Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Так и прыгала до половины двенадцатого. А потом, когда муж пришел, позвонила Лене. Сестра сказала, что ничего по-прежнему неизвестно, и я сразу же поехала к ней. Приехала, когда их уже нашли… Там милиции полно было… – Саша не заплакала, а только затихла, поджав под скамейку ноги в простых черных туфлях. Алексей смотрел, как золотятся на солнце ее кудрявые каштановые волосы, и не хотел вообще больше думать о крови, о трупах, о ненависти. Сашины печальные глаза сливались с небом – его бездумная голубая вечность втягивала в себя без остатка.

«Мне просто приятно на нее смотреть. Просто приятно, потому что она красивая. Что плохого в том, что я смотрю на красивую женщину и испытываю чувство идиотской невесомости? Плохое есть: я не хочу от нее уходить. Никогда. Александра, Саша, Сашенька…» – метеором пронеслось в голове Леонидова, прежде чем он неожиданно для себя спросил:

– Саша, вы мужа очень любите?

Она начала медленно краснеть. Алексей смутился. Эта женщина кокетничать не умела.

– Можно, я не буду отвечать?

– Вот всегда у вас так, а вы врать не умеете'. Что плохого в нежных чувствах к собственному мужу? Я же не про любовников вас спрашиваю/

– Вы следователь, а не исповедник. Я имею право не отвечать.

Леонидов глубоко вздохнул и быстро заговорил:

– Вы мне просто очень и очень нравитесь, Саша. Я хочу совершить подлость и начать ухаживать за замужней женщиной. К моему большому несчастью, вы не современны, Саша. Сейчас замужние женщины не стесняются иметь любовников, наоборот, без мужа и любовника одновременно считается, что это не полный комплект. Если бы вы были современны, как большинство красивых женщин, я стал бы вас коварно соблазнять. Пригласил бы в ресторан, в Большой театр, если вы предпочитаете оперу, на квартиру к уехавшему в командировку приятелю, в конце концов. Но что мне делать? Я, конечно, хам. Можете меня оскорблять, если хотите. – После этой тирады Леонидов отвернулся, старательно разглядывая чахлый куст, произраставший рядом со скамейкой.

Саше жутко захотелось рассмеяться и почесать его за ухом, как пушистого рыжего кота, пытавшегося залезть в миску со сметаной, но испугавшегося строгой хозяйки с веником в руке.

– Бедный обиженный мальчик, – вздохнула она. – Алексей, какой же ты еще глупый и какой самонадеянный. Я на урок опоздаю.

Она потянула из рук Леонидова свою сумку. Он неловко отпустил, тетради рассыпались по асфальту. Саша ойкнула и нырнула под лавку, вылавливая цветасто-полосатое месиво. Леонидов тоже испуганно присел на корточки, хватая тетради и засовывая их в Сашину сумку.

– Ну что ж ты их мнешь, чудовище? – рассердилась Александра.

– Подумаешь, они все равно уже грязные.

– Брысь отсюда! – Саша подхватила сумку с подмоченными творениями изящной словесности и побежала к школе.

Леонидов стоял у скамейки, жмурясь на солнышко, и улыбался блаженно и глупо.

«Ага, по крайней мере, мы уже перешли на «ты». Даже когда она ругается, она все равно милая. Ми-ла-я».

Он еще немного повздыхал и отправился продолжать так удачно начатый рабочий день.

А направлялся капитан Леонидов в знакомый до боли дом для серьезной беседы с младшей сестрой, имеющей характер странный и резко отличающийся от сестриного. Настало время зайти в квартиру, которую он так тщательно обходил стороной.

…К дому, в подъезде которого в конце августа был убит Александр Серебряков, Леонидов не шел, а летел. Его распирало от желания вывести на чистую воду всю эту шайку-лейку, выплеснуть фонтан эмоций, как шампанское из теплой бутылки, с обильной пеной и громким свистом. Он чувствовал вдохновение, а вдохновение – главная штука в любом деле, тот самый рычаг, которым, если постараться, можно сдвинуть матушку-Землю.

Алексей вышел на седьмом этаже, привычно втянув голову и живот, как будто пуля, если она ему предназначалась, могла отскочить от накачанного пресса. На площадке никого не было, только облезлые стены и цементный пол равнодушно взирали на маленького суетливого человека. Леонидов замер у железной двери, примериваясь, куда сначала? Лена или Лана? Лана или Лена? Ладно, нечего кругами ходить. Жму.

За дверью раздались уверенные шаги.

– Елена Викторовна? Здравствуйте.

Она удивилась и слегка попятилась, пропуская в темный влажный коридор. Синеватая лампа гудела зловеще, освещая его дрожащим холодным светом. Они прошли в квартиру. Леонидов заметил, что мебель стоит иначе, чем в тот день, когда он впервые разговаривал с Еленой Завьяловой, даже занавески на окнах были другими. Создавалось впечатление, что хозяйка стремилась поскорее избавиться даже от самого духа недавно похороненных жильцов, так спешно накладывался на все отпечаток собственной индивидуальности Елены Викторовны.

– У вас перестановка?

– Избавляюсь от тягостных воспоминаний. – Она усмехалась вызывающе, словно примериваясь к Леонидову, как к партнеру на ринге: побьет или не побьет?

– Не слишком ли поспешно? – прощупал противника и он.

– В самый раз. – Даже поза ее напоминала боксерскую стойку: правая нога вперед, сжатые руки опущены, плечо прикрывает подбородок. Позже, выйдя на свет, Алексей увидел, что с сестрой у них так же мало внешнего сходства, как и сходства характеров. Если Сашина фигура тянулась вверх всей своей архитектурой, начиная от прически и кончая кончиками длинных ступней, то Лена как бы оседала на землю. У нее была короткая шея, широкие плечи и плотные бедра. Макияж на лице выглядел дорого, ногти в порядке, джинсы и свитер явно из бутика, а не с рынка.

– Чайку не нальете, Елена Викторовна? С самого утра на ногах, вот наконец добрался к вам, язык на плечо.

– В стране кризис, вы разве не в курсе? Мне за вас пайковые не заплатят.

– А вы, пожалуй, подвержены греху жадности, а, Елена Викторовна?

– А вы греху наглости?

– Что ж, один – один. Как все-таки насчет стакана чаю?

– Что ж, воды не жалко. Домашнее варенье вас устроит? Извините, после похорон любимых родителей у меня напряженка с финансами.

– Что-то вы неважно выглядите. Переживаете их смерть?

Она почти позеленела. Видно, подобные замечания насчет внешнего вида Лену Завьялову сильно огорчали. Но она сдержалась:

– Да. Самое тяжелое, что может случиться с человеком, – это потеря близких.

«Эта фраза явно не крик души», – подумал Алексей, глядя, как фальшиво изменилось Ленино лицо, пытаясь обрести не свойственное ему выражение скорби. Вслух же сказал соответствующее заданному тону:

– Я вас понимаю. Сочувствую. Занавески, наверное, из бабушкиного сундука. Хорошо сохранились.

– Если вы намекаете на мою ложь насчет затруднения с финансами, то могу огорчить: занавески мама купила за неделю до смерти. А вы всегда с юмором относитесь к чужому горю?

Алексей нахмурился:

– Если бы я не был наслышан о том, как вы относились к своим родителям, уважаемая Елена Викторовна, покраснел бы до неприличия. Но не буду. Вы, наверное, простили им все после столь преждевременной кончины.

– Сашка нажаловалась? Да она всю жизнь мне завидует, вот и наговаривает.

– Чему завидует, простите?

– Да есть чему. Идеалистка проклятая. Если и есть дураки, которые влюбляются в подобные экземпляры, то это у них быстро заканчивается. Любовь, как говорится, приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

– Прекрасно сказано. Позвольте аплодисменты?

– Обойдусь. Кстати, не напомните свое имя-отчество? У меня плохая память на все, кроме цифр.

– Алексей Алексеевич. По фамилии Леонидов.

– Очень приятно. Запишу, если не возражаете?

– Пожалуйста. На память, значит, жалуетесь, Елена Викторовна?

– Да, у меня ретроградная амнезия. Местами. «Да ты, дорогуша, язва. И сериалы смотришь, хотя в дури этой не признаешься и под дулом пистолета», – решил Алексей, и ему страшно захотелось съязвить:

– Какими, простите, местами?

– Наглядно показать?

– Я при исполнении. Меня голова в основном интересует. Вернее, внутреннее ее содержание. Может, освежим вашу память, фотографии семейные посмотрим?

– Вас интересует семейный архив?

– Еще как. Давайте воскресим прошлое?

Она пошла. Неохотно, но пошла. Наверное, еще не сообразила, какой подвох кроется в просмотре старых фотографий.

Альбомы действительно были древние, в тяжелых, бархатных переплетах, с серыми страницами плотного картона, в прорези которых были вставлены выцветшие снимки. В бордовом бархате скопилась многолетняя липкая пыль. Алексей с умилением увидел маленькую Сашу, еще в черно-белом варианте. Леночка фигурировала уже в цветном. Вот счастливые мама с папой ведут дочек в зоопарк. Леночка на пони, старшая сестра рядом, где-то возле ее ноги… Еще Саша, уже взрослее. Алексей не удержался и украдкой провел пальцем по кудрявой головке. Сердце сладко заныло, он со вздохом перевернул страницу. Все было на месте: Лена в первом классе, Лена за партой. Похожие детские лица, школьные елки и первые взрослые вечера. А вот выпускной: уже оформившиеся девушки, со взрослыми прическами, в дорогих платьях, рядом старающиеся тянуться за ними парни. Лена в кремовом костюме, натянутом на тяжелой груди, а рядом Лилия Мильто рыжеватые пышные волосы, глаза с оттенком зелени, еще тонкая, стройная фигурка.

– С этой девушкой вы в одном классе учились?

– С Лилей? Конечно. Это же наш выпускной вечер. Наш класс, преподаватели, директор собственной персоной. А с Лилей мы даже за одной партой сидели, если это вам интересно.

– Она была вашей близкой подругой?

– Да, а что?

– Вас не удивляет слово «была»?

– Нет, мы давно не встречались.

– Седьмого сентября ее нашли убитой в лесу, недалеко от города Истры.

– Лилию убили? Я ничего об этом не знаю.

Конечно, Лена держалась, но Леонидов кожей почувствовал ее испуг, как будто ледяная волна окатила его с головы до ног. Женщина сжалась, подобно пружине, готовая распрямиться и больно ударить обидчика.

– Бедная, бедная Лилечка! Какой ужас! Вот так у нас гибнут молодые девушки! В любой момент может объявиться какой-нибудь маньяк, а вы все ходите, допросы учиняете, глупостями занимаетесь. Стыдно, – выпалила Лена.

– Это еще почему?

– Потому что вы, вместо того чтобы преступника ловить, сидите и альбомы чужие рассматриваете.

– Когда вы последний раз видели Лилю?

– Вы что, не видите, как мне плохо? На меня такие потери обрушились последнее время, тут еще и трагическая гибель близкой подруги. У меня ком в горле стоит. Принесите мне воды, пожалуйста, графин на кухне.

«Ладно. Подумать хочешь. – Леонидов пошел за водой. – Ну подумай, есть о чем. Как лихо ты усвоила лучшее правило защиты. Стала бы ты так на меня наезжать, если бы что-то не скрывала».

Лена взяла стакан, не спеша, маленькими глотками стала пить противную, нагревшуюся на солнце воду. Зубы о край стакана у нее не стучали.

– Вы утверждаете, что с Лилей не виделись очень давно? Почему вы так разволновались, Елена Викторовна?

– Да, разволновалась. Если бы кого-нибудь из ваших одноклассников нашли убитым где-нибудь в лесу, вы бы что, не стали переживать? К тому же мы с Лилей встречались и после школы. Ее что, изнасиловали? – произнесла она зловещим театральным шепотом.

– Нет, не изнасиловали. Задушили. Голыми руками, представьте себе. Думаю, убрали как свидетеля, который может помочь в раскрытии дела Серебрякова.

– Да что вы?

– А разве вы не в курсе, что Лиля работала в магазине «Алексер»?

– Откуда?

– Сколько же времени вы не встречались?

– Не помню. Кажется, меньше года.

– Значит, Лиля уже работала на фирме, когда вы виделись в последний раз. Разве она не упоминала о своей работе?

– Я не помню. Это было достаточно давно.

– Ретроградная амнезия?

– Что? Вы что, шуток не понимаете? Просто я не обязана помнить, где и с кем работают мои подруги. Несомненно, Лиля не могла не упоминать о том, на какие средства существует, но у меня полно и своих проблем.

– Кстати, а почему вы сейчас не на работе?

– Наша фирма временно закрыта. Последствия кризиса.

– Понятно. А на что вы существуете?

– У меня дома, как видите, есть компьютер. Беру работу на дом. Набираю на компьютере текст разного рода рукописей. Сейчас все пишут, весьма популярное занятие.

– Быстро печатаете?

– Я работаю с текстовым редактором, господин сыщик. Если у меня на работе временные трудности, то это еще ничего не значит, могу пока продержаться.

– Рад за вас. В наше время это качество особенно ценно. И все-таки день встречи с Лилией припомните.

– Я не делаю в своем календаре пометок о свиданиях ни с подругами, ни с мужчинами.

– А про мужчин я еще не спрашивал. Заранее хотите отмазаться?

– Среди моих знакомых нет подозрительных молодых людей на роль убийцы-маньяка. Мне нечего скрывать.

– Зато мне есть о ком спросить. Один молодой человек, например, у которого в последнее время обитала Лиля, утверждает, что она часто вспоминала некую подругу Лену и даже навещала ее незадолго до своей смерти.

– Может, быть. Лена – имя распространенное, а Лиля была девушка крайне общительная. Так что все могло случиться, только я-то тут при чем?

– А ведь к этой Лене Лилия, судя по всему, поехала и вечером седьмого сентября, когда ее мама стала настаивать на ее явке к нам в МУР.

– Да? Странно, ничего про это не знаю.

– Значит, никаких показаний на этот счет дать не хотите? Подумайте хорошенько, Елена Викторовна.

– Хочу. Хочу дать показания. Во-первых, заявляю, что не знала никакого Серебрякова, даже на лестничной клетке и у дверей соседки ни разу с ним не сталкивалась. И если моим родителям так не повезло сесть с ним в один лифт, когда его задумали убрать, то лично я к этому никакого отношения не имею. Можете запротоколировать, я это с огромным удовольствием подпишу.

– Спасибо, большое спасибо. И за чай тоже.

Леонидов решил пока не настаивать на продолжении беседы с упорной дамой. Поэтому он преспокойно подождал, пока Елена Завьялова запрет за ним дверь, и позвонил в соседнюю квартиру.

Лана возникла в дверном проеме, одетая в умопомрачительный красный костюм и в полной боевой раскраске. Губы алели на ее лице, как флаги не так давно свергнутых коммунистов, ноги блестели толстым слоем лайкры толщиной пятьдесят ден. Только вместо туфель на ней были домашние тапочки, пара розовых ушастых уродцев, основательно потрепавшихся от непрерывного применения.

Она бросила на Леонидова взгляд победительницы если не в целой войне, так по крайней мере в одном из ее генеральных сражений:

– Я уже ухожу.

– Могу составить компанию.

– Ха! Где ж ты раньше был, когда приглашали? Тю-тю, Леша. У меня свидание.

– Так-так-так. Я слышу бой барабанов. Что, подходящий объект на горизонте замаячил?

– Не смешно.

– В таком случае, Светлана Анатольевна, торжественно обязуюсь передать вас из рук в руки в целости и сохранности, как представитель законной власти, так сказать.

– Да мы опять на «вы»?

– Служба. Что поделаешь. Все равно вы меня отвергаете.

– Ну ладно, можешь проводить. Туфли только надену.

– Я с вами.

– А здесь не можешь подождать?

– Мне надо в одно место.

– Нахал ты.

Это была скорее интуиция, чем уверенность, но телефон в квартире звонил. Отбросив с дороги Лану, Алексей метнулся к журнальному столику:

– Алло!

Никто не ответил.

– Ты что, сдурел? Если это мой новый, я тебя прибью. Зачем ты мне личную жизнь портишь? Ни себе ни людям.

– Не переживай, красотка, это не то, что ты думаешь. Только что я спас тебя от одного из семи смертных грехов.

– Ха! От блуда, что ли?

– От этого тебя уже и сам Господь Бог не спасет. Сие кара пожизненная. От лжи, дорогая, я спас тебя всего-навсего от лжи.

– Отморозок.

– Я представитель правосудия, Алексей Алексеевич меня зовут, – обиделся он.

– Подумаешь. Иди давай, куда хотел, я уже в туфлях.

– Передумал. Ты убиваешь во мне все физиологические потребности.

– Не понимаю я тебя, Леонидов.

Они спустились в лифте вниз, на первый этаж. Выйдя из подъезда, Лана, хитро подмигнув, достала из сумочки ключи от машины. Покрутила ими перед носом Алексея, демонстрируя замысловатый брелок.

– Что, презент от нового кавалера? Поздравляю!

– Старую починили, балда. Кризис в стране, соображать надо.

– Что-то у народа кризис – каждой бочке затычка. Ты что, политикой стала интересоваться?

– Мой новый-то из этих, ну, которые вечно куда-то баллотируются.

– Прекрасно! Браво-брависсимо! Теперь мы, оказывается, следим за политической жизнью в стране. Как у нас там финансы? Не подкачают?

– Да ну тебя. Садись, подвезу.

– Может, побеседуем где-нибудь? У нас в уголовном розыске, например? Мой кабинет – прекрасное место для свиданий.

– Ну, нет. Поедем лучше в одно местечко, я угощаю. Надо же с тобой рассчитаться за доставленное удовольствие.

– А что, Нора тебя уже покормила за мой счет?

– Ага, на это только и надеюсь. Если от Норки оплаты долгов ждать, ноги можно протянуть с голодухи.

– А где твой маленький «мерседес»?

– Вон стоит. От «мерседеса» там только наклейка на лобовом стекле, да и та давно облезла.

«Жигуль», шестерка, бежевого цвета, довольно грязный и потрепанный, притулился возле бетонного бордюра.

– Помыть бы, – кивнул Леонидов на боевого коня прекрасной дамы.

– Дорого больно.

– А ручками?

– Я девушка нежная.

Они сели в салон, еще довольно приличный, весь в полосатом искусственном мехе. Лана вела машину рывками, постоянно дергаясь из стороны в сторону и не отрывая глаз от дороги. Леонидов смотрел на ее напряженный профиль и с ужасом ожидал скрежета тормозов, тем более что на переднем левом крыле успел заметить свеженькую вмятину. Когда же на кольцевой

Лана попыталась повернуть прямо из среднего ряда, не выдержал, запустил матюком:

– …Баба за рулем – аварийная ситуация на дороге.

– Может, сам сядешь? – разозлилась та.

– Ну уж нет. Взялась везти – так вези, не дергайся, я уже успел представить свои похороны. За сколько права-то купила?

– Сейчас только дураки сами сдают. Были бы баксы, а желающие за них постараться всегда найдутся.

– Тебе и постарались, «а до смерти четыре шага», как в песне поется. Скоро приедем?

– Не дрейфь, сыщик, помирать – так с музыкой. Минут двадцать еще осталось.

– Двадцать я не переживу. Ланочка, у меня еще ни жены, ни детей. За что лишаешь возможности продолжения рода?

– Твоя вредная порода в этом не нуждается.

Так, переругиваясь, они добрались наконец до небольшого итальянского ресторанчика.

Принюхиваясь к незнакомым запахам, Леонидов присмотрел себе приличный кусок пиццы, мясную лазанью и огромную кружку пива. Лана со вздохом ограничилась парой фруктово-овощных салатов и рюмкой мартини.

– Поешь ты нормально, – не выдержал Алексей.

– Тебе что, меня жалко?

– Мне жалко свой кусок пиццы, от которого ты непременно захочешь оттяпать.

Лана фыркнула, но еще одну порцию все же взяла.

Они сели за крайний столик. Народу в зальчике было мало, люди явно не спешили тратить последние" деньги в подобных заведениях.

– Ну, что тебе от меня еще надо, Леонидов?

– Всего-то навсего несколько вопросов об одной милой девушке, с которой ты наверняка знакома.

– И что с этой девушкой?

– Задушена неизвестным. Кстати, для справки: молодая, красивая, тоже пыталась устроить свою личную жизнь за счет любвеобильных мужчин.

– Ты меня пугаешь? Не нравятся мне подобные намеки. Молодые да красивые нынче пачками по улицам ходят, только судьба у них разная и цена тоже.

– Твоя, конечно, самая высокая.

– На мелочевку вроде тебя размениваться не буду.

– Давай оставим взаимные оскорбления, а то я могу подумать, что ты ревнуешь.

– Много чести. Так кого там замочили?

– Фу, Лана, ты же девушка нежная, к чему такой жаргон? Лилию Мильто убили.

– Лильку? Да ну… – Она распахнула огромные ресницы, изнемогавшие под тяжестью нагруженной туши.

«Весьма натурально, – подумал Алексей. – Похоже, я попал в точку».

– Ты знала ее?

– Смеешься. Она же меня с Серебряковым свела. Век не забуду такой подарочек. Ладно, чего теперь прошлое вспоминать. Помянем, не чокаясь.

– Ты ж за рулем!

– Что мне с рюмки будет? К тому же у меня «антиполицай» припасен.

Она глотнула из рюмки, Леонидов тоже уткнулся в свое пиво. Несколько минут посидели молча.

– Как Лиля тебя познакомила с Серебряковым?

– Да очень просто. Сидели мы как-то втроем у Ленки Завьяловой: ее предки на дачу свалили, а мы на троих, по-бабьи, бутылочку раздавили, Я в то время как раз при своих осталась: фирма лопнула у моего мужика. Конечно, кинул без копья, сам еле ноги унес. Денежки у меня к тому времени к концу подошли, работать я не приучена, как нормальные ломовые лошади, вот и сидела, сопли пускала. Ну, Ленка с Лилькой переглянулись, а Лиля возьми да и скажи, что ее шеф как раз тоже остался без подруги.

– Случайно не сказала почему?

– Сказала, что характером Серебряков с кем-то не сошелся, но разошлись по-хорошему. Я особо не вникала: мне-то какая разница, кто до меня у Шуры был? Короче, Лилька предложила забежать к ней в магазин, когда восьмое марта будут отмечать. У них в офисе все время грандиозные сабантуи были по всяким крупным поводам. Я согласилась, конечно. Когда пришла, там уже пьянка была в самом разгаре. Серебряков слегка был на взводе, он мало пил, но на меня сразу клюнул: пригласил потанцевать, ну и все такое. Я к нему так прижималась, что тупой бы и тот сразу догадался, что от него хотят. Ну, понятно, намекнула Шуре, что девушка свободная, при свободной хате, правда не своей, но место для нежного свидания имеется. Он был не дурак, вечером уже сидели у меня. Ну, потом Серебряков остался на ночь, все такое прочее, и закрутилось: подарки, деньжата. Лилька звонила потом несколько раз, все советы давала, как мне себя с ним вести, чтобы с крючка не сорвался. Кстати, дельные вещи говорила.

– Например?

– Ну, что Шура жутко пунктуален, опозданий не терпит, ждать не любит, не выносит разговоров о работе и о жене. Советовала не жадничать, лишнего не просить, в душу не лезть. Потом часто рассказывала, что Серебряков любит, какие напитки, какую одежду. Мне все это очень помогло. Не веришь?

– Приходится. А советов интимного плана она тебе, случайно, не давала?

– В смысле?

– Какие твой любовник позы предпочитает, например?

– Ты что, спятил? Она-то откуда могла знать?

– А ты не догадываешься?

– Стала бы Лилька тогда Серебрякова под меня подкладывать да еще заботиться, чтобы он был всем доволен? Не понимаю, зачем ей это было нужно? Ты, Леша, сочиняешь.

– Нет, милая. Это чистейшая правда. Лиля была у Серебрякова как раз перед тобой при этих самых постельных делах, но не удержалась. Потом почему-то решила вас свести. Неужели она ни разу не упомянула о своем разбитом сердце и нежных чувствах к твоему покровителю?

– Да нет, клянусь! Наоборот, рассказывала о своих мужиках, хвасталась, кого зацепила, даже консультировалась у меня, что и как делать. Опыт перенимала. Цели-то у Лильки были те же, что и у меня, только класс пониже. Так, все мелочевка ей шла. Я думала, что Лилька хочет, чтобы Серебряков продвигал ее по службе и я бы ему на это намекала. Но о делах и вообще о магазине мы не говорили.

– А Лена Завьялова активно интересовалась Серебряковым?

– Да нет. Слушала, конечно, что я про Шуру' рассказывала, и очень внимательно, но вопросов никаких не задавала.

– Делами его не интересовалась?

– Нисколько. Да я и не знала ничего про эти самые дела. Мне же посоветовали ни о чем таком не выведывать.

– А Лиля много расспрашивала про Серебрякова?

– Нет, сама болтала, как стая попугаев. Ей бы поменьше говорить – с мужиками бы попроще было, они ведь и сами поговорить любят. Их больше слушать надо. Лилька в основном советовала, сколько можно в данный момент попросить, она-то знала, как идут дела в магазине. Нет, все равно не могу понять. Лилька и Серебряков! Здорово они меня обдурили. А я-то никак не могла понять, чего она такая добренькая. Ничего вроде не просит. Еще, стерва, говорила, что подобные мужчины не в ее вкусе. Ой, что это я? Ее ж убили.

– Да, случилась такая неприятность, – вздохнул Леонидов. – А когда ты в последний раз видела Лилю?

– Вроде несколько дней назад.

– Не может быть. Ее убили седьмого сентября.

– Да? Ну, значит, накануне и видела. А может, это седьмое и было, вечером, часов в девять.

У Леонидова даже в горле пересохло. Он глотнул пива из своей огромной кружки и севшим от волнения голосом спросил:

– Ты точно помнишь? Лиля все вечера была к Истре, кроме одного, когда приехала к матери в квартиру за вещами. В этот вечер ее и убили, часов около двенадцати. Ты ее видела именно седьмого?

– Седьмого, восьмого, какая разница? Я не смотрю в календарь.

– Вспомни, Лана! Ты ее у Елены Завьяловой видела?

– Ну да, где же еще? Зашла потрепаться, как обычно. Только сели с ней, чайник поставили, как влетает эта фурия: глаза шальные, волосы в разные стороны, испуганная какая-то. Ну, Ленка ей: мол, успокойся, кофейку попей, и вроде подмигивает. Сели обе, надулись, молчат, как рыбы об лед. Ну, я начала рассказывать, как тот придурок, что Шуру шлепнул, натянул меня на тридцать тысяч баксов. Сижу смеюсь. К тому времени я уже совсем успокоилась: что с воза упало, то пропало. Только они как-то обе вдруг напряглись, потом Ленка стала тактично меня выпроваживать: сказала, что у нее работы много, да и Лилю надо проводить, тачку поймать. А чего ее провожать, если она только-только вошла? Какие уж там у них секреты, не знаю, только я обиделась и ушла. К тому же мне фильм хотелось посмотреть, а он как раз начинался после десяти часов.

– Что за фильм?

– С Томом Беринджером в главной роли. Обожаю его: такая душка. Мне вообще нравятся такие плотные мужики, а там он вообще совсем молоденький, лапочка такая. Полицейского играет. Ну, там, понятно, красивая свидетельница, любовь и все такое прочее. Короче, оказались они в постели… Что ж за фильм с Беринджером, если без раздевания?

– «Снайпер» еще есть, например. Там он классно играет, и никаких баб.

– Ну, это я и смотреть не буду. Что, даже до пояса не раздевается?

– Нет, он очень даже одет, вымазан сажей для полного камуфляжа и весь фильм бегает со снайперской винтовкой.

– Фи! Скучно.

Леонидов слушал ее болтовню, машинально поддерживая пустой разговор, и думал о том, какую важную информацию сейчас получил от ничего не подозревающей девушки. Это ведь был удар! Лена Завьялова и Лилия. Мильто. Вечером, за три часа до убийства последней. Лиля явно пришла сказать подруге, что ее вызывают к следователю, хотела, видимо, получить инструкции, чтд можно сказать, а что нельзя, и выработать общую линию поведения на случай, если откроются нежелательные факты. А тут Лана со своими проблемами. Они ее выпроводили, а дальше? У Лены нет машины. Водить она не умеет или притворяется, что не умеет.

– Лана, ты не видела, когда Лиля ушла?

– Нет, я же говорю, кино смотрела. Правда, чуть не уснула. Хорошо, что Ленка позвонила.

– Зачем?

– Сама не знаю. Извинилась, сказала, что у Лили неприятности, не хотелось при мне это обсуждать и все такое.

– Во сколько был этот звонок?

– Где-то в половине двенадцатого, фильм почти заканчивался.

– А она что, зайти не могла?

– Да она из ванны звонила. У нее привычка такая: перетащит туда телефон и давай общаться с внешним миром. Сроду не могла ее понять: там же мокро. Я просто из кухни слышала, как вода льется. У нас слив совместный, так что, если кто-то в ванне бултыхается, все про это знают.

Лана с неохотой стала запихивать в себя овощные салаты:

– Витаминчики нужны. А так надоел этот силос. Алексей тоже набил рот, радуясь возникшей паузе.

Его мысли скакали в голове, как лягушки в болоте, колыхая, словно тину, обрывки полученной только что информации.

«Лена не душила Лилю. Она преспокойно плескалась в это время в ванне и обеспечивала себе алиби, названивая по телефону. Возможно, звонила она на всякий пожарный случай не одной только Лане. Тут не подкопаешься. Что теперь? Явиться к ней, вытаскивать признание в том, что она последней в этот вечер видела Лилю? Не последней. Последним ее видел убийца. Она признается, баба умная. Скажет, что отправила подружку ловить левака часов в одиннадцать, а что случилось с ней дальше, знать не знает, ведать не ведает. А если Лилю действительно убил случайный человек? Не причастный никаким боком к убийству Серебрякова? Убил молодую девушку, не ограбил, не изнасиловал, не нанес никаких увечий, не совершил ничего, указывающего на действия маньяка или сумасшедшего. Тогда зачем убил, спрашивается? Просто так? Где мотив? Нет, определенно есть кто-то третий между Леной и Лилей, мужчина, исполнитель. Почему так тщательно спланировано и замаскировано под заказное первое убийство? Четко продуманное, без единой зацепки, а второе спонтанное, дерзкое. А все потому, что он только исполнитель, сам мозгами работать не умеет: Второе убийство совершил, скорее всего, по собственной инициативе. А кто вдохновитель первого? Неужели сама Елена Викторовна Завьялова? Но где они пересеклись с Серебряковым? Еще одна несчастная любовь? Нашли же они с Лилей общий язык, на почве мести, спелись так, что буквально затолкали Лану к нему в постель, чтобы держать под постоянным контролем. А как только поняли, что собирается улизнуть, пристрелили. Но кто стрелял? Кто этот третий?»

Лана, оторвавшись от поглощения драгоценных витаминов, снова начала щебетать что-то о своих делах.

– Леша, почему же ты не спросишь, кто теперь мой благодетель?

– Ланочка, я так за тебя рад, что мне все равно, кто сделает тебя счастливой. К тому же, ей-богу, у меня голова не тем занята.

– Значит, узнал, что хотел, и я тебе больше не интересна?

– Не злись. Кстати, тебе есть куда уехать на время?

– Это еще зачем?

– Не догадываешься, кто звонил перед нашим уходом и почему я грудью своей заслонил от тебя телефон?

– Что я тебе, гадалка?

– А звонила твоя любезная соседка, Елена Викторовна, чтобы предупредить о том, что можно говорить, а чего нельзя. А теперь, раз уж мы с тобой так мило побеседовали, она захочет содержание этой беседы выяснить. Улавливаешь мою мысль? У них уже два трупа в актив записаны, теперь непременно сработает инстинкт самосохранения.

– Ты что ж думаешь, что все это Ленкина работа?

– Поезжай-ка ты лучше к маме от греха, Богом прошу.

– Куда? В колхоз. «Двадцать лет без урожая»? Смеешься? Чего я там не видела? Лучше уж у Норки пару дней переночевать, в счет долга за проигранное пари. Через два-то дня я могу вернуться в свое гнездышко?

– Только позвони мне сначала. Запиши на всякий случай рабочий телефон и домашний.

– А мама не будет ругаться за знакомство с испорченной женщиной? Я ей так сразу и представлюсь: проститутка Лана.

– Пошлая ты все-таки женщина, Светлана Анатольевна. Скромнее надо быть. К тому же мама знает, с кем я способен на серьезные отношения, а с кем нет.

– Ах, так? Значит вот за кого меня держишь, сыщик. Хотела я тебе еще кое-что порассказать» да теперь сам своих преступников лови. У меня с этой минуты рот на замке: лучше уж своих прикрывать, чем выслуживаться перед таким чистоплюем неизвестно за что.