Текст книги "Русалочьи сказки (СИ)"

Автор книги: Наталья Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 35 Сватовство гусарки.

Разумеется, в туалете я смыла дурацкий грим, отчистила зуб, вытащила подушку и сняла парик. Вышла к хозяевам уже в своем натуральном виде. Театрально раскинула руки и поклонилась. Лулу тоже перестала изображать кого-то другого и ослепительно заулыбалась. Даже ПалЮрич расслабился. Ему и самому, как видно, тоже не нравился этот спектакль. Конечно, София Павловна не устояла и улыбнулась ответно. Нет такого человека, кого бы не растопила эта солнечная девочка.

– Здорово вы меня раскусили! – восхитилась я.

Она пожала плечами.

– В первый же момент. Мне только интересно было, куда все это заведет. Мало я повидала школьных спектаклей? Но отдаю должное вашему апломбу и смелости. А теперь давайте знакомиться заново.

– Давайте! – согласилась я. – Майя, коллега и подруга Павла Юрьевича, а это Лупита, моя обожаемая названая дочь. К сожалению, завтра уезжающая в родные пенаты, в Иркутск.

– Ну так давайте скорее к столу! – скомандовала хозяйка.

За едой говорить было неприлично, так что мы вежливо поклевали салат и сыр, а хозяева полноценно поужинали. Наконец, пришло время чая, на стол был выставлен сервиз в розочках, печенье, цукаты. Надо было решиться как-то заговорить.

София Павловна выжидающе молчала.

Наконец, начал ПалЮрич.

– Мама, я должен тебе сказать новость. Я женюсь, мама.

София Павловна довольно кивнула, изрядно озадачив нас всех. Ее взгляд выбирал между мной и Лулу, очевидно, она решила, что это кто-то из нас.

– Нет, ее здесь нет. – пояснил Павел.

– Это моя подруга. – начала я. – Самая любимая, обожаемая подружка. Она замечательная. Веселая, красивая, умная, самостоятельная. И она очень любит вашего сына.

– Так почему же она сама не пришла? – поинтересовалась София Павловна.

Я решила не врать.

– Да боится вас. Вы же такая… Как школьный директор. А бояться директора нас учат с детства.

Она вздохнула.

– Знали бы вы, сколько это принесло мне неприятностей. Ни в одной компании никогда не пообщаться нормально, у взрослых людей такой вид, будто я их вызову к доске, а они урок не выучили. Вот и Павлик никогда меня ни с кем не знакомил. Я даже рада, что у него есть девушка.

Я прикусила губу. Как бы сказать, что девушке сорок один? И тут осенило. А зачем ей знать возраст? Пусть думает, что они ровесники.

– Ну, тогда надо пригласить ее саму, и вам познакомиться! Я спущусь вниз и приведу ее! Но сначала давайте сэкономим ваши и ее нервы и время.

Тут я торжественно встала и, поклонившись, пафосно начала:

– Уважаемая София Павловна! У нас купец, у нас товар, или наоборот, в общем, сватаем вашего сына за нашу Татьяну.

Она заулыбалась.

– А хороша ли ваша девица?

– Очень хороша! – встряла Лупита. – Самая добрая и красивая!

– А сколько вашей девушке лет?

– Тридцать пять! – выпалила я, пока ПалЮрич открывал рот. Он удивленно покосился на меня.

– А есть ли у красавицы дети?

– Сыночек, умница, красавец, живет у бабушки в Мурманске!

– А почему? – вкрадчиво поинтересовалась София Павловна.

– Мечтает стать подводником! – рявкнула я и вытянулась наизготовку.

– А профессия у вашей девушки есть?

– Конечно. Она инженер кадров в институте. И квартира у нее есть, и машина, дача. – поспешила добавить я.

Удовлетворенная ответами, мадам кивнула. Я пообещала тут же доставить девицу на смотрины, и выскользнула из дома.

Танька сильно удивилась, увидев меня без грима. Я ей подробно рассказала всю свою эпопею со знакомством и привела ее в тоску и уныние.

– Может и не знакомиться вовсе? Авось, и правда, само пройдет?

– Нет уж! – запротестовала я. – Начали, так давай доведем до конца.

Танька вздохнула и неохотно полезла из машины.

Когда я ее привела, будущая свекровь немного оторопела. Понятно, наша красавица кого хочешь сразит, но не до такой же степени.

– Здравствуйте! – произнесла эта Снежная Королева, настолько колюче и холодно, что я пожалела о своем решении привести Таньку, и очень захотелось увести ее.

Но не родился еще человек, который смог бы прогнуть нашу гренадершу. Ее глаза сверкнули, она выпрямилась, став еще выше ростом, выставила вперед свою шикарную грудь, тряхнула волосами.

– Здравствуйте. – В ее голосе зазвенела сталь.

Я села на диван к стеночке и очень хотела подтянуть ноги к груди. Казалось, сейчас разразится гроза. Лупита подошла, села рядом со мной

– Присаживайтесь! – София Павловна показала жестом на стул напротив себя.

Татьяна нарочито громко отодвинула его, села. Откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Чай? Кофе? – Тем же ледяным голосом предложила хозяйка.

– Благодарю! – так же натянуто ответила Татьяна. – Предпочту что покрепче.

Бровь Снежной королевы приподнялась.

– Вы ведь за рулем?

– Павел отвезет нас домой. – не моргнув глазом, ответила Танька.

Один-ноль. Бабуля поджала губы. Не отпустить его – обречь трех беззащитных женщин, одна из которых, вероятно, вскоре будет нетранспонтабельна, добираться своим ходом. Она промолчала, налила свою наливку в рюмки и, взяв свою, подняла, приглашая Таньку сказать тост.

– За здравый смысл! – произнесла подруга, звякнула своей рюмкой о рюмку будущей свекрови и опрокинула наливку в рот. Потом поискала, чем бы закусить, и кинула просящий взгляд на будущего мужа. Тот мухой метнулся на кухню и принес сыр и нарезанное мясо. Танька поблагодарила его взглядом.

Это была такая говорящая сцена, что София Павловна сдалась. Отхлебнула немного из своей рюмки, закусывать не стала, посмотрела на Таньку в упор и неожиданно улыбнулась.

Вскоре мы уже пели впятером, собравшись за столом.

– И с чего вы решили, что я буду против? – капризно спросила София Павловна, разливая уже третий графинчик. – Больше всего я боялась, что Павлушу окрутит какая-то инфантильная охотница за приданым. А зрелая самостоятельная женщина, тем более с такими… (она посмотрела на Танькину грудь) глазами – это же замечательно!

– Мама! – расчувствовалась Танька и полезла обниматься. София Павловна не отстранилась, но и не поддержала объятий.

– Теперь, наконец-то, я смогу съездить отдохнуть, – мечтательно произнесла она. – Есть на кого оставить Павлушу.

– Кула это? – удивился ПалЮрич.

– Ты удивишься, сынок, но я всегда хотела побывать в Турции. Меня очень привлекает восточный колорит.

Павлуша обалдел, а Танька восхищенно поддержала хозяйку:

– Вот это по-нашему! Жгите, София Павловна! В смысле, езжайте на все четыре сто.., то есть счастливого полета! Главное, возвращайтесь к новому году, как раз к свадьбе.

– Как к свадьбе? Так быстро? – изумилась свекровь.

– Куй железо, не отходя от кассы! – подмигнула Танька. – Чего два раза тратиться? Сразу и то, и другое устроим! К тому же, свадьба у елки – так романтично!

– Хотя, соглашусь, – поддакнула бабуля. – Мне импонирует ваша практичность и решительность. Это то, чего никогда не доставало моему сыну.

– Вы знаете, я никогда не замечала, чтобы ему чего-то недоставало. – задумчиво скосилась Танька на ПалЮрича. – Огласите весь список, пожалуйста!

София Павловна замахала руками, что означало, что она пас.

Все засмеялись, и окончательно примирились друг с другом.

Возвращаясь домой, я предвкушала хороший вечер в приятной компании. И, увидев знакомый автомобиль у подъезда, даже обрадовалась.

Маргариты не было в машине. Игорь, как всегда, монументальный, человек-робот, сдержанно поздоровался.

– Поедем снова куда-то? – весело спросила я.

– Не сегодня, – вежливо ответил он. – Пока что просто поручено передать вам.

Почему-то дрогнуло внутри. Он протянул мне письмо в конверте. Тонкий помятый конверт без подписи. Незакленный.

«Читали, наверное», – мелькнула мысль. Открыла, узнала почерк Санька.

Не знаю, почему, но испортилось настроение. Еще не читала, но чувствовала, что держу в руках нечто тяжелое, как камень. Захотелось выбросить, но что-то удержало.

Вдруг появилось противное предчувствие. Во рту пересохло, губы стали солеными.

– Он… жив? – спросила внезапно осипшим голосом.

Игорь молча покачал головой.

Глава 36 Письмо

Мои два лестничных пролета показались просто бесконечными. На деревянных ногах я шла, тяжело держась за перила, и молила Бога, Вселенную, космос, кого угодно: пусть меня сегодня все оставят в покое. Любимые, родные люди, не звоните мне сегодня, и не приходите, пожалуйста.

Потому не стала включать свет, закрыла замок на два оборота, прямо в пальто и в сапогах прошла в кухню. Положила письмо на стол, жадно напилась из носика чайника. Подошла к окну, встала за шторой, смотрела, как кружатся легкие снежинки в желтом свете фонаря, и ни о чем не думала. Что-то больно кололо в груди, горле, потом глазах. И потекли горячие струйки по щекам. Я их даже не вытирала.

Казалось бы, зачем я плачу? О ком? О том, кто для меня давно был прошлым, бывшим, воспоминанием, привидением… И чужим, чужим, чужим! Не мой! Муж другой женщины, отец других детей. Преступник. Убийца. Вор.

А слезы все лились. И перед глазами – он, молодой, с копной золотых волос, непослушными вихрами. В белой рубашке, расстегнутой до груди. Загорелое тело, упругое, мускулистое. Он смеется, белозубо, искренне, запрокидывая голову, и в уголках глаз собираются лучики. Плещет на меня водой, блестящие брызги сверкают в воздухе, попадают на руки, лицо, но мне не холодно. Приятно. Смеюсь и плещусь в ответ. Он подбегает, зачерпывая воду ногами, хватает меня, жарко целует.

– Майюшка, Маюля! Цветочек мой майский! Любимая!

И зацеловывает всю, лицо, шею, плечи. Дрожит. Не от холода, от страсти. Как мне нравится его дрожь! Она будто кричит: это ты, такая как есть, вызвала меня! Ты – особенная! Необыкновенная! Тебя хотят! Тебя любят!

И целую в ответ. Единственный мой. Любимый. Настоящий. Родной. Половинка моя. Навсегда.

И вот теперь это письмо – все, что осталось от него. Зачем написал? О чем?

Взяла осторожно, развернула мятый конверт, достала письмо. Два листочка из тетради в клетку. Почерк неровный, но точно его.

«Привет, Майка. Не знаю, захочешь ли прочесть, после всего того, что я натворил. Но, видно, дела мои совсем плохи, раз потянуло исповедоваться. Если выживу, то порву, а может, и нет.

Я тут много чего передумал. Хреново так, что уже побыстрее бы на тот свет, хоть не мучиться. Жалею, что не сдох сразу. Что не добили – понятно, наказать хотели. Даже подлечили, не бросили догнивать на тюремной койке. Нет, врачей не виню, ментов тоже. Вообще, никого не виню, кроме себя. Прожил как собака. А что помру рано – так это еще бабка говорила, она как-то видела. Зря не послушал ее. Думал, что самый умный, оказалось, дурак. Все, что было – хрень полная, ничего не скопил, не заработал. Вечно мало было, думал, вот-вот вылезу из говна. Обидно было, почему другие могут, а я нет? На пустом месте ведь бабло поднимали. Все мои кореша тачки меняли, хаты. А я за что ни возьмусь – все в труху. Столько денег потерял, то одно начну, то другое. Ставки делал, во всякие мутные аферы вливался. Короче, лох я, что скажешь. Теперь уже незачем врать самому себе.

Так что, повезло тебе, когда я ушел. Хотя тогда и думал, что это первый мой джек-пот. А оказалось, что это и была удавка, которая затягивалась все туже и туже с годами.

Я ведь тогда, в баре, когда тебя встретил, это и понял. Увидел тебя, ты такая счастливая там была, красивая. Фигура в порядке, тростиночка. И все в твоей жизни хорошо без меня. Одета шикарно, еще красивее, чем была. Веселая, поешь. Друзья вокруг. Работа стабильная. А у меня все плохо. Еще и отшила меня сходу. Зло взяло. Не имела ты права быть без меня счастливой. Говорила же, что жизни не будет. А сама живешь. Не писала, не звонила, даже не поинтересовалась все это время, как я. Я не писал, не приходил, потому что не хотелось приходить говном. Хотелось на белом мерседесе приехать, бросить тебе пачку баксов под ноги – вот, делюсь. На дочку.

Крепко сидела у меня эта мечта. В деталях представлял. Какая машина, какой костюм. Да только никак не сбывалось. Дома ругань бесконечная, хоть не ходи совсем. Дети долбодятлы оба, как не родные. Впрочем, и такие мысли были. Марина в монашки не записывалась. Стерва.

Мать моя, когда мы с тобой развелись, радовалась. Говорила, что не стоишь ты меня. Маринка ей понравилась вначале. Твердила, чтобы покупали жилье, работали. Верила, что я стану кем-то большим, депутатом или воротилой. Думала, что ты простушка, а мне королева нужна. Когда умирала, сказала, что пожалела об этом. Просила простить, что разлучала нас. И перед тобой повиниться за нее. Сказала, что своей же глупой волей сломала мне жизнь. И так это и есть. С годами я понял, что не ты меня, а я тебя не стоил. Это ты была моим джек-потом, выигрышной ставкой. С тобой бы я всего добился. Потому что ты в меня верила. Это ты была моей королевой.

А когда встретились, вместо того, чтобы сказать все это, разозлился. И чем больше ты отмораживалась, тем больше разбирала эта злость. Хотелось сломать тебя, заставить просить, умолять о пощаде. А ты как вода, утекала из рук. То одно, то другое. С работой твоей глупо поступил. Прости, если сможешь. И квартира твоя не нужна мне была. Просто надавить было не на что, а про это только сказал, как ты испугалась. Понял, что нащупал слабое место. И прогну тебя, заставлю пустить к себе, а там глядишь и полюбишь заново. Как раньше. Я ведь когда в первый раз к тебе пришел, так и уходить не хотелось. Как будто наконец домой вернулся. Давно не было так хорошо нигде. Неприкаянный болтался по чужим домам. А тут родное все. И пахнет как в детстве. Только я уже не ребенок. И груз большой на душе. Сам себя таким сделал. Думал, слабых добивают. А сильные бьют сами. Вот и поплатился.

Вообще, за все прости, Майка. И знай, что я наказан по полной. И все это время был наказан. Надеюсь, что тебе отсыпано счастья за нас обоих.

Знаешь, никто не стал для меня ближе и лучше тебя. Баб перетрахал сотни, наверное. Маринку возвеличивал, королевой называл, да только деревней она была, ею и осталась. Баба базарная. А держался за нее, потому что она была последним, что у меня оставалось. Выгорела душа, пусто внутри. А теперь, когда все нутро огнем горит, ни жрать, ни пить не могу, все что осталось – только просить прощения. У тебя, у дочки. Я видел ее. Красавица она. Благо, в тебя.

Знаешь, еще что думаю? А вдруг дадут еще раз прожить все заново? Никто же не знает, что там за краем. А если, как в игре – начать снова, зная все косяки и ловушки? Может, и тебе тоже? Я б тебя подождал там, и в другой раз уже не совершил бы всего того, что… ты знаешь. Если встретимся там, не бойся, я тебя не обижу. Зацелую, как хотел. Да как дурак издевался. И ты меня не отпускай, ладно? Держи крепко, даже если гордость не позволяет. И тогда может в другой раз у нас обязательно все получится.

Прости меня, Майка. Майский мой цветочек. И будь счастлива.

И дочку поцелуй за меня. Скажи, что отец ее любит. Ну или не говори. Пусть живет спокойно.

И в церкви помолись за меня? Может, и правда, это поможет?

Страшно мне, Май. Не так хотел я уйти. В принципе, вообще уходить не хотел. Но тут непонятно, что лучше…

Прости еще раз».

Письмо лежало на столе, свет фонаря падал в окно, как желтая дорога.

Время будто остановилось. Было далеко за полночь, а я все сидела, смотрела в окно. Плакать уже не могла, устала.

Молиться не умела, поэтому своими словами просила.

– Господи! Ты меня поддержи сейчас. Дай сил прожить этот день, и завтра, и дальше. Дай сил не думать, не болеть, не держать. Отпустить дай, Господи. И сам прости, тебе легче, ты видел все в душах, в поступках, то, чего мы не видели. А конец, он у всех будет. Живым никто с этой планеты не выберется. Только не хочу нести этот мешок боли за плечами. Пусть немного поболит и пройдет. С каждым днем пусть заживает, забывается. И Сашке помоги там. Ты его сильно не наказывай, Господи. Он уже сам себя наказал. А сейчас пусть отдохнет. Ему уже не больно там, не страшно. Ему там хорошо. Вот и пусть отдохнет. А для меня ничего не меняется. Как был он далеко, так и осталось. Что написал – молодец. Но к лучшему ли для меня это, не знаю. Пока что больно, Господи. Как же больно.

Глава 37 А там еще немного, и Прованс.

Машка, как всегда, все портит.

Только-только проснулись, начались привычные теперь уже нежности, самое любимое мое занятие, так тут как тут – звонок в дверь.

Чертыхаясь, я натянула халат и поплелась открывать.

Машка, кто же еще? К ее новой внешности я еще не успела привыкнуть, ультра-короткая стрижка сделала ее похожей на подростка, а со скинутыми после болезни килограммами она еще и обзавелась острыми скулами, как у Анджелины Джоли. Все это ей, несомненно шло. Такая француженка получилась, только берета не хватало.

– Жаль только, растолстею все равно, – сокрушенно вздыхала она, разглядывая себя, тонкую-звонкую, в зеркале.

А сегодня она еще и была в обтягивающем черном платьице, еще бы длинную тонкую сигарету и Амели, чесслово.

Но повадки и голос остались без изменений.

– Дрыхнете? – поинтересовалась подруга, плюхаясь на стул.

– Нет уже, как видишь, – зевая и потягиваясь, сказала я. И пошла ставить чайник.

Кстати сказать, все недавние события принесли подруге грандиозную пользу. Про нашу историю (изрядно ее переврав) написали в кое-каких пабликах, даже где-то с миллионом просмотров, и из всего бреда, что там был озвучен, можно было создать картину для дешевой мелодрамы. Сюжет был таким: некая известная (курсивом, подчеркнуто) гадалка на Таро подверглась нападению маньяка. Все. Остальное – детали. Как сказала бы Лупита, хэштег «гадалка» и «Таро».

Далее закономерно– съемки нашей Сэры в больнице, интервью, статья в популярном издании (их, оказывается, еще читают), и клиенты потекли к Машке рекой. Тут же с ней заключили контракт какие-то мутные менеджеры из известной эзотерической конторы и разместили ее фэйс на главной странице своего сайта. Ее пригласили в передачу про экстрасенсов, а также в ток-шоу различные, и завертелось, закружилось так, что я уже подумывала набрать у подруги автографов и начать их продавать оптом и в розницу.

Приятных моментов в этом, лично для меня, было несколько. Во-первых, прекрасно, что не трепали меня. Я словно совсем в этом не участвовала. Слава Машки была так обширна, что в ее тени я благополучно отдохнула, успокоилась, восстановилась от травм и жила своей жизнью. Думается, не обошлось без Маргариты, потому что ее имя не фигурировало вовсе. Поклон ей и салфет ее мудрости.

Во-вторых, Машку все это отвлекло от меня и моей жизни, и я творила, что хотела. Спала, гуляла, ела, занималась личной жизнью, одевалась как хотела, работала, как хотел босс ПалЮрич, зарабатывала столько, сколько и не знала, как потратить, и в целом сама с себя удивлялась. И все это без ее помощи и контроля. Прекрасное ощущение.

В-третьих, конечно, я радовалась за подругу, наконец-то нашедшую себя, славу, деньги и успешный успех. До сих пор я была уверена, что все это просто выдумки маркетологов. Но Машка своим примером доказала, что стать селебой может каждый. Вселенная-то слышала, оказывается. И все марафоны не зря. Даже Толик признал. Ну а я, поскольку проходила все эти курсы бесплатно, то и счастье получила свое, мелкое, но меня полностью устраивало. Ну как мелкое… Метр восемьдесят, не меньше. Мое красивое, умное, нежное и теплое счастье.

Вернемся в это утро.

– Все плохо. – трагически изрекла наша Ванга. – Сегодня затмение, с Суперлунием впридачу. Случится ужасное.

– Ну не стоит так драматизировать, – сморщилась я. – Свадьба завтра, а сегодня девичник. Договорились же, что пить не будем, потусим в сауне. Ах, простите, в СПА! – я театрально приложила руку ко лбу.

– Ты что, не понимаешь?! – зашипела Горгона. – Нельзя игнорировать знаки!

– Которые ты сама придумала! – подхватила я. – И благополучно жила без них сорок лет!

– Ну ты и сволочь! – изумилась подруга. – Напоминать мне о возрасте! Что еще мне поставишь в вину? Какие еще мне внушишь комплексы?

– Тебе внушишь, как же! – хмыкнула я и поставила перед ней тарелку с домашним печеньем. – На вот лучше, колдунища моя, поешь, а то скоро ветром сдует.

– Сьем, но без уважения! – заявила Кассандра. – Я о вас, курицах, переживаю.

– Игнорирую попытку оскорблений, – парировала я. – Курица – основа мироздания. И миф, что она лишена интеллекта – вредительский и лишен оснований!

В дверях нарисовался мой ненаглядный.

– Сергей! – воздев руки, возопила Машка, – Хоть ты повлияй на них!

– Как именно? – поинтересовался милый.

– Свадьбу нужно отменить! – постановила она.

– И Новый год тоже! – добавила я.

– Я в принципе за, – толерантно заявил Донцов, и, подойдя, чмокнул меня в щеку. – Ухожу по делам, буду неизвестно когда.

– Но не позже! – строго приказала я, махнув половником.

Он приложил ладонь к голове и бодро ушел.

– Ну, что там у тебя? – я с чашкой кофе придвинулась к Машке.

– Вот, смотри, – она достала какие-то новые карты.

– Это же вроде не Таро, – изрекла я с сомнением.

– Ай, с этими Таро больше сложностей, – отмахнулась она. – это индийские карты, с конкретными предсказаниями. Вот, смотри. – и трагическим голосом завыла: – Какие перемены нам несет день завтрашний, открой, царица Шива!

Я, войдя в роль, сложила руки лодочкой и поклонилась. Каких только ритуалов с детства не насмотрелась от нашей провидицы! И Пиковую Даму мы вызывали, и по Книге Перемен гадали, и веревочки жгли, кто раньше замуж выйдет, и на незнакомые номера звонили, спросить, как мужа будут звать, и так далее, далее, далее. Меня уже ничем не удивить.

Машка тем временем выложила на стол четыре карты.

– Ребенок. Смерть. Рана. Ветер.

– И что это значит? – с сомнением спросила я.

– Все плохо! – трагически заключила подруга. – Все еще хуже, чем было!

– Да ты не пугай, говори конкретно! – разозлилась я.

– Ну, ребенок понятно. Сегодня приедут Амалька с Ванькой, Лулу и Антон, – Машка загибала пальцы. – Смерть – не обязательно чья-то, может, конец периода, начало чего-то нового. Рана – естественно, рана, может травма у кого-то случится. А ветер – понятия не имею. Обычно путешествие, но куда, зачем? Никто же никуда не собирался?

– Ну разве что это спа? – пожала я плечами. И разозлилась. – Дурацкие твои карты! Нафиг ты их вообще притащила! Дури своих клиентов, а нас оставь в покое!

– Неблагодарная ты коза! – обиделась Машка. Вскочила, пошла к выходу, потом вернулась, забрала тарелку с печеньем и гордо ушла.

А я осталась одна и в дурном настроении. Говорю же, Машка все портит.

Тут зазвонил телефон. Сергей.

Сначала раздался грохот, и его голос на заднем фоне: «Ай! Вот черт!»

– Что случилось? – испугалась я.

– Да ерунда, брился и порезался. Май, а как ты отнесешься к идее жить вместе? – сразу спросил он.

Я растерялась. Как-то неожиданно. Мы, конечно, вскользь касались этого вопроса, но к пониманию не пришли. Жить у него мне неловко, там ведь все его, не мое. А жить ему у меня – как минимум, странно, он же это все мне и сдал, и в эту же обстановку и вернуться? Не по чину ему старье это. У него все такое красивое, а мне и в этом комфортно.

– Ммм, а где? – промычала я.

– Давай купим что-то свое?

– Интересно. Сначала надо же продать что-то, чтоб купить что-то? Ой, я это вслух подумала?

Он засмеялся.

– В принципе, я присмотрел кое-что. И продавать твою квартиру и речи не идет. Я мужчина, должен свою женщину привести в свой дом. Но хочу, чтобы ты приложила руку. Выбрала обои там, цвет плинтусов, в общем, под себя. Как тебе мысль?

– Да, в общем-то, странно, – замялась я. – Какой из меня дизайнер? Я и сама-то ремонт не помню, когда делала.

– Это уже мелочи, – возразил он. – Есть дизайнеры, все предложат, сами сделают. Только выбери, что хочешь.

– Донцов! – заорала я в трубку. – У тебя совесть есть?! Я и так на нервах, от всей этой суеты со свадьбой, а тут ты еще такие заманчивые предложения делаешь! Ты что, хочешь, чтобы я от радости преждевременно скончалась, и испортила всем праздник?

Он заржал.

– Вот что мне в тебе нравится, что ты умеешь ответить, не отвечая! Все, понял и принял! Вскорости поедем дом выбирать.

– Что? – офигела я. – Дом?!

– Ну да, – ответил он. – Давно хотел свой уголок, с садом. Чтобы весной сирень цвела под окном, а потом яблони, и под ними чай пить с любимой женщиной.

– Повезло ей, – буркнула я.

Он снова заржал.

– Я ей передам. Ладно, до вечера!

И положил трубку, оставив меня с бешено бьющимся сердцем.