Текст книги "Отпусти меня 2 (СИ)"
Автор книги: Наталья Шагаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Спасибо, Адам, – сажусь за стол, принимая чашку чая.
– Пробуйте печенье, рецепт моей мамы.
Киваю, пробуя выпечку с лимонной начинкой.
– Вкусно. И давайте уже перейдём на «ты».
– Не могу, Элизабет.
– Почему? – выгибаю брови, смотря, как он наливает себе чай. Адам истинный англичанин. Светловолосый, всегда элегантный и тактичный. Он никогда не сядет, если я стою; никогда не начнёт пить чай, если я еще не сделала первый глоток.
– Потому что вы для меня настоящая леди. Жаль, у нас таких нет. И еще больше жаль, что я не встретил вас раньше, до замужества, – с искренним сожалением произносит он.
Я знаю, что привлекаю Адама. Но он никогда не позволяет себе ничего лишнего. Только смотрит, пожимает руку и делает тактичные комплименты. Мне он тоже приятен. Но это иное. Я просто ценю его, как преподавателя и приятного собеседника.
– Адам… – вздыхаю.
– Ничего не говорите, Элизабет. Я все понимаю.
– Спасибо, – отпиваю еще чаю.
– Вы плохо себя чувствуете?
– Что, так плохо выгляжу?
Я действительно с утра расклеена. Слабость. Болит голова, но на простуду это не похоже.
– Вы всегда прекрасны. Но сегодня кажитесь уставшей.
– Да, есть немного.
– Может, тогда отменим занятие?
– Нет, не нужно. Я отдыхаю с вами.
Адам улыбается, кивает, открывая учебник.
Дома выпиваю таблетку от головы, готовлю ужин, слава богу, последнее время все получается съедобно. Йогу я пропустила, не уверена, что смогу расслабиться. Ложусь на диван, щелкаю пультом, просто пялясь в экран и не понимая, что смотрю. Неожиданно для себя засыпаю.
Просыпаюсь, моргаю, понимая, что накрыта пледом и телевизор выключен. Ищу свой телефон, нахожу его на журнальном столике, а рядом с ним блистер с противозачаточными. Внутри все сжимается. Я точно не оставляла здесь таблетки. Я храню их строго в своей сумке. Сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Если они здесь демонстративно лежат, то это неспроста.
Поднимаюсь, одёргиваю платье, приглаживаю растрёпанные волосы, осматриваюсь и вижу полоску света из приоткрытой двери в кабинет Романа.
Иду на кухню. Ужин не тронут. Выпиваю воды, пытаясь окончательно проснуться. Вдох-выдох, направляюсь в кабинет Романа.
– Можно?
– Входи.
Он отрывается от монитора, немного отъезжает от стола и осматривает меня. Взгляд, как всегда, нечитаемый, но внимательный.
– Ужин подогреть?
– Нет, спасибо, не голоден, – холодно отзывается он.
– Тогда я пойду лягу, – разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Задержись, пожалуйста.
Втягиваю воздух, останавливаюсь, поворачиваюсь к мужу. Он с минуту рассматривает меня, склоняя голову, а я начинаю нервничать.
Калинин встает с места и идёт ко мне. По инерции отступаю, но он хватает меня за талию, притягивая к себе.
– Скажи мне, Елизавета, кто давал тебе право делать что-то за моей спиной? – вкрадчиво интересуется Роман, наклоняется и втягивает запах моих волос.
– Не понимаю, о чем ты, – чувствую, как его рука зарывается в мои волосы.
– Елизавета… – голос тихий, но пугающий, его ладонь в моих волосах сжимается. – Я запрещаю тебе принимать противозачаточные! – поднимает мою голову, вынуждая смотреть в стальные глаза. – Надеюсь ты сейчас меня услышала?!
– Роман… – пищу, потому что волосы натягиваются и становится больно. Ослабляет хватку, но не отпускает. – Роман я не готова к детям, – голос начинает дрожать.
– Я готов. Мне нужен ребенок. Природа сама сделает свое дело, пробудив в тебе материнский инстинкт, как только ты забеременеешь.
Закрываю глаза, сглатывая. Ему нужен ребенок. Ему! Не нам… Может, Марина и сумасшедшая, и ей не стоит доверять. Но она предупреждала, что он вышвырнет меня, как только я рожу ребёнка.
– Нет, – зажмуриваясь. – Делай, что хочешь, рожать я не буду… Пожалуйста, не делай этого… – всхлипываю, потому что его ладонь снова больно стискивает мои волосы.
– Откуда такое отрицание? Что ты опять, мать твою, насочиняла в своей голове?! – злится. Морщусь от боли, кусая губы. Выдыхаю, когда он меня отпускает и отходит к окну.
Тишина.
Я комкаю в ладонях платье, борясь со слезами, а Роман смотрит в окно. Чувствую себя вещью. Делают все, что хотят, и моего желания никто не спрашивает.
– Никакой контрацепции. Узнаю… – сглатывает слова. – Свободна! – холодно прогоняет.
И я срываюсь с места, убегая наверх. Слезы текут, застилая глаза, ничего не вижу на своем пути. Сдираю с себя одежду с каким-то остервенением, встаю под душ и бью кулаками в кафель, не чувствуя боли. Рыдаю навзрыд, в голос, злюсь на Калинина. Нет, в этот момент я его ненавижу.
– Ненавижу! – кричу в голос. Хочется что-нибудь с собой сделать от бессилия. Чтобы этому зверь ничего не досталось, чтобы поломать все его расчетливые планы. Но я настолько ничтожна, что не способна на это. Еще раз со всей силы колочу ладонями по кафелю и прикусываю губы в кровь. Мычу. Душа разрывается на ошметки.
Мамочка!
Вздрагиваю и тут же сжимаюсь, когда чувствую, как меня сгребают сильные руки Калинина. Одеваюсь, сопротивляюсь, пытаясь вырваться, но силы не равны. Он вытаскивает меня из кабины.
– Отпусти! Отпусти меня! – кричу, надрывая горло. Ничего не вижу и не слышу, колочу Романа кулаками, царапаю. – Ненавижу! – голос хрипит, тело ватное, губы немеют. Роман что-то мне кричит, приказывает, просит. Ничего не хочу слышать. Пусть отпустит меня. Пусть оставит меня в покое.
– Елизавета! – рычит мне в лицо, а я размахиваюсь и даю ему пощечину.
– Не трогай меня! Не трогай! – захлёбываюсь, задыхаюсь от его близости. И он вдруг отпускает меня. Но лишь на мгновение. А потом снова сгребает в охапку и крепко прижимает к себе. Стискивает в объятиях. Продолжаю по инерции биться, как раненая птица, но Роман не реагирует, наоборот, гладит меня по голой мокрой спине и глубоко дышит.
Все.
Выбиваюсь из сил, безвольно повисаю, продолжая по инерции всхлипывать и лить слезы в тишине.
Его хватка ослабевает. Роман берет своей халат, закутывает меня в него, подхватывает на руки и выносит в спальню. Аккуратно опускает на кровать, снимает с себя мокрую рубашку, брюки и ложится рядом, укрывая нас одеялом.
Отворачиваюсь от него, двигаясь к краю, пытаясь успокоиться. Меня трясет, как в лихорадке. Зря я это все. Только себе навредила. Дура. Ничего же не изменится.
Замираю, прекращая плакать от неожиданности, когда чувствую, как его грудь, вжимается в мою спину, как сильная ладонь ложится на живот, прижимая к себе, и успокаивающе поглаживает. Роман отодвигает мои мокрые волосы в сторону и целует в шею, нежно, аккуратно, до мурашек. А потом утыкается носом и просто глубоко дышит. И это обезоруживает меня, пробивая насквозь. Он никогда так не делал. Я никогда не чувствовала от него такого тепла. Успокаиваюсь. Закрываю глаза. Сил нет совсем. Его дыхание и близость успокаивают. Засыпаю…
ГЛАВА 19
Елизавета
Просыпаюсь одна. Ничего не чувствую: ни радости, ни разочарования. Сегодня выходной, и я никуда не спешу. Кутаюсь в халат Калинина и смотрю в потолок. Я опять потерялась в этом мужчине. Его грубость и эгоистичные решения… А потом вдруг нежность и тепло. Что это было? Жалость? Попытка утвердить свои решения через ласку? И я вновь в растерянности. Ничего не хочется. Я еще не встала с кровати, а уже устала. Эмоционально тяжело.
Беру с тумбы телефон и пишу Вере. Предлагаю ей встретиться в кафетерии. Давно ее не видела, в общем, не хочу целый день сидеть в четырех стенах и все больше и больше накручивать себя.
Решительно встаю с кровати. Нахожу свою сумку, роюсь в поисках противозачаточных. Я буду принимать их! Но таблеток нет. Совсем. Нахожу в корзине для белья свое платье, выворачиваю карманы. Ничего нет. Они исчезли. Он их выкинул.
Не получится у вас ничего, господин Калинин. Я поставлю себе укол, как бы это ни влияло на здоровье. Ребенка не будет.
Привожу себя в порядок. Надеваю теплый сиреневый спортивный костюм с капюшоном и просто собираю волосы в хвост. Не хочу сегодня никому нравиться. На часах уже десять. Роман должен быть в компании. У этого робота нет выходных. Он любит только свою работу. Он пожизненно женат на бизнесе.
Спускаюсь вниз, прохожу на кухню и замираю. На столе выпечка, мои любимые пончики и пахнет свежим кофе. Перевариваю, рассматривая стол.
– Доброе утро, – раздается позади меня голос Калинина. Оборачиваюсь. Он, как всегда, идеален. Впервые вижу его без рубашки и костюма. Белый свитер тонкой вязки и черные джинсы. Роману идет. Ему все идет.
– Доброе, – киваю. – Ты дома?
– Да, выходной, – спокойно отвечает он, проходит и садится за стол.
– У тебя выходной – это что-то новенькое.
– Я отменил все дела на сегодня.
Это действительно необычно. Но я не комментирую.
– Тебе латте или американо? – интересуюсь, подставляя чашки под кофемашину.
– Латте.
Киваю, нажимаю на кнопки.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
И ведь почти не лгу. В физическом плане со мной все хорошо, а мое внутреннее состояние его не интересует.
Ставлю наш кофе на стол, сажусь и беру пончик.
– Свежие, еще теплые. Спасибо.
– Не за что. С ягодной начинкой, как ты любишь.
Киваю, внимательно рассматривая мужа. Его словно подменили. И мне приятно. Такой Роман мне намного ближе. Но люди не меняются, особенно в таком возрасте. Ну не происходят такие перемены по щелчку пальцев. Это похоже на стратегию. На новый проект Калинина. Не хочу рожать по его приказу, он не добьётся своего, сменив тактику. От этого еще горче.
В кармане вибрирует телефон, вынимаю его. Это ответ от Веры. Она предлагает встретиться через час. Соглашаюсь.
– Костюм у тебя тёплый? – вдруг спрашивает Роман.
– Да.
– Обувь тоже потеплей найди. Перчатки, шапку, шарф возьми. В общем, собери нам сумку на пару дней.
– Зачем? – хмурюсь я.
– Через три часа мы вылетаем в Давос.
– Куда?
– Горнолыжный курорт в Швейцарии.
– Зачем? – глупый вопрос.
– Отдыхать, Елизавета. Отдыхать. В конце концов, у нас не было свадебного путешествия.
Пончик застревает в горле. Ах, как хорошо он все придумал. Браво, Роман Константинович. Вы замечательный стратег и манипулятор. Приласкал жену, ошарашив ее внезапной теплотой, организовал завтрак, позвал на отдых, чтобы там под видом романтики сделать ей ребенка. Таблетки выкинул, а укол я сделать, естественно, не успею. Хороший план. Не знаю, как себя вести: злиться или плакать. Будь все иначе, наверное, я была бы дико рада посетить Швейцарию в сопровождении Калинина.
– Я договорилась встретиться с подругой, – говорю первое, что приходит в голову.
– Отмени встречу. Или можешь пригласить ее к нам, пообщаешься, пока будешь собирать вещи.
– Я не умею кататься на лыжах, – начинаю перебирать отговорки.
– Там много развлечений, помимо этого. Прекрасные виды, чистый воздух.
– Я не хочу… – голос становится тише.
– Елизавета. Прекрати! – его тон вновь становится холодным и не терпящим возражений. – Озвучь все, что творится в твоей голове. Мы обсудим.
– Я не хочу ребенка! – это все что меня волнует.
– Разве я говорил сейчас о ребёнке? – выгибает брови.
– Нет, но вся эта неожиданная поездка подразумевает… – закрываю глаза, пытаясь держать себя в руках.
Роман встает с места. Подходит ко мне, опирается на спинку моего стула и наклоняется, заглядывая в глаза.
– Собирай вещи, детка. Тебе понравится Швейцария, – берет меня за подбородок, вынуждая запрокинуть голову. – Будь умницей. Я вернусь через пару часов, – оставляет на моих губах обжигающий поцелуй и уходит. И все, возражения не принимаются.
Хватаю телефон и быстро звоню Вере. Должен же быть способ предохранения, о котором Роман не узнает.
Роман
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю у Марины, садясь в кресло напротив. Ее комната в клинике похожа на номер люкс пятизвездочного отеля. Осматриваюсь, пахнет краской. В зоне гостиной стоит мольберт и краски. Ее руки перепачканы голубым, я отвлек ее от рисования.
– В физическом плане со мной все в порядке. Я полагала, что в душевном тоже, но мой доктор утверждает обратное, – отзывается она, внимательно рассматривая меня, склонив голову. – Говорят, я сумасшедшая, – улыбается. – Не запомнила точного диагноза, что-то связанное с маниакальной депрессией, – скептически усмехается.
– Тебе просто нужно расставить все по местам в своей голове и отделить фантазию от реальности.
– Какая разница, что я рисую в своей голове? Это мои фантазии, я ими живу. И никого не заставляю в них верить. Не вам судить о моей ненормальности.
– Не нам, но твои фантазии стали опасны для окружающих.
– Кому я навредила? – выгибает брови. – Что я сделала? Раскрыла твоей новой молодой и красивой жене глаза, сорвала с тебя маску благородного покровителя? Ну прости. Не могла допустить, чтобы ты сломал еще одну жизнь. Спалила усадьбу? Так я выбрала момент, когда в ней никого не было. Я сожгла не дом, а наше прошлое и мои воспоминания, связанные с этим домом. Они меня убивали. Ну извини, в расход попали и твои воспоминания. Не страшно, восстановишь усадьбу, приведёшь молодую жену, и все начнётся сначала. Напишите свою историю.
– О чем ты?
– О том, что я ошиблась. Ты не оставишь эту девочку. Ты ее не отпустишь. Она тебе дорога. В отличие от меня.
Поднимаюсь с кресла, прохожусь по комнате, натыкаюсь на ее рисунок. Там опять мальчик. Маленький, симпатичный, голубоглазый мальчик, которого у нас не случилось. Он родился в ее голове с момента аборта. Эта женщина совершила грех и решила замолить его сумасшествием. С себя вины я не снимаю, поэтому в принципе и расплачиваюсь по сей день.
– Марина, если бы ты ничего не значила в моей жизни, поверь, меня бы рядом не было. Я мало тебе даю? И ты права. Эта девочка останется со мной, она вошла в мою жизнь надолго. Возможно, навсегда. И если ты хоть как-то навредишь ей, я аннулирую все свои долги перед тобой и стану монстром, которым ты меня рисуешь. Мало тебе не покажется! – угрожающе приношу я и срываю с мольберта портрет ребёнка, сминаю и отправляю в урну.
– Точно так же ты его убил. Холодно и безжалостно! – комментирует она.
– Пусть так, я устал спорить, – устало выдыхаю.
– Скажи, в какой момент ты понял, что любишь Лизу?
– Я этого не говорил.
– Иногда не нужно озвучивать очевидные вещи. Мне просто хочется понять, что я делала не так?! За что ты любишь, мой зверь?!
– Значит дело все же в ревности? – горько усмехаюсь. – Тебя задела моя свадьба? – Молчит, сжимая губы, смотря на меня с ненавистью. Ох, не нужно убивать меня взглядом. Я давно к этому привык. – О какой любви ты говоришь?! – повышаю тон. – Во-первых, между нами ее никогда не было. А все, что было, уничтожила ты?! Еще раз ты попытаешься связаться с моей женой, и я отберу у тебя все блага! Ясно?! – рычу.
– Ясно, – вновь цинично улыбается.
– Вот и хорошо. Слушай доктора, принимай лекарства и избавься от больных фантазий. И может быть, потом мы вернемся к разговору о твоем будущем.
Разворачиваюсь и покидаю клинику. Ее звонки отслеживаются и блокируются все ненужные ей связи. У нее стоят жёсткие ограничения на связи с внешним миром. Ради ее же блага и нашей безопасности. Так вчера я узнал, что Марина несколько раз пыталась связаться с Лизой.
Моя самая главная ошибка в том, что я полагал, будто Марина не опасна для окружающих. Ещё недавно так оно и было. Она грамотно притворялась вменяемой. Марина внесла хаос в мою жизнь. Вложив в голову Лизы часть своей маниакальной дисперсии. А самое отвратительное, что Лиза ей поверила. И теперь мне придётся долго и методично все это искоренять.
ГЛАВА 20
Роман
Люблю Швейцарию, особенно Давос. Когда я удовлетворю свои амбиции и добьюсь всех целей, я, определенно, закончу свою жизнь здесь. Самые высокие горы, самый чистый воздух и шикарные виды. Я никогда и никого сюда не возил. Для красивых жестов есть морские побережья, в крайнем случае, Куршавель. Здесь я всегда отдыхал один. Несколько дней тишины наедине с собой. Я здесь перезагружался, катаясь на лыжах и глотая воздух. В те моменты, когда нужно обрести холодный разум.
Зачем я привез сюда Елизавету?
Наверное, для того чтобы поделиться с ней чем-то личным. Небольшой скрытой частью себя. Для того чтобы получить немного ее доверия и уверенности. Если раньше мне было плевать и совершенно не волновало, что я могу ее сломать. Даже был нужен этот ее надлом, чтобы вылепить желаемое. То вчера, когда она надломилась, я услышал этот хруст, и меня передёрнуло. Она маленькая, уязвимая девочка, которая пытается бороться со мной, выживать в желании сохранить индивидуальность. А я топлю и топлю ее, как слепого котёнка. Нужно менять тактику, показать ей другую свою сторону, которая всегда в тени. Да, я забыл, как это, играть на стороне уступок, компромиссов, теплоты, в конце концов. Марину я уже покалечил. Не хочу повторений. Не могу пообещать Лизе великой любви наразрыв, ну не способен я жить этими чувствами. За то могу дать стабильность, достаток, возможности и тыл. Немало. Но моей жене не хватает. Она, сама того не понимая, молчаливо требует от меня невозможного.
В самолёте Елизавета спала, и теперь, когда внедорожник везёт нас в домик с шикарным видом на горы, она сонно моргает, рассматривая пейзажи. Восторженная, хотя пытается это скрыть. Не хочет мне открываться. Но Лиза у нас искренняя девочка, и все эмоции на лице.
Пока она рассматривает красоты, я рассматриваю ее. Тёплая, мягкая, сонная, без косметики, нежная девочка. Вкусная в эмоциях. Сладкая и податливая в сексе. Такая покорная, когда слетают маски, обиды, стеснения. Ох, Елизавета, ты настолько наивна, что не подозреваешь, какое ты оружие против мужчин. Будь в ней хоть немного хитрости, она бы уже вертела мной. Но в Лизе нет корысти, жажды денег, статуса, что редкость в наше время. Поэтому мой выбор и пал именно на нее. Тут я главное алчное чудовище.
– Красиво? – интересуюсь у нее, когда она закусывает губы, оглядываясь.
– Да, как в сказке, – отвечает искренне.
– Нравится? – Кивает. – Ну хоть в этом угодил, – ухмыляюсь, и ее настроение тут же испаряется. Отворачивается.
Откидываюсь на спинку сиденья. Дышу. Нужно срочно переформатировать девочку, настраивая на свою волну. Я должен быть центром ее внимания, а не страхов.
Задело ли меня то, что Елизавета не хочет от меня детей?
Задело.
Задело даже не нежелание.
Задело полное отрицание, до истерики. Плотно в ее голове поселилась часть сумасшествия Марины. Браво. Моя бывшая жена может заразить своим сумасшествием кого угодно. Она грамотный манипулятор. Ей бы самой стать психологом. Любому вложит в голову что угодно.
Моя главная ошибка была в том, что я их познакомил. Нет, Марина влезла сама, спровоцировав побег. Меня тогда это привело в ярость. Да плевать мне было, я добивался своего давлением. А теперь, когда понял, что не хочу ломать, стало поздно, ошибка совершена.
Внедорожник тормозит возле домика в стиле шале. Вечер, горят фонари, снег серебрится. Выглядит, и правда, сказочно. На это я и рассчитывал. Черт побери, впервые за долгое время мне захотелось поразить женщину.
Выходим, нас встречают, забирая сумки. Осматриваюсь, разминая шею. Глубоко втягиваю воздух. Голова кругом.
– Нигде нет такого воздуха. Дыши, Елизавета.
Молчит, стараясь не смотреть на меня. Но в глазах восторг.
– Пошли, – протягиваю ей руку. Медлит, но вкладывает холодную ладошку. Сжимаю. Ведь я могу сдавить сильно и сломать, срастив, как мне нужно. Не зли меня, девочка, будь гибкой. Ты же Калинина.
Входим в дом, и я получаю от жены новую молчаливую порцию восторга. Ничего, я люблю тишину. И напитываюсь от Елизаветы этой эмоцией. Меня давно уже ничего не удивляет. Иногда языком тела можно сказать намного больше, чем пустыми словами.
Камин разожгли к нашему приезду. Тепло, пахнет деревом и немного смолой.
Раздеваемся. В этом костюме сиреневого цвета и с косичкой Елизавета совсем как девочка.
– Посмотри в окно, – прошу я и гашу верхний свет, чтобы ей открылся вид. А посмотреть есть на что. Дом находится высоко, а там, внизу, прекрасный вид на зимнюю курортную деревушку в красочных огнях. Девочка подходит к окну и замирает. Нравится. Беру телефон и отсрочиваю доставку ужина на час. Нам нужно немного времени наедине.
Мне нужно.
Подхожу к ней сзади, прижимаюсь к спине, одной рукой облокачиваясь на деревянную раму. Елизавета замирает, спина натягивается, как струна. Она всегда так на меня реагирует. Всегда настороженная, напряженная. Но очень быстро и сладко мне сдается.
– Впечатляет, правда?
– Да, очень красиво, – шепотом отвечает она. А я глубоко втягиваю запах ее волос. Секса в моей жизни было много. Но вот с такими девочками не было никогда. Когда приходится учить, вести и каждый раз открывать для нее что-то новое. И это будоражит, приводит в тонус и вызывает некий триумф.
– Расслабься, мы просто отдыхаем, моя девочка, – обхватываю ее косу и тяну вниз, вынуждая запрокинуть голову. Даже в полумраке вижу, как порхают ее ресницы. Наклоняюсь, целую сладкие губы. Совсем немного. Вожу губами, прикусываю. – Я не чудовище, каким ты меня рисуешь, детка, – шепчу ей в губы. – Попытайся почувствовать меня. Не верь никому, кроме своих ощущений, – ловлю ее всхлип и проглатываю, углубляя поцелуй. Отпускаю. Хватаю края ее толстовки и тяну вверх, снимая, отшвыривая куда-то на пол. Девочка остается в тонкой маячке на бретельках.
– Роман… – не договаривает, снова всхлипывает, когда я касаюсь подушечками пальцев ее шеи, веду ниже по плечам, обрисовывая лопатки.
Наклоняюсь, целую шею, веду губами, оставляю несколько поцелуев на плече, затылке. Одновременно спускаю бретели вниз, стягиваю их с ее рук, оголяя грудь. Мне до безумия нравится ее нежное тело. Мне нравится его запах и вкус. Мне нравятся мурашки, которые разбегаются по белой коже от каждого прикосновения. Меня возбуждает ее уязвимость.
Обхватываю упругую грудь, не удерживаюсь, сжимаю, чтобы почувствовать ее, чтобы вырвать у девочки первый стон. Обвожу соски, играю с ними, ласкаю, потираю, а потом сжимаю намеренно сильно, до боли, чтобы Елизавета вскрикнула и содрогнулась. Я уже изучил ее тело и знаю ее границы. Вжимаюсь пахом в ее попку, прижимая Елизавету к подоконнику, позволяя почувствовать мое возбуждение. Чувствуешь, как я хочу тебя, девочка моя? Дико хочу. Теперь почти всегда. Впиваюсь в нежную кожу на шее, всасываю, оставляя засосы, ощущая, как Лиза плывёт. Подхватываю ее за талию одной рукой, придавая равновесия.
Стягиваю с ее бедер штаны вместе с трусиками, оставляя болтаться на ее коленках. Не хочу раздевать ее полностью. Хочу ее такую, уязвимую. Мне рвёт от этого крышу. Нежность где-то теряется.
– Руки на подоконник! – рычу, и девочка тут же подчиняется. Оттягиваю ее бёдра, поглаживаю попку, слегка припечатываюсь ладонью, шлепая, запуская пальцы между ножек, потираю, не сдерживая хриплый стон от того, что она влажная. Вот такая, готовая меня принимать Лиза, мне нравится.
Быстро расстегиваю ремень, стягиваю джинсы, боксеры, освобождая давно налитый каменный член, проводя по нему рукой, упираюсь между ножек. Срываю с себя мешающий свитер, наклоняюсь, ложась грудью на ее спину, накрывая ее ладони своими, впиваюсь губами в шею и резко вхожу, одним грубым толчком, не сдерживая рычание.
– Моя девочка, – выдыхаю ей в ухо. – Моя жена! – прикусываю мочку уха. Не двигаюсь, просто позволяю ей и себе почувствовать этот момент. Тело сводит, горит, член пульсирует от ее влажности и тесноты. Она так меня сжимает, что мне всегда больно. Но я, как одержимый, кайфую от этой боли. Меня ведет. Ведет от того, как она дрожит, как тихо стонет, как усиливается запах моей женщины. Самого трясет, и я начинаю двигаться. Медленно. Очень медленно для меня, но хочется именно так. Медленно выходить и потом заново грубо вторгаться, чтобы каждый раз чувствовать, как в ней тесно, как течёт и задыхается.
– Роман… – выдыхает на очередном толчке. Нет, она ничего не хочет сказать. Лиза неосознанно произносит мое имя, не забывая ни на секунду, кому принадлежит. И это тоже дико меня возбуждает. Перехватываю ее за талию и, не выходя, поднимаю, давлю на спину, вжимая грудью в холодное стекло. Вздрагивает от контраста наших разгорячённых тел. Но я знаю, что моей девочке мало, накрываю складочки, нажимаю на клитор, растираю, одновременно с грубыми точками. Нахожу ее губы, впиваюсь. Уже нет никакой нежности. Она слетает с меня к чертовой матери. Я насилую ее рот, глотая ее стоны и крики. Вторгаюсь, насаживая на себя, кайфуя от того, как ее потряхивает, как ритмично сжимает меня мышцами лона, как сама теряет контроль, стыд и кусает мои губы, как кончает, начиная оседлать.
– Да! Кому ты принадлежишь? Отвечай! – рычу, двигаясь ритмично, не сбиваясь с темпа, преодолевая судороги ее лона, вторгаюсь.
– Тебе, – сдается, теряя себя, оседая. Вжимаю в стекло, не позволяя упасть. Собираю ее влагу между ног и проталкиваю пальцы в ее горячий ротик, и она всасывает их, сильно, кусая, подводя меня к взрыву, от которого темнеет в глазах. Запрокидываю голову, кончаю глубоко внутри, клеймя.
Не выхожу из нее, утыкаюсь в шею, дышу, чувствуя, как бешено бьется ее пульс.
Через несколько минут девочка приходит в себя и пытается вырваться. Не отпускаю, сжимая.
– Даже не думай. Принимай меня и доверяй. Другого пути нет, Елизавета. Все, мы связаны.
В моем мировоззрении это почти признание… Но она пока не оценит.
ГЛАВА 21
Роман
Выхожу из душа, одеваюсь, спускаюсь вниз, где уже накрывают стол возле камина. Тихий, спокойный ужин с женой вызывает чувство умиротворения. Ты привыкнешь ко мне, девочка. Мы должны настроиться друг на друга. И ведь я не искал вот таких сложных отношений, но сейчас понимаю, что Елизавета мне подходит. Не хочу больше никого. Да, она пока сопротивляется, не самый легкий вариант, но я давно поймал себя на мысли, что хочу видеть себя в будущем только с ней. Если искоренить страхи и эмоции, то из Елизаветы выйдет идеальная жена и мать. Красивая, скромная, непосредственная, гибкая, мягкая – идеальная супруга.
Снова похоже на расчет? Да. По-другому я жить не умею.
На столе фондю из трёх видов сыров, нарезка из багета, оливки, ветчина, овощи, фруктовая нарезка и вино. Прошу его открыть, чтобы подышало, и поднимаюсь за Лизой. Моя супруга задерживается, видимо, из-за упрямства не хочет выходить. Прохожу в спальню, тишина. Ее сумка открыта, на кровати лежит одежда и косметика. Открываю дверь в ванную, без стука. Не знаю, почему так поступаю, обычно я всегда тактичен и, не постучавшись, не вторгаюсь к женщине в ванную. А сейчас меня что-то гнетет. Прошло достаточно времени на сборы и женские дела.
Елизавета стоит возле раковины, с влажными волосами, в белом пушистом халате с серебряной вышивкой логотипа отеля. Вздрагивает и тут же сжимает в руках какую-то упаковку. Распахивает глаза, быстро моргает, смотря на меня в растерянности, словно я поймал ее за воровством.
Делаю к ней пару шагов, внимательно осматривая. На раковине стакан воды и бумажка, похожая на инструкцию.
– Выйди, пожалуйста, – в голосе возмущение, но дыхание сбивается.
– Что это? – я спокоен, но накатывает какое-то гадкое недоверие. Словно меня предают.
– Таблетки от головы, – слишком быстро выпаливает она. – Голова болит – горы.
Заглядываю ей в глаза – красные, словно плакала. Там вселенская печаль и обречённость. И, видимо, виновник этой печали снова я. Прихожу в ярость, но держу себя в руках.
– Дай сюда, – понижаю тон, протягивая руку. Елизавета заводит ладонь с таблетками за спину. И вот теперь я окончательно убеждаюсь, что это явно не обезболивающее. Не умеет моя девочка лгать. – Елизавета! – срываюсь на эмоции, теряя самообладания. Отходит от меня, будто я чудовище. Хватаю бумажку с инструкцией и читаю название. Сосредоточиться трудно, но я сразу понимаю, что это далеко не обезболивающее.
«Экстренная контрацепция с целью предупреждения беременности при отсутствии контрацепции или недостаточной надежности применяемого метода».
Это все, что мне нужно знать. Этого достаточно, чтобы потерять самообладание и выйти из себя.
Сминаю в руке бумажку, сжимая кулак со всей силы.
– Отдай мне таблетки! – я не кричу, контролируя голос, но Лиза бледнеет, впадая в ступор, смотря на меня испуганными глазами. – Ты хоть понимаешь, какие последствия может вызвать эта таблетка?! – начинает потряхивать от злости. – Ни хрена ты не понимаешь! Дура!
Срываюсь, кидаю бумажку на пол, преодолеваю между нами расстояние, хватаю Елизавету за руку, насильно разжимаю пальцы, вырывая злосчастные таблетки. Раскрываю упаковку и спускаю их в унитаз. А девочка так и стоит на месте, смотря на меня во все свои лазурные, красивые, но испуганные глаза.
– Настолько отвратительна мысль о моем ребенке, что готова себя покалечить? – повышаю голос, окончательно теряя самообладание. – Ты за кого меня принимаешь? – хватаю ее за шею, нет, не сжимаю, фиксирую, чтобы смотрела в глаза. – Что ты, мать твою, там напридумывала в своей голове?! – рычу, встряхивая девочку. А в ее глазах только страх и молчаливая истерика. Закрываю глаза, дышу, медленно разжимая пальцы на ее шее. Сглатываю. – Я могу быть циничным, жёстким, категоричным, бесчувственным, но не таким, каким меня нарисовала Марина.
Разворачиваюсь, иду на выход из комнаты, но краем глаза замечаю на комоде сумку Елизаветы. Хватаю ее и вытряхиваю содержимое на кровать, в поисках еще чего-нибудь, чем она может себя покалечить.
Лиза выходит из ванной и молча за мной наблюдает, быстро моргая и прогоняя слезы.
– Я надеюсь, больше нет ничего?
Отрицательно мотает головой.
Выхожу из спальни, спускаюсь вниз. Беру бутылку вина и глотаю его из горла.
Сука!
Внутренности выворачивает. Давно я так себя не чувствовал. Давно меня так не трясло от женщины. Эмоции разрушают, но меня уже несет. Накидываю куртку, вылетаю на улицу. Дохожу до главного корпуса коттеджного отеля, беру машину и еду в аптеку.
Под ошарашенным взглядом молоденького швейцарского фармацевта покупаю двадцать больших пачек презервативов. Самых, мать ее, надежных и дорогих. Беру пакет, сажусь в машину и еду назад.
Прохожу внутрь, скидываю куртку, вновь прикладываюсь к бутылке, глотаю коллекционное вино, не чувствуя вкуса, с грохотом ставлю бутылку на стол и поднимаюсь наверх. Лиза сидит на кровати, закрыв лицо руками, всхлипывает. Замирает, когда я вхожу.
Высыпаю презервативы на кровать. Елизавета отрывает руки от лица и растерянно смотрит, сводя брови. Заплаканная. Но мне почему-то ни хрена ее не жалко.
– Можешь выдохнуть! И больше не калечить себя. Детей не будет!
Выхожу из комнаты, громко хлопнув дверью, так что содрогаются стены. Хватаю бутылку со стола, выхожу на улицу, сажусь на деревянное крыльцо и бездарно уничтожаю благородный напиток, который нужно смаковать. Ни хрена оно меня не берет. Хочется чего покрепче. Оставляю бутылку, возвращаюсь, надеваю куртку, беру портмоне и иду в местный бар.
