Текст книги "Кен"

Автор книги: Наталья Андреева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Наталья Андреева
Кен

Спортивные термины, употребляемые в тексте

Гейм – игра.

Сет – партия.

Бол – в русском варианте – «мяч».

Сет – бол – выигрышный мяч сета.

Матч-бол – выигрышный мяч матча.

Брейк-пойнт – переломный момент гейма, когда появляется возможность взять подачу соперника.

Тай-брейк – играется решающий тринадцатый гейм при равном счете (6:6).

Матч второго круга

«Это лучший матч в моей жизни. Лучший матч. Лучший матч…»

И так до бесконечности, все полтора часа. Только бешеная гонка по корту, краткий восторг после особенно удачного удара и черное отчаяние после крика «аут», только чудовищное напряжение воли и всех до единой мышц, только каторжный труд, который для всех прочих зрелище, и больше в этом действе нет ничего, ни единой мысли, ни единого чувства. Думать некогда, рассуждать некогда, чувствовать – излишняя роскошь. Все происходит автоматически и так же автоматически резонирует в голове: «Я играю лучший матч в моей жизни».

Она жалела только об одном: ну почему это происходит не в одном из матчей Большого шлема, не в полуфинале, и не в финале крупного турнира, и не в борьбе за огромный денежный приз? Ведь всего раз в жизни получается так, что на твоей стороне все: и удача, и трос, срикошетив от которого мяч улетает на сторону противника, и судьи, которые точно фиксируют попадание в линию, и собственное тело, которое начало вдруг слушаться и сделалось удивительно ловким и сильным. И все это в каком-то заурядном матче второго круга, при полупустых трибунах!

Одна радость, что соперница досталась на редкость сильная. Из тех, сеяных, первой десятки. Раньше она проигрывала таким почти без боя. Не из-за погрешностей техники, а из обычного человеческого страха. И тогда исход матча был заранее предрешен. Сегодня вышла на корт с одной только мыслью: достойно проиграть. Вокруг свои, русские, они не надеются на победу соотечественницы над знаменитой звездой, но все равно радуются каждому выигранному тобой очку.

И первый сет тянулся долго. Она знала, что должна выиграть. Это уж само собой. Восходящая звезда женского тенниса, цепкая, атлетичная, моложе соперницы на целых восемь лет, да и русская, упорствующая по ту сторону сетки, всегда отличалась завидным постоянством: выигрывала у тех, кто ниже по рейтингу, в крайнем случае у наиболее близких из вышестоящих. Без борьбы проигрывала звездам и крепким игрокам второй, третьей и даже четвертой десятки. Ей уже двадцать семь, этой русской. Закат карьеры. Но почему тогда так тяжело складывается первый сет?

А она даже не поняла, каким образом удалось его выиграть. Только на тай-брейке вдруг догадалась: это он. Тот самый единственный в жизни звездный миг, который и не требует особых усилий. Просто она рано или поздно приходит – ее величество Удача. И тут она дала себе волю. Била по мячу так, словно это не только самый лучший в ее жизни матч, но и самый последний. Восходящая звезда по ту сторону сетки заметалась, забегала быстрее. Она видела загнанные глаза юной звезды, ее отчаяние и слезы. Даже жалость пришла к этой симпатичной девушке, которая, в сущности, делала то же, что и всегда. Только после того как, очередной раз попав в трос, мяч перевалился не на сторону русской, а к ней, она тоже поняла – это судьба.

И с первого же матч-бола все было решено. Трибуны взревели, журналисты, которые сбежались, почуяв назревающую сенсацию, тут же ринулись рвать на части неожиданную триумфаторшу. Действительно, красивая была игра. Для души, а не на результат. Ибо какие могут быть результаты, когда тебе уже двадцать семь? И позади не самая блестящая теннисная карьера. Но зрители ценят такие зрелищные матчи. И они рванули к победительнице – брать автографы, посмотреть вблизи на ту, кто сегодня играла, как настоящая звезда.

А она, вытирая полотенцем потное лицо, могла думать теперь только об одном: «С чего вдруг такой подарок?» Не заслужила. Как всегда, не изнуряла себя длительными тренировками, не соблюдала режима, не далее как вчера отправила в отставку последнего бой-френда, не обращая внимания на его отчаяние, поругалась с лучшей подругой. Так за что вдруг?

Хотелось задержаться, обдумать все, вспомнить, что могло быть причиной и какое может оказаться следствие из всего, что только что произошло. Но ее ждала послематчевая пресс-конференция, ждали зрители, обрадованные сенсацией, ждали журналисты, довольные тем, что вот сподобились присутствовать. Будь она лет на семь моложе, уже поспешили бы провозгласить восходящей звездой и раструбить по всем газетам, что видели лично ее второе рождение. Но она-то прекрасно понимала, что все произошедшее на корте – случайность. Только вот понять бы: «За что?»

Она шагнула в толпу обреченно, отдав себя на растерзание всем этим людям. Иметь личную охрану ей не позволял далеко не звездный статус. Пришлось принять на собственные плечи эту людскую массу, и толпа сдавила, окружила кольцом. Руки с блокнотами, с фотографиями, просто с листками. Схватив чью-то ручку, она поспешно чиркала по всему, что подсовывали. Короткие вспышки фотоаппаратов на миг ослепляли, и в глазах ее плясали цветные зайчики. Усталость, краткая слепота и боль, пришедшая наконец в измученное тело. Поэтому она подумала, что знакомое лицо в толпе только почудилось. И глаза, в которых читалось совсем другое выражение, почудились тоже. Выражение обреченности, то же, что и у проигравшей звезды. Это судьба.

Уже чувствуя, как что-то острое вдруг больно впилось в сердце, она за несколько секунд успела вспомнить и понять все. Откуда этот неожиданный подарок, чьи это глаза, и почему так остро запахло вдруг одеколоном «Саша». Тем дешевым запахом из детства, который ворвался вдруг на террасу, наполненную ароматом июньских цветов. И этот опрокинутый флакон, и ветки махровой густо-бордовой сирени, и его необыкновенные глаза – все вспыхнуло, закружилось разноцветным, рассыпающим огненные брызги колесом и – угасло.

А в толпе вдруг кто-то пронзительно закричал, люди отхлынули, сминая друг друга, и в кольце сдавленных вздохов, потных тел и спаявшего всех ужаса осталось лежать стройное женское тело, подставив сотням взглядов спину с торчащим в ней ножом.

– Зарезали! – взвизгнула какая-то женщина.

– Мамочки!

– Милиция!

И тут же вспышки фотоаппаратов в руках быстро пришедших в себя репортеров.

В поднявшейся суете невозможно было что-нибудь разобрать. Возникшая в толпе паника швыряла ее из одной стороны в другую, мешая людям расцепиться и броситься врассыпную. Представителям власти не сразу удалось пробиться через этот плотный ком людских тел и выяснить, что же случилось. Зрители были охвачены ужасом, и долго потом никто не мог сообразить, как же все произошло. Только через час кто-то из стоящих совсем близко к убитой в тот момент, когда она покачнулась и начала оседать на землю, вспомнил вдруг, что мертвеющие губы прошептали: – Шурик.

ПЕРВЫЙ СЕТ
Гейм первый
15: 0

Ксения едва не плакала, чувствуя, как ее ответы падают по ту сторону сетки легко берущимися мячами, возвращаясь обратно высокими свечками, за которыми она бежала, бежала, но никак не могла догнать. Свечки падали точно под заднюю линию и невидимый судья тут же засчитывал противнику еще одно выигранное очко. Сама Ксения Вишнякова в теннис не играла. При ее невысоком росте, нескольких лишних килограммах веса и вялом характере это выглядело бы нелепо. К тому же Ксения была девушкой доброй. Она не могла как следует разозлиться на человека, даже если он сделал ей очень больно. И, выигрывая, тут же начинала жалеть своего противника. А жалея, начинала ему подыгрывать. Поэтому играть с ней было легко, но скучно. Хотя в свое время лучшая подруга пыталась обучить Ксению азам тенниса и хоть как-то приобщить к спорту. Но потом, разозлившись, махнула рукой:

– Бесполезно. Ни физических данных, ни реакции, ни элементарного желания хоть чему-то научиться. Твое место на трибуне. Иди с глаз моих.

Ксения послушно кивнула и охотно обосновалась там, на указанной трибуне. Тем более что она очень любила эту игру. Не участвовать (упаси Боже!), просто смотреть. Напряжение поединка, его красота и мудрость захватывали мгновенно. Не умея сделать ни одного удара по мячу, Ксения тем не менее знала их все. За несколько лет, проведенных на трибуне, она научилась не только разбираться в игре, но и мыслить ее терминами. Вот и сейчас, разговаривая со следователем, мысленно вела счет и записывала себе проигранные очки. Когда играла Евгения, все выглядело иначе. Если не на корте, то в жизни.

– Вы работаете?

– Нет. – (15: О).

– Учитесь?

– Нет. – (30: 0).

– На что же вы тогда живете?

И сразу 40: 0 не в ее пользу.

– Вам давала деньги Евгения Князева, так? Следовательно, вы были заинтересованы в ее смерти?

Все, проигранный с сухим счетом гейм. Хотя как она, невысокая, страшно робкая Ксения Вишнякова, могла убить свою лучшую подругу, девушку крупную, спортивную и ростом под метр восемьдесят? И пришлось набраться сил, зажмуриться и ударить наконец по мячу, перебросив его на ту сторону сетки:

– Послушайте, зачем же мне ее убивать, если она давала мне деньги?

Неужели попала? Ну надо же, взял! Потому что на свет Божий появляется эта нелепая бумажка, обычный тетрадный листок, исписанный крупным почерком Евгении Князевой. Ксения была уверена в том, что этот листок давно уже уничтожен. Потому что Женя и не собиралась умирать. А следователь кладет его на стол:

–Вам это знакомо, Ксения Максимовна?

Что делать? Что делать? Неужели из-за этой бумажки, из-за глупой шутки ее сейчас заберут в тюрьму?!

– Вы меня заберете, да? – прошептала она.

– Куда?

– В эту… В камеру.

– Ну, на основании этого документа санкции на содержание вас под стражей никто не даст. Материальная заинтересованность, конечно, мотив веский. Но вы же не одна упомянуты в завещании покойной. Кстати, что это за чепуха? Не похоже на серьезный документ. Поясните.

И она начала отыгрываться. Быстренько, пока следователь не опомнился и не начал опять свои коварные удары в те слабые места, за которые Ксения особенно боялась. Бегала она плохо и соображала медленно. «Реакции никакой», – как обычно говорила Женя, отбирая у подруги ракетку. Но противника можно и запутать, если говорить торопливо, бессвязно и в слезах. Так, как она сейчас:

– Видите ли, это была шутка. Собралась небольшая компания, одноклассники мои и Жени. Мы с ней вместе учились. Вспомнили вдруг, что в этот день, год назад, погиб один парень. Тоже из нашего класса. Разбился на машине. Представляете? Такой молодой! Ну, мы и выпили немного. Совсем чуть-чуть. И получилось так, что разговор зашел о смерти. О преждевременной смерти. Ну там трагический случай или автокатастрофа. Самолеты тоже падают иногда. А Евгения много летала. И вообще ездила. И она вдруг в шутку вспомнила, что завещания-то у нее нет. А с матерью… Не хочу об этом говорить. И Женя тут же написала эту бумажку. В шутку. А одноклассники тоже в шутку ее заверили. Видите, сколько здесь подписей?

Ксения пододвинула тетрадный листок к себе. Ну кто примет всерьез такую чепуху?

«Я, Князева Евгения Николаевна, находясь в здравом уме и твердой памяти, хотя и после выпитого бокала вина, торжественно заверяю: на мой рассудок это никак не повлияло. После ста граммов напитка крепостью в девять градусов я нахожусь все в том же здравом уме, который и подвигнул меня сделать следующие распоряжения на случай моей преждевременной смерти.

Все мое имущество я в равных долях завещаю моей подруге Черри и тому из Шуриков, который меня любил больше всех. Не факт, что это был последний. Ищи, Черри, ибо только при этом условии ты получишь наследство, а оно тебе ох как необходимо!

Для несведущих поясняю: Черри – это Ксения Вишнякова, иначе Вишенка, как мы все ее звали в школе. А Шурики – это мои бой-френды, которые клялись в неземной любви попеременно на протяжении всех лет моей теннисной карьеры. И, надеюсь, еще будут клясться. Если же они все в состоянии доказать, что любили меня одинаково сильно, то мое недвижимое имущество следует продать, сделать денежнокупюрнодвижимым и поделить на всех Шуриков сразу. Поняла, Черри?

В целом же все это шутка, ибо я собираюсь жить долго, и если не счастливо, то обеспеченно. А последнее и гарантирует то постоянство, которого, увы, не хватает простому человеческому счастью. Проверено и заверено:

Евгения Князева».

Далее стоял размашистый автограф и несколько подписей, подтверждающих, что завещание было написано в присутствии многих свидетелей. Все было бы ничего, если бы один из одноклассников не работал в нотариальной конторе. И на следующий день, так же шутки ради, он взял с собой злосчастную бумажку и ее заверил. Мол, самое смешное из всех завещаний, которые приходилось составлять. В нотариальной конторе тоже посмеялись, но дело сделали. Бумажку Женя сунула в сейф, тотчас о ней забыв. И теперь несчастная Ксения сидела и оправдывалась. А следователь забрал завещание назад и спросил:

– Сколько у Евгении Князевой было денег?

– Не знаю, – честно ответила Ксения. – Меня это не интересовало.

– А что за недвижимость?

– Трехкомнатная квартира почти в центре Москвы, евроремонт, улучшенная планировка.

– Ого! А машина?

– Две. «Тойота КАУ– 4» и какое-то «пежо». Да, еще гараж. На две машины. Рядом с домом. И дача.

– Она так много зарабатывала?

– Ну…

– А прямые наследники? Братья, сестры?

– Нет, она одна. Отец умер несколько лет назад от инфаркта, а мать… Она намного моложе Жениного отца, очень красивая женщина. Бывшая манекенщица. Ездила с Женей по турнирам. Ездила, ездила, и… вышла замуж. За очень богатого человека. Миллионера. Она живет за границей, в Швеции или в Швейцарии. Нет, в Италии! Сама не соображаю, что говорю!

По ту сторону сетки мощное движение к мячу. Бац!

– Значит, наследство оспаривать некому? Не думаю, что эта богатая дамочка примчится сюда, чтобы судиться с вами и каким-то Шуриком.

– Да я бы сама ей все отдала!

– А вот тут написано… Кстати, почему Черри?

Ксения скромно опустила глаза. Карие, круглые, похожие на две перезрелые вишенки, налившиеся густым, сладким соком. Два листочка ресниц – нижний и верхний – почти одинаковы по длине. Гладкие темные волосы коротко острижены, лицо почти круглое, а маленький ротик напоминает все ту же спелую ягодку. Черри. Вишенка.

– Моя фамилия Вишнякова. В школе, еще во втором классе, прозвали Вишенкой. Так и пошло. А Женя… Она очень много ездила по турнирам. Много времени проводила за границей. Английский был для нее почти родным языком. Она единственная вместо Вишенки употребляла Черри. Шутка.

– Что, с чувством юмора у Князевой было все в порядке? Судя по манере изложения, да. Кстати, а как ее в школе звали?

– Зачем это вам?

– Девушка, мы следствие ведем. Черри! – хмыкнул следователь.

– Ну и что? Женя уже в старших классах начала много ездить по турнирам. Правда, тогда это было сложно. Ну, больше десяти лет назад. А в классе ее звали Ферзя.

– Какая еще Ферзя? Почему Ферзя?

– Потому. Пробовали звать Княжной. Как и меня, по фамилии. Но не вязалось как-то. Не шло. Она была очень высокая, выше всех девочек и даже некоторых мальчиков. Потом только, достигнув почти ста восьмидесяти сантиметров, ее рост вдруг остановился. А сначала она словно возвышалась надо всеми. И в любой компании была стержнем. Главная фигура на доске. И кто-то из наших мальчиков-очкариков ляпнул: Ферзя. И, знаете, прижилось.

– Ну а почему она упоминает вашу чрезвычайную заинтересованность в наследстве, а, Черри?

– Не надо, – тихо попросила Ксения. – Не зовите так.

– Простите, сорвалось. Уж очень вам идет. Так на что вы все-таки живете?

– Ни на что. Я была замужем. Три года назад. Мы разошлись. И…

– Жить негде, да?

– Почему? При разводе мне доспалась комната в коммуналке.

– А вашему мужу?

– Отдельная однокомнатная квартира.

– Эх вы! – Ксения почувствовала, как с его губ едва не сорвалось ироничное: «Черри!» И она опять поспешила с ударом:

– Вы не думайте! У меня все есть. И я могу работать.

– Кем? У вас есть образование?

– Нет. Я готовить умею. Хорошо.

– Как же вы жили до сих пор?

– Сначала я была замужем.

– Понятно. А потом стали ездить за Князевой по турнирам. А если бы не она?

– Не знаю, – честно ответила Ксения и почувствовала, что окончательно проиграла.

Она знала это чувство. Когда у Жени не шла игра, понимала это сразу. И с ужасом считала проигранные геймы. Потому что больше всего на свете Женя Князева не любила догонять. Она могла выиграть только в том случае, если с самого начала уверенно повела в счете. А если проиграла один гейм, другой, третий, то уже с легкостью сдавала сет. Чтобы скорее начать все сначала уже во втором. На корте Женя не была бойцом. Не то что в жизни. Хотя в жизни этой ей и так все давалось слишком легко. Богатые родители, единственный ребенок в семье, на образование и развитие которого мама и папа не жалели никаких средств. Теннис всегда был дорогим удовольствием. Может быть, если бы все вложенные в Женечку силы и средства достались кому-то другому, на теннисном небосклоне вспыхнула бы настоящая звезда. Без сомнения, у Евгении Князевой был талант. Но она не в силах была удержаться даже в третьей десятке, не говоря о чем-то большем.

– Почему? – словно в ответ на свои грустные мысли услышала Ксения.

– Что «почему»?

– Почему она так мало добилась? А?

– Спросите у специалистов, – вяло отмахнулась Ксения.

Она уже устала. Матч сдан. Игроки не равны друг другу по классу. Трудно защищаться, если тебе не дали даже времени обдумать тактику. Женю убили несколько часов назад, а Ксения, естественно, была среди зрителей, несмотря на вчерашнюю бурную ссору. И вцепились первым делом в нее. Привезли на квартиру убитой подруги, чтобы в присутствии Ксении все осмотреть. У нее был свой собственный ключ. Потому что как не признаться в том, что жила Ксения не в своей комнате, среди агрессивных соседей по коммуналке, а в трехкомнатной квартире усвоей подруги. Хотя вчера вечером все же собрала, некоторые свои вещи и уехала ночевать на другой конец города. Чтобы не вернуться уже никогда. И все-таки Ксения сказала ту фразу, которой всегда объясняла любые неудачи подруги:

– Она слишком любила себя.

15: 15

Ксения так надеялась, что после этого ее отпустят. Она всего лишь слабое, безвольное существо. Вчера вечером хлопнула дверью, а сегодня как ни в чем не бывало пришла на матч. В самом деле, как жить и на что жить? Условия, выдвинутые Женей, были неприемлемы, но еще более ужасным казалось расстаться с ней. Ксения поняла это утром, проснувшись не в той постели, в которой привыкла просыпаться. Сначала ей показалось, что за стеной слышится музыка. Женя начинала свой день с разминки и будила подругу громкими, бравурными мелодиями, под которые предпочитала терзать свое тело. На этот раз музыка была громкая, даже слишком громкая, да не та. Уже окончательно проснувшись, Ксения поняла, что это пьяница сосед начинает свой день тоже с разминки: легкого скандала с женой, толстой, заплаканной теткой. По вечерам скандалы были плотными, словно хороший, сытный ужин. С битьем посуды, обильными возлияниями и ко всему прочему сильно присолены непечатными словами обеих сражающихся сторон.

Сегодня утром ссору заглушал модный шлягер, и сосед был настроен в общем-то добродушно. Он только шуганул с кухни несчастную бабульку из третьей, самой маленькой комнатки, пришедшую сварить на завтрак яйцо в облупившейся эмалированной миске. А на появление в кухне самой Ксении протянул удивленно:

– Тю-ю! А это еще что за фря?

– Как вам не стыдно! – сказала Ксения ту самую банальную фразу, которая если и приносит в таких случаях результат, то весьма плачевный.

Вот и сейчас сосед хрюкнул насмешливо и рванул на груди грязную тельняшку:

– Ска-а-ажите пжалуйста! Ты когда здеся последний раз появлялась-то, кукла? Мы с Танькой выпишем тебя отсель на… С тем, что дома по полгода не живешь. Правда, Та-аню-ша?

Совершенно неожиданно толстая Танюша поддержала своего алкаша мужа. Ксения не ожидала, что женщина, еще вчера вечером получившая кулаком в глаз, сегодня утром будет поддакивать своему кормильцу, дабы дотянуть в мире и согласии хотя бы до вечера. Но соседка выступила внушительно:

– Замок надо бы сменить, Константин. А то мало того что сама вернулась, так и хахаля какого-нибудь приведет. Шлюха!

Уже на пару они освистали Ксению, так и не нашедшую подходящих ответных слов. И она не выдержала. Сбежала, вспомнив, что у Жени сегодня матч второго круга. Ксении едва хватило денег на билет. Раньше она всегда проходила на стадион вместе с подругой, а сегодня, заглянув в кошелек, с ужасом поняла, что даже пообедать не на что. Оказывается, прежде чем хлопать дверью, надо хорошенько пошарить в собственных карманах. Бедность, конечно, не порок, зато именно из нее берут начало многие пороки. Потому что, попав сегодня снова в квартиру Евгении, Ксения первым делом сказала следователю, что должна проверить, на месте ли ее собственные вещи. И под этим благовидным предлогом взяла из шкафчика несколько зеленых бумажек. Теперь ей показалось, что и без всякого обеда желудку стало теплее.

– Можно мне здесь остаться? – спросила она у следователя.

– Что ж, по закону здесь все равно половина вашего. Не положено, конечно, до вступления в права наследования, но… Если мать Евгении Князевой не будет оспаривать завещание… Выселить вас отсюда никто не может. Квартира эта – частная собственность. Одна только неясность: с этими Шуриками.

«Вот мы и дошли до сути», – подумала Ксения. И тут же пропустила такой мяч, за которым и бежать-то не стоило. Прицельно и без шансов.

– Кто такой Шурик?

– Который? – только очень тихо переспросила она.

– Что значит «который»? – удивился следователь. – Их что, было несколько?

– Да.

– И все Шурики?

– Нет, их звали по-разному. Сашей, кажется, одного. Или двух.

– Объясните.

– Видите ли… – Ксения замялась. – Это не совсем прилично.

– Послушайте, Че… Ксения Максимовна. В прессе такой шум подняли, а вы мне тут о приличиях толкуете!

– Это ее личная жизнь. – Она хотела сказать «наша», но удержалась. – Это были ее бой-френды. Из всех мужских имен Женя предпочитала имя Саша. Ну, а так как она к ним относилась… Словом, обобщающим «Шурики» сказано все. Это были ее игрушки.

– Она что, была красавицей? – Следователь внимательным взглядом окинул стены комнаты. Прямо перед ним висел замечательный портрет. Карандашный набросок красавицы блондинки.

– Женя? – вздрогнула Ксения. – Нет, что вы. Это ее мать. А Женя была… Обычная. Фигура, конечно, хорошая. Спортсменка же. Но это опять-таки на чей вкус. Высокого роста, широкие плечи, узкие бедра, и везде мышцы, мышцы, мышцы… Ноги у нее только были необыкновенные. Длинные, красивые и какие-то… особые. Если матч транслировали по телевидению, в кадр всегда брали прежде всего ее ноги. Как они двигаются, как замирают на миг, а потом вдруг отрываются от земли и летят, летят… Рывок к мячу, эти гигантские полупрыжки, потом шаги, повороты. Это было что-то необыкновенное. Очень красиво.

– Откуда же они брались, эти Шурики?

– Из разных мест, – уклончиво ответила Ксения.

– Вы знали их всех?

– Нет, не всех. Троих. По порядку: Андрей, Саша и последний, Герман.

– И все Шурики?

– Ну, зачем так? В хорошем настроении она говорила «Саша».

– А в плохом?

– А в плохом они ей были не нужны.

– Сколько их было всего?

– Шесть, кажется.

– Кажется или точно?

– Да какое это имеет значение!

– Имеет. Один из свидетелей ясно слышал, как убитая перед смертью шепнула что-то похожее на «Шурик». Евгения узнала убийцу. Она увидела его в толпе.

– Не может быть! Никто из них…

Она осеклась вдруг, вспомнив, что это такое было для Жени. Эта сцена стояла у Ксении перед глазами еще вчера вечером, когда они с подругой отчаянно ругались. Лето, жара, раскаленный песок на пляже. Не юг, подмосковный санаторий, куда веселая компания бывших одноклассников отправилась отмечать пятилетнюю годовщину со дня окончания школы. У Жени единственной уже была не просто машина – иномарка. И сама она, высокая, спортивная, загорелая, выглядела роскошно. А рядом с ней очень красивый парень. Прямо-таки внешность на уровне лучших стандартов Голливуда. Бывшие одноклассницы Женечки косились на него, замирая. Сама же она все время держала парня при себе, прося подать то полотенце, то бутылку воды, то принести забытые в машине солнцезащитные очки. Он бегал, приносил, подавал, накрывал, мазал девушке спину и все время молчал и одинаково улыбался. Безразлично и словно все время находясь в кадре. А Женя Князева при всех сказала:

– Это? А, это Шурик. Я их всех так зову.

– А тот, в прошлом году… – неуверенно заикнулась одна их школьных подруг, толстая девица в закрытом купальнике. – По-моему, он был просто прелесть…

– Нет, этот лучше, – не стесняясь парня, сказала Женя. – Тот был блондин, а мне вдруг разонравились блондины. А впрочем, нет в мире совершенства…

И, вспомнив эту сцену вновь, Ксения с ужасом поняла, что любой из Шуриков вполне мог Женю убить. В частности, прямо там, на пляже. Но тогдашний брюнет этого почему-то не сделал. Как его звали? Нет, не вспомнить. Кажется, номер второй. Первого она не знала, третьего… Нет, только не это! Для самой Ксении все началось с этого третьего, будь он проклят!

Никто из них? Любой!

– Ксения Максимовна, может быть, вы напряжётесь и вспомните имена первых трех номеров?

– Я не могу, – сдавленно сказала она. – Не помню. Мне плохо…

– Ну, ну, успокойтесь! Выпейте воды! Вы зря волнуетесь. Вас никто и не подозревает.

– Почему? – прошептала она.

– Потому что перед матчем на мобильный телефон Евгении Князевой был звонок. Она разговаривала очень резко. И тренер слышал, как имя «Шурик» было упомянуто несколько раз. Ее убил мужчина, Ксения Максимовна. Один из…

Ксения поняла только, что ее саму в тюрьму сажать никто не собирается. Это было выигранное очко, не более.