Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Когда Лена подросла, мама стала чаще припрягать ее к домашним делам. Саша готовилась в институт.

– Лена, сделай уборку. Лена, вынеси мусорное ведро. Помой посуду.

– Пусть Сашка делает.

– Саша учится. Ты же знаешь, какой в институт конкурс.

– Я тоже учусь.

Мама только вздыхала, ибо Леночка особым прилежанием не отличалась. Правда, у нее была отличная память и способности к математике, но мама считала, что для Саши учеба гораздо важнее. Даже папа, напившись, старался держаться подальше от Саши, чтобы не видеть ее укоризненного взгляда. Саша умела смотреть так, что окружающим становилось стыдно не то что за паршивые" поступки, но даже за подленькие мысли. Папа боялся только Сашу, поэтому пил потихоньку, закрывался в своей комнате и не показывался на глаза.

Но самую настоящую ненависть к сестре Лена начала испытывать, когда подросла и впервые стала задаваться вопросом, красивая она или нет. Простаивая часами перед зеркалом, Лена начала подозревать, что природа допустила по отношению к ней огромную несправедливость. Можно было простить сестре любовь родителей и многочисленных родственников, в конце концов, из нее каши не сваришь, можно было простить ее вечные пятерки и отлученность от домашних дел, когда она начала готовиться в институт. Можно. Но того, что сестра стала красавицей, а она, Лена, обыкновенной девушкой с обычной внешностью – этого простить было невозможно. Почему у Сашки волосы вьются пушистыми каштановыми кольцами, а у нее, Лены, висят неопределенного цвета сальными прядями, а? Почему у сестры глаза огромные, почти синие, и ресницы длинные, а у нее, Лены, глазки маленькие и невыразительные? Ну, насчет фигуры надо еще посмотреть, она, Лена, вырастет, обязательно вырастет и будет не ниже Сашки, и все у нее образуется так, как надо, и платья она не будет донашивать старые, оставшиеся после сестры. С этими платьями вообще была проблема, ибо, примеряя то, из чего выросла сестра, Лена особенно остро чувствовала, что сравнение далеко не в ее пользу. Ей не шло ни синее, ни голубое. Цвет, который делал Сашины глаза выразительными и необыкновенно красивыми, подходил Лене как корове седло.

– Я это ни за что не надену, – кричала она, швыряя блузку или сарафан на пол и вытирая слезы с пухлых, потеющих щек.

К несчастью, вместо того чтобы вырасти, она начала полнеть. Грудь, конечно, увеличивалась на глазах, но вместе с ней расплывалась и талия, а бедра уже не вписывались в сестрины старые джинсы. Лена сражалась с полнотой отчаянно, как с врагом номер один. Она вставала на полчаса раньше и мучила свое плотное тело сложными упражнениями. Мышцы крепли, но не уменьшались в объеме, сложение Лены от природы было неудачным, и исправить его не мог даже ежедневный тяжелый спортивный труд. День, когда Лена поняла, что не вырастет выше своих ста шестидесяти сантиметров и никогда не будет худой, был для нее одним из самых кошмарных в жизни. Она рыдала, уткнувшись в диванную подушку, а рядом притулилась грустная Александра и утешала сестру, как могла:

– Знаешь, как плохо быть высокой? Все тебя видят, все на тебя смотрят. На физкультуре стоишь первая, перед тобой только мальчишки. А иногда хочется сделаться маленькой-маленькой, как мышка, и забиться куда-нибудь в норку. И вообще, я страшно сутулюсь, а раньше меня дразнили «каланчой». И у высоких часто болит позвоночник, потому что нагрузка за целый день очень большая. Между прочим, мужчины говорят, что маленькие женщины универсальны и с ними любой чувствует себя большим и сильным.

– Почему ж тогда в конкурсах красоты участвуют только высокие, а?

– Чтобы их было лучше видно. Да зачем тебе эти конкурсы, там только с виду все красиво.

– Ну и пусть.

– Маленькой быть куда лучше. Знаешь, я тебе за– видую!

– Зато ты можешь стать фотомоделью, а я нет, – еще больше рыдала Лена.

– Глупенькая, для этого нужно быть тоненькой-тоненькой, как доска, а у меня посмотри какая грудь…

Тут плач Лены вообще превращался в рев. Она впадала в истерику, потому что худенькая Саша обошла ее даже размером бюста.

– Отстань от меня! Не хочу на тебя смотреть. Иди читай свои книжки.

Саша никогда не злилась на сестру, она вообще была лишена злых, мелочных чувств. Любимые книжные герои, которые с детства стали ее лучшими друзьями, были благородными и смелыми. Красивые дамы жертвовали ради любви и честью, и жизнью, мужчины шли на смерть ради одного только восторженного взгляда, и Александра свято верила, что это правильно. И она искренне удивлялась, почему сестра все делает наоборот, говорит жестокие, обидные слова и, кажется, не любит ее, Сашу, которая желает ей только добра.

Лена была девушкой неглупой, поэтому, отревев положенное, лишнюю дурь из головы выкинула, но с сестрой отношения стали натянутыми, она настороженно, внимательно следила за ее учебой и успехом у мальчишек. Исподтишка старалась подгадить сестре, частенько разговаривая за нее по телефону. Голоса у них были до странности похожи, видимо, природа вспомнила под конец, что они все-таки сестры, и решила исправиться. Леночка назначала свидания, на которые Саша, естественно, не приходила, говорила мальчикам нехорошие вещий всячески старалась подпортить Сашину репутацию приличной девочки. Все это, конечно, были так, мелочи. Леночка жаждала крупного реванша, чтобы рассчитаться одним махом сразу за1 все. Поэтому заняла позицию наблюдателя, изучая, анализируя, сопоставляя. Она училась не повторять ошибок сестры в отношениях с молодыми людьми, мысленно ставила себя на ее место и проигрывала ситуацию, естественно, в свою пользу. По счастью, сестра была слишком поглощена учебой и не придавала значения некоторым происходившим с ней странностям. Саша не стремилась рано выйти замуж и комплексов по этому поводу не испытывала. Ну, не получилось с одним, значит, будет другой. Ей вполне хватало романов с воображаемыми книжными героями, за один день упоительного чтения девушка проживала несколько лет жизни, не шедшей ни в какое сравнение со скучной действительностью.

После школы, которую Александра Завьялова окончила с золотой медалью, она легко поступила в педагогический институт на отделение филологии. Лена, глядя в зеркало, торжественно поклялась, что поступит в институт куда более престижный и получит профессию гораздо доходнее. Поэтому, когда окончила школу, подала документы в Плехановский. Сумасшедший конкурс не помогло преодолеть ее бешеное честолюбие и почти уникальная память. Там хватало золотых медалистов и блатных. Оценки были получены приличные, но она не набрала проходного бала. Пришлось удовольствоваться МАДИ. Лена утешала себя тем, что это только начало и она взяла более быстрый старт, чем Александра, которой светила только скромная учительская карьера с маленькой зарплатой и большими проблемами. Крохотная победа над сестрой была одержана, можно было слегка поторжествовать, если бы к тому времени Саша не подложила ей новую свинью: она вышла замуж.

Появление Володи поначалу не было воспринято как угроза. Лена твердо решила сделать "из сестры старую деву и следила за личной жизнью. Она отслеживала всех потенциальных претендентов на руку сестры и мгновенно стряпала какой-нибудь мерзкий компромат. Доверчивая Саша верила в подлость очередного избранника, тем более что ее идеалы были ни для кого не досягаемы. Но тут, видимо, время пришло, да и Леночка зазевалась, проводя время на даче в веселой компании. И когда она приехала осенью домой, все уже было решено: счастливые родители благословили влюбленную пару и решили разменять двухкомнатную квартиру в центре Москвы на две однокомнатные в новых районах. Новость повергла Лену в такой шок, что она тяжело заболела. Но это не помогло отсрочить приговор, белое, платье и белая фата украсили в назначен-, ный срок взволнованную невесту, шумная свадьба два дня гудела сначала в ресторане, потом в старой еще квартире, а спустя месяц молодые переехали в отдельное жилье и стали ждать прибавления семейства.

Лена же вместе с родителями переехала в новый, чужой район, оставив на старом месте школьных подруг, привычные магазины, но сохранив неудовлетворенное чувство мести. Но ждать своего шанса она не перестала. А пока по-прежнему училась, убирала, стирала, готовила…

– Всегда я тут убираю, стираю, готовлю…

– Но ты же здесь живешь. Я у себя дома делаю то же самое, и у меня семья: муж, ребенок. Я хожу по магазинам, в выходные дни занимаюсь хозяйством. Скажи, почему тебе всегда кажется, что мне легче живется? У тебя ведь престижная работа, хорошая зарплата, я не могу позволить себе вещей, которые покупаешь ты. Ты бесишься, что у тебя детей нет, так ты сама их не хочешь. Сколько ты абортов сделала?

– Не надо только меня учить, будто не знаешь, что я не могу себе позволить иметь ребенка. Мне квартиру на свадьбу никто не подарил.

– Ты хочешь сказать, что сейчас, когда осталась одна, родишь ребенка? Никогда не поверю. Ты к Сережке моему за шесть лет хоть раз подошла? Люди с таким характером, ^как у тебя, живут только для себя. И я в этом не в'иновата.

– Только ты и виновата. Строишь из себя святошу, гордость свою показываешь. Да ты завидуешь, что я столько получаю, что трачу все на себя, что у меня на одну косметику уходит столько, сколько ты в месяц получаешь, что я за границу езжу отдыхать, а ты нет. Тебе ведь тоже хочется, ну, скажи, что хочется.

– Нет, не хочется. Если, как ты, ездить только затем, чтоб все знали, что ты можешь себе позволить отдых где-нибудь в Италии, то не хочется. Что ты там видела, кроме магазинов, ресторанов да шмоток своих?

– Сразу видно, что ты литературу в школе преподаешь, начиталась за всю свою жизнь книжек дурацких, в которых одна сплошная ложь про жизнь. Нет такой жизни, она другая, только ты не хочешь этого видеть и знать, но придется. Я тебе промою глаза, сестричка, только ты в обморок не падай…

Лена чуть было не выложила свой главный козырь, который давно приберегала для окончательной победы над сестрой, но вовремя осеклась. Поспешностью можно было все испортить, и она удержалась.

– Что ты мне хотела сказать? Ну, о промывании глаз, о том, что я не знаю жизни. Договаривай, раз начала.

– Да ничего, отстань ты, вон Вовка пришел, иди лучше помоги водку поставить в шкаф.

– Я никуда не пойду, ты что-то скрываешь, выкладывай! Не могу, надоело смотреть на твое многозначительное лицо, когда ты так говоришь. За что ты меня жалеешь?

– Ладно, извини. Похороны все-таки, что мы будем отношения выяснять? Муж тебя зовет, иди.

В прихожую ввалился Владимир, неся два ящика с бутылками зелья. Прозрачное стекло многозначительно дзинькало.

– Куда ставить, девушки? Уф, слава богу, народ еще до водки не добрался. Тащат все, что ни попадя. Сашка, ты хоть бы макаронов купила, что ли.

– Надо говорить «макарон».

– Ох уж мне эти учителя, я ей о жизни, а она мне об орфографии. Какая разница, на что они там оканчиваются, лишь бы жрать было чего.

Он засмеялся, ему одобрительно вторила Лена.

«Господи, как они похожи, можно подумать, что она, а не я с ним прожила шесть с лишним лет. Почему я раньше этого не замечала?» – подумала Саша, но дел действительно было слишком много, и она окунулась в хозяйственные хлопоты, перестав задавать себе глупые вопросы.

Леонидов добрался до своего кабинета уже часа в три. Общение с сотрудниками фирмы «Алексер» оставило в его душе столь тягостное впечатление, что пришлось зайти пообедать в сомнительное кафе с сомнительными же ценами. Бутылка пива окончательно восстановила угасшие силы, и, придя наконец на работу, он блаженно вытянулся на убогом казенном диване, распрямив слегка гудевшие ноги. Мысли вяло пульсировали, сквозь дремоту, больше подсовывая обнаженных девушек, чем занимаясь утомительным анализом тухлого дела. В физическом состоянии Алексея наступила та сладкая минута, когда после адской усталости тело охватывает великий пофигизм. И вот в этом-то состоянии невесомости его настиг телефонный звонок. Сначала он пробовал отмахнуться, как от зудящего комара, но усни попробуй, когда вредное насекомое раздражает твой слух. Лучше бы цапнуло и улетело, чем травмировать психику. Когда Леонидов понял, что телефон звонить не перестанет, он взял трубку.

– Да, это я.

– Простите, я звоню следователю Леонидову, – пропел сладенький женский голосок.

– Почти угадали.

– Извините?

– Слушаю вас. – Алексей встряхнул головой и принял вертикальное положение протестующего по этому поводу тела. – Кто говорит?

– Это Лана.

– Какая Лана? А, Лана. Мы так мило беседовали с вами некоторую часть ночи. Чего ж вам еще?

– Знаете, Алексей Алексеевич, я вдруг вспомнила. Он ведь мне звонил в тот день, когда его… Ну, там, в лифте.

– Кто звонил?

– Шурик. Серебряков то есть.

– Звонил?!! И вы об этом сейчас только вспомнили?

– А что такого? Подумаешь. У меня память девичья. Если, хотите все подробно узнать, приезжайте сейчас ко мне.

– Сейчас? Может, вы по телефону быстренько и изложите суть вашей беседы?

– По телефону не получится.

– Почему?

– Вы зададите вопросы, и вдруг я еще вспомню подробности там всякие.

– Ладно, вы меня убедили, Лана. Где-нибудь через час буду у вас.

Леонидов положил трубку.

Врет ведь, наверное.

«И за каким чертом я ей понадобился? Ладно. Все равно проснулся, поеду. Ох, ждут меня сегодня поздняя дорога, бубновая дама, крестовые хлопоты и веселый разговор». Он вздохнул, посмотрелся в стекло казенного шкафа и, слегка пригладив светлые прямые волосы, шагнул к дверям.

Лана же подмигнула своему отражению в зеркале и принялась накладывать парадный макияж. Теперь-то Норка перестанет задаваться и строить из себя мисс первую красавицу. Шиш ей, а не ужин, пусть платит, змеюка.

Алексей шел по коридору, когда его окликнул коллега Игорек Матвиенко:

– Слушай, Леха, тебе звонила какая-то Нора. Ну и голосок у девицы, я тебе доложу. Оставила телефончик и просила срочно перезвонить. Мол, есть информация по делу Серебрякова. Чего-то она там вспомнила.

– Что у них у всех, массовое просветление куриных мозгов? Тоже мне спящие красавицы проснулись!

– Знаешь, я предложил свои услуги, но она хочет только тебя.

– Меня на всех не хватит.

– Вот именно, и я так подумал. Поделись секретом, как ты их охмуряешь, нельзя же быть таким эгоистом. Может, у тебя метод какой-нибудь особенный?

– Иди ты… Бумажку давай с телефоном. Записал, надеюсь?

– Я не такой жадный, как некоторые. На, звони своей красотке.

Но Алексей Норе звонить не стал. Интуиция подсказывала, что что-то задумали эти девицы.

Опять пошел дождь. У людей отняли последнюю радость – порадоваться хоть теплому солнышку, раз уж судьба показала такое неприличное место. Но пузырчатые лужи злорадно растекались по серому асфальту, солнце решило уйти на каникулы, и распоясавшийся дождь струился с угрюмого неба. Народ прятался под зонты и полиэтиленовые пакеты. Вода смывала с улиц скопившуюся грязь. Вместе с летом уходила надежда, что вернутся старые времена, когда будущее казалось светлым, а курс доллара прогнозируемым. Прошлое опадало, как листва, и впереди ждала тяжелая неприятная осень.

При дневном свете злосчастный подъезд не показался Леонидову таким угрюмым и холодным. Подъезд как подъезд, в нем так хорошо спрятаться от дождя, стряхнуть с куртки холодные капли и вдохнуть запах человеческого жилья. Но сел он тем не менее в грузовой лифт.

…В то время как Леонидов преодолевал водные преграды, Лана была занята лишь одним: подбором соответствующего ситуации туалета. Как соблазнить мужчину? Очень просто, если ты молода и красива, если имеешь в этом деле немалый опыт, а в шкафу – дорогое французское белье с кружевами. Только какое надеть? Черное – слишком мрачно. Если надеть красное, то он, чего доброго, сразу сбежит, уж очень откровенный цвет, сразу ясно будет, зачем Лана милиционера к себе в дом пригласила. А жаль, красное ей очень идет. В белом слишком уж невинно: что она, невеста? А бежевое слишком уж буднично. Наконец Лана остановилась на роскошном комплекте оливкового цвета и соответствующем пеньюаре. Немного любимой губной помады и бриллиантовые серьги, подаренные покойным Серебряковым, – и она готова выиграть любое сражение. Осталось подобрать духи, и Лана шагнула к прозрачной галерее флакончиков.

«Нет, классика явно не подойдет. Надо что-то свежее и завлекающее, от чего мужчины просто сходят с ума», – подумала она, остановившись на зеленом «Кензо» из новой серии. Запах был что надо. Пышные черные волосы были сбрызнуты энным количеством волнующей воображение жидкости, несколько капель легли на виски, шею и запястья, и она была готова к возложению на предусмотрительно разобранное ложе. Ничего не подозревающий о свалившемся на него счастье Леонидов позвонил в дверь ее квартиры. Лана бросила на себя последний оценивающий взгляд и пошла открывать.

Леонидов стоял в дверях усталый и злой. Из темноты его глаз выхватывал только контуры женской фигуры, и он еще не мог оценить все ее дорогое великолепие. Пахло, правда, здорово, но мерзкая погода могла испортить любое приятное впечатление.

– Девушка, я час до вас добирался. Спасибо! Надеюсь, хотя бы на чашку горячего чая я могу рассчитывать после такого марш-броска?

– Проходите, проходите. Я как раз думала над этим: как вас согреть. – Лана щелкнула выключателем в прихожей.

Леонидов на миг обалдел, потом зажмурился. Открыл глаза, но очаровательное видение не исчезло, а, напротив, улыбалось ласково и многообещающе.

– Что ж вы не проходите, Алексей? Можно так неофициально? Все-таки второй раз встречаемся.

– Вы ослепительны. Просто нет слов. Ждете кого-нибудь?

– Вас.

Тут Леонидов понял, что затевается знакомая игра, в которой он мысленно приготовился потерпеть поражение. Лана провела его в кухню, где уже был накрыт стол.

– А можно, мы сделаем вид, что это неофициальный визит следователя, и будем на «ты»?

Леонидов уже смирился со всем, что она готовилась с ним проделать, и послушно кивнул.

– Леша, а сыщики водку пьют? – кокетливо подмигнула Лана.

– Нет, никогда! – гордо ответил Леонидов.

– Леша, а все сыщики врут?

Ох, не нравился ему этот интригующий тон и зазывные взгляды. Ну почему она к нему привязалась?

– Лана, чего тебе от меня надо? – напрямую спросил он.

– Ну, во-первых, накормить. Ты с чем бутерброды будешь: с рыбой или с ветчиной?

– Все равно.

– А пить мы будем мартини или сухое вино?.

– Без разницы.

– Тогда я сделаю коктейль: мартини, сок и лед. Не возражаешь?

– Может, сначала все-таки поговорим? Что там со звонком Серебрякова в день смерти? Ты, надеюсь, не придумала?

– Не придумала, не придумала. Я все тебе расскажу, сыщик, но давай сначала выпьем.

Она пододвинула к нему холодный бокал с коктейлем и блюдечко маслин.

«А, все равно», – подумал Леонидов, кидаясь в происходящее, как в омут, и сделал глоток терпкого вина.

– Ты закусывай, закусывай. Голодный, да?

– Не очень.

– А я думала, сыщики всегда голодные, хмурые и обязательно старые. Ты стрелять умеешь?

– Еще как! С пятидесяти метров – наповал. Бах-бах, все, конец.

– Смеешься. Ты все время надо мной надсмехаешься, почему? Я позавчера уж подумала, что тебе не понравилась. Ты всерьез считаешь, что я могу быть причастной к смерти Шурика? Ну, посмотри на меня? Что мне, выгодно было, что ли? Осталась без средств. – Она грустно вздохнула, похлопав ресницами.

– Так что ты хочешь мне рассказать?

– Расскажу, только давай еще выпьем.

После второй рюмки Алексей стал совсем добрым и даже пожалел несчастную Лану.

– Я тебе помогу. Ты мне все расскажи, а я тебе помогу.

– Ладно, только пойдем в комнату. Здесь что-то дует из окна, и вообще…

Что вообще, Леонидов так и не понял. Он шел за Ланой в спальню, лаская ее тонкую талию. Увидев разобранную постель, присвистнул:

– Лана, я взяток не беру, тем более натурой.

– Леша, почему ты так плохо обо мне думаешь? Думаешь, мне никто не может просто так понравиться?

– Ну, до сих пор этого, наверное, не случалось?

– Думаешь, я родилась такой дрянью?

– Лана, избавь меня от истории о том, как тебя соблазнила какая-то богатая сволочь и бросила. Знаешь, сколько я их слышал? И все они похожи до тошноты. 62

Меняется только имя главного героя, возраст и место действия. Поэтому не надо из меня слезу давить. Конечно, если ты меня сюда позвала, чтобы рассказать про свою несчастную жизнь, то я послушаю. Только это будет нечестно.

– Ладно, хватит болтать…

Она потянулась к выключателю, и в плотно зашторенной комнате воцарился интимный полумрак. В этом полумраке Лана уверенно нашла губы Алексея и потянулась к молнии на его джинсах.

«Вот так сбываются самые смелые мечты», – подумал тот, развязывая пояс оливкового пеньюара.

Такое тело он видел до сих пор только в фильмах и на кассетах с порнушкой. Конечно, у него были женщины: симпатичные, хорошенькие, но такой красавицы – никогда. «Девяносто – шестьдесят – девяносто», – блаженно бормотал он, скользя ладонями по молодой упругой груди и с наслаждением осязая тонкую талию и стройные бедра. Лана умело спускалась губами по его груди к низу живота. Чего она не знала, так это комплексов, поэтому ничто не мешало ей делать то, что приносит мужчине самое острое наслаждение. Минуты растянулись в часы. Мир сжался до размеров маленькой комнаты…

Пока он был в ванной, Лана потягивалась на постели, как объевшаяся кошка, поглаживая бедра и живот. Переворачиваясь на спину, довольно замурлыкала. Она старалась, очень старалась. Если уж будет трахаться с Норкой, то пусть поймет, что она, Лана, в постели лучше. И следователь ничего мужик, крепкий.

«Нет, мне никак нельзя без мужика, – рассуждала она. – Может, пусть этот следователь приходит, а там видно будет».

Когда Алексей вернулся из ванной, обмотав вокруг бедер полотенце, она оценивающе осмотрела его тело, бицепсы на руке, подтянутый плоский живот:

– Ну?..

– Красивая ты женщина, Лана, – сказал Алексей, ложась рядом с ней на мятые влажные простыни.

– И это все?

– Ну, хочешь, я тебе поэму сочиню? Только сигареты принеси и выпить что-нибудь.

– Фу, какой ты меркантильный. Больше ничего не принести?

Он вздохнул:

– У нас же с тобой не повесть о первой любви. Чего ты от меня ждешь? Скажи, я внемлю.

– Да ладно, лорд Байрон местного разлива. Ты куришь?

– Только в исключительных случаях, сейчас как раз такой, так что можешь собой гордиться.

Лана накинула пеньюар и вышла на кухню. Спустя несколько минут они лежали, накрывшись легким одеялом, и курили слабые женские Ланины сигареты.

– Мартини налить? – прервала наконец затянувшееся молчание Лана.

– Давай докурим. Еще и напьюсь. Надо же довершить стремительное моральное падение.

– Да ладно. Подумаешь, всего-то доставили друг другу взаимное удовольствие.

– Хочешь сказать, что тебе понравилось со мной…

– А то. Что я, бревно?

– Ладно, за встречу.

Они чокнулись бокалами и мелкими глотками запили привкус сигарет.

– Слушай, я все-таки хочу услышать, зачем весь этот цирк со звонком Серебрякова?

– Просто так.

– Да ладно, а если бы я не клюнул, чем бы ты стала крыть?

– Ты ж клюнул?

– Наверняка есть у тебя в запасе какой-то козырь. Говори уж. Давай сознавайся. – Он сделал зверское лицо и с видом Отелло слегка стиснул ее нежную шею. Они завозились, комкая одеяло и шелк простыней.

– Ладно, ладно, перестань. – Со столика рядом с кроватью грохнулись на пол бокалы.

– Говори, несчастная, был звонок или ты все придумала, чтобы меня сюда затащить? Придумала? Признавайтесь, подзащитная, вы обвиняетесь в совращении чистого невинного существа, то есть меня.

– Ты, невинное… Ладно, скажу. Я не совсем тебя обманула.

– Что значит «не совсем»? – Он сел на постели, отбросив подушку.

– Был звонок. Шура действительно позвонил мне около семи вечера. Сказал, что у него ко мне важный разговор, что он обязательно приедет, но ночевать не останется. Он был очень странным, подобрел, что ли. И слова какие-то говорил непонятные.

– Что именно? Вспомни. – В Леонидове проснулся следователь.

– Что-то вроде: «Это наша последняя встреча, будь готова» – и прочую ерунду.

– Последняя? Выходит, он знал, что готовится покушение?

– Может, и знал. Я не поняла. А если и знал, чего это он был такой веселый? Будешь так радоваться, если знаешь, что завтра тебя с пушкой будут караулить?

– Мне уже говорили, что Серебряков за несколько дней до убийства изменился. И чего это он был такой веселый, не в лотерею же выиграл? – Леонидов вздохнул и стал надевать джинсы.

– Ты еще придешь?

– Ты этого хочешь?

– Ладно, следователь, я не кусаюсь. Доносы не собираюсь строчить. Попросить хочу тебя кое о чем.

– Та-ак. – Леонидов понял, что пришло время заплатить за полученное удовольствие.

– Да не дергайся ты так, не убивала я твоего Серебрякова. Не надо меня выгораживать. Я о другом… Можешь сделать мне одолжение?

– Попробую, если ты действительно ничего такого…

– Да ничего такого. Ты просто к Норке не ходи.

– Откуда ты знаешь, что она мне звонила?!

– Уже звонила? Вот стервозина. Успела подсуетиться.

– Меня на работе не было. Телефончик оставила моим коллегам.

– Ну не зараза?

– Не понял. Рассказывай давай, чего вы там придумали? Рассказывай, все равно узнаю.

– Дай слово, что не обидишься.

– Еще чего, на глупых баб обижаться.

– Да? Значит, без претензий? Ну, в общем, поспорили мы на тебя.

– В смысле?

– Ну, в смысле, кто тебя быстрее в постель уложит.

– Лихо! А на что спорили-то?

– На ужин в ресторане.

– В каком?

– Да какая разница?

– Да, действительно, какая разница. Спасибо за правду.

Леонидов не знал, плакать ему или смеяться. С одной стороны, обидно, что он так глупо приписал быстрый успех собственной мужской неотразимости. Алексей машинально потянулся за пуфиком, чтобы запустить его в красивое Ланйно лицо.

Она взвизгнула:

– Псих! Идиот несчастный! Ну что тут такого? Радуйся, что удовольствие бесплатное получил. Положи пуфик, придурок!

Леонидов рассмеялся. Действительно. Кто кого наказал? Лана-то, можно сказать, потеряла, да еще в твердой валюте! А у него есть шанс поиметь вторую красивую телку, да еще задаром. Чего он сопли распустил, интересно? Побольше бы таких пари! Смеясь, он натянул свитер и пошел в прихожую.

– Чего развеселился?

– Да так, пойду воспользуюсь случаем. Надо попробовать, может, сексуальные блондинки мне больше нравятся, чем брюнетки? Внести разнообразие в меню.

– Ты этого не сделаешь!

– Ланочка, неужели ты не можешь сама заплатить за свой ужин?

– Нет, ты к ней не пойдешь. – Она попробовала было повиснуть на рукаве его куртки.

– Посмотрим. – Чего-чего, а гантельки Леонидов не зря тягал по утрам.

Лана отлетела в груду пуфиков, а он демонстративно громко хлопнул дверью и вышел на площадку.

– Отморозок, – прошипела Лана. – Подумаешь, обиделся, вместо того чтобы спасибо сказать!

Но отчего же ей хотелось рыдать, будто она пропустила в жизни что-то хорошее, о чем всегда мечтала?..

А Леонидов ехал не куда-нибудь, а на работу. Его вдруг такое зло взяло, что хотелось зарыться с головой в бумаги и напрягать, напрягать мозги, пока не выйдут из них все дурацкие мысли, а душа не очистится.

…Уже час он сидел в кабинете, разбирая бумаги. Подозреваемые множились, как раковые' клетки. Данные экспертизы не принесли ощутимых результатов, свидетелей, которые видели бы убийцу, так и не нашлось. Конечно, улица не могла быть абсолютно пустынной, есть же на свете и любители гулять под проливным дождем, В розыске велись активные поиски, но работа по анализу всех имеющихся материалов лежала на Леонидове.

В семь часов вечера заглянул Матвеев:

– Сидишь еще, сыщик?

– Да вот, ковыряюсь помаленьку.

– Ну-ну, а чего вид как у блудливого мартовского кота? Говорят, женщины тобой активно интересуются… Он рассмеялся.

Матвеев ушел, а Алексей злорадно придвинул к себе телефон.

– Елена Сергеевна? Добрый вечер, следователь Леонидов беспокоит. Звонили мне сегодня? Да, очень рад, что вспомнили нечто важное. Вот, работа весь день, работа, только сейчас и освободился. К вам подъехать? А не поздновато? Ах, в самый раз? Ну, прекрасно. Где вы живете? Метро «Сокол»? Дом номер? Так, записал. А код? У вас там на «Соколе» небось подъезды бронированные? Так, а номер квартиры? Ну ладно, ждите. Выезжаю.

Он повесил трубку. Не соврала Лана, зазывали его очень уж неприлично. Зато теперь он знает, что она не знает, что он знает…

Леонидов никак не мог понять, почему так любит бывать в районе метро «Сокол». И магазины там доро-гущие, и окружающие дома – ничего особенного, как и в любом другом районе, но-, поди ж ты, тянуло его туда, как попугая на родину. И сейчас, в сгущающихся сумерках, расталкивая локтями людские толпы, он с. удовольствием пробирался по знакомым улицам и глазел по сторонам. Ага, там магазинчик закрылся. Ну, понятное дело, учет. Там у пункта обмена валюты выстроился хвост. И где же тут обитает гражданка Прохорова Елена Сергеевна? Ну да, ну да, приличный домишко. Дверь железная, домофон работает, вахтерша в будке, внимания, правда, не обращает, но факт присутствия имеем в наличии, как сказал бы бюрократ.

На пятый этаж он поднялся пешком, решил держать форму, уж если приходится общаться с такими женщинами. Но погорячился, дыхание сбилось, коленки предательски дрожали, пришлось остановиться перед нужной дверью и привести в нормальное состояние пульс. Нора открыла сразу. Была, она, естественно, в пеньюаре, правда не оливковом, а цвета морской волны, зеленоватые глаза ее были только что подкрашены, а губы свежи, как розовые лепестки. Пахло от нее теми же духами «Кензо».

«Что у них там, сценарий, что ли, написан для подобных случаев? Смелее, парень, похоже, тебя ждет вторая серия».

– Алексей, здравствуйте. Можно мне вас так называть, неофициально?

«Ну, это мы уже проходили», – подумал Леонидов и прежних ошибок повторять не стал. Ответил со всей строгостью, которую вынашивал в себе весь остаток сегодняшнего дня:

– Нет, нельзя, Елена Сергеевна. Я на службе. Пожалуйста: Алексей Алексеевич, и на «ты» мы не переходили. Включите верхний свет, у меня куриная слепота, и я могу споткнуться о ваши чудные напольные вазы: И на кухню пройдемте.

– Может, в комнату? Вы не хотите поужинать или выпить после тяжелого рабочего дня?

– Сыщики – водку не пьют! – гаркнул Леонидов и, отодвинув в сторону прелестную хозяйку, прошел мимо. – Так, стол очистите, пожалуйста.

– Это еще зачем?

– А мы сейчас составим протокол и зафиксируем ваши показания. Все как положено.

– Протокол?. – Нора явно начинала волноваться.

– Ну да. Вы же хотите дать официальные показания по делу об убийстве господина Серебрякова А. С. Вам известны факты, которые могут помочь следствию, и, как сознательная гражданка, вы не можете их скрывать. Правильно я вас понял?