Текст книги "Презумпция любви"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Глава 28
Черная «Волга» мчалась по вечернему шоссе к Москве. Уже стемнело, накрапывал дождь. Машин на трассе Владимир – Москва было немного, дистанция в тридцать – сорок метров была вполне комфортной для водителя.
Воронина дремала на переднем пассажирском сиденье, Малышев устроился на заднем сиденье. Она специально так решила, от охраны отказалась, но водитель все же был пока что чужим человеком, если бы она сидела рядом с Малышевым, запросто могла задремать у него на коленях, а этого не следовало делать, никто не должен знать об их близких отношениях. Пока.
И на переднем сиденье можно было подремать, а вот когда вернутся в Москву… Она не ляжет спать, просто сядет на диван, включит телевизор, обнимет своего мужчину и так покемарит минут двадцать. А он обнимет ее и будет рядом, вот и все, что нужно ей для того, чтобы восстановить силы. Пусть он будет рядом, и правда ведь, дело не в деньгах и даже не в сексе. Стремление быть рядом с человеком, что-то делать для него – это и есть, наверное, любовь. Не только быть, но и чувствовать, что он тоже рядом всегда, невзирая на всякие проблемы.
А потом позвонит Светке, она прибежит, и они вдвоем будут помогать «шеф-повару» готовить ужин. Картошку чистить или зелень рубить на мелкие кусочки… Это же так просто, банально, буднично, но так прекрасно, ибо это – семья! Наверное, его бывшая жена имеет теперь много денег, может себе позволить всякие фитнесы, дорогие покупки, поездки, но у нее нет главного – семьи. Нет и никогда не будет. Хорошо, что она ушла от Володи, хорошо, что он не простил ее, когда попыталась вернуться. Каждому свое. Теперь у нее есть он, и есть дружная, симпатичная семья. Александр со временем простит ее, и все будет еще лучше. Как соберутся вчетвером, хоть в московской квартире, хоть на даче, как устроят пир! И кто им еще нужен? Впрочем, если придут гости, они не помешают. Пусть завидуют, какая у нее семья!
Назойливый звук мотора отвлек ее от сладких грез, да и от дремоты избавил. Синяя иномарка стремительно догоняла «Волгу». Конечно, может быть, бизнесмен стремился поскорее добраться в Москву, но впереди было немало других иномарок, и все они ехали со скоростью примерно сто километров в час, не приближаясь к передним и не удаляясь от задних машин. А эта решила во что бы то ни стало догнать их… Зачем?
– Гена, прибавь скорость! – приказала она водителю.
Тот выполнил просьбу, иномарка тоже увеличила скорость.
– Что случилось Лю… Любовь Георгиевна? – спросил Малышев. – Какие-то проблемы?
– Возможно. Володя, ляг на сиденье, приоткрой правую дверцу. Быстро, быстро, я сказала!
– Хорошо… – озадаченно пробормотал Малышев. – Но я на такой скорости не могу прыгать из машины.
– Гена, когда догонят, резко тормози носом к кювету и выпрыгивай из машины следом за мной. Понял?
– Вы думаете, Любовь Георгиевна…
– Я чувствую, Гена!
Синяя иномарка поравнялась с ними, из открытого окна машины высунулся ствол автомата. Гена резко затормозил, прижимая «Волгу» к кювету. Автоматная очередь прозвучала очень резко, будто стреляли над ухом, но все пули ушли перед «Волгой».
– Володя, Гена, прыгайте в кювет и затаитесь! – крикнула Воронина и сама выпрыгнула из машины.
Иномарка догнала впереди идущую машину и резко развернулась, свернув к центру шоссе. Длинная автоматная очередь прошила салон «Волги», а потом последовал выстрел из гранатомета. «Волга» подпрыгнула на месте, оранжевое пламя заплясало в салоне машины.
Другие автомобили, мчавшиеся следом за «Волгой», испуганно тормозили, а синяя иномарка, махнув на полосу встречного движения, помчалась обратно к Владимиру, а мгновением позже свернула на проселочную трассу и исчезла из виду.
* * *
Ильяс вышел из палаты в сопровождении надзирателя, не сомневаясь, что его отправят в СИЗО, а оттуда в другую колонию. Но в коридоре его ждал сам начальник Осинин.
– Что, падла, думаешь легко отделаться за свой базар?! – крикнул он.
– Гражданин начальник, я только сказал правду.
– А кто тебя просил говорить ее? Я же предупредил – молчи, и все будет в норме! Я предупредил тебя?!
– Но прокурор хотела знать правду, я не мог…
– Теперь сможешь!
Резкий удар в лицо свалил Ильяса на пол. Осинин с остервенением принялся пинать ногами поверженного.
– Тварь! Думал, эта сучка поможет тебе? Она уже никому не поможет, понял? Встать!
Ильяс с трудом поднялся на ноги.
– Я не понимаю, гражданин начальник…
– Поймешь, тварь ничтожная, скоро все поймешь! Я тебе устрою веселую жизнь, и твоему корешу тоже. В карцер его! К Малышеву, пусть спят вдвоем на одних нарах, как гомики!
В коридоре появились два конвоира с автоматами. Ильяс заложил руки за спину и, с трудом передвигая ногами, пошел вперед. Он ничего не понимал.
Тесная бетонная клетка была никак не предназначена для двоих. Откидные нары еще не выскочили из стены, Ильяс просто сел у двери, дрожа от холода.
– Тебя-то за что? – спросил Малышев.
– А тебя почему не отправили в Москву? Я сам слышал, прокурорша приказала – немедленно.
– Чушь все это, Ильяс.
– Нет, не чушь, Малыш! Я рассказал ей все, как было. Ты бы видел начальника – прямо весь затрясся от страха, стал умолять: мол, ничего не знал, все исправит… А она приказала – меня в СИЗО, потом в другую колонию, чтоб он не доставал, а тебя – в Москву. Она мне обещала досрочку.
– И ты поверил? – усмехнулся Малышев.
– Поверил. Она с ним знаешь как говорила? Как надо, понял? Он готов был на колени перед ней встать, этот собака Осинин. А теперь меня сам ударил и сказал – эта сучка никому уже не поможет.
– Так прямо и сказал про Воронину?
– Так и сказал и ударил. У меня и так голова болит, а он – в карцер. Потому что правду ей сказал. Холодно тут…
Малышев шагнул вперед, назад, нервно сжал кулаки.
– Значит, ты думаешь, она действительно хотела мне помочь? И тебе тоже?
– Понятное дело. Да нормальная баба, я ей поверил на все сто. Башка раскалывается… прямо круги перед глазами… Слушай, Малыш, есть только один способ не выполнить ее приказ, понимаешь, да?
– Грохнули?
– Ну. Она ж сказала, что истинный виновник должен быть наказан. Диван. Как его накажешь? Заложит начальника, он же гнилой. А нет ее – и все получится, как он задумал.
– Считаешь, это Осинин все затеял? А на хрена ему это? – с тревогой спросил Малышев.
Ильяс кивнул, он прислонился спиной к бетонной стене, закрыл глаза. Пот катился по его бледным щекам.
Да, было над чем задуматься. Она действительно велела перевести его, совершенно здорового, в «больничку». А Диван оказался там… понятно почему. Бадя постарался. И тогда начальник решил устроить провокацию. Но зачем? Почему? Что против него имеет начальник?
Воронина впервые назвала его Александром, передала привет от Светланки, такого он и представить себе не мог. И она… приехала вместе с отцом, но его он не увидел, понятное дело, в карцере же сидит, какое уж там свидание! А она пришла. Завтра будут рассматривать апелляцию адвоката, может, и отменят приговор. Он не поверил ей, ничего не сказал, но она все же поговорила с Ильясом, выяснила, что произошло в палате, и приказала… А Осинин совсем озверел, сделал прямо противоположное, значит… Он же не дурак, понимал, что делает! Такое можно совершить, если Ворониной нет в живых. Но ведь отец приехал вместе с ней, значит, и обратно ехали вместе… Отца убили тоже?!
Малышев ходил по тесной бетонной клетке взад-вперед, скрипел зубами, все еще сомневаясь в правоте своих предположений. Но сомнения таяли, как сигаретный дым на спортплощадке, после игры в футбол многие курили…
И вдруг ему стало страшно. Если Воронина хотела помочь ему и ее убили, на что же он может рассчитывать? Уж с ним-то начальник сделает все, что хочет! Он даже нары сегодня не даст им, будут спать стоя, на бетонном полу не очень-то поспишь без матраса и одеяла!
А Ильяс едва держался, того и гляди, потеряет сознание… Вот дура она, эта прокурорша! Как загнать в зону – так запросто, а как вытащить отсюда – хрена с два! Да еще и отца приплела в это дело!
Осинин задержался в своем кабинете. Бутылка виски украшала его стол, подарок родственников его подопечных, таких подарков – полный шкаф у него. Несут, просят… Он кивает в ответ, но ничего не делает, а зачем? Снова несут и просят… Хорошо-то как!
Но сегодня – особ статья. Серьезное дело провернул. Рискованное, мать его, это да. Но нужное. А что оставалось делать, если она уличила его во лжи? Этим прокурорским палец в рот не клади, откусят! Сделает все, что она сказала, – через пару месяцев она сделает его, потому что Диван расколется, даст показания против него, и тогда – кранты! Баба-то настроена серьезно, что с ней делать? Защищаться! После недавнего покушения это будет выглядеть вполне естественно. Там не добили, тут достали. И нет прокурорши Ворониной. А все эти бумаги на отправку Малышева в Москву – на хрен! Спалит в пепельнице, и все дела.
Громкие шаги в коридоре административного корпуса насторожили его. Но сообразить, кто это топочет в его вотчине поздним вечером, он не успел, в кабинет вошли мужики в масках, камуфляже и с автоматами.
– Василий Иванович Осинин? У нас к вам есть несколько серьезных вопросов, – сказал тот, что вошел первым.
Он был без маски, и Осинин знал его – майор спецназа ГУИН.
– Что за дела такие?! – возмутился Осинин. – По какому праву врываетесь…
– По праву сильного, Василий Иванович. Вы подозреваетесь в нарушениях Устава ГУИН, а также в организации покушения на прокурора Воронину.
– Я?! Да вы с ума сошли! Я оказал полное содействие Ворониной, я… ничего перед ней не скрывал! А что, ее убили? Какая беда, просто напасть какая-то… В Москве…
– Она жива, Василий Иванович.
– Жива? Как жива?.. – растерянно пробормотал Осинин.
– Удивлены этим?
– Нет, почему же… я рад, да, именно рад, что наша прокурорша в очередной раз избежала смерти. Все ж мы под Богом ходим, все общаемся с преступными элементами, а это… не шутка.
– Действительно. У вас было предписание отправить заключенного Малышева в Москву, а также устный приказ насчет заключенного Шамсутдинова. Вы исполнили их?
– Пока еще нет, но исполню, сейчас же, немедленно!
– Пойдемте в карцер, Василий Иванович, посмотрим, верны ли наши предположения.
– Я все исполню!
– Вперед! – жестко приказал майор.
Когда железная дверь с противным скрипом отворилась, майор увидел лежащего на бетонном полу Шамсутдинова и стоящего на коленях перед ним Малышева – он поддерживал голову больного товарища.
– Вы что, фашисты?! – закричал Малышев. – Вы что делаете с людьми?! Человеку плохо, его, больного, избил начальник и даже нары не дал! Я стучал в дверь – никто не отвечает! Вы что делаете?!
Майор тяжело вздохнул, бросил на Осинина взгляд, не предвещающий ничего хорошего.
– Малышева отконвоировать в Москву, согласно предписанию, Шамсутдинова – в больницу, немедленно! Осинина – в СИЗО!
Люди в масках вывели Ильяса из камеры. Малышев настороженно смотрел на коренастого человека.
– Гражданин начальник, Воронина жива?
– Да, и отец твой тоже, погиб водитель. Просили передать. Ну, пошли, парень. Говорят, тебя осудили по ошибке, бывает.
– Спасибо, гражданин начальник, – со вздохом облегчения пробормотал Малышев.
Глава 29
– Спасибо, Паша, что приехал быстро, – сказала Воронина Бромчику. – Я чертовски устала. И вся грязная. Пришлось в траве кувыркаться.
– Любовь Георгиевна, я и не надеялся, что назовете меня Пашей. У меня сегодня праздник. Думаю, обязан этим вашему спутнику, если не ошибаюсь, это Владимир Сергеевич Малышев. Владимир Сергеевич, вы как сами?
– Нормально, Павел Григорьевич.
– Не таите на меня зла?
– Ни в коем разе. Вы просто выполняли свой долг… Жаль парня, который сидел за рулем.
– Не то слово, – сказала Воронина. – Теперь вряд ли кто согласится быть моим водителем. Вторая смерть за несколько дней. Паша, я домой, устала чертовски, а ты поезжай в Дорохин, разберись со всеми делами.
– Понял, Любовь Георгиевна. Наши люди уже кое-что сделали, я прослежу за остальным. Садитесь в машину и… Вы наша гордость, простите за высокопарность, но это так.
– Спасибо, Паша. Проследи, чтобы в Дорохине все сделали как надо.
– Нет проблем, Любовь Георгиевна! Я жутко рад, что все обошлось, и вообще рад за вас.
Воронина устало кивнула и пошла к «ауди», что ждала их на обочине. Села за заднее сиденье, Малышев сел рядом. Машина резко рванула вперед, направляясь к Москве.
– Теперь ты понимаешь, Володя, с кем связался, – устало сказала Воронина. – Можешь отказаться, пока не поздно.
– Дура ты, Люба, – сказал Малышев, обнимая ее. – Я рядом с тобой всегда. Запомни это. Я лишний раз убедился, как тяжела твоя служба, и обещаю – помогу, чем могу, всегда.
Она тоже обняла его, прижалась губами к уху, тихо прошептала:
– Ты сказал то, что я хотела услышать. Обещаю, что сделаю все, что ты пожелаешь.
Малышев усмехнулся и тоже прошептал на ухо:
– Никаких «я тебе – ты мне». Будем делать то, что нам самим хочется. Я – заботиться о своей генеральше…
– А я – любить своего мужчину…
– Какая ты красивая, Люба…
– Особенно после того, как вывалялась в грязи кювета…
– Особенно после этого.
– Я хотела Светку позвать, чтобы вместе поужинать, но теперь не хочу. Завтра устроим ужин вчетвером, да, Володя?
– Да, Любаша…
– Страшно было?
– Потом. А когда все это творилось, я подчинялся твоим приказам и думал о тебе. Прыгал, катился в кювет. А потом стало страшно. Я же не супермен.
– И мне было страшно, Володя, и я думала, успел ты выпрыгнуть до взрыва или нет. И так была рада, когда ты подполз ко мне.
– А я лежал в грязи и целовал женщину, которая держала в руке пистолет…
– Приедем домой, первым делом залезем в ванну. Вместе.
– Я не возражаю.
Малышев увидел Светлану, выходящую из дверей университета, махнул рукой. Она улыбнулась и стремительно побежала ему навстречу, обняла, принялась целовать его – в губы, в щеки, в глаза.
– Санька, я так счастлива!
– А уж я как счастлив, Светланка! Поехали ко мне? Я так соскучился по тебе, Светланка!
– Конечно, к тебе, а куда же еще? Будем помогать Владимиру Сергеевичу готовить праздничный ужин. Мать уже, наверное, там.
– Да? А может, поедем тогда к тебе? Понимаешь, я все же боюсь ее.
– У меня будем жить, а сейчас поедем к тебе.
– Ну ладно, как скажешь… – растерянно пробормотал Малышев.
Дверь открыла Воронина, она чувствовала себя явной хозяйкой, решительно махнула рукой в сторону кухни:
– Ну, проходите, молодежь, проходите. Я тоже недавно явилась, помогаю Владимиру Сергеевичу, что-то невероятное он готовит, какую-то говядину по-испански, шпигованную салом. Будем помогать.
– Спасибо вам, Любовь Георгиевна, – пробормотал Малышев.
– Не помни зла, я была виновата… Но теперь мир, Саша? – Воронина протянула ему руку.
Он пожал ее сухую ладонь.
– Как же можно воевать против вас, Любовь Георгиевна?
– Ты все можешь, наслышана про твои подвиги, супермен. Честно скажи – обида есть?
– Нет. Я рад, что у вас с отцом все хорошо. Но и вы тоже суперменша, Любовь Георгиевна. Как вел себя Полевик на втором суде, так это просто анекдот.
– Вел себя так, как и должен вести себя этот говнюк.
– Мама! – запротестовала Светлана. – Между прочим, мы с Саней решили пожениться.
– Я завтра пойду искать работу, – сказал Малышев, – чтобы семью обеспечивать.
– Насчет свадьбы никто не возражает, а насчет работы придется подождать. Пойдешь в армию, – сказала Воронина. – Будешь служить в нашем спецназе, жить в Москве, дома, и какие-то деньги получать. Я уже все решила.
– В спецназе? – удивился Малышев.
– Именно. Ну что, подружимся мы с тобой, Сашка?
– Конечно, Любовь Георгиевна. – Малышев неловко обнял прокуроршу, поцеловал в щеку.
Светлана улыбнулась и радостно захлопала в ладоши.
