Текст книги "Жертва"

Автор книги: Наташа Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 21

Деб сидела на краю своей кровати перед открытой дверью камеры, читала письмо Триш Магуайр и недоумевала, зачем той понадобился список всего, что отец ел и пил в день смерти. Может, они надеялись найти там какой-то аллерген, однако Деб не давала ему ничего нового или необычного. Она помнила наверняка. Она всегда старалась приготовить отцу на завтрак, обед и ужин только то, что ему нравится. Еда была практически единственным, что у Деборы получалось хорошо.

Его вкусы в отношении блюд и напитков менялись далеко не так часто, как некоторые другие пристрастия. За то время пока Деб ухаживала за отцом, она успела привыкнуть, что сегодня он требовал одно, а завтра из-за того же самого мог на нее накричать. Эта привычка делала уход за отцом совершенно невыносимым.

Деб встала с кровати, чтобы взять блокнот с фломастером и написать Триш Магуайр ответ, и, поднимаясь, сморщилась от боли. Последние дни у нее ломило все тело. Ныли даже язык и скулы, хотя Деб не понимала почему.

Мимо двери ее камеры мелькнула тень. Деб подняла голову от листа бумаги и увидела Джилл, камера которой находилась в самом конце коридора. Джилл была старшей по крылу и в некотором смысле обладала большей властью, чем надзиратели. Дебора робко улыбнулась ей, презирая себя за такое подхалимство.

– Я слышала, копы взяли сутенера Мэнди. – как будто ненароком заметила Джилл.

– Правда?

– Ага. Он заявил, что, мол, никакой наркоты ей на свиданку не приносил.

– Мэнди соглашалась на свидание со своим сутенером? – ужаснулась Дебора. – С тем самым, который виноват во всем, что с ней случилось?

Мэнди с такой радостью ждала того свидания, а после него вернулась в камеру такая счастливая, что Деб и в голову не приходило, что посетителем мог быть человек, столько времени над ней издевавшийся. Мэнди только сказала, что Спайк Хампер был ее старым другом и время от времени приходил ее навешать.

Затем Дебора решила, что Мэнди радовалась наркотикам, которые ей передали на свидании. Теперь она с горечью подумала, что бедняжка играла в ту старую игру, при которой жертва пытается завоевать любовь своего мучителя. Дебора и сама отлично знала правила этой проклятой, ненавистной игры, выиграть в которую можно только одним способом – выйдя из нее окончательно. Однако выйти было не так-то просто, потому что тогда вы теряли надежду.

– Короче говоря, – сказала Джилл, глядя на Дебору так, словно у той выросли зеленые бакенбарды, – я сегодня слышала, что полиция перевернула его квартиру вверх тормашками и нарыла там пакетик той дури, которую приняла Мэнди.

Деб вскочила с места и тут же оперлась рукой о стену, чтобы не потерять равновесие и не упасть. Сквозь туман до нее снова донесся голос Джилл:

– А главное, в дурь был намешан парацетамол. – Джилл пожала плечами. – Поэтому, наверное, надзиратели от тебя и отстали.

Дебора прислонилась спиной к стене и запрокинула голову к сводчатому кирпичному потолку. Он был выкрашен отвратительной краской, по цвету напоминавшей вставные зубы ее отца. Дебора не могла понять, почему она плачет. Почему именно сейчас? Наверное, это просто облегчение. Деб старалась взять себя в руки и поблагодарить Джилл за прекрасные известия, но никак не могла остановиться. Опять она ревет. Почти так же сильно, как в тот день, когда она так унизительно разрыдалась перед полицейскими. Деб запрокинула голову назад, а слезы все равно текли и текли по лицу.

Затем по ее щекам провели грубым тюремным полотенцем, а чьи-то руки мягко опустили Деб голову.

– Ничего, милая, ничего. Поплачь, – сказал голос Джилл. – Ты не виновата, что Мэнди умерла. Мы все это знали. А теперь еще и надзиратели знают. Они, наверное, ничего не скажут и извиняться не станут, но главное, что они знают.

Деб уткнулась лицом в плечо Джилл и немного успокоилась в ее крепких, дружеских объятиях. В последний раз Дебору так обнимала мама. Тогда маленькая Деб упала с велосипеда, ободрав себе кожу на обеих коленках и подбородке, а Корделия над ней смеялась.

– Ничего, милая, ничего. Поплачь.

Через какое-то время Джилл отпустила ее, отдала полотенце и сказала, что собирается пойти заварить чаю, и почему бы Деб не присоединиться к ним, когда она закончит писать свое письмо.

Дебора, всхлипнув, кивнула и быстро написала название всех блюд и напитков, которые подавала отцу в день его смерти. Вложив список в конверт, она написала на нем адрес Триш Магуайр, а затем вышла из камеры и присоединилась к общей компании заключенных.

Все они были гораздо добрее к ней, чем прежде, и даже рассказывали о том, как оказались в тюрьме и почему совершали свои преступления. В первый раз Деб начала рассказывать о своем отце, а начав, не могла остановиться, хотя ей самой казалось, что она говорит уже несколько часов.

– Поэтому мне пришлось смириться не только с тем, что я никогда не стану хорошей в папиных глазах, но и с тем, что из-за меня обостряются все его болезни.

Дебора прикрыла глаза, словно от этого могли исчезнуть воспоминания о лице отца, о его боли и презрении к ней.

– Все болезни, – повторила она. – И аллергия, и язва.

– Как так?

Вопрос задала Джилл, которая часто озвучивала то, что хотели, но не решались спросить остальные.

– Когда я приезжала к ним, отцу почти всегда делалось хуже. Ни из-за сестры, ни из-за мамы такого не происходило. Только из-за меня. Стоило мне переступить порог дома, как у отца схватывало живот или начинался ужасный зуд.

«Интересно, он ненавидел меня зато, что это происходило, или это происходило из-за того, что он меня ненавидел?» – спросила себя Деб, забыв на секунду об остальных женщинах. Их лица слились перед ее глазами в бесформенную розоватую массу. Дебора слышала, как они разговаривают, но голоса в ее собственной голове звучали громче.

«Ну почему все люди, которых ты любишь, презирают и ненавидят тебя? Что же в тебе такого ужасного? Ты никогда не заслуживала того, чтобы находиться с такими людьми, как Малкольм и твой отец. Почему ты не могла признаться себе в этом? Зачем навязывалась тем, кто не выносил одного твоего присутствия?»

И наконец, как обвинительное заключение: «Ты разрушила их жизни и жизни Адама и Кейт. Тебе не следовало выходить замуж за Адама. Ты сделала это, чтобы у Кейт был отец, когда Малкольм тебя бросил. Ты обманывала Адама. Ты никогда его не любила. Ты родила ему сыновей и Милли, чтобы искупить свою вину, но и их никогда не любила по-настоящему. Всю свою жизнь ты думала только об отце и Малкольме. Ни тот, ни другой тебя не любили и теперь уже никогда не полюбят. Ты никогда не станешь хорошей. Тебя никто и никогда не будет любить. Поэтому ты и очутилась здесь. Именно поэтому ты в тюрьме и никогда отсюда не выйдешь. Ты не заслужила нормальной жизни».

Розоватая масса перед глазами Деб шевельнулась и отвлекла ее от невеселых мыслей. Она поняла, что другие женщины пристально на нее смотрят. Деб почудилось, будто все они отделены от нее стеной из толстого стекла. Все тепло, которое она чувствовала раньше, исчезло. Ночные кошмары вернулись, расталкивая друг друга, словно жирные черви на гниющем трупе. И с каждой секундой их становилось все больше и больше.

Может, в ту ночь у нее случилось помрачение рассудка и она накормила отца какими-то лишними таблетками, надела ему на голову полиэтиленовый пакет, а затем обо всем забыла? Что, если она встала с кровати, как лунатик, и совершила преступление во сне? Может, история с пакетом и вставными зубами произошла только в ее воображении? Вдруг она просто-напросто сошла с ума? И была именно такой злой, как говорила Корделия. И неприятной. Неприятной и несчастной.

– Сержант?

Каролина Лайалт подняла голову и увидела, что из коридора в ее кабинет заглядывает Стив Оулер. Он выглядел до неприличия жизнерадостным в узких черных джинсах и темно-красной футболке. От такого цвета Каролине стало еще жарче. У Стива лицо сияло от радости, а у нее было хмурым, как туча. Каролина подумала, что вряд ли наступит такое время, когда во всех полицейских участках поставят кондиционеры.

– Да, Стив. Молодец, что заметил связь с делом Кракенфилда. В следующий раз буду больше доверять твоей интуиции. Ты уже разыскал дочь?

– Пока нет. Родители скажут, как ее найти, а пока надо еще до них добраться. Я пришел не поэтому.

– Нет?

У Каролины жгло в глазах. Она потерла их руками и вдруг поняла, что это один из любимых жестов Фемура. Каролина надеялась, что он не сидит сейчас в каком-нибудь баре, накачиваясь виски.

– Звонил ваш приятель из второго отдела, сказал, что они нашли пистолет, из которого застрелили Чейза. Баллистическая экспертиза показала – пуля выпущена именно из него.

Глаза у Каролины все еще болели.

– Отличная новость. Где они его нашли?

– В Брикстоне, в мусорном баке. Какая-то женщина заметила, что из помоев торчит ствол, и решила вызвать полицию. Инспектор Смарт звонил, когда вы были заняты, и попросил меня все это вам передать.

– Наконец-то первый проблеск.

– Не считая Спайка Хампера.

– Да, но он все равно ни к чему бы нас не привел. Кстати, с Кракенфилдами лучше бы поговорить уже сегодня, не откладывая в долгий ящик. Раз уж ты их отыскал, поедешь со мной.

Стив выглядел разочарованным. Каролина выдавила улыбку. Конечно, беседовать с парой пенсионеров из Пимлико далеко не так интересно, как искать нелегальное оружие в Брикстоне. К сожалению, ребята из второго отдела ни за что не пригласили бы Стива поработать вместе с ними, поэтому ему не помешает заняться каким-нибудь простым, нудным делом. Надо слегка подрезать ему крылья.

– Ты узнал, у Адама Гибберта есть алиби на время убийства?

Стив нахмурился еще сильнее.

– Да, узнал. У него в тот вечер соседи ужинали. Он собирался к ним в гости, но старшая дочь, Кейт, уехала с классом в Лондон, в какой-то театр, а няню для детей он не нашел, поэтому пригласил соседей к себе. Они принесли ужин с собой и разогрели его на плите.

Он неожиданно ухмыльнулся.

– Что тебя рассмешило? – спросила Каролина.

– Вы бы слышали, что та соседка говорила о кухне в доме Гиббертов. Она сказала, что ей очень жалко старшую дочь Адама, которой приходится там готовить.

– В смысле – Кейт? – Каролина чувствовала, что головная боль становится все сильнее. – На пистолете, который нашли в Брикстоне, были какие-нибудь отпечатки пальцев?

– Да, несколько. Их пока не идентифицировали.

– Хорошо. Мне надо доделать работу, а ты не уходи далеко. Через полчаса едем к Кракенфилдам. Договорились?

Она все еще работала, когда откуда-то из коридора донесся голос Фемура. Звучал он не так жалко, как все последние дни. Каролина отложила бумаги в сторону и вышла из кабинета, чтобы рассказать шефу про пистолет. Оказалось, Фемур уже все знает. Должно быть, у него тоже имелся свой человек во втором отделе.

– Они уверены почти наверняка, что Чейза застрелили именно из этого пистолета, но толку-то все равно никакого. У них нет ни имени, ни описания человека, ни четких отпечатков. Ничего нету. В отчетах по уличному видеонаблюдению ничего полезного не появилось?

– Нет. Я собираюсь съездить к тем людям, Кракенфилдам. Поговорю с ними о Чейзе и его отношениях с их дочерью. Выясню, не знал ли Чейза их покойный сын. Вообще-то я хотела взять с собой Оулера, но будет здорово, если со мной поедете вы. Вы подмечаете гораздо больше, чем он. Или я.

– Льстите, сержант, льстите.

Фемур выглядел откровенно жизнерадостным, и Каролина улыбнулась шире. Интересно, у него появились новости от Сью или все дело в новостях из второго отдела?

– Я поеду с тобой, но, по-моему, особых надежд на них возлагать не стоит. Ты же сама сказала, что Чейз порвал с их дочерью тридцать лет назад. Вряд ли мотив убийства находится так далеко в прошлом. Брось, Келли.

– Даже больше, чем тридцать лет. Может, ты и прав, но в любом случае это не может быть простым совпадением. С такой-то фамилией! И не забывай, что ее брат тоже умер. Мы обязаны все тщательно проверить, даже если связь с Кракенфилдами выглядит очередным тупиком.

– Ладно, ладно. Дай хотя бы в сортир сбегать.

– Может, съедим по сандвичу? Ты, наверное, еще не обедал.

– Ты хуже Оулера.

– Неправда. Никто не может быть хуже Оулера. Не понимаю, как в него столько вмещается. Я пойду скажу ему, что он свободен, и встретимся через пятнадцать минут в буфете.

Каролина махнула Фемуру рукой, подгоняя его. Он комично отдал честь и отправился выполнять задание.

К Кракенфилдам они решили добираться пешком, потому что на автомобиле пришлось бы долго кружить по улицам и искать стоянку. По дороге они прошли мимо дома Малкольма Чейза.

Фемур снова вспомнил о Лоре Чейз и о том, как мало она скорбела по убитому мужу. Среди сослуживцев Фемура были такие, что вызвали бы миссис Чейз на допрос только из-за ее хладнокровия и выспрашивали бы о наемных убийцах и о том, как их можно найти.

Фемур не исключал, что она действительно виновна в смерти мужа, хотя никаких улик до сих пор не появилось. Миссис Чейз была достаточно богата и достаточно безжалостна, чтобы заказать убийство собственного мужа. С другой стороны, она могла просто выставить его излома и подать на развод. Тогда какой смысл убивать? Кроме того, она ничего не заработала на смерти мужа, хотя такая возможность была. Она работала специалистом по связям с общественностью и имела возможность сыграть роль страдающей героини, которая слезно обращается с телеэкрана и просит сообщить хоть какие-то сведения об убийцах своего мужа. Однако она отказалась выступать по телевидению, хотя полиция обращалась к ней с такой просьбой. Миссис Чейз сказала, что это неприлично и все равно никакой пользы не принесет.

Здесь она абсолютно права. Информации поступало море, а никакой пользы от нее, как правило, не было. Часто у полиции с самого начала имелся подозреваемый. Иногда это был именно тот, кто по просьбе полицейских выступал по телевидению и просил помочь с поисками убийцы. Преступник верил, что он в безопасности, а следователи тем временем собирали против него улики.

– Ну, вот и пришли, – сказала Каролина и остановилась перед узким, вытянутым вверх зданием, которое видало лучшие дни.

В отличие от дома Чейзов оно было грязным, с облупленной штукатуркой.

Пожилая дама, открывшая им дверь, оказалась совсем не похожа на свой невзрачный дом. Высокая и очень элегантная, в льняном костюме почти такого же цвета, как ее седые волосы с голубоватым отливом.

– Что вам угодно? – спросила дама.

Показав удостоверение, Триш представила Фемура и объяснила, что они ищут миссис Кракенфилд. Женщина слегка понурилась.

– Я – Маргарет Кракенфилд, но мне больше нечего вам сказать. Следствие уже закончено, ребенок оказался не нашим внуком, а на все ваши вопросы мы уже ответили. Думаю, пора оставить нас с мужем в покое.

– Извините, – быстро сказала Каролина. – Мы пришли поговорить не о смерти вашего сына.

Миссис Кракенфилд выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок. Через секунду она взяла себя в руки и отступила в сторону со словами:

– Вот как? В таком случае входите. Мужа сейчас нет дома. Вы хотели поговорить с ним или только со мной? Это связано с автомобилем?

– Вас будет вполне достаточно, – улыбнулась Каролина.

Фемур подумал, что такой улыбке нельзя не поверить. Миссис Кракенфилд провела их направо от входной двери, в довольно симпатичную гостиную. Мебель здесь была далеко не новая, однако во всем чувствовалось эдакое деревенское очарование – кругом натертое воском дерево и английский ситец. В общем, отличная обстановка. Вероятно, хозяева обладали прекрасным чувством стиля.

Миссис Кракенфилд предложила гостям сесть, но не спросила, хотят ли они чего-нибудь выпить. Каролина поняла, что Фемур не собирается сам начинать разговор, поэтому заговорила первой:

– Мы пришли, чтобы поговорить с вами о Малкольме Чейзе.

Миссис Кракенфилд поднесла дрожащую руку ко лбу.

– Несчастный человек. Какая ужасная смерть, не правда ли?

– Значит, вы с ним общались?

Миссис Кракенфилд пожала худыми плечами, отчего ее льняной жакет собрался вокруг шеи в многочисленные складки. В огромных мочках ушей поблескивали крохотные жемчужные серьги, из-за своего размера выглядевшие не совсем к месту.

– Последнее время нет, – ответила она. – Он стал таким важным. Зато я отлично помню его еще школьником.

– Насколько я понимаю, у него были отношения с вашей дочерью?

Миссис Кракенфилд озадаченно приподняла брови.

– Обычная дружба между девочкой и мальчиком. – Она покачала головой и нахмурилась. – Не поймите меня неправильно, сержант Лайалт. Я имею в виду не ту дружбу, что обычно подразумевается в наши дни. Им было то ли по семнадцать, то ли по восемнадцать, не помню. В рождественские каникулы они ходили вместе в кино или на танцы, держались за руки, только и всего. Малкольму хотелось найти больше знакомых из нашего круга, а Джорджи радовалась, что у нее есть постоянный спутник. Она была в таком возрасте, когда девушки стесняются ходить на танцы в одиночестве. В то время Джорджи была довольно полноватой и не такой красивой, какой стала позднее.

– Почему они расстались?

– Понятия не имею, – с нетерпением ответила миссис Кракенфилд. – Господи Боже, с тех пор прошло почти тридцать лет. Вы ведь не можете всерьез полагать, что дружба Малкольма Чейза с моей дочерью имеет какое-то отношение к его гибели?

Фемур взглянул на напряженное, покрытое капельками пота лицо Келли, и понял, что пора вмешаться в разговор:

– Боюсь, миссис Кракенфилд, мы расследуем такое дело, что приходится заглядывать в самое отдаленное прошлое жертвы. Я понимаю, что людям вроде вас мы не доставляем ничего, кроме неудобств, но нам надо собрать всю возможную информацию об убитом человеке, обо всех, с кем он когда-либо общался и кто имел причины желать его смерти.

Миссис Кракенфилд вздрогнула. Фемур не удивился такой реакции. Сама мысль о насильственной смерти казалась кощунственной в этой старомодной комнате, пропахшей лавандой. Он вдруг подумал, что, вероятно, в прошлом у хозяйки дома было очень красивое лицо, с тонкими, элегантными чертами. Сейчас белки ее глаз помутнели, а кожа из-за многочисленных морщин походила на гофрированную бумагу.

– Уверяю вас, главный инспектор, моя дочь никогда не вращалась в одних кругах с наемными убийцами.

– Ну разумеется. Нисколько в этом не сомневаюсь. Скажите, где она сейчас живет?

– В Шотландии. Она замужем.

Судя по всему, мягкий тон Фемура успокаивал миссис Кракенфилд и нравился ей больше, чем необычно хрипловатый голос Каролины.

– Она уже двадцать пять лет замужем за прекрасным человеком. Он фермер. У них пятеро детей, и Джорджи почти не ездит сюда.

Покрытое морщинками лицо дрогнуло.

– К огромному сожалению для нас с мужем, – добавила она.

– Понятно. Вы не могли бы дать нам ее адрес?

– Я не думаю…

– Мы просто-напросто опрашиваем всех, кто есть в нашем списке, только и всего. Как вы понимаете, список получился очень длинный. Раз мы сразу не смогли найти то, что нам нужно, приходится углубляться все дальше и дальше в прошлое. Ничего не поделать, будем копать, пока не найдем объяснения.

– Вы, наверное, в полном отчаянии, если разыскиваете людей, которые не виделись с Малкольмом так давно, как Джорджи, – сказала миссис Кракенфилд с чуть большим энтузиазмом в голосе.

– Адрес? – напомнила Каролина.

Миссис Кракенфилд с явным нежеланием продиктовала адрес дочери.

– А вы сами никогда с ним не виделись? – поинтересовалась Каролина тоном прокурора, который спрашивает у обвиняемого, не надеется ли тот, что присяжные поверят в такую очевидную ложь. – Звучит очень странно, если учитывать, что живете вы так близко друг от друга.

На щеках миссис Кракенфилд вспыхнул легкий румянец.

– Ну разумеется. Иногда мы видели, как он заворачивает за угол или выступает по телевидению. Изредка встречались на рождественских вечеринках у кого-нибудь из соседей. Однако мы почти не разговаривали. Было бы неприлично навязываться ему сейчас только из-за того, что в юности он захаживал в наш дом. Вам так не кажется?

– Что ж, наверное, вы правы.

Каролина посмотрела на Фемура и приподняла бровь, спрашивая, нет ли у него еще вопросов. Фемур отрицательно покачал головой. Оба встали.

– Спасибо, что согласились поговорить с нами, миссис Кракенфилд. Если вспомните что-нибудь полезное, позвоните нам, пожалуйста.

Каролина протянула ей свою визитку.

– Здесь номер моего мобильного, а ниже я написала телефон нашего отдела.

– Понятно. Благодарю вас.

– И еще примите мои соболезнования по поводу смерти вашего сына. Наверное, вам было очень сложно все это пережить, учитывая обстоятельства.

Миссис Кракенфилд вдруг застыла с таким видом, словно из нее выпустили весь воздух. Фемур в последнее время нередко бывал в отчаянии и чувствовал себя полумертвым от горя, поэтому догадывался, что сейчас миссис Кракенфилд не сумеет выдавить ни слова. Он еще раз поблагодарил ее за информацию и подтолкнул Каролину к выходу.

– Это было не очень тактично, Келли, – сказал он, когда они вышли на улицу. – И совсем на тебя не похоже.

– Я хотела посмотреть, как она отреагирует, – ответила Каролина с внезапной жесткостью в голосе.

Фемур пристально посмотрел на нее.

– Там происходит что-то странное, – добавила Каролина.

Фемур всегда уважал ее мнение, но такому заявлению очень удивился.

– Она говорила совершенно искренне. Просто не хотела, чтобы мы беспокоили ее дочь, вот и все. Думаю, любая мать на ее месте поступила бы точно так же.

– Дело не только в этом, Уилл. Она вела себя слишком нервно. Неужели ты не почувствовал? А руки! Ты видел ее руки? Она стискивала их все время, пока мы там сидели. Она точно чего-то боится.

– Ее сын умер в полной нищете. Попробуй тут не занервничай.

– Но не до такой же степени. Думаю, как только придем в участок, позвоню ее дочери.

– Чего уж там. Летела бы сразу в Шотландию, – сказал Фемур с несвойственным ему сарказмом.