Текст книги "Русалочьи сказки (СИ)"
Автор книги: Наталья Иванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Глава 11 Материальный вред самобичевания
Проснулась утром от нещадно назойливого солнечного луча. Он пролез между небрежно задернутых штор и хозяйничал на моей кровати, как разбалованный котенок.
Я потянулась, блаженно хрустнула всеми косточками и села легко и упруго.
Шторы были оранжевого цвета, я специально выбирала такой, чтобы по утрам солнце заливало спальню апельсиновым соком. Чтобы все преображалось, становилось теплее и уютнее, а главное – веселее. Веселый шкаф-купе с зеркалами от пола до потолка, веселый макияжный столик со стоящей на нем пузатой вазой, заполненной пышными пахучими пионами. Веселые тапочки с перышками – когда их надеваешь, кажется, что на ногах устроились две птички.
Я вспорхнула с кровати, покружилась, напевая, накинула шелковый розовый пеньюар и пошла на кухню.
– Проснулась, соня? – ласково обнял меня муж, не отрываясь от готовки. В воздухе разливался аромат шакшуки – с болгарским перчиком, вкусными спелыми помидорами, ммм.
На столе уже стоял кофейник с горячим напитком богов, две кружечки из тонкого фарфора, на красивой тарелке лежали поджаренные тосты, в хрустальной икорнице светилась солнечными зайчиками красная икра.
«Достану масло», – шепнула я любимому на ухо, игриво погладив его по крепкой мускулистой спине.
И пошла к холодильнику. А тот принялся играть со мной в догонялки. Я к нему, он от меня. Перепрыгивает, дразнится, хохочет грубым басом, звенит бутылочками и контейнерами с едой.
И я смеюсь, и муж смеется. Но у меня растет глухое раздражение, переходящее в бешенство. Я все яростнее охочусь за противным холодильником, но он ловко отпрыгивает и уже не смеется, а натурально ржет надо мной, прихрюкивая и гогоча. Со всех сил несусь за ним, теряя перья с тапочек, путаясь в пеньюаре, падаю…
И просыпаюсь.
«Приснится же такое!» – с тяжело бьющимся сердцем я ощупала себя.
Все нормально, это настоящая я, в старой растянутой футболке, шторы у меня, как и были, коричнево-серые, кровать все та же, тети Валина, за окном тот же октябрь, и никакого солнца уже давно здесь не водится.
«Плохой сон, смеяться во сне – плакать наяву», кисло подумала я. Хотя, куда уж больше, третий день в соплях.
Как в считалке, первый день отрицание, надеялась, что все наладится само собой и прямо сейчас. Второй день попытка все наладить, позвонила дочери, та сухо ответила, я мялась и мямлила, что люблю, прошу прощения за все в чем виновата, рассудив, что от меня не отвалится, в силу того, что я старше и мудрее. А ситуация авось разрешится, и дочь ко мне потянется, снова станет приходить, как раньше и я уже начну с ней говорить обо всем и интересоваться ее жизнью. Но она коротко ответила, что не обижается, извинилась, что не может говорить, ей некогда, надо собираться, скоро уезжать. Напомнила, что мне нужно явиться в деканат, подписать бумаги, что не возражаю против проживания у себя некой Афанасьевой Л.Н. (Лена? Лариса? Люба?) Да, впрочем, какая разница?
В общем, все остается, как было, только еще хуже стало от унижения и ощущения мерзости происходящего.
Третий день – депрессия и психоз, грустно вписала я в свой воображаемый дневник и поплелась на кухню.
А самое обидное, что никакого мужа, никакого масла и икры в кухне меня не ждало.
Но, кстати. Муж был какой-то новый. Не Санек, не Сергей, (хотя, с чего это я его в мужья записала), ни кто другой из известных мне мужчин. Разве что Серкан Болат? Хм, возможно.
– Крыша едет, – подытожила я. – Скоро ждет меня казенный дом с трехразовым питанием и бесплатным проживанием и лечением. А диагноз сообщат.
На работу я, конечно же, не пошла. Позвонила Елене Сергеевне, сказалась больной, клятвенно пообещала не уходить на больничный, отваляться пару дней, и все.
Телефон отключила. В дверь кто-то стучал, я не открыла. Звонок не работает, нужно поменять батарейки, но зачем? Никого не хочу видеть.
Пила чай, смотрела в окно. И беседовала с психологом.
– Мне же можно хоть тут говорить все как есть?
Психолог сегодня был в клетчатом костюме и похож на Шерлока Холмса. Кивнул.
– Это кабздец. Хуже и не придумаешь.
Повисла пауза, я грела руки о кружку с чаем, за окном шел дождь, причем давно. Люди пробегали редко, под зонтами. Под их ногами хлюпала серая жижа из прелых листьев, смешанных с грязью.
– Если и кончать с собой, то как раз самое время, – грустно продолжила я. – А что еще? Впереди одинокая старость, нищая пенсия, болезни и вот такие пустые, долгие дни…
Глаза наполнились слезами.
– Да и не в этом дело. У меня уже были потери. Когда умерла мама, мне некогда было горевать – муж, ребенок маленький. Хоть и горевала, конечно. Но… как-то это естественно было, нормально. Старшие уходят, младшие остаются. К тому же, я была обижена на маму. Считала, что она сама виновата в своей – такой – жизни. Что не завела себе мужа, по своей же глупости. Слишком гордая была, характер говно. Сама никогда не звонила, не просила ни о чем. Не говорила, что болеет. И ушла по-английски. Не сказав мне главного: зачем все в жизни?
Психолог, казалось, спит в своем кресле.
– Потом ушел муж, и снова я была в таком шоке, что толком не страдала. Все было будто не со мной, и он – не он, другой. Как будто инопланетяне выкрали того, кого я любила, и подсунули жука в его шкуре. Как в «Людях в черном». И все ждала, что он осознает, вернется. Не ради меня – ради дочери. Ведь это его плоть и кровь.А почему сама ему не звонила, не писала? – задала себе вопрос за психолога. – Мамин характер, – пожала плечами. – Такое же говно. Гордая. Или стремно было звонить, как будто просить о алиментах, клянчить, чтобы посмотрел на дочку. Надо же было жить. Работать, выкручиваться. И как-то быстро прошло время. Еще вчера она была школьницей, а сейчас – вот, на электричке едет… Живет своей жизнью, может уже и мужчина есть у нее…
Я задумалась, представляя Малька с каким-то абстрактным мужиком, щуплым, низким, высоким, потом огромным, блондином, брюнетом, лысым, его рука у нее на талии, она положила голову на его грудь, он берет ее лицо руками, поднимает за подбородок и тянется к ней слюнявыми толстыми губами…
Бррр!
Нет, не может быть!
Она бы мне сказала!
Или не сказала?
– Ничего не понимаю! – я села, поджала ноги и обхватила их руками. – Объясните мне, кто-нибудь, срочно! Где моя Амалька, смешная малышка с косичками и вечно содранными коленками?! Как, почему она стала такой жестокой? Может, снова переходный возраст?
Психолог покачал головой.
– Где был тот момент, когда я перестала для нее существовать? Вроде вчера еще водила ее в садик, потом в школу, потом родительские собрания, деньги на шторы сдавать, форма на заказ, от всего класса, десять тысяч, плюс туфли еще три. А она эту форму в первый же день порвала. Мальчик за соседней партой приклеил ее суперклеем к стулу, она встала – и все, дыра. И какие там игрушки, когда то портфель порвет, то учебник потеряет? И она права, конечно. Я ничего ей не давала. Ни моря, ни путешествий, ни модных шмоток. Все думала, успею, а потом находилось что-то более важное. То сапоги развалились, то куртка порвалась. А потом уже и не нужны были игрушки. Нужен был ноутбук. Стоимостью в мою зарплату. И думала: ладно, к старшим классам скоплю. А, нет, хватило только на телефон. А нужны уже джинсы. И сумка, и куртка кожаная. И вот как-то так…
– А институт?! – продолжила я плакаться несуществующему психологу. – Благо, Танька по своим каналам узнала, что на ее факультет недобор, и есть шанс попасть на бюджет. Но до этого я год платила соседке, Тамаре Петровне, чтобы она подтянула по русскому и литературе. Благо, хоть с математикой Малек сама соображала. Но разве она бы протянула на одну стипендию? Кто платил за общагу? Кто давал постоянно то на то, то на другое? Немного, но все же... Одевала ее, к тому же...
Слезы все-таки покатились.
– Все так, все правильно. Я виновата. Не переучилась, не нашла работу поденежнее. Учиться было не на что и некогда. А пробираться по головам не умею, и не смогла бы. Какая из меня маникюрша? Или даже продавщица на рынке? Да я бесплатно бы отдала все, только попроси! А красить ногти тоже надо талант уметь, я вон даже стенку покрасить без потеков не могу.
В дверь настойчиво постучали, я шепотом послала всех в лес. Стук не прекратился. Звук был такой, будто кто-то долбил ногой по двери. Страшноватенько.
Подкралась к двери и прильнула к глазку. В этот момент дверь отлетела от мощного удара и снесла меня к стене. Я сползла по стенке и отключилась.
Глава 12 Так странно ее звали Лимбо
Когда я пришла в себя, надо мной нависали три головы – одна мужская и две гадючьи. В смысле Машкина и Танькина. На мужской голове красовалась милицейская шапка, на лице – голубые глаза, усы, массивный нос и – слава богу– не толстые губы.
Машку и Таньку чего описывать, две сущедуры, одна мелкая, вторая огромная.
Пришло время оценить свои потери. Я провела языком по зубам– хвала яйцам, все на месте. Глаза тоже открываются и видят – вроде оба. А вот лоб…
Я застонала.
– Лежите, не шевелитесь, скорая уже едет, – служивый положил руку мне на плечо.
«Хм, приятно!» – подумалось мне.
Рука у него была мягкая, теплая, но сильная. Но он был вовсе не похож на того, кто мне снился.
Я все-таки поднялась и села. Голова поплыла.
– Ты чего не открывала, курица безмозглая? – завопила Машка. Танька схватила ее за плечи, как будто она сейчас нападет на меня.
– Мы уже что только не передумали! На работе тебя нет, дома темно, Малек сказала, что вы поругались и теперь ты ее специально разводишь на переживания, чтобы она пришла. Дура-то еще малолетняя! – орала Машка, отпихивая (безрезультатно) Таньку. – Мы подумали, ты тут повесилась, с тебя станется!
Я сморщилась и приложила руку ко лбу. Ого! Вот это шишак!
– У тебя что, ноги отсохли?! – вопила Машка. Теперь и мент ее тоже держал. – Не могла прийти ко мне, все рассказать?! Я бы первая эту паршивку ремнем отдубасила!
В подъезде нарисовались сразу трое – два медика со скорой и Маля.
Увидев меня, дочь застыла на мгновенье, глаза ее округлились, наполнились слезами и через миг пролились бурным водопадом.
– Мама! Мамочка! – кинулась она ко мне, такая маленькая и беззащитная, что я сама разревелась, обняла ее и раскачивала, будто баюкая, и гладила ее каштановый хвостик.
Машка с Танькой тоже разревелись, мент топтался, не зная, что делать, а врачи оттянули Малька, и принялись осматривать меня, попутно обустраиваясь на месте.
От госпитализации я отказалась, клятвенно пообещав, что завтра явлюсь в поликлинику и сделаю рентген. Машка притащила из морозилки пачку пельменей, я приложила ко лбу и мы уселись на кухне, пока Олег Васильевич (который участковый) прилаживал на место дверь.
Машка кивком показала на него и состроила довольную морду. Не надо было знать язык жестов, чтобы понять, что она снова нашла мне объект для домогательств. Я застонала, и она смирилась, принялась поправлять на мне кофточку, отодвинула челку – в общем, заботилась.
Амалия так и сидела прижавшись ко мне и хлюпала носом.
Танька накрывала чай с бутербродами.
Я блаженствовала.
Вот оно, счастье! И все у меня есть, и всего хватает! И ничего больше не нужно! Даже лишнее имеется – шишка, например.
Как ни упирался Соловьев – так представился участковый – мы его затащили за стол и заставили пить чай. Он себя чувствовал неловко, хоть дверь и пригладил на место. Замок пообещал завтра отремонтировать. Вообще оказался приятный дядька, ожидаемо поглядывал на Таньку, слушал ее громоподобный смех, завороженно глядел, как трясется ее грудь при этом, и в целом стоял уже в очереди на ее большое сердце.
– Не поеду никуда, – тихонько сказала Маля. – Пошли они все! С тобой останусь, тут.
– Так нельзя, – вздохнула я. – Ты ж у меня спасатель, небось и записалась-то из-за того, что все другие отказались.
Она кивнула.
– Куда хоть ехать-то?
– В Иркутск.
– Ого! – удивилась я. – Далеко!
Малек скисла еще больше.
– Дочь, – шепнула я ей на ухо, – Я бы в твоем возрасте и на твоем месте тоже махнула! Сейчас-то понимаю, как на самом деле упустила много возможностей. Но тогда у меня не было бы тебя. А ты – пока никто не держит – действуй! Это твой путь. Не повторяй мой. Ну ничего, – бодро продолжила я, поцеловав пушистую макушку. – Всего лишь месяц, справимся как-нибудь. Главное, на Новый год будем вместе.
Мы прекрасно посидели, и даже попели. У Олега оказался неплохой баритональный дискант. Вообще, хороший экземпляр. Как так вышло, что раньше не пересекались?
– Так ведь не вызывали! – развел он руками.
Назавтра я надвинула пониже шапку, чтобы закрыть огромный фиолетовый синяк посреди лба, и приплелась в деканат. Подписала договор, не особо вдаваясь в детали. Главное, что денег не просили. Спонсором выступил какой-то депутат, наверняка имеющий от всего этого свою выгоду.
Соловьев, как обещал, явился утром, легко отодвинул мою на соплях прилаженную цепочку, зашел в квартиру и принялся менять замок, не удосужившись меня поприветствовать. Я закуталась в шаль, благо хоть спала в пижаме, и ежась и зевая, вышла в коридор.
– Доброе утро! Да не стоило…
– Ну как же, это же я виноват, – сконфуженно пробасил он.
За это я накормила его сырниками, хорошо, что однажды наделала и заморозила, на всякий случай. Вот он и пришел.
Соловьев остался доволен, вежливо попрощался и ушел, козырнув. Что-то мне подсказывало, что еще вернется.
Наконец, настал тот страшный день, когда дочь помахала мне из окна поезда и поехала в такую даль, какую я и представить себе не могла.
Поплакав, разумеется, я отправилась домой – готовиться к встрече с Афанасьевой Л. Н., не далее как завтра заявленной к заселению.
Уборка и готовка пошли на пользу, лишние мысли испарились. Я приготовила свои любимые теперь уже пирожки, с капустой, картошкой, ливером и яблоками, Как будто приедет не одна студентка, а целый вагон. Но потом прикинула, что придут же и Машка с Танькой, и участковый зачастил в последнее время. Кстати, надо спросить, женат ли он. А то Танька и ему разъяснит за брачные клятвы.
Результатом работы осталась довольна. Постелила постоялице чистую постель. Отдраила полы, сантехнику, кухню, и даже окна протерла. Самой стало так уютно и хорошо, как будто квартира поблагодарила меня за заботу.
Утром я уже была готова, наряжена в любимую юбку с блузкой. Челку погуще зачесала на лоб, чтобы скрыть синяк. Чайник грела уже третий раз. И тут пиликнул замок. Вовремя Олег поменял в нем батарейки.
Сначала я подумала, что у меня галлюцинация. Ярко-бело-зубая улыбка где-то на высоте гренадерского роста. Но не Танька. Совершенно охренительная, высокая и обьемная, с копной черных косичек, блестящими огромными глазами, щечками-яблочками… негритянка.
В голове мелькнуло, что я не знаю английского.
«Хэллоу… вери найс… глэд ту си ю… гуд монинг. Ландан из зэ кэпитал оф Греит Британ» – закопошились в мозгу фразочки из школьной программы.
– Здравствуйте! – на чистейшем русском выдала девушка. – Я правильно пришла? Вы Майя Филипповна?
Я только и смогла кивнуть.
Спохватилась, пропустила гостью в дом, и наконец, обрела дар речи.
– Очень приятно! Как вас по имени-отчеству?
– Лупита Николаевна, но лучше просто Лупита. Можно Лулу. А как вас называть?
Я махнула рукой.
– Как хотите! Меня как только не называли!
Лулу сняла пуховик, шапку, снуд, стянула и аккуратно поставила на полку свои сапоги размера так сорок второго, одним движением ноги загнала свой чемодан на колесиках в угол, и вдруг порывисто качнулась ко мне и обняла.
Я вздрогнула, но затем размякла и заулыбалась, и сама обняла ее, насколько хватило рук.
Она была просто обворожительна, пахла чем-то безумно вкусным, на шее у нее болтались цветные бусы, явно самодельные, одета в невероятно пестрые юбку и свитер, и вся она была просто сгустком яркости, радости и позитива.
– Не возражаете, если я поснимаю для Инстаграмма?
Я замахала, мол, конечно, о чем вопрос!
Она достала телефон и заполнила собой всю мою, ставшую маленькой, квартиру.
– Хай, ребята, я добралась! Вы только посмотрите, какая прелесть! Вот моя временная мамочка, Мама Майя, смотрите, какая милая! А как тут уютно! Какие половички! У меня бабушка вяжет похожие, я вам показывала. А это что, вы посмотрите!
Она восторженно подпрыгнула и приблизила телефон к столу, на котором ее ждали горы пирожков.
– А-фи-геть, ребята! Я в раю! Хэштег «добро» и «семья»! Я как у бабушки в гостях, ах, это волшебно!
Лулу принялась ахать и охать, осматривая старые тети Валины кружки и тарелки. Я протянула ей пирожок, она его смачно откусила на камеру и закатила глаза, изображая восторг.
– Ребята! Это лучшие пирожки в мире! Я добуду для вас рецепт, я обещаю! А пока простите, я слишком голодна и это слишком вкусно! Встретимся позже!
Она положила телефон и усадила меня на стул, а сама подхватила чайник и разлила по нашим кружкам.
Я, посмеиваясь, любовалась ею и не могла поверить, что этот сгусток энергии оказался в моем болоте.
– Вы просто героиня, МамаМаечка! Спасибо, что согласились меня принять! Карты не соврали, у вас так здорово, я предчувствую, что мы подружимся! Нагружайте меня по полной, я вся в вашем распоряжении, что скажете, все сделаю!
Пирожки один за другим исчезали в ее рту, она, кажется, даже не жевала. И при этом еще не прекращала говорить.
– Я просто влюбилась в ваш город! Такая красота!
«Что?!» – мысленно изумилась я.
– Вы мне все покажете же? Мы же сходим в театр? И на концерт! У вас же есть тут свои музыканты? И музеи, обожаю музеи! А еще мне срочно нужен шопинг! Я всегда в новом месте творю новую себя! Завтра отправимся по магазинам?
– Э-э, а-а, – я пыталась сообразить, где мне брать денег на всю эту программу.
– Нет, не завтра, сегодня! – торжествующе продолжила Лупита. – Я просто обязана использовать каждую минуту!
– А разве не нужно в институт? – осторожно вставила я.
– Нужно! Конечно нужно! – она расправилась с ливерными и принялась за яблочные. – Как же вкусно! Божечки-кошечки, какое объедение! Я все сожрала, простите меня! Умоляю, научите! – она сложила руки лодочкой и я поразилась, какие красивые у нее длинные пальцы.
– Чего это я трещу, как сорока! У вас же вопросы! Конечно, отвечу! Спрашивайте, что хотите! А, вот я сама еще что расскажу!
Она схватила телефон, открыла фотогалерею и вручила мне.
– Это моя семья.
С фото на меня смотрели восемь человек – сама Лупита, ее мама, без сомнения – точно такая же, знойная чернокожая красотка с хитроумной прической из косичек, большими круглыми руками, большой грудью, покатыми бедрами, крупными ногами – в общем, красавица. Рядом мужчина в тулупе, высокий, широкоплечий, блондин, чем-то похожий на Есенина. И пятеро младших детей, изумительно красивых, шоколадок с голубыми глазами. Все улыбались и являли собой что-то идеальное. Без теста ДНК было понятно, что папа у Лупиты не родной.
– Видите, да? У меня пятеро братьев и сестер! Папа души не чает в маме! Он забрал ее из Африки и привез к себе, в Иркутск! У нее уже была я, и он меня удочерил! Я стала Афанасьевой! – она любовно погладила экран и приложила руку к губам. – Он построил большой дом! Мы разводим кур и уток и выдр! И корова! Молоко свое! Сметана! Еще сыр варим! Я научу!
«Ну, неудивительно, что ты выросла такой красоткой, на своем-то молоке!» – довольно подумала я. И тут же кольнуло что-то, то ли ревность, то ли зависть – моя Маля будет там, среди этих добрых и красивых людей. Захочет ли возвращаться?
А Лулу трещала и трещала, рассказывала историю своей семьи, попутно вымыв посуду и разложив аккуратно по полочкам – очевидно, привычка.
Кажется, небеса мне послали Ангела.
Глава 13 Не ходите, девки, в бары...
Лупита влюбила в себя всех.
Эта девушка не могла ни минуты помолчать и посидеть спокойно. Ее руки постоянно двигались, губы всегда улыбались, ноги пританцовывали, и даже казалось в воздухе слышен треск электрических разрядов от ее неуемной энергии.
Из чемодана она достала вязание со спицами, какую-то книгу, домашние тапочки – самодельные, конечно, домашний же костюм, (розовый, какой же еще), и мягкого зайца. Все это было так мило, что я разве что только слезу не пустила, несмотря на то, что у меня с непривычки голова разболелась от ее трескотни.
Она позвонила домой, по видеосвязи, предъявила родителям меня, я помахала в камеру и заверила, что позабочусь о нашей девочке. Они в ответ пообещали позаботиться о Мале.
Пришли Танька с Машкой, были так же обняты, осыпаны комплиментами, обнюханы и показаны в Инстаграмм. И тут случилась хорошая новость – Лулу плотненько сошлась с Танькой. Они оказались так похожи темпераментами, что я обрела свободу, а Танька прилипла к ней. Они шушукались и хохотали, смотрели в телефоны друг друга, что-то кому-то снимали и отправляли, в общем, нашли друг друга. Вторая хорошая новость состояла в том, что подруги пообещали, что разделят мои педагогические заботы и возьмут на себя какие-то из пунктов культурной программы.
Тут же выяснилось, что, помимо прочих достоинств, Лулу обладает феноменальной практичностью. Она явила изумленным нам кучу скидочных программ на телефоне, где можно за копейки сходить в кафе, на чистку зубов, маникюры-педикюры, экскурсии, в общем, ящик Пандоры открылся.
Также стало понятно, что она имеет в виду, говоря о шопинге. На карте города она показала штук пять магазинов секонд-хенда, и один – буквально в подвале за углом. Она уже залезла на все сайты, выяснила, когда и где скидки – бурная река подхватила меня и понесла, круша всю мою старую жизнь в щепки.
Времени одуматься не было, вскорости мы уже перебирали вещи на многочисленных вешалках, и я с удивлением спрашивала себя, почему я никогда здесь не была?
«Дело в воспитании, наверное, – подумалось. – Мама приучала, что вещей должно быть мало, и все универсальные – и в пир, и в мир. У меня в шкафу половина этого магазина поместится, а висят три вешалки – с костюмом на работу, парой блузок, юбками и брюками. И все были куплены в эконом-магазине. На рынке покупать страшно – меня разведут на все, что угодно, и домой я потащу водолазный костюм и рыбацкий дождевик с сапогами. А тут пришла, и никому до тебя нет дела, ходишь, выбираешь, смотришь, и может даже со скидкой возьмешь».
Вещи в секонде поражали качеством, расцветками, а главное – все были разными. Лупита, поняв, очевидно, что я дилетант, набрала ворох одежды для меня и отправила мерить. Я надевала и не узнавала себя. Что это за чудесный пушистый свитер! А джинсы! У меня, оказывается, хорошие ноги! И задница ничего так!
Проблема была еще и в том, что мне хотелось взять все. Кажется, я стала шопоголиком.
Лупита и тут меня выручила. Придирчиво осмотрела мою корзину, оставила нарядное платье, джинсы, две обалденные кофточки, юбку, короткую теплую куртку, и приготовилась остальное отдать консультанту, чтобы вернул на полки. Я ловко выхватила полюбившийся мне свитер и положила в свою кучу. Ну и пусть буду как одуванчик! Перед кем стесняться?!
Также Лулу нашла мне пару сумочек и какие-то невероятные сапоги, тканевые, под замшу, на каблуке.
– Куда в таких ходить? – запротестовала я. – В нашей слякоти они развалятся сразу!
– В таких не ходят, а ездят! – безапелляционно заявила соблазнительница.
Себе она тоже набрала кучку. Виден был опыт, она четко знала, что ей подойдет, а что нет.
– Сколько-сколько? – офигела я на кассе. – Это что, вещи по цене носовых платков?!
Пока что мои эмоции зашкаливали, и в этом водовороте я даже забыла про дочь.
Потом мы пришли домой, все снова перемерили, смеясь и дурачась. Лупита посмотрела на мой гардероб и сделала такое движение руками, как будто поджигает спичку и бросает в шкаф.
«Ты права, девочка, – грустно заметила я. – Сейчас я и сама не понимаю, как жила во всем этом»,
Пришли Танька с Машкой, ожидаемо обзавидовались, и в сопровождении Лулу унеслись снова в магазин.
Я вознесла хвалу богам и принялась за готовку. Кухарки у меня не предвидится, все самой приходится.
Не мудрствуя лукаво, нажарила картошки и разделала селедку. В мисочку выложила квашеную капусту, порезала колбасу, сыр, в общем, чем не пир?
Подруги вернулись, довольные, загруженные до бровей обновками.
После ужина нас потянуло на дальнейшие подвиги. Разодевшись в новые шмотки, мы на такси отправились в караоке. Что интересно, трезвые. Лулу подкрасила меня, повязала мне на голову какой-то цветастый платочек, и я стала Дамой. Сама не могла насмотреться, ловила свое отражение во всех витринах и зеркалах.
В кафе мы произвели впечатление, все на нас пялились, снимали на телефон, угощали шампанским и шотами. Конечно, звездой была Лупита. Ее обступала толпа мужиков, задаривали едой, конфетами, вином – она ни от чего не отказывалась. Рядом с ней, как две грозные Дуэньи, сидели Танька с Машкой, и грозно рявкали на чересчур назойливых кавалеров.
Все остальным дамочкам в этом заведении ничего не светило. Но наша малышка всегда помнила, с кем, а главное, зачем она пришла, и нам уделяла большую часть своего внимания.
От спиртного весь стыд пропал, и мы, как заправский поп-коллектив, выводили популярные шлягеры на четыре голоса.
– То-о-ль-ка! Рюмка водки на столе! – орала я в микрофон, как вдруг почувствовала, что на мое плечо легла чья-то рука.
Обернулась, и хорошо, что была пьяной, реакции замедлились, а то бы рефлекторно заехала в глаз.
Кого мы видим! Бывший муженек! Вот это, блин, кино!
Пока не сообразила, что делать дальше, запела еще громче и энергичнее.
– Ветер воет за окном! Тихой болью! Отзывается во мне! Этой молодой луны! Крики!
Что-то на меня нашло, я вальяжно отбросила микрофон, подбоченилась и заговорила, растягивая слова.
– Ба-а! Какие люди, да на верблюде! Сто лет, сто зим! Богатым не будешь, сразу узнала.
Кстати, не только я, но и Машка с Танькой тоже узнали. Замерли, отвесив челюсти. Лупита, ничего не понимая, вела трансляцию в инстаграмме.
– Как живешь, жена? – прокричал мне на ухо бывший муж.
– Кривая коза тебе жена, – ответила я в тему. – Чего надо? Соскучился?
– Да, может, и так, – пожал он плечами, улыбаясь.
Я отметила про себя, что он изрядно сдал. Зубы (пунктик мой) гнилые, нескольких не хватает, проплешины на голове, кокетливо прикрытые пушистыми волосенками. Фигура не айс, грудь запала, живот вылез. Обрюзг, одним словом.
– Как сам? Как молодуха? Наша. – я чувствовала себя все увереннее.
– Нормально, наверное. Развелся вот недавно.
– Да ты что! Вот уж хорошие новости! Что так?
– Не сложилось, – уклончиво ответил он.– Ну, а ты как?
– Прекрасно, – пожала я плечами.
– Замужем? – он посмотрел на мой безымянный палец.
– Разумеется! – гордо ответила я.
– Ну, и кто он?
– Нефтяник!
– Врешь! – выдохнул он с улыбочкой.
– Неа, – покачала я головой. – Вот падчерица моя, приехали подружек моих повидать. Лупита! Идем, познакомлю!
Лулу подошла, как всегда, с улыбкой.
– Дочка, это мой бывший муж, Александр.
– Очень приятно! – прокричала она и почти кинулась с ним обниматься. – Так вы отец Амалии? Это здорово! Давайте соберемся все вместе!
– Не надо, дорогая, иди к девочкам!
Я ее мягко подтолкнула. Танька с Машкой уже сориентировались и надвигались на нас, угрожающе закатывая рукава.
– Ну ладно, пока, – махнул он и исчез в тумане кальянного дыма.
Всю обратную дорогу я молчала. Сидела на переднем сиденье, рядом с Танькиным таксистом, и жалела себя. Украдкой глотала слезы, и непонятно – то ли пьяные, то ли горькие, то ли счастливые от того, что вот мы встретились, и я при параде – лучшая версия себя. А про дочку он так и не спросил.
Дома Лулу все поняла, обняла меня и дала вдоволь нареветься на своем теплом мягком плече.
– Ну-ну, МамаМаечка, не плачь. Он того не стоит! А ты стоишь намного больше, и все у тебя будет хорошо, вот увидишь! У меня в роду шаманы были, я как скажу, так и получается!
– Ты-то сама как? – хлюпая и сморкаясь в салфетку, спросила я ее. – Есть парень?
– Неа, – весело ответила она. И пропела: – Ах, кавалеров мне вполне хватает, но нет любви хорошей у меня!
Так и развеселила, лапуля, и мы на радостях отправились на кухню. Еще одна черта ее личности – она готова была есть всегда, везде, и все ей было вкусно, а уж от ее восхвалений моей еды крылышки пробивались!
И, заметьте, никакого ПП!
