Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Глава 6 ТО, ЧТО ЗА ВСЕМ ЭТИМ ПОСЛЕДОВАЛО

Александра пришла минут через пятнадцать после того, как Алексей с Сережкой затеяли игру в карты. Она как-то шумно вздыхала, ее милое лицо было каким-то странным, не то испуганным, не то задумчивым. Сашенька прижимала к груди пакет с едой, добытой в боковой комнате, в которой еще сохранился основательный продуктовый запас.

– Ты чего? – поинтересовался Леонидов. – Замутило, что ли?

– Нет, просто не по себе. Леша, нам, наверное, обедать не придется? Сейчас милиция приедет и будет всех допрашивать, сказали, нельзя никуда выходить.

– Кто тебе сказал, что выходить нельзя?

– Барышевы говорят, а что, неправда? Мы с Аней раздобыли продукты, давай поедим? Сережа, ты голодный?

– Угу.

– А ты, Леша?

– На меня, наверное, влияет чужая беременность, немного мутит. С утра плохо, сам не пойму, с чего такая ерунда приключилась, вроде не больной… Может, от вчерашнего избытка физических нагрузок?

– От голода тоже может тошнить.

Саша развернула пакет. В нем оказались все та же поднадоевшая красная рыба с остатками черствого хлеба, баночка оливок без косточек, пачка дорогого печенья, пара яблок, с полкило мандаринов.

– Что же ты паштета какого-нибудь не прихватила? Я видел, там полно этих коробок.

– Хлеба осталось мало, мазать не на что. Да и ножа нет. Зато пакет сока раздобыла, Барышев мне его даже открыл.

– Не иначе как зубами, сцена из фильма «Челюсти». Добрый Барышев!

– Вы поссорились?

– С чего ты взяла?

– Не ходите друг за другом, как в то утро, – когда Сергеева нашли.

– Знаешь, людям свойственно иногда друг от друга уставать.

– Ко мне это тоже относится?

– Да не цепляйся ты, Сашка. Кстати, как наши об– Щие друзья прореагировали на преждевременную кончину господина управляющего?

– Разве ты Сергея не видел с утра?

– Ну, меня интересует не та реакция, которая рождается в моем присутствии. Что тебе-то Серега сейчас сказал?

– Соображаешь, куда клонишь? Что, и друзей уже начал подозревать? Не заигрался ли в частного сыщика, Алексей?

– Я уже закончил начатое. Просто интересно, о чем вы там без меня болтали.

– Мы с Анечкой обсуждали выкройку платья, которое она задумала сшить. Устраивает?

– Не хочешь говорить, не надо. Кстати, вчера ты долго оставалась в холле, когда я отключился и потерял ориентацию?

– Ты что, совсем ничего не помнишь?

– А. что было?

– Я же вместе с тобой пошла, все спрашивала: «Леша, Леша, что с тобой?» А ты бормотал что-то, бормотал… По-моему, ты чем-то отравился, только почему сразу уснул, непонятно. Странно.

– Да? Сколько непонятного вокруг происходит. А ты что, тоже спать легла?

– Нет, вернулась, посидела немного, пока Сережка не набегался. Не могла же я его одного оставить? Потом, когда уложила, сразу легла. А что?

– Да ничего. Сережка, хватит трескать одно печенье, – поспешил Алексей перевести разговор.

– Вкусно!

– Ешь лучше рыбу.

– Соленая!

– Зато дорогая, мы такую дома не покупаем, поэтому надо пользоваться моментом.

– Леша, чему ты ребенка учишь?

– Жизни.

– Знаешь, ты иногда бываешь таким циничным, просто неприятно. Чего злишься? Ты считаешь, что один такой умный, но, может, все-таки окружающие вовсе не такие уж дураки?

– Так, намек. понят. Значит, ты тоже против меня? Тоже возненавидела плохого мальчика Валеру Иванова? Саша, мужчина тем и отличается от глупой женщины, что ему не так просто навязать чужое мнение. Ты впечатлительна, эмоциональна, добра…

– И глупа,

– Этого я не говорил.

__Намекнул. Твоя проблема не нова в этом мире.

«Горе от ума» я своим детям уже восемь лет преподаю.

__Послушай, ты знаешь, как я отношусь к твоей литературе. Она вся высосана из пальца. Ее даже в школе скоро сделают предметом второстепенным.

– Я так поняла, что ты совсем меня не уважаешь.

– Как вы, женщины, любите все обобщать! Уважаю я тебя, уважаю. Только это не значит, что я обязан жить твоим мнением и твоими интересами.

– Леша, послушай, что ты говоришь! Получается какой-то абсурд. Что же ты во мне тогда любишь, если не мою суть? Тело?

– Тише ты. Про ребенка забыла?

Сережка действительно давно уже оторвался от еды и круглыми глазами следил за перепалкой между матерью и отчимом. Уловив, что о нем вспомнили, он жалобно проканючил:

– Ну не надо ругаться. Противно вы ругаетесь. Саша поспешно кинулась к нему:

– Мы не ругаемся, просто громко разговариваем, Сереженька.

– Да, действительно хватит, – решил Леонидов, делая себе очередной бутерброд. – Все эти выяснения отношений ни к чему не приводят.

– Зачем же мы тогда их время от времени устраиваем?

– Для разрядки. Когда человек кричит, из него стресс выходит. Зато потом так сладостно чувство примирения!

– Ну сегодня я тебе этого сладостного чувства не доставлю. Я не батарейка, чтобы от меня энергией заряжаться.

– Сразу видно, что ты физику плохо учила. Как же можно зарядиться от батарейки? В ней мощности маловато. Не сравнивай меня с карманным фонариком.

– Какая разница? Слышишь, в коридоре какой-то шум? Беги быстрее, там твои трезвомыслящие коллеги прибыли. Общайся с братьями по интеллекту.

За дверью действительно звучали громкие незнакомые голоса и топот обутых в тяжелую обувь ног. Алексей порадовался окончанию глупого спора и метнулся за курткой.

– Я тебя не простила, – крикнула вслед Саша, но Леонидов только махнул рукой и аккуратно закрыл за собой дверь.

В холле и в самом деле уже толпились сотрудники местного уголовного розыска во главе со знакомым Алексею амбициозным старшим лейтенантом Семеркиным. Увидев Леонидова, он даже позеленел от ярости и кинулся на него, словно собака Баскервилей на очередную жертву:

– Как же это? Что это у вас тут происходит?

– А что такое? Ну, труп.

– Опять?

– Не опять, а снова.

– Как же вы тут, в погонах, а допускаете?

– Ну, во-первых, я не в форме, в смысле милицейской. Во-вторых, ничего я не допускал, все само по себе произошло.

– Как похоже на предыдущий несчастный случай! А?

– Не многовато ли несчастных случаев на площади одного не слишком большого санатория?

– Вы что, сомневаетесь?

– Видите ли, Вячеслав Олегович, – с трудом вспомнил, а тем более выговорил имя-отчество лейтенанта Леонидов, – давайте поговорим отдельно и спокойно.

Интимно прижав к боку локоток возмущенного опера, Алексей утянул его подальше от навостривших уши отдыхающих.

– Видите ли, уважаемый старший лейтенант, дело в том, что я спал. А они, проклятые, воспользовались отсутствием у меня бдительности и совершили.

– Что?

– Преступление, разумеется.

– Кто?

– Преступники. Один или несколько.

– Так вы считаете, что это не несчастный случай?

– Вот именно.

– Что, надо кого-то задержать?

– Ну, выберите подходящего. Все они тут…

– Так надо людей допрашивать?..

– Непременно. Кто-нибудь обязательно сознается. Главное, вы с ними пожестче, построже. Пусть они повертятся, как гадюки на сковородке. Особенно обратите внимание на одного человека: есть у них тут один огромный, ого-го! Ручищи как саперные лопатки. Он точно чего-то знает.

– А вы?

– Спал. Ну, не повезло. Жена подтвердит и еще куча народа. Так что ничем не могу. Извините. Рад бы, да не могу. Вы вот что, лейтенант… Вы приходите потом ко мне, посидим, обсудим. Накроем всю. эту шайку.

– Вместе? – подозрительно посмотрел Семеркин.

– Нет, я вообще здесь ни при чем. Территория-то ваша, вам и лавры пожинать. Ну, договорились, старший лейтенант Вячеслав Олегович?

– Ладно. Значит, всех вызывать?

– Действуйте.

Семеркин направился в боковую комнату и первую вызвал Ирину Сергеевну Серебрякову. Алексей воспользовался моментом и подрулил к эксперту-криминалисту. Им оказался молодой человек в круглых очках. Он топтался у тела, как антилопа у водопоя, то и дело оглядываясь в поисках затаившегося где-то поблизости льва.

– Недавно работаете? – поинтересовался Алексей, наблюдая за неуверенными движениями юноши. Тот вздрогнул:

– Что?

– Давно после института?

– Не очень, – отозвался новоиспеченный эксперт-криминалист.

– Ясно. И что думаете по поводу этого? – Леонидов кивнул на тело Иванова.

– А вы кто?

– Сотрудник Московского уголовного розыска. Капитан Леонидов. Алексей Алексеевич.

– А что вы здесь делаете? – округлил глаза моло-. дой эксперт.

– Отдыхаю. Санаторий все-таки. Тебя как зовут?

– Николай.

– И какое твое заключение, Николай?

– Ну, смерть наступила предположительно в районе двенадцати часов ночи от удара о тупой предмет в правую височную область головы.

– О тупой предмет или тупым предметом?

– А разница есть?

– А ты не улавливаешь? Может, его сначала ударили чем-то в висок, а потом подложили к этому столу?

– Угол в крови, к ране прилипла крошечная щепочка. Вы в лупу гляньте.

– Я-то гляну. Только два дня назад здесь тоже лежало тело. И тот человек погиб именно от удара о тупой предмет. Рана на виске было немножко другая.

Молодой человек залился краской:

– Чем же она была другой?

– А тем, что на этот висок, – Леонидов кивнул на лежащее рядом тело, – пришлось два удара.

– Надо делать вскрытие.

– Надо. Что еще можете сказать?

– Ну, сильное алкогольное опьянение.

– Когда же он успел напиться? Около одиннадцати часов я оставил Валерия Иванова в номере люкс абсолютно трезвым. Да, при вскрытии на наличие снотворного в организме обратите внимание. Кто-то этим здесь балуется. Синяки, ссадины у трупа есть?

– Гематома в области шеи. Наверное, ударился при падении.

– Или слегка придушили.

– Да вы и так все знаете. Я-то вам зачем?

– Затем, юноша, что я лицо неофициальное. И предполагаю, основываясь только на собственных домыслах. А ваше дело все это грамотно оформить и записать. Вы трупов-то много до сегодняшнего дня видели?

– Много… В анатомичке.

– А здесь вам не лаборатория, а настоящая рабочая обстановка. Вот и работайте.

Леонидов вздохнул, вспомнив опытных экспертов, с которыми выезжал на такие происшествия, будучи оперуполномоченным. Эти зубры сами его тыкали, как щенка, во все, что, казалось, лежало на поверхности, а этот юный Склифосовский… Алексей вздохнул еще раз, поморщился и пошел потолкаться среди народа.

Сегодня его уже не сторонились. Наоборот, предельная любезность граждан отдыхающих перла изо всех щелей, словно буйная травка после дождичка в четверг. Видно, слухи здесь разносились быстро. Он ходил, слушал, принюхивался, заглядывал во все подозрительные места, пока его терзания не прервала жена Александра. Она неслышно подошла сзади и сухим тоном заявила:

– Посидите, пожалуйста, с моим сыном, Алексей Алексеевич, меня вызывает ваш коллега для дачи показаний.

– С удовольствием окажу вам эту любезность, Александра Викторовна. – Леонидов тоже не собирался быстро сдаваться.

– Проследите, чтобы он не выходил в коридор.

– Всенепременно.

Саша, гордо вскинув голову, проплыла в комнату номер двадцать один.

В своем номере Леонидов молча добрел до кровати, рухнул на нее и закрыл глаза.

– А в карты? – дернул его за штанину Сережка.

– Ты поиграй пока сам, а я полежу немного, устал.

– Ну лежи, лежи, – похлопал Алексея по ноге Сережка и занялся своими цветными кубиками из «Волшебного сундучка».

Алексей попробовал было задремать, но не получалось. Мысли его продолжали крутиться вокруг событий вчерашнего вечера.

Господи, неужели Барышев? Что он мне сказал вчера под занавес, после того как напоил этим подозрительным чаем? Нет, наоборот, я посоветовал ему самостоятельно что-то предпринять. Дурак, получается, сам подтолкнул. А ручищи какие у него огромные. Он работает в охране, говорил, что бывший десантник, да еще эта Чечня. Далась тебе эта Чечня. Интересно, он уже убивал? Почему – уже? Потому что Серега тебе симпатичен и ты боишься. Пашу-то точно не он. А почему эти два убийства должны быть связаны? Сначала некто разделался с коммерческим директором. Потом еще один некто со своим собственным врагом – управляющим Ивановым. Просто нет никакой логики: Валера был главным подозреваемым, зачем его убивать, если можно засадить в тюрьму? Это-то вчера сослуживцы и пытались активно сделать. Несчастный случай устраивал только старшего лейтенанта Семеркина, когда не получилось, был придуман другой вариант. Но какой? В тюрьму, кажется, никто из них не собирается. В любом случае в этом спектакле блестящий режиссер.

Нет, так можно и с ума сойти. Все об одном и том же! Саша обиделась, вот о чем надо думать. Зачем я ей иногда такое говорю? Мало ей досталось от первого мужа. Клялся ведь защищать, оберегать, скотина. И я скотина, конечно. Опять плохо думаю. Все плохо. Надо о чем-то приятном. Но о чем, если сегодня такой гнусный день? Уехать отсюда к черту.

Он все-таки забылся, погрузившись в состояние чуткой полудремоты, когда любой посторонний звук может оглушительно ударить по мозгам. И такой звук не заставил себя ждать. В комнату стремительно вбежала – Александра.

– Лешка, дрыхнешь? Нам разрешено пойти на обед. Без десяти час, вставай быстренько, а то кормить не будут. Они только до половины второго принимают!

Леонидов очнулся и почувствовал себя страшно разбитым, старым и больным.

– Принимают! Тоже мне, не столовая, а кабинет премьер-министра. Может, существует и предварительная запись? Кстати, родная, а как же «холодная война», в которой мы пребывали последние полчаса?

– Объявляю перемирие. Но это не значит, что я тебя простила.

– А что это значит?

– Просто не хочу, чтобы ты нажил гастрит и ежедневно требовал у меня морковные котлетки и манную кашку.

– Вот! Я всегда говорил, что в основе любого прекрасного побуждения лежит собственная маленькая корысть.

– Судя по отсутствию у тебя этих самых побуждений, ты у нас – сама невинность. Сережа, одевайся. Пойдем поедим чего-нибудь горячего.

– А как же тот, в коридоре, – кивнул на дверь Алексей.

– Его простыней накрыли. Мы быстренько пробежим, и все, а когда вернемся, его уже уберут.

– Ладно, есть мне не очень хочется, но подышать свежим воздухом не откажусь. – Леонидов лениво поднялся с кровати.

Труп Валерия Иванова действительно уже накрыли белой простыней и готовили на вынос. Никого уже не мутило, молоденький Коля даже что-то торопливо жевал, прихлебывая из бутылки пиво. Народ в холле раз. – бивался на кучки, потом эти кучки смешивались, кочевали из одного конца помещения в другой, выбрасывая и принимая новых людей, открывавших дверь боковой комнаты. Вся эта суета вызывала у Леонидова тоску.

Алексей быстро провел Сережку к выходу. Саша поспешила за ними.

На улице оба облегченно вздохнули, плотнее запахивая куртки и натягивая шапочки на самые уши: ветер был сильный и ледяной. Явно тянуло на перемену погоды. Тучи неслись по серому небу, как стада взбесившихся овец. Алексей глотнул сырого холодного воздуха и закашлялся.

– Тише ты, еще ангину не хватало на этом отдыхе получить, – дернула его за рукав Александра.

– Да, конечно, два трупа – это пустяки, главное, не получить ангину, – не удержавшись, съязвил Леонидов.

– Да успокоишься ты сегодня или нет, – снова разозлилась жена.

– Молчу, молчу.

– Вот и молчи, горло целее будет.

– Ты ведь не обо мне заботишься, а о том, что я буду лежать у тебя под носом больной и просить кружку воды, отрывая от любимых тетрадок и книжек. Такая твоя маленькая корысть, любимая?

Саша изо всей силы пихнула Леонидова в сугроб. Сережка, оглушительно завизжав, шлепнулся туда же, вминая отчима в снежное крошево. Саша для верности подтолкнула сына, чтобы он поплотнее уселся на Алексее.

– Так его, так, пусть не говорит всякие гадости.

– Не буду больше, пустите, – взмолился Леонидов, барахтаясь в липком снегу. – Руку хоть дай.

– Ну да, я тебе – руку, а ты меня к себе в сугроб. Разве можно доверять такому коварному человеку?

– Да не трону, не трону, честное милицейское.

– Вот какой же ты все-таки вредный, Леонидов, – вздохнула Саша, подавая ему руку. – Я давно уже успокоилась, а ты так и будешь покусывать. Зудеть, зудеть, докапываться.

– Характер такой.

– Это не характер, а вредность. Как с этим делом – все давно успокоились, а тебя распирает.

– Слушай, народ-то как возле нашего коттеджа толпится, – перевел разговор Леонидов, чтобы не ввязываться в бесполезную дискуссию.

Отдаленный уголок территории санатория, где расположился их коттедж, и впрямь стал местом паломничества отдыхающих. Маленькие группки людей кружили на безопасном расстоянии от здания, пытаясь разглядеть, что же происходит в проклятом доме. Второе за трое суток убийство поразило умы и чувства местного контингента. Подумать только, в ста метрах – и такое творится! И в кино не надо ходить.

Когда Леонидовы вышли из злосчастного коттеджа и зашагали в сторону столовой, собравшиеся поблизости люди стали их разглядывать, как прилетевших на Землю марсиан.

– Леш, чего это они на нас пялятся? – не выдержала Александра.

– Подойди да спроси. Может, это мы всех порешили. Ка, ждый норовит поиграть в детектива, всем почему-то кажется, что на убийце стоит клеймо, чтобы легко было догадаться о его садистских наклонностях.

– А что, разве убийца ничем себя не выдает?

– А зачем ему это? Вот ты на кого бы сегодня подумала?

– Ну, знаешь, мне только Иванов был как-то несимпатичен.

– Вот-вот, а он-то и стал трупом. Увы, жизнь сама по себе не логична, а преступление тем более. Окружающим всегда кажется, что был какой-то другой выход для решения проблемы, кроме убийства. Однако убийца почему-то выбирает только самый радикальный.

– Ладно, Лешка, кончай со своей философией, уже пришли.

– Интересно, чем сегодня порадует меню.

Меню не порадовало. Скромная порция непонятного салата, анемичные щи, порция макарон с мясной подливкой.

– Почему это еда во всех столовых одинакова на запах, цвет и вкус? – посетовал Алексей, путешествуя ложкой в тарелке со щами.

– Принцип один: чем меньше в кастрюлю, тем больше в карман. Знаешь, какой у них штат? И всем надо.

– А если, допустим, один человек готовит, много он может себе в карман положить?

– Ты это о чем?

– Да так, вспомнил скандал покойного коммерческого директора с поварихой. Я эту даму тоже поначалу подозревал, но потом все в Валеру уперлось. Интересно, а он как на это дело смотрел?

– Ты опять?

– Извини. Знаешь, Саша, я что-то не хочу обратно в коттедж возвращаться.

– Ну и не надо.

– Давай в бильярдную, что ли, зайдем после обеда.

– А я и не знала, что ты увлекаешься бильярдом.

– Какой же мужчина не любит бильярд? И если на деле не пробовал, то наверняка втайне грезит.

– Наблюдательный ты мой. Тоже грезишь?

– Играл когда-то.

– Ну пойдем. Только не долго, а то мне скучно станет.

– А ты иди с Сережкой к игровым автоматам.

– Ладно.

Они провели в главном здании еще полтора часа. Возвращаться обратно в свой номер никому не хотелось.

«Долго еще этот Семеркин будет допрашивать народ? Пойду все-таки. Сколько же можно прятаться?» – решился наконец Алексей.

Он отыскал Сашу и Сережку и повел их в гардероб получать одежду. Как ни медленно они шли обратно, оттягивая момент возвращения, все равно тропинка привела к красному кирпичному зданию, у подъезда которого стояли милицейская машина и «скорая помощь». Алексей со вздохом начал подниматься по ступенькам. Плохое предчувствие поселилось где-то в животе, рядом с желудком.

Людей, обладающих даром интуиции, предчувствие редко обманывает. Сейчас оно материализовалось в виде разъяренного Семеркина, бросившегося навстречу Алексею аж с самой середины холла.

– Что же вы, а?

– А в чем, собственно, дело?

– У меня на территории маньяк разгуливает, полгода поймать не можем, куча трупов со следами насильственной смерти, бог знает сколько дел в процессе расследования, а вы мне мозги канифолите!

– Погодите, погодите. Незачем так орать. Что случилось-то?

– Ну, как же? Это же никакое не убийство!

– Как? – Леонидов даже замер от неожиданности.

– Да все говорят!

– Не кричите вы так, Вячеслав Олегович. Отойдем, люди на нас смотрят. – Алексей подтолкнул старшего лейтенанта в сторону боковой комнаты и, когда тот вошел, плотно прикрыл дверь.

– А теперь спокойно и подробно: что говорят все?

– Что этот Иванов сам с балкона свалился.

– Каким образом?

– Ну, это он, оказывается, убил Сергеева Павла Петровича, а потом, когда понял, что есть свидетели и дело труба, спрыгнул с балкона. Самоубийство.

– Так. Что, кто-то видел, как это произошло?

– Ну да. Вчера вечером, когда отдыхающие после ужина остались в холле, Иванов напился как свинья. Потом неожиданно поднялся на балкон и спрыгнул вниз.

– На глазах у изумленной публики?

– Что?

– Кто при этом присутствовал?

– Так, сейчас посмотрю… Вот, у меня все записано: Константин Петрович Манцев, жена покойного Татьяна Иванова, Ольга Николаевна Минаева, Акимцева Наталья Андреевна, Глебов Борис Аркадьевич, Рыженкова Елизавета Валентиновна, Липатов Андрей Леонидович, Марина Сергеевна Лазаревич, Александр Витальевич Иванов…

– Так, почти вся компания. Ясно. Барышева не было?

– Нет, Сергей Сергеевич Барышев с женой ушел раньше, чем все это произошло.

– Очень интересно. А Ирина Сергеевна Серебрякова?

– Ее не было, но она подтверждает, что отношения между Сергеевым и Ивановым были очень напряженные. Они были врагами.

– Вы же утверждали, что с Сергеевым произошел несчастный случай?

– Ошибся. Знаете, как бывает. Несколько человек мне подробно рассказали, что Иванов и Сергеев пошли беседовать на балкон. А после случившегося двоюродный брат Иванова первым выбежал из этой комнаты и видел, как управляющий спустился вниз и нагнулся над телом.

– Да, но ведь Саша Иванов не один был в той комнате.

– Ну да, со своей невестой. Она тоже все подтвердила.

– Что?!

– Эльза Шеина ждет ребенка от Александра Иванова, они собираются пожениться. Эльза Карловна, услышав звук глухого удара, вышла вместе со своим женихом, и она полностью подтверждает его показания.

– Не может быть!

– Как это не может? У меня все записано. Вот. – Семеркин яростно зашуршал какими-то бумажками.

– Бред какой-то!

– Почему это бред? Очень даже не бред. Дело я оформлю, как положено, и закрою. – Вячеслав Олегович довольно облизал мясистые красные губы.

– А почему Иванов никакой записки не оставил?

– Слушайте, а что, так вот все самоубийцы и делают?

– Большинство.

– Ну, значит, он не большинство.

– А как же экспертиза? – А что экспертиза?

– На теле двойной удар на виске и синяк на шее.

– А это уже вы придумали. Коля мне так и сказал: приезжий капитан из МУРа велел написать. Слушайте, чего это вы лезете? У меня тут куча показаний, в которых все так ясно и понятно. Чего тут копать?

– Слушай, Семеркин, да ты сам-то веришь, что можно с такой точностью попасть на угол стола, спрыгнув с этого дурацкого балкона? Ну, в худшем случае будетперелом ноги. И то если здорово постараться. Можно и ушибами отделаться.

– А Сергеев, значит, мог попасть на этот угол?

– Да, случайно попал.

– Ну и Иванов случайно попал. Если можно один раз попасть, почему два нельзя?

– Потому что есть такая штука, как теория вероятности. Ты математику в школе изучал?

– Мало ли кто чего изучал.

– И почему такой странный способ покончить с собой? Петля на шее куда надежнее.

– Кому как нравится. Я тут психологией заниматься не собираюсь. Факты есть факты. Все. Кроме вас, мнение у всех единое. А вы спали.

– Вот это-то меня и пугает. Единственный свидетель, который нисколько не заинтересован в делах фирмы и мог бы дать наиболее объективные показания, оказывается без грамма спиртного в полном отрубе. А если мне в чай снотворное подмешали?

– Докажите. У кого есть снотворное?

– У одной девушки были таблетки, которыми можно слона свалить, но она отбыла с предыдущим мертвым телом.

– Вот именно, отбыла. Вместе с таблетками.

– Постойте, есть еще моя жена! Как я забыл! Саша! Она что говорит?

– Ничего. Спала, ничего не слышала.

– А удар? Такой грохот должен был ее разбудить, а она ничего не слышала. Значит, ничего не было! Ладно, я вам найду еще свидетелей.

– Слушайте, вам копать не надоело? Так все хорошо складывается. Ведь такое про этого Иванова рассказывают! Оставьте вы все как есть. А, капитан?

– И много дел вы уже таким образом подогнали?

– Я, между прочим, при исполнении. – Семеркин встал, расправил плечи. Поправил зачем-то брючный ремень. – У меня взысканий в деле нет, одни благодарности.

– Не сомневаюсь. Ладно, свободен.

– У меня, между прочим, есть свое начальство.

– Да все у тебя между прочим. – Леонидов отшвырнул хлипкий стул и вышел в коридор.

Последовала немая сцена, как в гоголевском «Ревизоре». Присутствующие замерли, разглядывая Алексея. Кто-то держал у рта недопитый стакан и не спешил из него отхлебывать, кто-то не донес до рта зажженную сигарету.

– Что, довольны? Поздравляю! Похоже, я здесь лишний. Счастливо насладиться плодами собственной гнусности!

– Эй, Леха! Леонидов! – дернулся было за ним Ба-рышев.

Алексей хлопнул дверью перед его носом и устало прислонился спиной к холодной стене.

Саша пришивала пуговицу к Сережкиной рубашке. Она подняла на вошедшего мужа печальные синие глаза.

– Что случилось?

– Нет, ты слышала? Все присутствующие, за редким исключением, заявили, что у них на, виду Иванов сам спрыгнул с балкона!

– Ну и что? – Саша зубами откусила нитку, отложила в сторону рубашку.

– Как что? Но ведь это же неправда!

– А ты знаешь правду?

– Узнаю! – Он упрямо мотнул головой.

– А кому, кроме тебя, эта правда нужна?

– Людям.

– Ой ли? Да им плевать и на твоего Иванова, и на то, кто будет впаривать покупателям очередные утюги и пылесосы. А те, кому не наплевать, свой выбор сделали. Так что успокойся.

– Но ведь управляющего убили? А кстати, ты же сказала, что ничего не слышала. Во сколько ты ушла спать?

– Около двенадцати.

– Вот! Пока косметику смыла, пока волосы расчесала. А ничего не было слышно в коридоре. Нн-че-го! Тишина. Это ты пойдешь и сейчас подтвердишь, а там посмотрим, как этот Семеркин завертится.

– Нет, – тихо сказала Саша.

– Не понял?

– Никуда я не пойду. Можешь сейчас кричать, ругаться, даже матом, разводом угрожать… Но если меня попросят еще раз дать показания, я скажу, что ошиблась.

– Как это – ошиблась?

– Я слышала звук глухого удара от падения Иванова.-

– Что ты сказала?

– То, что слышал. Поэтому если не хочешь, чтобы я врала, не мешай тому милиционеру. Пусть делает, что считает нужным. Пусть в деле останется тот скромный факт, что я просто спала и ничего не помню.

– Ты дура!

Сережка испуганно заревел. Леонидов схватил его в охапку^ быстро-быстро заговорил:

– Извини, извини, извини… Я не хотел. Чушь какая-то! Кто тебя попросил? Анька? Барышев?

– Никто.

– Ты врешь. Ты добрая, хорошая, честная. Я тебя полюбил за то, что ты была лучше, чем они все. Ты что, притворялась, что ли? Нарочно?

– Я человек. У м. еня тоже бывают подленькие мыслишки, и хочется сделать хорошо именно для себя, а не для дяди или тети. Только не сейчас. Ты не прав, Леша. Они хорошие.

Он рухнул на кровать, отвернулся к стене. Несколько минут прошло в напряженном молчании. Саша не выдержала:

– Леша! Поговори со мной.

– Слушай, да отстань ты от меня! Надоело!

Он вскочил, чувствуя, что не может больше оставаться здесь, в этой комнате, в этом доме, в этой стране. И вообще на этом земном шаре. Выскочил в коридор, на лестницу, потом из коттеджа. Тело Валерия Иванова грузили в машину. Окружающие, вяло переговариваясь, топтались в ожидании, когда же все кончится. Самое странное, что ни жена, ни любовница сопровождать Валерия Иванова в морг не собирались. Они стояли почему-то рядом, чуть ли не обнявшись, и лица у обеих были какие-то умиротворенные.

Леонидов решительно зашагал в сторону леса, спотыкаясь о твердые ледяные комья. Холода он не чувствовал, только странную пустоту внутри.

Почему никто не любил Иванова? Эльза говорит, что любила. Сама она не знает, что это у нее было, раз сгоряча захотела отмщения и в течение двух часов передумала. Жена открестилась, любовница предала, коллеги покрывают убийцу. Жил человек, в душу всем плевал. А я правды для него хочу. Правды! Почему хочу? Потому что я такой хороший? Нет! Просто доказать, что прав. Иногда человек рогом упирается не из-за материальных благ, а из чего-то непонятного, что называют принципами. Какие к черту принципы? Ослиное упрямство. Я не пойду против, никого не стану сажать и ничего не буду доказывать. Я просто сегодня все выясню и им всем скажу. Просто скажу. От этого мне станет хорошо. А накажут они себя сами. Вот так.

Алексей уходил все дальше в лес, чувствуя, что начинает замерзать. Сзади раздался какой-то топот. Он оглянулся и увидел Барышева с теплой курткой.

– Леха, постой!

– Чего тебе?

– Да так, переживаю.

– По поводу?

– Подумал, что ты пошел вешаться.

– Я бы лучше с балкона спрыгнул, как бедняга Иванов. Согласно, теории вероятности, все, что оттуда сваливается, точнехонько попадает виском прямо об угол стола.

– Ладно, брось.

– Слушай, я ведь было подумал, что ты мне друг.

– А что изменилось?

– Скажи честно: твоя работа?

– Ну, хорошо. Чем тебе поклясться, что я никого в этом санатории не убивал? Или ты совсем никому не веришь?

– Почему? Верю.

– Хочешь, я тебе одну правду скажу, только ты не обижайся.

– Ну, говори.

– Знаешь, Леха, людей нормальных на этой планете нет, это факт. У каждого свой пунктик имеется. Если не знаешь про этот пунктик, то человек тебе вроде бы кажется нормальным. Но все равно он втайне свою страстишку лелеет. Один, например, по бабам с ума сходит, меняет их, думая, что следующая будет той самой-самой. Другой на машинах помешан, вылизывает железную голубушку, последние бабки в нее вкладывает. Третий марки собирает или еще какое-нибудь дерьмо. И каждый про другого думает: дурак он, что ли? А бывают тронутые своей работой: дом для них так, перевалочный пункт. Вот намаяться где-то, чтобы конечности гудели и башка была чугунная, – это кайф! У тебя вот кайф приходит, когда ты до истины докапываешься. Ты хоть интересуешься иногда, чем все кончилось, когда дело к следователю ушло? Уверен, что нет. Тебе главное – найти. Решить очередную задачку. Да и решай ты их себе на здоровье, только прежде чем свои выводы обнародовать, подумай о тех, кому с этим жить.

– Ну, спасибо, просветил. А у тебя, прости за нескромность, какой пунктик? Не поделишься или стыдно?

– Почему? Я, например, жену свою очень люблю.

– Так и я люблю. Это неинтересно.

– Любить по-разному можно. На меня собственная сила давит, поэтому все маленькое и слабое вызывает потребность защищать. А чтобы кайф сильнее был, я эту потребность не распыляю, а концентрирую на одном объекте.

– Я не знал, Барышев, что ты такой философ.

– А ты думаешь, что иметь мозги – твоя привилегия? Всякий дурак иногда бывает очень мудрым. Так что ты дурить кончай. Пойдем в коттедж, представители власти уже убрались со своим трофеем, завтра с утра и мы двинемся. Отдохнули, нечего сказать.