Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

– Значит, Барышеву показалось?

– Несомненно.

– Что ж, тогда мы поедем. Я здесь нашу беседу записал, подпишите протокол, Алексей Алексеевич. Знаете где?

Леонидов с удовольствием поставил неразборчивый крючок там, где всегда заставлял расписываться других. «Всегда полезно почувствовать себя в шкуре того, кого обычно мучаешь сам: масса новых впечатлений. Теперь, пожалуй, стану добрее», – усмехнулся он про себя и вышел вслед за Семеркиным.

После разговора со старшим лейтенантом, Алексей решил заглянуть к Норе… Девушка явно что-то скрывала: уж больно уверенно она держалась, явно чувствуя за спиной чью-то поддержку. Возле дверей серебряковского люкса Леонидов неожиданно столкнулся с Костей Манцевым. Тот почему-то мгновенно отвел глаза и начал оправдываться:

– Вот, хотел помочь чемодан донести.

– Понятно. Конечно, разве можно оставлять беспомощную девушку одну… в таком горе. Значит, у нее все в порядке?.

– Да, все нормально. – Манцев обернулся и крикнул куда-то вглубь: – Нора, я взял чемодан.

Из комнаты донеслось невнятное воркование, и Алексей передумал туда заходить. Суета в холле уже улеглась: приехавшие сотрудники милиции покинули коттедж, отдыхающие оживились. Одна только Нора уезжала из санатория, остальные решили задержаться на пару дней, до похорон Сергеева. Леонидов удивился, что к Норе не присоединилась Калачева, но, видимо, так решил сам господин преуспевающий бизнесмен Илья Петрович. Наконец тело понесли в «скорую», кое-кто пошел рядом с носилками, наблюдая, как отправится в местный морг коммерческий директор, так любивший красивую жизнь и дорогие вещи. Одна красивая вещь, впрочем, полезла в ту же машину, правда брезгливо поджав накрашенные губы: Нора привыкла ездить на переднем сиденье шикарных автомобилей и чувствовала себя не в своей тарелке на жесткой лавочке фургончика. Леонидов краем глаза успел увидеть, как она обменялась многозначительными взглядами с Манцевым и быстро сунула ему в руку какую-то бумажку.

«Что бы это значило и кого она одурачила?» – усмехнулся про себя Леонидов, продолжая наблюдать за остальной публикой.

Ирина Сергеевна Серебрякова выглядела расстроенной больше других. Она-то охотно прервала бы отдых, но долг удерживал ее рядом с коллективом и с Леонидовым, которому Серебрякова обещала помочь в поисках истины. Сотрудники «Алексера» прекрасно понимали, что версия несчастного случая удобна всем, но ничего не объясняет.

На улице было темно, метель прекратилась, но мороз крепчал. Молодежь отчаянно замерзала в куртках и легкой обуви. Когда машины наконец тронулись в путь, многие откровенно вздохнули с облегчением и побежали в коттедж. На первом этаже сразу стало спокойнее, вместе с источником скорби исчезло и напряжение. Леонидов воспринимался теперь как свой, пострадавший, причастный к общим неприятностям и не имеющий отношения к следственной работе.

Алексей был доволен, ревнивый коллега невольно.„ помог ему стать незаинтересованным в расследовании лицом. Теперь ему было легче, гораздо легче…

Глава 3 ОКОНЧАНИЕ ДНЯ ПЕРВОГО

Первым, кто осудил поведение Леонидова во время присутствия в коттедже представителей местной милиции, был, конечно, Барышев. Он отловил Алексея на лестнице и тут же сволок вниз, пихая к дверям своего номера, как тряпичную куклу.

– Серега, ты чего? – брыкался Леонидов.

– Иди-иди, я сейчас тебе устрою! – Барышев с такой яростью захлопнул дверь, что с потолка посыпалась отставшая штукатурка.

– Ты сдурел, что ли, Серега? Больно! Я, между прочим, тоже могу показать приемчик, думаешь, не учили?

– Попробуй! Ты соображаешь, в какое поставил меня положение? Я заявляю, что это убийство, что представитель МУРа ведет расследование, а ты линяешь в тень, прикидываешься ветошью, чтоб не отсвечивать, и согласно киваешь головой на все глупости этого молодого осла в лейтенантских погонах! Отвечай, чего ты добиваешься? – все больше распалялся Барышев. – Саботируешь расследование? Покрываешь преступника? Этого Иванова, который всем омерзителен?

– Да если бы действительно Пашу убил Иванов, я бы первый надел на него наручники! Нет у меня такой уверенности, понял – нет!

– Все говорят…

– Вот именно. Слишком все сходится. Мы ничего не сможем доказать. Я хочу получить факты, а они будут, если народ перестанет на меня коситься. И, между прочим, чего вы все уперлись в этого Иванова? У многих, кажется, полно мотивов, одни бабы чего стоят: содержанка, которую Паша собирался бросить, замужняя любовница, которую уже бросил, девушка, которой не ответил взаимностью, и некая неизвестная особа… А ты Иванов, Иванов…

– Паша с бабами ладить умел. Его ни всех хватало.

– Ты-то откуда знаешь?

– Слушай, на любой фирме амурные шашни начальства тут же становятся достоянием гласности. Забываешь, что Аня моя в «Алексере» работала, когда в невестах еще ходила. Бывал и я там, общался с народом. Так что давай людей трясти. Кто-то же должен был засечь Валеру с Пашей на этом балконе, недаром же Иванов кассету свистнул.

– А откуда ты знаешь, что он?

– Думаешь, я совсем тупой? Манцев случайно видел Валеру, когда он из твоей комнаты выходил.

– Я никого не встретил, когда возвращался запереть дверь.

– Да? Манцев в боковой комнате спрятался, чтоб Валера не засек и ты заодно.

– А от меня-то он зачем прятался?

– Потому что никто тебе не будет помогать, пока ты идешь не в том направлении.

– А именно?

– Копаешься в личной жизни Паши и допрашиваешь его женщин.

– Кого же я должен в таком случае допрашивать – его мужчин? И в каком направлении должен идти, по мнению этого коллектива?

– Оставь в покое свой дурацкий юмор и докажи ор– ганам правосудия, что Сергеева убил Иванов.

– От имени какой группы ты выступаешь? Она многочисленна? Все или минус любимые ивановские сторонники?

– Ты, Леонидов, главное, подумай, а свидетели найдутся. И давай, Леха, замиримся.

Своими огромными ручищами он стиснул леонидовские плечи. Алексей на всякий случай ткнул Барышева кулаком в живот и чуть не завизжал от обиды: кулак словно отскочил от плотного клубка накачанных мышц. Сергей засмеялся:

– Топай давай, а то я начну показывать, каким приемчикам меня учили в десантных войсках.

Барышев задержался в комнате, ожидая неизвестно куда запропастившуюся жену, а Алексей пошел наверх. По дороге он размышлял, что за женщину не хочет ему выдавать коллектив, почему этот самый коллектив против раскапывания любовных связей Сергеева и как удалось народу перетащить на свою сторону Барышева. «Неужели Серега знает, кто убийца? Не может быть! Это же свой, Сергей Барышев, сотрудник вневедомственной охраны, знакомый еще по делу Серебрякова. Надежный, честный, настоящий мужик. Не может этого быть!»

Между лестничными пролетами Леонидов наткнулся на курившего Липатова. Эта личность была Алексею не знакома, и он решил приглядеться к нему. Угрюмый, на вид физически сильный мужик покосился на него и посторонился. Но почуявший дичь сыщик явно не спешил:

– Послушайте, мы в «Алексере» не встречались?

– В честь какого праздника?

– Я расследовал убийство Серебрякова. Липатов наморщил низкий, полузакрытый волосами

лоб, изучающе глядя на Алексея. Его лицо нельзя было назвать неприятным, но вот небольшое движение мысли ему бы не помешало.

– Не помню что-то.

– Простите, вы какую должность занимаете в этом милом заведении под названием «ЗАО «Алексер»?

– Я шофер. Раньше Серебрякова возил, теперь обязан Валеру доставлять.

– Что ж так, без отчества?

– А на хрен мне его отчество? Вместе коробки таскали несколько лет назад.

– Он тоже был шофером?

– Грузчиком он был. Это я был шофером и остался им же.

– Что ж, не хотите его возить?

– А почему одни в люди выбиваются, а другие пожизненно баранку должны крутить? Я. Валеру возить не подряжался. Шеф – другое дело. Серебряков меня нанимал, он и заработать давал. Шеф был мужик что надо…

– Вас же никто не заставлял, наверное, переходить в личные водители Валерия Валентиновича?

– Ага. Только сказали: извини, дорогой, но раз шефа больше нет, то и должность твоя тю-тю. Или ищи. другую работу, или, если они захотят, вози по очереди Пашу с Валерой и делай все, что они скажут. Я, естественно, согласился: кушать-то всем хочется, с работой сейчас не очень, всех на самоокупаемость переводят.

– Это как?

– А так: дается в месяц определенная сумма, хочешь – за щеку клади, хочешь – ремонт на нее делай. Туда все входит: и бензин, и запчасти, и штрафы, которые наши гаишники мастера сочинять. И твоя собственная зарплата. И крутись как хочешь. Могут еще и грузить-разгружать заставить/за этим у начальства никогда не заржавеет.

– А личному шоферу проще?

– По крайней мере, коробки таскать не надо. Да что я вам… – Липатов потянулся к пачке сигарет. – Закурите?

– Нет, здоровье берегу. Может, пойдем пищу принимать? Есть охота.

– Я бы лучше выпил. Водки. Нам, шоферам, только по праздникам и можно принять как следует.

– Любите принять? Как следует, разумеется?

– Не без этого. Какой же мужик не любит выпить? На то они и выходные, чтоб выпить.

– Для кого как, для кого как… Вопрос спорный. Да, говорим с вами, говорим, а друг другу не представились.

– А со мной церемониться не обязательно. Если хотите, зовите Андрюхой.

– А по отчеству?

– Забудь, начальник, мне еще до отчества, как тебе до генерала. Пошли к народу присоединяться. – Липатов загасил окурок об облезлую, но чисто вымытую стену и первым тронулся вверх по лестнице.

В холле уже готовилась новая гулянка. Отдыхающие оживились. Стол вымыт, женщины расставляли посуду. Леонидов был на все сто уверен, что это инициатива невозмутимой Корсаковой. Она опять хозяйничала у стола, кромсая огромным ножом окорок, колбасу, белую лоснящуюся рыбу. Дух от стола исходил просто восхитительный. Алексей вдохнул соблазнительный аромат и взглядом нашел Александру: она суетилась там же, вместе с остальными женщинами носила, подавала, резала, раскладывала. Музыку, правда, никто не включал, танцы в сегодняшней программе, видимо, не предусматривались, хотя спиртное уже на столе появилось. Правда, по сравнению со вчерашним в небольшом, но достаточном, чтобы развеять тоску-печаль, количестве.

Пока шла вся эта суета, Леонидов незаметно разглядывал присутствующих в холле женщин. Не было только Ирины Сергеевны и мадам Калачевой, но они в расчет и не принимались. Любовница покойного коммерческого директора должна быть помоложе и всегда под рукой, чтобы безопасно было водить Нору за нос.

«Кто из них любовница покойного Павла Петровича? Кто?» – мучился Алексей, пытаясь влезть в шкуру психолога. Ему до смерти хотелось вычислить эту женщину без всякой подсказки.

Танечка Иванова – жена управляющего. Сразу вычеркиваем. Паша не любил бледных женщин. Ее и Эльзу, следуя кобелиной логике, из списка удаляем. А может, Сергеев изменил своим вкусам – сладенького обкушался, на пресное потянуло? Все с людьми случается, а коммерческий директор – тоже человек. Эльза неважно выглядит, и так не красавица, но сейчас совсем зеленая, хотя и не пила вчера совсем.

Елизавету тоже можно отставить в сторону. Слишком уж толста. Не польстится на нее Паша, даже несмотря на свою хваленую потенцию. Тем более что полно других кандидаток. К примеру – великолепная особь – Марина Лазаревич, секретарша. Подходит и по форме, и по содержанию. Правда, с ней некий молодой человек Николай, но это еще ничего не значит. Калачева вообще здесь с мужем, но это ей не помешало вчера караулить соблазнительную дичь. Марину – в актив.

Ольга Минаева. Опять-таки секретарь. Уже второй. Зачем Паше два секретаря? Дел, говорил, много было. Ольга для определенного сорта дел вполне подходит: яркая блондинка, высокая, с прекрасной фигурой, умная. Хотя ум – это уже из другой оперы. Мог Паша на нее запасть? Мог! Значит, против Ольги тоже ставим жирный крестик.

Юлия Николаевна Казначеева, Тамара Глебова, повариха Валерия Семеновна – наши замужние, обремененные детьми дамы. Для детей Паша просто еще не созрел. А Корсакова просто выше его на голову, а коммерческий директор был слишком тщеславен, чтобы позволить женщине над собой возвышаться. К тому же поварихе. Это уже предмет для насмешек, а Паша не мог допустить и мысли о том, что чем-то смешон. Юлия Николаевна не проходит ни по каким параметрам: возраст не тот. Тамара Глебова в магазине не работает. Остается еще Наталья Акимцева – тоже весьма милая девушка. Невысокая, стройненькая, очень живая. Не такая яркая, как Ольга Минаева, но зато более доступная. Но тоже при кавалере. Парень красивый, с замашками любителя шикарной жизни. По типу похож на Сергеева. Не наводит ли это на мысль о склонности Натальи к определенному сорту мужчин?

Подведем итоги. Если бы я был на месте Павла Сергеева, то, исходя из моего, то есть его вкуса, я бы оставил троих: Марину Лазаревич, Наталью Акимцеву и Ольгу Минаеву. Вот так-то. Надо ко всем троим внимательнее присмотреться.

Леонидов окончил свои логические построения как раз к началу чаепития. Все сели за стол. Обошлись без, тостов. Начальственные лица выползли из своих номе– j ров, народ, не чокаясь, помянул Пашу. Потом люди разбились на небольшие группки по интересам, сидели, жевали, вяло беседовали.

Алексей расположился рядом с женой, соображая, что же дальше делать. Он никак не мог выбрать жертву для очередной душеспасительной беседы, надеялся, что жертва найдется сама. Приняв хорошую порцию водки, размякший Калачев сам свалился в соседнее кресло.

– Поговорить бы, следователь, – выдохнул он в ухо Леонидову.

– Я не следователь. Я работник уголовного розыска на испорченном отдыхе.

– Ну ты же все раскапываешь.

– Сегодня вроде милиция приезжала.

– Да ладно, знаем… Серебряковамне все рассказала. Ты ей пообещал найти убийцу. Я знаю, под жену мою копаешь.

– Илья Петрович, народ к нам прислушивается, у вас голос громкий. Пойдемте, что ли, в ничейную комнату.

– Пойдем, погоди, я бутылку возьму.

Калачев прихватил початую бутылку водки, два граненых стакана и пачку сигарет.

«Да, видимо, это и называется «мужской разговор», – вздохнул Леонидов, оглядывая джентльменский набор. У него до сих пор болел желудок, и перспектива продолжать движение к гастриту не очень-то прельщала.

Несмотря на накрытый во второй раз обильный стол, коробок в двадцать первой комнате не убавилось. Правда, запах малость подпортился – один аромат неудачно наложился на другой, но рыбка еще пахла отменно и по-прежнему вызывала аппетит. Алексей со вздохом опустился на не убранную с прошлой ночи кровать и подтянул себе под локоть подушку в несвежей наволочке.

Калачев между тем уже наполнил бледной отравой стаканы.

– Насухую нельзя поговорить, гражданин, товарищ, господин? – поинтересовался Алексей на всякий случай.

– Что ты, сыщик, как красная девка: хочешь, но целка мешает? Давай дернем по маленькой, праздники еще никто не отменял. Да и познакомиться надо поближе, не первый вечер за одним столом. – Калачев почесал свое внушительное пузо.

– Допустим, что второй. Только вчера вы меня вроде бы не замечали.

– Вчера я не знал еще, что моя дура такую штуку выкинет.

– Какую штуку?

– Ладно, за дурака меня не держи, будто не знаю, что она вместе со мной спать не легла? Полетела к своему голубю ненаглядному. Я только прикидываюсь, что бываю сильно пьяным. Стал бы я такие деньги грести, кабы не умел в пьяном виде замечать что следует, а когда надо – делать вид, что совсем никакой. Это и есть деловая хватка – много пить и много слушать. А уж Катьку-то свою я приметил: упорхнула, едва зенки закрыл.

– Что же вы ее не остановили?

– А зачем? Ну, выпьем, что ли?

Алексей с отвращением принюхался и влил в себя немного водки. Не шло сегодня, царапало горло, выворачивало желудок. Калачев же выпил с удовольствием, оттяпав зубами кусок валявшегося на тумбочке яблока, зажевал и потянулся к сигаретной пачке.

– Закуришь, милиция?

– Спасибо, берегу здоровье.

– Береги, береги, все там будем – и здоровые, и больные. Так вот, насчет моего ума… Эта Пашкина баба, которую Норой зовут, думает, что она самая умная. Решила отомстить своему хахалю моими руками. Думала, что, узнав про его амуры с Катькой, я меры начну принимать. Да знал я про все. Ну посуди ты сам: я целый день на работе. У меня бизнес – крутишься туда-сюда. Одна «крыша» чего стоит. Ты с бандюками когда-нибудь договаривался? Они только пальцы загибать умеют, а считать – нет. Налоговая опять же, ОЭП этот… Каждый месяц проверки, проверки, проверки. Всем надо, все жить хотят. Страна непуганой коррупции. Снимут одного – другой приходит, новенький, голодный, как только что вылупившийся волчонок. У него еще нет ничего, кроме волчьего аппетита и постоянно растущих потребностей. А сколько обиженных лично тобой? Одного уволил, другому не так сказал – все затаились, ждут. И каждый гвоздь приготовил, чтобы вколотить в твой гроб. Это только у бедных врагов не бывает, а мы на том и стоим, что их наживаем. В итоге все друзья – ау! Где друзья? От тебя только ждут, чтоб поделился. Поделишься – мало! Еще давай!

Но страшнее всего, когда приходишь домой, а там тоже это «давай». Все равно что: деньги или постельные ласки. А у меня сил уже нет. В квартире молодая здоровая баба, не работает, гладкая, сытая, заботами не обремененная. Сначала ты ее от всего избавляешь – от сумок, стирки, уборки, от забот о хлебе насущном – и ждешь, что она будет тебе по гроб благодарна. Поначалу так оно и есть, только благодарности ненадолго хватает. Потом выясняется, что делать ей нечего, а тело – оно свое требует, ему энергию куда-то девать надо. Это мое только и норовит растянуться и отдохнуть. А баба отдыхает сколько влезет, поэтому и ласки все время хочет.

В итоге когда в один прекрасный день замечаешь, что супруга малость поутихла, соображаешь, что она где-то прихватила на стороне. Развестись? А смысл? Без бабы все равно нельзя: привык, ребенок опять же, общие друзья, да и природа требует своего, не часто, но требует. Да и люблю я свою Катьку, хоть она и стерва. По-своему, конечно, но – люблю. И дочку люблю. Дашка – молодец, учится хорошо, умная, не в мать, меня обожает. Нормальная семья, одним словом.

Между делом, значит, выясняю, что роман у нее не с кем иным, как с молодым, холостым, да еще и компаньоном. Я в серебряковскии бизнес тоже солидно вложился. Уж Пашу я знал хорошо: у него таких Катек… Ничего серьезного между ними быть не могло.

Так и жили. Кроме нас троих, никто об этом не знал: Паша молчал, потому что меня боялся, жена привыкла к сытой жизни, выгонять стал бы – не ушла бы, а я делал вид, что ничего не знаю.

– Устроились, короче, – наконец нашелся Леонидов, который поначалу ошалел от такого фонтана откровений.

– Ты еще молодой, но упертый, сыщик. И не стал бы я тебе тут душу изливать, если бы ты не совал свой нос туда, куда тебя не просили. Я сразу сообразил, что ты под меня или под Катьку копаешь. Только не она его с балкона спустила.

– Я знаю. Единственная стопроцентно неподозреваемая женщина, за исключением, конечно, моей жены.

– Это еще почему?

– Потому что прекрасная девушка Нора из ревности положила в ее стакан часть своей суточной дозы успокоительного. Екатерина Леонидовна спала без задних ног и к Паше-покойнику не приближалась.

– Чего ж ты мне сразу не сказал, мент?

– А интересно было вас послушать. Кстати, у вас, хозяев жизни, такое свойство – вы слушаете только себя. Собственные слова для вас настолько важны, что, пока не выскажетесь, упаси боже прервать. Так что я благоразумно помалкивал. К тому же вы сами не могли приложить ручки к Пашиному полету, а?

– Я спал. Перебрал хорошо. Да и объяснил я тебе, что ненависти к Паше не испытывал, все совершалось с моего благословения. Понятно?

– А вы не в курсе, кто заменил вашу жену на посту постоянно сменяемой любовницы Паши?

– Смеешься? Паша со мной не откровенничал. Не знаю я ничего. Да и не амурные тут дела.

– А какие?

– Власть с Валерой не поделили. Король-то умер, то есть великий и могучий Серебряков, а преемников оказалось два, один явно был лишним. Только мне всегда казалось, что на радикальные методы способен именно Паша. Тот был друг, соратник, наследник с благословения, так сказать. А Иванов – птица другого полета, не в его характере избавляться от конкурента таким образом. Хотя если оба выпили и дело дошло до разборки, то все могло случиться. Давай, Леонидов, дернем еще по одной. За упокой души раба Божьего Павла.

– Так пили уже.

– Душа, она вечного поминовения требует, что ей одна рюмка! Пей, сыщик, хуже все равно уже не будет.

– Вы это о чем?

– А о жизни! Дурацкий сериал помнишь – «Богатые тоже плачут»? Жена смотрела, мне, само собой, не до соплей, только название понравилось. Ну все у меня есть: две квартиры, три дачи, три машины, жратва любая, за дочку штуку в месяц плачу в одну только школу, а их целых три. Жене бриллианты покупаю, деньги на тех счетах, на каких нужно. И покоя нет. А кроме него, чего желать – непонятно. Одно только – попить, поесть, да здоровье уже не то. Думаешь, не был я молодым и стройным, как ты?

– Погодите, Илья Петрович, вы на сколько старше меня-то? Мне тридцать три, скоро тридцать четыре стукнет.

– Да? Семь лет разницы всего-то? Неплохо ты сохранился, сыщик.

– Так ведь я не богатый. А вы бы хобби какое-нибудь себе придумали: бабочек, что ли, ловите или японские деревья карликовые выращивайте. Сейчас, говорят, модно.

– А ты пробовал?

– У меня вся жизнь хобби: как свести концы с концами называется. От такого не заскучаешь.

– Хочешь, на работу к себе возьму? Нравишься ты мне, хоть и ершистый мужик. Штуку буду платить для начала.

– Нет, спасибо, Илья Петрович. Свобода – это осознанная необходимость – слышали про такое? Главное – осознать, что тебе дороже: она или пожизненная каторга в золотых цепях.

– У тебя, что ли, начальства нет?

– Есть, только это начальство, а не благодетели. Не люблю быть обязанным. Благодеяние по отношению к тебе совершается один раз, а расплачиваешься ты за него потом всю жизнь. Вот так-то.

– Философ. Нахватался где или сам сочиняешь? Что ж, ты, выходит, бедный, но гордый. Все с мельницами ветряными воюешь?

– Так потому и живота нет, Илья Петрович. Кстати, а чего вы сегодня не уехали со своей драгоценной женой? Остались зачем-то в не очень подходящей компании.

– Если бы я уехал, подумали бы, что испугался. А Илья Петрович Калачев ничего не боится. Да и к Пашиной смерти я отношения не имею, поэтому в глаза присутствующим смотреть не боюсь и драпать не собираюсь. Я за жену переживал, что она сдуру могла. А если все и так ясно, то мы, пожалуй, завтра свалим отсюда. Здесь уже не отдых, а мне нужно нервные клетки восстанавливать. Слушай, сыщик, чего тут осталось, может, допьем?

Тут в комнату ввалилась огромная фигура Барышева.

– Помешал?

– Что ты. Только свет закрываешь. Голову убери, она в аккурат в плафон упирается, – кольнул его Леонидов.

– Почему это маленькие люди такие завистливые? Вас женщины потеряли. Сидите тут, а у нас бутылки водки не хватает.

– Садись, Серега, составь компанию Илье Петровичу, у меня организм не принимает, – кивнул на Калачева Алексей.

– Да ну, завтра же народ в спортзал собирается, какая водка?

– Эх, мужики! – Господин преуспевающий бизнесмен вылил в свой стакан остаток из бутылки, выпил махом, кинул в-рот дольку мандарина. Барышев и Леонидов проследили за этим процессом и вышли в холл. Илья Петрович нетвердой походкой за ними.

В холле царило грустное оживление. Если и существует такое понятие, то оно обозначает вынужденно сдерживаемое веселье: вроде радоваться повод не позволяет, а молодая кровь играет вовсю и покоя не дает. Женщины не смеялись в открытую, а хихикали, перешептываясь в тесных кружках, мужчины с серьезными лицами говорили несерьезные вещи. Мрачнее тучи был только Валерий Иванов. Похожий на раздувшегося индюка, он занимал добрую треть дивана. Со стороны можно было подумать, что погиб его лучший друг, а не противник номер один, и Валера о нем скорбит и оплакивает. Но Леонидов, как человек посвященный, знал, что причина скорби управляющего не в этом. Вокруг Иванова сжималось плотное кольцо, его, словно волка, методично обкладывали красными флажками.

Алексей никак не мог понять, была ли смерть Сергеева просто поводом для коллектива разделаться с подминавшим его под себя человеком, или управляющий действительно был виновен. Леонидову оставалось подождать, кто первый вонзит кинжал в подготовленную для разделывания тушу.

Саша наконец соизволила приземлиться рядом.

– Скучаешь, муженек?

– Зато тебе весело.

– Сам виноват. Сидишь смотришь на всех с подозрениями. Хочешь, пойдем погуляем, мы тебя с Сережкой в сугроб засунем?

– Спать уже пора, а тебя на подвиги тянет. Я в этом кресле так хорошо пригрелся. А ты иди с Аней и Барышевым в карты играть.

– А ты? Нам четвертый игрок нужен.

– Я приду. Позже.

– Опять чего-то замыслил, Леонидов. Думаешь, ты тут самый умный? У тебя на лице написано, что скоро снова в кого-нибудь вцепишься. Тебе, Леша, надо было идти в священники, уж очень ты любишь исповедовать. – Высказавшись, Саша мимоходом глянула в зеркало и упорхнула к румяной Анечке.

Алексей остался один и, повернув голову, увидел Валерию Семеновну Корсакову, которая наливала себе рюмку водки. В компании дама не нуждалась. Пила в одиночку, закусывая всем, что подворачивалось под руку. Аппетит у нее был отменный, видимо, особенно уважала повариха деликатесы, которые, ничуть не стесняясь, уничтожала с большим аппетитом.

«Интересно, обкладывает ломтик хлеба двумя кусками белой рыбы: снизу и сверху. Это, наверное, и называется правильный бутерброд. Мне или Сашке так не сделать, совесть не позволит. А эта ничего – кушает. Он посмотрел в свой пустой стакан и повернулся к Корсаковой:

– Поделитесь, Валерия Семеновна? А то все в одиночку пьете, даме так негоже поступать.

На «даму» повариха внимания не обратила, молча налила ему добрую половину того, что еще оставалось в бутылке. Пить Леонидов не собирался, но решил «поддержать» компанию…

– Хочу вас спросить: почему вы без мужа приехали?

– Вам-то что?

– Может, интересуюсь на предмет ухаживания.

– Ага, вон твой предмет порхает. – Она кивнула на улыбающуюся Сашеньку.

– Вас не проведешь, Валерия Семеновна. А вот господин Манцев вчера в своей комнате не ночевал.

– Мне-то что? – Но голос у нее дрогнул.

– Его почему-то попросил господин Липатов. Комната номер девятнадцать. Вы не знаете, где это?

Женщины этой породы в ответ на подобные намеки никогда не краснеют, в этом Леонидов убедился сразу, услышав ответ Валерии Семеновны. Краснеют позволившие себе намек мужчины. Например, он, Алексей, не ожидал от себя такой реакции. Когда Корсакова выдала все, что знала из области бранной лексики, он поспешил отсесть от нее подальше. Леонидов понял, что попал в точку. Конечно, шалости замужней поварихи мало что добавляли к делу об убийстве коммерческого директора, но кто и где был в ночь преступления, знать не мешало.

Придя в себя после общения с эмоциональным работником питания, Леонидов стал присматриваться к трем женщинам, которых для себя определил как возможных любовниц Павла Сергеева. Марина Лазаревич сидела в обнимку с юношей по имени Коля и улыбалась словам, которые он бубнил в ее каштановый затылок. Наталья Акимцева неодобрительно наблюдала за подвыпившим Юрой, который путано рассказывал анекдот одновременно толстой Лизе и бледной Эльзе. Ольга Минаева явно скучала в одиночестве. Во всяком случае, выражение лица у нее было кислое. Алексей решился и перебросил усталое тело на другой диван.

– Девушка, вы скучаете?

– Неужели такой приятный мужчина решил меня развлечь?

– Эх, Ольга, не первый раз вижу вас, и всегда вы вызываете во мне определенные чувства.

– Жена, что ли, куда-то вышла?

– Ну почему сразу – жена? Вы мне просто напоминаете романтичных тургеневских девушек.

– Ага, как Лиза выпорхнула из своего дворянского гнезда. Как же, в школе проходили.

– Ольга, ну почему вы пресекаете все попытки сказать вам что-то приятное? Странное свойство характера у такой красивой женщины.

– Просто не люблю комплименты. Они меня настораживают. Если мужчина говорит женщине комплимент, значит, ему от нее что-то нужно. Так позвольте узнать, по какому поводу вы ко мне подлизываетесь, Алексей Алексеевич?

Еще в первое посещение «Алексера» Леонидов понял, что Ольга не глупа, и подобные игры с ней затевать трудно. Но как иначе узнаешь, была ли она в связи с Пашей. Разве что в лоб спросить?

– Вы правы, я мерзкий, коварный тип, все делаю с задней мыслью, Вы меня совершенно не интересуете как женщина, просто хотелось выяснить, как вы относились к покойному ныне коммерческому директору?

Она усмехнулась:

– Как и большинству женщин, он мне нравился: красивый, общительный, не жадный, веселый. Что еще?

– А вы ему нравились?

– Опять же, как и большинству мужчин. У меня тот счастливый тип романтичной блондинки, который вызывает у лиц противоположного пола ностальгию по тихому обожанию. А вы равнодушны к блондинкам, капитан?

– Нет. Значит, он нравился вам, вы ему – и?

– Что – «и»? Не всякое «и» успешно трансформируется в «а!». На свете полно мужчин и женщин, которые нравятся друг другу, но это не значит, что они вместе спят. Вас ведь это интересует?

– Не всякие мужчина и женщина, которые друг другу нравятся, свободны для любви, поправил бы я вас. Вам и Павлу Петровичу цепи не мешали.

– А Нора?

– Ладно, не буду мудрить, ходить вокруг да около. Скажу прямо, что мне известно о Пашином романе с какой-то девушкой из офиса. Он все-таки исхитрился завести его под носом у своей стервы-любовницы.

– Рисковый мужчина. Не думала, что он способен на поступок.

– Значит, это были не вы?

– Значит, не я.

– Зря понадеялся. Красивее вас, Оленька, он никого бы не нашел.

– Послушайте, вы надеетесь, что вам кто-то сам признается. Вы наивны. Займитесь лучше Ивановым, и перестаньте ковыряться в чужих душах. А сейчас^спо-койной ночи, господин капитан.

Она поднялась и начала протискиваться в сторону выхода. Алексей налил себе пива. Общение с девушкой Олей требовало дополнительной стимуляции. Его только что откровенно поучали, и Леонидов обиделся. Время было позднее, и Алексей решил пойти «зализывать раны» к жене.

В угловой комнате номер четыре Серега Барышев резался в дурака со своей и леонидовской женами. Они сидели с ногами на сдвинутых кроватях и орали как ненормальные. Сергей, оставшийся в дураках в третий раз, возмущался женскому коварству, Аня смеялась, раскрасневшаяся Сашенька убеждала народ играть на щелбаны. Увидев Алексея, несчастный Серега от радости чуть не свалился с кровати.