Текст книги "Презумпция любви"
Автор книги: Наташа Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Глава 3
Черная «БМВ» свернула во двор, мягко остановилась у подъезда. Светлана открыла дверцу, вышла из машины, Багрянов, натужно сопя, хотел последовать за ней.
– До свидания, Степа, – сказала она, наклоняясь к открытой дверце. – Спасибо, что подвез, у тебя красивая машина.
– Да это не моя, но предок обещал, скоро…
– Все равно спасибо.
– Свет, я хотел проводить тебя.
– Не надо, сама дойду.
– А может…
– Нет. Пока. Мать уже дома, она может не совсем правильно понять твои намерения.
Светлана резко выпрямилась и стремительно вошла в подъезд. Багрянов тяжело вздохнул, захлопнул дверцу и, глядя на носки лакированных туфель, пробурчал:
– Поехали домой, Петя.
– Красивая девушка, – одобрительно сказал водитель, выезжая со двора на Пречистенку. – Прямо королева.
Багрянов подумал, что водителю Светлана понравилась только потому, что послала его, Степана Багрянова! И не такие красивые были в этой машине, да только Петя не хвалил их, потому что завидовал, старый идиот!
– Почему это она королева? – спросил он. – Потому, что продинамила меня, да? Мамаша не так поймет меня! А что тут понимать? Я же просто хотел проводить ее!
– Вела себя достойно и красивая.
– Вела себя! – презрительно хмыкнул Багрянов. – Дочка прокурорши, вот и выпендривается, дура. Да что у нее там есть такое особенное?
– ТАМ у них все одинаковое, – степенно ответил водитель. – Но жить-то не с тем, что у них есть ТАМ, а с человеком. Она хороший человек, порядочный. С такой девушкой и сам будешь выглядеть достойно.
– А сейчас нет, да?
– Сейчас ты просто молод, Степа.
Багрянов подумал-подумал и не стал спорить. Зачем же портить отношения с человеком, которому отец полностью доверяет? И который ни разу не заложил его, а при случае и заднее сиденье может протереть, чтобы убрать с серой кожи следы его пребывания с очередной девицей. Да в общем-то и прав был Петя. Оно, конечно, плохо, что продинамила, а с другой стороны – и хорошо. Даже интересно приручить такую телку.
Светлана поднялась по лестнице на третий этаж, своим ключом отперла дверь, вошла в прихожую. Из кухни вышла навстречу мать:
– Я уж было волноваться начала, дочка.
– Чего ради? Я ушла намного раньше, чем можно было. Ребята до сих пор танцуют.
– Стояла у окна, ждала тебя. На красивой машине приехала. Богатый ухажер появился?
– Да, придурок один привязался. Папа за ним прислал машину с водителем, ну он и решил подвезти меня. Ладно, подвез.
– Интересный парень?
– Я же сказала – придурок! Чего ты вяжешься ко мне?
– Иди на кухню, я там котлеты приготовила, ты, наверное, проголодалась?
– Знаю я твои котлеты! Их и в блокадном Питере не стали бы есть!
– Блокадным был Ленинград, а не Питер, и не нужно ерничать по этому поводу.
– Странный ты человек, – с издевкой сказала Светлана. – Прямо хамелеон какой-то! Я же точно помню, как при Советской власти, еще папа был жив, ты в компании ментов называла Ленинград Питером. А теперь – обратный ход? Потому, что президент родом из Ленинграда?
– Света, я устала на службе, ты пойдешь ужинать или нет?
– Или нет.
Воронина тяжело вздохнула, но сдержала себя.
– Я оставлю котлеты в сковородке. Захочешь – поешь. И кстати, завтра попрошу у руководства охрану для тебя.
– Зачем?
– Понимаешь, мы занимаемся сложными проблемами, у меня много врагов. Не исключено, что ты можешь пострадать, надеюсь, понимаешь, о чем я?
– Уже пострадала из-за твоей работы. Попробуй только приставить ко мне своего шпика!
– Света…
– Отстань! Я на него собаку натравлю, у меня есть знакомый со злым бультерьером. Пусть только покажется! Я ему морду набью, понятно тебе?
Светлана торопливо сбросила туфли, куртку, повесила ее в шкаф и стремительно ушла в свою комнату.
Воронина с огорчением покачала головой и пошла в свою. Какой ребенок был – добрый, ласковый, умный, любимая доченька. А теперь что? Да почему же?! Только потому, что она, мать, уберегла ее от страшной ошибки? Еще не известно, уберегла или нет…
Светлана быстро переоделась в махровый халат, пошла в ванную. Приняла душ, надела ночнушку и вернулась в свою комнату. Там застелила скрипучий диван, легла под толстое ватное одеяло, нашарила пульт, включила телевизор. Переключая с канала на канал, просмотрела десяток программ – ни одна не понравилась. Котлеты она приготовила! Генерал в юбке! Лучше б нормальной матерью была, женщиной. Такой, с кем и посоветоваться насчет косметики можно, и приготовить вместе какое-то обалденное блюдо на ужин, да и вообще… Мало ли что могут сделать вместе дочь и мать, в театр сходить, например, в кино, просто погулять в выходные по центру Москвы, в какой-то экзотический ресторанчик заглянуть. Или о мужчинах поговорить, она ведь уже взрослая, девятнадцать лет, а мать – вдова. Могла бы встретить ее парня, Саню Малышева, стол накрыть, компанию составить, поговорить о том о сем, а потом удалиться к подруге…
Но она же генерал, а не женщина! Уж как любила своего покойного отца, а думала – хоть бы мужика себе нашла, глядишь, и стала бы женщиной. Нет! И Саню она…
Светлана выключила телевизор, погасила торшер, повернулась на бок. Она уже тогда поняла, что Саня – ее любовь, тогда замыслила свое злодеяние. А ведь ничего же не было…
– Светланка, ты зачем притащила меня сюда? А вдруг придет твоя маман, прокурор и все такое?
– Она возвращается поздно, так что не бойся. Хочешь, я тебе кофе сварю?
– Я все хочу… Ты такая красивая, Светланка…
Светланка! Так называл ее отец. Непонятно, почему Саня не зовет ее Светкой или Светой, но так приятно слышать это… Она решительно пошла на кухню, а он побрел осматривать квартиру, но скоро присоединился к ней.
– Слушай, а прокуроры живут почти так же, как и журналисты. В смысле – не очень богато.
– Типа того, – с усмешкой сказала она, ставя на газ турку. – А с чего им жить богато?
– Да как же? Вон, по телику показывают – у генералов дачи под Москвой выше крыши, миллионные, в баксах, само собой. Не на зарплату же их построили.
– Сань, тебя богатая невеста интересует? Если так – ты ошибся.
– Да перестань, Светланка. Знаешь, мне даже нравится, что ты живешь в такой же квартире, как и я. Правда-правда.
– После гибели папы, он был классным оперативником, мать мстит бандитам. Она только об этом и думает.
– Представляю, что будет, если она неожиданно явится.
– Не явится.
Они выпили кофе, неловкое молчание царило за столом, потом Светлана повела его в свою комнату.
– Вот здесь я живу. Как тебе?
– Красиво…
– Да что ж тут красивого?
– То, что ты живешь тут.
Она села на диван, хлопнула ладонью по велюру рядом с собой, Малышев послушно сел на указанное место. Ну совсем он был не похож на отъявленного хулигана, просто ангел, а не Малышев. Видели б его таким учителя!
– Сань, ты не хочешь меня поцеловать?
– Да, конечно, хочу. Я всего хочу, но…
Она довольно усмехнулась. Надо же, как просто разговаривать с этим Малышевым!
– Вот обо «всем» и поговорим. Ты зачем встречаешься со мной? Чтобы соблазнить и…
– Светланка!
– А тогда зачем?
– Чтобы жениться на тебе, это моя мечта, я с пятого класса… влюбился, понимаешь? Это очень серьезно. Это… серьезнее всего, что есть на свете, правда-правда.
Светлана еще раз улыбнулась. Ну какой он замечательный, этот Малышев! Все его боятся, даже учителя, а она видит перед собой прямо-таки ребенка.
– Ты шутишь, Саня?
– Светланка, выйдешь за меня, а?
– Всегда такой очень решительный?
– Нет, очень волнуюсь… И как обалдуй выгляжу, наверное, – искренне сказал он.
Ох, Малышев!
– Сань, а поцеловать можешь?
Если у него такие намерения, можно и… Вот и решена главная проблема, которая занимала ее в последние дни. Она специально уже неделю принимала противозачаточные таблетки. Он медленно наклонился к ней, прижался губами к ее губам. Каким-то вялым, искусственным был этот поцелуй, как будто губы его вдруг стали резиновыми.
– Сань, у тебя были другие девушки, с которыми ты спал?
– Только никому не говори, ладно?
– Ладно.
– Нет. Я не хотел. Конечно, на всяких там пьянках были соблазны, девушки хотели, но я… Сильный человек. Я шел к тебе, понимаешь?
– Понимаю…
Она обняла его, жадно прильнула к его губам. Уже лучше получилось. Скользнула пальцами по его джинсам – ого, как возбудился! И уже хотела, его хотела, этого странного Саню, для всех – известного хулигана, а для нее – так прямо плюшевого мишку. Такое кого угодно может возбудить.
– А у тебя? – спросил он, отрывая губы от ее губ. – Кто-то был уже?
– Нет, ты первый, – с радостью сказала она.
– Я? Когда это я успел… – озадаченно пробормотал он.
– Да, Саня, да!
Видя его нерешительность, она положила обе ладони на его затылок, пригнула голову к своему животу и упала навзничь на диване, успев поддернуть юбку так, что перед его глазами были белые трусики. Не зря же она принимала противозачаточные таблетки. Решила для себя, если у него серьезные намерения, то у нее тоже. И значит, какой смысл лишать его и себя того, что хочется? Он снял зачем-то носки, стащил джинсы, потом приспустил ее трусики и уставился на смятую растительность ее лобка.
– Светланка…
– Ну, Саня, если мы любим друг друга…
– Я почему-то не могу… – сказал он и прижался губами к смятым волоскам. Поднял голову, виновато улыбнулся. – Ты такая красивая, и эта прокурорская квартира… Светланка… – И снова прижался губами к ее горячему телу.
А она улыбалась, благо он не смотрел больше на ее лицо, ей нравился такой Малышев, ну просто чудо! А его поцелуи были слаще… всего. И тут в дверь позвонили. Она торопливо подтянула трусики, поправила юбку.
– Неужто мать?
– Я так и знал, – обреченно сказал Малышев, торопливо напяливая джинсы.
Звонок в дверь смолк, щелкнул замок, мать знала, что она сейчас дома, готовится к выпускным экзаменам. Она вскочила с дивана, побежала в прихожую, услышав голос матери. Да и хорошо, что побежала, а то бы мать увидела Саню в клетчатых трусах… А дальше было то, что вспоминать не хочется. Саня убежал, даже носки свои оставил у ее дивана. Зачем он их снял? Можно ведь было и в носках… Потом, после грубого разговора с матерью, она готовилась к экзаменам, да как готовилась? То и дело мысли возвращались к Сане. Теперь, когда он не смог, когда растерялся, она верила ему больше, чем когда-либо. И уже точно знала, что станет его женой. И плевать на то, что думают об этом другие, включая и собственную мать.
Ночью она положила его носки рядом с собой и нюхала их Носки как носки, пахнут потом, но не очень. А все же – пахнут, ЕГО потом! И так приятно было вдыхать этот запах и думать, что завтра они встретятся, она вернет ему носки, а он? Что-нибудь придумает для новой встречи? Ведь понял, что она согласна, тоже хочет… Никогда не думала, что мужские носки могут так приятно пахнуть…
Светлана тяжело вздохнула, спрятала лицо под подушку.
– Саня, я люблю тебя, только тебя одного. И я дождусь тебя, обязательно дождусь! Мы снова будем вместе, Саня…
Слезы катились по ее щекам, и скоро наволочка стала влажной. Подумала – надо было хоть носки его взять, теперь бы спала с ними, дышала их запахом. Да вот не догадалась! Теперь плачь и думай, какой дурой была.
Он же потом стал обалденным любовником, и вообще, с ним она жила как в сказке. Ну да, это была сказка, и она… да просто сама себя не помнит. Счастье – как его запомнить? А оно не запоминается. Оно проживается и… уходит.
Глава 4
– Пас! Пас! Дай мяч, козел! Ну, сука, я тебе рога поотшибаю за это!
Судья свистнул – перерыв, и разгоряченные футболисты отправились на свои скамейки. Это был не матч высшей лиги по мини-футболу, а состязание двух команд в колонии общего режима. Первой бригады со второй. Новшества министра Грызлова дошли и до этих действительно не столь отдаленных от Москвы мест. А и вправду, городок Дорохин во Владимирской области не так уж далеко от столицы. И то, что здесь осужденные играют в мини-футбол, тоже понятно, потому что недалеко от столицы и журналисты снимают этот поединок, чтобы потом заявить на всю страну – в наших лагерях и тюрьмах все нормально. Правда, специального зала для игры не имелось в наличии, но была волейбольная площадка, на ней и играли.
– Козел этот Бадя, я ж ему орал – дай мне пас, мудак! А он сам поперся… – сжимая кулаки, сказал худощавый мужик лет тридцати со злыми серыми глазами.
– Заткнись, Диван, – с досадой сказал Малышев. – Бадя правильно все делал, только забить не смог.
– И мы проигрываем этим козлам! – махнул рукой Диван. Такая была у него кличка. Ну а какой она может быть у человека по фамилии Иванов, да еще с именем Дмитрий? Д. Иванов – и есть Диван.
– Ну и что?
– Малыш, тут полный привет. Ни хрена мы не тянем против них. Ну, если бы мы с тобой вдвоем против двоих, тогда другое дело. А так… полный бред.
– Ты думаешь?
– Да точно знаю. Бадю не нужно было брать в команду.
– Да вроде крепкий мужик…
– А тупой до невозможности. Нет, Малыш, тут нам вряд ли подфартит. Ну, лады, будем биться…
– Погоди хоронить, Бадя, иди-ка сюда.
– Чё надо, Малыш? – пробурчал огромный брюнет, подходя к Малышеву.
– Будешь играть в защите. Если что – коси их нападающих. Ты все понял?
– Лады, Малыш, – флегматично сказал здоровяк, пожимая плечами. Посмотрел на Дивана и добавил: – Будешь орать на меня, мячиком попаду – и сломается… Диван.
– Дождется этот громила, скажу Бронку, он ему быстро рога поотшибает! – прошипел Диван, когда Бадя отошел.
– Остынь, – сказал Малышев.
Они с Бадей попали в колонию в один день почти восемь месяцев назад, и поначалу оба чувствовали себя прескверно, поэтому держались друг друга. Бадя, люберецкий бандит, пришел сюда на пять лет, Малышев на три года. Если учесть, что месяц сидел под следствием, осталось еще два года и три месяца. Вообще-то приняли их нормально, Вадим помог, снабдил нужными рекомендациями, как вести себя на первых порах, да и пахану «привет» с воли прислал, попросил присмотреть за другом, не давать его в обиду. Но пахан блюдет воровские законы, и если человек слаб и не может постоять за себя, никакой пахан ему не поможет. Тот же Диван, он уже отмотал три года из семи, попытался сделать из Малышева «шестерку», получил жесткий отпор, успокоился, а вот другие не сразу поняли, с кем имеют дело. Несколько раз Малышеву приходилось драться с тремя, а то и больше противниками. Устоял. Как-то они вместе с Бадей выдержали в умывальнике атаку сразу десятерых отморозков. Битва еще та получилась, и они по крайней мере не проиграли. Узнав об этом, пахан сказал зачинщику:
– Не можешь – не берись, усек? Еще раз рыпнешься – будешь иметь дело со мной.
Он вообще был немногословен, этот сухой, жилистый старик, и хотел только одного – чтобы понятия соблюдались и было спокойно. И мог этого добиться запросто.
После того случая Диван записался в друзья к Малышеву, понятно почему – с таким корешом можно жить спокойно, а Бадю возненавидел – конкурент!
Этот матч они все же проиграли. После финального свистка журналисты стали брать интервью у осужденных, Малышев отошел в сторону, присел на пожухлую траву. Со стороны смотрел на красивую женщину, телекорреспондента в короткой курточке и синих эластичных брюках, плотно облегающих задницу. Когда она наклонялась с микрофоном к тем игрокам, которые сидели на скамейке, стараясь отдышаться, это было такое зрелище…
Вот уже девять месяцев он живет без женщин, и это после того, как был счастлив с самой красивой девушкой в мире! Тяжело… Светланка несколько раз приезжала к нему, но… Он чувствовал, что теряет ее. Медленно, почти незаметно, да теряет. И ничего не может с этим поделать, абсолютно ничего! Она учится в институте, теперь это сплошь академии да университеты, вокруг до черта разнаряженных козлов с мобильниками, кто-то рано или поздно уломает ее. Потому как – а чего она может ждать от него? Ни квартиры, ни образования, ни денег… Да, любит она его, пока еще любит, но три года – слишком большой срок. А Светланка очень красивая девушка. Был бы рядом – наизнанку бы вывернулся ради нее… А он за колючей проволокой с охранниками на вышках. Это страшное ощущение собственной беспомощности! А без нее для него и жизни нет.
Вспомнился их первый вечер, когда он смог…
– Проходи, Светланка, мы живем скромно, так что не удивляйся.
– Да нормально, квартира такая же, как у нас.
– Батяня крепко поддает, но я на него не обижаюсь, понимаю. Пару лет назад маманя сдернула к какому-то сучку, нефтянику. Просто взяла и сдернула. Ну он с работы полетел, поддавать начал.
– Как это – сдернула?
– Да так. Сказала, что полюбила другого мужчину. Батяня был классным журналистом, все шло к тому, что скоро поменяем эту квартиру на новую, но маманя не стала ждать. Устроила себе «светлое будущее» сразу. Я тогда стал заниматься карате, у отца деньги еще были, с одной только целью – зашибить этого нефтяника. Буцаев его фамилия.
– И она… забыла о тебе?
– Да нет, бабки предлагала, всякие круизы, но мы с батяней измен не прощаем. Была, правда, мысль сказать, чтобы купила мне самый навороченный «мерс», чтобы тебя соблазнить, но… Отца я не мог предать. Долго доставала меня, а потом успокоилась. А я уже не хотел зашибить ее нового мужа.
– Да? Как странно… Когда мне было девять лет, убили папу, и мы остались вдвоем с матерью.
– Светланка, только не нужно о твоей матери. Я больше не приду к тебе. Батяня будет гулять пару часов, они наши. У меня есть растворимый кофе, хочешь?
– Нет… то есть да. То есть…
Он улыбнулся, обнял ее и повел в свою комнату. Войдя в нее, Светлана улыбнулась. Он понял почему – похожа на ее собственную комнату, и диван почти такой же, и телевизор напротив дивана на тумбочке. Он долго целовал ее податливые губы, а потом осторожно уложил на диван, лег сверху, целуя ее.
Она стонала, она дергала бедрами, а когда он задрал юбку и стащил ее белые трусики, уже не стеснялась своей наготы. Он быстро снял джинсы вместе с трусами, не в силах оторвать восторженного взгляда от нее. Господи, как же это было красиво, то, о чем он так долго мечтал ночами! Она ждала, и он осторожно вошел в это чудо природы, в этот завораживающий, пугающий и сладостный мир. И хотелось остаться в нем, раствориться, стать капелькой слизи на его поверхности.
– Саня… Саня, мне больно… ох, больно… – забормотала она, судорожно обнимая его.
– Не бойся, моя хорошая, я буду очень осторожен, мы потихонечку, постепенно… – сказал он и резко двинул бедрами, проникая в ее сладостные глубины.
– А-а-а! Ты нахал, ты!.. – закричала она, ритмично двигая бедрами.
Он понял, что все сделал правильно. Ее кулачки колотили по его спине, ее губы уходили в сторону от его губ, но бедра… Они жили своей жизнью, и он не останавливался. Она выгнула спину, хрипло закричала: «Все! Все! Все!» Он тоже дернулся пару раз и почувствовал такое, что и во сне присниться не могло. А она, дернув несколько раз бедрами, вдруг выскользнула из-под него, оказалась сбоку и уставилась на то, что доселе видел он только сам. Не просто уставилась, а нежно обняла пальцами и сказала:
– Какой ты красивый, Саня… Мне так хорошо с тобой…
И это самая красивая девушка в мире!
– Светланка, вот ты и стала женщиной. Прости, что заставил тебя почувствовать боль.
– Саня… Ты так это сделал, что только одну секунду… а потом… Саня, поцелуй меня.
– Ты станешь моей женой?
– Да, только поступлю и закончу.
– Светланка… Я так долго ждать не могу.
– Но, Саня, мы ведь и так уже практически муж и жена, верно?
– Я хочу тебя навсегда. Я хочу детей от тебя и буду их любить, как тебя, Светланка…
– Все, Саня, мне пора домой. Ой…
Ну и как это можно забыть? А все другое, что между ними было? Если жизнь и вправду черно-белая, то, наверное, все же не так сильно, как у него получилось. Был самым счастливым парнем на свете, стал самым несчастным… Потому что… вряд ли она станет его ждать еще два года и три месяца.
– Чё мрачный, Малыш? – спросил Диван, подходя к Малышеву. – Опять свою телку вспомнил?
– Она не телка, запомни это раз и навсегда, Диван!
– Да ладно, я же видел фотку. Классная баба, но запомни мое слово – такие не ждут. И лучше выбрось ее из башки.
Малышев вскочил на ноги, уставился жестким взглядом в хмурое лицо приятеля:
– Диван, ты давно не получал, да?
– Да ладно, Малыш, успокойся. Я ж хотел как лучше. Для тебя, понял.
– Пошел ты на хрен со своим хотением!
– Дурак ты, Малыш… Ну ладно, пошли, скоро ужин. Продули… я ж толковал – не надо этого Бадю брать в команду.
Глава 5
Он был очень внимательным, ласковым, нежным, и все случилось так, как она и представляла себе. Даже боль, которую он причинил ей, тут же забылась, а потом она мысленно благодарила его за то, что поступил так, отвлек ее разговорами и… Если бы сомневался и мямлил (хотя как можно мямлить ТАМ?), глупо, если бы тянул и не решался, было бы намного болезненнее. И так приятно осознавать, что он думал прежде всего о ней. И так странно чувствовать себя уже женщиной. Много думала об этом, представляла, как все будет, вот оно и случилось, одно из главных событий в ее жизни. Она стала женщиной.
Саня проводил ее до подъезда.
– Светланка, ты какая-то грустная. Что-то не так?
– Сань, пожалуйста, не приставай. Для девушки это особенное событие, нужно как-то привыкнуть, что ли… Вы, мужчины, этого не можете понять.
– Я понимаю.
– Не смеши меня, Саня!
– Правда, понимаю. Я ведь тоже стал как бы… мужчиной, это совсем другое, теперь я в ответе за свою девчонку и вообще… Все уже не то. Но ты верь мне, Светланка, я тебя никому не отдам, сдохну, а сделаю так, чтобы ты была счастливой. Правда-правда.
– Дурак ты, Малышев, и не лечишься, – с улыбкой сказала она. – Это я тебя никому не отдам и на всякие гнусные дискотеки запрещаю ходить.
– Ладно, не буду. Как прикажешь, моя принцесса.
Тогда она вдруг резко ощутила – опять! Он вел себя так же, как покойный отец. Только папа говорил ей «моя принцесса». А мать – никогда. Она и в тот вечер ничего хорошего ей не сказала. Уже была дома и, наверное, видела в окно, как они с Саней прощались у подъезда.
– Ты встречаешься с этим шалопаем? – резко спросила мать, едва она вошла в комнату.
– Почему ты думаешь, что он шалопай?
– Потому что я прояснила ситуацию. Он учится еле-еле на тройки, и есть большая вероятность, что вообще не закончит школу! Я уж не говорю о дисциплине! Учителя прямо-таки стонут от этого человека. А ты – встречаешься с ним? Милуешься у подъезда?! Ты соображаешь, что творишь?
– Отстань, мам. Он хороший человек, поняла?
– Нет, не поняла! Может, ты уже… Ты хоть предохраняешься, дура?
– Да, предохраняюсь, дура! – с вызовом сказала она и, взяв свой халат, закрылась в ванной.
А мать еще минут десять распалялась у закрытой двери. Все венерические болезни вспомнила, действительно дура, все проблемы, связанные с любовью к бандиту. Она лежала в ванне с горячей водой и думала о том, что да, есть много легенд о несчастной любви дочери прокурора к бандиту, но, во-первых, Саня не был бандитом, а во-вторых, пора бы уже поумнеть прокурорам. Хотя бы матери. Если б она по-человечески отнеслась к Сане, помогла им, была бы у них крепкая, дружная семья. А мать что делает? Только укрепляет эти легенды! И вместо того чтобы поговорить с Саней, с его отцом, который, между прочим, был известным журналистом, кричит – бандит, бандит! Ну и какой смысл тут возражать, что-то объяснять? Все предельно ясно – Саня ей не нравится, и даже каких-то усилий, чтобы понять человека, она предпринимать не желает. Генерал! Сказала – и все тут же отвечают «есть!».
Да только с ней этот номер не пройдет. Если бы и не любила Саню, назло матери выскочила бы за него. А она любила…
Да, любила и любит его, только его, но как же это много – три года разлуки!
Профессор с козлиной бородкой, похожий на Циолковского или Мичурина, с важным видом ходил по кафедре.
– Итак, мы с вами выяснили, что оффшорные зоны берут свое начало от английского понятия «далеко от берега». Это страны и территории, в которых действуют налоговые, таможенные и прочие льготы для юридических лиц. Еще мы узнали, что в Европе оффшорными зонами являются Кипр, кстати, там законодательство ужесточается после вступления острова в Евросоюз, а также Мальта, Лихтенштейн, Монако и британские владения – Нормандские острова, Гибралтар…
Звонок прервал лекцию профессора, из которой Светлана ничего не поняла и не законспектировала. Она вышла в коридор, потом – на лестничную площадку, где возле урны собирались курильщики, достала пачку «More», закурила. Каждые две недели мать, несмотря на всю сложность их отношений, выделяла ей тысячу рублей на питание. Но Светлана не всегда питалась в студенческой столовой, а вот в сигаретах себе не отказывала. Курить стала после судебного процесса над Саней. Тут же к ней присоединился Вася Прохоров, тот самый, который на вечере возмущался тем, что Багрянов увозит ее.
– Свет, ну, все у тебя в порядке? – спросил он.
Странный парень, с виду – бедный подмосковный студентик, а на самом деле любил поддать, в компании бывал изрядно буйным, но учился только на «отлично».
– Нормально, Вася.
– Он тебя ничем не обидел, этот жирный боров? Знаешь, жирный – это не проблема, но он же еще и тупой до безобразия, только на бабках своего папаши и держится.
– Я сама кого угодно могу обидеть, – сказала она.
– Это так, но они ж наглые, как танки. Достали уже всю страну своими бабками, криминальные козлы! Если он наедет на тебя – только скажи.
– Вась, я смогу за себя постоять.
– Да я в курсе, маманя-прокурор, но с такими козлами всякое может быть, ты ж понимаешь.
– Понимаю. Вась, я тебе скажу одну вещь, только не обижайся, ладно?
– Какие обиды?
– Ну так вот, мой любимый человек сейчас в зоне, его там уважают. И здесь тоже. Через два года он выйдет, и мы станем мужем и женой. А если кто меня обидит, будет иметь дело не только с матерью. Есть вопросы?
– Ну, ты даешь, Светка… Просто сумасшедшая баба, – с изумлением сказал Прохоров.
– И пожалуйста, не зли Багрянова, он может помешать твоей учебе. Его папа спонсор нашей академии. Всякое может быть, ты понимаешь?
– Какие дела? Спасибо, что сказала, Светка. Ну ты и вправду офигительная баба!
Краем глаза Светлана заметила массивную фигуру Багрянова, которая приближалась к ней. Заметил ее и Прохоров и почел за благо удалиться. Красивая девушка, да, но, с одной стороны, любимый человек – зэк, с другой – мама-прокурор, а с третьей – тупой сын миллионера! Если даже подойти к ней с четвертой стороны, с тылу, то три другие просто-напросто уничтожат его. Ох, Светка! А какая красивая баба, а!
– Привет, я припозднился, на первую пару не попал, – сказал Багрянов. – Можно, сяду рядом?
– Попробуй.
– Знаешь, Света, я разозлился вчера, но ты произвела неизгладимое впечатление на водителя. Петя дал тебе наивысшие оценки, а я ему верю. Извини, что вел себя так… Ты и вправду очень красивая девушка.
– Да ладно, Степа.
Сегодня он выглядел не таким уж толстым и отвратительным, что-то человеческое проглядывало в его лице.
– Так я сяду рядом, Света?
– Попробуй, – нейтрально сказала она.
Он согласно кивнул и остался стоять возле нее, а когда прозвенел звонок, тяжело сопя, последовал за Светланой.
После выпускного бала и поездки на Красную площадь возвращались домой пешком – по Охотному ряду, Новому Арбату, Гоголевскому бульвару. Всего их было человек двадцать – из разных выпускных классов школы. Веселье кончилось, почти у всех было грустно на душе. Совсем недавно мечтали поскорее окончить школу, стать самостоятельными, но вот окончили, отпраздновали это событие, а что дальше? Нужно куда-то поступать, каждый день ездить на лекции, а если не поступишь, идти куда-то работать. А куда? Что делать, и какие там люди будут рядом? Все другое теперь будет… Хотелось, хотелось, а теперь немного страшновато стало.
Она и Саня шли в стороне, крепко обнимаясь, иногда целовались на ходу. Были не единственной влюбленной парой, но большинство топали сами по себе – и парни и девчонки. Они-то и создавали невероятный шум на улицах – горланили песни, громко ржали, девчонки повизгивали.
Уже рассвело, фонари еще горели, но не они освещали сонные улицы Москвы.
– Крутой пас, и Егор Титов выходит один на один… – закричал Мишка Фомин, когда уже приближались к метро «Кропоткинская».
– Светланка, все нормально? – спросил Саня.
– Сумасшедший был вечер. Знаешь, после того как закончился бал, я подумала…
– Я тоже об этом подумал.
– О чем, Саня?
– Лучше было бы нам с тобой уединиться где-то, просто посидеть на лавочке вдвоем, правда?
– Правда… Ну и что же ты?
– Да понимаешь, это ведь выпускной вечер, он раз в жизни бывает, я не хотел тебя лишать его.
– Саня, для меня этот вечер ничего не значит. Есть что-то, а вернее, кто-то более важный для меня.
– Это я?
– Только не зазнавайся.
– Что ж ты раньше не сказала, Светланка? А теперь уже поздно, да и прохладно стало. Ты не замерзла?
– Рядом с тобой – нет. И пиджак твой на мне.
Фомин свалил урну, с грохотом погнал ее по тротуару.
– Мишка, кончай выпендриваться, – сказал Саня. – Для чего ты пинаешь урны?
– А вот чтобы наши… «спартаковцы»… – Мишка снова пнул урну, она откатилась метра на три.
Не прошло и двух минут, как рядом с ними остановился милицейский «уазик».
– Не иначе проделки твоей маман, – успел прошептать Саня ей на ухо.
– Не думаю, что она до такого дойдет… – прижалась к нему, с напряжением глядя на двух милиционеров с автоматами.
– Лейтенант Коротченко, – сказал невысокий милиционер. – Почему хулиганите, молодые люди?
– Да ладно тебе, лейтенант, – сказал Фомин, поднял урну, поставил ее у стены дома. – У нас выпускной, а ты тут с автоматом! Мэр же приказал – если возникнут проблемы, нужно доставить человека домой, и все дела. А мы и сами дойдем.
– Есть проблемы, а есть преступления, которые караются законом, – веско сказал лейтенант, подошел к Сане, взял его за локоть. – Проедем, молодой человек.
– Да он не трогал урну, – закричали сразу несколько ребят.
– Вот и поговорим, кто трогал, а кто нет.
Он тянул Саню к машине, а она тянула его в другую сторону, что-то кричала, да все без толку. Саня не сопротивлялся, только грустно улыбнулся ей и сел в машину. Понимал, что сопротивляться бесполезно. И не автоматы его испугали, не сомневаясь в этом, он понимал, что все подстроено и всякое лишнее движение лишь усугубит его участь. Машина уехала, а она с минуту стояла как вкопанная, слушая сочувственные речи, краем глаза видела, как Фомину съездили пару раз по морде, не за то, что урну опрокинул, а что не поехал вместо Сани или хотя бы с ним. Виноват – отвечай.
Потом она сорвалась с места и побежала, на ходу размазывая по лицу слезы. Пиджак Сани был на ее плечах, не успела вернуть ему. Запыхалась, пока добралась до своего дома. Часы в прихожей показывали четверть пятого. Бросила пиджак Сани в своей комнате, метнулась в комнату матери, включила свет.
