Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Возле одной из ножек этого стола с запекшейся кровью на правом виске лежал коммерческий директор «Алексера» Павел Петрович Сергеев.

Пульс Леонидов щупать на стал. Покойников в своей жизни он видел предостаточно, чтобы определить: Паша был мертв. Пятно потемневшей крови застыло на полу возле его головы огромной неправильной кляксой.

Машинально Леонидов посмотрел на часы. Было восемь сорок шесть. Потом на цыпочках подошел к лестнице и спустился вниз на первый этаж. Ночью пошел густой снег и утих только к утру, необходимо было проверить его свежий, еще не слежавшийся покров, нет ли посторонних следов.

Тяжелая входная дверь открылась с трудом. Снег плотным ровным слоем лежал около коттеджа. Леонидов попробовал выйти и сразу провалился по щиколотку, попытался сделать несколько шагов, но снег моментально набился в кроссовки, ноги замерзли, куртка тоже начала пропускать порывы ледяного ветра.

«Одно ясно: чужих здесь не было, что и требовалось доказать. Хрен влезешь сюда без трактора и хрен же вылезешь обратно. Срочно надо Барышева поднять», – подумал Леонидов. Рукой он зачерпнул горсть снега и попытался привести в норму оплывшее лицо.

Анна и Сергей Барышевы вчера вечером заселились в крайнюю комнату на первом этаже под номером четыре. Стучать пришлось долго, Алексей со злости ударил ногой по двери пару раз. Потеряв терпение, он прокричал:

– Серега, выйди!

Послышался скрип кровати и неуверенные шаги. Не открывая двери, Барышев гулким шепотом произнес:

– Чего тебе надо, не вовремя проснувшийся человек?

– Оденься и выходи.

– Еще чего. Мы на завтрак не пойдем.

– Никто, похоже, не пойдет. Дверь-то открой. Барышев наконец соизволил появиться в коридоре.

– Ну? Если это твоя новогодняя шутка, я тебя убью.

– Какая к черту шутка. Сергеев наверху, в холле, с разбитой башкой.

– Чего, перевязать некому, что ли?

– Не поможет. Он мертв.

– Ну, дела…

– Аню не буди, – прошипел ему вслед Алексей. – Фотоаппарат захвати, я у тебя вчера видел.

Они молча поднялись наверх. Та же тишина, кислый запах, грязные стаканы. Леонидов решил наконец нащупать пульс Сергеева.

– Смотри, он, похоже, сверху упал. Фанерные перила сломаны. Паша вчера был здорово пьяный. Видимо, упал неудачно: виском прямо об угол стола, да и высота не меньше трех метров. Не повезло, можно сказать.

– Не повезло… – Леонидов усмехнулся. – А еще говорят, что пьяных Бог бережет.

– Леха, ты чего? Напился человек, пошел покурить, ну и звезданулся, потеряв ориентацию. Могло такое быть?

– Да так звезданулся, что перила проломил. С разбега, наверное, на них бросился, не иначе. Смотри, у него рубаха порвана, а на щеке царапина и синяк. Нет, Серега, он на перила не кидался, сцепился с кем-то. Ну я дурак! Серебрякова ведь предупреждала… Надо ее срочно разбудить. Ты давай дуй в главный корпус, звони, вызывай милицию. А я здесь останусь. Пошел Серебрякову будить.

Барышев пошел вниз одеваться, Алексей нехотя направился к одиннадцатому номеру Серебряковой.

– Ирина Сергеевна, это Леонидов, откройте!

Она как будто ждала за дверью, открыла сразу, без лишних вопросов.

– Что-то случилось?

– Павел Петрович лежит в холле мертвый, Ирина Сергеевна. Мне нужна ваша видеокамера. У вас ведь вчера была видеокамера? Вы что-то снимали.

– Не я, Калачевы снимали. Паша снимал, Валера Иванов. Камера действительно моя, но пользовались вчера все. Но почему Паша? Не может быть! – Она потрогала руками седеющие виски.

– А кто, по-вашему, должен там лежать? Есть какие-то версии? Поделитесь.

– Что? Я не знаю. Я говорю, сама не знаю что.

– Возможно, что это несчастный случай, не надо так сразу. Дайте, пожалуйста, вчерашнюю кассету. Чистая у вас есть?

– Конечно.

– Зарядите и оставайтесь пока здесь.

Леонидов взял видеокамеру, сунул в карман кассету с записью вчерашнего праздника и вышел в коридор.

Перво-наперво он взял крупным планом тело коммерческого директора, потом наехал на стол, уставленный грязной посудой, захватил испачканный кровью угол стола, пол, окурки, остатки еды.

«Как стадо мамонтов пробежало. Нет, никаких улик здесь не найти, затоптано основательно», – расстроился Алексей.

Не переставая снимать, поднялся по лестнице наверх, в мансарду. На втором этаже у проломленной в фанере дыры стояла банка из-под маринованных огурцов, наполовину заполненная окурками, в углу мансарды валялась пара пластмассовых бутылок из-под колы, детский резиновый мячик. Эти мирные вещи никак не вязались с трупом внизу.

Леонидов подошел к самому краю, взял план сверху, заснял застывшее в странной позе тело, сдвинутую мебель, стараясь ничего не упустить, потом снова спустился в холл. Отдельно снял Пашино мертвое лицо с царапиной на щеке, разорванную рубашку, ворот в яркой губной помаде. Жутко захотелось пить. Поборов отвращение, Алексей нащупал один из стаканов.

«Еще несколько минут здесь никого не будет, а постом начнется. Женщины станут голосить, это непременно. Визг, топот, ахи, вздохи, версии. Дурдом, короче. Убежать бы, просто убежать… Зачем я Сашку послушал? Самоуверенный идиот, алкоголик, кретин, какой ты к черту работник уголовного розыска, если тебя никто не боится?»

Он налил в стакан виноградного сока, выпил. Стало полегче. Мертвый Паша уже не пугал, он просто перешел в разряд свершившихся фактов, слился с предметами окружающего интерьера, ничего не просил, никому не мешал. Леонидов жутко боялся перешагнуть из пассивного состояния в активное, боялся сдвинуться с места, чтобы бежать, будить, расспрашивать, собирать окурки, ползать в пыли мансарды и пытливо заглядывать людям в глаза. Хуже всего было именно это: в каждом вчерашнем знакомом видеть убийцу – и подозревать, подозревать, подозревать…

Наконец Алексей решился: поставил на стол пустой стакан и вдруг услышал, как скрипнула чья-то дверь. В коридор вышел сонный Глебов и застыл, увидев лежащего на полу Сергеева.

– Он что, здесь спал?

Леонидов сообразил, что Глебов ничего не понял.

– Борис Аркадьевич, он мертв.

– Простите, я линзы не надел. – Глебов близоруко прищурился. – То есть как это мертв? Что значит – мертв?

– Идите к себе в комнату, сегодня завтракать вряд ли будем рано. Я вас позову, когда надо будет переносить тело.

Глебов внезапно потерял мобильность, и Леонидову пришлось слегка подтолкнуть его к дверям, из которых уже испуганно выглядывала Тамара, глебовская жена.

– Только не надо кричать. Не сразу, – попросил Алексей. – Не выходите пока в коридор.

Справившись с первым проснувшимся товарищем, Алексей вздохнул и направился будить Нору.

Павел Сергеев вместе со своей девушкой занимал номер люкс на первом этаже, потому что три люкса на втором зарезервировали Серебрякова, Калачевы и семья Ивановых. Леонидов долго стучал в дверь. Нора или спала, или категорически не хотела открывать.

Наконец Нора с грохотом распахнула дверь и появилась на пороге, раздувая ноздри, как рассерженная лошадь.

– Ну?!

– Павел Петрович умер.

– Упился? Туда ему и дорога.

– Или с балкона упал, или ему помогли. Собирай вещи и перебирайся в комнату Серебряковой.

– Еще чего? Я уезжаю.

– Попробуй. Если даже дойдешь до машины, можешь в нее впрячься и везти на себе до ближайшего шоссе. Поторапливайся, сейчас дети встанут, надо тело убрать. Здесь мы пока устроим мини-морг. Чего застыла?

– Никуда я не пойду, можешь в снег этого мерзавца закопать, чтоб не вонял. Убирайся!

– Я тебя сейчас за волосы поволоку. Не испытывай мое терпение, я с перепоя особенно нервный. Шевелись!

Нора стала энергично швырять в сумку тряпки. Леонидов помогал ей их уминать. Наконец, подталкивая Нору, потащил два баула на второй этаж. Леонидов никак не ожидал, что эта истеричка громко завизжит, увидев тело, он швырнул сумки и зажал ей рот:

– Дура, что ты орешь?

– Мне плохо.

– Ему еще хуже! Сядь! – Он толкнул Нору в сторону дивана.

– Нет! – Она стала брыкаться.

– Выпей сока и помолчи, психопатка.

– Нет! – еще громче взвизгнула Нора и оттолкнула его руку.

Послышались голоса, где-то скрипнули двери.

– Давай быстро в одиннадцатую. – Леонидов поволок вещи. Нора побрела за ним.

– Ирина Сергеевна, пусть Нора побудет у вас, – сказал Алексей Серебряковой.

– Да-да, конечно. Нора, проходите.

– Сейчас надо вынести тело. Скажите, в каких номерах есть сильные мужчины?

– В девятнадцатом Манцев и Липатов.

– Ирина Сергеевна, дайте Норе воды и не выходите пока, ради бога.

– Хорошо.

Леонидов метнулся к девятнадцатому номеру.

– Мужики, откройте!

На пороге появился заспанный Липатов.

– А друг твой где?

– А я знаю? Что, завтракать пора?

– Выйди в холл. Как у тебя с нервами?

– Не понял.

– Поймешь. Штаны надень.

Из соседнего восемнадцатого Алексей вытащил взъерошенного Глебова.

– Борис Аркадьевич, перестаньте трястись, покойников, что ли, не видели? Давайте его вниз перенесем.

Глебов занервничал:

– Почему это я должен его куда-то тащить?

– Давай, давай, не расклеивайся.

Втроем они перенесли, цепляясь за перила и ежесекундно спотыкаясь, на первый этаж тело Павла Сергеева. Внесли в люкс, положили на одну из кроватей. На тумбочке рядом лежал свеженький комплект постельного белья, Паша так и не успел застелить свою кровать. Леонидов взял жесткую клейменую простыню и накрыл тело, закрыл дверь ключом с биркой, на которой была выбита цифра «один», и положил этот ключ в карман. В другом его кармане лежала кассета с записью вчерашней гулянки.

В холле уже начинали появляться встревоженные люди, истеричный вопль Норы, похоже, разбудил всех. Появилась Саша в спортивном костюме, заспанные, помятые Калачевы, тихая жена Глебова.

– Дорогие дамы, – стараясь держать себя в руках, начал Леонидов, – сегодня ночью произошел несчастный случай с Павлом Сергеевым: он упал с балкона. К сожалению, разбился насмерть. Пока не приедет милиция, не расходитесь. Предлагаю дамам навести здесь порядок, помыть посуду и накрыть стол для завтрака, еды со вчерашнего вечера еще осталось много. Просьба не паниковать, не забывайте, здесь дети.

Он закончил говорить, вытер пересохший от количества произнесенных слов и сушняка рот. Женщины, нервничая, пошли к столу, боязливо сторонясь окровавленного угла. Леонидов принес из своего номера чистое, накрахмаленное до состояния доски полотенце, прикрыл следы крови, сверху поставил пустую бутылку, из-под шампанского. В холле появилось еще несколько человек. С первого этажа поднялась бухгалтерша Казначеева, потом пришли Валерия Семеновна Корсакова и Аня.

Корсакова энергично взялась накрывать на стол, известие о смерти Павла Петровича на нее впечатления не произвело. Она двигалась, разговаривала, резала и разливала так, будто это было самое рядовое утро в ее жизни. Леонидова невольно поразило ее лицо, он настороженно разглядывал высокую фигуру поварихи, злое смуглое лицо и крупные сильные руки. Ему стало не по себе.

«Энергичная мадам, и здоровая, как гренадер. Прямо женский спецназ, а не работник кулинарного фронта. Такая толкнет – не то что фанеру проломишь, пролетишь со свистом, как ракета «земля—воздух». Надо будет к ней присмотреться», – размышлял он, продолжая наблюдать за Валерией Семеновной.

Принесли закипевший чайник. Мужчины начали рассаживаться вокруг стола. Вид у всех был еще тот: помятые джинсы, свитера, сонные лица. В холле дуло изо всех щелей, при дневном свете отлично было видно грязь, паутину и потертость старой мебели. То, чего вчера никто спьяну не замечал, спешило вылезти наружу. За пыльным окном, как чадящая свеча, едва теплился пасмурный зимний день, напоминая несвежую послепраздничную скатерть. Кто-то из присутствующих несмело предложил опохмелиться, народ поежился, но не поддержал. Ели лениво, курили здесь же. На Леонидова никто не смотрел, но на сотрудников «Алексера» его присутствие давило, как петля плохо намыленной веревки.

«Дурацкое положение! – вертелось у Алексея в голове. – Попал как петух в оицип. Подозревать, всех подозревать, ловить косые взгляды и знать, что один из этих людей убийца. Кто? Можно начинать прямо по списку…»

Через час появился засыпанный снегом Барышев.

– Добрался до главного корпуса, Серега? – кинулся к нему Леонидов.

– Пер как танк. Замело все к черту.

– Ну, что они сказали?

– Будут к нам пробиваться. К вечеру, наверное, можно ждать. Велели ничего не трогать. – Барышев говорил короткими фразами, пытаясь выровнять дыхание.

– Умники. Как они там себе представляют толпу народа, планомерно и систематически огибающую мертвое тело в течение суток? Да тут и так все затоптано, а к вечеру вообще ничего не останется. Я все заснял на видеопленку в лучшем виде, пусть смотрят и радуются жизни, – разозлился Леонидов.

– А где…

– Внизу, в первой комнате.

Барышев покосился на прикрытый полотенцем угол стола.

– Поешь, похоже, до столовой доберемся не скоро.

– К обеду все расчистят, не каменный век. У главного корпуса уже трактора вовсю шуруют.

– А чего ж, до шоссе расчистить, что ли, не могут?

– Так праздники же, перепились все. Сам знаешь, как у нас в стране в начале нового года вся жизнь замирает: все только пьют-да опохмеляются. Пока очухаются, доберутся до техники… Пойду переоденусь. Аня!

Подлетела его испуганная беленькая супруга.

– Жена, дай мне сухие носки и штаны. И чаю горячего.

– Может, тебя лучше погреть?

– Ладно, ребята, – вздохнул Леонидов. – Время собирать камни. Давай, Серега, переодевайся и заходи ко мне. Ты вчера был самый трезвый, свидетелем будешь.

– Это тебе так показалось. Просто я большой, у меня масса устойчивая, сильно не раскачивается.

– Брось скромничать, что-нибудь да помнишь. Составим с тобой план действий и попытаемся облегчить работу местным органам правосудия.

– Да, называется, отдохнули.

– Ну, ладно, иди давай. А я к Ирине Сергеевне. Она-то предвидела подобный инцидент? Надо это дело прояснить.

Так капитан Алексей Алексеевич Леонидов и начал расследование по факту убийства коммерческого директора фирмы «Алексер» Сергеева Павла Петровича.

Глава 2 НЕСЧАСТЛИВОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЯ ПЕРВОГО

Ирина Сергеевна Серебрякова сидела в том же углу дивана. Любимый пушистый платок до подбородка укутывал ее расплывшееся тело, взгляд не отрывался от пустой бутылки, придерживающей белое полотенце на углу стола. Алексею не хотелось к ней сейчас лезть с вопросами, но выхода не было.

– Ирина Сергеевна, я должен вас побеспокоить.

– Да, я готова, – откликнулась она, как будто последние полчаса только и делала, что ждала, когда с ней захочет побеседовать работник уголовного. выска Леонидов.

– А к чему, простите, готовы? – переспросил он удивленно.

– Вы же сказали, что хотите побеседовать.

– Да. Где уединимся? В вашем номере?

– Там Нора.

Леонидов осмотрелся: Пашиной красавицы среди присутствующих дам действительно не наблюдалось.

– А чего она, чаю не хочет?

– Нора сейчас ничего не хочет, вы сами подумайте, разве ей до людей? Паша ведь был ей не чужой, сама помню, как когда-то… – Она споткнулась о неприятное воспоминание, но сдержалась. – Лежит, знаете ли, лицом к стене, в одеяло закуталась. Бедная девочка…

– Переживает, не иначе. Такая существенная финансовая потеря, – не сдержался Алексей.

– Ну, зачем же вы так? Давайте пройдем в ту боковую комнату. – Она кивнула на дверь под номером двадцать один.

– А кто сюда заселился?

– Никто. Должен был один из шоферов с женой, но он неожиданно заболел, накануне заезда в санаторий. Деньги за путевки не вернули, и ключ вчера выдали. Помните, мы вчера сюда сложили вечером продукты и спиртное из моей машины?

Леонидов вообще смутно помнил вчерашний вечер и уж тем более не отследил, где поместили многочисленные запасы.

– Ключ у вас?

– Там, должно быть, открыто. А ключ вчера вечером Паша, кажется, забрал.

– Паша?

– Да, он занимался разгрузкой продуктов.

«А спиртное прямо в себя разгружал, не иначе, – прикинул Леонидов. – Надо будет ключик поискать в его карманах».

В двадцать первом горой были навалены сумки и коробки с деликатесами, которых Алексей с семьей не мог позволить себе даже по самым большим праздникам.

– Да тут целый маркитантский обоз! – воскликнул Леонидов, оглядывая батарею разнокалиберных бутылок. Две кровати из трех были разобраны, на тумбочке стояла открытая неполная бутылка водки, два стакана, початый пакет апельсинового сока.

– Здесь кто-то ночевал? – спросила Серебрякова.

– Боюсь, этот товарищ был не в единственном числе. Между прочим, удобное местечко, и к столу вылезать не надо, все под рукой. Кто-то воспользовался.

– Да, похоже.

– Присядем, Ирина Сергеевна, не стесняйтесь. Я вот в это кресло, если позволите. Соку не хотите?

– Нет, спасибо. Я готова ответить на все ваши вопросы, Алексей Алексеевич.

– А сами никакую версию случившегося выдать не хотите?

– Да, я нечто подобное предполагала, но произошло совсем не то, что я ожидала, понимаете? Мне казалось, что жертвой мог стать Валера Иванов, именно с ним связаны все конфликты на фирме.

– Знаете, и мне так осенью показалось. Значит, убийца промахнулся, выбирая жертву? Но принять Павла Петровича за Валерия Валентиновича можно только в полной темноте и то не на ощупь.

– Я пыталась после того, как вы мне рассказали о результатах расследования, что-то исправить…

– Глебова, например, взяли назад, пообещали после Рождества вызвать на работу Анечку Барышеву. Попытка обратиться к славному прошлому, так я понимаю? Но разве можно что-то вернуть? По-моему, тот «Алексер» давно кончился.

– Да, но мне так захотелось возродить в магазине ту атмосферу, которая была, когда они только начинали дело, все работали вместе, но без увольнения Валеры это было невозможно, а без него развалилось бы то, что уже есть. Я не могла решиться на такой шаг, понимаете?

– И вы решили Валерия Валентиновича не трогать, а вместе с ним и группу родственников-блюдолизов. И что, ваши меры дали какой-нибудь результат?

– Трудно сказать. Вернулись Глебов, Ольга Минаева, секретарша моего покойного мужа…

– Да, я ее помню. На какую работу вы ее рекомендовали?

– В помощь Паше. Он сам попросил, знаете, ведь много дел, касающихся фирмы, перешло к нему после смерти Александра.

– И Павел Петрович попросил просто помощницу или конкретно Ольгу?

– Ну, он намекнул, что глупо тратить время на обучение кого-то постороннего.

– Разумно.

– Потом он же попросил за Аню Гладышеву.

– Что-то раньше я в нем такого благородства не замечал. С чего вдруг такие перемены? Еще кого пытался вернуть?

– Тут-то как раз и возник конфликт: чтобы взять на работу еще одного менеджера из уволенных, надо было куда-то пристроить Сашу Иванова. И продавец у девочек явно получался лишний. Валерий уперся: ни туда ни сюда. В коллективе заговорили о том, что он выживет Глебова из фирмы. А Борис – фанатик. Он без своей работы что без воздуха. Естественно, Паша вступился за Борю, Валера – за свою команду. В итоге фирма раскололась на два лагеря.

– Состояние «холодной войны»?

– Да не такой уж холодной, бывало и горячо. Доходило до таких разборок! Девочки у нас очень темпераментные.

– Чьи же, Балерины или Пашины?

– Танечка Иванова может за себя постоять и Лиза.

– Это такая высокая, полная? Женщина с веслом?

– Крупная девочка. Вы всегда все утрируете, Алексей.

– А Эльза?

– Кассирша? Та спокойная. Но, знаете, я ее недолюбливаю. Несмотря ни на что, я предпочитаю иметь дело с открытыми, быть может, даже с шумными людьми, но не с такими тихонями, которые пакостят из-за угла. Ходит такая дрянь, сплетни потихонечку собирает. У нее даже досье на каждого составлено, компромат своего рода.

– А вы откуда знаете?

– Она пыталась мне его подсунуть. Знаете, такое подробное описание всех промахов ее коллег. Сплетни, слухи, домыслы. Неприятная девушка, для меня по крайней мере…

– Как вы прореагировали на досье?

– Вежливо дала понять, что не одобряю поступки подобного рода.

– А кого Эльза хотела утопить?

– Глебова, конечно, Олю, Марину. Но добиралась она да самого Паши.

– Вот как? А он-то ей чем не угодил?

– Я не собираю сплетни, спросите лучше у нее.

– Я правильно вас понял: с Павлом Петровичем состояла в конфликте добрая половина фирмы? Во-первых, господин управляющий Валерий Валентинович.

Во-вторых, его воинственно настроенные родственники. В-третьих, чем-то обиженная дама по имени Эльза. Следующие два пункта занимает своими объемами мощная Елизавета. Еще недовольные были?

– Да не Пашу я хотела защитить, когда обратилась к вам. Поймите это. Все, что случилось, похоже на трагическую случайность. Я всегда симпатизировала Павлу, и, честно говоря, его бы я больше послушала, чем Иванова, если бы дело дошло до «или – или».

– Вот поэтому-то именно он, а не Валера лежит сейчас мертвый на первом этаже,

– Он мог и сам упасть, и наткнуться случайно на этот проклятый угол.

– А вот с этим могу поспорить: на угол попал случайно, а вот толкнули его умышленно.

– Но без намерения убить.

– Не скажите. С ненавистью толкнули, это уж точно. А всякая ненависть подразумевает под собой желание устранить физически вызвавший ненависть предмет… И видите, как кому-то крупно повезло. Извините за черный юмор. И за то извините, что мне уже второй раз в жизни приходится заниматься проблемой вашего алиби, Ирина Сергеевна. Прямо рок какой-то. Сами-то вы спать во сколько ушли?

– Грех на вас обижаться, Алексей. Вы всегда с таким виноватым видом задаете этот вопрос. Я ушла спать сразу после того, как Илья увел спать Катюшу.

– Мадам Калачеву?

– Именно. Вы должны это помнить. Я видела, как вы еще вовсю в это время развлекались.

– Так хочется покраснеть, Ирина Сергеевна, но голова уж очень болит. Но верьте, что мне очень и очень стыдно. Одно только могу сказать в свое оправдание: честно отработаю свою путевку, найду убийцу и передам в лапы правосудия.

– Я вас не упрекаю. У меня и в мыслях не было, чтобы вы весь вечер стояли у каждого за спиной и периодически грозили пальцем: «Не убий». Просто надеялась, что ваше присутствие остановит убийцу и не произойдет того, что произошло. Хотелось поверить в то, что общее веселье всех примирит.

– Хотели мира, а получили… Да не решается ни один конфликт путем грандиозной пьянки, увы. Ладно, Ирина Сергеевна, доказать чье-то алиби в пылу пьяной вакханалии невозможно, остается надеяться, что народ начнет что-то вспоминать. Кстати, как там насчет обеда? Может, ваша повариха покормит, так сказать, на дому? Неохота по сугробам лазить. Смотрел я сегодня на эту даму очень внимательно, похоже, она о Павле Петровиче сожалеть не будет. А он, бедняга, как к ней относился?

– Знаете, что странно: он ведь ее просто не замечал, а на днях вдруг попросил уволить, причем в очень категоричной форме.

– На каком основании?

– Мол, много кладет себе в карман. Но это глупо: кто из поваров не приворовывает? Конечно, она брала себе и оставшиеся продукты, и с деньгами было нечисто, но все в меру.

– Воровать в меру. Это хорошо. А, простите, кто эту самую меру определил?

– В меру, это когда другим остается достаточно, чтобы на подобное воровство закрывать глаза.

– Так. И что же вы ответили Павлу Петровичу?

– Сказала, что если на то пошло, то решение всех кадровых вопросов я могу переложить на него, пусть сам занимается подбором и увольнением сотрудников.

– Короче, развязали руки?

– Я не сижу целыми днями в офисе и тем более не обедаю. Ему виднее.

– Значит, Корсакова после Рождества у вас больше работать не будет?

– Ну, теперь, думаю, вопрос о ее увольнении отпал. Кто будет заниматься поисками новой поварихи? Если у Паши и была какая-то кандидатура, то теперь это уже не актуально.

– Прекрасно! Вы плодите подозреваемых со скоростью один в пять минут. Проще было бы назвать тех, у кого не было повода лишить фирму коммерческого директора, осталось только выяснить, не было ли у Павла Петровича махинаций с бухгалтерией и любовных связей на стороне. Кстати, мы забыли про красавицу Нору. Как развивался их роман с Павлом?

– Еще раз повторяю, что я не собираю сплетни. Это охотно расскажут вам другие. Желаю успеха.

– Так, значит, действительно что-то было. Ну, с любовными связями я как-нибудь разберусь сам, это мой конек. А как насчет бухгалтерии?

– Не имею претензий. У Юлии с Павлом проблем не было.

– Кстати, она хорошо зарабатывает?

– А в чем дело?

– Это ведь она приехала на новенькой «восьмерке»? Сама за рулем – смелая дама. Это ее личная машина?

– Ведь не иномарка. Юле без конца приходится ездить в банк, по делам, и я довольна, что она обходится без служебной машины.

– А про ее зарплату не скажете?

– Приличная зарплата. Цифры называть не буду, скажу только, что не задаюсь вопросом, на какие деньги куплена эта машина.

– Что ж, вопрос исчерпан. Пока мне не о чем вас больше спросить, вы' меня и так основательно загрузили.

– Я всегда готова вам помочь, чем могу.

– Воспользуюсь непременно. – Серебрякова подавляла его своей вежливостью и правильностью речи.

Леонидов вслед за Ириной Сергеевной вышел в холл, застав там вполне мирную картину: молодой человек, которого он вчера запомнил как просто Колю, наливал пиво себе и Андрею Липатову, Барышев сверлил глазами дырку в фанерных перилах балкона, Корсакова вместе с Тамарой Глебовой носила в комнату напротив посуду, у окна курили секретарша Марина и Наташа из бухгалтерии. Остальные, видимо, разбрелись досыпать. Серебрякова сразу прошла к себе, проведать Нору. Вот кого Леонидов мечтал хорошенько потрясти! Лежала она, закрывшись в комнате, неспроста, и уж наверняка не из-за переживаний о потерянной неземной любви. С девушками этого типа Алексей уже сталкивался: бурно оплакивать они могли только уплывшие из рук деньжата, а вместо сердца Бог вложил им в прекрасную грудь некий блестящий, как железо, камень, из которого делают популярные дешевые украшения. Гематит, кажется, называется. В общем, что-то связанное с кровью, у Саши были такие бусы, по его мнению, и Алексей давно покушался их выкинуть. Сергей Барышев встал, как только Алексей кивнул ему на дверь в свой номер.

– Только там сейчас наши феи чирикают.

– А мы их попросим с детьми прогуляться.

– Ага, пусть роют снежные пещеры.

– Им полезно. – Леонидов распахнул дверь. – Девочки! Идите-ка подышите воздухом, а заодно и оцените спасательные работы. Вблизи уже должен быть слышен шум моторов.

– Выпроваживаете? Думаете, мы будем вас подслушивать? Ну и ладно. – Слегка надувшись, женщины стали собираться. Саша крикнула Сережку, надела на него пуховик и сапоги, плотно обернула шарфом шею.

Когда компания удалилась, Леонидов полез в тумбочку, где с вечера предусмотрительно запрятал бутылку хорошего вина.

– Смотри: мускат! Сахару, зараза, тридцать пять процентов. Сироп, елки! Похмелимся?

– А пить из чего? Стаканы-то в холле. Сходить?

– Ни-ни! Не стоит оказывать дурное влияние на общественность. Сейчас крышку от мыльницы принесу, да подай ту пластмассовую штуку от лака для волос.

– Колпачок, что ли?

– Его, родимый.

– Воняет же.

– Ничего, пойдет под мускат. Я эту штуку сейчас с мылом помою.

– Тогда ты из него сам и пей.

– Ладно, как гость, можешь пользоваться привилегией в выборе посуды. Будешь потом мыльные пузыри ртом пускать.

– Классное занятие! С детства обожаю.

Они разлили мускат в мыльницу и колпачок от лака для волос. В тумбочке нашлась пара мандаринов.

Потом глотнули из импровизированных стаканов. Барышев скривился и закашлялся:

– Ш-ш-ш…

– Ш – што?

– Ну ты злодей, Леонидов!

– Я тебя предупреждал. Между прочим., мне тоже невкусно. Знаешь, какую гадость бабы себе на голову льют?

– Иди ты, отравитель.

– Ладно, будем считать, что водные процедуры закончены. Вернемся к нашему хладному телу. Передо мной список присутствующих в этой экспедиции граждан. Итого тридцать человек. Минус пятеро детей – остается двадцать пять. Себя с Сашей я тоже исключаю, если только я не лунатик и не осуществляю под воздействием сна свои заветные мечты, но поскольку это маловероятно, получается еще минус два. Теперь о вас, Барышевы: во-первых, я тебе доверяю. Во-вторых, вы спали в угловой комнате и рано ушли. Так что получается еще минус два.

– Ну, спасибо, благодетель ты наш.

– Не за что, цветы можно прямо в номер. Итого получается: двадцать три минус два равно двадцати одному.

– В первом классе ты, Леонидов, наверняка на пять учился?

– Только в первом… Серебрякову тоже в общем-то можно исключить.

– И самого убитого, надеюсь, тоже.

– Да, елки, даже забыл, для чего вся эта арифметика. Остается девятнадцать душ, у шестерых из которых уже обрисовался веский мотив. Нора тоже под большим вопросом.

– Ей-то какой навар?

– Пока определенно сказать не могу, но что-то там есть, видел вчера, как они с Пашей по разным углам сидели. Кстати, как только все эти сугробы разгребут, надо будет добраться до главного корпуса и просмотреть кассету с записью вечера.

– А где кассета?

– У меня в кармане. Сейчас уберу в тумбочку вместе с бутылкой, надо прятать от грабителей такие ценные вещи. Итого: шесть человек имеют видимый мотив, остальные скрытый. В таких делах, как правило, стоит только поглубже копнуть. В учреждений, где зарплата коммерческая, да и очень приличная, нет места любви и братству, тем более сейчас, когда народ за место под солнцем глотку перегрызет, когда каждый сам за себя.

– А Пашины люди? Их ты со счетов не сбрасываешь? Они-то его лелеять были должны, как нежный цветок орхидею.

– А если кто-то притворялся, что он Пашин человек, а сам делал ставку на Валеру?

– Ну ты прямо раздул тайны мадридского двора. Король и его свита, толкающая друг друга в зад.

– А ты у своей жены спроси, как ее в свое время убрали из «Алексера», она тебя просветит. Серебрякова, между прочим, сама мне сейчас призналась, что некая Эльза ей досье на всех пыталась всучить.

– Эльза, Эльза… Погоди, это та самая белесая дамочка с прической каре? Действительно, на немку похожа. Гестапо в действии. Та еще сучка. Анька моя ее терпеть не может, даже не поздоровалась вчера.

– Да таких, можно сказать, в упор не видишь, а они живут и процветают. Валера и мадам Иванова за нее горой, я это еще осенью заметил.

– С чего предлагаешь начать?

– С обеда, конечно. Похоже, что дорогу жизни уже расчистили, слышишь, за окном шумят моторы.

И действительно, в комнату ввалились румяные, засыпанные снегом Саша и Анечка.

– Мужчины, вас приглашают на обед.

– Пойдем, Сергей, а то у меня желудок склеился. – Леонидов встал, хмыкнул, как бы прочищая горло.

– О чем это вы, мужчины? – поинтересовалась Саша.

– Да мы тут так, мылись.

– И причесывались…

Когда Барышев вышел вслед за женщинами, Алексей открыл тумбочку, посмотрел на кассету, выдвинул ящик и сунул кассету поглубже, так чтобы создалось впечатление, будто ее хотели спрятать, и аккуратно закрыл дверцу.

«Кто ищет, тот непременно найдет», – подумал он, выходя из комнаты.