Текст книги "Хрустальная туфелька бабы-яги (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Максиму, правда, не понравилось то, что я еду с Генрихом в Бангкок, он повозмущался, и махнул рукой.

Визу он сделал мне в рекордно короткие сроки, я позвонила маман, доложила о своей поездке...

– У тебя телефон на международном роуминге? – деловито осведомилась маменька.

– Конечно, – ответила я, понимая, что она будет трезвонить через каждые полчаса, спрашивая, какая погода, сколько градусов морская вода, и т.д., и т.п.

И решила эту проблему просто. Съездила перед самым отлётом в магазин, и купила себе второй мобильник. Чем-то похожий на первый, тоже широкая, тонкая « раскладушка », вся усыпанная стразами, только не розовыми, а светлыми, блестящими. Получила новый номер, новую « симку », и, отключив старый мобильный, отбыла в Тайланд.

Больше всего на свете я боюсь самолётов, когда я была замужем за Димой, он специально купил личный самолёт, и установил в нём кровать.

Без объяснений, наверное, понятно, каким образом он меня успокаивал...

Всякий раз, оказываясь внутри самолёта, меня охватывает паника, и я неизменно напиваюсь.

Вот и сейчас, поудобнее устроившись в кресле, я стала дёргаться. То глядела в окно, то пыталась разглядеть облака, а, когда самолёт взлетел, я подозвала официантку, и попросила принести коньяка.

Получила спиртное, махом осушила фужер, потом ещё, ещё, ещё... Генрих смотрел на меня с осуждением, но мне уже было море, а вернее, коньяк, по колено. Я опять остановила стюардессу, и заплетающимся языком спросила:

– А мы сегодня рухнем в море?

У хорошенькой блондиночки на лице появилось удивление, сменившееся недоумением.

– А почему мы должны рухнуть? – протянула она красивым,

мелодичным голосом, – не говорите, девушка, глупостей.

– Угу! – буркнула я недовольно, и стала подмигивать парню, сидящему напротив.

Тот ошалел, уткнулся в журнал, а вот девушка, сидевшая с ним рядом, разъярилась.

– Хватит моему мужу глазки строить! – рявкнула она, – совсем обалдели!

– Кто? Я глазки строю? – прозаикалась я, и дёрнулась, с намерением вцепиться ей в волосы, но Генрих меня вовремя перехватил, а то под шоком от полёта, и от выпитого коньяка я могла бы таких глупостей наделать.

– Угомоните свою супругу! – рявкнула девица.

– Мы не женаты, – выговорила я.

– Ну, любовницу, – пожала она плечами.

– Мы не любовники.

– Да? – воскликнула девица, и выпрямилась.

Глаза у неё заблестели, а я вдруг, неожиданно для себя, запрыгнула к Генриху на колени, и поцеловала его.

Больше я ничего не помню, не помню даже, как мы приземлились в аэропорту « Дон Муанг », как добрались до отеля, открыла глаза, и увидела белый потолок.

Не сочтите меня алкоголичкой, я напиваюсь только от шока, или от сильных эмоций.

До моего уха донёсся стук, который отразился в моём раскалённом мозгу гулким эхом...

– Завтрак для миссис Миленич, – раздался женский голос, говорящий на английском языке.

– Давайте, я сам поставлю всё, держите, – услышала я голос Генриха, попыталась подняться, и без сил рухнула на подушки.

– А, очнулась, – вошёл в комнату Генрих с подносом в руках, – кофе будешь?

– Буду, – с трудом отлепила я язык до нёба, и схватила с подноса чашку с замечательно приготовленным чёрным кофе. Залпом выпила, и капризно воскликнула:

– Почему так мало?

– Ну, здешняя обслуга явно не подозревала, что к ним прибудет кофеманка, – усмехнулся Генрих, – лучше выпей сок, и съешь круассан.

Я вздохнула, съела один круассан с шоколадным кремом, выпила сок, а от всего остального отказалась. На подносе лежали ещё булочки, фрукты, тосты, джем, но уже затошнило от такого количества еды.

Я привела себя в порядок, сполоснулась под душем, высушила волосы феном, надела мини – юбку легкомысленного ярко-жёлтого цвета, розовый топ, состоящий из клочка ткани на бретельках, красные босоножки, и вышла из ванной.

– Ты супер! – воскликнул Генрих, рассматривая меня.

– Нам надо спешить? – спросила я, одёргивая топ.

– Да нет, не надо. А ты почему спрашиваешь?

– Мы надолго тут?

– На месяц. Хватит времени, чтобы всё осмотреть.

– Ничего себе, – протянула я.

– Только в ноябре придётся ещё раз съездить.

– Зачем?

– Сфотографировать празднество одно...

– Случайно не Лой Кратхонг? – догадалась я.

– Он самый. А ты, я посмотрю, осведомлённый человек, – усмехнулся Генрих, и взял меня под руку, – читаешь много?

– Есть такое дело.

– Пошли. У нас сегодня Зоологический сад « Кхао Дин » с огромной коллекцией млекопитающих, земноводных и птиц Азии и Африки, и парк Короля Рама девятого с ботаническим садом. А потом развлечёмся, уверяю тебя, здесь со вкусом можно провести время.

Я покосилась на него, но от комментариев предпочла воздержаться.

И, оказавшись на улице, я почувствовала, что вот-вот задохнусь. Боже мой!

В воздухе плавает марево, жара, не меньше тридцати градусов, и невероятная, прямо-таки удушающая духота. Как же сами тайцы здесь летом живут?

Да, Генрих знал, куда меня притащить, и я с тоской вспомнила о родной Москве, с дождями, такими противными, но, в тоже время, такими родными.

В этом чёртовом саду я обалдела окончательно.

Жара внутри стояла сильнее, чем на улице, Генрих всё время о чём-то спрашивал, включил диктофон, а я снимала

представителей флоры и фауны.

На это мы убили чёрте сколько времени, одуревшая от жары, я выпала на улицу, и... мне даже показалось, что стало прохладней, и поёжилась.

– Что, примёрзла, голубка? – хохотнул Генрих, заметив моё телодвижение, – класс, да?

– Любишь жару? – поглядела я на него.

– А кто её не любит? – улыбнулся он.

– Я не люблю. Предпочитаю двадцать, двадцать пять градусов, свежий ветерок, и полный кайф. А тут с ума можно сойти.

Генрих опять засмеялся, и купил мне жареных креветок.

Мне в такой жаре есть не хотелось совершенно, но я, чтобы не обижать его, съела огромную креветку, и зажмурилась от удовольствия.

– Какая вкуснотища, – простонала я, и запихнула в рот ещё одну. Неожиданно я почувствовала, что дико хочу есть.

– Здесь много ресторанов...

– Не сейчас, – покачала я головой, – лучше вечером, сейчас вполне хватит креветок.

– Тогда я возьму ещё. Кстати, у меня тут друзья живут. Надо бы зайти к ним. Я давно их не видел.

И мы решили идти не в ресторан, а к друзьям Генриха.

Жили эти друзья в огромном доме. Войдя, мы сразу попали в какую-то большую залу, всю уставленную плошками с деревцами. Всюду занавески, и кресла.

– Генрих, – выскочила откуда-то молодая женщина с светлыми, явно перманентными волосами, и бросилась ему на шею.

– Боже мой! Ты откуда свалился? А это кто? – посмотрела она на меня, – твоя подруга, или жена?

– Коллега, – уточнил Генрих, – мы тут по работе.

– Коллега, – протянула блондинка, – ну, ну. Проходите. Сережа. Сережа, посмотри, кто пришёл.

– О мой Бог! – вышел нам на встречу высокий мужчина, шатен, с ранней проседью на висках, – Генрих! – они обменялись рукопожатием, Генрих представил меня, не забыв упомянуть, что мы просто коллеги по работе.

– Вика, вы просто чудо, – воскликнул Сергей, и провёл нас в гостиную.

Эти друзья Генриха оказались весьма гостеприимными,

угостили нас вкусным ужином, в основном морепродукты.

– Как там Россия? – спросил Сергей, – не совсем ещё развалилась?

– Что ты, – замахал руками Генрих, – процветает.

– А я вот хочу вернуться на родину, – вздохнул Сергей, – только вот Вероника отказывается. Боится до сих пор.

– Не хочу в тюрьму угодить, – дёрнула плечиком блондинка, – я, как вспомню, что там творилось! – закатила она ярко накрашенные глаза, – людей сажали ни за что!

Я вообще-то думала, что она моя ровесница, но, приглядевшись, поняла, что ей не меньше сорока. Наверное, массу подтяжек сделала, или просто хорошо сохранилась.

Маленькая собачка, до старости щенок.

– Ника, успокойся, – засмеялся Генрих, – сейчас в Москве полный порядок, у нас уже не страна советов, а Российская Федерация. И всё спокойно.

– Спокойно! – фыркнула Ника, – я тут Интернете полазила, у вас там такая преступность!

– Это есть, да, преступность в разгаре, да и законодательство какое-то фиговое, – воскликнул Генрих, и взял ещё устриц.

– Почему? – посмотрел на него Сергей, перевёл взгляд на мой опустевший бокал, и спросил, – ещё?

– Можно, – кивнула я, и он долил мне вина.

– Почему? Да вот, например, расстрел отменили, ну, не совсем отменили, наложили мораторий, но от этого суть дела не меняется. И от этого преступники окончательно распоясались. Понимают, жизни их никто не лишит, а из тюрьмы и сбежать можно, даже из спецколонии. Конечно, из спец сложнее удрать, нежели, из общего или строгого режима, но всё равно, при желании, всё возможно.

– А у нас тут кайф, – воскликнула Ника, – рыбу едим круглый год, купаемся, к жаре, конечно, было трудно привыкнуть, но ведь привыкли. Зато красота какая! Каждый год ходим на праздники, и не надоедает.

– А какие праздники? – заинтересовалась я, и взяла ещё осьминога.

– Например, дни рождения короля и королевы, или праздник полнолуния. Он, кстати, будет на днях. Нет, мне тут хорошо. Да и не брошу я свои орхидеи.

– Орхидеи? – навострила я уши, услышав о своих, одних, из самых любимых, цветах.

– Вы любите орхидеи? – у Ники загорелись глаза.

– Обожаю, – призналась я.

– Тогда вы должны посмотреть мои цветы, это просто нечто, – Ника раскраснелась, и стало ясно, что она здорово пьяна.

Она единственная из всех, кто пил коньяк. Мы все наливались « пузырями », игристым, сладимым вином.

– Кажется, ей пора в постель, – посмотрел на супругу Сергей.

– Нет, нет, никуда мне не пора, – слишком энергично замотала головой Ника, – я ещё хочу показать гостье свои орхидеи.

– Сейчас поздно, лучше завтра, при свете дня, – пытался унять жену Сергей.

– Нет, мы свет включим в оранжерее, – упрямилась Ника, сделала попытку встать, и покачнулась. Если бы не вскочивший вовремя Сергей, она бы свалилась на пол.

– Завтра, завтра покажешь Вике свои цветы, – приговаривал Сергей, увлекая Нику по лестнице, – а сейчас в постель.

Мы пять минут сидели вдвоём, и вскоре спустился Сергей; увидев его, Генрих тут же вскочил, и я тоже.

– Нам, пожалуй, пора, – сказал Генрих.

– Вы уж извините, – вздохнул Сергей, – беда мне с ней. Пьёт постоянно.

– Бывает, – вздохнул Генрих. Было видно, что ему жаль знакомую.

– У нас, знаете ли, ребёнок был.

– Был? – тихо спросила я.

Сергей кивнул, и по его щеке потекла слеза.

– Саша умер, – выдохнул он, – вот она и переживает.

– Это тяжко, – признала я, и мы, распрощавшись, покинули гостеприимный дом.

Проснулась я от холода. Кондиционер был включён на полную мощность, а тонкое одеяло с меня сползло. Поёжившись, я поспешила выключить кондиционер, и вышла на балкон, с которого был чудесный вид на море.

Выкурила сигарету, потом одела клешёные шорты малинового цвета, маечку с Весёлым Роджером, сабо, и спустилась вниз.

Шведский стол радовал разнообразием, я взяла тарелку, и стала накладывать на неё еду.

Среди всего прочего здесь было много рыбы, я взяла селёдки, серого хлеба...

– Лучше не берите селёдку, – услышала я приятный голос, обернулась, и увидела полноватого мужчину с тарелкой в руках.

– Почему? – удивилась я.

– Острая она очень, – улыбнулся незнакомец, – я тоже попробовал не незнанию, чуть с ума не сошёл. Потом два литра воды выпил, они в неё добавляют тайский чили. Невероятно острая вещь.

– Спасибо, что предупредили, – улыбнулась я, – только я люблю острое.

– Как знаете. Разрешите составить вам компанию? Не сочтите меня назойливым, если не хотите со мной общаться, я могу уйти.

– Что вы! – воскликнула я, беря ещё селёдки, хлеба, апельсиновый сок, пару кружочков ананаса, булочки с кремом и кофе, – присоединяйтесь.

Мы вдвоём уселись за столик на небольшом балкончике, под зонтиком.

– Меня зовут Георгий, – представился мой новый знакомый, – каждый год тут отдыхаю. Отличное место.

– По-моему, тут слишком жарко, – покачала я головой, и отправила кусочек селёдки в рот... и пожалела, что к селёдке не прилагается огнетушитель.

Рот наполнился слюной, а глаза слезами...

– Я же говорил, – укоризненно проговорил Георгий, – а вы меня не послушали.

– Я, как последняя кретинка, учусь на собственном опыте, – промычала я, изловила официанта из ресторана, и попросила принести мне стакан молока.

– Зачем вам молоко? – озадаченно спросил Георгий.

– Оно лучше всего глушит жжение от острой пищи, – объяснила я ему, – ещё пиво можно, но молоко лучше всего. А вода вам не поможет.

– А я и не знал, – улыбнулся Георгий.

– Я смотрю, ты уже попробовала селёдку, – подошёл к столику Генрих, – как ощущеньица?

– Остренькие! – фыркнула я, и отправила в рот ещё кусочек

селёдки, – вкусно.

Подошёл официант, и поставил передо мной стакан с молоком, я быстро схватила его, стакан, а не официанта, и выпила сразу половину.

– Ты любишь молоко? – растерялся Генрих.

– Оно хорошо удаляет последствия острой пищи, – хмыкнула я и взялась за селёдку.

– Ты на сегодня свободна, – сказал Генрих, и взглянул на часы, – у меня через час важная встреча, так что наслаждайся жизнью.

– А завтра?

– А завтра у нас в плане храмы. Пока, – и он исчез.

– Ваш муж? – спросил Георгий.

– Мой начальник, – ответила я, – я здесь по работе.

– А вы замужем? – улыбнулся мой новый знакомый.

– Замужем, – кивнула я, – что, хотели ухлестнуть за мной?

– Была такая мысль, – Георгий отпил кофе, – вы красивая.

– Спасибо за комплимент.

– Вам, наверное, их много говорят.

– Что да, то да, – я посмотрела на прибрежные волны, и мне дико захотелось в воду.

Нет, решила я для себя. Сначала я пройдусь по городу, куплю каких-нибудь сувениров, специй, а ещё фруктов, и надо найти почту.

– Скажите, вы ведь здесь уже давно? – обратилась я к своему собеседнику.

– Две недели, – воскликнул Георгий, – а что?

– Вы знаете, где здесь почта?

– Конечно. А зачем вам почта?

– Хочу посылку отправить, – пояснила я, – у меня нет желания заниматься оформлением, я лучше несколько ящиков фруктов отошлю так. Ведь это можно?

– Наверное, – неуверенно отозвался Георгий, – не знаю, можно ли туристам отсылать что-либо по почте.

– А почему бы и нет?

– У меня есть знакомый местный житель, давайте отошлём от его имени на всякий пожарный...

– А что? Это идея, – оживилась я, доела свой завтрак, и вышла на улицу.

Боже мой! Как здесь жарко!

Я прихватила с собой фотоаппарат, положив его в довольно объёмистую сумку, и повесила на манер почтальонов, через голову.

Запрыгнула в автобус, и протянула шофёру стодолларовую купюру, но тот отрицательно помотал головой, и тут до меня дошло, что денежная единица в Тайланде – бат.

Чёрт! Совсем забыла, что нужно поменять деньги, и поймала такси.

– У меня только доллары, – предупредила я шофёра, – мне бы до какого-нибудь обменного пункта.

Шофёр кивнул, отвёз меня по месту назначения, подождал, пока я разменяю деньги, расплачусь, добавив за простой, и села в автобус. С этим такси можно разориться.

На знаменитом « тук – туке » я прокатится не пожелала, и села в автобус, на котором добралась до традиционного района Бангкока, Тонбури.

Лабиринты узких улочек были весьма колоритны, и, оказавшись на такой улице, я задрала голову, и почувствовала, что в глазах потемнело. Вот чёрт! Такое ощущение, что сейчас эти дома съедутся, и раздавят меня. Я не люблю закрытые пространства, и стараюсь в таких местах не бывать.

Дёрнул же меня чёрт пойти сюда!

Я прислонилась к стене, не в силах унять сердцебиение. Помнится, когда мы с Димой были в Алжире, я там в обморок свалилась...

В глазах тут же запрыгали чёрные точки... в ушах зазвенело...

– Вика, – раздалось вдруг, и передо материализовалась Ника, знакомая Генриха, у которой мы были, – ой, тебе что, плохо?

– У меня боязнь закрытого пространства, – прошептала я, стирая тыльной стороной ладони пот со лба, – а тут... эти стены...

– Сама терпеть не могу этот район. Красиво, конечно, колоритно, но даже на меня они давят. Идём, – она подхватила меня под руку, и, поддерживая, вывела отсюда, – не ходи сюда больше, а то мало ли что. Свалишься в обморок, ещё ограбят. Этот район лихой, в основном одна беднота. Чего тебя сюда занесло?

– Искала какой-нибудь рынок, – призналась я, и, оказавшись на открытом пространстве, вдохнула полной грудью, – хотела

купить специй и фруктов.

– Домой отвезти? – догадалась Ника.

– Да.

– Пошли, я тоже иду на рынок, вместе прошвырнёмся. А потом ко мне, покажу тебе свои орхидеи. Я же тебе обещала.

– Я думала... – ляпнул мой глупый язык, и я тут же его прикусила, чуть не взвыв от боли.

– Здесь сок продают, – сказала Ника, – вон, купи, язык перестанет болеть.

Я залилась краской, и купила стакан свежевыжатого апельсинового сока.

– Да не красней ты, – улыбнулась Ника, – я прекрасно догадалась, о чём ты подумала. Что я ляпнула по пьяной лавочке, и уже забыла?

– Нет, нет, что ты! – замотала я головой.

– Да ладно, у тебя всё на лице написано.

– Извини, – тихо проговорила я, – думаю, я бы тоже стала пить, если с моими детками что-нибудь случилось. Такое пережить!

Вот, опять ляпнула, не подумав! Она потеряла ребёнка, а я сказала, что у меня дети!

Ника ослепительно улыбнулась, она, похоже, догадалась, какие чувства меня обуревают.

– Расслабься, – воскликнула она, – я вижу, что ты не хотела сделать мне неприятно.

– Наверное, мозги от этой жары расплавились, – выдохнула я.

– Забудь, но орхидеи я тебе покажу. А у тебя много детей? Ты сказала, детки.

– Трое, – ответила я, и заметила, что Ника сильно побледнела, и закусила губу. Мне даже неуютно стало.

– Счастливая, – вздохнула она, – а мой мальчик случайно игрушку проглотил.

– Игрушку?

– Да, шарик. У него побрякушки висели в колыбельке, и он засунул её в рот... удушье...

– Господи Боже! – только и смогла выговорить я, чуть не разлив сок.

Внезапно Ника разрыдалась, а я опешила на секунду, и поспешила обнять её за плечи.

– Сволочь! – вдруг выпалила она, – ненавижу!

– Кого? – прошептала я, но Ника тряхнула светлыми волосами,

и выпрямилась.

– Я, наверное, тоже на солнце перегрелась, – воскликнула она напускно спокойным голосом, – пойдём, я покажу тебе, что лучше купить в качестве сувенира.

Она провела меня в какой-то магазинчик, и быстро-быстро затараторила на незнакомом мне языке. Вероятно, это и был тайский язык, но я не понимала ни слова.

– Вот, – она вырвала из рук продавца красивое платье, с закрытым горлом, на китайский манер, шёлковое, красное с зелёной набивкой и золотой вышивкой. Единственно, что мне в нём не понравилось, это разрез, в буквальном смысле, до пупа, а именно, почти до трусов. Так, что бедро было на виду, в самого начала.

– Тебе идёт, – воскликнула Ника, – это знаменитый тайский шёлк.

– Оно такое открытое, – сделала было я слабую попытку воспротивится, но Ника чуть ли не силой заставила меня его купить, и ещё несколько платьев, и несколько рулонов ткани.

И с этим скарбом она потащила меня на рынок, к счастью, она оказалась на машине, и я избавилась от тканей.

На рынке Ника отчаянно торговалась на тайском языке, чуть ли не драла на себе волосы, и топала ногами, выторговывая лишний бат, и, в результате, я стала обладательницей огромного количества специй, от запаха которых кружилась голова. В переносном смысле, разумеется.

Потом мы купили бананов, ананасов и апельсинов, я всё это упаковала я ящики, и съездили на почту, отослав всё от имени Ники. Надо только предупредить папу и Максиму, что им по извещению придёт.

– И лучше не ходи сюда одна, – воскликнула Ника, когда мы ехали к ней, – этот район настолько беден, что люди в нём живут в деревянных домах на сваях, и некоторые в лодках. А ты лягушек купила?

– Лягушек?

– Да, сувенир. Деревянная лягушка, проводишь ей по хребту специальной палочкой, и она квакает, – она остановила машину, и мы прошли в высокое, стеклянное помещение, сплошь заставленное цветами.

– Какие красивые! – восхитилась я.

Цветов в оранжерее было великое множество, всевозможных расцветок и форм.

Ника с восторгом рассказывала, какой передо мной сорт, чем он отличается.

– Между прочим, считается, что орхидеи – вампиры, – сказала вдруг Ника.

– Вампиры? – несказанно удивилась я.

– Но о людях энергетических вампирах ты слышала?

– Слышала, конечно, – закивала я.

– Тут такая же хрень, – вздохнула Ника, – считается, что орхидея – классический представитель цветка-вампира. Она легко зачаровывает своей экзотической красотой, влюбляет в себя и незаметно выкачивает из человека всю энергию и жизненную силу. Тот ещё прикол.

– Я не удивляюсь, – я остановилась около одного цветка и стала рассматривать его.

– Вроде как у них самый активный период между одиннадцатью вечера и половиной третьего ночи, – продолжала лекцию Вероника, – да я и сама заметила, что у него в это время запах усиливается. Говорят, он более дурманящим становится, сильнейшую головную боль вызывает, тошноту, и всякие нервные состояния, типа беспокойства, тревоги и страха. Короче, у вас шалят нервишки? Тогда на выход! – и она засмеялась, – а ещё существует мнение, что орхидеи активны на рассвете. Они недолюбливают солнце, и всячески защищаются от него. Создают вокруг себя что-то типа защитного поля агрессии, и вызывает в человеке либо ответную агрессию, либо делает его мямлей. А для уже готовой мямли она опасность вдвойне представляет.

– Зачем же ты их держишь? – удивилась я.

– А ты думаешь, я в эту хрень верю? – улыбнулась Ника, – я много о них читаю, знаю, как за ними ухаживать, но в эту ерундистику не верю.

– Он чем-то походит на лилию, – сказала я, – этими своими свойствами.

– Что-то такое наблюдается, – кивнула Ника, – мне и лилии нравятся. А тебе как лилии?

– Я обожаю лилии, – призналась я, – они такие изящные.

– Я тоже это заметила, – кивнула Вероника.

Потом остановилась у другого цветка, удивительно красивого, нежно-розового, довольно крупного.

Такой красоты мне видеть не приходилось, я хотела подойти поближе, но Ника схватила меня за руку.

– Не надо, – сказала она, – до него нельзя дотрагиваться, он ядовитый. Смерть мгновенная.

– Зачем же ты его держишь? И как умудрилась достать? – недоуменно спросила я, разглядывая представителя флоры.

– Это моя личная тайна, – покачала головой Ника, – не хочу, чтобы у того человека, который мне его достал, были неприятности.

– Ясно, – хмыкнула я, – всё равно, это незаконно.

– Какая разница? Он такой красивый?

– Но как же ухаживаешь за ним? Так и самой отравиться немудрено.

– Тут всё просто, – воскликнула Ника, – у меня специальные длинные ножницы, щипцы, я подцепляю лист, отрезаю, складываю в специальный контейнер, потом уничтожаю.

– Ловко, – протянула я.

Потом мы поехали в спортивный клуб, где, по словам Ники, она регулярно играет в теннис, и предложила составить ей компанию.

Я люблю теннис, и с удовольствием сыграла с ней. Сегодня я была в ударе, выиграла все раунды, и мы поехали в ресторан.

Ника предложила мне отведать таитянской кухни, и я с радостью приняла идею.

– Я слышала, что таитяне едят много риса, – сказала я, садясь за столик, – и лапшу.

– Да, – кивнула Ника, – это к ним из Китая приползло, но мы сейчас отведаем что-нибудь чисто национальное. Давай закажем фаршированные куриные крылышки без косточек в красном соусе карри?

Курицу я люблю, и вообще, всю птицу, и идею приняла.

Всё оказалось очень вкусно, и очень остро, вина мы заказывать не стали, выпили по стакану сока, ведь Ника была за рулём, а я, чтобы не травить душу алкоголичке, отказалась.

На прощанье Ника пригласила меня вечером к себе вместе с Генрихом.

– У нас приём, – сказала она, высадив меня у отеля, – Сереже

сегодня сорок пять стукнуло.

– Мы будем, – кивнула я, и распрощалась.

– Как я мог забыть? – восклицал Генрих, когда мы ехали на приём, – эх, уходят наши годы.

Мы поздравили именинника, вручили подарки, Нике цветы, и... попытались вести светскую жизнь.

Гости, в основном таитяне, говорили на английском, а в меня впиявилась дама бальзаковского возраста, одетая в сари цвета баклажана, с какими-то искорками.

Она расспрашивала о России, правда ли, что у нас медведи по улицам ходят.

– Сущая неправда, – возмутилась я, – это всё глупости! Медведи есть, но живут они в лесах. Приезжайте в Москву, я вам всё покажу. Зимой, правда, холодно, иногда температура до тридцати градусов доходит, но последнее время зимой в столице слякоть. Хотя последняя зима была нормальной, снежной. А летом тридцать тепла.

– А сейчас у вас как? – не отставала дама, блестя чёрными глазами, а я схватила с подноса у проходящего мимо официанта бокал с шампанским.

– Тепло сейчас, – ответила я, и отпила шипучку.

– Как тепло?

Ох, достала она меня!

– Двадцать пять градусов, – ответила я, стиснув зубы, – хорошо сейчас. У нас нет вечной мерзлоты!

Дама закивала, и на какое-то время отцепилась от меня, что меня порадовало, и я, увидев Нику, поспешила к ней.

Она стояла около террасы с бокалом коньяка в руках.

– Отличный приём, – сказала я.

– Да, ничего, – Ника воровато оглянулась.

– Что-то не так?

– Полный порядок. Извините, – и она исчезла.

Что это с ней?

Я ещё немного поошивалась, от музыки стала болеть голова, и я вышла на террасу, постояла, и тут до меня дошло, что в оранжерее с орхидеями включён свет. Зачем Ника включила

его? Решила кому-нибудь из гостей показать свои цветы?

Да, мало ли что ей взбредёт в голову по пьяной лавочке!

Чёрт! А вдруг она, пьяная, забрела туда, и дотронулась до

цветка? Того самого, ядовитого?

Я быстро вернулась в зал, поставила бокал на столик, и вышла в сад, где в искусственных водоёмах плавали свечки.

Вдруг я услышала лёгкий шорох, и остановилась. Померещилось мне, что ли? Пожав плечами, обогнула водоём, подошла к оранжерее, легонько толкнула дверь и застыла на пороге.

Произошло то, из-за чего, опасаясь, я и пришла сюда...

Ника лежала на полу оранжерее, рядом лежали осколки, наверное, от бокала с коньяком, а рядом ядовитый цветок...

Пока я соображала, за моей спиной раздался истошный визг, я обернулась, и увидела даму в сари, ту, что достала меня разговорами о России.

– Убийца! – закричала она истошно, топая ногами.

– Прекратите! – рассердилась я, женщина ойкнула, сделала попытку сбежать, и, не удержавшись на ногах, свалилась в водоём.

Твою мать! Ещё, не дай Бог, захлебнётся! И я, на свою голову, ухватила её за ноги, и попыталась вытащить наверх. Дама стала отчаянно вырываться, и, в результате, мы обе оказались в водоёме.

– Что здесь происходит? – услышала я голос Генриха, отплёвываясь, вынырнула, и увидела его, Сергея, и несколько человек гостей.

– Ты что, решила искупаться? – поднял брови Генрих, – а утра подождать было нельзя?

– Я её вылавливала, – кивнула я на даму, которая с воплем: « Убийца! », с бульканьем ушла под воду.

– Ника мертва, – сказала я и выбралась из водоёма.

– Как? – попятился Сергей, заглянул в оранжерею, и застыл, как изваяние, – Господи! Я же ей говорил, выбрось ты это растение! И вот результат! На свою голову...

– Надо милицию... тьфу... полицию вызвать, – воскликнула я, пытаясь отжать платье.

Прибыл следователь, осмотрел место происшествия, и стал всех допрашивать. Начал, естественно, с меня, поскольку я

нашла труп.

Галиб Тагор, так звали следователя, с ходу спросил меня, зачем я пошла в оранжерею.

Порадовавшись, что рядом нет Сергея, я честно и откровенно ответила:

– Ника была алкоголичкой, я боялась, что она, пьяная забредёт туда, и умрёт.

– Интересно, – пробормотал следователь, – с чего бы ей умирать?

– Как с чего? Этот цветок, что рядом валялся, он ядовитый. Она сказала мне, что к нему и притрагиваться нельзя. Она сама щипцами листья на нём обрывала, ей его достали нелегально, жуткая отрава потому что.

– Что за глупость? – воскликнул следователь, – таких растений не существует!

– По-вашему, я вру? – прищурилась я, – так спросите Сергея, он, когда труп увидел, сказал, что говорил ей, чтобы она выбросила цветок. С экзотами вообще шутки плохи.

– Ну, для вас, может, орхидея и экзот, но не для меня. Здесь

этого добра навалом. И потом, таких растений не существует. Чтобы дотронулся и умер!

– Но я ещё в Москве слышала, что орхидеями можно отравиться, – сопротивлялась, как могла, я.

– Можно, – не стал спорить со мной господин Тагор, – например, надышаться ими, или вытяжку сделать. Но то, что вы говорите, полнейшая глупость.

– Хорошо, – кивнула я, – допустим, цветок не ядовитый, Нику обманули, но отчего же она умерла?

– Это и предстоит выяснить. А вас я бы попросил не покидать пределов страны.

Нервов мне всё это стоило немалых. Вечером мне позвонил Максим, он единственный, кто знал новый номер моего сотового.

– Как ты там? – спросил он, – оттягиваешься на полную катушку?

– Тут только оттягиваться, – проворчала я, – у меня уже мозги от жары плавятся.

– А у нас дожди. Идут нескончаемым потоком. Мне тут столь нелюбимая тёщенька звонила, требовала с ножом к горлу твой новый номер...

– Ты дал? – забеспокоилась я.

– За кого ты меня принимаешь? Нет, конечно.

Мы ещё поболтали, я предупредила его о посылке,

распрощалась, и легла спать.

Утро ничего хорошего не принесло, ко мне нагрянул господин

Галиб со своей командой, и стал перетряхивать мои вещи.

– Вы что, спятили? – зашлась я праведным гневом.

– Мы-то не спятили, – пробормотал он и вдруг воскликнул, – а это что?

Он держал в руках шприц, маленький, но объёмистый, и я понятия не имела, что это такое и откуда взялось в моих вещах.

Тагора мало волновало моё душевное состояние, он отвёз меня в управление, и впился, как клещ.

– Как вы, наверное, уже догадались, – сказал он медленно, – цветок к смерти Вероники Медведевой не имеет никакого отношения. Ей вкололи в шею вытяжку из орхидеи. Предполагаю, тем самым шприцом, что мы нашли у вас. Может, сразу признаетесь?

– Мне не в чем признаваться! – заорала я не своим голосом, теряя самообладание, – я с Никой два дня, как знакома. На кой ляд мне её убивать?

– Не знаю пока, но узнаю, будьте уверены. Я тут сделал на вас запрос в Москву, сейчас посмотрим, что вы за птица, – с этими словами Галиб полез в компьютер.

Да, сейчас он много интересного узнает... Я с откровенным злорадством наблюдала, как он меняет цвет лица, как какой-то хамелеон, читая полученную информацию... Да, чем дальше, в лес, тем толще партизаны.

Закончив читать, он схватил со стола какую-то папку и стал ею обмахиваться.

– Бог ты мой! – выговорил он наконец, – чтобы один человек столько раз проходил, как свидетель! Покушения, приводы в милицию...

– Мы, русские, такие, мы можем, – ухмыльнулась я.

– Упаси меня Боже, чтобы ещё раз связаться с русскими!

Я хихикнула, а Галиб встал, застегнул на мне наручники, и передал конвойному. Вообщем, меня препроводили в камеру, перед этим, правда, разрешили сделать один звонок.

Я позвонила Асе, и попросила её прислать какого-нибудь адвоката в Бангкок.