Текст книги "Игра в детектив (СИ)"

Автор книги: Наталья Стадлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

   – Выглядишь эпатажно! В чем дело? Ждал тебя с новостями.

   – Сам сказал: действуй по обстоятельствам. А обстоятельства сложились так, что мне пришлось задержаться на ответственном задании, – отвечала я неохотно.

   – Что-то темнишь, Наташа. Как-то вяло звучит.

   – Не выспалась, мучилась всю ночь, решая уравнение с тремя неизвестными.

   – Ну не томи, каков результат вычислений? – сгорал от нетерпения Олег.

   – Боюсь, что разочарую вас, Холмс, уравнение равно нулю.

   – А поконкретнее? – не унимался дотошный сыщик.

   – Если конкретно, то смею заверить: женщины тут не при чем и алиби Костромского подтвердилось.

   – Значит, все-таки, результат не нулевой. А доказательства? Выкладывай! – добивался Олег.

   – Не терзай меня, пожалуйста. Сначала мне нужно выпить чашечку кофе.

   – Наталья Владимировна, мы все ждем с нетерпением доклада, чем закончился ваш следственный эксперимент, – включился в разговор Костромской, будто услышал с противоположной стороны стола, о чем мы говорили. И ехидно продолжал. – Мои, так называемые, сообщницы не вышли к завтраку. Надеюсь, они еще живы?

   Действительно, Татьяна Ивановна и Лариса отсутствовали. Немудрено, отсыпаются после бурной ночи. Когда я покидала кровать Пампушки, та лишь вздрогнула во сне, натянув на себя украденное мною одеяло, а ее крестная, скрюченная калачиком на другом краю кровати, развернулась поудобнее в освобожденном пространстве, продолжая спать в более комфортных условиях.

   – Смотри, все взоры устремлены на тебя в ожидании жареных фактов. От отчета не отвертеться, – заметил Олег.

   Мне пришлось рассказать о прошедшем визите, исключив некоторые подробности и, конечно, позорный факт из области извращений.

   История Ларисы не произвела особого впечатления, все слушатели остались разочарованными, лишь Костромской не скрывал своего удовлетворения.

   – А теперь я хочу знать всю правду. Мне необходима подробная информация, чтобы никто не ускользнул от возмездия, – прижал меня Олег после завтрака.

   – Честно сказать, меня тревожит твой яростный настрой. Вчера я уговаривала тебя заострить внимание на новых персонажах, сегодня, наоборот, ты пытаешь меня, будто я что-то скрываю. Все самое главное уже сказано. Что ты еще от меня хочешь? – в моем голосе прозвучала обида.

   Абисалон, наблюдавший за нашей размолвкой, (вот уж кому нельзя отказать в деликатности), по-отечески похлопал сына по плечу:

   – Ну, вы тут разбирайтесь без меня, пойду прилягу перед лекцией, только не ссорьтесь, прошу...

   – Не дождутся, отец!

   Я хотела тоже уйти, отдохнуть немного, но Олег попросил задержаться. Обняв за талию, вывел меня на террасу, усадил в кресло. Утреннее солнце слепило глаза, которые и без того закрывались от усталости. Опустив веки, наслаждаясь маломальской передышкой, я слушала в полудреме его рассуждения:

   – Странные существа, женщины. Порой эмоции, которые вами двигают, не поддаются никакой логике. В данном случае, ты не исключение, не обижайся. Я стараюсь изо всех сил тебе угодить, но не получается. Сама себе противоречишь: когда я хотел прекратить весь этот цирк, ты настаивала на обратном. Теперь – опять не так, когда по твоей же просьбе раскручиваю сюжет дальше! И реакция директоров за завтраком на твой трогательный рассказ подогрела меня дополнительно. По большому счету, им глубоко наплевать, как живут простые люди на свете, а вот уличить кого-нибудь в преступлении – это так увлекательно! С жиру бесятся! Ничего, скоро каждый из них получит свою порцию адреналина! Вот почему важны любые мелочи: зацепиться за них, завернуть в яркие фантики и преподнести, как конфетки «на золотом блюдечке с голубой каемочкой». Давно не выступал в зале суда. Хочу произвести фурор, в основном, на тебя. Ты слышишь, вообще, о чем я?

   Небольшая порция бальзама отогрела мне сердце, взбодрила спящую плоть и, выйдя из «комы», я изложила свои соображения, не забыв ввернуть для начала ответный комплимент:

   – Не кокетничай! Прекрасно знаешь, что произвел на меня неизгладимое впечатление уже при первой нашей встрече. Что касается твоих красочных обвинений: не стоит сгущать краски и забывать о том, что по своей профессиональной принадлежности ты не прокурор, а адвокат.

   – Не забывай, какую миссию на меня возложили. Я весьма польщен, так как преклоняюсь перед Шерлоком Холмсом и хочу блестяще завершить эту роль. И сегодня ночью тоже не сидел, сложа руки, а ты даже не спросила... Тебя совсем не интересуют мои успехи?

   Какой конфуз! Как я могла забыть! Эгоистка! Бессонная ночь была не только у меня. Однако Олег выглядел бодрячком. Как ему это удается? – хотелось задать вопрос, но, вспомнив постыдную сцену своего падения, я лишь покраснела от смущения. Олег понял меня привратно:

   – Понимаю, тебе стыдно, что ты забыла поинтересоваться... Так вот: по-моему, я напал на след личности, которая проникла в номер ныне покойной Веры Яковлевны и ее племянницы. Добыл кое-что, правда, не совсем конкретное, поэтому мне нужна твоя помощь, свежий взгляд. Еще мне необходимо для этого описать свои ночные похождения во всех подробностях, чтобы удостовериться, что двигался в правильном направлении. Не скрою, ваше мнение, Ватсон, небезразлично для меня, как и ваша реакция на вещественное доказательство, которое оказалось у меня в руках в результате моих исследований.

   – Вы и мёртвого уговорите, Холмс! Признаться, я растроган вашим доверием и тем, что вы нуждаетесь в моих советах. Хорошо, я вас слушаю внимательно. Надеюсь, рассказ будет увлекательным, иначе усну! – пригрозила я.

   – Я постараюсь вас не разочаровать и удивить своей находчивостью! – прозвучали слова, достойные Мюнхгаузена.

   Глава шестнадцатая

   Олег приступил к повествованию:

   – Для начала я отправился к стойке администратора посмотреть, возможно ли незаметно взять ключ от номера и таким же образом вернуть его обратно.

   – Ну, если в номер влез воришка, как предполагает Малыш, то ему совсем не обязательно было бы красть ключи. У работников этой сферы всегда наготове отмычки, – вставила я свои «пять копеек».

   – Схватываете на лету, Ватсон! Вот именно, вор так бы и поступил! Но, мы то идем от обратного – нам нужно выяснить, кому еще и зачем понадобилось проникать в чужое пространство. Итак, я устроился в фойе, несколько в стороне от посторонних глаз – в кресле за пальмой. Листая газеты и журналы, наблюдал за происходящим. Время от времени подходили приезжие с чемоданами, опоздавшие к утреннему заезду, брали ключи, заселялись в номера или отъезжающие сдавали ключи, покидая отель. Процедура начинала меня постепенно раздражать. Прошло около часа, но подходящий момент так и не наступал. Раздосадованный тем, что придется еще долго торчать здесь, теряя драгоценное время, я вышел на свежий воздух и уже с улицы через стеклянную витрину фасада следил за дежурным администратором. Не прошло и десяти минут, как он отлучился в момент, свободный от посетителей, и быстро вернулся со стаканом в руке. Тем не менее, за это время можно было спокойно снять ключ со стенки и скрыться.

   – Не убедительно, – опять вмешалась я. – Чтобы вахтер, вернувшись, не заметил пропажу?

   – Он даже не взглянул на стену, а поспешно уселся за свою стойку и принялся наслаждаться напитком, пока ему никто не мешал.

   – Откуда ты знаешь? Тебе так хорошо было видно? – не поверила я.

   – Кофе или чай он себе притащил, признаюсь, не разглядел, – отшутился Олег. – Согласен с тобой. Если бы он окинул наметанным глазом доску с ключами, то и заметил бы среди множества ключей одно пустое место. Но в том то все и дело, что он смотрел только себе под ноги и на свой стакан, чтобы не расплескать его содержимое. Не будем обвинять его в халатности и нам ничто человеческое не чуждо! В общем, я убедился в том, что при желании любой человек мог бы совершить такой трюк, как снять ключ, а потом в подходящий момент повесить обратно. После я зашел к тебе, не терпелось обсудить мои умозаключения с Ватсоном, но застал Клавдию Петровну в одиночестве. Далее я поднялся на второй этаж. По пути моего следования мне никто не встретился, добропорядочные граждане уже спали. Передвигаясь в полумраке по коридору, прислушиваясь к шорохам и звукам за закрытыми дверями, я пытался в чем-нибудь уличить не спящих обитателей гостиницы, но ничего интересного уловить не удалось. Я шел на свет, который маячил впереди – это был пост дежурной по этажу. Вот кто может мне помочь! Вдруг повезет, и она расскажет нечто важное. К примеру, скучающие старушки на лавочках во дворах, иногда замечают такие детали, которые порой ускользают и от профессиональных ищеек. Я подошел поближе. Интеллигентная женщина пенсионного возраста вовсе не была похожа на старушку, при свете настольной лампы без очков читала книгу, которую тут же отложила, заметив мою персону. Затем измерила меня враждебным взглядом, и я понял, что даме уже кто-то испортил настроение и душевной беседы не получится.

   – Добрый вечер! Извините, хотел с вами поговорить, но, вы, кажется, не в духе? – поинтересовался я с сочувствием в голосе.

   – Скорее доброй ночи, молодой человек! Так что вам угодно? Что-то я раньше вас здесь не видела. Откуда вы? – строго спросила дежурная.

   – Да, вы правы, – проживаю этажом ниже в сто двенадцатом номере. Не хотите ли вы сказать, что никто не может пройти здесь по коридору незамеченным вами?

   – Я пока на зрение и на слух не жалуюсь. Знаете, в наше время, конечно, даже и на мою должность лучше какую-нибудь молодую безответственную девицу возьмут, а с нашей старой гвардией не больно-то церемонятся. Поэтому своим местом дорожу, мимо меня и мышь не проскочит!

   – А у меня другая информация: некто проник в опечатанный номер, и это произошло, как раз, в ваше дежурство. Не так ли? – спросил я наугад.

   – Послушайте, оставьте меня в покое! Мне лишние неприятности не нужны, меня и так сегодня целый день пытали, то один охранник, то другой, и вы туда же. Вы, собственно, кто такой? Предъявите документы, пожалуйста!

   Я развернул свое удостоверение, которое произвело на женщину магическое впечатление, и она сразу сменила тон:

   – Понимаете... люди постоянно передвигаются с этажа на этаж, проходят и по нашему коридору, лица меняются – одни уезжают, другие заезжают. У нас престижная гостиница, а не дом престарелых... Могла, что и пропустить. Вы уж заступитесь за меня перед начальством.

   – В этом нет необходимости, вам нечего бояться. Можете быть со мной совершенно откровенны. Повторяю свой вопрос: мог кто-то здесь по коридору пройти мимо вас незамеченным?

   – Практически, нет. Я всегда на чеку... Теоретически...я не знаю...

   – Как изволите вас понимать? – удивился я.

   – Я, ведь, тоже человек...– женщина смутилась, – могла и отлучиться... ну вы понимаете?... в туалет.

   – Или вздремнули немного, когда все постояльцы уже угомонились, да?

   – Нет, нет, что вы, что вы... У нас с этим делом строго, за это и уволить могут.

   – Но, ведь, кто-то же проник в номер, а потом ему и выйти из него надо было. А вы ничего не видели, не слышали ни до, ни после. Как такое может быть?

   – Не знаю... – женщина чуть не плакала. Я чувствовал, что она что-то, все-таки, знает. Что-то, что не воспринимает, как стоящую для кого-либо информацию.

   – Не расстраивайтесь, с каждым может случиться. Постарайтесь вспомнить, может, вы видели что-то, просто не придали этому значения? Прошу вас, напрягите свою память, пожалуйста. Не заметили ли вы кого-нибудь прошлой ночью? Это очень важно.

   – И зачем мне ее напрягать? С памятью у меня тоже все в порядке. Так и передайте, кому следует. А по ночам у нас здесь только один чудик гуляет.

   – Какой такой чудик? – воодушевился я.

   – Странный такой человек: высокий, волосы длинные, в джинсах-клеш, такие лет двадцать тому назад носили, на хиппи похож или на бомжа... и всегда пьян. Только придраться не к чему – тихий, не скандалит. Живет вторую неделю и всегда, как по часам, выходит за полночь. Прямо «Вечера на хуторе близ Диканьки»... жуть... Я как увидела его впервые, испугалась и сразу же сигнализировала «наверх». Меня успокоили, сказали, он художник. А то, что в нетрезвом виде, так известно, у этой братии обычное состояние – способствует творческому процессу. Если не буянит, не реагировать. Вот я и выполняю распоряжение – не реагирую.

   – А к кому он... в какой номер он заходил, вы заметили?

   – В том-то и дело, что ни к кому! Он появляется с ближней лестницы, проходит медленно по коридору, озираясь по сторонам, и уходит на дальнюю лестницу. А там, куда уж он идет, к себе или еще куда, не знаю. Еще что интересно, лифтом никогда не пользуется, бродяга. Не боится же в пьяном виде со ступенек упасть. Хотя... пьяному и море по колено.

   – Откуда вы знаете? Лифта с вашего места не видно, ни в дальнем, ни в ближнем крыле.

   – Это правда, лифты находятся в нишах за углами, на предлестничных площадках. Их не видно, но... слышно ближний лифт, когда у него открываются или закрываются двери.

   – Значит, войти в ближний лифт или выйти из него незамеченным невозможно, а вот пройти незаметно по коридору в ночное время суток при слабом дежурном освещении можно? – Нет, нельзя. – Ну а как же тогда проникновение в опечатанный номер?

   – Я же вам уже сказала: практически невозможно, но теоретически...

   – А опечатанный номер находится, как раз, ближе к дальней лестнице, откуда и я поднялся, однако, вы меня не сразу заметили.

   – Почему вы так решили?

   – Книгу спрятали только тогда, когда я подошел к вам поближе.

   – Увлеклась... От вас ничего не скроешь... – расстроилась дежурная.

   – Должность обязывает. Но вы не переживайте, я вас не выдам. Мне ли не знать, что у каждого человека есть свои маленькие слабости. Объявляю вам благодарность. Спасибо огромное, очень помогли. Такие сотрудники, как вы, на вес золота! Так и передам.

   Женщина расцвела:

   – Вам спасибо, обращайтесь, чем смогу... – и вдруг перешла на шепот. – Ах... смотрите. Вот и он, явился в час назначенный.

   В коридоре показался длинноволосый мужчина: взглянув, мельком на нас, он стал, не спеша, удаляться в сторону дальней лестницы. На ловца, как говориться, и зверь бежит – подумал я и, быстро распрощавшись с дежурной, поспешил за ним, будучи почти уверен, что напал на нужный след. Меня таки распирал кураж, веришь, Наташа?

   – Верю, – ответила я. – Мне тоже этой ночью показалось, что я на верном пути, но... увы... Скорее всего, этот художник оказался обычным лунатиком или непризнанным гением, который мечтает прославиться, как только ему удастся найти и запечатлеть нужный ему сюжет. Вливает в себя приличную порцию спиртного и, взбудоражив свое воображение, выходит в полутьме на поиски неуловимой музы, а потом до утра творит очередные шедевры.

   – Ты близка к истине. Слушай, что было дальше: я настиг его со спины, закрыв ему руками глаза. Почему я это сделал? Объясняю – проверить его реакцию. Обычные люди в такой момент просто пугаются от неожиданности. Но если человеку есть, что скрывать, он всегда наготове и в экстремальной ситуации сохраняет хладнокровие, чтобы себя не выдать. Вспомни наших знаменитых разведчиков.

   – Так это же специально обученные люди, Олег! Что ты сравниваешь!

   – Подожди. Без ложной скромности, скажу, что испытал подобное на себе. Однажды в детстве нашалил изрядно и все время находился настороже, что родители вот-вот узнают о моей провинности, и был готов каждую минуту достойно принять наказание. В это время одному из моих недругов из соседнего двора захотелось меня напугать. Он подошел ко мне со спины в темной подворотне и, аналогично, закрыл мои глаза своими руками. Потом очень удивился, что я не закричал и даже не вздрогнул от страха. С тех пор я слыл среди местных мальчишек храбрецом, и никто не смел меня больше обижать.

   – Послушай, Олег, я давно поняла, что у тебя масса достоинств! Можно без лирических отступлений? С какой целью ты испытываешь мое терпение, в чем подвох?

   – Да, с терпением у тебя слабовато. А ведь, прежде чем докопаться до сути, приходится иной раз просчитывать множество ходов, прокручивать в уме различные комбинации, переставляя фигуры с места на место – это, как в шахматной игре...

   – Надеюсь, про шахматы мы поговорим в другой раз, – остановила я Олега, который, ухмыльнувшись, тут же перестроился на прежнюю тему:

   – Так вот, художник ничуть не испугался. Слегка покачиваясь, он развернулся и на меня повеяло запахом алкоголя.

   – Вы меня, верно, с кем-то спутали, – угрюмо произнес незнакомец. Небрежность в одежде, жирные волосы, слипшиеся в сосульки, небритое лицо, тусклый взгляд – все это подчеркивало состояние нездорового человека.

   – Возможно и так, – ответил я пространно.

   – Что значит, возможно? – рассердился больной. – Не злите меня. Разве вы не видите, я в расстройстве духа.

   – Думаю, немного спиртного поможет вам прийти в себя, – посоветовал я.

   – Хорошо бы. Только у меня не осталось ни капли.

   Сожалея, пьяница развел руками и поплелся дальше.

   – Разрешите вам помочь! – предложил я ему вслед.

   – Вы не можете помочь бедному художнику! – ответил он мне на ходу.

   – Вы художник? Тем более, я смогу вас поддержать.

   Бедолага остановился и спросил:

   – Вы смеетесь?

   – Отнюдь. Если сможете нарисовать быстро мой портрет, как это делают уличные художники карандашом или мелками, мне все равно, я смогу вас также быстро отблагодарить, и вы поправите свое здоровье. Не самое оригинальное решение проблемы для человека вашей профессии, зато эффективное. Не правда ли?

   Художник посмотрел на меня уже с интересом и предложил подняться к нему в номер на третий этаж.

   Дешевый номер, который он занимал, был похож на маленькую мастерскую, где на стульях, стоявших в ряд вдоль стены, я увидел пару картин, написанных в стиле абстракционизма. Воздух в комнате был пропитан запахом красок и растворителя, к которым примешивалось что-то еще – ужасно неприятное, вроде несвежей закуски. Непроизвольно я подошел к окну и настежь открыл его, чуть не уронив стоящий рядом мольберт с закрепленным на нем холстом. Холст был пуст.

   – Осторожно! Вы не у себя дома. – буркнул художник, но, вспомнив об обещанном вознаграждении, смущенно добавил – Не обращайте внимание на беспорядок. И не потому, что сегодня неудачный день – хаос всегда сопутствует творческому процессу.

   Затем прикрепил к холсту чистый лист бумаги, взял в руки карандаш, усадил меня напротив и принялся за работу. Не прошло и пяти минут, как мастер не без гордости сообщил:

   – Ваш портрет готов! Сейчас я его вам покажу, а вы попробуйте воспринять его именно, как портрет.

   Лихо! Наверное, желание подлечиться придало еще большее ускорение процессу, – пронеслось в моей голове, и я взглянул на свое изображение. Признаюсь тебе, был обескуражен. Рисунок был выполнен несколькими штрихами: на овальном лице сидели прямоугольные глаза, нос в виде конуса, рот растянулся в треугольной улыбке, завершали композицию кубикообразные волосы. И все это геометрическое сооружение было чертовски похоже на меня – получилась удачная карикатура.

   – Оригинально, черт возьми! Впрочем, я себя таким и представлял, мне нравится!

   Но художник рассчитывал не только на мою похвалу, и я не заставил себя долго ждать: спустился в бар (слава богу, успел до закрытия!), купил бутылку виски и бутылку марочного вина. По дороге решил зайти за тобой. Подумал, что при виде такой очаровательной леди, художник будет более приветливым. Я постучался в номер, используя наш условный сигнал. Вместо прекрасной дамы выскочила разъяренная фурия в ночной сорочке. Клавдия Петровна отчитала меня по полной программе:

   – Что, счастливые часов не наблюдают? Вы знаете, сколько время?!

   – Догадываюсь, поэтому был уверен, что Наталья Владимировна уже вернулась.

   – Не будьте столь самоуверенны, кроме вас у нее есть и другие поклонники! Не знаю, где шляется ваша пассия!

   Я не успел извиниться за поздний визит, как передо мной захлопнулась дверь. Вежливость и такт – это не про твою соседку. Расстроенный поднялся наверх, где художник тоже пребывал в растрепанных чувствах, страдая от нетерпения или страха, что его надули. И, скорее всего, уже пожалел, что не увязался за мной. Но когда я доставил лекарство и водрузил его на стол, он даже присвистнул от такой неожиданной удачи:

   – Щедрый, вы, господин хороший! Может, еще что надо?

   – И ты, конечно, не отказался выпить с ним за плодотворное сотрудничество!

   торжественно произнесла я, с удовольствием отмечая в очередной раз параллели в поведении между собой и Холмсом.

   – Удивляться вашей смекалке, Ватсон, становиться для меня уже приятной привычкой! Надеюсь, сообразительность не подведет вас и в дальнейшем, потому как после демонстрации своей манеры подачи материала, меня терзали смутные сомнения, что этот художник тот, кто нам нужен.

   – А вам не приходила в голову мысль, господин сыщик, что он только выдает себя за художника, а на самом деле – обыкновенный вор.

   – А обстановка в комнате, а мой портрет, так просто и так точно изображающий меня? – возразил Олег.

   – Теперь настала моя очередь удивляться. Это же элементарно, Холмс! Картины – декорации. А вор – что не человек, не может быть талантливым? Представляешь, ты напал на след неуловимого вора по кличке «художник»! Я слышала, в воровской среде не только корявые псевдонимы бывают. Встречаются и «скрипачи», и «поэты», и даже свои «Эйнштейны»...

   – Эка, вы, масштабно мыслите! Откуда такая осведомленность, Ватсон! Кина насмотрелись? Ладно... Только, если бы я предъявил ему все мои подозрения, он выставил бы меня за дверь и оказался бы прав. Поэтому я пошел другим путем. Да, я не отказался от бокала вина, а вот мой компаньон начал с виски, после чего взбодрился, и его потянуло на размышления о высоком искусстве. В этот поздний час я узнал много нового о видах и известных всему миру представителях абстрактной живописи, об особенностях современного авангарда. Чем меньше виски оставалось в бутылке, тем больше распалялся художник. Он яростно оспаривал мнение тех критиков, которые смели утверждать, что абстракционизм – это беспредметное искусство и соглашался с другими, которые признавались в том, что все искусство – абстрактно, потому что никакая живопись не может рассчитывать на то, чтобы быть чем-то большим, нежели грубым резюме того, что видит художник. Я слушал его с видимым интересом, а сам размышлял, как мне подобраться к интересующей нас теме, как вызвать собеседника на откровенность. Чем можно подкупить творческую личность? Конечно же, заинтересованностью его творчеством! И я решил брать быка за рога:

   – Спасибо вам огромное за интересные факты из биографии великих. Я, конечно, видел работы Малевича, Кандинского, Гончаровой, но по роду своих занятий, естественно, не так хорошо разбираюсь в тонкостях живописного искусства, а в современном авангарде, признаюсь, абсолютный профан. Думаю, исключительно по этой причине, ваше имя остается неизвестным только таким дилетантам, как я. Так представьтесь же мне, наконец!

   Художник вздрогнул, наверное, представляя, как его фамилия могла бы достойно вписаться в перечисленный мною ряд, и от волнения произнес невнятно:

   – Я...кубов.

   – Кубов! Какая подходящая фамилия или это псевдоним? – спросил я.

   – Я-ку-бов! – повторил по слогам художник.

   – Не трудно запомнить. Кубов – гораздо проще, чем Треугольников.

   – Моя фамилия – Якубов, – развеселился художник, и я понял, что попал впросак.

   – Ах, Якубов! Простите...

   – Ничего, бывает... Хотя... Ваша идея с псевдонимом мне по душе. Кубов – от слова – кубизм. Пикассо – мой кумир...

   – Подождите, вы опять... речь сейчас не о Пабло. Как ваше имя?

   – Зовите меня просто Влад. С кем имею честь?

   – Олег, для вас просто Олег.

   Мы выпили за знакомство.

   – Так как вас занесло в эту гостиницу, Влад? По нынешним временам, поселиться здесь довольно дорогое удовольствие. Вы, наверное, поскромничали, назвавшись бедным художником?

   – Вот именно, в настоящее время творческой интеллигенции доступ в приличные места закрыт, не по карману. Я здесь по случаю. Сам из Питера. Погода там у нас в это время, в-основном, унылая. Давно хотел махнуть в эти края, да все как-то не получалось, а нынче и не мечтал вовсе... И тут на мою удачу один богатый клиент подвернулся! Впарил ему копию..., – тут Влад осекся:

   – Вы, часом, не из милиции? А на вид приличный человек – в живописи разбираетесь... Так ко мне уже сегодня приходили – случилось что-то: то ли ограбление, то ли убийство... Допрашивали меня... Ищут кого-то... Уж не вас ли?

   – Так вы определитесь, Влад, на кого я больше похож – на милиционера или на преступника?

   – А по мне, хоть, на черта, лишь бы прок был! Я тут поиздержался немного. Не подбросите ли деньжат? Нет, не поймите превратно, не милостыню прошу, заработать хочу честным трудом.

   – Хорошо, договорились. Считайте, гонорар у вас уже в кармане, если окажете мне еще одну услугу: так что вы ответили охране?

   – Хм... Вы, все-таки, из этих...

   – Нет, из тех... или из этих... но вам же все равно. Так вы видели кого-нибудь подозрительного прошлой ночью?

   – Да мало ли кого... Жизнь только ночью и начинается, во всяком случае, для меня, – опрометчиво признался художник.

   – Заметьте, не я это сказал. Обычные люди спят в это время.

   – Вы что меня подозреваете? – возмутился Влад.

   – Нет, я хотел сказать, что вы необычный человек, поэтому можете мне помочь.

   Если видели кого, то опишите его.

   – Да, может, мне показалось. Чего спьяну-то не померещиться. Зачем вводить органы в заблуждение, за это и схлопотать можно! Я и охранникам ничего не сказал. Оно мне надо?

   – Влад, хватит торговаться! Кому из нас сейчас нужны деньги? – я достал портмоне.

   – Ну... видел... Со спины и не с близкого расстояния, да и темно было... – замялся художник.

   – А нарисовать сможете?

   – Смогу. Только не уверен, что это вам поможет. Вы же видели мою работу. Абстрактный жанр подразумевает отказ от изображения реальных форм и вещей.

   – А вы попробуйте достичь максимальной узнаваемости, подчеркнув в абстрактной фигуре реальные штрихи, например: наклон головы, прическу, одежду... и т.д. Одним словом, что-то такое, характерное только для этого человека, за что можно зацепиться. Вот вам и подходящий случай – создать нечто свое, особенное.

   – Это сложно, – поразмыслив, ответил художник, намекая на то, что это будет стоить подороже, чем пара бутылок.

   – Да, бросьте, Якубов! Вы уже продемонстрировали мне свои способности. Художнику вашего уровня это вполне по плечу.

   – Сначала деньги, потом стулья! – подстраховался Влад.

   Я протянул ему сумму, от которой он не смог отказаться.

   И работа закипела. Влад отрабатывал по полной: в ход пошли краски, которые он наносил на пустой холст размашистыми мазками. Мне запретили приближаться к картине, покуда она не будет полностью готова, и я терпеливо ждал этого момента, оставаясь за столом, наблюдая за творческим процессом, который на этот раз, весьма, затянулся. Время от времени, потягивая виски из стакана, Якубов все больше воодушевлялся: теребил сальные волосы и нервно ходил по комнате, разглядывая свое детище на расстоянии. Затем выключил общий свет, включил светильник и в полутьме кружил возле мольберта, словно колдун, тыча волшебной палочкой-кистью в полотно, вдыхая в него жизнь. Наконец, окинул оценивающим взглядом картину и, кажется, остался доволен, допил свой стакан виски и подал мне знак рукой. Я подошел. На черном фоне бросалось в глаза размытое пятно песочного цвета. Напряженно всматриваясь в эту мазню, я пытался различить в ней нечто, похожее на силуэт, но тщетно... Заметив мое замешательство, художник отвел меня от окна к противоположной от картины стене и предложил взглянуть мне на нее по-другому:

   – Следуя вашему совету, я старался максимально приблизиться к реальности. Представьте и вы, что идете по темному коридору, в конце которого вы видите человека со спины. В одно мгновение он скрывается из виду и вам приходиться только теряться в догадках, кто это – мужчина или женщина? Так что не судите строго, посмотрите лучше внимательно, может, и узнаете кого.

   Если бы Якубов знал, что я не знаю, кого мне следует узнать! Я изучал изображение, то, удаляясь от него, то вновь к нему приближаясь. Действительно, вблизи краски сливались в общую цветную массу, а по мере моего удаления от картины, разделяли ее на передний темный план и задний, где как бы в тусклом освещении грязного желтого цвета вырисовывалась, уже более конкретно, тучная фигура в мешковатом одеянии, то ли в платье, то ли в жакете песочного цвета, а на голове черный колпак. Это еще что за клоун? – задавал я себе вопрос, но так и не смог найти ответа на него ни с ближнего, ни с дальнего ракурса. Тем не менее, выразил восторг Якубову по поводу его таланта, горячо поблагодарил за оказанную помощь и вышел от него в полной растерянности. И стыдно признаться вам, Ватсон, в данном случае не знаю, что мне совсем этим делать. Одна надежда на вас!

   – Не узнаю вас, Холмс! Где ваша хватка? Лично я не сомневаюсь, что так называемый художник, назвавшись чужим именем, искусно запудрил вам мозги, а на самом деле просто хотел подзаработать. И вас, простите, обвел вокруг пальца и направил по ложному следу, подсунув вымышленный персонаж! Где это великое творение, которое ввело вас в заблуждение?

   – У меня в номере. Не мог же я прийти с картиной на завтрак, привлекая всеобщее внимание.

   – Идем быстрее. Не терпится посмотреть.

   Абисалон дремал в спальне, когда мы пришли. Олег прикрыл к нему дверь, предварительно попросив меня оставаться пока в коридоре, чтобы соблюсти оптический эффект при показе картины, которая стояла у стены в глубине зала, и повернул ее ко мне лицом.

   – Так это же Клавдия Петровна! – воскликнула я, да так громко, что разбудила старика.

   – Молодежь, чем вы там так увлечены? Не пора ли на лекцию? – послышался его голос.

   – Отдыхай, еще есть немного времени, – успокоил отца сын, приложил вертикально к губам палец в знак соблюдения тишины и жестом подозвал меня к себе.

   – Ты уверена? – спросил меня шепотом Олег.

   Мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя после такой встряски, потом я с облегчением вздохнула и отвечала также шепотом:

   – Думала, твой сериал никогда не закончится. Надо отдать тебе должное – героиня появляется в последнем кадре максимально эффектно. Без всяких сомнений, это Клавдия Петровна. Именно в таком наряде предстала она передо мной в день нашего знакомства. Первое впечатление о человеке обычно хорошо запоминается. Как сейчас вижу на ней это платье песочного цвета, мешком сидящее на ее нескладной мужеподобной фигуре, прическа... И, вовсе, это не колпак, а собранные в пучок, по-деревенски, волосы, покрашенные в жгучий черный цвет, чтобы скрыть седину. Я предложила ей укладывать их по-другому, а бездарный наряд, который ее полнит, спрятать в чемодан и носить более элегантные вещи темного цвета, ведь, она, все-таки, директор, а не баба колхозная. Выразилась я, конечно, поделикатнее. Кому не хочется выглядеть помоложе и в то же время солидно, как и подобает современной женщине на руководящем посту. Поэтому ты ее и не узнал: наша «Мордюкова» согласилась со мной несколько изменить свой имидж, а вчера перед вылазкой, пока меня не было, оделась по-старому, для конспирации, и, я не удивлюсь, что она состоит в сговоре с убийцей.