на Даро и резким жестом велел садиться внутрь. Даро поднялся, но не сделал ни шагу в сторону выхода.

«Я еще не поговорил с начальником отдела».

Лицо капитана стражи было непроницаемым.

«Правитель велел немедленно доставить вас во дворец».

У Даро заныло под ребрами. Он опустил глаза, поднялся по лестнице и сел в джет, автоматический ремень плотно обвил плечи. Сквозь купол силового поля Даро видел, как капитан тихо говорил вслух с по-прежнему испуганным патрульным.

Когда наследник вошел в просторный кабинет отца, то увидел там наставника. Заметив мальчика, тот прервал бесшумный спор, но Даро успел считать его последние жесты.

«…нужна самостоятельность».

Правитель явно был не в духе, ноздри чуть дрогнули при виде сына. Но наставнику все же показал жест согласия. Тот поклонился и вышел, подчеркнуто не глядя на ученика.

При дворе Онья наставник служил более четырех сотен оборотов. Темнокожий сиуэ был старше прадеда Даро, в нем текла благородная кровь. Всеобщее уважение к наставнику и наставнице девочек позволяло им сидеть на торжественных трапезах за столом Онья как кровным членам семьи.

Даро напрягся, услышав голос отца.

– Ты совершил проступок, наследник. Это не шалость и не ошибка.

– Но…

– Не говори со мной! – резко поднял ладонь Правитель. – Твои уста останутся закрыты до завтрашнего прилива. Ты и так сказал и сделал достаточно сегодня…

Даро закусил губы, по спине прошла волна дрожи. Он еще не видел отца таким и уж тем более не слышал, чтобы он хоть раз повышал голос. Правитель отвернулся к окну и сложил руки на груди, глядя сквозь ажурные решетки.

– Наследник – это не просто Высший. Правитель обязан являть собою пример того закона, который утвердил. А наследник – втройне! Ведь он – будущее народов.

Отец обернулся и смерил Даро холодным взглядом.

– Сегодня мой сын показал всем, что законы не имеют над ним власти. Что он считает себя воплощенным саэлем[6] или самим Тиосом! И плюет на собственный народ!

Даро чувствовал, как дрожь расползается по всему телу. И возможно, она уже видна… Он и не представлял, что его поступок можно истолковать таким образом! Внутри словно нечто лопалось, растекаясь, заполняя весь мир горечью. Теперь Даро понимал, отчего патрульные вели себя с ним так странно, почему капитан стражи, обычно находивший для любого ребенка доброе слово, обращался с Даро столь подчеркнуто вежливо и холодно.

Обвинения клиньями вколачивались в тело, мешая вдохнуть. Даро нечего было ответить, оправдания лишь еще более уронят его в глазах отца. Даро до боли стиснул зубы, чтобы не закричать, чего не позволила бы себе и последняя прачка.

–…узнаешь цену своим ошибкам, – закончил Правитель. – Ты примешь наказание на главном дворе.

Даро резко вдохнул и выбежал из кабинета.

Несдержанность.

Еще одна ложка к тому разочарованию, что он доставил семье, была не в счет.

Как от наследника, от Даро Итари Онья требовалось многое. В порывистом характере сына все чаще проступала решительность, и порой это ставило Правителя Планеты Ронн в тупик. Желание проверить обычаи на прочность приводило к их нарушению. Раньше речь шла о мелочах, но оставить этот последний проступок без сурового наказания было нельзя. Дети – это священный дар богов, и лишь родители несут ответственность за то, какими они вырастут. Высшие брали своим отпрыскам наставников и учителей, но истинная похвала или порицание оставались родительской прерогативой. Итари не находил удовольствия в том, чтобы наказывать сына, но… Мир меняется медленно, и наследнику престола предстоит жить в нем еще сотни оборотов. Ради собственного блага, а также блага народов, которые однажды встанут под его руку, ему нужно учиться думать наперед. Учиться смирению и послушанию.

Раньше наказания вершились в покоях наследника, вдали от чужих глаз и ушей. Сейчас же…

Прут дерева лиу свистнул позади – отец проверял, нет ли на нем трещин, чтобы не поранить кожу сына занозами. Даро видел все, как в тумане. Цветные одежды придворных шелестели оглушительно громко, бледное личико Найи расплывалось серым пятном рядом с темной одеждой ее наставницы, собственные руки, до посветлевших пальцев вцепившиеся в каменное колено Элай, казались чужими. Где-то позади стояли и мать, и дед с прабабушкой. Богиня склонилась над наказуемым, ее тень обволакивала душным холодом.

Место для экзекуций располагалось в углу центрального двора, напротив статуи Марай. Она была высечена из сиреневатого халцедона, Элай – из золотистого. Сестры напоминали сиуэ о равновесии. Под ногами Элай лежали наручники, но наследнику, как и любому Высшему, они не понадобятся. Хотя бы в этом он не должен опозорить себя и свой род.

Даро прослушал, сколько ударов решил дать ему отец, но сколько бы ни было – он обязан выдержать. Он сын правителя. Даро ждал первого со страхом. Только бы не вздрогнуть, когда спина вспыхнет болью…

После десятого удара Даро зажмурился – лицо заливал пот, а в ушах и во всем теле словно гудел огонь, стихия склонившейся над ним богини. Горящие полосы на спине заставляли задыхаться, от стыда внутри все сжималось в тугой ком. Даро знал, что являет собой жалкое зрелище, а не благородное бесстрастие. Именно это было настоящим наказанием, а вовсе не телесная боль. Оставалось цепляться лишь за то, чтобы не подать голоса. И не упасть…

«Ты считал себя взрослым?! – мысли пробивались сквозь пелену огня. – Вовсе нет. Слишком глуп для того, чтобы стать наследником трона. Слишком несдержан для Высшего. Слишком слаб, чтобы вообще считаться сиуэ».

***

Центральные улицы Ронн занимали глубокие каналы. Если нужно передвигаться быстро или нет возможности взять билет на городские воздушные корабли, проще плыть, а не идти посуху. По ступеням, окружающим медленно текущие каналы по всей длине, спускались и поднимались сиуэ, ручьи стекали с водоотталкивающих одежд и сумок. У мостов плескались дети со своими тирресами, чьи вытянутые коричневые тела выпрыгивали и ныряли, не поднимая брызг. В богатых районах очищенная океанская вода заливала нижние ступени и залы дворцов, в более скромных такой роскоши удостаивались только храмы. Несмотря на очистные механизмы, работающие на дне, на поверхность иной раз всплывал мусор и разная дохлятина.

Тонкие металлические монетки приятно звенели в кармане. Риэ остановился, пригладил грубую ткань, чтобы заглушить звук и не привлекать лишнего внимания. Днем он заприметил, как у храма Тиоса младшие жрецы уронили на ступени коробку с пожертвованиями и несколько монеток завалилось меж ступеней. Риэ дождался вечера и вернулся, прополз под лестницу, где провел добрую пятую часть печати, нащупывая в мягкой влажной грязи деньги. А потом еще столько же, борясь с дурнотой, смывал с одежды склизкую жижу.

Теперь он шел по вечернему городу и старался задерживать дыхание, минуя мусорные баки, от которых тянуло острой вонью даже с другой стороны улицы. Риэ ощущал в животе кусок рыбы, съеденной еще на завтрак. Мясо было не слишком свежим, но голод не позволял организму исторгнуть неудобоваримую пищу – ведь неизвестно, когда в следующий раз выпадет возможность поесть. Риэ не знал, от чего его сильнее мутит – от неудачного завтрака или от голода.

Быстрый теплый поток деревенской речушки всегда вспоминался с нежностью. В нем ощущалась пыль багровой пустыни, расположенной за горами. Дома все было охристо-красным: и земля, и вода, и зерна вионы. Под водой случалось охотиться вслепую, чутко ловя ладонями малейшие колебания течения, указывающие на добычу… Или на то, что впереди притаилась острая скала. Собирать с темно-багрового ила на самом дне раковины, норовящие дунуть в лицо струей кипятка или защемить неосторожному ныряльщику пальцы.

Плавание в океане оказалось совсем не похоже на плавание в мутной реке. Вода отличалась от привычной на вкус, на запах и на ощупь. Вдали от берега волны пропускали солнечные лучи и были прозрачны, как воздух. Если очень повезет заметить косяк рыбы, охотиться можно не напрягаясь, с ленцой.

Приехав в город полтора оборота назад, он наивно полагал что, в случае чего, сможет легко прожить охотой, как и почти любой сиуэ. Но пришлось очень скоро убедиться: это сказки. Вблизи города съедобную живность вылавливали подчистую. Чтобы добраться до богатых добычей мест, требовалось отплыть на два-три умиэ[7] от берега, и то, больше шансов встретить рыбаков и получить от них тумака, чем добыть себе олу на завтрак.

Вечером народу на улицах становилось меньше, особенно в бедных кварталах. Зато на свет лун выползали ночные хищники: слизнеящерицы, которых с переменным успехом травили службы градоустройства, и нищие, проклятые богами воришки и дебоширы, которых вывести было и вовсе невозможно. Риэ не боялся их: за плечом при каждом шаге подрагивал удобный шест, прочный и гибкий. Владеть им его научил дед Камоир еще до переезда, хоть особой охоты драться у Риэ не было. Да и применять шест всерьез приходилось только против диких зверей, что спускались с гор поживиться зазевавшимся жирненьким гайруном… Но за время жизни в столице Риэ пришлось научиться как следует владеть своим единственным оружием. В Ронн бластеры и клинки опечатывались пломбами на въезде. Но шест, как ни посмотри – всего лишь кусок дерева. В других районах города иногда приходилось хорошенько попотеть, чтобы уйти живым и относительно здоровым…

Шум он услышал издалека, но внимания не обратил – потасовки в углах были обычным делом, в раздел территории местной шпаны Риэ не встревал. А они, в свою очередь, не трогали его – Тока Зунн раньше прибегал к услугам мелких гонцов и платил, судя по всему, честно. Риэ злило это напоминание о том, что он хотел бы забыть. Защита, такая же мнимая, как и упомянутая честность… Однако иначе им с дедом пришлось бы и вовсе плохо.

Шум усилился, раздался лязг поваленного мусорного бака, Риэ повернулся и в свете розоватых лун увидел посреди проулка пятерых сиуэ. Они, смеясь, кружили, как стая хищников вокруг замершего в боевой стойке парня-Высшего. Риэ сразу понял: он настоящий Высший. Не просто лысый городской богатей из тех, что бездумно гоняются за любой новой модой, включая неугодную богам болтовню. Тот уже давно орал бы во все горло, зовя на помощь, если сразу не додумался вызвать стражников по браслету. Или хотя бы поливал бранью посягнувших на его благородную особу.

А этот – молчал, не считая хулиганье достойным того, чтобы тратить на него свои слова.

Скоро ублюдки кончат упиваться страхом своей жертвы, изобьют ее и ограбят. Их вряд ли найдут, да и взять с таких нечего. Вдосталь наглумившись, они выбросят пришельца в канал, чтоб другим неповадно было разгуливать по их территории. А и правда – если не хочется нажить себе неприятностей, то нечего шляться по бедным районам после захода солнца. Риэ вовсе не должно быть дела до всего этого, вдобавок учитывая все чаще накатывающую тошноту…

Он додумывал эту мысль, уже доставая из-за спины шест. Но драться не пришлось. Увидев мрачного Риэ, шпана подхватила полы драных мантий и растворилась в переулках. Это разозлило его. Они не боялись Риэ, а выказывали ему уважение как сыну Тока. Сыну того, кто был уважения вовсе недостоин…

– Что ты здесь забыл? – рявкнул Риэ, поворачиваясь к быстро дышащему от волнения Высшему. – Проваливай к своим, пока эта крабья мелочь не вернулась!

Парень одернул мантию, вскинул подбородок и прямо взглянул на Риэ.

«Я справился бы с ними».

«Без сомнений», – Риэ не сдержал ехидной улыбки. – Давай, вали отсюда.

Высший потопал к выходу из проулка и свернул к закату. Риэ в два прыжка нагнал его и загородил путь шестом.

– Ты не туда идешь.

– Какое тебе дело, куда я иду, низший? – ощерился мальчишка и хлестким ударом ладони отбросил помеху.

– О, ваше благородие снизошло до слов!

«Уйди с дороги!» – жест Высшего идеально дополнил боевую стойку.

Риэ внимательно оглядел парня, подметив богатую одежду и блеск золотой сережки в брови. Он вряд ли был младше Риэ, но казался таковым. Родовое украшение на лице… Этот мальчишка явно не из самых умных, ведь мог выбрать менее приметное место! А так – уже не получится скрыться или представиться кем-то иным… Хотя зачем это Высшему?

– Чего тебе тут надо? Возвращайся домой, малёк!

Риэ подвинул шест на прежнюю позицию, тронул кончиком полу блестящего синего одеяния… Сиуэ прянул вперед со скоростью, которой Риэ от него не ожидал. Однако Риэ сумел увернуться, а затем еще раз, уходя от удара в голову, выставил перед собой перекладину шеста, вскочил и перехватил его поудобнее. Пусть ааты проглотят этого сына плавниковой шлюхи, он нарвался сам! Риэ прыгнул, замахиваясь…

Преимущество перед безоружным оказалось вовсе не таким серьезным. Высший дрался на зависть: отработанно уворачивался от выпадов, а иной раз и встречал их предплечьем, скользящим движением смягчая удар. Зато Риэ видел, что Высший вне себя от злости. Он точно был сынишкой какого-нибудь купца или офицера Золотого Флота. Ведь сражаться-то его явно учили по всем правилам… Не в пример другим Высшим, виденным Риэ, парень из рук вон плохо владел собой. Он был, несомненно, из благородных, но явно не слишком высокого ранга.

Риэ пользовался настроением мальчишки напропалую – лишние сантименты мешают выжить, если месишь тину на самом дне общества. Перекидывая шест из ладони в ладонь, Риэ успевал показать противнику, что думает о нем. Тот не отвечал, только закусывал полные губы и двигался резко, не размениваясь на лишние жесты. Риэ то и дело подлавливал его хитрыми подсечками и обманками, которым выучился за полтора оборота жизни на улице.

Мало-помалу злость испарялась, уступая место уважению. Если бы Риэ дрался честно и без оружия, парень разделался бы с ним, даже не вспотев. К тому же они бились на территории, где Риэ знаком каждый камешек. А этот сиуэ ведь не от хорошей жизни попал в гущу провонявших тухлой рыбой улиц квартала Техников…

Риэ вскинул перекладину, ловя выпад, оказавшийся ложным: паршивец быстро учился… Кулак вошел в живот, Риэ судорожно выдохнул, отвернулся, и его сложило пополам. Мерзкие спазмы не утихали долго, но оно стоило того. Впервые за день ощущая легкость, Риэ сплюнул последнюю вязкую слюну и утер рот.

– Спасибо, – просипел он, усмехаясь.

– Что?! – опешил парень.

Риэ махнул рукой, не желая объяснять, и сунул шест за спину, в кожаные петли.

– Все, хватит… За что мы деремся? Чтобы ты пошел домой? Не хочешь – не надо.

Риэ повернулся и зашагал по улице, но через несколько капель остановился. Высший шел за ним, пусть и на почтительном расстоянии.

– Ну, чего тебе еще? – вздохнул Риэ.

– Я… не знаю, где мы.

Риэ прыснул.

– А как ты сюда доплыл?

Тот пожал плечом, глядя в сторону.

– Пошли, – с еще одним тяжелым вздохом сказал Риэ и повел Высшего туда, где виднелись отсветы рекламных голограмм торговых кварталов.

__________________________________________________________

[1] Резалировые батареи – главный продукт торговли Королевства с Империей. Мощности одной овальной капсулы, умещающейся в сложенных ладонях, хватает на месячное обеспечение энергией небольшого городка.

[2] У сиуэйтов совершеннолетие, то есть принятие ответственности за свои поступки, наступало в двенадцать лет. Это сопровождалось множеством церемоний, главной из которых было посвящение мальчиков Марай – богине, дарующей воду и жизнь. Отец под руководством жреца брал сына на руки, заходил по пояс в храмовый залив, погружал ребенка в воду с головой и держал, пока тот не потеряет сознание. После этого мальчика откачивали, возвращая к жизни, обмазывали священным илом с ног до головы, оставляя нетронутыми лишь брови и глаза, и оставляли в храме на ночь, между водой, землей и небом. Наутро жрецы счищали с посвященного красноватую пыль вместе с волосами и украшали голову татуировками с плетением родовых знаков. (отрывок из романа «Абсолютный разум»)

[3] Аш – высота условной штормовой волны, около 20м. Три аш – 60м.

[4] Пятилуние – аналог месяца. Спутников у Ронн пять. Время, за какое они полностью огибают планету, считается за единицу измерения. В одном пятилунии тридцать шесть суток. В Королевстве двойной календарь – один центральный галактический. Другой – для каждой планеты свой. В данном случае пятилуние это «местный» термин.

[5] Солнечная печать – аналог часа. Определенный отрезок времени, за который солнце проходит по небосводу. В сутках 12 печатей, в печати 120 капель (аналог секунд).

[6] Саэли – светлые могущественные духи, дети, рожденные Марай от Тиоса. Ааты – соответственно, злые духи, рожденные от него Элай.

[7] Умиэ – малый переплыв, около 8км.

========== 3. Низший ==========

Марай, текучесть вод мне подари,

Мой дар прими, позволь мне стать мужчиной,

Пусть будет после утренней зари

Моя душа избавлена от тины.

Дай мне в запас побольше нужных слов,

Ладоням – чуткость, жестам рук – весомость,

Марай, пусть будет добрым мой улов

Везде, хоть за сто умиэ от дома.

Элай, не забирай моих родных,

И мне позволь подольше насладиться

Зовущей синью ласковой волны —

Не угасая, с океаном слиться.

Элай, от меток скорби защити

Моей руки оливковую кожу.

Пусть волны не устанут в дом катить,

И счастье с ними пусть заносит тоже.

Таня Гусёна

Судя по ловкости, выказанной чужаком в бою, Высший должен был легко обогнать Риэ в воде. И тот приготовился поднапрячься, плывя против пусть слабого, но течения. Однако мальчишка двигался странно медленно. Миновав несколько разветвлений каналов, они нырнули, срезая путь под улицей. Освещение здесь уже давно не работало. Риэ прислушивался в темноте к неравномерным движениям воды, доходившим от Высшего. Плавать он, что ли, не умеет?! Не приведи Элай, застрянет, потеряется, его придется ловить и тащить… Но все обошлось. Когда воду вновь пробили лучи донных фонарей, Риэ подал знак всплывать.

Этот канал тек ближе к оживленному торговому району, сиуэ здесь встречалось больше, и одеты они были куда лучше. Над водой растекалась музыка из раскрытых дверей едален, тонкий ночной ледок уже схватился по краям канала и блестел в лучах уличных фонарей.

«Дальше я не пойду, – показал Риэ. – Отсюда можешь доплыть до квартала Ремесленников или к центру».

Мальчишка поднялся по ступенькам и замер, оглядываясь по сторонам. Риэ думал, что, попав в привычное окружение, Высший расслабится, но тот выглядел так же неуверенно, как и раньше. Заметив взгляд Риэ, поджал губы.

– Где ты живешь? – спросил Риэ, подплыв ближе и тоже выходя из воды.

Его дешевая одежда не была водоотталкивающей, хоть и довольно быстро сохла.

– Около дворца, – помявшись, ответил Высший.

– Эхей, – удивился Риэ, – да ты из квартала Купцов Короны, что ли? Далеко…

Мальчик кивнул.

– Туда не добраться сейчас, внутренний город закрывают на ночь, – задумался Риэ. – Тогда придется подождать рассвета. Сесть на воздушный корабль… Ну или идти пешком через Большое кольцо. Ты как очутился-то тут?

– Я плыл. Просто плыл, не помню как. А потом шел пешком, – простодушно признался Высший.

Риэ расхохотался, затем посерьезнел.

– Где твой браслет? Может, вызовешь своих?

– У меня его нет.

Риэ в сомнении сдвинул брови. Высший, богатый – и без коммуникатора?!

– Ты из дому сбежал, что ли?

Мальчик не ответил. Риэ вздохнул. Парня уже, поди, по всему городу стражники ищут!

– Как зовут-то тебя?

– Даро. А тебя?

– Риэ, – помолчав, ответил Риэ. – Риэ Зунн, – с нажимом добавил он, ожидая увидеть на лице Высшего испуг или презрение.

Но Даро просто приложил ладонь к груди, словно приветствуя равного по положению, и улыбнулся. Риэ удивился так сильно, что не сразу сумел подобрать слова.

«Для низших есть другой жест».

«Нет. Ты помог мне, хотя был не обязан этого делать, – спокойно возразил Даро. – Ты даже не знал моего имени. Ставить тебя ниже себя теперь было бы бесчестьем».

Риэ фыркнул и на мгновение скрестил пальцы рук.

«Что это значит?» – полюбопытствовал Даро.

«Морской стручок, – Риэ понял, что это не прояснило Высшему картины, и добавил: – Ну, ненормальный, чокнутый… Ты видел морских стручков во время спаривания?»

Даро залился краской и помотал головой. Риэ хотелось загоготать в голос, но обижать своего нового странного знакомого он не желал.

– Где будешь ждать рассвета?

Высший дернул плечом.

«Прямо тут».

Риэ почесал затылок. Домой идти не очень хотелось, хоть рано или поздно придется… У деда Камоира еще осталась еда, пусть и немного. Об этом Риэ позаботился. А если он придет до того, как дед успеет поесть, то день кончится ссорой. Потому что Камоир враз поймет, сколько дней сам Риэ обходится без еды, и заставит взять себе половину скудного ужина. Поэтому Риэ уже пять суток не появлялся дома иначе как по ночам, оставляя еду, а если повезет, то и несколько монет, и уходил, убедившись, что дедушка спит и у него нет лихорадки.

А еще не очень хотелось бросать тут одного этого малька-Высшего. Мало ли что приключится с ним до рассвета… Риэ отчего-то волновала его участь. Даро выглядел потерянным, как сам Риэ в начале жизни в городе. Но важнее то, что мальчишка сдуру назвал его равным. Хотя приравняться к полоумному сомнительная честь…

«Чего ты улыбаешься?» – робко поинтересовался Даро.

– Ничего, – отмахнулся Риэ. – Тут сидеть – плохая идея. Прицепится кто-нибудь… Пойдем, я знаю одно место, там даже поспать можно, и никто не увидит.

Он привел его на улицу складов. Чутко прислушиваясь, не раздастся ли где шорох гусениц робота-сторожа, прошел темным извилистым путем и запрыгнул на служебную лестницу, ведущую на крышу. Высший уцепился и подтянулся на руках, зажмурившись и закусив губы.

– Да что с тобой? – наконец, спросил Риэ. – Я ведь не смог достать тебя шестом! Ты, что, успел подраться с кем-то еще этой ночью?

Усевшись рядом с Риэ, Даро окинул взглядом одинаковые полукруглые крыши складов.

– Ты слышишь? Эй! – Риэ пихнул его в плечо, и мальчишка неожиданно зашипел от боли и, обернувшись, хлестко ударил Риэ по руке.

– Ясно, – пробурчал Риэ, потирая запястье. Теперь он еще больше зауважал мальчишку: выходит, он дрался с ним, превозмогая боль в спине. – Чего сразу не сказал?.. За что тебя наказали?

Даро помолчал, буравя взглядом белую чешую солнечных энерговпитывателей под ногами. Потом все же ответил:

– За глупость.

– Ну, убегать из дому тоже не очень-то умно, – усмехнулся Риэ. – У тебя же родные есть. Волнуются. Вот куда ты теперь пойдешь? Тебя найдут и всыплют еще!

– Пускай, – бросил Даро и отвернулся.

Риэ устроил под головой свою небольшую сумку, положил рядом шест и лег на спину, глядя в розоватое от света лун небо. Энерговпитыватели были теплыми и оставались такими даже в самые суровые ночи сезона Бурь. Он любил это место – тихое и темное, где нет живых рабочих и можно выспаться или проораться вдоволь без риска быть услышанным… Звезды перемигивались с космическими кораблями, казалось, что над городом беспрерывно идет разноцветный метеоритный дождь. Близкие огоньки Пяти Планет горели как глаза богов, глядящих на своих детей.

– Мои родные умерли, – неожиданно прошептал Риэ.

Даро обернулся, поглядел ему в лицо, сел ближе.

Звезды падали и падали, оставляя росчерки, словно тонкие трепещущие перышки травы ийсо… Мама любила собирать из нее букеты, плела венки. Они так хорошо пахли…

– Отчего? – негромко спросил Даро.

– Мама, бабушка и две сестренки умерли от сухого мора. Тогда у нас многие умерли. В округе Красных Песков. А медики из города прилетели и… они помогли, кому смогли. Потом велели сжечь дома. Нам сказали, что дадут денег построить новые. Но…

Риэ осекся и прочистил горло, которое вдруг защипало.

– Я вот не умер, хотя дед говорит – до последнего думал, что Элай не оставит меня. Наверное, это все мое везение, – горько усмехнулся он. – Я родился на красную луну. У нас считают – это к удаче.

– Я тоже, – удивился Даро. – Только у нас думают наоборот… Красная луна приносит слезы. Отец не верит в это, а прабабушка все время рисует обереги у меня под дверью. Но как вышло, что ты оказался в городе?