Текст книги "Цвет надежды"
Автор книги: Наталья Способина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 74 (всего у книги 92 страниц)
Комнату наполнил звук проливного дождя. Закрыв глаза, можно было легко представить стену воды, отгораживающую эту комнату от внешнего мира. Легко. Защищенно. Неожиданный раскат грома заставил подскочить.
– Можно без грозы? – жалобно проговорила Гермиона. – Я ее боюсь.
– Любой каприз.
Девушка с улыбкой потянулась к пуговицам на его рубашке.
– Ты решила, что мне жарко? – насмешливо произнес он.
– Угу. Или ты предпочитаешь остаться в рубашке?
Он улыбнулся.
Гермиона расстегнула пуговку. Подняла взгляд. Серые глаза были серьезными. Девушка почувствовала, что краснеет. Чтобы скрыть смущение она сосредоточилась на своем занятии. Как странно и до сумасшествия нереально. Его запах, тепло его кожи и негромкое дыхание. И все это – лишь ее. От этого можно сойти с ума. Весь этот противоречивый мальчишка… Враг? Друг? Он – ее. Такой, какой есть. С его непонятным внутренним миром, перевернутыми вверх ногами ценностями и странной жизненной философией… Такой непохожий на окружающих ее людей. Что это? Дурман? Тяга к запретному? Или же просто любовь?
Пуговки на его рубашке выскальзывали из петель одна за другой, а она старательно наблюдала сначала за ними, а потом за маленьким дракончиком.
– Ой, он спит! У него глазки закрыты!
Драко вздрогнул от ее вскрика. Поднял медальон повыше. Глазки дракончика и правда были закрыты.
– Может, он стесняется? – предположила девушка.
Драко рассмеялся. Такое бывало раньше, в доме у Марисы. Дракончик закрывал глаза. Мариса тогда на его вопрос только беззаботно махнула рукой.
– Значит, ты в своей среде. Тебе ничего не угрожает, и он просто отдыхает.
– Значит, в другие дни мне что-то угрожает? Всегда?
– Не совсем. Он чувствует твое эмоциональное состояние и эмоции других людей. Если тебе тревожно, он начеку. Если рядом кто-то испытывает отрицательные эмоции, он тоже чувствует.
– Странная магия.
– Она просто древняя.
Какое-то время он наблюдал за дракончиком, но потом перестал. Глазки-бусинки зорко следили за окружающим миром почти всегда. Но бывали и вот такие редкие моменты…
– Наверное, стесняется, – легко согласился он, сбрасывая рубашку.
– Гермиона! – в дверь постучали.
Оба вздрогнули и оглянулись.
– Гермиона, ты там? – Невилл Лонгботтом стучал в дверь.
Девушка нервно посмотрела на Драко Малфоя. Выражение его лица было сложно понять. Насмешка? Опасение?
– Я должна ответить, – прошептала она, стараясь не краснеть от его полуодетого вида.
Драко развел руками. Мол, решай сама.
– Невилл? – Гермиона приблизилась к двери. – Что случилось?
– Просто хотел узнать, все ли в порядке.
– Да. Я просто… отдыхаю.
– У тебя вода шумит.
– Это музыка.
– Ладно, я просто хотел узнать, нормально ли ты добралась.
– Да, спасибо.
– Хороших снов.
– И тебе.
Гермиона несколько секунд смотрела на дверь, а потом вернулась к столу за волшебной палочкой. Наложила заглушающее заклятие и только тогда с замиранием сердца обернулась к юноше. Он прислонился к каминной полке, скрестив руки на груди. Гермионе эта картина показалась почти нереальной. Точно самые смелые мечты вдруг стали явью.
– Лонгботтом, видимо, рассчитывал на продолжение вечера, – протянул Драко.
– Нет. Просто… решил узнать, все ли у меня в порядке.
Юноша приблизился и провел рукой по ее волосам.
– Наивная…
– Нет, правда. Мы всего лишь друзья.
Он усмехнулся.
– Ну, правда. Уж не вздумал ли ты ревновать?
– К Лонгботтому? Извини. Нет.
– Тогда почему ты так насторожился?
– Мне вдруг подумалось, что несколько странно будет делить эту ночь с Лонгботтомом. Вот я и решал: отказаться от чая сейчас или же из вежливости задержаться.
– Из вежливости? Ну знаешь…
Гермиона возмущенно отошла к письменному столу и сжала спинку стула. Под ладонями оказалась нежная ткань его мантии. Продолжая играть в возмущение, девушка легонько скользила пальцами по спинке стула.
Гермиона подняла взгляд к окну. Левый нижний угол был затянут морозным узором, и казалось, будто это обрамление картинной рамы. Девушка видела их отражения в оконном стекле. Изломанные, неясные. Вот он приблизился, и она замерла и напряглась, ожидая прикосновений. Но он просто стоял, засунув руки в карманы. Гермиона прислушивалась к шуму дождя и его дыханию, глядя, как за разукрашенным морозом стеклом падает снег. Все это вместе создавало атмосферу нереальности происходящего. Но вот его ладонь коснулась ее обнаженного плеча, и мир сразу стал осязаемым. От этого перехватило дыхание.
Его ладони скользили по ее плечам, губы нежно коснулись шеи. Гермиона почувствовала, как его пальцы осторожно расстегивают крючки. Один, второй, третий.
– Сколько их тут? – приглушенный вопрос.
– Джинни говорила: двадцать или тридцать. Не помню…
В оконном стекле она видела, что он отклонился. О его удивлении она скорее догадалась.
– Джинни помогала мне застегнуть платье, – пояснила Гермиона. – Не думаешь же ты, что я акробат.
– Ну ладно. Это еще можно пережить. Меня еще ожидают сюрпризы?
– И не один, – рассмеялась она.
От его усмешки по коже забегали мурашки. Легкие поцелуи опьяняли, завораживали.
Гермиона вдруг поняла, что не хотела бы, чтобы на его месте был другой человек. А ведь столько лет представляла себе кого угодно, но не его. Сегодня же она отчетливо поняла: только он и больше никто. Никогда!
Как все изменилось за несколько коротких месяцев. Как изменилась она сама. И как он изменился.
– И все-таки ты решил пересмотреть свой список, – с улыбкой проговорила девушка.
Когда мы счастливы, мы слишком часто говорим, не думая.
– Какой список? – вопрос прозвучал рассеянно.
Он уже не вникал в слова… до какого-то момента. А потом его губы замерли на ее плече.
Гермиона в ужасе распахнула глаза, осознав, что она сказала. Словно в замедленной съемке она видела, как его изломанное отражение отклонилось, а потом шагнуло прочь.
Боясь того, что может увидеть, девушка медленно обернулась. Перед глазами все еще стояло его искаженное отражение. Лучше бы она продолжала смотреть в оконное стекло, потому что человек напротив изменился в считанные доли секунды. В серых глазах больше не было дурмана страсти, в них не было нежности, не было тепла. Потрясение – в первый момент. А потом – осознание.
– Повтори… – голос прозвучал еле слышно, но от тона этой… просьбы?.. приказа стало холодно.
Гермиона нервно натянула сползшее платье на плечо, дрожащей рукой провела по волосам.
– Драко, я могу все объяснить.
– У Дамблдора старческий маразм? Он забыл о своем обещании?
– Драко…
– А у тебя, видимо, девичья память, и ты тоже забыла мне об этом сказать.
– Драко… Пожалуйста, выслушай! Я сотни раз собиралась тебе сказать. Но я боялась твоей реакции и…
В глубине его глаз что-то мелькнуло. Гермиона приободрилась. Они же взрослые люди. Они смогут все выяснить, обсудить. Пусть она представляла себе этот разговор совсем не так. Что с того? Реальность всегда шла вразрез с ее мечтами.
– Я собиралась все объяснить. Я… много раз собиралась. – Гермиона в отчаянии вглядывалась в знакомые черты, силясь отыскать понимание, прощение. – Я хотела… ну не смотри ты так, пожалуйста!
Она сделала шаг к нему, потом остановилась и сжала кулачки. У нее не было сил как-то это объяснить. Вдруг все объяснения, выраженные глупыми словами, показались совсем ненастоящими, неправильными. Почему же он просто не видит ответ в ее глазах? Она не могла подобрать нужных слов под этим взглядом.
– Скажи что-нибудь, – глухо попросила она.
Однако он просто смотрел, не делая попыток заговорить. Он смотрел так, словно видел ее впервые. А может быть, и вправду впервые за несколько месяцев он смотрел сквозь призму здравого смысла. Гермиона не выдержала этого тягостного молчания. Она не привыкла к подобному. Гарри, Рон предпочитали наорать, что-то швырнуть. Это было понятно. А здесь…
Гермиона бросилась к нему и крепко обняла за шею. Он не обнял в ответ. Но ведь и не оттолкнул. Девушка верила, что все поправимо. Верила всем сердцем. Не может все закончиться вот так!
– Драко, я прошу тебя. Я понимаю, что ты сейчас думаешь обо мне Бог весть что, но дай мне шанс все объяснить. Я прошу.
– Не прикасайся ко мне.
– Что? – от неожиданности она замерла.
Тогда он просто сжал ее запястья и сбросил с себя ее руки. Гермиона устало прижала ладонь ко лбу, видя, что серебряный дракон уже не стесняется. Его глазки неотрывно следили за ее действиями. Казалось, он сейчас взмахнет крыльями и увеличится в размерах, чтобы разорвать ее на части. Лучше бы так и случилось, потому что стоять здесь было во сто крат хуже. Медленно умирать под безразличным взглядом. Страшно. Пусто. Холодно.
Она скользнула взглядом от медальона вдоль серебряной цепочки до бешено колотящейся жилки.
Боже! Что же теперь делать? Она понятия не имела.
Однако он, кажется, уже решил, как следует поступить. Гермиона отстраненно наблюдала, как юноша поднял с пола свою рубашку, натянул ее, попав в рукав лишь с третьего раза, и принялся застегивать, пропустив пуговицу. Она хотела было ему об этом сказать, но он упорно смотрел в пол, и пропущенная пуговица так и осталась незамеченной. Юноша молча прошел мимо нее, сдернул со стула мантию и направился к выходу. Гермиона чувствовала, что должна что-то сделать, но не понимала, что именно. У нее не было опыта в выяснении отношений. Ее жизнь до этого не рушилась в считанные секунды. Окликнуть? Объяснить?
– Драко. Не уходи. Ну я прошу тебя.
Он остановился, медленно обернулся.
Гермиона облегченно выдохнула. Он остался. Он выслушает. Иллюзия разбилась, когда он заговорил тихим слегка надтреснутым голосом:
– Знаешь, ты чертовски хорошая актриса… – она почти ожидала услышать «Грейнджер». Это будет означать конец. Так ей казалось. Но он просто сделал паузу и продолжил: – А я все ломал голову, почему же так случилось. С чего вдруг? Думал, какие-нибудь остаточные явления памяти.
Он зло усмехнулся.
– Дамблдор попросил, – она попыталась сглотнуть – комок в горле мешал говорить, – попросил помочь, и…
– Ах, Дамблдор попросил? У нас теперь все за всех решает Дамблдор? Хотя… почему теперь. Так всегда было. Для вас, гриффиндорцев, он – сам Мерлин!
– Нет. Он заботится о тебе.
– Ему плевать на меня! И на тебя, если на то пошло! Поттер – единственный, кто имеет значение. Хотя и на Поттера ему тоже плевать. Был бы Лонгботтом избранным, все носились бы вокруг него!
– Драко, я…
– Знаешь, мне плевать, чем были вызваны твои жалость и участие. Я просто поверить не могу, что попался на это.
Его лицо озарилось улыбкой. Только слишком злой и неподходящей столь юному созданию. Он посмотрел в потолок.
– Идиот! – сказал он сам себе.
Гермиона почувствовала, что слезы все-таки потекли. Она сердито смахнула их и сделала шаг вперед, но он дернулся от ее движения так резко, что ударился локтем о косяк. Поморщился, усмехнулся.
– Драко, это не было жалостью, и это не связано с…
– Да плевать мне, с чем это связано! Я даже рад, что так получилось. К лучшему. Не буду больше попадаться на подобные дешевые уловки.
– Прекрати! – слезы уже текли по ее щекам.
– Мне одно непонятно, – жестко продолжил юноша, словно не замечая ее отчаяния. – Зачем вот это все? – резким взмахом он обвел комнату, наполненную шумом дождя и светом свечей. – Или вот-вот сюда ворвется Поттер и с полным основанием приложит меня о стену, наконец избавившись от всех комплексов, которые мешают ему победить Волдеморта?
– Господи! Ну что ты говоришь? Причем здесь Гарри?! Вот это все, – отчаянный взмах, – не имеет никакого отношения ни к Дамблдору, ни к Гарри. Все так глупо получилось. У нас ведь очень странные отношения. И я никогда не была уверена в том, что я могу тебе сказать, а что – нет. И Дамблдор…
Бедная Гермиона считала, что он все поймет, услышит, поверит. Как мало у нее было опыта в подобных вещах. Ведь бывают моменты, когда кто-то просто тебя не слышит. И что бы ты ни говорил, как бы ни оправдывался, там – за стеной отчаяния, обиды, боли – тебя совсем не слышно. Не сейчас.
– Ну не смотри ты так! Почему ты мне не веришь?
– Я уже верил тебе. Мне хватило.
С этими словами он дернул дверную ручку, чертыхнулся, достал палочку, произнес отпирающее заклинание и распахнул дверь. Словно со стороны Гермиона наблюдала, как он быстро сбегает по лестнице, комкая в руках свою мантию. А потом дверь ударилась о стену коридора и, отскочив от нее, захлопнулась.
Нужно было догнать, остановить, но в ушах все еще звучали его слова: «Я уже верил тебе. Мне хватило…».
– Я же люблю тебя. А ты теперь не веришь!
Признание, которое еще час назад казалось невозможным и ненужным, сорвалось с губ. Гермиона опустилась на мягкий ковер и закрыла лицо руками. Несмотря на тлеющий камин и десятки свечей ее бил озноб. Привычная комната казалась чужой и ненавистной. И даже Живоглота не было. Впрочем, она сама отдала его девочке с третьего курса. А вот сейчас хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кому она нужна, кто ей верит.
– Я люблю тебя! – выкрикнула она в потолок, подумав, что на двери заглушающие чары, и это хорошо. Никто не слышит ее рыданий, шума дождя и ее признаний. Это только ее.
* * *
Профессор Дамблдор шел по безлюдному коридору. Он ждал старосту Слизерина. Знал, что непременно его встретит. До прихода мальчика оставались минуты, и старый волшебник не знал, что сказать. Ему не хватило бы и часов, чтобы подготовить нужные слова. Сегодня настал момент истины. Последний вечер, когда юный Малфой еще в этих стенах. Момент, когда можно повернуть историю вспять. Точка невозвращения, после которой Судьба раскрутит спираль, и свернуть с пути станет невозможно.
Убедить семнадцатилетнего мальчика, подтолкнуть к выбору, защитить… Порой задачи казались самому Альбусу непосильными. Но он все же выполнял их день за днем. Год за годом.
Альбус Дамблдор жил в Хогвартсе не один десяток лет. Иногда казалось, что стены замка говорят с ним, открывая свои тайны. Даже если бы он не узнал о происшествии с Брэндоном Форсби от Северуса, стены непременно рассказали бы ему. И снова риторический вопрос… Он знал так много детских тайн, что порой терялся в их хитросплетениях, упуская нечто важное. Вот как в этот раз. Узнай он о тайне мальчика чуть раньше, все можно было бы предотвратить. Почти все. Во всяком случае, сейчас юный Малфой не стоял бы на самом краю, и не нужно было бы всеми силами добиваться его присутствия в школе на каникулах. Потому что внутренний голос подсказывал, что мальчик вернется с Меткой, и тогда в стане Волдеморта будет очень опасное пополнение. Человек, который еще не понимает своей значимости в этой войне. И его разменяют, как пешку, уничтожив тех, кто стоит на пути к достижению цели безумца, некогда носившего имя Тома Риддла. Со стороны могло показаться, что директор Хогвартса боится смерти. Нет. Не смерти он боялся. Альбус Дамблдор боялся оставить этот глупый и запутавшийся мир на попечение молодости и импульсивности. Что бы о нем ни говорили, ни думали, он всем сердцем любил людей, на чью защиту однажды встал. И пока он жив, он не позволит Тому Риддлу одержать верх.
Пока жив…
Мальчик появился из-за угла. Пружинящая походка и ярость. Не нужно было владеть легилименцией, чтобы понять, что он пропитан яростью насквозь. Каждый шаг, каждый вздох. Альбус понял, что столкнулся с проблемой. Он должен был поговорить с мальчиком о важности завтрашнего дня, но было ясно, что у Драко Малфоя сейчас совсем иные приоритеты. В этот миг он не думал о том, что будет завтра. Все его существо клокотало от того, что произошло сегодня.
Альбус заметил их совместный с мисс Грейнджер уход. Как педагог, он должен был бы воспрепятствовать. Но он отчасти был рад происходящему. Эти дети могли многому научиться друг у друга. Девочка – силе и способности принимать решения. А мальчик… мальчик мог научиться верить и радоваться простым вещам.
Но что-то пошло не так. И когда Драко замер, увидев директора, стало ясно, что именно. Он знал правду.
Мальчик на миг остановился, а потом продолжил путь издевательски медленно. Директор оглядел его с ног до головы. Расстегнутая мантия, неправильно застегнутая рубашка. Весь растрепанный и потерянный. Ожесточенный и ненавидящий. И за этой волной ярости – боль и растерянность.
– Добрый вечер, Драко.
– Добрый? Он добрый, профессор?
– Что-то случилось?
– Да! Да! Случилось!
Мальчик остановился перед директором.
– Может, пройдем в мой кабинет? Нам нужно поговорить.
– Я не хочу с вами говорить. Если я нарушил какое-то из ваших правил – снимите баллы, сообщите декану. В ваш кабинет я не пойду.
– Хорошо, – спокойно произнес директор, оглядывая пустой коридор. – Поговорим здесь.
Взмах руки, и перед Драко Малфоем появился стул.
Мальчик сверкнул глазами, раздраженный спокойствием тона, предложенным стулом и ситуацией в целом. Садиться не стал. И директор вдруг понял тщетность этой отчаянной попытки поговорить.
– Вы хотите мне что-то сказать? – негромко спросил старый волшебник.
Староста Слизерина резко вскинул голову.
Сказать… Как много хотелось сказать этому мальчику. Дамблдор чувствовал, как мысли Драко лихорадочно частят, наскакивая одна на другую. Горькие, тягучие. И в каждой – пустота и недоверие. Внезапно Альбус Дамблдор осознал, что это – очередная его ошибка. Решение довериться времени, посчитав, что все разрешится само собой, как-то наладится. Переложить бремя ответственности на плечи девочки, посчитав, что света ее души хватит для того, чтобы растопить горечь и недоверие этого мальчика. Света хватило, но – одна маленькая глупость, и все события засверкали иными красками. Злыми и горькими.
Драко Малфой отвернулся к покрытому морозным узором окну, несколько секунд молчал, а потом вдруг проговорил:
– Один вопрос, профессор. Один. Почему? Почему я узнал это только сейчас, причем… так?
Прямой взгляд. А на дне глаз отчаяние и безысходность. Словно пучина, бездна.
– Драко, наверное, это моя вина…
– Наверное? – горькая усмешка. – Вы еще не уверены до конца?
– Я понимаю твое состояние…
– Уверены?
– Да, Драко. Уверен. Мне тоже было семнадцать, пусть тебе и сложно это представить.
Мальчик усмехнулся, посмотрел под ноги, потом вскинул голову.
– И вас тоже держали за домашнего зверька, изучая поведенческие реакции в предложенных ситуациях?
– Сейчас ты зол, ты не в состоянии понять, но хотя бы просто выслушай.
– Не хочу.
– Ты же сам задал вопрос.
– Уже не хочу. Мне не нужны ответы. Вы ведь все равно солжете.
– Я заслужил подобные речи?
– Сейчас – да.
– Драко, Гермиона прошла этот путь сама. Не из-за моей просьбы, не в память о спасении Гарри. Она прошла путь до тебя сама. И ты не вправе считать, что она тебя обманывала.
– Неужели? Был момент, когда я заподозрил, что с ее памятью что-то не так. Я задал ей вопрос – она не ответила.
– Если бы она ответила, ты бы отвернулся. Ты не допускаешь мысли, что она просто не хотела такой реакции с твоей стороны?
Мальчик рассмеялся. Только веселья в этом смехе не было ни капли.
– Конечно. Лучше держать меня за идиота, швыряя как подачки свою жалость в благодарность за спасение Поттера. Зато всем удобно и хорошо.
– Драко, чувства – не подачки.
– Да что вы об этом знаете?!
Драко понимал, что его заносит, ученик не имеет права так разговаривать с директором, да и уважения к возрасту никто не отменял. Но в этот миг в нем не было уважения к человеку, носящему звание директора и бремя преклонных лет. В нем были лишь злость и ярость, и он почти хотел получить взыскание, чтобы не слышать эти проклятые оправдания, которые в чем-то имели смысл. Может, пустота в его груди не хотела логичных объяснений? Она хотела сохранить свое право ненавидеть. И в этой ненависти черпать силы для завтрашнего дня. Если уж Мерлин был настолько благосклонен к нему, что гостиная Гриффиндора оказалась пуста, когда он бегом вылетел из удушливо-красных стен, и лишь крик портрета ударил по перепонкам… Это потом он осознал свое везение, и что-то в душе почти захотело, чтобы этого везения не было, чтобы были основания выхватить палочку, швырнуть заклятием, не заботясь ни о чем. Не думая. В первый раз совершенно не думая.
Старый волшебник чувствовал каждый горький проблеск, каждую отчаянную картинку и понимал, что единственное, что он может сделать – не провоцировать мальчика. Пройдет время – он поймет. Наверное…
– Драко, нам нужно поговорить о завтрашнем дне. Полагаю, ты определился с отъездом домой.
Мальчик от неожиданности замер. Слишком резким был переход от одной темы к другой.
– Список у моего декана.
Юноша, правда, промолчал, что решение уже менялось. Или не менялось? Ярость не давала обдумать.
– Драко, в свете случившегося с Брэндоном Форсби, нам нужно понять, как действовать.
– Это – мой дом и моя семья. И я не нуждаюсь в ваших действиях.
– Драко…
– Скажите, профессор, чем отличается ваша сторона от стороны Волдеморта?
Вопрос прозвучал дерзко. Слишком дерзко и неуместно. В какой-то момент Драко понял, что перегнул палку. Он почти ожидал резкой отповеди, но директор негромко проговорил:
– Он хочет уничтожить этот мир, а мы пытаемся его сохранить. Вот и все.
Спокойный и лаконичный ответ смел пытавшийся проснуться здравый смысл.
– Сохранить? А по-моему, вы просто хотите сделать его удобным для себя. Решать за Поттера, за меня, за… других людей. Стереть память, если не нужны их рассуждения… Разве не так?
– Одни и те же вещи можно охарактеризовать разными словами. Ты упорно цепляешься лишь за одну сторону медали.
– Потому что медаль повернута ко мне исключительно этой стороной. Получается, что это одно и то же. Вы оба хотите сделать мир удобным для себя. Один – без магглов. Второй – без Волдеморта. И ваша правда лишь в том, что вы с вашим миром были раньше, чем он. Так?
– Он убивает людей, а я стараюсь их защитить.
– Иногда это одно и то же. Ваша защита…
– Драко, мы должны были обсудить очень важный вопрос. Но вижу: ничего у нас не получится. Я могу надеяться, что ты не исчезнешь из замка сегодня ночью, а спокойно обдумаешь все до утра? И перед тем, как ты уедешь… если решишь уехать, мы еще раз поговорим?
Мальчик резко замотал головой и отступил на шаг. Директор чувствовал, что Драко претит сама мысль о разговоре, что он уже поделил для себя все на черное и белое.
Староста Слизерина, кусая губы, посмотрел в пол. Он не хотел разговоров. Не хотел слышать эти чертовы логичные объяснения. Ему был важен итог, а не причины поступков. Кого-то он себе этим напоминал…
– Итак?
Юноша вновь помотал головой.
– Хорошо. Я все же жду твой ответ завтра утром. Доброй ночи.
Мальчик почти бегом бросился из коридора. А старый волшебник проследил за ним усталым взглядом. Казалось, сама Судьба, в которую Альбус так верил, вдруг отвернулась от него. Значит, нужно вновь действовать самому. Вновь принимать решения, под тяжестью которых совесть уже задыхается.
Страшна та судьба, в которую прочно втравлено слово «ответственность».
* * *
Мне не больно идти по разбитым мечтам,
Перешагивать через наивные сны.
Мне не больно не верить чуть слышным словам,
Вмиг оглохнув от вязкой густой тишины.
Мне не больно порвать липкий кокон из лжи,
Разрезая ладони об острую нить.
Мне не больно смотреть на надежд миражи
И все дальше и дальше от них уходить.
Мне не больно гвоздями сомнений и снов
Заколачивать в душу застывшую дверь.
Мне не больно твердить эту формулу слов, Убеждая себя: Ну, давай же! Поверь!
Драко произнес пароль для входа в гостиную и едва собрался толкнуть дверь, как та отворилась сама, выпуская профессора Снейпа. Оба на миг замерли. Пытливый взгляд декана и ускользающий – старосты.
– Драко? Все в порядке?
Упрямый кивок.
«Э нет, мальчик. О каком порядке может идти речь, если ты весь – сгусток напряжения и разочарования. Комок нервов».
– Точно?
Снова кивок.
– Если нужна помощь…
– Я помню, – голос надтреснутый. – Спасибо.
В голове Северуса сформулировалась одна мысль. Всего одна: «Чертов Дамблдор!».
Каким-то неведомым чувством Северус Снейп понял, что может себе это позволить – на миг сжать напряженное плечо и тут же уйти прочь, стараясь не чувствовать боли оставшегося за спиной мальчика. К завтрашнему дню нужно подготовиться. Он не позволит разменять юного Малфоя, как пешку в этой войне. Не позволит ни одной, ни другой стороне. Пока у него хватит сил…
Драко в легком оцепенении проследил за деканом, пока тот не скрылся за поворотом. От почти отеческого жеста защипало в горле. Как нужна ему сейчас помощь! Даже не помощь, а просто тепло. Ведь это так много.
Юноша шагнул в пустую гостиную. Впрочем, пустой она показалась лишь на первый взгляд. В самом углу, у камина, практически слившись со спинкой кресла, сидела Пэнси Паркинсон и невидящим взглядом смотрела на бутылку перед собой.
В голове Драко мелькнула вялая мысль: «Снейп позволил? В гостиной?».
Судя по отрешенному выражению лица, вряд ли Пэнси водрузила ее на стол только что. Создавалось впечатление, что девушка вообще давно не шевелилась. Драко направился к ней.
– Снейп позволил выпивку?
Пэнси подняла на него усталый взгляд. Она была бледна, прическа растрепалась, сделав ее похожей на неудавшийся портрет самой себя.
– Не буйствовать, мебель не крушить, ученикам младше пятого курса не предлагать, – монотонно процитировала она наставления декана.
Драко опустился в кресло напротив. На месте Снейпа он бы тоже не отбирал у девушки последнюю надежду как-то поправить этот вечер.
– Давно сидишь? – спросил он, отбрасывая мантию на диван.
– Порядочно, – откликнулась Пэнси. – Как твой вечер?
Драко потер лицо руками, словно стараясь что-то стереть из памяти, откинулся на спинку кресла и негромко произнес:
– Узнал много нового.
– М-м-м, да здравствует просвещение… – Пэнси потерла лоб, будто у нее болела голова. А может, так и было.
Драко отвел взгляд от девушки и посмотрел в высокие своды подземелья. Там, оказывается, есть узор. Надо же. Юноша медленно рассматривал серый камень, теряющийся в тени, а Пэнси так же медленно оглядывала его: беззащитная шея, пульсирующая жилка, пустота и боль.
– Можно вопрос? – негромко произнесла девушка, не отрывая от него взгляда.
– М-м-м…
Пэнси предпочла истолковать это как согласие.
– Скажи, это того стоило?
Он прекратил изучать потолок, медленно опустил голову, и их взгляды встретились. Молчание затянулось. Он задумчиво изучал ее утомленное лицо, а потом, когда она уже отчаялась получить ответ, вдруг произнес:
– Не знаю, Пэнси. Наверное, у этого был смысл.
– Был?
На этот раз он не ответил, лишь устало отбросил челку с глаз и посмотрел в камин.
– Выпить хочешь? – после непродолжительного молчания предложила Пэнси.
Он кивнул. Пэнси наколдовала второй кубок. Драко встал, потянулся через разделяющий их столик к бутылке, наполнил оба кубка и взял свой.
– За сегодняшний вечер, – с усмешкой проговорил он.
– За самый паршивый предрождественский вечер за последние семнадцать лет, – отсалютовала кубком Пэнси.
Они молча выпили.
– На тебе рубашка криво застегнута, – поделилась наблюдением девушка.
Он удивленно оглядел себя. Хорош! Бродил так по всему замку. Стал старательно поправлять одежду, будто это имело значение.
– А ты почему тут сидишь? – между делом поинтересовался юноша.
– У меня Блез и Грег, – сообщила Пэнси, наблюдая за его реакцией. В этом вяло-тягучем вечере, оказывается, осталось что-то, что еще может интересовать. Например, как замерли его руки…
– Давно?
– Давно.
Он продолжил свое занятие. Застегнулся, сел на место.
– Ты можешь войти, если хочешь, – предложила Пэнси. – Скажешь, что искал меня.
Он покачал головой.
– Нет. Блез… имеет право на этот вечер. К тому же, Грег вряд ли причинит ей боль.
– Да, это больше по твоей части.
– Спасибо. Ты всегда знаешь, что и когда сказать, – в его голосе прозвучала усталая язвительность.
– Приходите еще, – с теми же нотками откликнулась она.
– У тебя-то что стряслось?
Теперь замолчала Пэнси. Заправила прядь за ухо, стряхнула пылинку с мантии.
– Поссорилась с Брэдом.
Драко приподнял бровь.
– Смысл?
– Да не было там смысла ни черта! Просто показалось, что лучше расстаться со злостью. Понимаешь?
– Нет.
– Я думала, если поругаться, благо, повод есть – сама эта чертова ситуация, этот дурацкий последний вечер… Да и вообще, знаешь поговорку «Женщина из ничего может сделать три вещи – обед, платье и скандал»?
Драко усмехнулся – видимо, не знал, а девушка продолжила все тем же спокойным, чуть усталым голосом:
– Со злостью легче. Я так думала. Думала, расстанусь вот так, с упреками, и не будет боли, не будет сожаления. Словно концы в воду.
В руках Пэнси что-то хрустнуло. Только сейчас Драко заметил, что она держала перо, а на углу стола, оказывается, лежала стопка пергаментов. Еще несколько валялись на полу скомканными шариками.
– А оказалось? – спросил он.
– А оказалось, что злость проходит быстро, а потом становится еще хуже. Знать, что последнее, что он услышал, было… Мерлин, я такие вещи порой говорю – самой страшно.
– Можешь мне не рассказывать – знаю. Но ведь до утра еще времени полно.
Пэнси втянула голову в плечи, словно опасаясь, что он сейчас силой выдернет ее из спасительного кресла.
– А я вот… – развела руками девушка, – письмо ему пишу, а перо сломалось, – невразумительно закончила она, показывая обломки пера на раскрытой ладони.
– Пэнси, не валяй дурака, – Драко встал, быстро собрал с пола несостоявшиеся письма и бросил в огонь.
Пэнси дернулась, но ничего не сказала. Через какое-то время она отвела взгляд от ярко полыхнувших черновиков и с недоумением посмотрела на один из костяных стаканчиков с перьями. Они всегда стояли в гостиной на письменных столах, чем Драко и не преминул воспользоваться – водрузил перед Пэнси.
– Все! – тоном, не терпящим возражений, проговорил он. – Отговорок больше нет.
– А потом? – как-то нервно спросила девушка.
– Да кому какое дело до «потом»? – зло спросил он.
– Не знаю, – неуверенно проговорила Пэнси. – Ты не помнишь, почему мы с тобой расстались?
– Потому что я не пришел на очередное свидание. Ты же сама не так давно напоминала.
– Да… Правда.
Улыбки, усталые, грустные и от этого еще более искренние. Он подхватил свою мантию и направился к лестнице.
– Драко!
Юноша обернулся.
Пэнси вдруг с болезненной отчетливостью поняла, что, возможно, видит его в последний раз. И уж точно им вряд ли случится поговорить по душам в ближайшее время. Если вообще случится…
Усталый мальчишка, растрепанный, в помятой рубашке – таким она почти никогда его не видела. Пэнси стало горько. За этот чертов выбор, который они не делали – ни один из них. За эту предопределенность, за изломанную предрождественскую ночь и растоптанную сказку.
– Спокойной ночи, – негромко проговорила она.
