Текст книги "Ступая по шёлку (СИ)"
Автор книги: Наталия Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Я сниму траур. Сегодня же.
– Ты мудр. Осталось выбрать Царицу, – Берен улыбнулся краешком глаз.
– Король Линариума предлагал брак с его дочерью… вероятно, это будет верное решение. У него две дочери, одна из которых Истинная Королева.
– Да, это так. Но она младшая дочь, а значит, имеет право сама выбрать себе мужа, и ей лишь восемь зим. Для линариумской девы это немного.
– Этого достаточно, чтобы по их законам вступать в брак. Король Линариума не посмеет отказать мне.
– Ты всё решил?
– Нет, вероятно, это лишь молва людская, что Истинная Королева рождается одна на всё поколение, что поступь её мягка, разум гибок, а дух крепок, как у воина. Вероятно, Истинная Королева будет лучшей Царицей. Правящей Царицей.
– Да, так говорят, Горотеон, но так ли это?.. Я видел Истинную Королеву – она была красивейшая из жён, но возможно ли сделать из юной девы Правящую Царицу? Слова твои имеют мало смысла.
– Большая война грядёт, друг мой, и только Царице с кровью Истинной Королевы присягнут воины мои и победят в той войне.
– Это предсказала Верховная Жрица?
– Нет, это предсказываю я, у многих воинов нет семей, жён и сестёр, умирать за Дальние Земли многие могут отказаться, умереть за Царицу почтут за честь.
– А если нет?
– Тогда я просто дам народу наследника и возьму себе хорошую жену.
– Из линариумской девы? – Берен засмеялся. – В том краю нет покорных жён, Горотеон.
– Покорности научить юную деву легко, если она не будет покорна – значит, она Правящая Царица.
– Или сварливая жена, – Берен засмеялся.
– Ты пророчишь несчастья на мою голову, словно мало мне лукавых и ревнивых наложниц. – Горотеон улыбнулся, но не улыбались глаза его, сердце Царя Дальних Земель было пусто.
Вошедший человек в чёрной одежде поклонился Царю Дальних Земель.
– Двое. Один из них – мальчик.
Горотеон устало закрыл глаза.
– Веди меня, – по длинным коридорам не раздавались шаги Царя – он передвигался бесшумно, с грацией дикого зверя, несущего неминуемую опасность.
В небольших покоях он остановился у кровати женщины, она была бледна, губы её были искусаны до крови, сухими руками хваталась она за покрывала.
– Зачем ты поступила так, Викиза?
– Я не виновна, мой господин.
– Не лукавь… Викиза. – он смотрел сверху вниз, взгляд его был жесток. – Ты обманула, скрыла свой лунный цикл, когда же чрево твоё понесло, ты отказалась принимать снадобье, избавляющее чрево твоё от младенца.
– Я могла погибнуть!
– Не могла, но теперь должен погибнуть твой ребёнок. Ты понимаешь это?
– Но это мальчик, он наследник, Ирима умерла, а я нет, я родила вам здорового наследника, я могу ещё родить… я здорова и сильна.
– Викиза, ты хотела возвыситься, но так и не поняла, что этому не бывать. Ирима была рождена, чтобы стать Царицей, ты – чтобы быть наложницей, и ничто не может изменить это. Иногда чрево наложницы несёт младенца против воли её или Царя, иногда ни евнух, ни повитуха, никто не в силах остановить жизнь младенца внутри утробы матери, и это горе для сердца и ума моего и наложницы, но ты, ты поступила сознательно…
– Вы даже не посмотрите на наследника, мой господин?
– Он не наследник мне, ты знаешь, что делать.
– Я?!
– Ты, это моя воля и твоё наказание. Если после убийства своего младенца разум твой не покинет тело, ты отправишься на кухню, мыть котлы. Если же сделаешься безумной – я позабочусь о тебе, как велит закон Главной Богини: заботиться о больных жёнах своих.
Царь Дальних Земель подал знак евнуху и, взяв одного из младенцев на руки, вышел из небольших покоев, казалось, он не слышит криков наложницы.
– Ты должен был сделать это сам, – произнёс Берен.
– Я воин, а не убийца, я не стану убивать младенца, это мой сын! – он в бессилии сел на кровать. – Порой мы большие варвары, чем орды, против которых будем воевать, любой зверь защищает своего детёныша, и только я должен его убить!
– Таков закон.
– Закон…
– Сделай Царицу Правящей, и если в ней не будет покорности, но будет достаточно ума – она уничтожит твоих наложниц, запретив семени твоему проливаться в других жён.
– Она станет Правящей, только если в ней не будет покорности, Берен. Только в этом случае. Только Царица, не преклонившая голову свою перед любым врагом, только та, чем разум гибок, а воля сильна, может править Дальними Землями, и только той, чья красота при этом будет удивительна глазу, присягнут воины мои.
– И править Царём, – добавил Берен.
– И Царём, – он взял на руки младенца, хорошенько разглядел маленькое личико, провёл огромной рукой по нему. – Ты знаешь, что делать с ней.
– Да, мой господин, – бережно забирая девочку.
Берен шёл по коридорам, неся комочек в покрывалах.
– Куда ты её, всадник? – спросила любопытная рабыня.
– Далеко от этого города, рабыня.
– Далеко?
– Ты ведь знаешь, – словно в раздражении. – Никто не знает, где будет жить Царская дочь, они раскиданы по всем Дальним Землям, и никто не знает, где живут они и умирают. Чем этот младенец отличается от других, таких же? Даже я не знаю судьбу её, из рук моих заберёт её странник, из его рук следующий, и так, пока не найдёт кормилица её пристанища себе и ребёнку. Нет никакой возможности узнать судьбу девочки ни до, ни после. Слишком много странников передают ребёнка из рук в руки, слишком много кормилиц меняется у неё, пока след младенца не теряется в Дальних Землях.
– Прости старую, всадник, порой говорю я лишнее, как и думаю.
– Ты стара, и от того прощаю тебя.
Берен выехал из города, оставив у ворот кормилицу, сказав, что там, за воротами, его ждёт следующая…
На рассвете всадник въехал в город, глаза его устали, по пути ему встретился ещё один всадник, и они говорили, пока не подъехали к храму Главной Богини, и один из них не нырнул в небольшой проход, поодаль от высоких ступеней и открытых дверей храма.
– Давно не приходил, дитя, – Верховная Жрица протянула руки к младенцу в царских покрывалах. – Эту девочку ждёт хорошая судьба, она будет хорошей женой и матерью, сердце твоё может быть спокойным за судьбу её.
– Сколько лет тебе, Жрица?
– Когда отец твоего отца был ребёнком – я была уже стара, дитя. Я устала считать зимы… ах, какая девочка…
– Скажи, могу я видеть их?
– Можешь, – она быстро пошла тёмным проходом, высокому всаднику приходилось нагибаться практически вдвое, чтобы следовать за ней. – Смотри, – она открыла скрипучую дверь, и яркий свет свечей осветил лицо Царя.
Несколько девочек сидело на скамьях, платья их были просты, но из шелка.
– А?
– Дитя, твои воины не всегда могут сдерживать семя своё, и здесь довольно девочек, чьи матери не могу воспитывать их. Ты даёшь за них много монет и шёлка, многими знаниями обладают они, оттого и выбирают знатные семьи жён из Храма Главной Богини, но которая из них дочь тебе, а которая – воина твоего, я и сама не знаю, слишком стара я стала, дитя, слишком стара, память подводит меня. – Она протянула Горотеону новорожденную, он долго смотрел на неё, словно пытался запомнить, и отдал Жрице. – Жди меня, дитя.
– Вижу тревогу в сердце твоём, дитя.
– Народ ропщет, я должен снять траур, Жрица, но сердце моё полно печали по Ириме, оно не принимает того, что её больше нет со мной.
– Сердце твоё полно печали по утраченной юности, дитя, но любви жены оно не знало.
– Я любил Ириму, и ты знаешь это.
– Любил… ты любил её с того дня, как появилась она на свет, зная, что ей быть Царицей твоей. Сколько раз ты нарушал запреты Главной Богини, дитя, пока Ирима не выросла, и не была назначена церемония? Сколько раз ты убегал на женскую половину дворца, балуя маленькую Ириму сладостями и каменьями?
– Жрица?
– Я стара и многое знаю, она владела разумом твоим, но сердце твоё не знало любви.
– Ты видишь новую Царицу?
– Тебе нет дела до предсказаний моих, дитя. Поступать ты будешь так, как велит тебя судьба, а не древняя старуха.
– Я возьму в жёны твою дочь.
– Я рад, друг мой, я рад, Эфталия будет хорошей женой тебе.
– Никто не говорил, что это будет Эфталия, старшая дочь твоя. У тебя две дочери.
– Но Айола – младшая дочь, она может сама выбрать себе мужа…
– Значит, если выбор мой падёт на неё, ты сделаешь так, чтобы она выбрала меня.
– Ты даже не видел её…
– Она уродлива?
– Она юна, друг мой.
– Юность девы быстро проходит.
– Если выбор твой падёт на Айолу, возможно, следует отложить церемонию.
– Не для того я прервал свой траур, я не стану откладывать церемонию. Она состоится так быстро, как это возможно, какую бы из твоих дочерей я не выбрал.
– Что ж… право мужа выбрать жену себе, Горотеон.
Рядом с троном Короля Линариума сидела принцесса Эфталия. Она была прекрасна, настолько, насколько может быть прекрасна дева в её возрасте – девять зим. Волосы её, иссиня-чёрные, струились по плечам, глаза сверкали гордостью и смотрели свысока на подданных своих. При приближении всадников Горотеона, в них отчётливо читался страх, мелькнувший и в глазах младшей дочери, но только цвет глаз, сменившийся с синего на ярко-фиолетовый, выдал юную деву. Лицо младшей дочери Короля не дрогнуло, а глаза смотрели удивлённо и с интересом. Горотеон видел интерес в глазах юной Айолы, живой ум сквозил во взгляде её, когда она смотрела прямо на Царя Дальних Земель, не отведя глаз своих. Но слишком юной была принцесса, слишком открытым и удивительно красивым было её лицо, слишком хрупкой казалась юная дева, чтобы проделать путь в Дальние Земли и стать Царицей. Правящей Царицей. В том, что принцесса не станет покорной женой, Горотеон не сомневался, достаточно было посмотреть на взгляд её, полный понимания к народу своему и подданным, и сквозящее во взгляде недовольство к поведению иных мужей или служанок на пиршестве, что прервали всадники Царя Дальних Земель.
– Ты не сделал свой выбор, – произнёс Исен. – Твоя шуба легла между принцессами, закрыв пространство между ними.
– Не сделал, друг мой, но я озвучил его Королю. Ты видел поступь и взгляд младшей дочери Короля? Она – Истинная Королева. Такая, какой и должна быть Царица Дальних Земель.
– И жена твоя, не забывай.
– Да… и жена. Она прекрасна настолько, насколько может быть юная линариумская дева, прекрасней всех, что я встречал…
– О, ты всегда имел слабость к этим девам.
– Всегда, – Горотеон засмеялся. – Они особенные, поверь мне.
– Что же в них особенного?
– Пора бы и тебе узнать это, Исен.
– Хм, юные девы не так будоражат мою кровь, Горотеон.
– Выбери не юную, они не хуже, ты знаешь это. – Он показал глазами на кормилицу принцессы Айолы, которая шла за своей госпожой, что-то говоря в упрямо сведённые брови ззигйд младшей дочери Короля. – Она не так уж стара и опытна.
– Мне повелеть ей?
– О, Исен, нельзя повелевать линариумской деве или жене, ты должен понравиться ей.
– Понравиться? Мне одарить её дарами?
– Нет, ты должен просто понравиться ей, ей нет дела до твоих даров. Если она не посчитает тебя достаточно привлекательным – ты не получишь ничего из ласк её, но если ты будешь мил ей, поверь, она одарит тебя такими ласками, что ни одна хорошо обученная рабыня не сможет сравниться с ней.
– Ооооооооооо, – Исен ещё раз обвёл залу и остановил свой взор на служанке со светлыми волосами, она не была слишком юна или слишком зрела, пояс её перетягивал талию, а подо льном платье была видна ещё упругая грудь. Служанка без страха улыбнулась всаднику, что удивило Исена. – Они не боятся?
– С чего бы служанке в замке Линариума бояться всадника Царя Дальних Земель, если они не бояться даже самого Царя? Поговори с ней, когда мы выйдем из залы.
Горотеон смотрел, как в неярком свете библиотеки Линариума стояли две дочери Короля Линариума. Прекрасные разной красотой.
Глаза одной были опущены в покорности, она была готова принять свою судьбу, как это и подобает юной деве, и вторая – чьи глаза сверкали невиданным оттенком фиолетового. Никогда ранее Царь Дальних Земель не видел подобных глаз. Линариумские девы были стройны и гибки, у многих волосы были подобны льну, но глаза их были светлы, светлее неба в ясный день, глаза же Айолы меняли цвет от светло-синего – цвета цветка льна, – до тёмно-фиолетового.
– Неееееееет! – услышал он пронзительное, женское, граничащее с отчаянием.
Она не выбирала Горотеона – Царя Дальних Земель, – и выходила на совет старейшин, она проклинала его и Земли его, но отказывалась принять судьбу, уготованную её сестре богами. Грудь под нижним платьем вздымалась, глаза смотрели с вызовом, она не покорилась ни отцу своему, ни Царю Дальних Земель, ни судьбе сестры своей.
– Я всё увидел, – он встал и стремительно вышел.
– Неужели сердце твоё не дрогнуло от слез юной Эфталии? Она красива и воспитана, как Королева.
– Сердце твоё становится слабо, Берен.
– Это так, Царь.
– Тебе не следует опасаться за судьбу Эфталии, Царица позаботится о ней.
– Царица?
– Царица Дальних Земель, Айола, Истинная Королева.
– Возможно, следует ещё подумать… она юна.
– Я увидел достаточно, чтобы принять решение. До рассвета мы отправляемся, я не могу оставаться более под крышей дома будущей жены своей.
– Да, мой Царь, – Берен прошёл до покоев, в которых останавливался Горотеон, и остался в задумчивости у дверей их.
Горотеон, выросший на глазах его, был скор на решения и не всегда слушал судьбу свою, идя наперекор словам Верховной Жрицы, порой обманывая эту судьбу, но чаще – сталкиваясь с неизбежностью.
Была ли юная Айола судьбой Царя Дальних Земель, ведала лишь Главная Богиня, но даже если бы она указала обратное устами Верховной Жрицы – судьба младшей дочери Короля была решена.
– Берен, как доехала принцесса Линариума до ступеней дворца моего?
– Она была молчалива и бледна, но следов слёз не было на лице её.
– Она ела?
– Да, она не отказывала себе ни в еде, ни в питье, но она юна и слишком хрупка для такой поездки, Царь. Она напугана…
– Старуха должна объяснить ей наши законы, традиции и обычаи, юная линариумская дева будет напугана ими… Хотел бы я говорить с ней.
– Не гневи народ свой и воинов, не нарушай законов Главной Богини, у тебя будет жизнь, чтобы говорить с женой своей. Несколько дней молчания ничего не изменят в судьбе вашей.
– Я должен идти, друг мой, – с этими словами Царь Дальних Земель встал и прошёл в сторону женской половины дворца, давно пустующей в крыле для жён Царской семьи. Покои Иримы были дальше покоев юной Айолы и навсегда закрыты для глаз рабынь и стражи, Горотеон никогда не заходил в них более с тех пор, как последний вздох слетел с губ жены его.
Он смотрел на будущую Царицу, и удивление не покидало разум его. Юная дева путалась в длинных халатах, какие предназначены для наложниц и жён, и в удивлении смотрела на своего Царя и господина, казалось, время ошиблось в беге своём, и будущей Царице не минуло ещё и семи зим.
– Она знает, что не должна смотреть своему Царю в глаза? – спросил старуху тихо.
– Да, мой господин, – шипела старуха, – она знает.
Он сел на удобный стул, смотря, как стыдом покрывается лицо будущей Царицы, как недовольно в страхе смотрит она на него, когда он отводит взгляд свой. Он пугал юную деву в слишком большом количестве шелка для её хрупкого тела. Когда же руки рабыни спустили шёлк по плечам юной девы, Горотеон прикрыл глаза – она была соблазнительна для взора его. Стройные ноги, как это и бывает у линариумских дев, были длинны относительно тела, бедра её были не широки, но и не узки, и переходили в узкую талию, такую, что одной ладонью мужчина мог накрыть её по животу. Грудь же не была мала или велика, округлая и сформированная, с розоватой кожей от стыда, которым покрылась дева, она вздымалась, покачивая темными небольшими ореолами и маленькими сосками. Горотеон знал, что в праве его смотреть на будущую Царицу столько, сколько потребует он, он знал, что в праве его сделать многое, кроме одного, но, подав знак рукой, он вышел из покоев, оставив будущей Царице её стыд.
Айола боялась его… грудь её манила, но глаза были печальны.
– Кто это у тебя? – Горотеон нагнулся к маленькой девочке, дочери одной из рабынь, что сидела в углу комнаты и держала в руках зверя.
– Это ручной зверь, мой господин, – девочка смотрела в пол.
– Он не опасен?
– Нет, мой господин.
– Он радует сердце твоё?
– Да, мой господин, – девочка прижала к себе крепче зверя.
– Мне нужен ручной хорёк, – его тон не терпел возражений. – Оставь деве её зверя, мне доставь другого, – он одёрнул евнуха, забирающего зверя у плачущего ребёнка.
– Такие звери есть у торговца, но торговая площадь уже закрыта.
– Найди этого торговца, – развернувшись, он пошёл в свои покои. Сердце Горотеона гулко билось и не было спокойным, удивительные глаза фиолетового цвета смотрели на него со страхом, и это не давало покоя Царю Дальних Земель.
Горотеон смотрел на уже спящую Царицу в его покоях. Она была юна, тело её благоухало белым ирисом и было невинно, как и разум, но сердце отважно. Юная Царица отказалась от отвара, дарящего забытьё, отказалась единственная из многих жён и Цариц Дальних Земель, принимающих его, как милость, из рук мужа своего. Юная младшая дочь Короля отказалась. По спине Истинной Королевы струились волосы, Горотеон смотрел, как переливались они в свете свечей, мерцали, отражали свет, подобно жемчугу. Горотеон провёл ладонью по волосам, задев лицо Царицы, она недовольно сжала губы, но потом раскрыла их, её ровное и спокойное дыхание радовало Царя Дальних Земель.
Утром он приказал принести ей жемчуг, и выбрал именно тот оттенок, которым мерцали волосы его Царицы, приказав изготовить гребни и вплетать жемчуг в струи волос. Он назвал её Жемчужиной, что рождается в глубине моря, и только боги знают, когда и благодаря чему жемчужина, подобно редкому цветку, готова одарить своей красотой лишь того, кто осмелится нырнуть на дно морское и раскрыть раковину, скрывающую её.
Цвет её волос не потерял своего мерцания, а лишь больше сверкал, отражаясь от мрачных стен залы для Верховного Суда.
– Берен, я не в силах судить Царицу, сердце моё слабо.
– Ты должен, ты – Царь. Преступление было совершено.
– Кому, как не тебе знать, что Царица невинна, словно цветок льна на рассвете.
– Ты не можешь игнорировать закон Главной Богини.
– Могу!
– Не веди себя, подобно неразумному младенцу, ты воин, ты Царь и ты знаешь, что должно делать тебе сейчас.
– Сейчас мне должно умертвить свою Царицу?..
– Значит, такова воля Главной Богини.
– Моя воля будет другой, Берен, ведите пленниц.
– Я искала Жемчужину, – произнёс растерянный голос юной Царицы, напуганной и бледной.
– Вы искали жемчуг в таком месте, Царица?
– Так зовут мою лошадь.
Юная Царица, что играет с ручным зверем и даёт имя лошади, смотрела синими глазами, и Горотеон просил Главную Богиню о милости – смерти своей. Мерцающий блеск волос Айолы и жемчуга, украшающие их, открытый взгляд, внимание к словам и движениям, бледнеющая кожа, становящаяся белей и белей, подобно меловому раствору, и резкий вздох на приговоре.
Воину, прошедшему много войн, терявшему как друзей, так и врагов, видевшему смертей более, чем пристало смертному, самому смотревшему в глаза собственной смерти – стало невыносимо страшно. Ужас упал камнем на сердце Горотеона и разрывал грудную клетку безумием, когда юная Царица не преклонила колени перед убийцей своим, и через несколько мгновений свет в глазах её, подобных редкому цветку, погас.
– Царь?
– Продолжай.
– Закон…
– Закон? Нет закона выше Царя Дальних Земель. Продолжай.
– Ты обезумел, Горотеон! – Берен говорил достаточно тихо, но высокие своды залы отражали слова и падали на всадников, лица их были суровы и ничего не выражали, они словно не видели нарушений и не слышала спора. Палач тихо вышел из залы, подал знак стражникам, чтобы отступили они на пять шагов от высоких дверей.
– Вероятно, это так, пусть Главная Богиня покарает меня, если ей нужна кровь, но я не дам убить жену свою. Продолжай.
Берен отложил плеть и поправил руки своего воспитанника.
– Держи её крепче, мальчик.
Держи её крепче, мальчик. Он держал. Не выпускал из рук, не отходил от ложа, не спал и не ел, пока тело и разум юной Царицы были в горячке.
Держал, когда она, смеясь, просила везти её быстрее ветра, держал, когда она, вопреки всем законам, сама целовала мужа своего и спорила с ним. Держал, когда Верховная Жрица предсказала судьбу детей его, держал, когда целовал кольцо её перед войском своим, вынуждая присягнуть юной Царице Дальних Земель.
ГЛАВА 13. Карается смертью
День сменял ночь, ночь приходила на смену дню, закаты чередовались с рассветами, жизнь во дворце шла своим, когда-то установленным, чередом. При этом дни для Царицы Дальних Земель были скоротечны, сколь бы много решений она не принимала, сколь бы много судов не вершила, сколь бы не состоялось советов – с рассветом её ждало повторение предыдущего дня. Часто она думала о том, как муж её, Царь Дальних Земель Горотеон, успевал столь много, пока ночь не опускалась на землю.
Ночи же были длинны и печальны, Айола плохо спала, ворочалась, дурные сны посещали её опочивальню, и колокольчики не всегда помогали отогнать злых духов. Живот её уже невозможно было спрятать за складками верхних платьев, и Айола приказала сшить себе многослойные накидки из тонкого шёлка, украсив их тонкой вышивкой, которые мало помогали, но давали Царице ощущение уединения, когда она куталась на совете в плащ, сидя на высоком стуле. Рабыни заплетали волосы её, подобные льну, в косы и не украшали их жемчугом, мантилья крепилась на голову тонкими гребнями с россыпью небольших, лёгких и прозрачных камней, которые переливались в свете от фитилей свеч в лампах из хрусталя и зеркал.
Никогда прежде младшей дочери Короля не приходилось столь много говорить с мужчинами на темы, которые не должны быть доступны для слуха жён, чья участь – сидеть в своих покоях и ждать возвращения мужа с войны. Собирая обозы для нужд войска, она узнавала о нуждах воинов больше, чем, если бы прожила их жизнью зиму или две.
Храм Главной Богини не закрывался ни днём, ни ночью, приезжающие гонцы говорили имена погибших, и жуткие пения жриц стали постоянным фоном на площади между дворцом и храмом. Давно отцвели деревья, приносящие плоды, и созрел урожай зерна, который пришло время собирать и сеять новый, пока снова вьюги и метели не вступят в свои права, и световой день не станет столь короток, что птица не успеет пролететь над городом, как солнце сядет на западе.
Айола передвигалась по дворцу медленно, мальчики успевали раскатать шёлк до конца длинных коридоров, прежде чем Царица Дальних Земель, её стража, рабыни и два всадника, которые теперь постоянно находились рядом, доходили туда же.
Придя в сад, где деревья посажены таким образом, что цветут друг за другом, словно время цветения в нём не заканчивается, младшая дочь Короля присела на скамью, устроившись на мягких подушках, которые всегда оставались здесь, и рабыни следили, чтобы они оставались достаточно мягкими, и пух в них не скатывался.
– Кьяна, – Айола улыбнулась, Кьяна часто гуляла в этом саду и составляла Царице компанию в беседах, – что привело тебя в столь ранний час сюда? – младшая дочь Короля знала, что Кьяна спит столь долго, что повар отправляет ей обеденные яства ближе к вечеру.
– Плохие сны снятся мне, предчувствие беды гнетёт меня, Айола.
– Под песнопения жриц сложно уснуть…
– Айола, скажи, мне сообщат, если муж мой погибнет?.. Гонец идёт сразу в храм, но Хели молится другим богам.
– Конечно, неважно каким богам молится муж твой, он воин, и он брат Царицы. Здесь, жена его, поверь, если что-нибудь случится с Хели, от тебя не станут таить.
– Но мне всё равно тревожно, ах, Айола, всё здесь пугает меня!
– Тебе нечего бояться, Кьяна.
– Посмотри, этот всадник, он так смотрит на меня порой, и он всегда с тобой, – темноволосая Кьяна глазами показала на всадника, что стоял рядом с уже знакомым и немолодым всадником, имя которого было Берен.
– Это Элнаил, – тихо прошептала Айола. – Тебе не следует опасаться его.
Лицо этого всадника, как и у любого из них, было непроницаемым, взгляд был суровым и внушал ужас любому. Айола не знала точный возраст Элнаила, он родился в одну зиму с Царём Дальних Земель, волосы его, как и глаза, были темны, как у любого жителя Дальних Земель, статью он был меньше Горотеона, но не было в Дальних Землях мужчины выше и шире в плечах, чем Царь.
– У всадников суровые лица, Кьяна, но любой из них отдаст жизнь свою за меня или тебя…
– Меня?
– Конечно, ты член Царской семьи, семьи Горотеона.
– И этот… Элнаил может войти ко мне в покои, как и к тебе?
– Может, но только в случае мятежа или волнений… и никогда, чтобы причинить вред. Его лицо сурово, но не бойся его, не волнуй своё сердце напрасной тревогой. Берен? – Айола обратилась к немолодому всаднику, – я бы хотела выйти на улицу.
– Жрицы поют слишком громко для ваших ушей, Царица.
– Как же я хочу не слышать этого пения…
– Все не хотят, Царица. Каждый выкрик – имя погибшего, но вы не сможете оседлать Жемчужину.
Айола глянула на свой большой живот и поняла, что всадник прав – она не сможет. Какое-то время после того, как войско, во главе с Царём Дальних Земель, покинуло город, Айола выезжала верхом, в сопровождении всадников, которые приноравливали своих коней под неспешный шаг Жемчужины, верхом на которой была юная Царица Дальних Земель, носящая наследника в чреве своём. Вскоре прогулки эти стали утомительны, и Айола ограничивалась тем, что ходила на конюшню и кормила Жемчужину морковью и сахаром, но с песнями жриц и эти прогулки младшая дочь Короля оставила. Наследник в чреве её излишне волновался, словно просился выйти на свет раньше времени от громких завываний Верховной Жрицы, и Айола не выходила на улицу.
– Я пойду в покои, Кьяна, ты со мной или останешься в саду?
– С тобой… здесь нечего делать.
– Может, тебе следует изучить наречие Дальних Земель? Ведь ты выучила язык Линариума.
– Замок наш стоял на границах, и многие служанки говорили на языке Линариума, я с детства знала его. Мать не разговаривала со мной, как и отец, только кормилица и служанки, но здесь… не знаю, для чего мне понимать это наречие? Если боги будут милостивы, война скоро закончится, и я вернусь в Линариум.
– Чтобы занять время.
– Лучшее занятие времени женщины – дети, но боги недобры ко мне, Айола, – Кьяна посмотрела на живот Царицы и отвела глаза.
– Боги и тебе пошлют ребёнка, Кьяна, ты молода и недолго была замужем, – Айола промолчала о том, что муж её Хели так редко приходил в покои жены, что Богам было бы сложно проявить подобную милость, но приходил же… и придёт ещё.
– Да, Айола, так и будет. – Кьяна отстала от Царицы, как и полагается, она шла немного вдалеке, с ней было два стражника и, к её удивлению, всадник Царицы, тот самый Элнаил, лицо его было настолько сурово, что крупными мурашками покрылись спина её и руки.
В женской половине Айола простилась с Кьяной вопросом:
– Я буду обедать с Ианзэ, а ты?
– О, нет, усталость овладела мной, я прилягу.
– Хорошо, – Айола уже поняла, что Кьяна избегает по какой-то причине Ианзэ, как и та её. Да и усталость, действительно, часто владеет телом Кьяны, рабыни говорили, что иногда она не встаёт с постели целый день, лицо её бывало бледно, но к вечеру она приказывала нести себя горячую воду и втирать в тело масла и крема.
Айола прошла к Ианзэ, которая сидела на высокой кровати, подложив под ноги подушки.
– Мои ноги отекают… как ты решаешь вопросы мужей, когда голова твоя кружится, спина болит, а ноги отекают, и даже говорить или ходить быстро ты не можешь?
– Это мой долг, Ианзэ. К тому же я могу и не ходить на совет, если он не требует скорого решения или обязательного участия. У меня много советников и наместник, который в любой момент может меня заменить, но дух мой чувствует потребность знать всё, что творится в Дальних Землях, иначе какая же я Царица?
– Ох, милая, ты прекрасная Царица, прекрасная. Ты заботишься о людях своих и войске своём, приказала выдать сельским людям лишнее сено и зерно…
– Ианзэ, подать их увеличилась, у многих семей все мужчины ушли на войну, все, кроме старших сыновей, которые ещё не родили своего сына. В некоторых селеньях такой мужчина один… как же женщины сделают запасы зерна или сена? И без того они вышли на улицу… Жрица предрекала, что война закончится после зимы, как народ мой переживёт эту зиму, если не помочь ему?.. Сыновья женщин этих проливают кровь на чужой стороне и, может быть, даже тела их не предадут огню, как того требует Главная Богиня, мой долг, как Царицы – облегчить жизнь моему народу.
– Но кто облегчит жизнь тебе, Айола?
– У меня лёгкая жизнь… муж мой позаботился о многом, и всё, что я хочу – чтобы к возвращению его в Дальних Землях было благоденствие настолько, насколько это возможно во время войны…
– Ты думаешь, он вернётся?
– Конечно, конечно вернётся. И Хели вернётся… он обещал мне.
– Не ко мне, но главное, что живой…
– Живой, и это главное, моя дорогая Ианзэ. Сейчас это главное. Но давай не будем тревожить сердца наши, скажи, не чувствуешь ли ты, что ребёнок торопится увидеть свет? Ведь уже пора.
– Нет, я не чувствую ничего такого, Айола. Иногда живот мой тянет вниз, и болит спина, так, что невозможно ни сидеть, ни лежать, но похоже ли это на то, что должно случиться – я не знаю. – Лицо Ианзэ покрылось стыдом, белая кожа её стала светло-розовой, светлые волосы, расчёсанные умелыми руками рабынь, струились по льняному халату с тончайшей вышивкой шёлковыми нитями, небольшие ладони теребили край покрывала.
Айоле было радостно, что глаза Ианзэ более не так печальны, как это было по приезду её, что всё реже младшая дочь Короля видит следы слёз на светлом лице возлюбленной брата, а волосы её так же блестят, как это было в замке, когда Ианзэ, как и Айола, ещё не знала судьбы своей.
– Хорошо. Мне не терпится увидеть твоего ребёнка, милая моя Ианзэ.
– Мне тоже… как ты думаешь, он будет похож на… на…
– Я не знаю, Ианзэ, но если боги будут милостивы к тебе, то ребёнок будет похож на тебя. А не на моего брата, иначе люди заметят. Все знают, что ты была его возлюбленной, пока не пришло время ему жениться на Кьяне…
– Да, это так, но я так хочу, чтобы он был похож на Хели, – в глазах Ианзэ заблестели слёзы, – разве ты не хочешь, чтобы сын твой был похож на мужа твоего, Горотеона? Твои глаза светятся, когда ты произносишь имя его.
– Но… – младшая дочь Короля промолчала. Сердце женщины, носящей в чреве своём ребёнка, бывает слабо, и Ианзэ, не зная судьбы своей, не зная, вернётся ли возлюбленный её живым, но зная, что ей не суждено быть с ним, хотела немного. Но боги карают такие связи, как была у Ианзэ с Хели, люди карают, и белокурую девушку ждёт позор и изгнание, если об этом станет известно. – Конечно, милая, я хочу, чтобы мой сын был похож на отца его, как и ты хочешь того же.