Текст книги "Презумпция любви"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Глава 10
Странная это штука – одиночество. Вроде бы привыкаешь к нему, с головой погружаешься в работу, возвращаешься домой поздно, сил хватает лишь на то, чтобы поужинать, иногда – почитать хороший роман или посмотреть умную передачу. А перед тем как уснуть, необходимо было еще раз поразмыслить над очередным делом. Но это в нормальной обстановке, когда знаешь, что в доме порядок, дочь учится, она отличница, умница, да и красавица, чего там скромничать. Но вот случаются проблемы в доме – оказывается, что привыкнуть к одиночеству нельзя. Работа из рук валится, ни читать, ни смотреть дурацкие телепередачи абсолютно не хочется.
Друзей у нее не было, друзья покойного мужа время от времени звонили, поздравляли с праздниками, но все реже и реже это случалось. Дочь была для нее всем, но… много ли времени она уделяла дочери? Ох, мало, совсем мало. Чтобы забыть о смерти любимого мужа, приходилось много работать, а работа такая, что душа черствеет. Не раз ловила себя на мысли, что и с дочерью разговаривает с повелительной интонацией в голосе, потом жалела, вспоминая, но Светка росла умненькой девочкой, все понимала.
И вот что получилось из этого – она потеряла дочь. Появился какой-то бандит, и все пошло наперекосяк.
Воронина сидела на кухне, думала о своей жизни, но прежней злости к Малышеву-младшему не испытывала. Да, он был связан с местными бандитами, да, хулиган и троечник, но… Светка ведь не дура! Умница! И выбрала его не случайно, значит, что-то было в этом парне? А папаша его каков! Только сегодня она увидела его настоящего! Из жалкого пьянчуги мужик превратился в настоящего… дворянина! И значит, сын его не такой уж пропащий, коли отец спокоен за его будущее.
Она виновата, виновата во всем. Повелительные интонации в голосе могла простить девочка-отличница, школьница, но самостоятельная красавица Светлана не будет мириться с ними. Да и не мирится уже больше года.
Вспомнился светлый майский вечер, они возвращались из театра, Светке тогда было девять лет.
Огромный небритый мужик возник перед ними там, где фонари не горели, уже на Пречистенке, неподалеку от их дома. Время было смутное, перестройка, совместные кооперативы, талоны на водку и сахар…
– Бабки давай, козел, – сказал мужик, обращаясь к Игорю, и выбросил вперед руку с ножом.
Лезвие с противным щелчком показалось из рукоятки.
– Ладно, – согласился Игорь. – Сколько хочешь?
– Весь лопатник гони.
Игорь сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне. Когда мужик протянул руку, Игорь ударил его ногой, выбил нож, а два удара руками свалили громилу на асфальт.
– Милиция, – спокойно сказал Игорь. – Лежать, не двигаться, иначе будут проблемы со здоровьем.
Громила не мог смириться с поражением, и проблемы со здоровьем у него возникли. Пара ребер была сломана наверняка. Она хотела поскорее увести дочку домой, но та словно приклеилась к отцу.
– Пап, он хотел нас ограбить, да?
– Да, малышка, но мужчина обязан защищать свою семью, – с улыбкой ответил Игорь, внимательно глядя на лежащего громилу и ласково взъерошив прическу дочери. – Любаша, давай домой, позвони в отделение, пусть вышлют наряд. А я пока подежурю тут.
– Мужик, прости, клянусь – больше никогда… Ну что, на хрен, делать – «откинулся», а дома жена с ребенком, говорит, уйдет на хрен… Я слесарем был, по пьяни загремел на зону, куда теперь ныкнуться – ни хрена не пойму…
– Пап, прости его, – сказала Светка. – Ты уже победил.
– Светлана! – прикрикнула она на дочь.
– Желание любимой девушки для меня закон, – с дурашливой усмешкой сказал Игорь. – Встать! Бежать!
Светлана обняла отца и громко засмеялась, глядя во след убегающему громиле. Она недовольно покачала головой, но ничего не сказала.
– Пап, а что такое лопатник? – спросила Светка.
– Кошелек. Но ты никогда не должна говорить это. Обещаешь мне, любимая девушка?
– Ладно, не скажу никому, – с сожалением ответила Светка.
Как хорошо им было вместе, она гордилась мужем и любовалась смышленой дочерью. А какая ночь была после этого случая! Не жизнь, а сказка… Которая резко оборвалась после того, как подлая пуля отняла у нее Игоря.
Воронина встала из-за стола, подошла к окну, отодвинула штору. Внизу был черный влажный асфальт. И – ни единой живой души. Страшная пустыня… На плите стояла сковородка с макаронами и двумя сосисками – ужин для дочки.
Хлопнула входная дверь, щелкнули замки. Воронина выскочила в прихожую:
– Света… Ну, слава Богу! Я уж не знала, что и подумать. Ночь на дворе, а тебя все нет…
– Теперь есть, ты довольна?
– Света, нам нужно поговорить.
– Не о чем, мама.
– Ну пожалуйста, я прошу тебя. Я была сегодня у отца Малышева, знаю, куда ты ездила.
– Будешь следить за мной – уйду жить к Владимиру Сергеевичу. Знаешь, я ему больше верю, чем тебе. Он никогда меня не обидит, а жить там будет и легче, и намного интереснее, чем с тобой.
– Света… Как ты могла такое подумать? Да кто он такой – жалкий, спившийся журналист?
– Он не жалкий, мама, ты сильно ошибаешься. Он похож на папу. Знаешь в чем? Он так же заботится о своей семье, хоть драться не умеет и не любит. Но он – мужчина, умный, интеллигентный, с ним говорить – одно удовольствие. А с тобой, трезвой и правильной, о чем говорить?
Воронина вздохнула, пожала плечами:
– Извини, дочка, я как-то несерьезно отнеслась к твоей связи…
– Серьезно, очень серьезно, мама! Это ты упекла Саню за пустячную провинность на три года!
– При чем тут я? Районные суды мне неподвластны.
Светлана презрительно усмехнулась:
– Рассказывай! Дураку понятно, что судьи действовали по твоей подсказке. Отстань от меня.
– Света, но… чем он хорош, этот хулиган Малышев?
– Тем, что он сильный и способен защитить меня, понятно?! – крикнула Светлана. – Тем, что он добрый, заботливый, нежный и ласковый – со мной, понятно? Если я прикажу – он прыгнет в воду с Крымского моста.
– Зачем прыгнет?
– Потому что я так хочу! И папа бы прыгнул, если б ты приказала ему, я это точно знаю!
– Нет, Света, ты ошибаешься. Папа был… совсем другим человеком, и его у нас отняли такие, как… такие, которые окружают твоего Малышева. И ты… не надо передергивать! Не надо спекулировать на памяти отца! – разозлилась Воронина. – Я тебе запрещаю такие сравнения!
– Мам, ты давно смотрела на себя в зеркало? Не понимаешь, во что превратилась? Генеральша! В свои сорок два года стала древней старухой на последней стадии маразма! Отвали от меня, я иду в ванную, а потом – спать, завтра в институт. И не о чем нам больше толковать!
– Толковать? Это что еще!.. – по инерции крикнула Воронина, но Светлана не стала ждать конца ее тирады, ушла в свою комнату.
Ну вот – прихожая собственной квартиры, родная дочь… А что в итоге? Да ничего, все то же одиночество… Воронина вернулась на кухню, увидела сковородку, вспомнила, что хотела предложить Светлане поужинать, да так и не смогла. Теперь уже поздно… Свалила еду в глубокую миску, сунула в холодильник и, тоскливо усмехаясь, стала мыть сковородку. «Толковать»! Слышал бы отец, как его малышка разговаривает с матерью!
И тут же поняла, что Игорь, вернись он домой хоть минут на десять, спросил бы, что у них такое творится, не у дочери, а у нее.
Светлана быстро приняла душ, легла в кровать, включила телевизор. Какие-то фильмы показывали, но смотреть не сначала было не интересно. Мать тоже улеглась в своей комнате, ни жалости, ни сочувствия к ней не было. Черствый сухарь, генерал в юбке. Враг, который причинил ей столько боли. Она ведь могла помочь Сане, сделать так, что ему дали… хотя бы «условно». Но нет, постаралась, и парень, ее парень, получил по максимуму. Да разве это мать? Прямо-таки монстр какой-то! Действительно, Владимир Сергеевич был и ближе, и роднее ей, чем собственная мать! Она всегда во всем права, думает, что уважает память отца, а на самом деле… не человек, а ходячий Уголовный кодекс! Разнюхала, куда она сегодня ездила, ходила к Владимиру Сергеевичу, наверное, требовала, чтобы он прекратил эти свидания! Дура, да и только!
Как же это получилось, что Саня оказался за колючей проволокой? Вспомнилось…
– Светка, я чертовски рад, что ты поступила в институт, молодец!
– Учти, поступила сама, без помощи важной мамаши.
– Вдвойне молодец!
– А ты, Саня? Ты же не дурак, тоже мог бы поступить… И Владимир Сергеевич помог бы.
– Во-первых, помощь Владимира Сергеевича исключается, а во-вторых, два студента в доме – накладно, Светланка. Пока один учится, другой должен работать. До армии. Я нашел работу, буду охранять магазин. Бабки обещают нормальные, восемь тысяч, все они – твои.
– Можешь не сомневаться, я их потрачу, как надо. Сань, а как тебе удалось охранником устроиться? Ты же не служил в армии или в милиции, какой из тебя охранник?
– Хозяин магазина тоже так сказал, но я убедил его. Там у них менеджер здоровый парень и в карате кое-что смыслит. Я спросил: если побью его – примете? Ты бы видела ухмылку этого менеджера! Он прямо-таки сиял от удовольствия.
– Ты побил его?
– Не очень сильно. Он вовремя успел вякнуть – берем, берем, Игнат Васильич. И хозяин взял меня, завтра выхожу работать. Представляешь, моего хозяина зовут Игнат Полевик, такой занудный хмырь, но – Полевик! Как тебе такая фамилия, моя любимая студентка?
– Да никак, мой любимый охранник. Всякие бывают фамилии, к примеру, когда-то жил писатель Полевой, честно говоря, не знаю, что он такое написал.
– «Повесть о настоящем человеке», плохую повесть, но вполне устраивающую Советскую власть. Поэтому жил безбедно, могу добавить строчкой из Высоцкого: «и при деле, плыл, куда глаза глядели, по течению».
– Это Владимир Сергеевич тебе сказал?
– А ты думаешь, я сам изучал этих советских писателей? Отец много знает, как выпьет – и давай рассказывать. Одно время я не врубался, даже злился – ну зачем мне нужно это слушать? А потом понравилось. Получалось, садимся ужинать – и вроде как пару страниц энциклопедии прочитал.
– Мне тоже интересно с ним говорить. У него такое чувство юмора… Ну просто класс!
– А Полевик? – напомнил Саня. – Мне жутко хочется так и называть его – господин Полевик! Звучит, а? Не какой-то там лесовик или тундровик, а – Полевик!
– Не вздумай, Саня, он может обидеться и выгнать тебя.
– Да я и сам понимаю, Светланка. Но ведь хочется.
– Ты такой смешной, Санька… Да ну его, твоего Полевика. Лучше скажи, куда мы сегодня пойдем?
– Отец пошел прогуляться по Новому Арбату, часика два его не будет.
– Побежали!
– Как скажешь, моя принцесса…
– Почему ты так называешь меня?
– Не знаю. Ты для меня самая настоящая принцесса. Не потому, что мамаша крутая генеральша, а потому, что… принцесса. А что, не нравится?
– Очень нравится, Саня…
Светлана улыбалась, вспоминая август прошлого года. Все было так хорошо, так понятно – у нее есть Саня, она стала студенткой, а он нашел работу. Тогда ее занимала только одна мысль – выйти замуж сейчас и перебраться жить к Сане или подождать, пока он отслужит в армии? Ох, эта армия! Хорошо бы избавиться от нее, но как? Саня был приписан к воздушно-десантным войскам и не собирался отмазываться, Владимир Сергеевич полностью поддерживал его в этом. Но ждать два года его возвращения было так трудно! Если бы не армия, она бы не задумываясь вышла замуж и переселилась к Сане. С Владимиром Сергеевичем у нее были просто замечательные отношения, да и сам он как-то сказал: «Ребятки, вы красивая пара, приходите, когда вздумается, если мешаю – уйду, а если нет – сварганим что-то невероятное на кухне и устроим семейный ужин. Не стесняйтесь, все нормально. А ты, Света, можешь приходить сюда как домой. Сашка, надеюсь, не станет возражать?»
Конечно, Саня не возражал. И даже сделал для нее комплект ключей. И она с удовольствием приходила в эту уютную квартиру, иногда вместе с Саней, встречала его после дневного дежурства у магазина, иногда, если не успевала встретить, прибегала сама, и они с Владимиром Сергеевичем трудились на кухне, ожидая Саню. Какие блюда у них получались! Пальчики оближешь! Даже если и спорили: больше перца положить или меньше, кинзу или укроп добавить, – все равно это было прекрасно.
Каждая девушка ищет своего принца – чтоб и богатым, и красивым, и любящим был. Многие думают, что главное – богатство. Чтоб везде ездить, все иметь. А у нее был любимый парень, красивый, надежный, любящий ее, будущий свекор относился к ней как отец, во всяком случае, с ним общаться было куда приятнее и интереснее, чем с родной матерью. И квартира, где она чувствовала себя даже не как дома, а гораздо уютнее! О чем еще мечтать?
Но эта идиллия вдруг разбилась вдребезги. Светлана не сомневалась, что все устроила мать, которая терпеть не могла Саню. Что же она за злодейка такая?!
Светлана натянула одеяло на голову и всхлипнула. Прямо зверь какой-то! Что она хочет, эта жестокая прокурорша? Такого жениха, как этот дебильный увалень Багрянов?! Дура, дура!.. Слезы катились на подушку, тело девушки содрогалось от рыданий. И думала она в это мгновение о том, как хорошо было бы, если б у нее не было матери.
Конечно, это ужасные мысли, но это всего лишь мысли, разве можно их сравнить с поступками матери? Что же она натворила, зараза такая?!
Глава 11
Цех был небольшой и мало чем отличался от обычных заводских цехов – те же станки, грохот прессов, только на окнах были стальные решетки, у железной двери замер парень с автоматом. А так – все нормально, сиди себе работай, выполняй план. За это еще и деньги платят, не бог весть какие, но на сигареты хватает.
Малышев сидел у пресса, штамповал детали с затейливой конфигурацией, которые были необходимы для сборки электродвигателей. Процесс был крайне прост и утомителен – двигаешь лист железа, нажимаешь на педаль. Потом снова двигаешь, снова нажимаешь. И так до тех пор, пока не прозвучит сирена, на обед или означающая конец рабочего дня. Не выполнил норму – пеняй на себя, штрафы были драконовские, выполнил – молодец, перевыполнил – дурак, ибо завтра твой рекорд станет нормой. Вполне советская система труда, но тут о демократии никто и не заикался.
В работе Малышева все было отлажено до мелочей, он привык систематизировать свои действия. Норму почти выполнял за час до сирены, оповещающей о конце рабочего дня, а оставшиеся детали вырубал в замедленном темпе. Ходить и говорить с друзьями по несчастью не поощрялось, а вот думать и вспоминать никто не мог запретить.
Магазин располагался на тихой арбатской улочке Журенко, неподалеку от шумных и людных даже поздним вечером Нового и Старого Арбата, но не на виду. Собственно, это был не магазин, а дорогой меховой салон, не случайно его охране хозяин Полевик уделял особое внимание. Днем нужно было дежурить у входа и приглядывать за торговым залом, вечером проще – закрылся и можешь подремать до утра. Следующий день и ночь дома, потом дневная смена, потом заступаешь на следующую ночь. В общем-то нормально.
Светка частенько прибегала его встречать, но в салон не заходила, дабы понапрасну не расстраиваться от вида красивых шуб и накидок из дорогого меха. Ждала его у двери. Что он думал, увидев ее на асфальте возле магазина? Конечно, радовался, но больше всего досадовал из-за того, что не может подарить своей девчонке шубу, которая ей понравится, а лучше – весь этот магазин. Это ведь было бы справедливо!
Друзей у него не было здесь, правда, Гена Петрицкий, генеральный менеджер, уважал его, когда заходил – здоровался за руку и дурашливо подмигивал: мол, помню, как ты меня чуть не покалечил. Девчонки-продавщицы заигрывали, но после того, как поняли, что его встречает красивая блондинка, лишь вздыхали, глядя ему вслед.
В тот вечер в магазин приехал сам Полевик, его офис находился на Новом Арбате, магазинов-то, помимо этого, у Полевика было до черта. Высокий, с узким, щучьим лицом и близко посаженными черными глазами, он казался вполне крутым бизнесменом. Вышел из магазина без пяти восемь, когда магазин уже закрывался, а сам он передавал дежурство ночному сменщику.
Вскоре вышел на улицу и с удивлением увидел, что хозяин все еще не уехал, стоит у своего «мерседеса», о чем-то разговаривает со Светланой.
– Всех ваших мехов не хватит на это, – услышал он слова Светланы.
Она обернулась, заметила его и побежала навстречу, крепко обняла, поцеловала в губы. Полевик не растерялся, шагнул вперед, сказал с усмешкой:
– У тебя очень красивая девушка, Александр. И очень стойкая, в наши дни это большая редкость. Приятно было познакомиться, Света, извините.
«Мерседес» с хозяином рванул по тихой улочке, а он со Светкой пошел к метро.
– Что он говорил тебе, Света?
– Дурак, такой же, как и все они. Думает, за деньги можно, купить абсолютно все.
– А конкретно?
– Не бери дурного в голову, Саня. Это не продается, потому что принадлежит тебе, и только тебе.
– Но все же?
– Саня! Он ведь не знал, что я твоя девушка. И потом извинился, значит, уважает тебя. А остальное не важно. Представляешь, у него даже тон изменился, когда понял, что я с тобой. Слушай, ты у меня прямо-таки супермен!
– Не нравится мне это.
– Ну, Саня! Мне такое говорят примерно раз в неделю. Да плюнь ты на всех этих идиотиков! Я не продаюсь. Поехали скорее домой, посмотрим, что там приготовил сегодня Владимир Сергеевич. По-моему, он обещал испанское блюдо. Только, пожалуйста, скажи ему, пусть много не пьет.
– Может, мне поговорить с этим Полевиком? Я другую работу себе найти могу.
– Ох, перестань, пожалуйста, Саня. Не дури, понял? Он извинился, а это дорогого стоит. Такой крутой босс, а тут же притих и даже извинился. Значит, все нормально, слушай, мне и вправду это жутко приятно, Санька!
– А мне нет.
– Ну перестань дуться, прошу тебя!
Почему он тогда разозлился? Понял вдруг, что не сможет удержать Светку. Все у них хорошо, но что будет, когда он пойдет в армию? Весной светит повестка, это уж точно. Два года… вытерпит ли она, при таком внимании, при такой мамаше? Это было как снежная лавина – пронеслась, сметая все прежние романтические настроения. Мир жесток, твою красивую женщину хотят сильные этого мира, а если ты простой охранник с зарплатой в восемь тысяч рублей – как удержать любимую?
Первый шок он испытал именно в тот вечер.
«Мне такое говорят примерно раз в неделю… раз в неделю…» Сколько же недель они жили врозь? Девять месяцев… Сколько же мужиков за это время предлагало ей продаться? И не все тупые дебилы, лысые старикашки, наверное, были и красавцы, уверенные в себе. А его рядом нет, помочь ей никак не может. Да вот же, сама сказала – какой-то сын колбасного короля достает ее. Был бы рядом – сказал бы этому сыну пару ласковых слов, он бы и думать забыл о Светке. Но его нет рядом с ней, нет и еще долго не будет!
Сука она, эта прокурорша! Отсекла его, устранила! И что же, ничего нельзя поправить? Против лома нет приема… Стену лбом не прошибешь… Но какой-то выход должен же быть?
До сирены оставалось пять минут. К его станку подошел Диван, остановился рядом.
– Еще удар, еще – и… план выполнен! – прокомментировал он действия Малышева. – Молоток, кореш! Холодно, может, побегаем на спортплощадке? А то мне одному в лом…
– Не знаю… – сказал Малышев.
– Ты о своей телке размечтался? Извини-извини, девушке. Я ж тебе сказал – плюнь, на хрен. «Откинешься» – все твои будут, а эту припрягут крутые мэны, на то они и бабки шальные зашибали.
– Заткнись, Диван!
– Да чё – заткнись? Ты не первый и не последний. К Баде телка уже не приезжает, а попервах такая любовь была, на хрен! Я ж тебе, как другу – забудь, она уже не твоя, точняк.
Раз в неделю… сын колбасного короля…
Он резким движением схватил руку Дивана, сунул ладонь под пресс.
– Я тебе говорил, козел, чтоб не вякал мне про чернуху! – заорал Малышев. – А теперь, падла, я тебе сделаю фигурный вырез на лапе, понял? Ща нажму на педаль, и…
– Ой! Гражданин начальник, помоги, убивают! – завопил Диван.
– Малышев, освободи Иванова! – крикнул автоматчик, метнувшись к его прессу.
Весь цех встал на ноги, наблюдая за происходящим. Не каждый день такое представление случается.
– Ты понял, падла? – кричал Малышев. – Или не понял?
– Малышев, я буду стрелять! – заорал охранник. – Не двигаться!
В цех ворвались другие охранники, Малышев отпустил руку Дивана. Его тут же скрутили и вывели из цеха.
– Дурак, – сказал, оправдываясь, Диван. – Я же помочь ему хотел, чтобы потом не…
Презрительное молчание было ему ответом. Все тут верили во что-то хорошее, и все знали, что если их мечты сбудутся, – это чудо. А про дерьмо знали наверняка, ну так что же про это толковать, душу бередить понапрасну?
– Диван, ты мне ответишь за Малыша, – презрительно пробасил Бадя. – Мне лично, понял?
– Так я чего же? Я хотел помочь ему…
– Ну так и поможешь, козел!
Диван огляделся – никто из заключенных не сочувствовал ему. Понятно, что Малыш попадет в карцер и, значит… расправы не избежать. Подумал, что хоть бы сейчас это случилось – так легче было бы. А ждать расправы – это же такой ужас, особенно если знаешь, что она обязательно случится и на помощь надеяться не стоит.
Воронина сидела в своем кабинете, внимательно смотрела в светлые глаза адвоката Игнашкина.
– Уважаемая Любовь Георгиевна, вы отлично понимаете, что Мурада Корзаева не взяли с поличным. Все эти показания задержанных вашими сотрудниками мелких торговцев ничего, собственно, не стоят. Они дали показания там, где общественность, так сказать, их не видит, они откажутся от них при свете телекамер. Я не совсем понимаю вашу излишнюю принципиальность.
– А я вполне понимаю вас, Евгений Михайлович. За деньги можно отмазывать крупного наркоторговца, который отравляет своим зельем нашу Москву. У вас дети есть?
– Разумеется, Любовь Георгиевна. Но при чем тут господин Корзаев? Наркотики – это плохо, кто же спорит? Нужно с ними бороться, я лично – за. Но Корзаев… Хотите сделать из него козла отпущения? Выполнить план? Это нечестно, уважаемая Любовь Георгиевна.
Она смотрела на него так, как смотрят люди на дождевого червя, извивающегося на мокром асфальте. Он ведь прекрасно знал, кто такой Мурад, у него ведь были дети, и главное – понимал, с кем говорит! И нес такую ахинею!
– Евгений Михайлович, мы с вами всегда будем противниками, это неизбежно, но кое-какие правила игры между нами все же существуют, не так ли?
– Так, уважаемая Любовь Георгиевна. Поэтому и прошу вас не противиться освобождению под залог моего подзащитного.
– У меня есть неоспоримые доказательства, что Мурад – хозяин сети наркоторговли в Москве, и эти доказательства основываются отнюдь не на показаниях мелких торговцев! И вы тоже прекрасно понимаете, кто такой Мурад, Евгений Михайлович!
– Я не совсем понимаю вас, Любовь Георгиевна. – Он сделал ударение на слове «вас».
– Вы сказали, у вас дети есть? Когда они станут наркоманами – поймете!
– С вами трудно говорить, Любовь Георгиевна. Очень трудно, понимаете… Я лишь хочу добавить, что если Корзаева выпустят под залог, это не будет нарушением законодательства… Под крупный залог, тем более у него гипертония, человек страдает.
– Подобные решения выносит суд, – жестко ответила Воронина. – Вы подавали апелляцию на решение о взятии под стражу, результат известен.
– Я понимаю, уважаемая Любовь Георгиевна. Разумеется, вы правы, но ведь и мы знаем, как подобные вопросы решаются. Вы только не настаивайте на своем, когда мы обратимся в суд высшей инстанции. Я не прошу вас о чем-то…
– Только попробуйте!
– Ни в коем разе, упаси Бог! Все знают вашу принципиальность. Но даже прокурор в своей работе должен руководствоваться принципами гуманности.
О гуманности он говорит! Будь ее воля – вызвала бы охрану и отправила бы адвоката на принудительную экскурсию в наркодиспансер, пусть посмотрит на «ломку» больных, а потом и будет рассуждать! И ведь адвокат-то паршивенький, ни одного принципиального дела не выиграл, так, по мелочевке кое-чего добился, но постоянно мелькает на телеэкране, то в одной передаче, то в другой, в результате – вроде как известный в Москве человек, причастный к тому, высшему, свету.
Она знала, что он хочет и не может сказать. Мурад велел передать – даст, сколько нужно, только за то, чтобы выйти под залог. Миллион долларов – даст миллион, честно и без всяких обид. Игнашкин рассуждал о гуманности, но думал о своем гонораре и популярности у солидных клиентов. Однако не то что прямо, даже косвенно передать предложение Мурада не мог. Плохой адвокат, да не дурак все же, понимал, с кем разговаривает.
– Не будет никакой гуманности. Вы что-то еще хотели сказать мне? – издевательски поинтересовалась она. – Ваш подзащитный хотел чистосердечно раскаяться?
Игнашкин задумался, с минуту сосредоточенно потирал лысеющий лоб, но так и не решился сказать то, о чем просил Мурад. Оно, конечно, нет неподкупных людей, нужно только дать нужную сумму, но… Воронина – это не человек, а монстр!
– Ему не в чем каяться, – пробормотал он.
– Тогда – всего вам доброго, Евгений Михайлович, не смею больше задерживать.
– То есть я должен понимать это как…
– Да. И поберегите свое красноречие, не ровен час оно пригодится, чтобы защищать ваших детей-наркоманов.
– Вы очень жестокая женщина, Любовь Георгиевна! – с раздражением сказал Игнашкин.
– С кем поведешься, Евгений Михайлович.
Воронина откинулась на спинку кресла, глядя вслед уходящему адвокату. С ним все было ясно, и с его подзащитным – тоже. Московский наркобарон Корзаев будет сидеть в Бутырке, несмотря на любые заявления его врачей. А потом предстанет перед судом и получит свое. Освободить под залог – значит потерять его для следствия. Нередко, точнее, часто так и случалось у других прокуроров, подследственные исчезали, растворяясь на просторах Европы, несмотря на внушительные суммы залога. А прокуроры строили новые дачи в Подмосковье… С ней такие вещи не проходят!
Но другие проблемы, свои, личные, как решить? Тут нет адвокатов, и не с кем посоветоваться! Разве что с Ваней Хлоповым, лучшим другом Игоря?
Она набрала его номер, услышала в ответ уверенное «да».
– Ваня, привет, это Воронина тебя беспокоит, не забыл еще такую фамилию?
Хлопов замолчал, потом уже менее уверенно сказал:
– Не забыл, Игорь для меня – эталон мента. А ты не эталон прокурора.
– Да перестань, Ваня. Ты только выполнил свое обещание. Но проблема не решена…
– Люба, мы с тобой, вроде бы кристально чистой прокуроршей, преступники. И должны поиметь срок, ты понимаешь это?
– Исключено, Ваня. Успокойся, ради Бога, не дергайся, все под контролем. Я просто хотела посоветоваться с тобой… Понимаешь, Светка стала совсем невменяемой, бегает к нему в зону… Может, приедешь, поговорим?
– Нет, Люба, все, что мог, я уже сделал. Это была, конечно, глупость жуткая, но я обещал… И сделал. Дальше думай сама, ты у нас большой начальник.
– Ладно, Ваня, я постараюсь сама вырулить. Спасибо, что еще говоришь со мной.
– Люба, а ты соображаешь, что мы натворили? Кому это, на хрен, было нужно, а?!
– Поняла, Ваня, пока.
Она тоскливо усмехнулась. Полковник Иван Хлопов, начальник окружного УВД, был свидетелем у них на свадьбе, самый преданный друг Игоря. И на похоронах мужа он поклялся, что поможет вдове друга в любом, абсолютно любом деле. Почти год назад она напомнила ему об этой клятве.
Она едва узнала его, лет пять не виделись, и за эти годы высокий, стройный майор (когда погиб Игорь, он был капитаном) превратился в тучного полковника с заметным брюшком. Хлопов долго удивлялся, осматривая ее квартиру – она была такой же, как и при жизни Игоря! Не мог понять: почему самая принципиальная генеральша Генпрокуратуры живет в такой тесноте? Воронина поняла его взгляд и резко сказала:
– Нам со Светкой хватает.
– Ну а выйдет замуж? Надо ж квартирой девку снабдить, прожиточный минимум обеспечить, он теперь у них не то, что у нас, понимаешь.
– Твои-то как?
– Старший юрист, адвокат, живет отдельно. Младший пока что с нами, в Академии МВД учится.
– Ну пошли на кухню, выпьем по рюмке.
– Я и две не против с тобой, Люба. Эх, видел бы тебя Игорек! Генеральша, кто бы мог подумать?!
Они выпили по рюмке, не чокаясь, в память об Игоре, потом и по второй.
– Ваня, Светка меня сильно беспокоит. Связалась с бандитом, у него отец пьяница, пропадает в его квартире после института…
– Тот самый Малышев? Помню-помню, – нахмурился Хлопов. – Ас чего ты взяла, что он бандит, Люба?
– Я его знаю.
– Ни одного привода, кроме того, помнишь? Никаких жалоб на него не поступало. Насколько я знаю – нормальный парень. Ну так, может, и не мешать им, а? Я своих парней насчет этого дела не контролирую, с кем нравится, с теми пусть и встречаются.
– Это другое дело, Ваня. Он бандит, понимаешь?
– Прямо как в песне про дочь прокурора…
– Устроился работать охранником, шпана, только школу закончил, а уже охранник! Приличные деньги зарабатывает, собираются на рождественские праздники поехать с ней куда-то в дом отдыха или на дачу к нему.
– Ну и пусть поедут. Молодые, красивые, чего ж им дома сидеть? Не понимаю, в чем проблема?
– Если моя дочь путается с бандитом Малышевым, она запросто может стать игрушкой в руках покровителя Малышева, уголовника Вадима Дусина по кличке Дусик. Что тогда будет? Ты поклялся помочь мне, еще не забыл?
По выражению глаз она поняла, что Хлопов пожалел об этой клятве, но деваться было некуда.
– Что ты хочешь, Люба?
– Уничтожить его. Он работает охранником на арбатской улице Журенко, в меховом салоне. Нужно сделать так, чтобы он стал виновен в крупной растрате.
Хлопов уже плеснул себе водки, машинально выпил, поперхнулся, закашлялся.
– Как ты себе это представляешь, Люба?
– Очень просто.
Она ему все разъяснила на пальцах. И ждала ответа. Хлопов, не спрашивая разрешения, еще выпил, видно, его сильно напрягла эта просьба. Не знал, что делать. Но оно знала, что он сделает. Потому что обещал, и это многие знают, и потому, что не захочет иметь такого врага в Генпрокуратуре, как генерал Воронина. Многое в этом мире связано-перевязано, но узелки все наверху. Он знал о ней, читал в прессе, следил по оперативным сводкам за делами, которые вела она, наверняка считал ее сумасшедшей, но не мог не уважать.
– Ты в порядке, Ваня?
– Конечно, Люба. Но я могу рассчитывать, что и ты тоже…
– Я тебе ни в чем не клялась. Разумеется, в каких-то аспектах помогу другу. Но только, если это не противоречит действующему законодательству.
Он вытаращил свои и без того выпуклые глаза:
– А я, значит, должен нарушать это самое законодательство, да?
– Ты только укрепляешь его, Ваня, потому что такие прохвосты, как этот Малышев, рано или поздно все равно окажутся в тюрьме. Лучше, если раньше. Но можешь и отказаться, я тебе не указ, просто обратилась за помощью к давнему другу, – уверенно сказала она.
