Текст книги "То, что не исчезает во времени (СИ)"

Автор книги: Наталья Гриневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12. ВятЛаг, май 1940 года

Закат горел яркими розово-красными всполохами. Но людям, бредущим по дороге в лагерь, было не до его красот.

Вот и еще один день отмотан, осталось часа три до отбоя – каждому надо успеть что-то сделать по мелочи, а то и дела поважнее провернуть: обменять чего, достать, договориться. На далекое будущее не загадывали – прошел день, ничего не случилось с тобой, и хорошо.

Впереди замаячили ворота лагеря. Колонна пошла чуть быстрее, но уже у ворот снова замедлила движение – охрана обыскивала «приглянувшихся». Отбирали в основном поленья, которые зэки несли для растопки своих бараков. Это было настолько обыденным и въевшимся ритуалом, что воспринималось как само собой разумеющееся. На территории лагеря охранники жили со своими семьями, им тоже нужны были дрова.

У Николая Венина забрали полено. Да и пусть. Зато он пронес несколько шишек. Замочить их в воде, чтоб размякли и жевались легко, тут тебе и еда будет, и от цинги хорошо, и запах опять же. Николай обогнул клумбу с прошлогодней, засохшей резедой и вошел в деревянный барак. Пахнуло потом, портянками, печным дымом.

– Василич, опять натопил. Не продохнешь! – обращаясь к дневальному, невысокому добродушному старику, проворчал Николай, но без сердца, больше для поддержания разговора.

Дневальными назначались инвалиды и старики, работенка непыльная, но и горбуша в два раза меньше.

– Жар костей не ломит. Ноги-то, смотрю, промочил. Вот и грейся, – ответил Василич, глянув на обутки Николая – галоши, сделанные из старых шин.

Николай подумал:

«Отдать ему одну шишку? – Но пожадничал. – В следующий раз».

Лагерный народ постепенно заполнял барак. Кто садился на скамью возле длинного стола, расположенного посередине барака, между двухэтажными четырехместными нарами, а кто сразу лез на своё место, на нары.

Ни белья, ни подушек не было. Спали не раздеваясь. Под голову клали обутки – валенки, ботинки, в зависимости от времени года.

Матрас – мешок из плотной черной ткани, наполненный стружкой, – украли у Николая в первые же дни пребывания в лагере. Он долго не горевал – ни к чему это здесь.

Он вообще быстро усвоил «правильное» поведение: не высовываться, но и не пригибаться совсем, не попадаться на глаза начальству, не ходить в одиночку, быть в толпе, не болтать лишнего, никому особо не верить.

Сегодня не спалось. Николай повернулся на спину.

Изученный вдоль и поперек потолок раздражал. Начал думать про Настю: как она там, как хозяйство. Васька, наверное, отслужил уже в армии.

Повернул голову, посмотрел на храпящего соседа по нарам, такого же горемыку – по неосторожности сельсовет спалил. Стало тоскливо.

Вздохнул:

«Лучше о доме не думать. А вот нога стала сильно ныть. Одну зиму пережил, хватит ли на другую? Ежели в дневальные придется уйти как инвалиду, хлеба всего четыреста пятьдесят грамм давать будут, не как сейчас – девятьсот. Можно и от голода загнуться. Вон их сколько, доходяг, бродит в лагере. А там и смерть. Эк, понесло меня сегодня! Чего загадывать? Еще побарахтаюсь».

Николай лег на бок, сон не шел.

Не раз вспоминал он и о своем тайнике, где лежало сокровище. Но всё раздумывал, приглядывался, как бы впросак не попасть. Здесь держи ухо востро, а то пропадешь.

«Вот ежели бы на кухню меня определили. Тогда можно жить. Тогда со всем уважением. Но туда так просто не попадешь. Эх, откупиться бы! Но к кому сунуться? Да и выгорит ли? Совсем плохо станет, тогда и попробую».

Ныла нога. Николай снова повернулся на спину:

«Застудил все-таки. И не убежишь отсюда. Неделю назад из третьего барака сбежали трое. Куда там? Болота кругом, лес дикий. Местные не спрячут, им вознаграждение положено. А с моей ногой… К кому бы сунуться? Начальник лагеря? Ненадежно. Да и где я его увижу? Так, чтоб незаметно. Где он – и где я! Здесь всё известно. У всех на виду. Быстро прижмут: зачем? почему к Хозяину бегал? Тьфу ты, черт! Всё. Спать надо. Спать, спать… Завтра шишек поищу или еще зелени какой…»

Николай постепенно успокоился и уснул.

В соседнем бараке шла игра в карты – в буру. Молодому вору Чапе сегодня не фартило. Он проиграл почти всё. Но лица не терял, цеплялся до последнего – отыграюсь, сейчас отыграюсь.

Винт, вор постарше и поопытнее, только посмеивается.

– Ну что, Чапа, еще играем? – ухмыляется он, ставя возле себя очередной выигрыш – ботинки Чапы.

Здесь бы молодому остановиться, но азарт затуманил мозги. А тут еще зрители подначивают:

– Чего менжуешься, Чапа?

– Придет к тебе фарт, придет.

– Играй, Чапа!

– Играю, – твердо говорит он.

– Что на кон ставить будешь? – Винт улыбается, снисходительно глядя на Чапу.

Тот опускает глаза, но слово не воробей – никто за язык не тянул. Чапа закусывает нижнюю губу и стаскивает с себя телогрейку.

– Э-э, не пойдет, – брезгливо отмахивается Винт. – На кой мне твое старье. Вот если бы новая была. – Винт щурится: «Крючок Чапа заглотил, не сорвется, немного поводить и можно подсекать. Уж я свой фарт не упущу!»

– Ну что, выдохся, мазурик?

Чапа нервно теребит свою телогрейку, потом набирает в легкие воздуха и почти выкрикивает:

– «На четвертого»!

– Ну смотри, Чапа.

Игра идет с переменным успехом. Винт, если и волнуется, то не показывает этого. Он играет ровно, сосредоточенно, как победитель. Чапа же слишком возбужден, слишком торопится, слишком хочет отыграться.

И вот Винт торжествующе подытоживает:

– Игра сделана!

Чапа хмурится, но держит фасон – вспять не повернуть. Долг отдавать надо, а иначе фуфлыжником станешь, а там и до «петуха» недалеко.

Винт чуть медленнее обычного, весомо произносит:

– Утром первого, кто выйдет по нужде из соседнего барака.

Он очень надеется, что это будет Важа, фраер, с которым они столкнулись на этапе.

Впрямую указать на Важу Винт не захотел – все-таки это его разборки, выйдет несолидно.

Утром, еще до полного рассвета, Николай заворочался – вчера воды много выпил. С неохотой, медленно спустился с нар. Прошел вдоль стола. Скрипнул дверью. До туалета бежать далеко. Малую нужду справляли тут же у барака – в сточной канаве. Запашок! Но на запахи никто давно не обращал внимания. Живой – и ладно.

Николай уже подходил к канаве, как вдруг почувствовал чей-то взгляд. Забеспокоился. Начал оборачиваться на едва слышимые шаги, и ноги вдруг подкосились – боль пронзила живот и пошла по всему телу. Он зажал рану рукой, и упал ничком, потеряв сознание. Последнее, что успел увидеть: убегающий зэк в старой засаленной телогрейке.

В больничке, куда его принесли, царило относительное спокойствие. Здесь можно было немного расслабиться. И чего только зэки не делали, чтобы сюда попасть! Пусть и на один денек, но чтоб в тишине и благости. Подальше от тяжелой, изнуряющей работы, от криков и прикладов охраны, от урок, всегда норовящих что-то отнять, избить, унизить.

Нестерпимая боль в животе не давала Николаю в полной мере испытать блаженство от давно забытой роскоши – лежать на кровати сколько хочешь.

Боль то отпускала, давая надежду, то заставляла кричать и лезть на стенку, отнимая эту надежду. Хотелось пить, но воды не давали – нельзя.

Он боролся, боролся до последнего, ругая себя и кляня судьбу:

«Надо же, так глупо! Не пошел бы, перетерпел… Шишку пожалел, пожадничал. Вот оно… Настена… Как теперь…»

На третий день Николай впал в беспамятство, к вечеру начал бредить, и утром четвертого дня скончался.

Молодой, в очках, суетливый фельдшер Иваньков заполнил все полагающиеся в таком случае бумаги, доложил куда следует, и Николая Петровича Венина, уроженца деревни Вешки Московской области, закопали на лагерном кладбище.

Иван Иванович Долгих, начальник лагеря, сибиряк, герой Гражданской войны на Алтае, просмотрел очередное дело. Прочитал и донесение стукача о том, что зэк был проигран в карты, и записку фельдшера о том, что раненный в живот заключенный Венин в бреду упоминал о драгоценностях, якобы запрятанных в его доме, – далее шло подробное описание где.

Начальник лагеря Долгих в бредни умирающего не очень-то и поверил, а вот навести порядок в бараках – произвести обыски – приказал. Совсем обнаглели урки.

Спустя год, в июле 1941-го, начальником ВятЛага стал Ной Соломонович Левинсон, полный, невысокого роста, астматик, из обедневшей еврейской семьи.

Однажды вечером, сидя за рабочим столом, он наткнулся на дело заключенного Николая Петровича Венина и, конечно же, на записку фельдшера, удачно упавшую на пол. Левинсон поднял ее, перечитал несколько раз, достал золотой, с крупным рубином портсигар, закурил. Потом аккуратно вложил выпавший листок в дело Венина, отнес в шкаф, а информацию на всякий случай запомнил.

Глава 13

Алла сидела за своим – теперь уже не своим – рабочим столом.

Вчера ей позвонил начальник оперотдела и с едва уловимыми нотками сожаления и вины в голосе попросил «прибрать кабинет».

«А если не жалеть себя и сказать резче – освободить помещение для нового зама. – Алла, как ни старалась сдерживать эмоции, они всё же прорывались – и в разговорах с сослуживцами, и с начальством, и с собой. Она стирала свои пароли на компьютере, освобождала ящики стола – за восемь лет столько всего накопилось: одноразовая посуда, книги, ручки, карандаши, таблетки, салфетки… Она рвала ненужные бумаги и бросала их в стоящую рядом мусорную корзину, всё нужное складывала в сумку. – Вот знала же еще до Нового года, морально подготовилась, смирилась, даже нашла плюсы в своем «свободном полете», а как начала разбирать стол – эмоции захлестнули».

Телефон зазвонил очень кстати:

«Надо отвлечься, взять себя в руки, а то еще расплачусь ненароком».

– Алла Сергеевна, Анатолий Юрьевич говорит. Узнаете старика?

– Да какой вы старик, Анатолий Юрьевич! Наговариваете на себя. – Алле приятно было именно сейчас услышать голос опытного эксперта-криминалиста Криулина, давно ушедшего на пенсию, но не потерявшего форму и старые связи. С ним нередко консультировались в особо сложных случаях.

– Не наговариваю. Кокетничаю.

– Вот-вот…

Алла понимала, что Криулин позвонил не просто так. Видимо, появилась нужная ей информация. Неделю назад она попросила эксперта осмотреть еще раз машину Зубова. Первая экспертиза ничего не дала, а она чувствовала, нет, она знала, что это было не просто случайное возгорание, это было спланированное убийство.

– Ну что, пляши, красавица!

– Все идет «по плану происшествий»? – не удержалась Алла от радостного восклицания.

– По нему, по нему, – засмеялся Анатолий Юрьевич. – Пришлось повозиться. Ну да что не сделаешь, если девушка просит. Я тут бумажку, конечно, написал. Приезжай, заберешь. А на словах скажу: применено запальчиво-взрывное устройство. Оно содержит взрывчатое вещество и зажигательное. Кто-то подложил его в бензобак машины. При срабатывании взрывчатое вещество прорывает в бензобаке отверстие, а зажигательное, соответственно, поджигает топливо. Всё просто.

– Анатолий Юрьевич, вы – гений криминалистики.

– Да чего уж там. Спасибо, не забываете старика.

– Я сегодня же к вам подъеду.

Но в этот день у Аллы подъехать не получилось. Сначала разбирала бумаги, потом бегала с обходным, заглянула в бухгалтерию. Договорилась с Ильей, что дело о нападении на Гергардт передаст ему, но будет активно курировать – с начальством всё согласовано. Съездила в супермаркет, купила торт и вина, и ближе к концу рабочего дня почти весь отдел собрался на прощальный междусобойчик. Наговорили много хороших слов, да таких, что Алла Сергеевна покинула ОВД в совершенно расстроенных чувствах.

По дороге к дому эксперта Криулина у нее прорезался сотовый. Звонили из больницы, где лежала Александра Гергардт, просили приехать – пациентка пришла в себя и очень хочет увидеть Аллу Сергеевну Смагину. Пришлось менять и планы, и маршрут.

Памятуя о прежней встрече, Алла не особо радовалась. Что нового может рассказать потерпевшая? В свою очередь и Алле нечем было обрадовать ее: пока идет расследование, о подвижках говорить нельзя – тайна следствия. А в деле о пропавшей девочке вообще тупик. Столько лет прошло!

Но зачем-то же Гергардт зовет ее.

Алла поднялась по знакомой лестнице, поздоровалась с врачом. Вместе они вошли в палату. Врач внимательно посмотрела на пациентку, предупредила Аллу, чтобы недолго, и оставила их.

– Александра Васильевна, здравствуйте! Как вы себя чувствуете? – начала издалека Алла.

– Спасибо. Получше.

– Вы что-то вспомнили?

– Да что мне помнить? Я так всё вижу.

Гергард замолчала. Алла не стала ее торопить, задавать наводящие вопросы. Пусть сама ведет разговор, ведь это она пригласила, значит, есть что сказать:

«Хотя не факт. Что же она видит?»

Молчание затягивалось.

– Может, воды? – не выдержала Алла. – Вы не стесняйтесь, я принесу.

– Не надо воды. – Женщина вздохнула. – Коробки у вас на балконе стоят?

– Стоят, – немного опешила Алла и тут же успокоилась: «А у кого они не стоят?»

– Зря дачу продали.

– Может, и зря, – пряча удивление и стараясь быть спокойной, ответила Алла.

– Чтобы найти мою дочь, вам надо поехать на свою дачу. Там, на чердаке, лежит одна вещь, она поможет найти. – Александра Васильевна закрыла глаза и снова замолчала, собираясь с силами. Наконец продолжила: – Вы поймете, когда увидите. Потом, дома, попытайтесь попасть в тот день, когда исчезла моя девочка. Проследите за ней.

«Вот так номер! О чем она говорит! Она вообще в своем уме? А почему сама не проследила, если такая вся из себя экстрасенс? Закрыла бы глаза, да увидела», – недоумевала Алла.

– Я не могу. Слишком сильные эмоции. Не дают увидеть. Закрывается всё. – На глазах у Александры Васильевны появились слезы. Она стала волноваться, потом обмякла.

Алла собралась вызвать врача, но потерпевшая прошептала: – Не надо… Всё хорошо. Все… посплю.

Визг тормозов привел ее в чувство. Она поздно заметила мужчину, перебегавшего дорогу в неположенном месте. Хорошо, автопилот сработал. Мужчина благополучно добрался до тротуара и ушел. Все обошлось.

Давно с ней, опытным водителем с двадцатипятилетнем стажем, такого не случалось. Заехала в ближайший двор, остановилась, откинулась на спинку сиденья. Руки дрожали.

Позвонил Влад.

– Ты где? Ужин стынет.

– Через полчаса буду. Всё, – ответила и сразу отключилась. Ей не хотелось разговаривать.

Она не знала, как отнестись к просьбе Гергардт. Дача теперь не ее, но это детали. К Криулину не заехала – все-таки убийство. И этот козел выбежал, как… на лыжах.

То, что днем она распрощалась со своим отделом, уже отошло далеко на второй план.

Влад, видя ее настроение, не стал ни о чем расспрашивать. Все-таки увольнение, как и устройство на работу – это всегда большой стресс. Поужинает и сама всё расскажет.

С самого начала у них так сложилось, что ужин, как правило, готовил Влад, Алла могла выкроить время на готовку только в выходные.

Но кажется, теперь у нее будет много свободного времени, может быть, даже слишком.

– Подай, пожалуйста, хлеб.

– На. – Влад протянул ей корзиночку с хлебом. – Твоего любимого не было. Разобрали. Пришлось взять такой.

– Пойдет, – ответила Алла, потихоньку расслабляясь. – Я сейчас чуть мужика не задавила.

– Ты?!

– Представь себе!

– Скорее всего, переходил дорогу в неположенном месте?

– Переходил… Перебегал! Еще бы полметра…

– Давай я тебе еще положу.

– Нет. Чаю, и всё.

– Ну тут осталось чуть-чуть.

– А, давай. Прощай фигура.

– Нормальная у тебя фигура. Мне нравится.

– День сегодня тяжелый выдался.

– Ну, не каждый день увольняешься.

– Да если бы только это… – Алла замолчала.

Влад снова не стал расспрашивать. Захочет – сама расскажет.

После ужина легли в зале на диван, включили телевизор.

Свет от торшера успокаивал, согревал, как и бубнящий телик. Но самое главное – рядом был Влад, ее мужчина.

Алла любила эти часы, когда они вот так беззаботно лежали рядом, и им было так хорошо вдвоем!

По поводу того, что будут смотреть сегодня, спорить не стали – Влад в это раз решил сразу уступить. Впрочем, он всегда в конце концов уступал: хорошая мелодрама иногда бывает почище иного боевика, почему бы и не посмотреть. Детективы или что-то близкое к ним Алла не любила – сплошное дилетантство.

Главное, они вместе, а все остальное, в том числе и выбор фильма, не имело значения.

– Влад, только не смейся, как ты думаешь, можно попасть в другое время? В прошлое, например, в будущее, – решилась на разговор Алла. Ей просто необходимо было выговориться и принять решение.

Влад, если и удивился вопросу, то вида не подал.

– Ты знаешь, только тоже не смейся, я однажды попал в прошлое.

– Ты?! Как? Что с тобой произошло?

– Тебе подробно рассказывать или…

– Подробно. Мы никуда не спешим, – в нетерпении перебила Алла.

– Вообще, я после того случая стал интересоваться этим вопросом – читал разную литературу…

– Так, давай сначала о самом событии, а потом выводы, выкладки, – снова перебила Алла. В ней просыпался опер. – Я сейчас звук уберу.

– Как скажешь, слушаюсь и повинуюсь.

– Ну, Влад, не томи. Мне очень нужно.

– Мне тогда было тридцать с небольшим. Начало осени. Погода отвратительная. Еще с женой, с Ольгой, поругался. Как всегда, из-за какой-то ерунды – то ли хлеб забыл купить, то ли молоко. Короче, настроение соответствует погоде. Бреду в магазин. Специально пошел пешком, чтобы подольше домой не возвращаться. Ветер в лицо, дождь – все дела. А я как бы не замечаю этого. Иду весь такой в переживаниях, весь в расстроенных чувствах. Вдруг – очень сильный порыв ветра. Меня чуть с ног не сбило. Я поднимаю голову, оглядываюсь и… не узнаю улицу. Вроде никуда не сворачивал, вроде дома, деревья те же, но какие-то не такие. Знаешь, как в старых фильмах. Высоток нет, машины редко проезжают и совсем не иномарки, а ретро. Вывески на магазинах не те. Прохожие одеты как-то не так, не современная одежда. Наверное, 60-х годов. И всё это черно-белое. Я бы даже сказал, зловещее. А, забыл, там еще кружили черные птицы. Это усиливало эффект. Так не по себе стало…

– И как ты назад вернулся? – Алла ближе подвинулась к Владу.

– Да как-то само собой получилось. Я ни момент прочувствовать, ни испугаться толком не успел. Только удивление осталось. Снова порыв ветра – и я на своей улице стою, оглядываюсь. Потом успокоился, купил молока. Пришел домой притихший. Ольге ничего не стал рассказывать – не поверила бы, подумала, что крыша поехала… Потом литературу давай читать – интересно же. А после всё отошло, забылось…

– И что ты про это думаешь?

– Да что я думаю… Я же не ученый.

– Это не освобождает от выводов.

– Но… знаешь… – Влад запнулся. – Думаю, что время, скорее всего, стоит на месте и одновременно двигается.

– Это как?

– Если время – это материя, в которой мы существуем, то всё на ней или в ней остается. Как, наверное, кинопленка. Она есть и есть. Она лежит. Но, в отличие от кинопленки, материя пополняется новыми кадрами. Каждое мгновение. И этот процесс бесконечен. Поэтому, при определенных обстоятельствах, при гипнозе, например, можно попасть в прошлое.

– В свое прошлое или в чужое тоже?

– Думаю в любое, но в свое легче.

– Хм, интересно, а в этой пространственно-временной материи есть будущее? Я так понимаю, что и в будущее можно попасть.

– Я разве говорил про будущее? Вот этот вопрос я еще не прорабатывал. – Влад сделал комично-серьезное лицо. – С этим мы еще будем разбираться.

– Да, мы в эти дебри не полезем. Нам нужно прошлое, а именно – 2000 год.

– Кому это нам? Ты собралась туда?!

– Ну, не так глобально. Мысленно. Закрыв глаза. Ненадолго.

– А-а-а, – протянул, ничего не понимая, Влад и тут же встрепенулся: – А это опасно? Зачем тебе?

– Не знаю, насколько опасно. Надо еще попасть.

– Я с тобой!

– Со мной? Не, ты слишком эмоциональный. Всё испортишь, – еле сдерживая смех, проговорила Алла, представив, как они сидят с закрытыми глазами и погружаются в прошлое. – «Прямо кадр из фильма “Самая обаятельная…”. Алиски еще не хватает. Тогда мы точно туда попадем, причем со скоростью ракеты». – И потом, вдруг мы там застрянем. Кто вытаскивать будет? А так… ты на подхвате, разбудишь, если что, – уже в голос смеялась Алла.

– Нет, ну я серьезно. – Влад сделал вид, что обижается.

– И я серьезно. Более чем.

Ночью она долго не могла уснуть – ворочалась, мысленно перебирала разговоры с Гергардт, с Владом, намечала оперативные действия, снова переживала произошедшее на дороге, возвращалась к своему увольнению и опять переживала:

«Ну дожилась – открою на пенсии новый метод ловли преступников. Кто бы из наших узнал, не поверил. Прямо попаданка какая-то. Нет уж, попробуем по старинке. Гергардт оставила коляску с ребенком возле магазина. Кто мог ее взять? Самая главная версия – женщина, которой нужен ребенок. Или она не могла родить, или, скорее всего, ребенок умер при родах. В таком стрессе решила найти замену. Надо искать всех родивших в это время в Москве, тех, у кого умер ребенок. И, пожалуй, в Московской области. А может, и не только в Московской. Да уж, наверное, проще в прошлое попасть. А как она его зарегистрировала потом? Если только дома рожала, скрыла, что умер, потом решила украсть. Украла и пошла зарегистрировала. Тогда она одна была во время родов. Не факт. Тогда есть кто-то, кто про это знает. Не факт. Ребенок мог умереть не при родах, а, например, на следующий день. Нет родных. Не факт… Завтра подъехать к Криулину. И нажать немного на Супонина – знает он гораздо больше, чем говорит… Алиске позвонить. Да, завтра не на работу… Надо было догнать мужика… Найти телефон покупателей дачи…»