Текст книги "Русский Лондон"

Автор книги: Наталья Командорова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Физиолог и гастроэнтеролог Болдырев Василий Николаевич, закончив Чугуевское юнкерское училище, решил посвятить свою жизнь медицине. В 1893 году он стал студентом Военно-медицинской академии в Петербурге, после ее окончания стал работать земским врачом в Закавказье. Исследователь творческой биографии ученого Т. Ульянкина писала: «В 1901 году Болдырев возвратился в Петербург и начал работать в факультетской терапевтической клинике Женского медицинского института. В том же году был приглашен И. Павловым в Физиологический отдел Института экспериментальной медицины (ИЭМ) в Петербурге. Кроме ИЭМ, Болдырев ассистировал Павлову в проведении лекционных демонстраций в ВМА (кафедра физиологии, которую также возглавлял Павлов)…» В 1904 году Болдыреву было присвоено звание доктора медицины, а с 1907 года он стал приват-доцентом кафедры физиологии ВМА. В Лондоне Василий Николаевич побывал в 1917 году, когда по линии Красного Креста был командирован в Англию и Францию. Вынужденный впоследствии навсегда покинуть родину, В.Н. Болдырев в британскую столицу не вернулся, читал лекции в США, публиковал свои труды в области физиологии, а еще – на протяжении всей своей жизни в эмиграции поддерживал связь со своим учителем И. Павловым и его учениками.

Патолог, геронтолог, фармаколог, бактериолог Владимир Георгиевич Коренчевский эмигрировал в Лондон через Севастополь в начале 20-х годов прошлого века и вскоре принял английское гражданство. Еще в 1910 году выпускника ВМА пригласил И. Павлов и предложил ему работу в Физиологическом отделе Института экспериментальной медицины и на кафедре ВМА. Под руководством учителя Владимир Георгиевич выполнил ряд блестящих научно-теоретических работ. Исследователь творческой биографии Коренчевского Т. Ульянкина писала: «В 1921 году он представлял Русскую академическую группу Великобритании на 1-м съезде Русских академических организаций в Праге… С 1920 по 1945 год Коренчевский работал старшим научным сотрудником Листеровского института превентивной медицины, а также сотрудником… в Медицинском исследовательском центре. В этот период его интересы были тесно связаны с изучением витаминов и гормонов, исследованию которых он посвятил более ста статей в научных журналах Великобритании и США». Интересовали Коренчевского и проблемы геронтологии, и он начал исследования с целью помочь людям преодолевать возрастные физиологические изменения. В 1945 году он основал геронтологическую лабораторию, которая вначале размещалась в Оксфордском университете, а затем ее перевели в госпиталь Св. Бартоломью в Лондоне. Владимир Георгиевич основал также в Англии Клуб старения, который впоследствии был переименован в «Британское общество по изучению старения». Один из коллег-геронтологов назвал Коренчевского «отцом геронтологии не только в Британии, но и во всем мире»…

Кавалер Ордена Подвязки Б.П. Уваров

С детских лет энтомолог, зоограф, эколог Борис Петрович Уваров увлекался изучением насекомых и коллекционировал их. Увлечение со временем перешло в профессиональное занятие на всю жизнь. Окончив Петербургский университет, он вскоре стал профессором, получил признание на родине. Влюбленный в своих подопечных – бабочек, паучков, жучков и тому подобное – Уваров с восхищением рассказывал слушателям об их четко сообразованном мире, признающим, как правило, только эволюционные процессы развития.

Борис Петрович не смог продолжать работать в России, превратившейся, по его мнению, после Октябрьской революции 1917 года в сплошной хаос и кошмар насилия. Вместе с семьей он эмигрировал в Лондон, где занял место главного специалиста Имперского бюро по энтомологии.

Исследователь творческой биографии энтомолога Л. Чеснова писала: «Первые десять лет в эмиграции Уваров оставался «кабинетным» ученым. В эти годы он по существу создал и развил новое направление в биологии, посвященное изучению группового эффекта и его морфологических, физиологических, а также популяционных воздействий на животные организмы. Тогда же он создал свои классические работы по таксономии и питанию саранчовых, которые являются «библиями акридологов». В 1945 году Уваров создал противосаранчовый центр, который вскоре по авторитетности стал одним из ведущих учреждений подобного типа на международном уровне».

С 1959 по 1961 год Борис Петрович возглавлял Лондонское Королевское энтомологическое общество, был почетным членом подобных организаций Франции, Египта, Индии, России и других. За достижения в науке Уварова наградили, помимо многих других иностранных орденов, высшим знаком отличия – орденом Подвязки.

«Несмотря на то, что Уваров полвека своей жизни провел на чужбине, – отмечала А. Чеснова, – он всегда оставался русским, тянулся к своим коллегам – соотечественникам, делился с ними своими мыслями и достижениями, интересовался их успехами. Он вел переписку с университетским другом А. Любищевым, известными энтомологами Г. Бей-Биенко и Ф. Правдиным. Оказывал через этих лидеров научных школ определенное влияние на формирование круга своих учеников и последователей». Перед смертью Борис Петрович побывал на родине, в Советском Союзе. Умер Б.П. Уваров в Лондоне в 1970 году, в возрасте восьмидесяти двух лет. По свидетельству современников, друзей, биографов, Борис Петрович до конца дней своих трудился, его любили и уважали за скромность и справедливость.

Их пути прошли через Лондон…

Неоднократно бывали в Лондоне в разные времена 20–30-х годов прошлого века сторонники христианского единства и участники Содружества святого Албания и преподобного Сергия, проживающие в других европейских странах: богослов, историк церкви, церковный и общественный деятель Антон Владимирович Карташев; религиозный философ, богослов Владимир Николаевич Лосский (кстати, отец В.Н. Лосского, Николай Онуфриевич Лосский, философ, историк философии, проживающий в эмиграции в Праге, в период 1922–1947 годов неоднократно выезжал в Лондон с чтением циклов лекций); христианский мыслитель, церковный историк культуры, публицист Георгий Петрович Федотов; философ и богослов Георгий Васильевич Флоровский и другие…

Известный ученый, изобретатель в области электроники Владимир Козьмич Зворыкин поселился после 1919 года в США. Здесь он изобрел телевизионное устройство, основой которого являлась оригинальная передающая трубка с мозаичным фотокодом, а также высоковакуумную приемную трубку – кинескоп, изобрел и разработал ряд сопутствующих деталей и элементов для аппаратуры электронного телевидения. В начале 30-х годов прошлого века Зворыкин вместе со своими сотрудниками предпринял турне в Англию, Францию, Германию, СССР для обмена опытом с коллегами иностранных государств, где также велись работы по разработке телевизионной системы….

Математик А.С. Безикович нелегально покинул Россию в 1924 году и обосновался вначале в Копенгагене. Потом он на некоторое время приехал в Оксфорд, где его принимал известный математик Г. Харди, который высоко ценил аналитический талант Безиковича. С 1927 года Безикович читал лекции в Кембриджском университете, стал членом Тринити-колледжа, и спустя двадцать лет возглавил там кафедру математики. «В Кембридже Безикович читал не только обычный курс математического анализа, – писала исследователь творческой биографии ученого Н. Ермолаева, – но и специальные разделы его для старшекурсников и окончивших университет. В этих специальных курсах он рассматривал те области математики, которыми занимался сам… Кроме того, он организовал для студентов нечто вроде регулярного конкурса решения трудных задач…» Вклад Безиковича в развитие английской науки был отмечен избранием его членом Королевского общества в Лондоне. Он был награжден медалью им. Дж. Сильвестра…

Один из основоположников экспериментальной аэродинамики в России, аэро– и гидродинамик, профессор математики, происходивший из известной семьи московских промышленников и банкиров, Дмитрий Павлович Рябушинский эмигрировал в 1919 году в Париж и всю свою оставшуюся жизнь достойно представлял французскую науку. Отсюда он часто выезжал со своими докладами и лекциями в другие города Европы и Америки. Бывал он и в британской столице, состоял членом Лондонского Королевского института…

Историк искусства, византинист и непревзойденный знаток русской и западноевропейской культур Никодим Павлович Кондаков посещал в начале XX века Лондон с целью изучения памятников искусства. С 1920 года Кондаков стал эмигрантом, в 1922 году поселился в Праге, где читал курсы лекций по истории искусства в Пражском университете, а также создал объединение византинистов «Семинар Кондакова», преобразованный позднее в Институт им. Н. Кондакова в Праге…

Два года, с 1918 по 1920-й, провел в эмиграции в Лондоне историк античности и археолог, профессор Михаил Иванович Ростовцев. Здесь он преподавал в Оксфордском университете, а помимо научной и преподавательской работы принимал активное участие в организации поддержки Белого движения, резко отрицательно отзывался о большевистской власти, приветствовал интервенцию иностранных государств в Советскую Россию. Ростовцев, совместно с А.В. Тырковой-Вильямс и П.Н. Милюковым, принял деятельное участие в создании Русского освободительного комитета в Лондоне. Исследователем творческой биографии Ростовцева К. Аветесян отмечалось: «В это время им было написано большое количество политических и публицистических работ. Наиболее известной из них является брошюра «Пролетарская культура», вышедшая в свет на английском языке». Из Лондона Ростовцев выезжал в ряд университетов Франции для чтения циклов лекций. В 1920 году М.И. Ростовцев переехал в США…

Сергей Григорьевич Сватиков, историк, общественный деятель, получивший в 1934 году известность как свидетель и эксперт (вместе с В. Бурцевым) на Бернском процессе по делу об авторстве «Протоколов сионских мудрецов», после Февральской революции 1917 года был назначен помощником начальника Главного управления по делам милиции. Весной 1917 года его направили в качестве комиссара Временного правительства в западноевропейские страны для ликвидации заграничной агентуры Департамента царской полиции и проверки российских дипломатических служб. В Великобритании он выступал в английском парламенте…

Летчик-испытатель, авиационный инженер, общественный деятель Борис Васильевич Сергиевский со студенческих лет занимался воздухоплаванием. В одном из кружков он познакомился с русским летчиком С. Уточкиным и прославленным впоследствии авиаконструктором И. Сикорским. В 1918 году Сергиевский поступил летчиком-инструктором в Королевские ВВС, но прослужил в Англии около года и вернулся в Россию, где сражался на фронтах Гражданской войны в армиях Юденича и Врангеля…

Дизайнер автомобилей Алексей Владимирович Сахновский происходил из очень обеспеченной семьи графа Владимира Сахновского, личного советника государя Николая II. Алексей с детства мечтал стать конструктором автомобилей. В бельгийской фирме «Ван ден Плас» мечта его осуществилась, здесь он сделал карьеру, став в двадцать три года художественным директором. Его дизайнерские проекты приобрели популярность и известность в Европе, а затем и в Америке, куда он впоследствии перебрался жить. Один из автомобильных кузовов, сконструированных А. Сахновским, был выполнен на заказ для Адриана Конан Дойля, сына автора известного романа о сыщике Шерлоке Холмсе, английского писателя Артура Конан Дойля…

Финансисты

На короткое время после 1917 года в Лондоне оказался крупный сахарозаводчик и землевладелец, владелец издательства «Сирин», депутат IV Государственной Думы, министр финансов в первом составе Временного правительства Михаил Иванович Терещенко. Получивший блестящее университетское образование, владеющий значительным личным состоянием (по утверждению историков, около семидесяти миллионов рублей – сумма по тем временам огромная), Михаил Иванович собственными средствами не только активно поддерживал Белое движение в Советской России, но и являлся одним из организаторов интервенции иностранных стран против большевистского государства. По мере сил Терещенко также помогал материально семьям русских эмигрантов. Уехав из Лондона в начале 20-х годов, он по-прежнему оставался верен своим политическим взглядам и приверженностям. Впоследствии М.И. Терещенко стал известен в Европе как крупный финансист и предприниматель.

^{М.И. Терещенко}

Другим представителем российских финансовых кругов в эмиграции был Петр Львович Барк – член Государственного Совета, последний министр финансов Российской империи. Кстати, ордер на арест Барка в ходе Февральской революции 1917 года был подписан самим А.Ф. Керенским. Впоследствии, в эмиграции, пути Петра Львовича пересеклись с А.Ф. Керенским в Лондоне, и Александр Федорович, словно в оправдание своего поступка, пояснял, что вынужден был дать санкцию на арест Барка, так как не смог пойти против воли революционно настроенных народных масс.

Невозможно сейчас достоверно определить, какие мысли обуревали Барка, когда он выслушивал объяснения Керенского. Однако совершенно очевидно, что Петр Львович общеполитические задачи Белого движения ставил выше личных обид. Используя свои многочисленные связи в Европе и на Востоке, Барк привлекал средства для финансирования освободительной борьбы против Советской России. Помимо этого, Барк вел в Лондоне дела, связанные с вывезенными за границу имуществом и драгоценностями российского императорского дома.

Англичане по достоинству оценили и личные качества, и профессионализм русского финансиста в качестве эксперта и советника. В середине 30-х годов прошлого века британские власти предоставили Петру Львовичу возможность принять английское подданство, он был возведен в рыцарское достоинство. П.Л. Барк умер в возрасте шестидесяти восьми лет и похоронен в Лондоне – на своей второй родине.

Меньшевик И.М. Майский на службе Советского Союза

В 1912 году в Лондоне появился Майский (Ляховецкий) Иван Михайлович. За участие в студенческом движении он был исключен из Петербургского университета и сослан в Омск. В 1903 году Майский вступил в члены РСДРП, стал меньшевиком. В 1906 году он был арестован и выслан в Тобольскую губернию, а в 1908 году бежал в Германию, где окончил экономический факультет Мюнхенского университета. Прожив в Англии пять лет, в 1917 году Иван Михайлович вернулся в Россию. Исследователи биографии Майского утверждали, что в Петрограде он работал в аппарате Петроградского Совета РСД, принимал участие в профсоюзных съездах и конференциях. На Первом Всероссийском съезде профсоюзов Майский выступил против централизации руководства профсоюзами. Когда в 1918 году эсеры решили открыть заседания Учредительного собрания на территории, освобожденной от советской власти, Иван Михайлович стал на сторону большевиков, а в 1919 году порвал с меньшевиками. В 1921 году он вступил в ряды РКП(б) и перешел на дипломатическую работу. Кстати, В.И. Ленин возмущался тем, что в партию приняли меньшевика Майского.

И.М. Майский

В 1929–1932 годах он был полпредом в Финляндии, а в период 1932–1943 годов – послом в Великобритании. Впоследствии Майский написал воспоминания «Перед бурей» (о дореволюционном периоде), «Мемуары советского дипломата» и «Дни испытаний», в которых осветил наиболее важные вехи русско-английских отношений. О ситуации, возникшей в Советском Союзе после объявления войны гитлеровской Германией, Майский писал в своих воспоминаниях:

«Наступил второй день войны – из Москвы не было ни звука, наступил третий, четвертый день войны – Москва продолжала молчать. Я с нетерпением ждал каких-либо указаний от Советского правительства, и, прежде всего, о том, готовить ли мне почву для заключения формального-англо-советского военного союза. Но ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни. Тогда я не знал, что с момента нападения Германии Сталин заперся, никого не видел и не принимал никакого участия в решении государственных дел. Именно в силу этого 22 июня по радио выступил Молотов, а не Сталин, и советские послы за границей в столь критический момент не получали никаких директив из центра».

Однако Майский с честью выдержал испытания. Он был высокообразованным человеком, владел несколькими иностранными языками и, находясь в Лондоне, высшее руководство Советского Союза не критиковал, был лояльным и исполнительным. Уинстон Черчилль называл Майского «хорошим дипломатом». Иосиф Сталин относился к нему настороженно и в 1943 году отозвал его из Англии. Майского в Лондоне сменил посол Ф.Т. Гусев.

В 1943–1946 годах Ивана Михайловича назначили заместителем наркома иностранных дел и председателем Межсоюзнической комиссии в Москве по репатриации русских, оказавшихся на Западе. Майский принимал участие в работе Крымской и Потсдамской конференций глав правительств СССР, США и Великобритании. В своих воспоминаниях Иван Михайлович рассказывал об основных политических событиях периода, когда он являлся послом. Особое внимание Майский уделил отношениям Советского Союза с Англией в период Великой Отечественной войны. Он также дал характеристики и портреты общественных и политических деятелей, с которыми ему довелось повстречаться в Англии.

Личная трагедия генерал-лейтенанта Н.Н. Головина

По утверждению современников и биографов Николая Николаевича Головина, сердечный приступ, приведший к смерти военного теоретика, педагога, историка в возрасте шестидесяти девяти лет, был в большой степени связан с его личными переживаниями. Николай Николаевич был потомственным дворянином, сыном генерала от инфантерии Н.М. Головина, участника обороны Севастополя в Крымскую войну. В 1894 году он окончил Пажеский корпус, а спустя шесть лет – Николаевскую академию Генерального штаба, и дослужился до звания генерал-лейтенанта. Первая мировая война застала Головина командующим Второго лейб-гвардии Гродненского гусарского полка, а ко времени Октябрьской революции 1917 года он был начальником штаба Румынского фронта.

В конце 1918 года Николай Николаевич эмигрировал через Одессу в Париж, а затем отправился в Лондон. В британской столице он занял должность помощника по военным вопросам С. Сазонова – официального представителя адмирала Колчака и генерала Деникина на Версальском конгрессе государств-победителей в Первой мировой войне. Головин принимал участие в переговорах о предоставлении помощи белым армиям. Исследователь его биографии Ю. Трамбицкий писал: «Летом 1919 года Головин принял приглашение адмирала Колчака возглавить штаб его армии, после чего прибыл в Омск, где успешно руководил обороной города. В этот период колчаковские войска, оставив Поволжье, отходили на восток. По разработанному Головиным плану и при его непосредственном участии в сентябре была успешно осуществлена Петропавловская армейская наступательная операция белой армии…»

После поражения армии Колчака Николай Николаевич вынужден был покинуть Россию и через Токио уехал во Францию.

Парижский период жизни Головина, помимо его военно-научной деятельности (им было написано множество теоретических работ), ознаменован также работой по практической военной подготовке русских эмигрантов для борьбы с большевистской властью. По сведениям специалистов, через курсы и кружки по изучению военного дела, организованные с участием Головина, прошли сотни русских офицеров-эмигрантов. В 20-х годах Головин был одним из руководителей Русского общевоинского союза (РОВС), а после начала Второй мировой войны занимался отправкой добровольцев на работу в Германию, а также содействовал пополнению армии генерала Власова офицерами из русских эмигрантов.

Пока Н. Головин занимался деятельностью, направленной против Советского Союза, его единственный сын Михаил оказался на стороне союзнической Англии, т. е. во враждебном отцу лагере. Михаил Николаевич Головин тогда служил в военно-технической разведке военно-воздушных сил Великобритании, был авиационным инженером и отнюдь не разделял воинственного настроя отца против России. Для Николая Николаевича это была трагедия, с которой он так и не смог справиться…

Глава пятая
Неразделенная любовь

Безоговорочное признание Д. Святополка-Мирского

Литературный критик, филолог, литературовед, публицист, переводчик, поэт Дмитрий Петрович Святополк-Мирский приехал в Лондон в 1921 году и прожил здесь более десяти лет. Дмитрий Петрович был сыном государственного деятеля, в прошлом министра внутренних дел Российской империи, Петра Даниловича Святополка-Мирского. Семья принадлежала к древнему княжескому роду Святополка Окаянного.

За плечами князя Дмитрия Петровича помимо университетского образования были фронты Первой мировой войны, где он служил в чине штабс-капитана. Во время Гражданской войны Мирский воевал в Добровольческой армии А.И. Деникина. После разгрома белогвардейцев оказался в эмиграции в Польше и Греции, затем судьба забросила его в британскую столицу.

Обладающий глубочайшими энциклопедическими знаниями, владеющий несколькими иностранными языками, Дмитрий Петрович сразу же окунулся в литературную жизнь Лондона и получил безоговорочное признание не только среди русских эмигрантов, но и в английских творческих кругах. Здесь он защитил магистерскую диссертацию о Пушкине. Его пригласили в Королевский колледж Лондонского университета читать курс русской литературы, и делал он это блестяще.

Исследователи творческой биографии Мирского собрали уникальные воспоминания его бывших студентов. Читал лекции Дмитрий Петрович на английском языке. Люди, которым посчастливилось побывать на этих лекциях, описывали свои впечатления словами и выражениями, как правило, в превосходной степени: «проникновение, озаряющее до самого дна творческую суть»; «речь, потрясающая по своей стилистике»; «ослепительное создание искусства»; «восторженное кольцо» студентов; «аплодировали безудержно и самозабвенно» и тому подобное.

Святополк-Мирский сотрудничал с лондонским журналом «Criterion», который издавался известным и модным в те времена поэтом и критиком Т.С. Элиотом. Литературоведческие и филологические статьи Дмитрия Петровича печатались в университетских журналах. В Лондоне он написал и опубликовал на английском языке книги «Современная русская литература. 1881–1925» и «История русской литературы с самых ранних времен до Достоевского», выдержавшие с тех пор много переизданий и переведенные на другие языки мира. Перу Святополка-Мирского принадлежит несколько антологий русской поэзии, созданных в этот период.

В Лондоне, в 1922 году, Дмитрий Петрович вошел в евразийское движение. Несколько лет спустя Мирский стал одним из учредителей и редакторов крупного евразийского журнала «Вёрсты», выходившего в Париже. На обложке издания указывались имена редакторов: Д. Святополк-Мирский, П. Сувчинский, С. Эфрон, А. Ремизов, М. Цветаева и Л. Шестов. С журналом сотрудничали и другие известные русские литераторы.

Один из соредакторов «Вёрст», активнейший участник евразийского движения Петр Петрович Сувчинский неоднократно бывал в Лондоне – по издательским делам и для встречи с друзьями-эмигрантами, в круг которых входил и Святополк-Мирский.

Будучи сторонником сближения евразийства с Советским Союзом и содействуя печатанию в «Вёрстах» статей и произведений советских писателей, Дмитрий Петрович навлек на себя из-за этого резкую критику многих русских эмигрантов, среди которых были такие литературные знаменитости, как Иван Бунин, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский и другие.

Святополк-Мирский постоянно жил в Лондоне, однако регулярно совершал кратковременные поездки в другие европейские города, в которых проживали русские эмигранты. Это позволяло ему находиться в гуще событий и помогло стать заметной фигурой в творческой и политической жизни русского зарубежья.

«…Двоим никогда не встретиться…»

В одну из своих поездок в Париж в начале 1926 года (по другим сведениям – в конце 1925 года) Сувчинский познакомил Святополка-Мирского с Мариной Ивановной Цветаевой. Дмитрий Петрович сразу же влюбился в Цветаеву: и как в женщину, и как в талантливого человека.

К тому времени Марина Ивановна была уже известным и сформировавшимся поэтом. Она успела вкусить горький эмигрантский хлеб в Праге, написала множество замечательных стихов, однако в период знакомства с Мирским переживала не самые лучшие времена: и в личной жизни, и в творчестве. Некоторые русские эмигранты обвиняли Цветаеву в «непонятности», «хаотичности», «заумности» ее произведений. Их раздражала самобытность Марины Ивановны, ее непокорность и нежелание вписываться в предлагаемые эмигрантским сообществом стандарты. Отзывы враждебно настроенных критиков были сродни травле творчества поэтессы в эмигрантской прессе.

Влюбленный князь Святополк-Мирский самозабвенно бросился на защиту своей избранницы. Как всегда, делал он это блестяще, доказывая критикам Марины Ивановны, что они не заметили нового философского этапа в творчестве поэтессы, пришедшего на смену легкозвучному стихотворению. С тех пор, вплоть до начала 30-х годов прошлого века, Дмитрий Петрович поддерживал и защищал Цветаеву: и морально, и материально. А что же Марина Ивановна? Похоже, она не отвечала взаимностью, но относилась к Мирскому с признательностью за его упорную преданность без надежды и молчаливую, но действенную помощь.

Весной 1926 года Святополк-Мирский организовал цикл выступлений поэтессы в Лондоне. Две недели провела Марина Ивановна в британской столице. Сопровождал ее в поездке и опекал Дмитрий Петрович. О своих впечатлениях от общения с Мирским в Цветаева делилась в письмах с П.П. Сувчинским. Судя по всему, в начале своего визита в Лондон она не могла объяснить некоторые странности в поведении и молчаливую робость и нерешительность Мирского в общении с ней, но потом поняла: причина кроется в его всепоглощающей любви к ней.

В одном из опубликованных писем Марина Ивановна в марте 1926 года писала из Лондона Сувчинскому: «Мне очень трудно. Мой собеседник (Д.П. Святополк-Мирский) молчит, поэтому говорю – я. И совсем не знаю, доходит ли и как доходит…мне в отношении нужна твердая рука, меня ведущая, чтобы лейтмотив принадлежал не мне. И никто не может… этого взять на себя, предоставляют вести мне, мне, которая отродясь – ведомый!..». А далее – глубоко философские размышления: «Что мне делать с человеческим молчанием? Оно меня гнетет, сбивает, сшибает… Молчит – значит плохо. Что сделать, чтобы было хорошо?..»

Похоже, какое-то время Цветаева тяготилась недосказанностью и неопределенностью в общении с Мирским, даже уставала от него. «Человек не говорит. Не говорит и смотрит. И вот я под гипнозом молчания, глядения, – враждебных сил! – «Я очень трудна. Вынесете ли Вы меня две недели?», – пересказывала Марина Ивановна свой диалог с молчаливым Мирским. – Большая пауза. – «А Вы меня?» Мне хотелось бы простоты, покоя, уверенности. А другой не помогает, недвижностью своей вызывая меня на сложность, смуту, сомнение, нечто явно – не мое, от чего унижена и страдаю…»

Вскоре Цветаевой открылись причины трудностей в общении с Мирским, очевидно, она узнала о его любви к ней. «Ах, кажется, знаю! – восклицала она в письме и продолжала с досадой, так как прозрение не принесло душевного облегчения и радости – не нужна ей такая любовь Мирского: – Не выношу ответственности. Хочу – моим, своим, а не мною. Ведь я себя (лично) не люблю, люблю свое. Совпадение в своем – вот, – пыталась разобраться в себе Цветаева. – А ведь иначе – одиночество, невстреча, разминовение. Двое сходятся в третьем – да. Но двоим никогда не встретиться в одном из двух или друг в друге…»

Очевидно, терзаясь душевными муками от того, что не может ответить взаимностью человеку, который так много для нее сделал и делает, совсем по-цветаевски, словно оправдываясь, поэтесса начинает копаться и находить недостатки в себе самой, недостойные, на ее взгляд, большой любви. «Я» это просто тело… и все, что с этим связано: голод, холод, усталость, скука, пустота, зевки, насморк, хозяйство, случайные поцелуи… – звучит наивное самоуничижение в цветаевских строках. – Не хочу, чтобы это любили…»

Однако, несмотря на неразделенность своих чувств к Марине Цветаевой, князь Святополк-Мирский оставался человеком чести и долга. Его хлопоты по проведению поэтических вечеров Цветаевой в Лондоне не прошли даром. Послушать Марину Ивановну пришло немало русских эмигрантов, а сборы от продажи билетов не разочаровали участников и организаторов мероприятия. На часть вырученных денег Марина Ивановна даже намеревалась издать свое поэтическое произведение «Лебединый стан».

Перед одним из выступлений Цветаевой слово взял Святополк-Мирский и представил собравшимся гостью. Марина Ивановна помимо своих стихов прочла несколько стихотворений Бориса Пастернака. Сама поэтесса была довольна встречей со своими почитателями. «Вечер прошел удачно, – с удовлетворением отмечала она в письме. – Лекцию Д.П. (Дмитрий Петрович Святополк-Мирский) начал с посрамления Чехова, который ему более далек, чем нечитаный китайский поэт… Стихи доходили…»

Лондонские встречи Марины Цветаевой

Из писем Марины Цветаевой следует, что Лондон ей понравился. Здесь она помимо творческих встреч навещала знакомых. Ее принимали друзья Сувчинского – семейство Голицыных. Князь Владимир и Екатерина Голицыны проживали в британской столице в районе Чессингтона, участвовали в евразийском движении. Их дом всегда был полон соотечественников, здесь можно было получить совет и поддержку гостеприимной четы.

^{М.И. Цветаева}

Князь Владимир Эммануилович Голицын принадлежал к одному из старинных дворянских родов России. Его супруга Екатерина Георгиевна тоже происходила из знатной фамилии – была дочерью герцога Г.Г. Мекленбург-Стрелицкого и графини Н.Ф. Карловой. Владимир Голицын, профессиональный военный, был адъютантом главнокомандующего русской армии великого князя Николая Николаевича. В 1919 году семья Голицыных вынуждена была уехать из России. Вместе с родителями в эмиграции в Лондоне оказались и трое детей Голицыных – Николай, Георгий и Эммануил. Их потомки до сих пор проживают в британской столице и бережно хранят память о своих высокородных русских корнях.

«Чудный и странный дом, – писала о своих впечатлениях от встречи с Голицыными Марина Ивановна, и добавляла: – Но хозяйка не любит собак…»

Не обошли стороной

Несмотря на успех лондонских вечеров, предубеждение к Цветаевой осталось у некоторых русских эмигрантов. Подготавливая визит Марины Ивановны в британскую столицу, Святополк-Мирский обращался ко многим меценатам и богатым людям, в том числе и из числа эмиграции. С просьбой поддержать материально и желая переломить нелицеприятное мнение о Цветаевой, бытующее в эмигрантской среде, Дмитрий Петрович обратился и к своей давней знакомой, покровительнице многих русскихлон-донцев Ариадне Владимировне Тырковой-Вильямс, имеющей непререкаемый авторитет и вес не только в Лондоне, но и во всем эмигрантском сообществе. Перед приездом Цветаевой в британскую столицу он написал Тырковой-Вильямс довольно прямолинейное письмо, о чем, похоже, впоследствии пожалел. Получив от Ариадны Владимировны достойный его тону ответ, Святополк-Мирский признал свою ошибку: «…я совершенно лишен «дипломатического» такта – не знаю совершенно, что при ком можно и чего нельзя говорить, – признавался он Тырковой-Вильямс в одном из опубликованных писем. – Говорю это не с вызовом, а с самым искренним сожалением, – поверьте, что от своей бестактности больше всего страдаю я сам…» Однако при этом Мирский все же не преминул еще раз напомнить о таланте Цветаевой и несправедливом к ней отношении соотечественников. «Что же касается до существа дела, я думал в данном случае о фактической судьбе Марины Цветаевой – о фактическом бойкоте ее всей эмигрантской прессой после короткого увлечения ей, – с горечью отмечал Мирский. – Она просто загнана… для рядовой эмиграции она очень близка…»