Текст книги "История русской культуры: XIX век"

³³Там же. С.402.

³⁴ Рубакин Н.А.Этюды о русской читающей публике. СПб., 1895. С. 83, 85.

³⁵Там же. С.91.

³⁶ Куфаев М. Н.История русской книги... С. 162.

³⁷ Рубакин Н. А.Этюды о русской читающей публике. С. 81.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

§ 1. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА 60-70-х ГОДОВ

Характерной особенностью русской литературы второй половины XIX века явилась демократизация художественного сознания, чему способствовали как характер общественного движения, так и появление в общественно-политической и культурной сферах представителей разночинной интеллигенции.

«Из духоты семинарий, – писал о ней Огарев, – из-под гнета духовных академий, из бездомного чиновничества, из удрученного мещанства она вырвалась к жизни и взяла инициативу в литературе».

С конца 50-х годов возникла в литературе целая плеяда демократических писателей и критиков – разночинцев: Чернышевский, Добролюбов, потом – Писарев, журналисты Благосветов и Курочкин, писатели Помяловский, Некрасов, Слепцов, Решетников, Г. Успенский, Златовратский... Почти все они прошли суровую жизненную школу: боролись с нуждой, странствовали по России, жили в «углах» среди бедноты. Свой жизненный опыт они привносили в литературное творчество. Так, литература тех лет обогатилась новыми сюжетами: описанием жизни «низов» столицы и провинциальных городов, крестьянства; появились деревенские, фабричные очерки и рассказы, произведения, отражающие многообразие народной жизни, как, например, повести Максимова – «Лесная глушь», «Год на Севере», «Сибирь и каторга» и др.

Воодушевленные передовыми идеями 60-х годов и «некнижным» знанием жизни, писатели эти в большинстве своем рассматривали литературную деятельность не как профессию или работу, в какой-то степени обеспечивавшую существование, а как гражданское служение. Литературное отображение жизни преследовало конкретную духовно-практическую цель – силой высказанных мыслей преобразовать жизнь России. Это стремление предопределяло не только тематику беллетристических произведений, но и частое обращение писателей-романистов к публицистике, как к более действенному воздействию на читателей.

Обострение политических конфликтов, развитие общественной жизни, наконец, изменения, произошедшие в сознании людей, требовали теперь от писателей не простого изображения каких-либо событий, а объяснения сложных явлений бытия. По словам Н. В. Шелгунова, «в 60-е годы, точно чудом каким-то, создался внезапно совсем новый, небывалый читатель с общественными чувствами, общественными мыслями и интересами, желающий думать об общественных делах, желавший научиться тому, что он хотел знать». ¹

Литературе придавалось значение своего рода «учебника жизни». Стихи, проза, публицистические статьи писателей и критиков возбуждали живейший интерес просвещенного общества.

Сфера влияния литературы значительно расширялась, вовлекая людей, далеких от художественного творчества. При этом эмоциональное воздействие литературных произведений на рядовых читателей было гораздо более сильным, чем в последующее время. Свидетельств этому факту множество в воспоминаниях той эпохи. Так, например, преподаватель Морского кадетского корпуса, посетивший в 1860 году публичные чтения, которые часто в то время устраивались в Петербурге, записывал свои впечатления в дневнике следующим образом: «Народу тьма. В 8 часов началось. Вышел Полонский. Читал декламаторски „Наяды”, „Зима”. Шумно аплодировали. Я не поленил себя. Так сладко мне было... Вышел Некрасов, смуглый, худой, задумчивый, будто убитый жизнью. Болезненным и тихим голосом он читал „Блажен незлобивый поэт” и „О деве покинутой”. Так рвал мою душу на части, что я и подверженный пытке не так бы страдал. Велик и благороден Некрасов». ²

Развитие общественной и культурной жизни изменило в целом и концепцию литературного творчества, подверглись пересмотру художественные и нравственные критерии, возрастали аналитические тенденции. Наступившая эпоха новых буржуазных отношений внесла существенные изменения в мироощущения людей. Романтический накал страстей в литературе и жизни сменился трезвым прозаическим восприятием. На смену романтическим повестям А. Марлинского пришли сначала очерки «натуральной школы», затем – полные жизненной правды романы Тургенева и Достоевского. В качестве господствующего направления в литературе на всем протяжении второй половины XIX века утвердился реализм, который в тот период носил в основном ярко выраженный социально-обличительный характер. Основу этого направления в 60—70-е годы составила творческая деятельность писателей, в– свое время образовавших так называемую «натуральную школу» – Некрасова, Григоровича, Достоевского и более поздних крупнейших художников-реалистов: Тургенева, Островского, Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого. При всем различии творческих начал их объединяло обостренное внимание к российской действительности, обличение социальной несправедливости, народолюбие и гуманизм.

Литературному реализму второй половины XIX века было присуще не только правдивое изображение действительности, но, прежде всего, аналитический подход, а также широкомасштабность художественного мышления, когда человеческая индивидуальность рассматривалась и оценивалась на фоне общенародной жизни, в соотнесении с ней.

Вместе с «маленьким человеком» Гоголя и писателей «натуральной школы» в литературу пришел герой, отображающий в какой-то степени дух эпохи, размышляющий о себе и важнейших проблемах страны. Тематика литературных произведений носила в основном национальный характер: современные русские люди, с их чувствами и проблемами, русская жизнь, русский пейзаж прочно вошли в поэзию и прозу.

Наряду с сюжетной основой повествования естественную трансформацию претерпел и образ литературного героя. Он не только стал человеком своего времени, обладателем определенных общественных идей, но изменился и внешне. Вместо впечатляющего романтического героя-красавца с пламенными очами в литературу пришел скромный, часто малопривлекательный наружно персонаж, но наделенный высоким духовным потенциалом. Такими предстают герои романов Л. Толстого – Кутузов (в «Войне и мире») – пожилой, обрюзгший, одноглазый; Пьер Безухов – рассеянный увалень в очках; Достоевского – Раскольников, Неточка Незванова.

Наряду с социально-критическим направлением в русской реалистической литературе уже в конце 50-х – начале 60-х годов появилась и стала развиваться тенденция, тяготеющая к морально-этическим проблемам. Начавшееся в художественной критике размежевание литераторов наиболее отчетливо проявилось в редакции журнала «Современник». Поводом для открытого противопоставления явилось второе посмертное издание сочинений А. С. Пушкина под редакцией П. В. Анненкова. В статье А. В. Дружинина, последовавшей вскоре после появления первых томов, – «А. С. Пушкин и последнее издание его сочинений», автор разграничил два направления в русской литературе: гоголевское – с изображением и критикой темных сторон жизни, и пушкинское – поэтичное, воспроизводящее лишь светлые, радостные стороны бытия. По словам критика, тот же быт, те же люди, что у Гоголя, у Пушкина все это «глядит тихо и спокойно». Точка зрения Дружинина вызвала резкие возражения писателей, активно участвовавших в бурных общественных событиях 60-х годов, и особенно той части сотрудников «Современника», которая хотела превратить журнал в революционно-демократический орган и стояла на совершенно иных эстетических позициях. Н. Г. Чернышевский, ставший в 1854 году сотрудником журнала и защитивший диссертацию на тему «Эстетические отношения искусства к действительности», утверждал в своих критических статьях тезис: «прекрасное есть жизнь». А так как искусство является лишь отражением действительности, то целью художественного творчества, по мысли Чернышевского, должно стать не воспроизведение красоты в ее очищенном и приукрашенном виде, а изображение жизненных реалий. Позиция Чернышевского была поддержана Некрасовым, который в статье «Заметки о журнале за июль месяц 1855 года» писал, что «нет науки для науки, нет искусства для искусства – они существуют для общества, для облагораживания, для возвышения человека, для его обогащения знанием и материальными удобствами». ³

Выступления Чернышевского и Некрасова вызвали резкие возражения сторонников «пушкинского направления» – Анненкова, Григоровича и др. Разгоревшаяся дискуссия не только послужила причиной выхода из редакции «Современника» Дружинина, Анненкова и разделявших их взгляды Фета, Тютчева и А. К. Толстого, но и продемонстрировала оформление нового направления, получившего название «теории чистого искусства» или «искусства для искусства».

Несмотря на длительность и остроту полемики, происходившей между противоборствующими сторонами и критиками, следует признать, что апологеты «чистого искусства» не отрицали в принципе обращения к жизни, они отказывались лишь от воспроизведения «проклятых вопросов», остро критического анализа социально-политической обстановки, от политической тенденциозности. Анненков, например, в статье «О мысли в произведениях изящной словесности» протестовал против «поучительности» литературы, то есть привнесения в литературное произведение определенной (возможно политической) концепции. Он же, как и его единомышленники, предметом искусства, и особенно поэзии, считал красоту жизни, вечные духовные идеалы, мир природы и высоких чувств человека.

Таким образом, прения о характере литературных произведений переросли границы чисто художественных дискуссий и обозначили противоборство мировоззрений, отразив в конечном счете определенные тенденции общественной мысли.

В то же время при всем различии позиций оба направления, исходя в целом из жизненных реалий, имели и общие устремления в сфере духовной, ибо многим художникам социально-реалистического плана свойственно было обращение к философским проблемам. Достаточно вспомнить «Стихи в прозе» такого социального писателя, как Тургенев, с размышлениями о смысле человеческого существования, тот же вопрос возникал и в одном из его наиболее популярных романов «Отцы и дети». Эти же проблемы являлись определяющими для всех значительных произведений Достоевского и романов Л. Толстого. Но разрешение этих вечных для мировой философии и литературы вопросов достигалось путем художественного осмысления динамичной современной жизни.

Нетерпеливое ожидание грядущих перемен, охватившее на рубеже первой и второй половины XIX века все слои населения России, неизбежно проникало в печать, в литературу. Это кипение политических и общественных страстей, захватившее и литераторов, повышало тонус их восприятия жизни, активно приобщало к общенациональным проблемам, вызывало обращение к публицистике многих беллетристов, что становится характерной особенностью литературного процесса второй половины XIX века.

Животрепещущим для русского общества являлся вопрос о дальнейшей судьбе России – как дальше развиваться стране, продолжать ли начатое дело реформ или повернуть вспять? Какими идти путями – решительной революционной ломки всего отжившего или медленного постепенного преобразования? Какие силы должны возглавить и совершить это? и т.д. и т.п.

Сопричастность литературы общественному движению выразилась и в многочисленных журнальных дискуссиях, и в спорах отдельных выдающихся мастеров слова. В переписке Герцена и Тургенева начала 60-х годов возник этот характерный для того времени вопрос о направлении дальнейшего развития России. Герцен, отстаивая идею «русского социализма», указывал на пороки буржуазного строя, так ясно уже обозначившиеся в Европе, и возлагал надежду на самобытность русского народа, его традиционную общность. Свою позицию он изложил в цикле статей «Концы и начала», которые в 1862-1863 годах появились на страницах «Колокола». Первоначально Тургенев собирался свои возражения также опубликовать в этом издании, однако сделать этого не смог из-за официального запрещения и вынужден был отвечать в частных письмах. В одном из них он указывал Герцену уже на появление в России «буржуазии в дубленом полушубке», на то, что сельская община не сможет избежать капиталистических отношений. «Тот „самум”, о котором ты говоришь, – писал Тургенев, – дует не на один Запад – он разливается и у нас».

Спорным было и представление о тех силах, которым приписывалась решающая роль в дальнейшей судьбе России. Если Герцен, подобно Бакунину, предполагал «революционные или реформистские начала в народе», то Тургенев считал основной действующей силой «образованный класс», то есть интеллигенцию, в письме Герцену он утверждал: «Роль образованного класса в России – быть передателем цивилизации народу с тем, чтобы он сам решал, что ему отвечать или принимать... Эх, старый друг: поверь: единственная точка опоры для живой революционной пропаганды – то меньшинство образованного класса в России, которое Бакунин называет гнилым и оторванным от почвы...». ⁴

В сознании современников, таким образом, наряду с размышлениями о будущем пути страны естественно вставал вопрос – кто возглавит этот процесс, способны ли новые силы – представители пришедшей в общественную и культурную жизнь России разночинной интеллигенции – осуществить эту историческую миссию?

Тем более что они резко выделялись своей необычностью, поражая своими взглядами, обликом и поведением. Характеризуя эту новую силу, Н. Н. Серно-Соловьевич писал о том, что к началу 60-х годов в русской жизни появилось «большое количество личностей, страшных энергией и непримиримостью убеждений... О таких личностях мы не имели понятия лет пять назад. Но уже в последние два-три года между самою юною молодежью стали появляться характеры, перед силою которых самые крайние люди поколений, воспитанных в прошлое царствование, оказывались почти детьми».

Увлеченные передовыми идеями своего времени, молодые люди 60-х годов стремились и жизнь устроить на новых началах. Начали возникать общежития, «коммуны», где жильцы совместно вели хозяйство и проводили досуги за обсуждением злободневных вопросов или за чтением научной или художественной литературы. Так, большой известностью в Петербурге пользовалась коммуна Слепцова, публициста и общественного деятеля. Несколько молодых людей и девушек сняли большую квартиру на Знаменской улице, вели совместное хозяйство, сами делая всю домашнюю работу, совместно проводили свободное время. Коммуну посещали близкие к искусству люди: поэт-сатирик Минаев, композитор и музыкальный критик А. Н. Серов, актриса Челищева. Знаменская коммуна, как рассадник свободомыслия, была закрыта полицией в 1864 году. По Петербургу ходили рассказы о решительных поступках молодых женщин, не посчитавшихся с пересудами и стремившихся получить образование и начать трудовую жизнь.

Волнения и споры вокруг этих «новых людей» нашли непосредственное отражение в ряде литературных произведений. Одним из наиболее ранних и значительных произведений на эту тему стал философско-утопический роман Чернышевского «Что делать?». В авторском осмыслении в нем изображалась русская жизнь в прошлом, настоящем и будущем. При этом в общественной сфере противопоставляются две категории людей – «пошлые люди», ведущие паразитическое существование, и «новые люди», занимающиеся полезным трудом. Если первые видят смысл своего существования, свою «выгоду» в удовлетворении эгоистических желаний, то вторые – в «разумном эгоизме», то есть в общественной значимости своего труда.

Образы «новых людей», созданные в романе, воспроизводили не только и не столько современных автору единомышленников, уже появившихся в русском обществе, но и будущее их поколение. Так, в Рахметове с его аскетизмом, фанатичной преданностью делу революции скорее угадывается не шестидесятник, а герой «Народной воли» конца 70-х годов. Новые люди – демократы-разночинцы – противостоят в романе миру стяжателей. Лопухов, Кирсанов, Вера Павловна не только наделены высокими нравственными достоинствами, но волей и энергией, поэтому жизнь свою они могут строить согласно своим принципам. Независимые в своих суждениях, трудолюбивые, они стремятся не только к личному счастью, но и к общему благополучию и к тому, чтобы «помогать этому скорее прийти».

«Новые люди» создают и новые отношения в своем окружении. Идеалы свободы и правды, которые они исповедуют, определяют их жизненное поведение – высокую дружбу, самоотверженность, уважение к человеку. Совершенно иным предстает понимание любви, брака. Так, чувство Лопухова к Вере Павловне и его дружба с Кирсановым так глубоки и благородны, что он смог отойти в сторону, чтобы не мешать счастью друга и любимой женщины, сохранив при этом с ними самые лучшие отношения. Уважение к чувствам человека определяет и представление о браке как равноправном союзе, основанном на нравственной близости людей. Эти семейные отношения противопоставляются браку, базирующемуся на расчете, где жена большей частью считается собственностью мужа. «О, грязь! О, грязь! „Обладать” – кто смеет обладать человеком? Обладают халатом, туфлями...» – восклицал писатель.

Один из наиболее значительных для того времени – женский вопрос – также решался в романе с принципиально новых позиций. Наряду с представителями новой плеяды разночинной интеллигенции возник и новый образ передовой русской женщины, которая должна занять равное с мужчиной положение в общественной жизни, достичь полной самостоятельности. Счастье ее не только в любви, в семейной жизни, но и в полезной трудовой и общественной деятельности.

Роман Чернышевского исполнен размышлений автора о прошлом, настоящем и будущем России. Причем и в настоящем и в будущем страны огромную роль должны были сыграть именно «новые люди». На них возлагались надежды по преобразованию русской жизни. О средствах и путях этих преобразовании по вполне понятным причинам в романе не говорится. Можно предполагать, что имелось в виду и революционное воздействие. Но создание общества социального равенства могло произойти лишь при условии перевоспитания, морального совершенствования людей. Идеализированные образы «новых людей», вполне соответствующие художественной форме романа-утопии, в то же время обозначали и нравственный идеал, к которому должны были стремиться лучшие люди нации, чтобы вести за собой других.

Именно так воспринимался современниками этот завет заключенного в Петропавловскую крепость автора. Об этом свидетельствовал Плеханов, когда писал: «Кто не читал и не перечитывал это знаменитое произведение? Кто не увлекался им, кто не становился под его благотворным влиянием чище, лучше, благороднее? Кого не поражала нравственная чистота главных действующих лиц? Кто после чтения этого романа не задумывался над собственной жизнью, не подвергал строгой проверке своих собственных стремлений и наклонностей?». Светлая картина будущего общества, где не будет угнетения человека человеком, провозглашение новых этических норм произвели огромное впечатление на современников. «Для русской молодежи, – писал известный революционер князь П. Кропоткин, – роман «Что делать?» стал своего рода откровеньем и программой. Ни одна из повестей Тургенева, никакое произведение Толстого или какого-либо другого писателя не имели такого широкого и глубокого влияния на русскую молодежь, как эта повесть Чернышевского. Она сделалась своего рода знаменем для русской молодежи».

Совершенно иные образы «новых людей» и иные связанные с ними проблемы предстают в известнейшем романе Тургенева «Отцы и дети». Писатель, постоянно очень пристально и заинтересованно следивший за «пульсом жизни», это произведение Создал почти одновременно с теми событиями, которые описываются в романе. Работать над ним Тургенев начал зимой 1860 года, а в июле 1861 года закончил. «Отцы и дети» были опубликованы в февральском номере «Русского вестника» за 1862 год. Действие же романа происходит летом 1859 года, а эпилог – после 1861 года. Таким образом, писатель изобразил переломный момент в русском общественном движении – старую уходящую жизнь и новую эпоху, находящуюся еще в становлении.

Уже в самом начале романа возникает тема кризиса крепостного уклада – она звучит и в горестных сетованиях Николая Петровича Кирсанова о хозяйственном оскудении, и в пейзажных зарисовках поместных деревень. «...Небольшие леса, речки с обрытыми берегами, крошечные пруды с худыми плотинами, деревеньки с низкими избенками под темными, до половины разметанными крышами, ^*покривившиеся молотильные сарайчики с зевающими воротами возле опустевших гумен».

Молодой Аркадий Кирсанов уже размышляет о необходимости преобразований. Таким образом, утверждается закономерность появления «преобразователей» в лице Базарова.

Евгений Базаров, так же как герои романа «Что делать?», – разночинец, так же как они, он честен, принципиален, убеждения его прогрессивны и демократичны. Но он лишен многих привлекательных черт, которыми Чернышевский наградил Лопухова и Кирсанова. Базаров некрасив – «волосатый», с красными руками, резкость его суждений, порой доходящая до грубости, бывает неприятна. Этот внешне непривлекательный облик как бы противопоставляется красивому его «оппоненту» в спорах о жизни Павлу Петровичу. Но за внешней благообразностью старшего Кирсанова таится духовная пустота и эгоизм, в глазах же Базарова отражены ум и воля.

Базаров – отрицатель, или как, его называют, нигилист, то есть человек, который, по словам автора, «ко всему относится с критической точки зрения... не склоняется ни перед какими авторитетами...».

Самому Тургеневу он представлялся «выражением новейшей нашей современности». И действительно, писатель очень чутко и исторически верно подметил основные черты этого «мыслящего пролетария», разночинца-демократа, убежденного противника крепостного строя, материалиста, независимого и пытливого.

Базаров так же, как Добролюбов, отрицал преклонение перед отжившими принципами. Его афористическое высказывание: «В теперешнее время полезнее всего отрицание – мы отрицаем» чрезвычайно близко утверждению Писарева в статье «Схоластика XIX века» о том, что надо позволить молодым людям «встряхивать своим самородным скептицизмом те залежавшиеся вещи, ту обветшавшую рухлядь, которую вы называете общими авторитетами».

Даже молодой максимализм Базарова сродни категоричности, присущей многим статьям 60-х годов, и особенно статьям Д. И. Писарева.

Воплощая в себе типические черты демократической молодежи 60-х годов, Базаров по своим взглядам был ближе всего к единомышленникам Писарева. Поэтому, хотя спор между «детьми» и «отцами» идет по многим вопросам, неслучайно, что особенно выделены писателем прения об общественном долге, об искусстве и науке и отношении к дворянскому культурному наследию, так волновавшие и передовое общественное мнение, и лично Тургенева.

Утверждение новых эстетических принципов, выраженных в статьях Белинского и Чернышевского, вызвало в это время бурную дискуссию среди сотрудников «Современника», которая привела к расколу редакции и выходу из нее близких писателю. Тревогу вызывали и полемически азартные выступления Писарева, ниспровергавшего не только «обветшавшую рухлядь», но и классиков русской литературы, в том числе и Пушкина, и сочувствие им в среде разночинной молодежи. Об этом свидетельствовал и Герман Лопатин, заметив, что в Базарове «не укладывается, конечно, вся молодежь 60-х гг... – Но, несомненно, такие бывали, в особенности с таким отношением к искусству». Принципиальные расхождения, вызванные опасением за национальное культурное достояние, ставшее значительной частью не только русской, но и европейской культуры и цивилизации в целом, несколько позднее обусловили разрыв с «Современником» и самого Тургенева. Но уже во время написания романа серьезность этих противоречий была достаточно очевидна, так же как и определенная позиция автора. При всем глубоко искреннем осуждении крепостного права для Тургенева, как художника социального, было несомненным, что именно дворянская культура XVIII – первой половины XIX века составляла ценнейшее национальное богатство и что культурная жизнь России в последующие годы еще во многом будет зависеть от наиболее образованного первого сословия страны. При всех недостатках Кирсановых, при всей шаткости их жизненной позиции они многими нитями связаны с этой цивилизацией, с ее вековыми традициями, в то время как базаровское отрицание духовных ценностей прошлого бесплодно.

Таким образом, объективно и даже доброжелательно оценивая многие черты представителей разночинной интеллигенции 60-х годов, Тургенев, тем не менее, полностью расходился с «новыми людьми» не только в оценке дворянской культуры и классической литературы; неприемлемы были для него и примитивные материалистические воззрения Базарова. В романе Базаров-физиолог постоянно отвергает высокие чувства, определяющие поведение людей. «Черт знает, что за вздор, – говорит он Аркадию, – каждый человек на ниточке висит, бездна ежеминутно под ним разверзнуться может, а он еще придумывает себе всякие неприятности, портит себе жизнь». Однако уже вскоре охватившее его глубокое чувство к Одинцовой как бы перечеркивает все прежние убеждения, утверждая любовь как высшее духовное начало человеческого существования. Писатель своеобразно «покарал» своего героя любовью. Можно предположить, что мягкому, доброжелательному к людям и снисходительному к их слабостям Тургеневу вообще была неприятна такая жесткая жизненная позиция его героя. Писателю же до конца жизни, по свидетельству исследователей его творчества, было присуще совершенно иное при этом отношение к людям: «в полубольном, старом, горестном Тургеневе достойна всяческого уважения черта сочувственности к людским бедам, не отталкивания. Уже одно терпение, с каким он слушал! То, что находил время поехать, попросить, покланяться. Что читал бесчисленные, безнадежные рукописи, писал мелкие письма, искал работу, устраивал больных в лечебницы, давал деньги на школы, возился с литературно-художественными „утрами” в пользу нуждающихся, учредил в Париже русскую библиотеку – не так уж это мало, и так не похоже на писателя «европейского». ⁵

В романе постоянно отмечается «нигилизм» Базарова, его критика тех или иных проблем современности.

При этом вполне естественно, что по цензурным условиям отсутствует изложение его политической программы будущего переустройства России. О наличии таковой свидетельствуют его слова, обращенные к Одинцовой, имевшиеся в рукописи, но исключенные в окончательном варианте: «Вы изволите видеть, как сжигают негодную прошлогоднюю траву? Если в почве не иссякла сила – она дает двойной рост». Другими словами – когда огнем революции будет уничтожено все « негодное », мешающее прогрессу, тогда молодые силы начнут созидание нового государства. Это та же политическая революционно-демократическая программа, к осуществлению которой стремились герои «Что делать?».

То обстоятельство, что сам писатель не разделял революционно-демократических идей, не помешало Тургеневу создать такой жизненно правдивый образ, каким был его Базаров. Проницательный современник писал о Тургеневе: «Убежденный поклонник постепенного общественного развития, без судорожных прыжков вперед и боязливых отступлений назад, мягкий по складу своей души, Тургенев никогда не впадал в рабскую лесть ни перед толпой, ни перед отдельными лицами. В его сочинениях, затрагивавших иногда очень острые вопросы современности, господствует, если так можно выразиться, художественное правосудие». ⁶