Текст книги "Реверанс судьбы для принцессы на горошине (СИ)"

Автор книги: Наталья Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Зачем вы так? – с укоризной воскликнула я.

– А по-другому и не скажешь, – вздохнул Юрий Александрович, – а Варенька ангелом была. Ну, кому она могла помешать? Я не понимаю.

– Я это выясню, – сказала я, – и вы помогите мне. Расскажите мне всё, что знаете.

– Хорошо, – кивнул он.

С красавицей Мотей Юрий Александрович познакомился в институте. Простоватая деревенская девушка подкупила его своей непосредственностью. Юрий Александрович тогда ещё искал своё место в жизни, и поступил на филологический, но не окончил его, после второго курса ушёл.

Когда он первый раз вошёл в аудиторию, он сразу же увидел её. Очень красивая девушка, с длинными, белокурыми волосами, тёмными от природы бровями, и фарфоровой кожей, она сразила его наповал.

Он был не из робкого десятка, и сразу же сел рядом с девушкой. Так состоялось их знакомство, которое потом переросло во взаимное чувство.

Только потом Юрий Александрович понял, какую ошибку совершил, попавшись на крючок хорошенькой бестии.

Когда наступило отрезвление, он вдруг неожиданно для себя понял, что и не любил Матрену никогда, как всякий мужчина, повёлся на красивую внешность.

Потом в его жизни появилась Ангелина, и он понял, что вот она, женщина, которая могла бы стать его спутницей жизни.

Но он не мог уйти из семьи, у него были две дочери, которых он очень любил. Он решился только после того, как Матрена скатилась на самое дно, и ему стало известно, что его надули в отношении Софьи.

Их брак был по залёту, после двух месяцев романа девушка сообщила ему о своей беременности.

– Так это же замечательно, – воскликнул Юрий, – у нас будет ребёнок!

– Я думала аборт сделать, – прошептала Матрена, – но, если ты готов принять его...

– Даже и не думай об аборте, – воскликнул Юрий, – мы немедленно поженимся.

Он был молод, но это не мешало ему быть ответственным. Матрена хороша собой, к тому же деревенская, работящая. А ребёнок – это очень хорошо. Юрий вообще любил детей, и на следующий день он отвёл любимую в ЗАГС.

Сначала всё было хорошо. Родители не были против их брака, невестку приняли с распростёртыми объятьями. Отыграли скромную свадьбу, всё-таки особых средств у них не было, родители Юрия работали в каком-то госучреждении, и супер доходов не имели. А насчёт своих родителей Матрена сказала, что они умерли.

Вообщем, их жизнь сложилась, а через положенное время на

свет появился малыш. Правда, не совсем через положенное, Софья родилась недоношенной, семимесячной.

На здоровье ребёнка это не сказалось, Сонечка была абсолютно здоровой, врачи не обнаружили у неё никаких патологий. А потом на свет появилась Варвара, и Юрий был на седьмом небе от счастья. Конечно, он мечтал ещё и о сыне, но он считал, что ещё не всё потеряно.

Однако, оказалось, что из-за осложнения во время вторых родов Матрена больше не может иметь детей. Молодую пару это очень расстроило, и однажды мать Юрия потихоньку ему сказала:

– Не переживай так, я вижу, тебе мальчишку хочется, и у меня есть идея.

– Что за идея? – нахмурился Юрий.

– Мне Мотя по секрету сказала, что даже взяла бы малыша из детдома.

– Мне не нужен чужой ребёнок! – вспылил Юрий, – пусть не выдумывает.

– Юрочка, не надо кипятится, – воскликнула мать, – главное, что Мотя согласна на чужого малыша. Так и пусть растит твоего сына.

– Что ты хочешь этим сказать? – оторопел Юрий.

– Пусть тебе другая женщина родит, ты заберёшь ребёнка, и всё отлично.

– О чём ты говоришь? – простонал Юрий, – да ни одна мать не расстанется со своим малышом. Или ты смогла бы меня отдать, если бы тебе предложили подобное?

– Юра, не передёргивай, – воскликнула мать, – я дело предлагаю. Ты же сына хочешь, да и мы о внуке мечтаем.

– Даже не выдумывай, – отрубил Юрий, а сам задумался.

У него будет сын, пусть, от другой женщины, пусть, растить он его не будет, но он постарается дать ему всё.

По мере возможности.

И вскоре ему встретилась другая женщина, Лина. Она была хороша собой, с большими, печальными глазами красивого чайного цвета, и каштановыми волосами. А черты лица были настолько располагающими к себе, нежными, даже умильными. Вот за эту умильность Юрий прозвал свою будущую супругу лисёнком.

Лина была психологом, и именно она помогла Юрию найти своё признание в жизни, он тут же поступил в медицинский, стал учиться на психиатра, и заочно на психолога.

Его родители и супруга были в шоке, когда узнали, что он задумал.

– Сынок, зачем тебе это? – спрашивала мать, – психиатр! Всю жизнь смотреть на этот кошмар.

– Я буду делать карьеру, – ответил ей Юрий, – пойду на учёную степень.

На это родители никак не отреагировали, а Матрена расстроилась.

– А как же я? – тихо спросила она вечером, когда они остались одни.

– А что ты? – не понял Юрий.

– Мы же теперь будем в разных слоях общества, – всхлипнула она, – ты найдёшь себе другую, умную, а со мной разведёшься.

– Не говори глупости, – поморщился Юрий, и вспомнил красивые глаза Ангелины.

Внезапно он понял, что ему совершенно не нравится Матрена. Он явно поспешил с походом в ЗАГС. Мотя глуповата, и теперь его раздражало в ней всё.

А тут ещё и Ангелина забеременела. С каждым днём он любил её всё больше, и частенько оставался у неё на ночь, обманывая Матрену.

Мать первая догадалась о том, что происходит с ним, и задала вопрос в лоб. А, получив ответ, впала в неописуемую панику.

– Как ты мог? – воскликнула она, – у тебя прекрасная жена, и две замечательных дочки. Мы обожаем Мотю, а ты завёл роман с другой женщиной.

– Я просто понял, что ошибся, – вздохнул Юрий, – а Лина ждёт ребёнка.

– Что же ты теперь будешь делать? – спросила мать.

– Я не знаю, – покачал головой Юрий, но вскоре всё решилось. В один совсем не прекрасный день в их квартиру влетела молодая женщина, и потребовала позвать Матрену.

– Где эта сучка? – выкрикнула она.

– Кто вы такая? – железным тоном осведомилась мать Юрия, – представьтесь, пожалуйста.

– Я тебе сейчас представлюсь! – заорала незваная гостья, – вы

тут все идиоты. Правильно мамка говорит, все москвичи уроды.

– Я сейчас милицию вызову, – пригрозила ей пожилая дама, – я вас спросила, кто вы такая?

– Я сестра Мотьки! – рявкнула та.

– Но Матрена никогда не говорила, что у неё есть сестра, – растерянно проговорила женщина.

– Верно, – ухмыльнулась гостья, – зачем ей обо мне рассказывать? Только она мать в могилу свела, сучка такая, а сама за своим москвичом сюда рванула, проститутка.

– Я ничего не понимаю, – сжала пальцами виски мать Юрия, – меня зовут Инна Васильевна.

– Марина, – буркнула гостья.

– Мариночка, проходите, – воскликнула Инна Васильевна, – и объясните всё, а то я ничего не понимаю.

– А чего тут понимать? – дёрнула плечом Марина, – Мотька сюда за своим москвичом рванула.

А дела оказались такие. Матрена, когда ещё жила с матерью, по уши влюбилась в москвича, и забеременела от него.

Парень, когда узнал об этом, перепугался, и рванул к себе в Москву. Матрена расстроилась донельзя, поплакала, и пошла каяться матери. Мать у неё была суровой, и она тут же выставила дочь на улицу.

И что было делать несчастной девушке?

Мать её выгнала, и она понадеялась, что её примет отец ребёнка. И уехала в Москву.

– Теперь я тут, – сказал Марина, – мать умерла от сердца, оно у неё плохим совсем стало после того, как она Мотьку выставила. Куда мне деваться? Дом совсем уж развалился, с работы меня выгнали, сократили. Вот я к сестре и поехала, не прогонит ведь.

– Подождите, – воскликнула Инна Васильевна, – если я вас

правильно поняла, Мотя забеременела от кого-то в деревне?

– Да, у нас москвич отдыхал, вот она и залетела от него.

И тут-то Инна Васильевна поняла, почему Сонечка оказалась недоношенной. Ничего она не недоношенная, девочка родилась в положенный срок.

Вечером состоялся грандиозный скандал, Мотя всё время

плакала, говорила, что она не хотела, чтобы всё так

получилось.

– Ты меня обманула! – кричал Юрий, – хитростью женила меня на себе. И ещё неизвестно, являюсь ли я отцом Вари.

И он тут же сделал анализ ДНК, который подтвердил, что Варя действительно его дочь, а Соня нет.

Отношения Юрия и Матрены меж тем дали основательную трещину, Юрий практически ушёл из семьи, и переселился к Ангелине, которая родила ему долгожданного сына.

Потом состоялся развод, Юрий купил бывшей жене квартиру, женился на Ангелине, но с дочерью отношения поддерживал. Он обожал свою девочку, равно как и двоих мальчишек, и младшую дочь от Ангелины.

С самого начала он хотел забрать дочь себе, но суд отказал ему в этом, и присудил ребёнка матери.

Варвара была в хороших отношениях с Ангелиной, она часто приходила к ним, общалась с женой отца, и со своими братьями и сестрой.

– А вы в Лондон не ездили? – ляпнула вдруг я.

– Я постоянно езжу в Лондон, – растерянно проговорил Юрий Александрович, – я и там преподаю. А откуда вы знаете?

– Да я так, – пробормотала я, – значит, ваша дочь осталась с вашей бывшей женой?

– Мотя спилась от отчаяния, – вздохнул Юрий Александрович, – мне её даже жалко. Она красивая была, только я не любил её, и воспользовался её обманом, чтобы развестись с ней. Некрасиво, понимаю, но ничего поделать я не мог.

– А тот парень, отец Сони, он, я так понимаю, отказался на ней жениться? – уточнила я.

– Да он вроде бандитом оказался, и пригрозил ей, если она будет к нему лезть, он её прихлопнет.

– Понятно, – кивнула я, понимая, что больше ничего не узнаю.

Я вышла на улицу, и похлопала себя по карманам в поисках

сигарет. Но сигареты кончились, и я подошла к палатке.

– Дайте пачку « парламента », – попросила я, и тут же поправилась, – лучше дайте блок, – получила сигареты, заплатила, и села в машину.

Сейчас поеду к Семену Аркадьевичу, и надаю ему по ушам.

Долго я стучала в дверь морга, Семен Аркадьевич не спешил открывать, но, в конце концов, щёлкнул замок.

– Это ты, – воскликнул патологоанатом недовольно.

– Да, я у меня к тебе долгий и серьёзный разговор, – я влетела в морг.

– Вика, стой, – крикнул он, но я уже вбежала в прозекторскую, и обомлела.

Прямо на столе, на котором вскрывают трупы, сидела голая девица. Вот, значит, чем он тут занимался, пока я к нему колотилась! Старый ловелас!

– Вика, я занят, – воскликнул Семен Аркадьевич.

– Вижу, – бросила я многозначительный взгляд на голую девицу, – хоть прикрылась бы из приличия, – буркнула я.

– Значит так, Семен, – ткнула я в него пальцем, – сейчас тебе придётся положить на этот стол другую представительницу прекрасного пола.

Семен Аркадьевич разинул рот от изумления, девица тоже.

– Ты... ты... – прозаикался он, – что т-ты хочешь сказать? Ты...

– Обрадовался было, что я свою кандидатуру предлагаю? – прищурилась я, – нет, милый, сейчас ты вытаскиваешь из рефрижератора Софью Авдееву, и вскрываешь её.

– Ни за что! – рявкнул он, – и не проси.

– Девушка, слезьте со стола, – с улыбочкой попросила я, схватила журнал, нашла номер ящика, и рывком открыла его.

Меня чуть не стошнило от этого зрелища, но я умею держать себя в руках, и лично перетащила Софью на стол.

– Давай, – рявкнула я на него.

Девица какое-то время тупо смотрела на свою соседку, потом завизжала, и свалилась со стола в обморок.

– Люся, – бросился Семен Аркадьевич к своей любовнице, подхватил на руки, и оттащил в подсобку, вернулся, и набросился на меня с руганью, – кто позволил тебе сюда врываться, и командовать?

– Вскрывай труп, я сказала, – зашипела я, и вытащила из

кармана триста долларов, – хочешь? Вскрывай?

Надо отдать должное Семену Аркадьевичу, он мгновенно сориентировался, и, увидев деньги, воскликнул:

– Пятьсот.

– Чёрт с тобой, – я вынула ещё две сотни, – вскрывай, а я тут, рядышком посижу, не хочу на это смотреть.

– Трупы вытаскивать из холодильника ты можешь, – покосился

он на меня, и занялся Софьей.

Прошло много времени, наконец, он позвал меня к себе.

– Труп убрал? – спросила я.

– Убрал, – кивнул Семен Аркадьевич, вытирая пот со лба, – ты,

Вика, как всегда, оказалась права.

– Значит, убийство? – победоносно воскликнула я.

– Да, – кивнул он, – отравление сулемой.

– Чем? Чем?

– Есть такой яд, – воскликнул Семен Аркадьевич, – сулема, им делают спринцевание при криминальном аборте.

– Давай без терминов, – поморщилась я.

– Давай, у неё в желудке оказалась сулема, при чём в огромном количестве. Кто-то, явно полный профан в судебной медицине, намешал ей в водяру сулемы. Кстати, гони деньги.

Я молча передала ему доллары, и в этот момент дверь хлопнула, и в морге появился Максим.

– Что ты здесь делаешь? – налетел он на меня, перевёл взгляд на Семена Аркадьевича, который ещё был в фартуке, перепачканном кровью, – только не говорите, что вы...? – он замолчал, и звенящим голосом спросил, – вы вскрыли труп Софьи?

– Вскрыли, – кивнула я, – и я оказалась права, её убили.

– Так, – Максим с размаху плюхнулся на стул.

– У неё в желудке сулема, – пояснил Семен Аркадьевич.

– Но сулему применяют при абортах, криминальных, – воскликнул мой муж, – может, она недавно аборт делала?

– Нет, – покачал головой Семен Аркадьевич, – беременна она не

была, и аборта не делала. А сулема, как я уже сказал, была у неё в желудке, а при аборте делают спринцевание женщине туда.

– Куда – туда? – не понял Максим.

– Между ног, – рубанул с плеча Семен Аркадьевич, – это был не

аборт, а убийство. И потом, сейчас используют более гуманные методы для аборта, нежели введение сулемы. Например, вакуумный. Кто-то пытался выдать убийство за криминальный аборт, слышал, что этот яд вводится, что убить плод, и подмешал его в водку.

– Она пила самогонку, – воскликнула я, – у неё на столе самогонка стояла.

– Мало ли что у неё на столе стояло, – нервно воскликнул

Семен Аркадьевич, – у неё в желудке была водка, а не

самогонка. Этот кто-то, убийца, не знал, что при абортах яд вводится другом образом... – и он развёл руками, – думал, ну, найдут сулему в крови, решат, что аборт делала, а проверять женские органы не станут. Да так и получилось бы, я бы тоже так подумал, если бы не стал проверять желудок, нашёл бы в крови сулему, и не стал бы ничего проверять. А так, Вика отчего-то решила, что это убийство, наехала на меня, вскрывай, и всё тут. Отчего ты решила, что это отравление?

– Я говорила с соседкой Софьи, и она видела, что после меня к ней приходила какая-то девушка. При чём одетая как та, что увезла Петю, в стиле 60-х годов. И ещё один момент, она слишком быстро умерла, так быстро умирают только от цианистого калия. Алкоголем быстро отравиться невозможно. Даже, если она выпила бы этой палёной водки за пять минут до моего прихода, она была бы ещё жива. Так быстро водкой не травятся. Время должно пройти, при таких отравлениях порой успевают откачать. Я, кстати, слышала, что алкоголь усиливает действие яда, и решила, что тут мог иметь место этот факт.

– Синергизм! А ты молодец, соображаешь! – воскликнул Семен Аркадьевич, – именно так всё и было, сулема среагировала с алкоголем, и привет, на тот свет.

Я посмотрела на Максима, в его глазах мелькнула злость, он вскочил с места, схватил меня с силой за предплечье, и грубо вытолкал на улицу, где в это время бушевала метель.

– Ты что себе позволяешь? – зашипел он разъярённо, – не смей лезть в мою работу! Я к тебе в ресторан не лезу, и ты держись от МВД подальше.

– Чего ты так злишься? – посмотрела я на него.

– Как мне не злиться? На кой чёрт мне « висяк » в конце года? Дура!

– Значит, я дура? – мне на глаза навернулись слёзы, и я, не

дожидаясь ответа, бросилась к машине.

– Вика, стой! – бросился за мной Максим, – Викуль, солнышко моё, – он схватил меня за руки, – ну, прости, я погорячился. Это я дурак, – воскликнул он, – ну, ты чего? Плачешь? Сладкая моя, ну, прости, пожалуйста.

Я молча прижалась к нему, вдохнула запах одеколона, но слёзы продолжали катиться по щекам.

– Вик, – он погладил меня по голове, – ты не сердишься?

– Я обижена, – прошептала я.

– Я люблю тебя, всем сердцем люблю, но мне моя работа уже так надоела, что выть хочется. Видишь этих крутых, пальцы веером, все в золоте, а через несколько часов звонок, отпускай такого-то. Звонок не от кого-нибудь, а от самого главного прокурора. И что мне делать? Работа собачья, каждый норовит облаять, одни считают нас взяточниками, другие просто ненавидят. Я хотел спихнуть Софью с плеч, а тут ты!

– Как ты можешь так говорить? – подняла я на него глаза, – я считала тебя честным, без страха и упрёка. Потому и вышла за тебя.

– А я такой и есть, но просто этот месяц выдался тяжёлым, -

Максим крепко стиснул меня в объятьях.

– Ты врёшь! – затряслась я, – а ну отвечай, на какие деньги ты купил мне серьги с бриллиантами на день рождения? Говори немедленно!

– Викуль, ну, ты чего? – воскликнул Макс.

– Говори, – зарыдала я, – взятку взял, да? Тебя заедает то, что я богаче тебя, ты не раз это говорил. Ещё машину купить хочешь.

– Вика! – встряхнул меня Максим, – как ты можешь так говорить? Что за блажь? Никаких взяток я не брал!

– Я тебе не верю, – зарыдала я, – отпусти меня!

– Не пущу, – он впился мне в губы страстным, грубым поцелуем, стянул сиреневый шарф, и его губы переместились на шею.

– Отпусти, я сказала! – рявкнула я, и вонзила каблук ему в

ногу.

– Совсем с ума сошла? – заорал он, – что ты вытворяешь? – а я запрыгнула в машину, дала по газам, и укатила.

Приехала домой к родителям, и в слезах бросилась к ним на

шею.

– Вика, что с тобой? – испуганно спросил папа, – ну, перестань плакать. Расскажи, что случилось.

Выслушав меня, маман прижала меня к себе, и воскликнула:

– Мне твой Митрофан никогда не нравился. Я почему-то не

удивлена.

– А я уверен, что всему есть объяснение, – заявил папа,-

попроси Максима объяснить всё.

– Нечего объяснять! – категорично заявила маман, – ты разведёшься с этим уродом, и выйдешь замуж за Диму. Иди в свою комнату, я отведу тебя, – она обняла меня за плечи, и увела наверх.

Я переоделась в халат, и уснула. Проснулась, и увидела на своей подушке букет белых и малиновых роз, а рядом Максима.

– Чего тебе? – безжизненным голосом спросила я.

– Нам нужно объясниться, – вздохнул он, – я занимаюсь в свободное время частным сыском, мне несколько раз попались очень денежные клиенты, вот откуда деньги на машину, и на подарок тебе.

– Ты правду говоришь? – прошептала я.

– Конечно, дорогая, – воскликнул он, – а ты решила, что я взяточник. Мне, конечно, изрядно отравляет жизнь тот факт, что я завишу от тебя, но на взяточничество я никогда не пойду.

– Милый, – прошептала я, – сделай одолжение, запри дверь.

– У тебя все мысли в одном направлении, – ухмыльнулся он, но дверь запер.

Утром мы уехали от родителей, маман, правда, жутко ругалась.

– Вика, я так надеялась, что между вами всё будет кончено, – воскликнула она сердито.

– Даже не надейтесь, что я так просто отступлюсь от любимой женщины, – воскликнул Максим.

– Послушайте, Михаил...

– Внимательнейшем образом слушаю вам, милая тёщенька, – прищурился Максим.

– Не смей называть меня тёщенькой! – заорала маман так, что

стёкла в окнах жалобно звякнули, – чёртов мент! Сволочь

легавая!

У Максима по лицу заходили желваки, он дёрнулся, и каким-то странным голосом сказал:

– Когда-нибудь я вам отомщу за всё, – воскликнул он, – учтите, у меня в руках всё-таки власть.

– Не смей мне угрожать, ищейка!

– А вы наглая, самовлюблённая дура! – заорал Максим, а у

меня челюсть с салазок соскочила от неожиданности, – породистая стерва! А вам, Леонид Филиппович, я от всей души сочувствую, с такой отвратительной особью жизнь прожить!

– Максим! – ошарашено проговорил папа.

– Вы меня простите, но я сказал правду, – буркнул Максим.

– Значит, я стерва? – маман встала с места, и упёрла руки в боки.

– Редкостная стерва! – выпалил Максим.

– Я стерва! – повторяла маман сдавленным голосом, и хватала воздух ртом. Чувствуется, ей не хватало слов, чтобы отбить выпад.

– Перестаньте! – подскочила я, – Макс, извинись перед мамой.

– Я? Перед этой крокодилицей? – прищурился Максим, – да она только и делает, что отравляет нам жизнь! Я вам до сих пор слова плохого не сказал! За что вы меня так невзлюбили? Потому, что любите Глеба Никифоровича, и хотите, чтобы Вика была с Димой? Решили, если вы без ума от его отца, то ваша дочь должна обожать его сына? – и я увидела, как у папы вытянулось лицо, и схватила мужа за руку.

– Макс, не надо, – но его уже понесло.

– Вы с привычным вам эгоизмом решили, что любимой дочери будет хорошо с сыном человека, которого вы любите? А о её чувствах вы подумали? Может, она не такая, как вы, и этот мачо ей не нравится? Может быть, ей нравятся другие мужчины? Если вы так любите дочь, то должны понимать, что ей хорошо с любимым мужчиной!

Маман с размаху плюхнулась на стул, папа переводил

ошеломлённый взгляд с меня на Максима, потом на маму, и за столом воцарилась неприятная тишина.

Неизвестно, чем бы это закончилось, но в этот момент со

второго этажа сбежали Аришка и Яна, как всегда, с шумом и гамом.

– Ой, Вика, привет, – воскликнула Яна, тряхнув светлым хвостом.

– А чего вы какие странные? – спросил Ариша, хватая со стола

булочку.

– Полный порядок у нас, – звенящим голосом проговорила

маман, – а с вами, Матвей, у меня будет отдельный разговор, -

покосилась она на Максима.

Всё-таки она неисправима!

– Упёртая корова! – выпалил Максим, выдернул меня из-за стола, и выволок на улицу.

– Макс, милый, ну что ты наделал? – воскликнула я.

– Ничего особенного, всего лишь высказал этой самовлюблённой стерве всё, что думаю, – огрызнулся мой любимый, и закурил сигарету.

– Представляешь, что сейчас будет? – простонала я, – они с

папой переругаются.

– Извини, я, наверное, и в самом деле перегнул палку, но она меня так достала, – он заключил меня в объятья и стал страстно целовать.

На меня сразу же мягкость какая-то напала, и я прильнула к нему.

– Во дают! – услышала я весёлый голос Яны, – и не стесняются!

– А чего стесняться? – засмеялась я, поворачиваясь, – мы всё-таки женаты.

– Мы подростки, а демонстрация интимных сцен лицам, не достигшим совершеннолетия, расценивается, как растление, – выдала Яна.

– Милая, – улыбнулся Максим, – ты немного неверно трактуешь эту формулировочку. А вернее, не к месту. Мы были одни, и на ваше присутствие не рассчитывали, это, во-первых, во-вторых, поцелуй не считается развратом.

– Правда? – хихикнула Яна, тряхнув светлым хвостом, – вообще-то, да, поцелуй не разврат. Скромный поцелуй, а вы целовались как... Не буду выражаться, пожалуй. У вас там

языки не перепутались?

– Яна! – вскрикнула я.

– А в-третьих? – воскликнула я вдруг Яна.

– Что, в-третьих? – поднял брови Максим.

– Вы что-то там формулировку совращения говорили.

– А, просто эта формулировка направлена на конкретное лицо в отношении другого конкретного лица. А вас и поблизости не было, когда мы стали целоваться. Ты подрасти сначала, – усмехнулся Максим, улыбаясь, – а потом говори о поцелуях.

– Вика, ты должна меня спасти, – заявила Яна, – я сегодня прогулять хотела, но потом думаю, ты можешь меня спасти.

– От чего? – насторожилась я.

– От Салтычихи, – вздохнула Янка.

Салтычиха – классная руководительница класса, в котором учится Яна. Это очень полная дама, но невероятно занудная.

Она пожилая, видала ещё советские времена, и душой осталась там.

Один раз я, увидев дневник Яны, и, любопытства ради, заглянув в него, обнаружила, что у неё по русскому и литературе в графе – оценка – стоят одни двойки.

Возмущению моему не было предела, и я налетела на племянницу.

– Яна, что это такое? – воскликнула я, – почему ты так отвратительно учишься? Твоя мать в курсе?

– Нет, – хмуро ответила Яна, – а ты не выдавай меня, а то карманных денег я месяц не получу.

– С какой стати я должна молчать? – возмутилась я.

– Представляешь, эта дура Салтычиха сказала, что всякий раз, как я появлюсь в джинсах, она будет ставить мне « лебедя ».

Дубина!

– Чем ей не нравятся джинсы? – опешила я, – хотя, я, конечно, не люблю джинсы, и вообще, брюки, но сейчас это модно.

– Она дура! Кретинка эфиопская! – рявкнула Яна, – она ставит двойки всем, кто приходит в джинсах, только от меня она этого не дождётся.

– Яночка, милая, но ты же понимаешь, что, когда придёт конец полугодия, тебе будет несладко? – воскликнула я.

– Понимаю, но я слушаться её не собираюсь.

– Янк, у меня грандиозная идея! – воскликнула я, – я куплю тебе

диктофон, допотопный, и ты включишь его в классе. Можешь даже устроить скандал, надо, чтобы на диктофоне были её слова, что двойку она тебе ставит не за неуспеваемость, а за

джинсы...

– Вика, ты супер! – завизжала Яна, бросаясь мне на шею, – у меня, кстати, есть диктофон, суперский, « мптришный ».

– Нет, – покачала я головой, – такой нельзя, такую запись легко

подделать, и ничего не докажешь...

– Вика, ты потрясающая! – вопила Яна, – давай, покупай диктофон, и восстановим справедливость.

И справедливость мы восстановили. Яна прибежала ко мне

домой сияющая, и в лицах описывала, как директор ставил клизму Салтычихе.

– Что на этот раз? – воскликнула я.

– Ты ведь мне поможешь? – вопрошала Яна, – я не хочу бабушке говорить, она начнёт мне лекции читать о физиологии женщины, и тому прочее. Я прекрасно знаю, чем занимаются муж и жена по ночам. Что, куда, и зачем, и каков результат!

У меня ноги подкосились от неожиданности.

– Откуда ты про результат знаешь? – проблеяла я, хватаясь за

Макса, – ты что, уже пробовала? В неполных пятнадцать?

– За дуру меня держишь? – ухмыльнулась Яна, – ничего я не пробовала, но я спёрла у тебя из библиотеки « Камасутру ».

А у бабушки ещё есть книжка « Здоровье женщины », вообщем, понимаешь, начиталась.

– « Камасутру » верни, – слабым голосом велела я.

– Как скажешь, – ухмыльнулась Яна, – только теперь мне капец.

– Что случилось? – в который раз повторила я.

– Сначала я целовалась с Сашкой Архиповым на перемене, потом купила в аптеке презерватив, и надула его на уроке.

– И чего? – не дошло до меня.

– Ничего, только я его упустила, и резиновое изделие приземлилось на стол Салтычихе...

– Мама! – вскрикнула я, и зажала рот рукой.

– Вот-вот, – кивнула Яна, – представляешь, какое у неё было лицо?

Я смотрела на Яну во все глаза, а Максим стал хохотать, как ненормальный.

– Вам смешно, – протянула Яна.

– Извини, – пробормотал Максим, а меня вовсю душил хохот.

– Вика, хватит смеяться, – воскликнула Яна, – лучше сходи к ней на рандеву. Мамы нет в Москве, со своим хахалем укатила на

Таити...

– А ты откуда знаешь, что с хахалем? – подскочила я.

– Оттуда, разговор её телефонный слышала. Она влюблена по уши, и с папой разводиться хочет. Больно, конечно, но, если она ради нас с Аришкой останется папой, и будет несчастлива, мы себе этого не простим.

– Ну, вы даёте! – протянула я ошеломлённо.

– Папы тоже нет, – продолжала моя племянница, – он в

Петербург в командировку укатил, дома только бабушка с дедушкой. Но дедушке некогда, он сейчас уезжает, у них в части какое-то там положение объявлено, толи стрельбы, толи учения, хрен поймёт...

– Яна, не выражайся! – воскликнула я.

– Вообщем, ему некогда, а бабушка мне плешь проест в голове. Как заведёт!

– Ладно, поехали, – вздохнула я, и открыла дверцу машины, – забирайтесь.

Сначала я забросила Максима на Петровку, потом поехала с девочками в школу. Яна трещала всю дорогу без умолку, рассказывая происшествия в школе.

– Представляешь, мы доску специальным раствором обработали, – хохотала Яна, – эта толстая дурында по ней мелом, а он не пишет. Взяла другой, он тоже не пишет, взяла тряпку, а она загорелась.

– Какие дети жестокие! – покачала я головой, – просто она одинокая, вот и весь ответ.

– В каком смысле, одинокая? – подняла тонкую бровь Яна, – мужика нет?

– И это тоже, – вздохнула я, – полные люди, они вообще, злобливые. Их никто не любит, травит, вот они и закупориваются в панцирь, а, когда временно вылезают, начинают кусаться.

– А мы-то в чём виноваты? – возмущённо воскликнула Яна.

– В том-то и дело, что ни в чём, – покачала я головой, – ладно, сейчас поговорим с вашей Салтычихой.

Яна и Ариша бросились переодеваться, а я поднялась наверх,

в кабинет русского и литературы, и заглянула внутрь.

– Людмила Павловна, можно? – вежливо спросила я, заходя внутрь.

– Мы с вами знакомы? – надела на нос картошкой очки

Салтычиха, как её называют ребята.

– Нет, но я тётя Яны Дробышевой.

– Ах, тётя, – скривилась Людмила Павловна, оглядывая меня с

ног до головы.

Увиденное явно не пришлось ей по вкусу, сегодня на мне была ультракороткая юбка тёмно-лилового цвета, пиджак цвета спелой вишни, красные полусапожки на острых шпильках, и

красное, кожаное пальто с меховой опушкой.

– Значит, вы тётя Яны? – недовольно спросила она, – сестра матери, или отца?

– Матери, – растерянно ответила я, – а какое это имеет значение?

– Никакого.

А зачем, спрашивается, интересовалась?

– А почему не пришла сама мать?

– Её сейчас нет в Москве, – пояснила я, – вы...

– Значит так, – воскликнул Салтычиха, – просто необходимо

принять меры...

За десять минут я узнала прорву сведений. Оказывается, Яна курит в туалете, разбила стекло в столовой, выбила глаз одному мальчишке...

Я слушала её, открыв рот, и апофеозом стал летающий презерватив. Дойдя до него, Людмила Павловна пошла красными пятнами, и лицо её сравнялось цветом с моим модным пальто.

– Необходимо срочно принять меры, – восклицала она, – девочка катится по наклонной плоскости. И это в четырнадцать-то лет! Представляете, она целовалась с мальчиком на перемене!

– Ну, поцелуи я не считаю так уж плохим занятием, – усмехнулась я.

– Это отвратительно, вульгарно! Какие поцелуи в четырнадцать лет?!

В этот момент раздался звонок, который меня порядком оглушил, и в класс влетели старшеклассники.

– И ещё вот, – Людмила Павловна вынула из ящика футболку красного цвета, и швырнула её на стол, – вот, полюбуйтесь.

Челюсть у меня поехала, поехала, да так и уехала куда-то...

Эту красоту я купила, когда была с Димой в Нью-Йорке. Две

маечки, одна красная, с надписью « Секс-бомба », другая

чёрная, с пиратским Весёлым Роджером.

Я их недавно искала, мы с Максом собираемся на медовый месяц, а это мои любимые кофточки на отдыхе, но непристойные майки как сквозь землю провалились.

Теперь ясно, куда провалились кофточки, составили компанию « Камасутре ».

– Вот, – Людмиле Павловне явно пришлось по вкусу выражение моего лица, – необходимо наказать девочку.

– Обязательно, – заверила я её, – я её отругаю, а, как приедут её родители, расскажу им обо всём, и она будет наказана.

А этой дружественной ноте мы распрощались, я засунула майку в сумку, и вышла из класса.

– Ну? – спросила прислонившаяся к стене Яна.

– Кто тебе позволил взять мои кофточки? – возмутилась я.

– Да... я... это... – пробормотала Яна, – Вик, не сердись.