Текст книги "То, что не исчезает во времени (СИ)"

Автор книги: Наталья Гриневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18. Деревня Вешки, май 1962 года

Начало мая не радовало теплом – моросил дождь, а ветер вчера только стих. Ну да, может, дождь и к лучшему, урожай будет.

Настя, как всегда, встала рано – прибралась, отварила картошки, достала из зимних припасов огурцы, квашеную капусту и кусочек соленого сала. Специально его берегла к 9 мая.

Раньше в этот день выходной был, и праздник отмечали не только в мае, но и в начале сентября – победу над Японией. Правда, всего три года после войны. Ну да ладно, она, Настя, его и так отметит – для памяти выходной не нужен. Помянет и мужа Николая, сгинувшего в лагерях, а еще больше будет жалеть и вспоминать погибшего в сорок первом сына Василька. Достанет вечером из шкатулки аккуратно перевязанные ленточкой его письма с фронта. Он и написал-то всего пять штук. Помятые, выцветшие, за столько лет она выучила их наизусть. Но снова будут дрожать руки и срываться голос.

В сенях хлопнула входная дверь, заскрипели половицы, и тут же открылась дверь в комнату.

– Сидишь? – с порога спросила соседка Нюра. – А я тут немного мяса принесла, – сказала она, доставая прикрытую от дождя фуфайкой железную чашку. – Вчера курицу сварила – праздник же.

– Проходи, проходи, – обрадовалась Настя гостье.

Нюра поставила чашку на стол, вернулась к двери, сняла фуфайку.

– А я с утренней дойки, скоро уж назад бежать, – сказала она, подсаживаясь к столу.

– Успеешь. Сейчас посидим немного. – Настя достала из шкафа тарелки, начала расставлять. – Хлеб нарежь. Вон в полотенце завернут.

В это время снова хлопнула дверь, и послышались чертыхания Бондарихи, запнувшейся о галоши. А потом и сама она появилась на пороге, а вместе с ней и запах самогона.

– Сидите?! – спросила она и, не дав никому слова сказать, затараторила: – А я смотрю, Настасья, одна шасть к тебе во двор, другая. Ну, думаю, и мне пора. А вы, как всегда, на сухую! А у меня – первач. Праздник все-таки. – Бондариха достала из-за пазухи бутылку и торжественно водрузила ее на стол.

Настя, улыбаясь, пошла за рюмками, а Нюра не удержалась, спросила, смеясь:

– Это кто второй-то шастал? Наверное, первач?!

– А ты бы, Нюрка, лучше свои галоши в сторонку ставила. А то расставишь…

– Наливай, Нюра. Берите закуску. Картошка вот, сало… – обратилась Настя к гостям. – Давайте выпьем за наших. За Василька моего.

– За мужа моего Петра, – продолжила Нюра.

– Да за всех их, сердешных. Земля пухом, – подхватила тост Бондариха и залпом выпила до дна.

Настя, сделав глоток, сморщилась, поставила рюмку на стол и потянулась за картошкой. Нюра, опустив тоже недопитую рюмку, принялась разделывать курицу и класть всем в тарелки.

– Э-эх! Хорошо пошла! – Бондариха подцепила огурец, смачно хрустнула им. – А у меня уже ни капусты, ни огурцов. Вроде много солила по осени, а вот на тебе…

– Если каждый первач огурцом закусывать, конечно, ничего не останется, – снова начала цеплять Бондариху Нюра.

– А твой-то, средненький, что пишет, Нюра? В деревню вернется или как? – решила сменить тему разговора Настя.

– А что ему тут делать! Вот осенью должен вернуться из армии. Пусть в городе приживается, пока молодой. В городе сытнее. Старшой вот – Вовка прижился в Москве: и работа хорошая, и платят, и жильем обеспечен.

– Да и вольнее, – подхватила разговор Бондариха, наливая по второй, но получилось только себе: Нюре на работу, а Настя лишь пригубляет. – Тебе вот, Настасья, и пенсию не выделили на собрании. А сколько ты отработала! И сын за Родину погиб.

– У многих не вернулись, – ответила Настя.

– Нет, – начала размахивать руками Бондариха, выпив вторую рюмку, – это ж надо такое придумать: «объединение», «укрупнение»! Совсем нет головы у мужиков. Бабам надо руководить!

– Уж не тебе ли? Ты-то опытная – вон, все свое «производство» укрупняешь! – снова беззлобно поддела Бондариху Нюра.

– Да ты сама подумай! Наш колхоз соединить с соседним: это ж сколько верст до него! А как добираться? Машин две, и те на ладан дышат…

– Зато председатель будет – загляденье! Не то что наш Михалыч: ни вида, ни дела, – засмеялась Нюра.

Настя слушала и улыбалась, глядя на них, потом пошла ставить чайник.

Она знала председателя соседнего колхоза. В сорок шестом году, после войны, он приезжал в их деревню. Нашел дом Насти. Посидели, поговорили они тогда.

Ивана Полоскунова тоже в тридцать восьмом посадили, как и ее мужа Николая. В тюрьме они и встретились. Несколько дней рядом лежали. Только Николая первого на этап отправили, а Ивана спустя пять дней. И в другой лагерь.

Когда началась война и среди зэков стали добровольцев на фронт набирать – тех, кто хотел кровью свою вину искупить, – Иван и вызвался. Лучше уж на фронте погибнуть, чем на нарах от голода и холода загнуться. Понятно, воевал в штрафбате. Три раза ранен был. Один раз тяжело. Но выжил, вернулся. Вот опять в руководители вышел.

– Давайте чай пить, – предложила Настя, прибирая со стола. – Руководству виднее. Может, и лучше станет. Не война же, с голоду не помираем.

– А вот ты, Настасья, – взвилась Бондариха, опрокинув еще одну рюмку, – не понимаешь. У тебя вот сын погиб, а тебе пенсию не дали! Ты всё письма читаешь! Всё сохнешь! А ведь сын твой писал, что встречался с девушкой. И имя указал, и адрес. А вдруг кто родился тогда? Дело-то молодое. А если у тебя уже внучка выросла или внук? А ты вот сидишь тут и не знаешь! Двадцать лет сидишь и не знаешь! А?

Настя от слов Бондарихи застыла, будто пораженная громом. И горечь, и надежда, и даже испуг отразились на ее лице. Первой опомнилась Нюра:

– А что… Вон сколько историй рассказывают: пришла похоронка, а он живой. Или потерялись в войну, а потом нашли друг друга… Ну, мне на работу пора. Спасибо за хлеб-соль. – Нюра встала и помогла подняться обмякшей Бондарихе, у которой вышел весь запал, она начала клониться к тарелке. – Пойдем мы… Тебе молока-то вечером принести?

Настя не ответила. Так и сидела, оглушенная. Потом мыла посуду, мела пол, ходила кормить куриц. Все делала как в полусне. Слова Бондарихи не выходили из головы. Она то отмахивалась от них – наболтала пьяная баба невесть чего, то загоралась надеждой – а вдруг, а если правда.

К вечеру, переделав все дела, Настя села за стол и осторожно открыла шкатулку с письмами. Перебрала их. Нашла тот фронтовой треугольник, где сын пишет о своей девушке, и начала с нетерпением, по-новому, как будто в первый раз, читать:

«Здравствуй, мама!

Пишет тебе твой сын Василий. У меня все хорошо. Воюю. Как ты там, мама?

Я получил благодарность от командира – сумел снова наладить прерванную связь. В общем, у меня всё хорошо.

Мама, помнишь, я писал тебе о девушке, с которой познакомился в поселке. Она работает на местном венюковском заводе. Зовут ее Оля. Ей недавно исполнилось 18 лет. У них там есть пекарня. Такой вкусный хлеб пекут! Но сейчас всё по карточкам. А Оля живет на окраине поселка, на улице Заречной.

Мама, ты только не переживай. Мы с Олей решили пожениться, как только закончится война. А она скоро закончится – я уверен. Погоним фашистов. И тогда я познакомлю тебя с Олей.

Ну, пока всё. Будьте здоровы. Пиши, мама. Возможно, скоро нас перебросят в другое место.

Тогда я напишу.

Всё, мама. До свидания!

8 сентября 1941 г.».

Настя еще раз перечитала письмо. Нашла в шкатулке чистую бумагу в клеточку, вырванную из школьной тетради, огрызок химического карандаша, старательно записала адрес.

Сын указал и номер дома, но именно в этом месте текст расплылся. Может, сама она намочила – слезами, может, так и было, а она не замечала. Настя подносила письмо то ближе к лампе, то ближе к глазам, даже переворачивала листок и на обратной стороне пыталась рассмотреть номер дома. Потом, уже с Нюрой, решили, что это цифра шесть.

И начались у Насти бессонные ночи и бесконечные думы:

«Денег надо подкопить, как ехать-то. А если не найду? Если нет их там? Сколько лет прошло. И как примут? А вдруг не примут? Не отпустит председатель, посевная скоро, каждые руки на счету… Да как я найду это Венюково? Надо бы к учительнице Людмиле Матвеевне сходить, пусть растолкует. Начнет спрашивать, зачем мне, так я скажу сын там воевал, вот, пока не померла и в силах, хочу посмотреть, где сын воевал, а то ведь могилки нет… Найду, поди, язык до Киева доведет».

Забегала соседка Нюра, приносила молоко в литровой банке, садилась, делилась своим:

– Я ведь, Настена, тоже мужа долго ждала. Ты же знаешь, в сорок третьем извещение пришло – пропал без вести. Ну, пропал, значит, мертвым не видели. И то, сколько случаев было: похоронка пришла, а мужик пишет, что в госпитале. Или опять же, пропал без вести, а он раз – и объявляется, жив-здоров.

– Да помню я, Нюра, как у Петровых тогда: написали, что погиб, а через два месяца – письмо от него. Потом, правда, еще раз похоронка пришла. И не объявился больше Игнат.

– Ты поезжай, разузнай всё. Ну и что, что столько лет прошло. Скорее всего, там и живут они. А про родителей ее ничего Василий не писал?

– Нет. Про родителей не писал.

– Ну и ладно. По адресу найдешь. Там всё и узнаешь. А карточку этой Оли не высылал? Может, вместе они снялись?

– Нет, не высылал. Я б тебе еще тогда показала. А я к учительнице заходила, узнала, что это теперь, оказывается, город Чехов, а Ванюково его район.

– Я бы тебе денег заняла, да у меня Катюха в город хочет ехать поступать. И то, ей уже за двадцать, засиделась девка.

– Ничего. Вот к сентябрю и соберусь.

Как прошло лето, Настя и не заметила. А в конце сентября засобиралась в дорогу. Обновки купила, принарядилась. Подарки кое-какие собрала – не с пустыми же руками ехать.

И промелькнула у нее мысль: вот бы клад найти, что ее муж Николай закопал где-то здесь, сейчас бы пригодились деньги, но как пришла эта шальная мысль, так и ушла до времени.

Глава 19

Сало растопилось, шкварки с темными прослойками мяса смотрелись аппетитно, сомлел и длинно нарезанный лук – пора накрыть эту вкуснотищу яйцами, что и сделала Алла, разбив два яйца, которые тут же вздыбились и, пофыркивая, начали оседать, сворачиваться, поджариваться…

Можно было, конечно, и поколдовать над ужином, но настроения нет – сегодня она одна.

Поссорились с Владом.

«Нет, из-за какой-то ерунды! Можно сказать, на пустом месте. Он, видите ли, хотел пойти в кино, а она в кафе, и с Алиской. Надо же поддерживать подругу. Мог бы и уступить, – в который раз прокручивала ссору и мысленно спорила с Владом Алла, не забывая присматривать за яичницей. – Ну и что, что ты не очень ладишь с Алисой или тебе некомфортно с ней! Приспосабливайся! Она моя подруга, и знаю я ее намного дольше, чем тебя. Он всё время «подстраивается под меня», я «не считаюсь» с его желаниями. Смотри-ка! И вообще еще не известно…» – Алла не закончила свою мысль, выключила плиту, лопаткой ловко перекинула содержимое сковородки в тарелку и поставила ее на стол, где блестела в чашке квашеная капуста, смешанная с сырым луком и политая подсолнечным маслом. Самое то с яишенкой!

Трапеза продолжалась недолго, но подействовала на Аллу умиротворяюще.

Она быстро вымыла посуду, успев смириться со ссорой и даже оправдать ее:

«В конце концов пришла пора поругаться. Слаще мириться будет».

В том, что Влад завтра позвонит, если не сегодня, Алла не сомневалась, а сейчас можно и поработать-поразмыслить, так сказать, «в спокойной обстановке».

Она включила автоответчик. Ничего особенного. Звонила старшая по подъезду – опять там у них что-то не убрали – не сделали, и надо им сразу менять управляющую компанию. Хорошо хоть, только бумагу подписать просит. А то еще чего доброго предложила бы кинуться на амбразуру и выявлять нарушения в управляющей компании. Делать больше нечего!

Влад пока не позвонил – он любит оставлять любовные послания, желать спокойной ночи или доброго утра. Алла вздохнула. Собственно, у нее был сотовый, а этот стационарный телефон с трубкой давно бы надо отключить – платить меньше. Но бывает удобно, когда уезжаешь, когда кто-то не знает твой сотовый, и вообще привыкла. А еще ей нравилось слушать голос Влада. На сотовом не то, на сотовом сразу видно – от кого, что.

Алле стало душно. Она подошла к окну, приоткрыла одну створку – пусть хорошо проветрится. Сама села на диван, прикрылась пледом и стала просматривать теперь уже сотовый телефон. Ушла сначала в «Одноклассники», потом зависла в «ВКонтакте», перешла на «Фейсбук», наконец, занялась делом – просмотром пропущенных звонков. Влад не звонил. Но вот знакомый номер или кажется, что знакомый.

Алла скинула плед, встала, закрыла окно и включила ноутбук. Здесь хранились папки с делами и, конечно, последнее – о нападении на квартиру Гергардт и гибели Зубова. Здесь же записаны все выявленные и предполагаемые фигуранты, свидетели, их адреса, телефоны. Так и есть, это телефон Супонина.

Алла подобралась, сосредоточилась:

«Не случайный звонок. И почему-то не перезвонил. Передумал? Что же вы хотели такого мне сообщить, Виктор Семенович? И ведь явно знаете больше, чем говорите. Хотите себя подстраховать, подстраховаться на случай… Прижало вас? Или прижали?! – Алла посмотрела на часы – о! почти час ночи. – Придется утром звонить. Надеюсь, Супонин, с вами ничего за это время не случится».

Она еще немного посидела за ноутбуком и легла спать, так и не дождавшись звонка от Влада.

Утром, когда она была в ванной, зазвонил домашний телефон. Алла, на ходу вытирая полотенцем руки, схватила трубку – наверняка Влад звонит с рабочего. Но звонил оперативник Илья Сокольский.

– Алла Сергеевна, здравствуйте! Не разбудил?

– Доброе утро, Илья! – без особого энтузиазма поздоровалась Алла. – Нет, не разбудил. Какие новости?

– Да вчера Супонин приходил. По делу о взрыве машины Кирилла Зубова.

– Та-ак. И что он интересного рассказал?

– Он сначала с Хорошиловым разговаривал. Потом тот его ко мне привел – показания записать. Вспомнил он, что в тот вечер из дома выходил и Павел Лытников, муж Алисы Лытниковой.

– И зачем выходил? – Алла спрашивала скорее потому, что надо всё спросить и выяснить, она привыкла так работать. Хотя худой, нескладный, сутуловатый, с плохим зрением муж Алисы никак не тянул на Рэмбо. Наверняка выходил из-за какой-нибудь ерунды. И она не ошиблась.

– Он забыл бутылку в багажнике. Какое-то вино, которое нужно салом закусывать.

– О! Это что-то новенькое. И сколько отсутствовал? – уточнила Алла – все-таки дело есть дело, несмотря на то, что это муж Алисы и он далеко не Рэмбо.

– Да минут пять его не было. Как раз, чтобы подойти к машине, открыть багажник, достать из сумки бутылку вина и вернуться в дом.

– Что с биографиями гостей вечеринки? Я тебя просила…

– Всё выяснил, Алла Сергеевна, – перебил своего бывшего начальника Илья. – Сам Супонин служил в Эстонии, в ВВС – обслуживал самолеты. Навряд ли он изучал подрывное дело. А вот его друг банкир Борис Аркадьевич Сальников отдавал долг родине в инженерных войсках и подрывное дело вполне мог не забыть.

– Вот это уже интересно! Но в каких годах он служил! Здесь, по-моему, более современный тип взрывного устройства. Думаешь, бывших минеров не бывает. Я уточню у эксперта.

– Люсьен Сидоркин, назовут же, – усмехнулся Илья и продолжил, уточнив: – Сосед Супонина, проходил службу в стройбате, а Ащеулов нигде не служил – плоскостопие.

– А Павел Лытников?

– У Лытникова слабое зрение – минус три. Он начинал служить в десанте, но через восемь месяцев его комиссовали. Из-за зрения.

– Как его вообще туда взяли?

– Зрение могло нарушиться в ходе службы.

Алла задумалась. Она, что называется, под другим углом посмотрела на мужа Алисы – зауважала, все-таки десант.

– Илья, а выясни поподробнее, что там произошло с Лытниковым в армии. Не мог же он обойти медкомиссию. Хотя… – С одной стороны, она не хотела загружать Илью малосущественными делами, а с другой – надо всё проверять.

– Хорошо, Алла Сергеевна, – немного замешкался с ответом Илья, не зная, по уставу отвечать или по-дружески бывшему начальнику.

И Алла поняла причину этой заминки. Неприятно кольнуло, но она продолжила ровным голосом:

– И проверь, не пересекались ли каким-то образом пути-дороги наших фигурантов в прошлом. Да и в настоящем. В общем, все возможные связи.

– Сделаем, Алла Сергеевна.

– Если что-то интересное нароешь, сразу звони.

– Обязательно.

После разговора с Ильей Алла в задумчивости походила по комнате: необходимость звонить Супонину отпала. Можно, конечно, и позвонить, еще раз всё уточнить, но настроения общаться со свидетелем не было. И Влад молчит. И она ему звонить не будет. Не будет…

Алла чувствовала, что настроение стремительно катится вниз – на шкалу «печалька» и надо себя вытаскивать, пока оно не добралось до шкалы «печаль». А там и до «полной печали» недалеко.

«Как там психологи вещают? Печалиться дней пять в месяц – нормально, а если больше – добро пожаловать к психологу. О чем я думаю! Как все свалилось – и увольнение, и Влад. И дело это… Так, дело не надо трогать – может обидеться. А вот позвонить Алиске стоит».

Алла набрала в легкие побольше воздуха, медленно выдохнула, помахала руками, ногами, в быстром темпе прошла из комнаты на кухню и обратно. Еще раз выдохнула, посмотрела на часы и потянулась за сотовым.

– Привет, подруга! А я уж думала, что ты про меня забыла, – как всегда, первой отозвалась Алиса.

– Забудешь тебя! – радостно парировала Алла.

– Ты по делу или так, поболтать?

– А что, беда со временем? И чем это вы таким заняты, Алиса Андреевна?

– Да вот занята, – засмеялась Алиса, не выдержав официального тона.

– А точнее? – Алла уловила таинственные нотки в голосе подруги и очень захотела узнать, что там у нее за секреты.

Алиса вздохнула, решая, говорить или пока не стоит, и, конечно же, не утерпела:

– Я, в отличие от некоторых, ворон не ловлю.

– Эк вас занесло, гражданочка. – Алла немного напряглась, но разговаривала всё еще шутливо.

– Ал, ты только не обижайся, – решительно начала Алиса. – Я хочу помочь. В общем, я написала в передачу «Жди меня».

– Та-ак… – выдавила Алла, переваривая информацию и теряя поднявшееся было настроение. – И что ты там написала?

– Ну, всё про эту женщину, у которой ребенка украли… Может, кто-то что-то знает. Может, видел кто. Всё бывает. Там такие истории!.. А вдруг! Вдруг найдут, – частила Алиса, стараясь убедить Аллу и прежде всего себя, что правильно поступила.

– Кто тебя просил?! Я вообще ничего не должна была тебе говорить. Есть следствие, и следствие ведется. И есть тайна следствия, и она нарушена. Я тебе как лучшей подруге. Ты вообще понимаешь?!.. Ты знаешь, какие могут быть последствия?! – выговаривала подруге Алла, срываясь на крик.

Все сдерживаемое до сих пор напряжение, все волнение последних месяцев вырвалось наружу. Алла бросила телефон, упала на диван и разрыдалась.

– Ну прости меня! Ну я – дура! – в который раз повторяла Алиса, подливая коньяк подруге. Она примчалась через час после их разговора.

– Да-а, – вяло-примирительно отвечала Алла. – Пусть. Всё к одному.

– Ну что, он так и не позвонил? Нет, вы как дети. Давай я ему позвоню. Он, наверное, тоже ходит там из угла в угол.

– Нет, не надо звонить. Пусть ходит, – решительно заявила Алла, качнувшись в сторону закуски. – Пусть хоть уходит.

– Да брось ты. Хороший мужик.

– Хороший… Ох, Алиска!.. Развезло меня, однако, немного.

– Да ты же с утра ничего не ела. Давай я еще колбасы нарежу. И как ты ее ешь?

– А ты вот что… Ты… У тебя Павел где служил? В каких войсках? Или его по зрению не взяли в армию?

– Ну у тебя и переходы! А Павел здесь при чем?

– Раз спрашиваю, значит, надо, – начала повышать голос Алла.

– Ой, да где он мог служить! Ты знаешь, как-то разговора не заходило. А может, я не помню. Хочешь, я спрошу?

– Нет. Давай без иници…циатив. Я тебя прошу.

– Да как скажешь. Слушай, мне пора. Я ж не на машине. Пока доберусь…

– И вообще ничего никому не рассказывай. Ни про меня, ни про следствие… И Павлу тоже!

– Да поняла я всё, Ал. Но если что-то прояснится, если ответят с передачи, я тебе сразу всё сообщу.

– Только мне… И перешли на почту, что ты там высылала на передачу, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Алла и поднялась с дивана. – Пойдем, я тебя провожу. А почему ты такси не хочешь вызвать?

– Пройтись немного хочу – воздухом подышать.

– М-мм.

– А золотая рыбка – всего лишь карась красно-желтый, – почти пропела Алиса на знакомый только ей мотив, застегивая шубку. Она, как всегда, была в своем репертуаре: за ней последнее слово.

– Вот-вот. Иди уже, карасиха. – Они обнялись на прощание, и Алла закрыла за Алисой дверь.

После ухода подруги она отправилась на кухню мыть посуду, предусмотрительно собранную Алисой. Включила кран, долго смотрела на бегущую воду, потом очнулась, закрыла кран и прошла в комнату. Легла на диван, укрылась пледом и уснула.

Трель неизвестной птицы, которая пряталась в густых зарослях, раздавалась всё громче и громче, мешая наслаждаться летней тишиной и солнцем. Потом вдруг смолкла, а через какое-то время снова оглушила Аллу. Ей захотелось бросить что-нибудь в заросли, где обитала эта громкоголосая птица, но ничего подходящего под рукой не оказалось. Зато рядом появилась река. Вода! Много воды! Как она хочет плескаться в этой воде, пить эту воду! Бежать туда!..

Алла с трудом открыла глаза – телефон разрывался под ухом. Она положила его возле подушки, и теперь его звон набатом отдавался в голове.

– Кому что надо? – с трудом приподнявшись, Алла взяла телефон, прижав его к уху, снова откинулась на подушку. – Да, – нетвердо, с хрипотцой произнесла она.

– Алла Сергеевна, здравствуйте! Это Супонин Виктор Семенович вас беспокоит. – Голос звучал неуверенно, суетливо.

– Да-да. Я слушаю вас, Виктор Семенович. – Голос Аллы тоже звучал не совсем обычно. Как ей показалось, она немного басила. В горле пересохло и очень хотелось пить. Она пошарила глазами, но воды рядом не было, вздохнула, проглотила слюну и повторила более осмысленно: – Я вас внимательно слушаю.

– Алла Сергеевна, вы, наверное, знаете, что я приходил в ваше отделение? – порывисто начал Супонин и, чтобы не растерять уверенности, продолжил, не дожидаясь ответа: – Я разговаривал с товарищем…

– Хорошиловым, – подсказала Алла.

– Да. Но я бы хотел переговорить с вами. Я не знал, что вас… что вы не работаете. И всё же мне бы хотелось поговорить именно с вами.

Алла посмотрела на окно, плохо соображая, вечер сейчас или уже утро. Ей очень не хотелось куда-то идти. Ей хотелось к воде. Она глянула на часы – десять вечера. Какое счастье!

– Виктор Семенович! Как я понимаю, разговор у нас будет серьезный. Давайте завтра встретимся. И я вас внимательно выслушаю.

– Да-да, об этом я и хотел договориться.

Для Аллы лучше было бы встретиться во второй половине завтрашнего дня. Но она не стала предлагать свое время.

– Когда вам будет удобно, Виктор Семенович? И, к сожалению, не могу пригласить в свой кабинет.

– Неважно. Но лучше часов в десять-одиннадцать – пробок меньше, – поспешно проговорил Супонин.

– Тогда в одиннадцать. Возле нашего ОВД. Там стоянка еще одна есть.

– Знаю, знаю, Алла Сергеевна.

– Вот и договорились.

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – поспешно ответила Алла и отключила телефон. Она откинула плед, села, опустив ноги на пол – голова вроде не кружится. Медленно встала и побрела на кухню.

После залпом выпитого стакана воды Алла выдохнула, чувствуя, как благодарно отзывается тело, и более бодрым шагом направилась снова к дивану. Легла. Голова еще была тяжелой, но мысли задвигались:

«Хорошо, что возле ОВД назначила встречу. Может, понадобится что-то записать под протокол. Илью буду просить. Или сама – я все-таки тоже веду это дело. – А потом пришла и запоздалая радость: – Позвонил Супонин! Позвонил! Никуда он не делся. Значит, что-то серьезное, значит, дело сдвинется».