355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наташа Колесникова » Презумпция любви » Текст книги (страница 4)
Презумпция любви
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 03:34

Текст книги "Презумпция любви"


Автор книги: Наташа Колесникова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 8

Вместо академии Светлана утром поехала на станцию метро «Щелковская», откуда ходили автобусы до Владимира. Надела новое белье, голубые джинсы, синий свитер под горло, полчаса провела у зеркала в своей комнате, выбирая тушь, помаду и тени. Знала, что Саня ее любит и ненакрашенной, но хотелось доставить ему удовольствие, быть рядом с ним красивой и не вульгарной. Мать была еще дома, когда она пришла на кухню выпить кофе. Внимательно посмотрела, одобрительно кивнула:

– Отлично выглядишь, дочка. Достойный ухажер появился?

– Тебе какое дело? – ответила она.

– Самое простое. Приятно видеть, что дочь – красавица. Познакомишь со своим ухажером?

– Когда-нибудь – да.

– И на том спасибо. Только не забудь, ладно? Если это тот мальчик, который подвозил тебя на иномарке…

– Следишь за мной?

– Да нет, просто стояла у окна и видела. Машина солидная, парень галантный, одобряю.

– Спасибо.

Светлана выпила растворимый кофе, надела сапоги, кожаную куртку и вышла из квартиры. На «Щелковской» купила билет на автобус до Владимира. Продукты купит во Владимире, там все дешевле, чем в Москве, знала это по собственному опыту, пятый раз ехала на свидание с Саней.

За три с половиной часа бело-красный «Икарус» доставил ее в древний русский город, ныне бедный областной центр. Там Светлана купила две большие пачки крупнолистового цейлонского чая, два блока сигарет «LD», два батона сырокопченой колбасы. Уже знала, почему все нужно покупать в двойном количестве. Половина пахану, чтоб не давал в обиду, вторая половина – Саньке и его друзьям. Купила еще и пирожные, Санька любил сладкое, зефир в шоколаде, упаковку соленых крекеров. Билет на обратный рейс тоже купила, на пять вечера. До автобуса в Дорохин оставалось еще время, и она отправилась бродить по городу. Постояла под «Золотыми воротами», прошлась по главной улице и, тяжело вздохнув, вернулась на автостанцию.

В комнате с зелеными стенами, где был стол и два стула, она просидела минут двадцать, прежде чем туда вошел Саня. Уже привыкла к его короткой стрижке, уже знала, что это место встреч, а не свиданий, но все равно вскочила со стула, бросилась к нему, обняла, жадно поцеловала потрескавшиеся губы.

– Санька… – прошептала потом, глядя в его красивые зеленые глаза. – Я так рада видеть тебя…

– Я тоже, Светланка. А папа не смог?

– Я вчера была у него, он извинился, срочный заказ, работает над статьей, хорошие деньги обещают. Но дал мне тысячу рублей, я вот купила тебе… – Она протянула ему пластиковый пакет. – Все тебе, Саня… и я тоже…

– Хорошо, что папа снова работает, – сказал он.

Светлана села на стул. Малышев взял пакет, оставил его на столе, приблизился к ней, опустился на колени, прижался губами к ее животу. Опустил губы чуть ниже, обхватил ее ягодицы. Она вздрогнула.

– Саня, если ты хочешь… я тоже хочу.

– Нет, Светланка, нет, моя любимая, – прошептал он. – Здесь есть камеры наблюдения, я не хочу, чтобы мою любимую видел кто-то еще.

Он сжимал пальцами ее ягодицы и целовал джинсы чуть пониже «молнии», а она нервно гладила его короткие волосы. Прежде она приезжала с Владимиром Сергеевичем, это был первый раз, когда они остались одни в этой комнате с зелеными стенами.

– Саня… Саня!

– Светланка…

– Са-а-а-ня…

– Да, моя хорошая, согласен с тобой. – Тяжело дыша, он сел на полу у ее раздвинутых колен.

– Ты сумасшедший, Санька…

– Да нет, просто соскучился по тебе.

– Видно, что я вся мокрая?

– Нет, не видно.

– И то хорошо. Ох, Саня, я так скучаю по тебе!

– Подожди еще немного, моя хорошая. Два года… Как в армии.

– Я жду, Саня.

– Вадим не дает тебя в обиду?

– Нет, даже приглашал поработать стриптизершей в его дискотеке.

– Вадим? Тебя?

– Ну да, я сказала – спасибо, не хочу.

– Верь после этого людям… Вернусь и с Вадимом разберусь. Но ты молодец.

– Сань, мне так хорошо с тобой, даже здесь…

– Мне тоже, ты понимаешь, тут у нас проблемы по части женщин…

– Понимаю.

– Но если бы мне предложили на выбор – две голые телки или просто поговорить с тобой, я бы выбрал второе. И ни минуты бы не сомневался. Я люблю тебя, Светланка.

– Я тебя тоже. С учебой у меня все нормально, получаю даже стипендию, повышенную, все экзамены пока сдаю на пятерки.

– Я рад за тебя. Поклонники, наверное, достают?

– Ну… иногда. Недавно у нас был вечер, посвященный Дню милиции, так меня подвез сын колбасного короля на «БМВ» с водителем. Но это все чепуха, Саня.

– Понятно…

Голос из стены, там, наверное, был динамик, возвестил, что свидание окончено. Она обняла Саню, крепко поцеловала в губы, с тоской посмотрела в его красивые зеленые глаза.

– Саня…

– Я верю тебе, Светланка, – с улыбкой сказал он.

Она вдруг поняла, что все время хотела спросить его: какая же причина вынудила Саню избить начальника? Но так и не решилась, не хотела подводить Владимира Сергеевича.

А потом, шагая к автостанции, поняла другое – неправильно она вела себя. Нужно было бодро сказать: «Да, пытаются ухаживать, да мне плевать на них! А особо настойчивым говорю, кто мой парень, – и как ветром сдувает». Вместо этого невнятно промямлила, что да, есть, про то, что в «БМВ» домой ехала… А Саня что должен думать, сидя за решеткой?

Ну дура, и все тут. И ведь не исправишь свою оплошность сразу… Нет, уж лучше приезжать вместе с Владимиром Сергеевичем, он умный, знает, что говорить, всегда может исправить любую ее оплошность. Правда, такого сексуального наслаждения не получит, но с этим можно подождать. Два года – разве это срок? Санька вернется, и тогда они все наверстают…

Но почему-то не верилось в это. И сама не знала почему. Наверное… два года все-таки срок, и немалый, за это время все может измениться. Она не хотела никаких изменений, но… не верила себе.

Вот автовокзал, вот старый автобус до Владимира, она встретилась с любимым человеком, ей было хорошо, а теперь – плохо.

Воронина провела совещание со своими помощниками, решила судьбы семи человек, правда, суд может кое-что изменить, учитывая доводы дорогих адвокатов, но не очень. Судьи знали, что, если дело ведет Воронина, доказательства будут представлены более чем убедительные и требования прокурора – вполне обоснованны. Адвокаты тоже знали это, но с удовольствием брались защищать подсудимых. Деньги им платили немалые, но не они играли решающую роль. Адвокаты понимали – в случае проигрыша им ничего не грозит. Дело свое сделали, но Воронина оказалась сильнее. А вот если переиграть Воронину – статус, а значит, и гонорары повысятся как минимум вдвое.

Да только никто пока не мог переиграть в суде суровую прокуроршу. И поэтому желающих выступать по делу, которое ведет Воронина, становилось все больше в среде адвокатов. Ставки росли. Это знали и криминальные авторитеты, нанимавшие адвокатов. Если выиграешь дело – гонорар увеличивается… до небесных вершин. А там и другие дела на подходе…

Но сегодня Воронина была мрачной и не очень-то вдавалась в тонкости дел, по которым ее подчиненным надлежало в скором будущем выступать в судах государственными обвинителями.

Уединившись в своем кабинете, она снова подумала о дочери. С утра накрасилась, как на свидание… С кем? Неужто снова поехала во Владимир? Вдруг стало ясно, что хотела понравиться не парню, подвозившему ее на иномарке, могла бы так старательно краситься вчера, ведь он подвозил ее из института, после празднования Дня милиции! Вместе учатся, значит… А она вчера ушла в академию с минимумом косметики на лице, во всяком случае, не такой, какая была сегодня утром… И для чего же так старалась? Вернее, для кого? Ответ был один, но чтобы убедиться в своей правоте, следовало позвонить ректору академии. Что она и сделала.

– Добрый день, Петр Петрович, Воронина вас беспокоит. Как там моя дочь?

– Любовь Георгиевна, очень приятно, так сказать, очень, да. Ваша дочь радует преподавателей отменными знаниями. Она у нас отличница и даже получает…

– Я рада, что она учится именно в вашем вузе, Петр Петрович. Простите за некую странность моего вопроса, но… не могли бы вы узнать, была она сегодня на лекциях или нет.

– Светлана – очень аккуратная студентка, уважаемая Любовь Георгиевна.

– Я объясню. Она приболела, температура поднялась, я напоила дочь лекарствами и попросила не ходить сегодня на учебу. Но она же упрямая. Домой звонить не хочу, может, уснула, зачем же тревожить. Но все беспокоюсь, а вдруг убежала? Тогда сейчас же заеду за ней на машине и увезу домой.

Ректор заверил ее, что немедленно все выяснит и тотчас же перезвонит ей. Он понимает и разделяет ее тревогу, здоровье детей – самое важное, у него самого…

Откинувшись на спинку кресла, Воронина минут пять сидела совершенно неподвижно, глядя на стол, где лежали папки с делами, которые вела она или ее подчиненные. А потом нервно сжала сухие губы. Работа всегда была для нее на первом месте, но сегодня… Могла бы и раньше задуматься, почему дочь так тщательно готовится к лекциям. Особенно тщательно! Могла бы что-то предпринять! Остановить ее, уговорить…

Она уже не сомневалась, что дочь поехала во Владимир.

Через пять минут зазвонил телефон.

– Любовь Георгиевна, это Васютин, Петр Петрович, – послышался в трубке радостный голос. – Все, так сказать, нормально. Светлана послушалась вас и не была сегодня на лекциях. Мы будем считать этот пропуск уважительным, так что лечите Светлану, желаю ей скорейшего выздоровления.

– Спасибо, Петр Петрович.

Идиот! Студентка не приходит на лекции, а он доволен и даже без справки от врача считает пропуск уважительным! Да ведь она сама спровоцировала такую реакцию. Сколько времени прошло, а дочь не забывает этого наглеца! Может, и трахается там с ним, потом принесет в подоле… от бандита! Который отбывает срок в колонии!

Нужно что-то делать, но что? Создать этому поганцу такие условия, чтобы он и думать забыл о Светке? Нет, это уже явный перебор. И так достаточно много сделала для него, вернее, для того, чтобы отправить туда, где его истинное место. Уничтожить его там – это уж слишком. Она все же не бандитка, а прокурор. Хотя… с этими поганцами честными методами не справиться. И все равно, большее давление исключается. Значит, нужно давить на дочь, на… папашу поганца, в конце концов, этого дворянина чертова! Она сняла трубку, быстро набрала номер. Как ни странно, в трубке раздался вполне нормальный голос.

– Владимир Сергеевич? Добрый день, Воронина вас беспокоит. Не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора о наших детях?

– Добрый день, Любовь Георгиевна. А зачем вам спрашивать у меня разрешение? Приходите, как обычно, с автоматчиками и разговаривайте в привычной обстановке.

– Владимир Сергеевич, я к вам с автоматчиками не приходила! Меня волнует судьба моей дочери, она, между прочим, единственный родной человек для меня.

– Мой сын для меня – тоже.

– Вы сами виноваты во всем! – не сдержалась она.

– Любовь Георгиевна, если я отвечу так же, возможно, оскорблю ваши светлые чувства. Почему же вы позволяете себе так говорить с незнакомым человеком?

– Извините. Не возражаете, если приду к вам в семь вечера? Придется задержаться – перезвоню.

– Пошлите автоматчика, я дам расписку о невыходе из дома, – язвительно ответил Малышев.

Она болезненно поморщилась, но ничего не сказала. Вечером придет, тогда и скажет. Сдерживая себя, попрощалась, тяжело вздохнула, положив трубку.

Дворяне они, черт возьми! Даже если никчемный пьянчуга, пустое место – все равно дворянин! Лучше б разозлился, обматерил – проще было бы разговаривать, да и привыкла она к таким разговорам. А этот культурно – мол, с автоматчиками… Ничего плохого не сказала, а понятно, что без автоматчиков, то есть без должности, она пустое место.

И наверное, прав…

Глава 9

«Икарус» мчался по шоссе сквозь плотную пелену осеннего дождя. Шипела вода под колесами, с шипением проносились встречные машины, с шипением сквозили мысли в голове, яркие, как фары встречных машин, и такие же тревожные.

Она окончательно поняла, что расстроила Саню. Накрасилась… как будто кукла, вырядилась, да еще и брякнула, что ее на иномарках домой подвозят. Он не осудил ее, ни единым словом не выдал своего разочарования, но глаза… Они не умели лгать. Что бы он ни говорил, они были грустными, его глаза. И так Сане трудно, а еще и она своим приездом не облегчила его состояние, а напротив… Вот ведь дура!

А дома ждет мать, наверное, уже прознала, что она не была в академии, устроит допрос… Ушла бы к Владимиру Сергеевичу, если бы… у него была жена. А то что же получится? Девятнадцатилетняя студентка живет в одной квартире с холостым журналистом, довольно-таки привлекательным мужчиной. И хоть точно знала, что Владимир Сергеевич ничего плохого ей не сделает, но решится на этот шаг не могла.

С таким настроением, да к злой мамаше… Куда она возвращается? В какую-то кошмарную действительность.

Зачем же мать сделала ее жизнь кошмаром? Ведь могла помочь Сане, а значит, и родной дочери. Не такое уж большое преступление он совершил – отлупил своего наглого начальника, все могло бы закончиться условным сроком. Не захотела. У нее, видите ли, свои принципы, все отца, убитого бандитами, вспоминает. Она тоже чтит память отца и точно знает – он бы помог Сане и ей, вернее, он бы сделал так, чтобы ничего не случилось, они с Саней жили бы счастливо вместе… Не мать, а прямо монстр какой-то!

Могли бы жить счастливо… Могли бы…

– Сань, а если я тебе рожу ребеночка?

– Попробуй роди и тогда увидишь, что будет.

– А что будет?

– Ничего особенного. Я буду носить его на руках, целовать пухлые щечки, буду гулять с ним и ждать, когда его ручонки обнимут меня и он скажет: «Папа…» А еще я разобьюсь в лепешку, чтобы его мама, любимая моя женщина, была счастлива и всем довольна.

– Это ничего особенного?

– Да. Нормальный расклад, а разве может быть что-то другое?

– Ну ты даешь, Санька! Это пока я тут голая лежу перед тобой?

– Если будешь лежать одетая и даже в тулупе и ватных штанах – ничего не изменится. Ты такая красивая, Светланка… Просто фантастика. А какой малыш у нас будет красивый!

– А ты кого хочешь, мальчика или девочку?

– Знаешь, моя хорошая, на язык просятся прописные истины. Ты поступила в институт, тебе нужно учиться. А я буду обеспечивать этот процесс. Но если родится… хотел бы девчушку, похожую на тебя. Уж она-то будет любить меня так…

– А я, выходит, не ТАК люблю тебя.

– Светланка… Но это же совсем другая будет любовь. Знаешь, мне даже страшно подумать, каким счастливым человеком я стану, когда меня будут любить две самые прекрасные дамы в мире. И каждая – по-своему.

– Ах так, да? Ну хорошо, сейчас я покажу, как умею любить тебя, дурака такого!

– Светланка… Ох, Светланка… О-о-о, Светланка…

– А я хочу мальчика, чтобы на тебя был похож! Хочу мальчика, понял?

– Не возражаю, Светланка… Ты можешь продолжить?

– Перебьешься! Мне хочется просто так поиграть с НИМ. Тебе нравится? Ну ладно, он такой красивый, что прямо не могу смотреть просто так…

– Я тоже не могу смотреть на тебя просто так.

Он развернул ее, и теперь они лежали «валетом» – она сверху, он снизу. И целовал ее ТАМ неистово и ласково, а она целовала его…

Господи, как это было прекрасно. И никакого стыда, и никаких комплексов, два родных человека делали то, что им обоим было приятно и сладостно. Оба хотели доставить сказочное удовольствие друг другу, и доставили его…

– Санька, мне нужно срочно в ванную.

– Мне тоже, Светланка. Значит, пойдем вместе.

– Ну, если тебе так хочется, то ладно.

– Конечно, хочется. Мы будем чистить зубы одной щеткой.

– Я могу и пальцем почистить зубы.

– Я тоже могу пальцем… Побежали, Светланка?

– С тобой не соскучишься, Малышев! Ладно, побежали! Но чтобы никакого больше хулиганства!

– Только то, что ты узаконишь своим указом.

– Ох, Малышев…

Вот так они встречались после окончания школы, и были счастливы. И ничего запретного в их отношениях не было, ибо все нравилось, принималось и одобрялось двоими, и наслаждение получали они двое, а на весь остальной мир им было плевать.

Такого разнообразного сексуального меню она, только недавно ставшая женщиной, и представить себе не могла. Но с любимым парнем все красиво было, естественно и приятно. Иногда она думала, что ведет себя как совершеннейшая шлюха с Тверской, но тут же успокаивалась – да, ведет себя так, позволяет ему все, но ведь и получает все. И так приятно было это получать, что о своих действиях особо не задумывалась. Они были так же естественны, как и то, что делал Саня…

И вдруг все рухнуло. Его отняли у нее. Была злость в душе, была ярость, а теперь – какая-то пустота. И это свидание только углубило ее… Нет, углубить пустоту нельзя, скорее – расширило ее пространство. Она виделась с Саней, он был таким же любимым, дорогим, но все получилось не так, совсем не так, как она хотела.

Да, ему было трудно, да, она совершила глупость, рассказав о том, что приехала домой на иномарке, но… все не так!

Не так, не так, не так!!!

И вдруг подумала: а может ли снова все вернуться на круги своя и станет ли она такой же счастливой, как раньше? Саня приедет домой, наверное, совсем другим человеком, изменится, и не в лучшую сторону, не на курорте отдыхал. Да и она через два года и три месяца, наверное, сильно изменится. И что же тогда будет с ними?

Неизвестно… Ох, Господи, как же решить эту проблему? То ли чаще встречаться с Саней, то ли…

Воронина приехала домой без двадцати семь. Дочери в квартире не было. Несколько раз уже такое случалось, приезжала домой около десяти вечера. Значит, и сегодня вернется так же, не первый раз, выходит, ездила в колонию. И уже не злость, а досада и даже чувство вины завладели ее душой. Колония – это ведь… грязь и мразь, бывала не раз, знает не понаслышке. А ее девочка – умница, аккуратница, отличница – ездит туда по доброй воле… Этого ли она хотела для своего единственного ребенка? Нет, конечно, но получилось именно так.

И значит, она, прокурор, генерал, умеющая просчитывать свои ходы намного вперед, ошиблась в работе с собственным ребенком? Да она особо и не занималась воспитанием дочери, Светка росла умной, правильной девочкой. И если бы не этот поганец… Но что-то в душе тут же подсказало, что называть его поганцем не следует, даже мысленно. Светка и вправду умница, и уж если влюбилась до такой степени, что ездит к нему в колонию, значит, парень чего-то стоит. Вот ведь как оно повернулось – пришла к такому выводу. Не поздно ли?

Воронина вздохнула и пошла к двери. Тяжелое это дело – говорить с отцом любовника дочери, когда сама дочь тебя в упор не видит, вообще знать не желает. Что тут можно сказать? «Ты, папаша, запрети своему сыну, сидящему в колонии, встречаться с моей дочерью»? Идиотизм. Сын сидит, а дочь сама к нему бегает. И если она не может справиться со своей дочерью, как требовать от папаши, чтобы повлиял на сына?

Сложный вопрос. Она уже пожалела, что решилась на эту встречу, но делать нечего. Без десяти семь, отступать поздно, нужно идти. Вперед? Да кто его знает, куда ведет этот лабиринт. Может, вперед, а может, и назад.

Ровно в семь она позвонила в дверь квартиры Малышева. Хозяин открыл дверь, неприятно удивив ее. На сей раз перед Ворониной стоял высокий, импозантный мужчина в хорошем костюме, в очках и смотрел на нее с таким ледяным спокойствием, что даже она, повидавшая на своем веку многое, почувствовала себя не очень комфортно. А точнее – отвратительно.

– Проходите, – холодно сказал Малышев. – Не могу сказать, что рад вас видеть, а то, что хочу сказать, опять-таки не могу, это будет весьма неприлично.

– То есть вы думаете обо мне неприлично, но сказать боитесь, маскируясь под… это ваше интеллигентство?

– Я думаю то, что я думаю, и не всегда считаю нужным говорить об этом.

– А я, как видите, снова без автоматчиков, которых вы так сильно опасаетесь.

– Они всегда с вами… виртуально. И только дурак не опасается хамов, наделенных властью.

Получается, она хам, или, вернее, хамка. Нет, скорее всего хам, ведь хамка – та, которая грубит в магазине. Что он себе позволяет?! Усилием воли она сдержала свой гнев.

– Где мы будем говорить?

– Пожалуйте на кухню, в комнате сына, я думаю, ваше присутствие неуместно, в моей… там компьютер включен, я сейчас работаю над статьей для журнала. Не обессудьте, на кухне всегда удобно разговаривать было и с друзьями, и с врагами. Гостиных и всяких там холлов у меня, как видите, нет. Зимние сады тоже не заработал.

– Я этого тоже не заработала.

– Но помогли другим, вольно или невольно.

Она прошла на кухню, где уже бывала, села за стол.

– Чай, кофе? – с издевательской любезностью осведомился хозяин.

– Кофе, пожалуйста, – стараясь казаться спокойной, сказала она. Кухня, почти такая же, как и в ее квартире, благотворно действовала на нервы.

Малышев по-прежнему выглядел вежливым и хладнокровным хозяином.

– Пожалуйста, говорите, у меня не так много времени на общение с посторонними лицами.

Достал из навесного шкафчика банку с зернами кофе, засыпал их в кофемолку, смолол.

– Владимир Сергеевич, моя дочь сегодня ездила в колонию к вашему сыну, – сказала Воронина.

– Да, она вчера приходила ко мне, прежде мы вместе ездили, но в этот раз я, к сожалению, не смог.

– Приходила… к вам?! – изумилась Воронина.

– Да, разумеется. Ядал ей деньги, чтобы купила Сашке все, что нужно, а сам… Тысячу долларов предложили за статью, нужно было очень много работать, в основном черпать информацию в Интернете. Прокурору об этом говорить не следует, но я скажу, ибо заказчики – люди серьезные, вряд ли вы можете навредить им.

– Тысячу долларов за статью?

– Мое имя дорого стоит. И если получится, это будет цикл из десяти статей об этой партии.

Он высыпал смолотый кофе в турку, добавил сахар, залил водой, поставил на газ.

– Я не хочу, чтобы это сумасшествие продолжалось, надеюсь, вы со своей стороны предпримете меры.

Он достал из навесного шкафчика несколько упаковок, что-то добавил в турку и принялся медленно двигать ее над огнем газовой горелки.

– Наши дети любят друг друга, – сказал он. – У них очень нежные и доверительные отношения.

– Что значит – доверительные?

– Это очень просто, Любовь Георгиевна, очень просто. Дети верят друг другу, а это в наше время большой дефицит. Я бы мог привести немало примеров на эту тему, но, надеюсь, вы и сами понимаете, что верить друг другу в наше время – это больше, чем клясться в любви.

– Вы не хотите воздействовать на своего сына, чтобы он оставил мою дочь в покое?

– Я разве похож на подлеца, который будет мешать двум красивым молодым людям любить друг друга?

– Но они не пара!

– Скажите это Светлане. Она чудесная девушка, и я рад, что сын выбрал именно ее.

– Но сам-то он!..

– А она – его. Они удивительно красивая пара, и я полагаю, что нужно сделать все, чтобы сберечь их любовь. Это ведь хрупкое чувство, его следует беречь всем, кто рядом.

– Зэк и отличница престижного вуза! – иронически хмыкнула Воронина. – На что вы надеетесь?

– Вы и сами понимаете, что это не так.

– Что значит – не так? Думаете, я подговорила вашего сына избить хозяина фирмы, где он работал?

– Думаю, нет, но точно знаю, что вам не известен истинный мотив его поступка. Иначе вы совсем по-другому бы относились к Сашке.

– Ну скажите, осчастливьте меня своими секретами.

– Это излишне. Я обещал ему, что никому не скажу.

– Тогда нам не о чем говорить больше!

– Любовь Георгиевна… – Он поставил на стол маленькие чашки, разлил в них ароматный напиток. Принес бутылку коньяку.

– Мне спиртное не нужно, – менее уверенно сказала она.

– Это рецепт моего прадеда, надеюсь, помните, кем он был? Так что извольте, кофе-то сами просили, я приготовил. Или для прокуроров писаны другие законы? Которые мы, простые смертные, не читывали?

Как же он достал своими умными рассуждениями! Ну ладно, кофе выпьет, подумаешь, капля коньяку в нем! Она пригубила ароматный напиток и невольно зажмурилась, чувствуя блаженство. Какой прекрасный кофе, восхитительный вкус! Выходит, она раньше и не пила настоящего кофе.

Малышев усмехнулся. Точно так же и Света жмурилась, она похожа на мать.

– Вы неплохо умеете варить кофе.

– Я вообще хорошо готовлю, а вдвоем со Светланой мы творим на кухне чудеса кулинарии. Творили…

Светка и дома была главным поваром, но, оказывается, она еще и здесь… И с ним, вот на этой кухне…

– Вот здесь?

– Да. Мы с ней такие блюда готовили, Сашка потом пальчики облизывал. Если бы вы видели, как все это происходило, порадовались бы за свою дочь.

– Почему я должна радоваться этому?

– Потому что девушка счастлива на кухне, что вообще-то редкость, а парень в восторге от ее стряпни, что тоже нечасто случается. А все почему? Я стоял за всем этим, ни к чему не призывал, просто помогал Свете готовить. Советовал. Иногда мы даже спорили. Но все это было… как должно быть в семье. И было, и будет.

«Не будет», – мысленно сказала Воронина.

Допила кофе – и вправду был невероятно вкусным, – встала из-за стола.

– Спасибо за кофе, Владимир Сергеевич, он у вас получился, но хочу вас предупредить: если ваш сын будет упорствовать, у него возникнут серьезные проблемы. Пусть раз и навсегда откажется от Светланы, и я помогу ему досрочно выйти на свободу. Это мое условие. И я шутить с вами не намерена.

Он смотрел на нее совершенно спокойно, как смотрит взрослый человек на лающего йоркширского терьера.

– Приятно, что оценили вкус кофе. Жаль, что он не пробудил в вас никаких человеческих чувств. Но я не боюсь ваших виртуальных автоматчиков. А что касается Сашки… Мир не без добрых людей, помогут. Но и вы запомните – если с ним что-то случится, вас не только родная дочь возненавидит, но и многие другие. Я ведь журналист, у меня друзей много.

– Всего вам доброго! – сказала Воронина и побежала к двери.

– И вам тоже, – услышала непривычно жесткий ответ.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю