Текст книги "Отпусти меня 2 (СИ)"
Автор книги: Наталья Шагаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– Нет, нет, просто…
– Сейчас все изменилось между нами. Изменилось же? – Киваю. – Ты моя жена. Мы пытаемся строить наш брак, работая над собой, и это прекрасно. Не разочаровывай меня, Елизавета.
– Ну могу я, как девочка, обидеться?
– Можешь, – усмехается. – Иди сюда, моя обиженная девочка.
Тянет меня на себя, и я ложусь на его грудь. Обнимает. Тепло. Хорошо. Да черт с ней, с этой Валерией.
ГЛАВА 25
Елизавета
– Добрый вечер.
Сегодня у меня снова индивидуальное занятия с Адамом. У нас принято здороваться по-английски, и вообще, по максимуму общаться только на языке Шекспира. Я очень хочу знать этот язык на должном уровне. У Романа прекрасное произношение.
Но сегодня я теряюсь, потому что кабинет Адама залит водой, буквально все плавает, и растерянный мужчина пытается спасти книги, отодвигая шкафы. Стены мокрые, видно, что текло с потолка.
– Good evening, Elizabeth, – здоровается со мной Адам.
– Что произошло?
– Crash, – вздыхает Адам.
– Вас затопили?
Адам разводит руками. Словно никогда с таким не сталкивался.
– Урок, как я понимаю, отменяется?
– Мы можем провести его в кафе напротив, – предлагает Адам.
– Не знаю, насколько это удобно…
– Разговор за чашкой кофе – тоже хорошая практика, – улыбается. Киваю. В принципе, мне нет разницы, где сидеть, главное ведь не стены.
Мы дожидаемся уборщицы, покидаем здание и садимся в кафе за дальний столик. Заказываю только кофе, отказываясь от еды.
– Попробуй трайфл, Элизабет. Это истинно английский десерт. Вкусно, – настаивает Адам.
– Ну если английский, – усмехаюсь, киваю.
Дальше мы действительно занимаемся. Адам просит рассказать на английском, как прошел мой день. Поправляет меня, подсказывает, когда я запинаюсь. Сам рассказывает о себе, переводит, когда я не понимаю, просит меня задавать вопросы, чтобы выстроить диалог. Мне нравится наше занятие, это увлекательно и на самом деле полезно. Десерт оказывается немного пьяный, бисквит пропитан ликером, но сочетание вкусов замечательное. Адам говорит, что в Англии делают немного по-другому, но этот десерт тоже довольно сносный. Два часа пролетают незаметно. Вынимаю из сумки телефон, чтобы посмотреть время, и понимаю, что он разряжен. Закидываю его в сумку. Еще немного беседую с Адамом, уже на русском, на тему наших занятий. Я работаю в компании и прошу немного изменить график.
– Thanks, Adam, I have to go homе.
Адам кивает, тоже благодаря за урок, и провожает меня. Он помогает надеть мне пальто и галантно открывает дверь.
– Спасибо, – выхожу на крыльцо. Поскальзываюсь на обледенелых ступеньках.
– Ай! – не могу удержать равновесие. Взмахиваю руками. Адам подхватывает меня за талию, удерживает, не позволяя упасть. Смеюсь. Это, и правда, смешно. Я как корова на льду, продолжаю скользить, даже когда меня держат. Мой учитель тоже смеется, аккуратно спуская меня со ступенек. Убеждается, что я стою на ногах, и отпускает.
– Я неуклюжая. Эти новые сапоги такие скользкие, – оправдываюсь я. Осматриваюсь и понимаю, что машины с моим водителем нет. Он должен был ждать меня, но его нет. И телефон сел.
– Что-то случилось?
– Машины нет…
– Я могу подвезти.
– Да нет, наверное, не стоит, я возьму такси.
Я растеряна. Мой водитель никогда не уезжал без предупреждения.
– Я подвезу, – настаивает Адам и указывает на свою машину, которая стоит через дорогу.
– Разве она непонятно сказала, что не стоит? – раздается позади меня голос Романа. Я хорошо знаю этот холодный, безэмоциональный тон. Оборачиваюсь. Роман заглядывает мне в глаза, а там холодная сталь. Плохой знак, давно он так на меня не смотрел. Сердце начинает колотиться, как сумасшедшее. Я еще не понимаю, что происходит, но уже чувствую себя виноватой.
Роман
Сажусь в машину. На несколько минут сжимаю переносицу и зажмуриваю глаза. Устал от нового проекта. Проблем больше, чем выгоды. Нет, я привык работать, но есть такие дела, которые тянут вниз. Набираю жену – недоступна. Набираю еще раз – то же самое. Откидываюсь на сиденье, запрокидываю голову, дышу. Звоню водителю, который мне сообщает, что Лиза на курсах английского. Отпускаю ее водителя домой, еду туда сам. Хочу пригласить Елизавету в спа-комплекс. Сауна, бассейн, массаж Устал. Больше морально. Голова тяжёлая. К вечеру все словно в тумане.
Прохожу в здание, но, кроме охранника на вахте и уборщицы, никого не нахожу.
– Так нет сегодня уроков. Кабинет затопило, – сообщает мне уборщица, продолжая мыть пол.
– В смысле нет? – нечего не соображаю. Водитель Елизаветы был здесь. – Преподаватель где? – становится не по себе. Я всегда знал, где моя супруга. Это не контроль, это, скорее, безопасность.
– Так ушел пару часов назад, с девушкой, – цокает женщина.
– Куда ушел?
– Ну откуда я знаю, на свидание, наверное, – усмехается она.
На свидание, значит. Сжимаю челюсть. Интересно.
– В кафе напротив зашли, – сообщает мне охранник на вахте.
– Спасибо.
Выхожу на улицу. Дышу. Тело напрягается еще больше, головная боль нарастает. Перевожу взгляд на кафе напротив и, собственно, нахожу супругу в объятьях преподавателя. Внутри просыпается что-то очень нехорошее, приправленное агрессией. Закрываю глаза, пытаясь обрести равновесие. Не выходит. Перехожу дорогу, иду к «парочке». Самый лучший преподаватель, носитель языка, говорили мне, и я, естественно, нанял его жене. Все самое лучшее для Елизаветы!
Бодрит, вашу мать!
И приводит в ярость.
Я сломаю руки, прикасающиеся к моей жене. И ведь там ее никто не насилует. Улыбается. Англичанин указывает на свою машину, что-то обсуждают, а меня передёргивает. Как обухом по голове. Не ожидал. Был слишком уверен в себе. А я-то думаю, что она такая мягкая стала, принимает меня, ластится. Даже потеплело внутри. Расслабился с ней. А она просто нашла утешение. Стискиваю зубы так, что они почти крошатся. Меня задевает так, что внутренности выворачиваются. Не убить бы никого.
Контроль...
Где мой гребаный контроль и холодная голова?
– Да нет, наверное, не стоит, я возьму такси, – произносит, Елизавета.
– Я подвезу, – настаивает.
– Разве она непонятно сказала, что не стоит? – произношу я, обозначив свое присутствие. Оборачивается, распахивает глаза. Не ожидала, страшно? Бояться, и правда, есть чего. Я чувствую, как гребаные эмоции наполняют меня. Плохой знак.
Лиза молчит, лишь растерянно моргает.
– Не познакомишь нас? – задаю ей вопрос сквозь зубы. Не могу скрыть ярости. Хочется наказать обоих. Она моя. Моя жена. Никто не имеет права прикасаться к тому, что принадлежит мне!
– Адам, познакомься, это мой супруг Роман, – пищит девочка. Не вижу в парне смятения, там уверенность. Изучает меня, тянет руку. Пожимаю, но не отпускаю, сжимая сильнее.
– В машину быстро! – велю Елизавете, кивая через дорогу, и стискиваю ладонь парня сильнее. Морщится, но выдерживает.
– Роман…
– В машину, я сказал! Немедленно! – повышаю голос, и девочка испуганно убегает, оглядываясь на нас.
– Touch my wife again and I'll break your arms. And it won't be the worst thing that can happen to you in our country (Еще раз тронешь мою жену, и я сломаю тебе руки. И это будет не самое худшее, что может случиться с тобой в нашей стране), – холодно произношу я. Отпускаю его руку. Англичанин трясет кистью, но спокоен.
– Your jealousyhas no basis. I just helped a girl. You don't need to threaten me (Ваша ревность не имеет под собой никаких оснований. Я только что помог девушке. Тебе не нужно мне угрожать), – спокойно отвечает, в открытую смотря в глаза.
– If you want to keep working here, stay away from my wife. (Если ты хочешь продолжать здесь работать, держись подальше от моей жены).
Не дожидаюсь комментариев. Разворачиваюсь и иду к машине. Я не курил уже лет десять. Мало того, за это время у меня выработалась стойкая неприязнь даже к запаху табака. А сейчас непреодолимо хочется закурить, чтобы хоть как-то успокоиться и не наделать ошибок. Не знал, что меня так передёрнет. Минут пять просто стою, облокотившись на машину, и глотаю воздух.
Ни хрена не помогает, еще больше распаляет. А девочка не так проста. Въелась под кожу, гораздо сильнее, чем я думал. Внутри что-то больно рвётся.
Сажусь в машину, приказывая водителю трогаться. Надо прийти в себя и только потом разговаривать с женой. Но я не знаю, как удержать себя в руках. Она рядом. Ее тонкий запах забивается в лёгкие. Обиженно отодвигается от меня, вжимаясь в дверь, и отворачивается к окну.
То есть я ещё и виноват в этой ситуации? Опять давлю на нее, насилую? Что в этот раз? Я должен это все глотать? Распаляюсь, сжимаю кулаки, закрываю глаза. Она тонкая, ранимая девочка – напоминаю себе. Но это не мешает ей флиртовать, улыбаться и обниматься с чужим мужчиной. Зажмуриваюсь. Почему так мало воздуха?!
Поднимаемся в лифте в полной тишине. Лиза смотрит в пол, делая вид, что меня нет. Это к лучшему. Любое ее оправдание – для меня сейчас триггер.
Открываю дверь, пропускаю Елизавету вперед, запираюсь. Снимаю с себя пальто, вешаю и сразу иду в кабинет.
Наливаю стакан чистого виски, выпиваю залпом. Горло горит. Еще стакан. Немного отпускает. Ревность всегда губительна и разрушительна. И меня ломает. Хотя не должно. Я основал брак не на чувствах, для того, чтобы таких моментов не было. Но они есть, и они сжирают меня.
Выхожу. Лиза на кухне. Поднимаюсь наверх, иду в ванную. Принимаю душ, пытаясь остыть. И вроде получается. Дышу уже ровнее, держу себя в руках.
Спускаюсь, Лиза сидит на диване, обнимая подушку. На столике чашка, пахнет какао, ее губы обиженно опущены. Как ребенок. Но это не мешает ей. Инфантильность привлекает мужчин. Сажусь в кресло напротив, закрывая ей вид. Отворачивается.
Что она там хотела? Разговаривать? Решать все в диалоге? Так поговорим.
– Как часто ваши так называемые занятия проходят в кафе? – голос холодный, но это лучше, чем ярость.
– Это было впервые, – в голосе обида, и это бесит меня.
– Вошла во вкус, открыла для себя мир мужчин? – понижаю тон, сжимая подлокотники. На столике рядом с чашкой вибрирует ее телефон. Смотрит на экран, скидывает звонок. Правильно. Не нужно отвлекаться при разговоре со мной.
– Ну, что ты говоришь?! – тоже выплёскивает эмоции, возмущена. Можно сказать, оскорблена. – В его кабинете потоп. Мы просто занимались в кафе, чтобы не пропускать урок.
– Ваши уроки… – Меня прерывает вибрация ее телефона. Снова смотрит на экран, скидывая. – Ваши уроки происходят в формате флирта? И часто ты позволяешь себя трогать чужим мужчинам?!
Все, меня опять рвёт. Повышаю тон.
– Я никому, ничего не позволяю! Было скользко. Адам предотвратил мое падение. Удержал. Помог! – кричит на меня и всхлипывает.
– Сбавь тон! Ты так улыбалась ему, и я делаю вывод, что тебе это все понравилось. Он не давит, не насилует и открыто выражает чувства? Решила сравнить?!
Меня, определённо, несет. Но тормоза не работают. Молчит. Закрывая лицо руками. Ее телефон опять вибрирует, действуя мне на нервы. Хватаю его со стола. Номер не определён.
– Кто это?!
– Не знаю! – надрывно отвечает в ладони.
– Сейчас узнаем!
Отвечаю на звонок, ставя на громкую.
– Да! – рычу в трубку.
– Калинин, – язвительная усмешка. Марина…
– Марина?! – не верю своим ушам. Лиза отнимает руки от лица, замирает, смотрит на меня, моргая. Тоже не понимая, что происходит. – Какого черта?! – поднимаюсь с кресла. Отворачиваюсь к окну, на эмоциях забывая отключить громкую связь.
– Ммм, как ты вкусен в эмоциях. Не дает тебе покоя девочка. Да? Контролируешь ее?
– Ещё раз спрашиваю, какого черта ты звонишь?! Что тебе нужно?
– Мне много что нужно. Но, увы, не от тебя, – усмехается, словно одержимая.
И ведь она нашла способ связаться с Лизой. Зачем? Добить ее очередной «правдой»? Мое терпение лопается. Оно трещит по швам. Я в шаге от того, чтобы упечь ее в психушку куда-нибудь очень далеко. Хотя я всегда хотел, чтобы у моей бывшей жены было все хорошо. Я отвечал за нее и заботился, как умел, как считал нужным.
– И что в этот раз ты решила донести до моей супруги? – спрашиваю сквозь зубы. Во мне словно оголяются все эмоции.
– Только правду. Мне вдруг показалось несправедливым, что женщина, которую ты любишь, не знает нашего прошлого. Не находишь это нечестным?
ГЛАВА 26
Роман
– Ты заигралась, Марина. Я ведь могу и поступиться принципами, превратиться в чудовище, которым ты меня рисуешь, чтобы оправдать твои надежды. Угомонись! – скидываю звонок.
Ни хрена она не поняла.
Разворачиваюсь, отшвыриваю телефон. Женщины живут эмоциями и, как показывает опыт, ни к чему хорошему это не приводит. Эмоции, как вирус, мутируют и передаются мне. Накладывается усталость, проблемы в бизнесе, всплеск ревности и вышедшая из-под контроля Марина.
Расстёгиваю рубашку, осматриваю супругу. Сжимается. Нет, не прокатит, жалости нет, мне по-животному надо донести до нее, что не нужно будить во мне зверя, провоцировать и легкомысленно флиртовать с чужими мужчинами. Чтобы усвоила, что она моя. Меня, определённо, несёт. Все, что между нами происходит, давно не игра, не голый расчет. Да, брак случился по принуждению, но я давно врос в него, глубже, чем хотел. Эта девочка проникла в меня, и я хочу, чтобы она там и оставалась.
Срываю с себя рубашку, откидывая ее в кресло.
– Иди сюда, – выходит зло, тяну ей руку.
– Что ты делаешь? – растерянно вжимается в диван.
– Я хочу вытрахать из своей жены мысли о других мужчинах.
– Не надо, – мотает головой, обнимая подушку, закрываясь от меня.
– Что «не надо»?! – рычу. Она хотела эмоций, так вот они, выливаются из меня. Что опять не так?! – Не надо лишать тебя мужчин?!
Вновь мотает головой. Да понимаю я, что она имеет в виду. Но хочется четких ответов. Меня накрывает животным возбуждением. Когда инстинкт требует взять своё, заклеймить, пропитать запахом, чтобы никто не посмел тронуть.
– Иди ко мне! – с нажимом повторяю я. Выдергиваю из ее рук подушку, отшвыриваю на пол. Хватаю за руку, дёргаю на себя, вжимаю. Срываю с ее волос резинку, зарываюсь, сжимаю, тяну, впиваюсь в шею под ее всхлип, всасываю кожу. Да, хочу так, на эмоциях. Отобрала у меня контроль – глотай меня настоящего.
Отпускаю волосы, хватаю за блузку, дергаю. Маленькие перламутровые пуговицы разлетаются по гостиной. Лиза сглатывает, глотая воздух. Дергаю чашечки лифчика, освобождая грудь. Облизываю губы.
– Ты красивая, привлекательная женщина. Юна, наивна, нежна, и это привлекает мужчин. Нужно осознавать это, детка.
Веду рукой по ее шее, ключицам, обвожу грудь, дышу глубже, тело вибрирует от неконтролируемого возбуждения. Сжимаю сосок, больно, сильно, и ловлю губами ее всхлипы, сжирая их. Вкусная девочка, дрожит.
Отпускаю, отхожу на шаг, осматривая ее. Растеряна, немного напугана.
– Раздевайся!
– Роман…
– Тихо. Делай, что я говорю, не зли меня, детка. Надо расплачиваться за легкомыслие. И осознавать, чья ты жена. Раздевайся! Иначе разорву все к чертовой матери, – голос окончательно проседает. Елизавета какое-то время мнется, закрывает глаза, втягивает воздух, а потом открывает, и там уже нет страха, там та же злость и вызов. Ммм, как вкусно.
Снимает с себя блузку, бюстгальтер, смотря мне в глаза. Расстёгивает юбку, снимает через ноги. Колготки тоже летят в кресло.
– Я всегда помню, чья я жена, это невозможно забыть, господин Калинин.
– Умница. Не забывай, – оскаливаюсь, наблюдая, как она стягивает с себя трусики. – Дай их мне, – забираю черный шелк, сминаю в руке. Красивая. В девочке столько секса, что она сама этого не понимает. Подхожу к ней. Наклоняюсь, целую в плечо. – Открой рот, – веду по ее губам пальцами, давлю, вынуждая приоткрыть рот. Выкладываю два пальца ей в рот. – Всоси.
Член болезненно пульсирует от того, как моя жена всасывает пальцы, поглаживаю ее язычок, вынимаю и этими же пальцами проскальзываю между складочками. Поглаживаю. Это обманчивая ласка, я на грани срыва. И очень хорошо, что девочка приняла мою игру. Отзывчивая, приоткрывает губы, закатывает глазки от каждого моего движения внутри. Проникаю глубже в нее пальцами, массирую нужные точки. Тугая, горячая, мокрая.
Подношу трусики к ее губам и проталкиваю их в ее ротик.
– Прикуси. – Распахивает в шоке глаза, но делает то, что я говорю. – Расстегни мой ремень, – вынимаю из нее мокрые пальцы и демонстративно слизываю ее терпкую влагу. Вкус и запах ее возбуждения пьянит. Наблюдаю, как ее пальчики путаются в моем ремне, справляется. – Ширинку, – вновь поглаживаю ее складочки, клитор, потираю, сжимаю. – Освободи член, сожми. – Бляяя, – втягиваю воздух, когда ее пальцы прикасаются к чувствительной головке. Резко разворачиваю девочку к себе спиной. – На диван, на коленки, быстро, – рычу я. – Руки на спинку! – дергаю бедра на себя. – Ноги шире!
Упираюсь в мокрые складочки, давлю, медленно входя. Очень медленно, растягивая тугую плоть.
Все.
Прелюдия закончилась.
Вдавливаюсь до упора, стискиваю ее бедра, смотря, как мой член туго сжимает розовая плоть. Это всегда больно. И охрененно хорошо.
Собираю шёлковые волосы, наматываю на кулак, тяну на себя, а другой рукой давлю на плечи, чтобы прогнулась. Поддаётся, царапая кожу дивана. Почти выхожу и вновь вколачиваюсь, еще и еще. Останавливаюсь, поворачиваю за волосы к себе, наклоняюсь, провожу языком по ее губам и краю трусиков. Царапаю зубами ее шею и зверею от того, как она мычит, стискивая трусики.
– Моя!
Вновь поднимаюсь и уже без промедлений трахаю ее, как хочу. Быстро, грубо, жёстко, не сбиваясь с темпа, создавая характерные шлепки. В глазах темнеет, голова кружится, тело горит, сводит. Чувствую, как дрожат ее бедра. Лизу выгибает, судорога, мурашки по ее спине. Да.
Но мне мало. Я хочу еще. Тяну на себя за волосы, заставляя привстать, вынимаю из сладкого ротика трусики, глотает воздух. Нет, девочка, дыши мной. Я теперь центр твоей вселенной. Продолжаю движения, не в состоянии остановиться, подхватываю под грудью, фиксируя, и впиваюсь в губы, вылизывая ее рот, не позволяй кричать. Все мое. Я очень жаден. Она как последний глоток вина, как яд, как…
К черту все и всех. Все так остро и чувствительно, по-настоящему. Грудь сжимает спазмами, и одновременно накрывает оргазм. Сам содрогаюсь и по инерции кончаю глубоко в ней, кусая нежные и сочные губы.
Дышим. Не выпускаю жену. Расслабляю губы, вожу ими по ее истерзанным губам. Все, Калинин…
Все…
Хотел настоящий брак. Вот он. Девочка выиграла. Проигрывать самому себе и своим принципам больно и страшно. Но… назад дороги нет. И вот тут ей нужно бояться по-настоящему. Моя любовь удушающая и губительная. Всепоглощающая. Ты этого хотела, Елизавета?
– Животное, – хрипло выдыхает Лиза.
– А вот не нужно меня провоцировать. Никаких больше уроков с мужчинами!
– Но Адам…
– Я все сказал! Мы найдём тебе женщину-педагога.
Выхожу из нее, грудная клетка словно разорвана, дышать трудно. Вот они, чувства. Дышу. Хреново. Но нам так надо. Со словами пока проблема, мне нужно смириться с этим внутренне.
Отравила ты меня, девочка.
Прижимаю ее к себе, целую в волосы, дышу.
– Пошли в душ.
– Ты иди, а меня что-то ноги не держат. Тело не слушается, – садится на диван, запрокидывая голову.
– Иди сюда, – подхватываю на руки, Лиза цепляется за мою шею. Уношу свою жену в ванную.
***
Она в кресле, закутанная в пушистый халат. В гостиной горит только тусклый светильник, пахнет малиновым чаем. Задумчивая. Моя жена смотрит в темное окно, а я смотрю на нее. Мы забыли про презерватив. Я забыл. Это моя зона ответственности. Но никаких истерик не следует. Последние полчаса Лиза молчаливая. Больно вроде не сделал. Слишком жестко было для нее? Может быть. Но я же чувствовал, что ей нравится.
Прохожу, сажусь в кресло напротив, подаюсь к ней, опираясь локтями на колени.
– Я надеюсь, мой посыл был понят? Никаких мужчин в твоей личной зоне, – вроде уже спокоен, но голос все равно холодный.
– Чувство собственничества? Или ревность?
– Есть разница?
– Да, – слишком спокойная, устала. – Чувство собственничества – это когда смеют трогать вещь, которая принадлежит тебе. Ревность глубже… Она… – не договаривает, кутаясь в халат. Задумываюсь, рассматривая Лизу. Хотя ответ я знаю.
– Это ревность, Елизавета. – Распахивает глаза, всматривается в мои, ища ответы. Я открыт, пусть считает.
– Не будет никаких мужчин, кроме тебя. И не было никогда.
– Хорошо, рад, что ты меня понимаешь.
Откидываюсь на спинку кресла, глубоко вдыхаю.
– Теперь к Марине и ее «правде». Правда есть только одна, и я донесу до тебя. Не хочу, чтобы моя бывшая жена опять сбила твои ориентиры. Не угомонится она, пока не добьет меня. И мне нужна твоя вера.
ГЛАВА 27
Роман
– Мы встретились на выставке современного искусства. Марина выставляла там свои работы. Я оказался там случайно. Мне нужен был префект. Неформальная обстановка, разговор об искусстве, и его подпись у меня в руках. Меня сопровождала девушка… Не помню уже имя. Просто девушка. Она зависла на портретах Марины и желала с ней познакомиться. Мы познакомились, пригласив Марину на ужин.
«Лучше бы не было этого знакомства», – думаю я про себя, но Лизе не озвучиваю.
– Марина была красивой, интересной женщиной. Умна, талантлива, разносторонняя, загадочная. Взаимный интерес возник сразу. Мне нужна была такая женщина рядом: деятельная, светская львица, умеющая себя преподнести. Ее интересовали мои возможности, меня…
Перевожу взгляд на Лизу. Слушает внимательно, впитывая каждое мое слово. Она изначально этого хотела. Я мог дать ей все, никаких ограничений, но девочке нужно намного больше, чтобы вывернул душу.
– А мне – качественный секс и спутницу, которая не испортит мою репутацию. Иллюзий из нас никто не питал. Марина, как и я, цинична и корыстна. Взаимовыгодный брак. Идеально для меня. Никаких чувств, ревности, эмоций. Фундаментальный брак. Мне тогда так казалось.
Встаю с кресла, иду к бару. Лиза наблюдает за мной, кусая от нетерпения губы. Подожди, моя девочка, мне сложно раскрываться. До этого момента мне казалось, что я вообще на это не способен. Наливаю себе немного коньяка, делаю глоток, прохожусь по комнате, играя напитком в бокале.
– Год, второй, третий – все было отлично. Мне казалось, что отлично… За это время Марина получила все, что хотела. Собственную мастерскую, школу, выставки в Европе, славу, деньги. В прессе наш брак называли самым успешным. А за кулисами красивой, успешной картинки Марина начала истерить. Я постоянно в разъездах, мой бизнес был на стадии становления. Не было ни времени, ни желания разбираться в ее депрессиях. Для этого, в конце концов, существуют психологи. Она могла на сутки закрыться в мастерской, отказаться от походов на приемы, била посуду и срывалась на прислугу, например, потому что я не успевал на ужин. Со мной такие фокусы не прокатывали, я никогда не велся на женские истерики. Поэтому нанял ей хорошего психолога и уехал на пару недель в другой город, где мы строили новый элитный район.
Залпом допиваю коньяк и иду за еще одной порцией. Иначе не смогу больше говорить.
– Тогда она впервые сбежала от меня. Нашел ее в каком-то притоне, под прикрытием сборища творческих людей. Алкоголь и травка для вдохновения, что-то вроде секты. Приволок ее домой. Она кричала, обвиняя меня в том, что я уничтожил ее лучшие годы. А она человек искусства, и ей нужны эмоции, вдохновение, которых я не могу ей дать. Я не мог позволить, чтобы ее нестабильное психическое состояние и загулы в притонах вылезли наружу. Поместил ее в хорошую клинику в Германии. Уже через месяц она звонила мне и просила вернуться домой, уверяла, что все осознала и вылечилась. Каялась. Так и было. Еще год мы прожили относительно нормально. Я перестал ее контролировать, и она сбежала снова, хотя никто насильно ее не держал. Тот же притон, те же люди, но уже в качестве источника вдохновения – наркота. Пока искал ее, выяснил, что моя супруга была беременна. Была… Она распорядилась жизнью моего ребёнка без моего участия. Эгоистично решила, что имеет на это право… Она выскребла его из себя на третьем месяце беременности.
Сглатываю. Я, определённо, холоден и расчетлив, но ребёнок…
– Меня взорвало тогда. Накрыло такой яростью, что у самого сорвало крышу. Я готов был придушить ее голыми руками и выкинуть куда-нибудь в сточную канаву, как она моего ребенка. Мирон ее опять нашел и приволок ко мне. Эмоции… Мне нужно было остыть тогда и просто вычеркнуть эту женщину из своей жизни. Но… Тогда я еще не умел настолько себя контролировать. Мне хотелось ее наказать. Не справился психолог, в моей голове были методы пожёстче. Как шоковая терапия, окунание в собственное дерьмо, пока не поймет, как ничтожна ее жизнь и то, что у нее нет права отбирать жизнь у моего ребёнка.
Вновь выпиваю коньяк до дна. Хочется еще, но нет цели напиться. Язык достаточно развязан. Лиза вздрагивает, когда я с грохотом ставлю стакан назад.
Сажусь напротив нее, заглядываю в глаза.
– Ты совершил что-то плохое? – тихо спрашивает она. Киваю.
– Ее привезли обдолбанную какой-то наркотой. Я бы назвал ее болезнь вседозволенностью, пресыщенностью. Марина зажралась. Все есть, любые деньги, возможности, развлечения – это своего рода диагноз. Когда возможности безграничны, люди начинают творить дичь. Опускаться. И мне хотелось ей показать, как просто она может все потерять. Я задал только один вопрос: почему она убила моего ребенка? Я много что не помню из этой ночи, но точно помню ее ответ. С язвительной ухмылкой она равнодушно заявила мне, что мой ребенок испортил бы ее жизнь, фигуру и планы. Вот так просто она вытравила из себя моего ребёнка, потому что он нарушил бы ее планы. Я схватил ее за волосы и потащил в бассейн с холодной водой. И ведь после нескольких лет жизни с этой женщиной я поверил в нее, в себя, в наш брак. В будущее, в семью. Марина казалась мне достойной. Да, по расчёту, но… Я топил ее в этом бассейне. Снова и снова окунал в холодную воду, чтобы протрезвела, чтобы осознала, что совершила, и дала мне вменяемые ответы. Все как в тумане, состояние полного аффекта и невменяемости. Я что-то кричал, требовал, угрожал, ненавидел ее. Держал за волосы в воде, давал хватануть воздуха и вновь топил. Отпустил, только когда она ослабла и уже не сопротивлялась. Вины и жалости я не чувствовал, я вообще ничего не чувствовал. Она убежала к себе в комнату, а я медленно, но верно глотал виски в своём кабинете, пытаясь унять дрожь в руках.
Лиза в шоке, распахивает глаза и, кажется, даже не дышит. Я, видимо, и правда, чудовище. Бездушное, жестокое чудовище, которое губит женские души. Откидываюсь на спинку кресла, запрокидывая голову, закрываю глаза, дышу.
– Я почти отключился в кабинете, но почувствовал запах гари. Вбежал наверх, дым валил из спальни. Дверь заперта. Охрану я отпустил, чтобы никто не видел моей агонии и того, как я наказываю жену. Вышиб чертову дверь не сразу, а когда получилось, то ничего, кроме пламени, пыхнувшего на меня, не увидел. Она подожгла шторы и легла спать. Я думал, что это конец, что вытаскивать из огня уже нечего, но бог милостив. Мне удалось ее спасти… Или не удалось… А потом неделя ада. Марина в реанимации, я в ожоговом. У меня шрамы на груди, а у нее пятьдесят процентов ожогов… Но самое страшное случилось дальше. Когда Марина очнулась, ее мир перевернулся. Ее мозг заработал иначе. Не знаю, что повлияло… Стресс, наркота, мое насилие или ее психическая нестабильность. Она вдруг решила, что у нас был сын и я его убил в этом пожаре. Она вопила и рыдала. Ей кололи успокоительные, но, как только они переставали действовать, все начиналось заново. Ее обвинения были настолько правдоподобны, что в какой-то момент мне показалось, что это я сошел с ума, а ее «правда» реальная. Против меня даже завели дело. От суда спасли камеры в доме. С ней работали психиатры и лучшие хирурги. Она перенесла несколько операций, и были запланированы еще. В какой-то момент мне казалось, что Марина пришла в себя. Оправилась. Восприняла реальность. Согласись, что эта женщина не казалась больной? Отпустить я ее не мог. В каком-то плане меня сжирало чувство вины. Да и некуда ее отпускать. Все просочилось в общество и прессу. Слухи ходили разные, обрастая все новой и новой информацией. «Жена Калинина, талантливая художница – наркоманка. Глава корпорации запер свою жену в психиатрической лечебнице после того, как пытался ее убить» и прочее, прочее, прочее. У меня сорвалось несколько трендов и крупных сделок. Общество верит слухам. Я отвечал за нее. Марина одинока, у нее нет родителей, близких родственников, подруг. Куда ее отпускать? В наркотическую яму, в ее мир искусства через призму сумасшествия? Да и не хотела она уходит туда, где ее никто не ждёт, насильно я не держал, ей нравилось изредка меня попрекать тем, что удерживаю ее. Я хотел, чтобы у нее все было хорошо. Я все же ей задолжал… Врачи уверяли, что она стабильна, я и сам это видел. Но ремиссия закончилась, Марина опять нестабильна… А может, и не была никогда, только гениально притворялась.
Потираю лицо руками.
– Чувства и эмоции всегда разрушают, Елизавета… Мои так точно.
Тишина. Лиза молчит. Слышу только ее глубокое дыхание. Я все сказал. Проходит минута, две, пять…
Слышу, как Елизавета поднимается с дивана. Правильно, слов не нужно, нам нужно переспать с этими мыслями. К ней в кровать я сегодня не пойду. Не могу пока. Меня ломает. Слишком много эмоций для человека, который несколько лет учился железному контролю.
Но Лиза не уходит. Чувствую ее совсем рядом, а потом она забирается ко мне на колени, лицом к лицу, утыкается в шею и дышит, посылая по телу приятную истому. Обхватываю ее бедра, прижимаю к себе теснее. Ее ладонь ложится на мою грудь, и сердце стучит под ее пальчиками. Перебираю шёлковые волосы, так и не открывая глаза.
– Я хочу твоего ребёнка, – вдруг произносит мне в шею.
– Не нужно идти на жертвы из жалости, Лиза. Я был не прав, требуя от тебя того, чего ты не хочешь, – одной рукой зарываюсь в ее волосы, а другой беру ее ладонь и целую пальчики. Мне спокойно, когда она настолько близка и открыта. Мне впервые очень хорошо с женщиной, и я впервые не хочу терять это ощущение.
– Я хочу… И жалость тут ни при чём… – отвечает она и целует меня в шею, ластится и жмется. Впервые так нежна со мной, и от этого разрывает и накрывает щемящей болью в груди.
– Прямо сейчас? – усмехаюсь и тяну завязки ее халата, распахивая его. Хочу любить ее сейчас, так, как она хочет. Я и так мало ей даю… С выражением чувств у меня все плохо. Слишком зачерствел в этом жестоком мире.
ГЛАВА 28
Елизавета
– Ну, и? – с нетерпением спрашивает Вера, когда я выхожу из кабинета врача. Не отвечаю, но улыбка меня выдает. – Да? Да? – кажется, она волнуется больше, чем я. – Ну да? Я же по лицу вижу! Лиза!
