Текст книги "Привет, Маруся! (СИ)"

Автор книги: Наталья Чернякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

***

Я так давно уже не сидела – вот так, чтобы голова была освобождена от дум, руки от дел. Просто сидела возле любимого человека, просто молчала и уже от этого получала удовольствие. На подушку упал солнечный луч каплей горящего золота и разбудил любовь всей моей жизни, а в прошлом непримиримого врага Кутузова.

– Пойдем на Поцелуев мост, – предложил Стас, едва проснувшись.

– А зачем? – сделала я самое наивное выражение лица.

– Прыгать с тарзанки, – сказал он и рассмеялся: – Целоваться, конечно. Завтра у меня снова дежурство, а послезавтра ты уезжаешь, то есть сегодня мы последний день вместе. Считается, что влюблённые, поцеловавшиеся на мосту, непременно будут счастливы. И мера этого счастья будет зависеть от того, как долго продлится их поцелуй.

Я вдруг вспомнила: в прошлом году Его Сиятельство, когда был в образе князя, писал мне, что мечтает встретиться со мной в Санкт-Петербурге, где-нибудь у Поцелуева моста.

– Ладно, уговорил, – я поднялась с кровати и начала собираться, – но сначала завтрак.

Мы уже час стояли на Поцелуевом мосту и с упоением лобзались, иногда поглядывая на таких же оголтелых романтиков, находящихся рядом.

– Ну, что, теперь точно нам улыбнется счастье?

Стас выдохнул, не дослушав:

– Нет. Нужно еще добавить, чтобы уже наверняка закрепить результат.

У меня уже болели губы, которые были похожи на два опухших вареника. Поцеловав меня снова, Стас хмыкнул:

– Ты – что-то невообразимое, моя горячая Маруся.

– Мне нравится ход твоих мыслей. Ты тоже. Скажи, у тебя ведь был кто-то до меня?

– Нууу… хм. Сегодня? – решил побалагурить Кутусов.

– Отвечай на вопрос.

Стас, постояв минуту в полном молчании, коротко ответил:

– Да. Но это не имеет значения, все осталось прошлом.

– Почему?

– Потому что люблю тебя, – сказал и тут же поправил себя: – Всегда любил.

Я вдруг вспомнила триумфальное шествие Лазаревского по спортивному залу в день его победы на каких-то соревнованиях и умильную блондинистую прелесть, подскочившую к своему недавнему возлюбленному с напоминанием об их страстном романе.

– А эта девушка знает, что ты уже не с ней?

– Знает, – нахмурился Стас.

– А кто она? Чем занимается?

– Студентка, учится в медицинском, – безразлично ответил он.

– Терзают меня смутные сомнения, что Сашка в тебя влюблена.

– Серьезно? Не знаю, не замечал, вряд ли, – хмуро проговорил он и быстро сменил тему, – скажи, ты подумала над моим предложением перевестись сюда? Я узнал: это реально, но сложность в том, что придется сдать академическую разницу в два предмета. Обещаю помочь, я отличный репетитор, да ты и сама умная, куда умнее меня.

– Не прибедняйся. Это ты талантлив: и на гитаре играешь, и альпинизмом занимаешься, баскетболом, авиамоделизмом.

– Это потому что дома из-за отчимов не сиделось, вот и осваивал смежные дисциплины, – засмеялся Стас. – Так каким будет твой положительный ответ?

– Я согласна, тем более что пообещали общежитие. Съезжу домой, поговорю с папой, соберу справки, другие документы и вернусь. Все равно я там никому не нужна. А ты меня дождешься? Не заведешь роман за это время?

– Нет. Обещаю. Не заведу роман и не женюсь. Если только на тебе. Ну что, в отель? А то холодно, так хочется под одеялко.

– Врунишка. С утра уже такая духота, – я вытерла со лба выступивший пот, будто не понимая его намека немедленно заняться в номере чем-то более интересным, чем просто поцелуи, и сменила тему. – Чтобы такое: практичное и памятное – купить в подарок молодым? Завтра у папы свадьба.

– Купи им пуд соли. И практично, и память до конца жизни. Инесса оценит.

И снова мы весь день провели в отеле, не отпуская друг друга ни на минуту. О чем мы только не разговаривали: вспоминали прошлое, строили планы, размышляли о жизни. Кажется, я только тогда задышала полной грудью, когда оказалась рядом со Стасом. Как легко мы общались, как много разговаривали! И шутили друг над другом, но все это выглядело естественно и не обидно. Нам было уютно вдвоем, тепло и радостно. Совсем не хотелось, чтобы кто-то еще вторгся в наше пространство. Утром, уходя на суточное дежурство, Стас поцеловал меня и сказал, что обещает приехать в аэропорт. Правдами и неправдами отпросится у начальства, в крайнем случае, угонит машину реанимации, но пред вылетом все же успеет помахать мне ручкой.

***

В пятницу утром позвонила очень раздраженная Саша и предложила встретиться. «В самом деле, – ругала я себя, – ведь это Мошкина пригласила в гости еще осенью. Это она хотела увидеть меня и показать красоту удивительного, необыкновенного города. А я почти все время провела или на экскурсиях, или с Кутусовым, совсем забыв о Саше. Но у меня есть одно оправдание: я влюблена, а влюбленные всегда эгоисты. Нет, все равно надо извиниться».

Саша стояла возле отеля и жадно жевала шаверму, вот интересно: везде шаурма и только в Питере – шаверма.

– Что же ты не поела дома? Так спешила, что перекусить не успела? – заботливо поинтересовалась я.

Подруга на мои невинные вопросы отреагировала весьма агрессивно.

– Да, бежала на встречу с любимой подругой, боялась, что уедет, не простившись. Какая ты все же непостоянная. То говорила, что соскучилась и хочешь увидеться, то избегаешь встреч, – обличала меня Саша.

Я внимательно посмотрела на нее: да, я виновата, признаю, но и при условии отсутствия в городе Кутусова, мы бы тоже не виделись два дня: предстояла поездка в Кронштадт, на которую я не поехала из-за Стаса. И вообще, что это за тон? Почему она так злобно, даже с какой-то ненавистью со мной разговаривает? Нет уж, оправдываться не стану и извиняться тоже. Нервно хохотнув, я пожала плечами:

– Я всегда была непостоянной: то сводила с ума, то сходила с ума.

– Вот-вот, все это в твоих правилах.

– Прости, но моя жизнь – мои правила. Не нравятся мои правила – не лезь в мою жизнь.

– Я бы и не лезла, если бы моя жизнь не была настолько переплетена с твоей.

Она вдруг побледнела и, судорожно сглотнув, зажала рот рукой. Вот не надо покупать этот уличный стрихнин. Нет, чтобы самой испечь обычные пироги или пышки, она же ест эту гадость.

– Саша, что происходит? И в чем зависимость? – спокойно поинтересовалась я. Подруга молчала. – Чувствую, назревает серьезный разговор. Прогуляемся до парка?

Глава 15

Сидя на густой шелковистой траве, в которой увязли мои кроссовки, мы некоторое время молчали, а потом Мошкину будто прорвало. Она говорила, говорила и говорила. Суть ее высказывания сводилась к следующему: она беременна, узнала об этом два дня назад. Увы и ах! Отец будущего ребенка – та-там! – Кутусов! Я ее не перебивала, не задавала никаких вопросов. После этого известия все уже было неважно.

«Ой, дура-а-а-а. Наивнаая-я-я Сейчас, наверное, взять бы и воспарить над землей, раствориться вон в той тучке, что проплывает надо мной одинокой белой, пушистой жар-птицей, просто отплакать и отстрадать, пролить слезы дождем, да и тут же обо всем забыть», – думала я, глядя в бездонную высь петербургского неба.

– Вот я и говорю: с детства любила Стаса. А тут ты пришла в гимназию, и он с моих хорошеньких глазок перекинулся на тебя: желчную, ершистую. Что в тебе нашел? Я так и не поняла, – задала риторический вопрос подруга.

Я по-прежнему молчала.

– В роли будущего мужа мне всегда виделся только Стас. С ним я мечтала воспитывать наших будущих талантливых детей, с ним я хотела учиться и работать, жаль по баллам не прошла в вуз. Из-за тебя планы остались лишь детскими бумажными корабликами, – вздохнув, метафорично подвела черту под воспоминаниями о детских годах Саша. И я вновь вспомнила наш разговор с Мошкиной осенью по скайпу. Так вот о каком перспективном будущем муже она говорила. – А помнишь, те фотографии, где вы запечатлены в двусмысленной позе? Их сделала я, но не Квашняк с Бобринской, как подумалось тебе. Спросишь зачем? Отвечу. Чтобы поссорить вас. Ради элементарного стёба.

Какая Сашка все же глупая и смешная. Она, наверное, надеялась, что мы, испугавшись общественного мнения, перестанем общаться даже в шутливо-ироничной форме? Кто бы над нами мог посмеяться? Кто бы мог осудить нас? Может, у кого-то выросли лишние зубы, как у акулы, в три ряда? Или она решила, что я снова рассержусь на Кутусова за тот его поступок, и, как осенью, начну обвинять во всех смертных грехах?

Непонятно одно: зачем она звала меня в Санкт-Петербург? Не думала, что мы с Кутусовым встретимся? Возможно. Вдруг вспомнилось, как Мошкина настойчиво интересовалась, не возобновила ли я отношения со Стасом? И получив карт-бланш, немедленно этим воспользовалась. Теперь многое в ее поведении прояснилось.

– Комендантшу в общежитии на вас натравила тоже я, – с гордостью проговорила Мошкина. – Сказала, что видела, как парень с девушкой залезли на балкон и зашли в чужую комнату, наверное, грабители. Ха, испортила я вам аудиенцию? – Сашка, не услышав ответа на вопрос, продолжила свою обличительную речь: – Как только ты показалась в Питере, Кутусов попросил меня все забыть и не говорить тебе о наших отношениях. Но я тут подумала, а почему должна молчать? Из лебединой верности к нему? Знаешь, Стаська, я тебя очень любила как подругу до тех пор, пока ты не перешла красную линию. Теперь Кутусов мой, я буду бороться за него всеми доступными способами. Буду бороться не просто за любимого человека, а за отца своего будущего ребенка.

Ох, как же не хотелось снова разочаровываться в Стасе. Ну не может бомба два раза упасть в одно и то же место. Мне очень хотелось верить в его честность, даже не так: я верила в его порядочность и любовь ко мне. Хотя порядочность – это сейчас настолько устаревшее слово, анахронизм просто.

– Не убедительно. Не верю, как сказал бы Станиславский. Где гарантия того, что ты сейчас не пытаешься нас поссорить, придумав по ходу действия развлекательную, а главное, познавательную историю с хеппи-эндом? – поморщилась я, хотя в душу уже попало и начало прорастать зерно сомнения.

– Моя гарантия Кутусов. Позвони ему и задай интересующие тебя вопросы. Надеюсь, лгать он не станет, – Саша, вздохнув, вдруг умоляюще произнесла: – Стаська, я прошу тебя, не мешай нам, не лишай ребенка отца.

Придя в свой номер, я решила, что поговорю со Стасом, но несколько позже: нужно было собрать в кучу мысли и подумать над тем, что рассказала Саша. Нет, я ее не осуждала, но и понять не могла. Дружила со мной, в мою душу лезла, а в своей камень носила. Большой такой, тяжеленный камень, способный придавить любого, вставшего на ее пути. Если сравнивать две категории людей, таких как Мошкина и Квашняк – Бобринская, для меня ближе последняя. По крайней мере, знаешь, что от этих людей ждать. Теперь у меня резус-конфликт не только с ними, но и с Сашкой.

Вечером Кутусов сам позвонил, наверное, в работе была какая-то передышка.

– Привет, Маруся! Соскучился!

Я не стала разводить сюси-пуси – не тот случай – и сразу поинтересовалась, известно ли ему, что Саша беременна и известно ли ему, что Саша беременна от него? По минутному молчанию ягненка я поняла, что Мошкина близка к истине.

– У меня были отношения с Сашей, это правда. Она с сентября мне названивала, предлагая встретиться, я тебе говорил об этом, но мы просто дружили, как и Слава, как Рома, как Володя. Только дружили. Однако этого было мало, ей был нужен именно я. Много раз она признавалась мне в любви, но я объяснял, что люблю другую девушку. А первого апреля, когда очередной раз не смог до тебя дозвониться, я решил: все, хватит, и на этот раз сдался. С Сашкой у нас были встречи месяца три, а потом я устал от ее беспощадной любви, Муха попросту мне надоела из-за своего бешеного напора, жгучей ревности, и я с ней расстался. На этом бы все и завершилось, но Сашка пообещала мне отомстить и начала открыто встречаться с Сергеевым. Отомстить…Да я был счастлив от такого развития событий. Поэтому, Стаська, я не уверен, что ребенок мой.

Я молчала. Не дождавшись ответа, Кутусов продолжил, изрядно нервничая.

– Но, если мой, я буду помогать, как смогу, в конце концов, обращусь к отцу. Для себя ничего не просил, а для ребенка попрошу. Однако жениться на Сашке не буду, ибо я люблю только тебя.

– Стас, ты свободный человек, волен общаться, с кем желаешь. Мне совершенно непонятно одно: почему снова не сказал всей правды, снова наступил на те же грабли, что и в прошлом году? Я ведь задавала конкретные вопросы, а ты увиливал от них. Это уже происходит второй раз – такое выработанное жизнью правило, да? Лучший трюк дьявола – убедить кого-то, что он прекрасный принц? Нет, лучше князь.

– Я никого ни в чем не пытаюсь убедить. Относилась бы ты ко всему проще – сказал бы сразу, клянусь. Но нет, ты же вся соткана из принципов, у тебя же не существует других цветов, только белое и черное, без полутонов, – помолчав, Кутусов продолжил: – Я хотел быть с тобой, поэтому не сказал всей правды, но и не солгал. Надеялся, что Сашка основательно переключилась на Сергеева, а обо мне забыла.

Как же у него все легко: погулял с одной – надоела, можно и с другой порезвиться, несмотря на то, что у первой будет ребенок. Это и называется относиться к жизни просто? А если и со мной через пару месяцев ему покажется скучно и однообразно, если он устанет от моей правильности, вообще от меня – Станиславы Машковой, значит, тоже не миную Сашкиной участи? И я – смогу ли я продолжать отношения, зная, что он снова меня обманул, что подруга Мошкина, хотя после этих событий ее сложно назвать подругой, ждет от Стаса ребенка? Нет, не смогу. Пауза затягивалась и, собрав волю в кулак, я спокойно проговорила:

– Надеюсь тебе понятно, что мы не будем встречаться – какие уж отношения с окончательно подорванным доверием? И сюда я не вернусь. Это решение абсолютно взвешенное, поэтому не звони, не пиши – не отвечу. Воспитывай своего ребенка, Кутузов! Благодарю за встречу, за подаренные волшебные мгновения, и прощай!

– Если ты меня любишь, значит, простишь и вернешься в Питер, – были последними словами Стаса перед тем, как он отключился.

Пройдя в аэропорту регистрацию, я, вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд. Обернувшись, наткнулась на выразительные глаза бледного, измученного Кутусова, стоявшего недалеко от выхода. Успел все-таки, сдержал слово. В этот момент наши взгляды соединилось короткими замыканием, заискрили и… Я отвела взгляд. Чтобы окончательно не сгореть в этом пламени.

Улетала я с тяжелым сердцем. Не беспокойтесь, пушистая жар-птица, покидающая небо величественного города, не доставит вам больше горьких минут, она не станет защищать вас от нещадной летней жары, не будет звенеть мрачным надоедливым дождем, она растает сейчас же и никогда к вам уже не вернется. Прощай, Питер.

Глава 16

Вернувшись домой, я решила сначала принять душ, а потом окончательно причесать свои мысли, которые всю дорогу хаотично прыгали и скакали. Итак, могу самой себе признаться: я опустилась на дно самого черного колодца. Почему, уже известно. Вопрос: как себя вытащить за волосы, чтобы не разувериться в людях, сохранить чувство собственного достоинства? И последнее: чем занять душевную пустоту? «Работа и учеба – ответы на все вопросы. Нужно очень хорошо учиться и очень и много работать. Вот что меня спасет, поможет выбраться из темного, ужасного, страшного колодца, – рассуждала я. – Нужно немедленно обратиться к риэлторам и снять какую-нибудь жилплощадь. Денег осталось немного, но на пару месяцев хватит». Необходимо было решить вопрос и с общежитием. Вот этим я тоже планировала заняться в ближайшем будущем.

Чета Машковых домой еще не вернулась. Что скажешь? Молодежь: гуляй да гуляй. Конечно, я нашла время и отправила в день бракосочетания папе сообщение с наилучшими пожеланиями, но он почему-то не ответил. Все прояснилось позже: поздравлять было не с чем. Ну совсем не с чем, потому что свадьба не состоялась.

А несчастная Инесса Ивановна сейчас мучается в застенках КПЗ. Оказалось, за день до свадебного торжества ее задержали при взятке должностному лицу. Были еще какие-то махинации. Директор ресторана решил расширяться, для этого было найдено нужное здание, принадлежащее муниципалитету, но чиновники почему-то упрямились, не хотели отдавать его в частные руки. Вот ресторатор и отправил своего главного специалиста по переговорным делам на конфиденциальную встречу с одним из руководителей отдела городской администрации. Так Инесса Ивановна стала главной героиней этого сериала под названием «Улыбнитесь, вас снимает полиция».

Нет, ну, пф-ф. Это уже слишком. Ничего себе, сгоняла на недельку в Питер!

– Но ведь она же беременна. Нежели нельзя было освободить ее хотя бы под подписку о невыезде или под домашний арест? Почему не пожалели бедную женщину? – раздраженно спросила я.

– Я обращался к следователю с тем же вопросом. Дело в том, что Инесса не беременна. Она, видимо, решила поторопить меня с женитьбой, для этого придумала беременность, чтобы так упорно не сопротивлялся. А потом бы, думаю, была инсценировка выкидыша.

Не то чтобы я удивилась: от этой семейки Квашняк можно было ожидать чего угодно, просто стало обидно и больно за папу, за то, что его, офицера, порядочного человека так легко обвела вокруг пальцев дама, у которой IQ в 50 раз ниже, чем у отца. А как он был рад сообщению Инессы Ивановны о беременности! «Вот почему она изменилась в лице, когда несостоявшаяся падчерица перед поездкой шутя обмолвилась о тесте на беременность: мол, для вас куплю», – решила я.

Хотелось успокоить папу, хотя у самой состояние было не лучше. Какое первое средство у нас для борьбы с депрессией? Правильно. Нужно приготовить какое-то очень вкусное блюдо, лучше сладенькое.

– Папа, на твой выбор, что хочешь: торт «Не унывай-ка», конфеты «Не горюй-ка».

– Торт, только быстро.

В шкафу лежало триста граммов печенья, которые я купила к чаю, еще до моего отъезда в Питер. Я растолкла их, потом добавила немного жареных орехов. Все, основа готова. Крем будет по вкусу похожим на мороженое, «Пломбир» называется.

Папа, разглядывая мои фотографии, сделанные в Питере, бесконечно задавал вопросы: а что это за здание, а где оно находится, а с кем это ты стоишь рядом, а это что за люди? Взбив нежный и пышный крем, я промазала им слои – крошки, вот и все, торт готов. А теперь можно ответить на все папины вопросы.

Отец, немного отдохнув после вкусного и очень позднего ужина, искренне сказал, доведя меня этим до слез:

– Действительно, поднялось настроение. Какое счастье, дочь, что ты у меня есть. И дело не в том, что научилась отменно готовить, самозабвенно заботиться о своем отце. Счастье, что ты вообще есть. С годами это начинаешь понимать все отчетливее. Скажи мне, Стася, твой недавний перл про то, что нужно разрывать пуповину, связывающую нас… В чем его глубинный смысл?

Папин вопрос вновь вернул меня в недалекое прошлое.

– Это просто метафора, папочка. Мы с тобой психологически начали отделяться друг от друга. К тому же вы с Инессой ждали ребенка. Я понимала, что лишняя в этом доме.

Папа опустил голову, а потом, когда поднял и посмотрел на меня, я увидела его полные слез глаза.

– Прости меня, если ты так подумала, я очень виноват. Меня выбила из колеи эта новость о беременности Инессы. Но в данной ситуации я понял одно: очень хочу еще одного ребенка. Своего уже не будет, так роди мне внука или внучку – неважно. Я хоть кому буду рад.

– Папа, папа, сам еще молодой, успеешь родить.

Хотелось сказать, что еще найдется женщина, способная сделать отца счастливым, но тут противно запищал телефон – я его только включила после приезда. Ого, почти двадцать пропущенных звонков и около десятка сообщений. Сердце екнуло: все от Стаса. Наполеон Москву, что ли взял? На последнее: «Ты дома? Пожалуйста, напиши, очень волнуюсь» пришлось ответить: «Да. Не пиши больше. Я тебе все сказала». А вот эта смс была от Ани: «Принимай десант с Камчатки. Еду».

Глава 17

Плохо, что перед выходом на работу было воскресенье – свободное время, которое совсем не вписывалось в мою концепцию дальнейшей жизни. Хотелось быстрее отправиться в больницу. Вообще младшая медсестра – это в сущности та же санитарка с теми же обязанностями, только еще должна измерять пациентам температуру и давление. Работа психологически и физически трудная, но это мне было на руку: только там, работая с тяжелобольными, я обо всем забывала, проникаясь их проблемами. Уход, уход и уход – это было главное, все остальное зависело от организма пациентов и от профессионализма врачей.

Несказанно радовал приезд Ани Сенкевич. Как здорово: скоро мы снова будем вместе, как два года назад. Я попросила папу встретить ее на вокзале, потому что мне нужно было выходить на работу, а у него, несостоявшегося новобрачного, с понедельника отпуск.

Приехав в город, Аня поселилась у нас, в моей комнате. И папа, и я были очень рады «новой квартирантке», как подруга себя называла. Совершенно не избалованная в быту она, пока искала работу, взяла на себя все домашние обязанности. Загруженность моя на работе была колоссальная, поэтому я начала понемногу отходить от своих скверных мыслей, на смену им пришли физические боли. Однако куда там физическим, телесным болям сравниться с истязающими душу моральными!

Однажды я еле-еле дотелепалась до дома – очень болела спина, а еще стягивало где-то в животе, потому что грузного больного, поступившего с инсультом, при раздевании пришлось насколько раз переворачивать с боку на бок.

Аня, готовая помочь любому страждущему, тут же предложила мне свою помощь.

– Нужно взять черную редьку, натереть ее, а потом приложить к месту прострела и укрыть теплой шалью. Я так от люмбаго лечилась.

– У тебя было люмбаго? – застонала я.

– Потому и не было, что лечилась.

Вот юмористка.

Аня достала толстый шерстяной платок, не знаю, из каких сундуков перекочевавший в ее походную сумку, а потом принесла из магазина черную редьку и приложила мне компресс. Как это произошло, не знаю, но почувствовала я себя значительно лучше.

– Это все у тебя на нервной почве, – сделала вывод Аня о природе моей болезни. – За всех переживаешь. Так нельзя.

Эх, знала бы подруга, о ком я переживаю больше всего. Но говорить ни о чем не стала. Зачем снова травить душу? Легче не станет, а пока будешь рассказывать, переживешь все вновь и не заживающую рану снова разбередишь. Это состояние: «люблю-не могу» так до конца не отпускало.

Недели через три после моего возвращения из Питера мы с папой, Аней, Олесей и Катей решили сходить в молодежное кафе и отпраздновать первую зарплату. Сенкевич уже устроилась секретарем-референтом в какую-то строительную фирму и тоже в конвертике получила денежку за добросовестно отработанную неделю. Папа идти в питейное учреждение категорически отказался, ибо что ему делать с молодыми. Однако мы с Анькой настояли: нечего сидеть дома и слезу вытирать, конечно, не так сказали, более нежно, но смысл был тот. Папа, подумав, согласился: путь затворника – путь в никуда, и составил нам компанию.

Батюшки, вот народу привалило, наверное, весь город решил отпраздновать мою первую прилетевшую зарплату. Вскоре показались музыканты, и началось безудержное воскресное веселье.

Папа не сходил с круга. Сначала его приглашали на танец мои подруги, потом подключились одинокие посетительницы этого кафе.

– Олег Иванович, да вы пользуетесь у женщин необыкновенной популярностью, – фыркнув, сказала Анька и снова, подхватив его за руку, повела на танцпол, отбив у пятидесятилетней старушки в романтичном розовом наряде.

Меня тоже ангажировал высокий красивый мужчина с проблесками благородной седины в волосах и голливудской улыбкой на лице, обычно таких мачо приглашают на съемки рекламы шампуня от перхоти, к примеру, с таким слоганом: «Head & Shoulderss. Танки грязи не боятся». Танцуя, он прижал меня к себе так, что, казалось, сейчас вылезет все, что я уже съела и даже больше. А потом его рука начала свое буйное шествие по моему левому бедру. Такая наглая рука. Пришлось применить контрмеры. Нет, я не обвинила его в сексуальных домогательствах, как это сделали любимые женщины Клинтона и Трампа, просто каблуком немного повертелась на левой ноге моего спутника, вспомнив слова Кутусова о любимом и всемогущем оружии.

– Дура неадекватная. Ты одна такая? – взвыл партнер, нагнувшись к пострадавшему ботинку.

– Нет, что вы, я не одна, у меня еще подруги есть, – и показала на Катю с Олесей, которые ловили ускользающие от них мидии, и на Аню, которая в танце похрапывала на папином плече.

В этот момент брюки моего визави сзади начали медленно расползаться по шву, и в прорези показались симпатичные розовые трусики в красных сердечках. Мужчина, почувствовав облегчение, очень сильно занервничал и, схватившись за расползшиеся, штанины, ни слова не говоря, спешно ретировался из зала. По дороге он сбил со своего стола вилку, ложку и нож, те, звякнув, оказались на керамогранитном полу. А не надо обижать беззащитных девушек, чтобы не прилетело божье негодование.

– Что случилось? – подскочил к нему официант, которого привлек звук упавших столовых предметов.

Господин буркнул себе под нос. Папа, наблюдавший эту картину, сквозь смех сказал:

– Ничего страшного, просто товарищ что-то съел. Надо записать в жалобную книгу.

Засмеялись все, кроме официанта. Промямлив, что книгу жалоб он найти не может, официант тут же ускакал в подсобку.

Через минуту в зале появился администратор и подошел к нашим столикам. И вновь прозвучал тот же вопрос: что случилось? Красивый мужчина с рекламы, зашедший в зал из раздевалки в длинной куртке, которая прикрывала пикантное недоразумение, что-то ему объяснил, но молодой человек так и не понял, в чем суть претензии. И вновь свои пять копеек вставил папа:

– Товарищ хотел сделать запись в жалобной книге. Ваш повар очень вкусно готовит!

– Я не понял: вы хотите поблагодарить повара?

Да, у сотрудников этого кафе напрочь отсутствует чувство юмора, пришлось снова объяснить администратору, что у нас нет претензий, эта была просто шутка, и повар здесь отменный.

Утром следующего дня я почувствовала себя очень плохо: открылась страшная рвота, мучили недомогание и слабость, наверное, божья кара зацепила и меня: зачем смеялась над чужим горем? «Все-таки надо было потребовать жалобную книгу. Вот сразу поняла, что мясо несвежее, какой-то странный от него шел запах. Зачем только ела?» Тяжело встав, я еле-еле на полусогнутых отправилась на работу. К вечеру в моей голове поселилась тревожная мысль: «А был ли мальчик? Может, дело совсем не в отравлении?» Ведь действительно, за всей этой кутерьмой событий я совершенно забыла о месячном цикле, почему-то не начавшемся вовремя. «Но это ни о чем не говорит, может, задержка из-за моих психов и нервозности?» – думала я. И все же решила сходить в соседнее гинекологическое отделение. Для собственного успокоения.

Ответ старенькой докторицы обескуражил:

– Ты беременна, деточка.

Мой словарный запас мигом вылетел в уши. Только и смогла промычать:

– Как?

– Ну, я думаю, тебе известно как. Раз забеременела. Что же ты так разволновалась? Одна? Без мужа?

Я не понимала смысл вопросов, на время утратив всякую способность к осмыслению и размышлению. В голове стучало одно: я беременна, я беременна. Но потом, найдя в себе силы, все же промямлила:

– Да.

– Ну, что ж, Земля не перевернется, Вселенная на части не разлетится. Родишь и воспитаешь сама.

– Я умру!

– Я сейчас помогу!

И, посмотрев друг на друга, мы засмеялись. Хорошо, когда врачи с чувством юмора.

***

Придя домой после смены, я застала на кухне мирно воркующих голубков – папу и Аню.

– Папа, почему ты меня в детстве не пристрелил из своего наградного пистолета?

– Ты быстро бегала. – Ну, кругом шутники! – Не лучше? – взволнованно спросил папа, вглядываясь в мое посеревшее и как будто осунувшееся лицо. То ли еще будет.

– Лучше теперь не будет. Я беременна. Надо было тебе раньше рассказать непутевой дочери о том, как появляются дети. Это твое отцовское упущение. А то: мы тебя в капусте нашли, мы тебя в капусте нашли.

– Это мой родительский прокол, – смеясь, согласился папа и бросился меня обнимать: – Но как же хорошо: у меня будет внук или внучка! Спасибо, Стасенька!

Пф-ф… Сердечное спасибо, Кутузов!

Глава 18

Если бы это был фильм, то наверняка сейчас бы появилась заставка: прошло шесть лет. И все бы сразу увидели повзрослевших героев, подросших детей. Да что там говорить, даже деревья фоном прошли бы иные: высокие, с мощными раскидистыми ветками. И обязательно бы на экране мелькали весенние пейзажи, видя которые, зритель бы непременно тихо умилялся: весна, обновление природы, оголение чувств.

Как, говорится, быстро кино крутится…

Вот и я постараюсь так же быстро и по возможности ярко изложить события, которые оставили след в памяти.

***

Первое время после осознания того факта, что беременна, я жила одним днем и не смотрела вперед: что там будет через несколько месяцев, потому что меня преследовало стойкое убеждение: ребенка я не выношу. Что угодно произойдет: всемирный потоп, ураган «Катрина», взрыв на АС, массовая утечка газа на химическом заводе…Но я так мечтала стать матерью. Так хотела, чтобы у меня был ребенок, только мой волнистый попугайчик, которому бы я могла отдать всю свою накопившуюся по самые уши любовь и нежность. Моя неожиданная беременность вообще – чудо, я знаю, о чем говорю.

На втором курсе у нас добавился новый учебный предмет – пропедевтика в хирургии. Вел курс пожилой дяденька, известный в городе хирург, но как преподаватель вре-ееедный! На одном из занятий ему очень захотелось именно на мне продемонстрировать методику пальпации «острого» живота. Я была бы не против, если не одно чудесное обстоятельство – моя беременность. В группе об этом обстоятельстве было известно только Катьке Голубевой и Олеське Иванцовой. Срок был еще небольшой, а с учетом того, что я всегда носила широкие штаны «кобальт» и свободные туники, никто ничего не замечал. Странно, но и токсикоз у меня был вечерами, а не утрами, как у многих. И вот захотелось дяденьке-хирургу, чтобы именно эта студентка Машкова оказалась на кушетке и оголила свой торс. Я заупрямилась: не пойду. Преподаватель тоже уперся: выходи и все. Разве можно уступить девчонке, которая по какой-то причине не желает играть роль больной. Вон сколько молодых накаченных торсов, выбор велик, но хирург от вредности привязался именно к моему немного беременному животу. Ну, шоу, да и только. Катька с Олеськой решили разыграть сценку, дабы отвлечь дядьку.

– А можно спросить? – поинтересовалась Голубева, и, не дождавшись разрешения, затараторила: