Текст книги "Его невинная крошка (СИ)"
Автор книги: Наталия Богатенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 22
РУСЛАН
Поехать к бывшей теще загород всё же пришлось– Елизавета Павловна настойчиво просила, нет, скорее, требовала, чтобы он явился, но по телефону ничего не объяснила. Первой его мыслью было, что ей стало плохо, голос женщины срывался, и Рус, хоть и не питал к ней особо теплых чувств, решил узнать, что стряслось.
Олег настойчиво уговаривал босса взять его с собой, но Соколов в резкой форме дал ему отбой, типа, что он, совсем трусливый, чтобы повсюду таскаться с охранником. В этот день парня не покидало предчувствие чего-то, и, поколебавшись, Олег принял решение ехать в Чертаново, если Руслан не вернётся через пару часов сам.
Слишком многим был он обязан этому человеку. А преданность тому, кто вытащил буквально с самого низа, из долговой ямы, Олежка ставил превыше всего…
Неприметную серую «тойоту» Руслан увидел еще на выезде из города, впервые обратив на неё внимания на автозаправочной станции. Водителя в фэйс он не разглядел, тот торопливо купил машинного масла, и отвернулся, с кем-то трындя по мобильнику. В тот раз подозрений это не вызвало, но, когда эта тачка мелькнула за его джипом уже на трассе, Соколов насторожился.
За свои тридцать с лишним лет он привык полагаться на собственное чутье, и оно редко подводило. За ним увязался хвост, и мужчина терялся в догадках, кем был преследователь. Если это кто-то из солнцевских, с которыми у него в последние месяцы были терки, однозначно, хотят грохнуть. Но подыхать сейчас, не выполнив обещания, данного любимой девушке, в его планы не входило.
Он поклялся, что не оставит Алису и их малыша, а следовательно, надевать белые тапки ему не срок…
Между тем, парень в «тойоте» начал наглеть, и уже не скрываться, подрезая его сбоку, и толкая к обочине. До деревни было несколько километров, вокруг простиралась лесополоса, а встречных или попутных машин не виднелось. Время клонилось к закату, верхушки берез озарили малиновые лучи солнца, сам лес утопал в тенях, и они всё удлинялись.
Свернув на проселочную дорогу, убитую лужами и колдобинами, Руслан выжал из внедорожника всё, что можно, но не ожидал, что шпион на иномарке окажется не один.
Обогнав едва ползшую позади «тойоту», мощный «хаммер» безжалостно врезался в бампер «лендровера», неумолимо подталкивая к старому мосту через Чертановку. Крутые берега обрывались каменистым дном у оврага, и Руслан почувствовал, что джип не поддается управлению, тормоза отказываются работать, и смачно выругался.
Теперь было ясно, что ребятки времени не теряли, и кто-то (из его окружения) переметнулся на сторону врага, чётко выполнив указания – тормозные колодки наверняка подрезаны.
«Хаммер» снова протаранил его сзади, и Рус взялся за ручку дверцы, не раздумывая, сумеет ли избежать серьезных травм при падении, выдернул из-под сиденья пистолет, и наугад пальнул по колесам недоброжелателя.
Раздался сухой щелчок, говоривший об отсутствии патронов.
– Блять, что за хуйня, – процедил Соколов, оглянувшись на заднее стекло. – мудила конченый, чё те надо… Хочешь прикончить, какого хуя эти ёбаные гонки устраиваешь?!
Эта была его запоздалая мысль, спустя секунду джип тряхнуло так, что у Руслана потемнело в глазах от удара о руль, а потом всё завертелось, послышался треск, скрежет металла о камни, и его отбросило влево. Вспышка боли пронзила ногу, что-то сильно садануло в лицо, и наступила страшная темнота без мыслей и боли…
АЛИСА
Больничные стены стали для меня привычными. Нет, я не сижу рядом с кроватью деда, теперь мы поменялись местами, я лежу на кровати, комкая пальцами плед, а дедушка сидит возле меня, ласково поглаживая по голове. У него грубоватые, заскорузлые ладони, но они дарят тепло.
Стараюсь не зацикливаться на острой боли внизу живота, потому что, если сейчас опять начну думать о том, что произошло вчера, накроет отчаянием. А я должна быть сильной, потому что кроме меня, у Маринки никого нет. Блин, как же я скажу ей, что бабушка умерла от сердечного приступа, когда в её дом ворвались эти уроды с оружием, а отец…
Я не верю. Не верю, что Руслан погиб.
– … плачь, девочка, плачь, если тебе от этого станет легче, не жалей меня, плачь. – голос деды доносится глухо, словно издалека, и я с силой закусываю губу.
Плакать больше не буду. Никогда. Я же не размазня, а слезы это слабость. Руслан всегда повторял, что я – его слабость, но с этим покончено. Это я во всём виновата, только я одна, потому что я была его слабостью…
– Дед, – чёрт, как трудно говорить, приходится собрать волю в кулак. – его уже нашли? Руслана. Его тело нашли?
Старый молчит, о чем-то напряженно размышляет. Непривычно видеть его в рубашке и брюках, с накинутым на плечи белым халатом, а не в клетчатой пижаме. Неужели прошло две недели? Радует хотя бы то, что наступила ремиссия, и дедушка пошел на поправку. Ему уже не надо торчать в больнице, но ведь он не окреп, и это я должна о нем заботиться, а не взваливать на его плечи обузу – себя, да еще и Маринку!
– Нет, моя хорошая. Джип сильно обгорел, полицаи до сего дня роют носом землю. Там повсюду кровь, примятая трава, а тело как будто испарилось. Версию строят, мол, заварушка была какая-то, а чё ж не строить, если ни одной зацепки. – он вздыхает, прижимает мою руку к щеке, и строго добавляет, – вот выпишут тебя, заберу вас с Маришкой, заживем славно. Ты с меня пример бери, девочка, твоего деда ни хворь не сломила, ни враги не одолели. Наладится всё, перемелется, не может человек всю жизнь страдать. Раз Бог так порешал, отобрал у тебя ребеночка, на то воля его. Ты молодая девка, забудется эта напасть, главное, гони тоску и мысли грешные. Рядом я буду, одни мы с тобой, Алисонька, держаться друг за друга нам надобно.
Улыбаюсь сквозь жгучие слезы, и снова накатывает… Когда Олег, запинаясь и пряча глаза, рассказал, что слишком поздно поехал в Чертаново, и неподалеку от развилки нашел полыхающий джип, у меня, кажется, земля ушла из-под ног. Плохо помню, как умоляла его поехать туда и взять меня с собой, как он уговаривал успокоиться, но в меня вселился настоящий бес. Падение с лестницы помнится туманно, очнулась в скорой, тело раздирала адская боль.
Галюня часто сетовала, что счастье и беда ходят рука об руку. Теперь я сполна понимаю смысл её слов.
* * *
Няня что-то говорила, я машинально кивала, не слыша ни слова из её длинного монолога. Заметила, что за последние месяцы стала очень много размышлять, на меня это совсем не похоже. Неужели вот так закончилось моё детство – разбитой душой и очерствевшим сердцем?
– Алиса Алексеевна… – насупившееся лицо Шурочки выражает недовольство. – так мне переехать к вам, или Вас устроит, что я буду приходящей няней для Вашей дочери?
Вот привязалась же. Да откуда мне знать, что меня устроит? Надо посоветоваться с дедой, возможно, лучше, чтобы няня была круглосуточно при Маришке? Одна я не справляюсь, у меня нет никакого опыта, возиться с детьми.
Пипец, сколько ж всего навалилось! Необходимо связаться с волонтерами, организовать поиски Соколова, еще оформить опеку над его дочкой, потому что Маринку я не отдам никому. Ни в какой детский дом, чёрта с два! Дед обещал помочь с этим, но нужно время, быстро эти тётки из органов попечительства не почешутся.
– Я позвоню Вам вечером, Сашенька. – наконец, сообразив, что сказать, обращаюсь к Шурочке, и она напоминает, что свой номер оставила в моем блокноте.
– Алис… – тут же подбежав, настойчиво дергает за рукав водолазки Маринка, и я смотрю на неё.
Блин, как же я устала, смертельно не выспалась и вообще… Эти чёртовы беседы со следаком просто высасывают из меня остатки сил! Менты ни фига не делают, меня уже знают в лицо даже дежурные в отделении, а я исправно хожу туда и собачусь с Петраковым. Этот мудак пальцем пошевелить не может, чтобы толково расследовать дело…
Нет, и в мыслях я не могу назвать вещи своими именами. Руслан жив, я чувствую.
– Что, моя куколка? – через силу улыбаюсь Маришке, она выглядит озадаченной и украдкой косится в сторону двери.
– Пойдём. – тянет упрямо, и я, еле передвигая ногами, иду за ней. – там дядя пришел, он сказал, что твой лучший друг. Смотри, он дал мне шоколадку!
Тупо гляжу на её испачканные руки, а девчушка деловито отправляет в рот подтаявший пластик «аленки».
На крыльце, оживленно болтая с Олегом, стоит Борька. Родной Борька, высокий, крепкий красавчик, по обыкновению одетый в черные зауженные штаны с заклепками и черную кожанку. Борька Симакин – музыкант, отчаянный байкер и дебошир, мы с ним знакомы целую вечность. Когда я жила в интернате, и случалось, что меня колотили всей группой, Борька потом так чистил всем морды, что эти твари чуть не давились своими соплями. Вот уж кого я не ожидаю увидеть, да еще здесь! Как он меня нашел-то?
– Присмотри за Мариной. – чмокнув девчонку в макушку, подталкиваю её к Олежке, и он подхватывает на руки.
– Иди сюда. – сильные руки надежно обнимают за спину, и я утыкаюсь носом в пропахшую табачным дымом кожаную косуху. – ты чё, ревела?
Строгие карие глаза Бориски внимательно меня разглядывают, он выплевывает жвачку, и берет за руку, куда-то увлекая.
– Прокатимся, ты, походу, протухнешь скоро в четырех стенах. Настюха брякнула вчера, жаловалась на тя. Говорит, хренью страдаешь, ментам мозги компосируешь?
– Был бы от этого толк. – с досадой вздыхаю, посмотрев на черный, сверкающий хромированными деталями «судзуки». – Борь, мне переодеться надо. И Маринка там…
– А чё, некому с ней остаться? Этот, в униформе, охранник же? Посидит полчасика, ни хрена с ним не будет. – преграждает путь, и упирается ботинком в подножку, пытливо смотрит мне в глаза. – сама как? Чё к деду не переедешь? На хуй тебе жить в этом склепе, мазохизмом увлекаешься или как?
– Иди ты к чёрту! – хмыкаю, понимая, что намекает он на мои душевные терзания, из-за которых якобы я и живу в доме Руслана, где полно воспоминаний о нём. – дед еще по больницам скитается, вот когда выздоровеет, перееду к нему. Не бросать же дом, я вообще, блин, не знаю, чё с ним делать! У Соколова нет родственников, а так, если по чесноку, то и я не имею никаких прав здесь жить.
– Так я те о чём? Переезжай к деду, на крайняк, можешь перекантоваться у меня. Правда, студия небольшая, но нам места хватит.
– А Маринка? – резонно возражаю, потому что знаю, что бросить дочь любимого мужчины не смогу.
Слишком свежи воспоминания о детских годах в интернате, такой судьбы Маришке я не хочу. И потом, когда Руслан вернётся, как я посмотрю ему в глаза, если посмею оставить её одну, среди чужих людей!
– Ты не обязана с ней возиться, спиногрызы это обуза, на хуя те… – начинает Борька, но договорить не даю, накидываюсь, колотя кулачками по его плечам.
– Еще раз об этом заикнешься, и нашей дружбе конец, ты понял?! Никогда! Никогда… – ору, вцепившись пальцами в воротник его косухи, – не смей так говорить о Маришке!
– Да ладно, чё ты… Эй, хорош, всё, уйми таланты. – растерянно бормочет он, обнимает, и я затихаю, обессиленная от этой непонятной вспышки. – поехали, покатаемся, те развеяться надо. Зачахла ж совсем, как Кощей над златом.
– Мне надо в одно место, но это далеко, в пригороде. Но не сейчас, вечером, когда няня приедет… подбросишь?
– Без базара, подруга. – соглашается Борька, и хлопает по сиденью «судзуки». – погнали?
Глава 23
АЛЕКС
Никитин был крайне взбешен, и Егор предпочел молчать, чтобы не провоцировать босса на новый взрыв. Расхаживая по холлу, Алекс напоминал дикого льва – густая грива посеребренных волос разлеталась по плечам, в сузившихся голубых глазах искрилась злость. Швырнув попавшийся на пути венский стул в стену, он замер, и медленно повернулся к парню.
– Исчезла, говоришь? Как это произошло, проклятье, у тебя под носом? А?
– Отлучился на минуту, Алексей Владимирович, сигарет купить. – виновато опустил голову Егор, – может, она заметила, что за ней следят, девчонка ушлая. Когда я поднялся на её этаж, дверь была нараспашку, а Алисы след простыл.
– Найди мне её, слышь? – повысил голос Алекс, метнулся к нему, и схватил за грудки, безжалостно встряхнул, – найди её, два дня даю! Землю рой, твою дивизию, проверь, вдруг она у деда или у подруг, короче, чё я должен тебя учить?!
– Уже проверяем. – покорно кивнул тот, мечтая поскорее свалить, – Рига редко бывает в своем городском доме, чаще мотается загород. Но Алиса там не объявлялась.
– Я вас всех выгоню к ебеней фене, всех, на хуй, взашей! – заорал Алексей, с силой обрушив кулак на подлокотник дивана. – если послезавтра ты не принесешь мне адрес, где она скрывается, можешь смело делать ноги, Егор! Я урою тебя!
Жестом велев парню уйти, он тяжело прошагал в кухню, рванул дверцу холодильника и выудил початую бутылку коньяка. Свинтил пробку, два раза жадно хлебнул, и схватил мобильный со стола. Анатолий ответил сразу, будто ждал звонка, и Алекс отрывисто бросил:
– Как продвигается дело, Толя? Нашел след?
– Нет еще, Алексей Владимирович. – помедлив, огорчил его начальник районного ОВД. – тело Соколова мои ребята ищут, никаких зацепок пока не имеется. Думается мне, что-то тут нечисто. Вспомни точно, кого ты в тот день послал следить за ним? Кто был свидетелем ДТП? Приезжай ко мне через час – полтора, обмозгуем.
В сердцах плюхнувшись на стул, Алекс прикрыл ладонью глаза. Дела с бизнесом шли хуже некуда, он по яйца в долгах, кредиторы обрывают телефоны, коллекторы задрали угрозами. Нет, он должен покончить с начатым, найти Алису и всеми доступными (или не очень) средствами убедить её, что он ей не враг. Когда девчонка станет доверять ему, а он об этом позаботится, вторым пунктом – без подозрений отправить на тот свет Гришку, но сперва удостовериться, что этот жмотяра оставил наследство внучке.
А тут еще новая напасть – Соколов, будь он трижды неладен! Куда мог испариться труп из обгоревшего джипа, блять, если Егор и этот крысеныш из окружения Руслана, лично видели, как полыхнула тачка, в которой убился этот отморозок…
АЛИСА
Петраков очень недоволен моим появлением среди волонтеров, но мне плевать на его мнение. Этот мент делает свою работу спустя рукава, и вести с ним беседу я не собираюсь. Борька протягивает термос, обернутый тряпкой, прикладываюсь к нему, и обжигающий сладкий чай скатывается внутрь, согревая меня.
На дворе хоть и осень, но подмораживает не по-детски, река покрыта тонким слоем наледи, а непривычный для начала октября снег всё валит и валит, укутывая верхушки деревьев белыми шапками.
– Я останусь здесь. – отрезаю, поймав красноречивый взгляд Петракова, когда он подходит к нам.
Руководитель волонтерского отряда, Анна Михайловна, ободряюще улыбается мне – с ней мы в первый же день знакомства спелись, она классная, настоящий боец, и она мне нравится. Ребята готовятся в очередной рейд, их немного, но все надежные, я знаю, что они будут искать до последнего, пока…
Нет, об этом нельзя даже думать. Он жив…
– Толку от тебя, что с козла – молока. – вздыхает Анатолий (Петраков), почесав нос, и цепко провожает глазами парней, углубляющихся в лес. – только мозг всем топчешь, шла бы лучше в машину, нечего мешаться под ногами!
– Еще чего! Вы не имеете права мне указывать! И вообще, – дерзко смотрю на мента, – Вы-то со своими имбицилами чё тут забыли? Сто раз уже изучили место происшествия, чего надеетесь найти? Здесь всё давно затоптано, никаких следов не осталось. Да и Вы не гончая, носом землю рыть бесполезно, всё равно не учуете добычу!
– Рот закрой. Малолетка. – сердито цыкает Петраков, делая троим парням в бушлатах знак следовать сюда. – коль явилась, так не сри в душу, иди, иди отсюда!
Подталкивает меня в спину, и чай проливается на руки. Борька пихает мента в плечо.
– Полегче, слышь! Не трогай её!
– Симакин, а ты здесь какого лешего шастаешь? – прикрикнул Анатолий, свирепо зыркнув на Борьку. – мало я тебя давеча на трое суток закрывал, хошь еще в обезьяннике ночь скоротать? Понравилось тебе, смотрю, в одной хате с шалавами ночевать, а?
– Не пугай, начальник, в гробу я видел тебя и весь твой ментовской отдел. Красноперые, бля, вам только водяру жрать на халявные деревянные, да водил трясти на дорогах. Взяточники, ска! Мне с тобой западло даже общаться, так что двигай, дядя. Чё ты мне предъявишь? За оскорбление закроешь, или подкинешь белого порошка?
– Эй, хватит! Пошли. – тяну Борьку за собой, и он меня поддерживает, снег скользкий, так и норовит бросить лицом в холодный настил. – чё ты завёлся-то? Петраков, конечно, мразь, а ты не опускайся до его уровня! Не хочу тебе передачки таскать, понял?
Симакин хмыкает, и, притянув к себе, звонко целует в щеку. Обнимает за плечи, и мы бредем к микроавтобусу волонтеров. Всё это для меня стало привычным – голый, серый лес, знакомые ребята в теплых комбинезонах, их беззлобный юмор, и бесконечное небо с вереницей пузатых туч.
Температура ниже восьми градусов, меня одолевают страшные мысли. Если Соколов ранен, хватит ли у него жизненных сил продержаться до того, как мы его найдём? Где он, что с ним? Передёргиваю плечами, с силой вцепившись в Борькину руку, и он замедляет шаг.
– Всё будет хорошо, Лиса. – берет меня теплыми ладонями за лицо, и, наклонившись, смотрит в глаза. – отыщется твой Руслан. Ты реветь не вздумай, помнишь, обещала мне, что ты сильная и справишься с любой напастью?
– Угу, – уныло отвечаю, щурясь от ослепительных искр снега. – как думаешь, чё тут Петракову понадобилось?
– Забей на этого выблядка. Они вид создают, что работают.
Замечаю, как в машину Петракова садится знакомая фигура, и слова застревают в горле. Ладно, мент, а вот Алекс здесь какого хрена забыл?! Оттолкнув Борьку, торопливо иду к тачке с мигалкой, распахиваю дверцу, и наклоняюсь к пассажирскому сиденью. Никитин быстро убирает мобильник в карман пальто.
– Алиса, я…
– Что? – издевательски усмехаюсь, – приехали якобы меня поддержать?! Откуда Вы знали, где я?
– Это было нетрудно вычислить. – говорит спокойно, будто мы мило беседуем за чашкой кофе. – я приглядываю за тобой, вернее, мой человек. Ради твоей же безопасности!
Он явно врёт, но я не могу понять, где в его словах неправда. Взгляд невозмутим, сам держится так же, и лишь на мгновение, смотрит в сторону Петракова. Уж не этот ли гад сообщил папочке, что я среди поискового отряда? Меня это сбивает с толку.
– Отвезти тебя в город? Зачем изводить себя, пусть профессионалы делают свою работу. Поедем? Нам с тобой нужно налаживать контакт, хочешь ты того или нет, но я – твой отец. Ты должна научиться, мне доверять, а я постараюсь приложить для этого все усилия.
– Никому я ничё не должна! – возражаю, задумчиво его разглядывая. – и Вам не верю. Если Вы заодно с этим взяточником, – киваю в спину Петракову, – то лучше забудьте обо мне! Доверие может быть только в том случае, если оно оправдано, а Вы пока ни чёрта ради этого не делаете. Не надо на меня давить, ясно?
– Дочка, – вздыхает он, и я сердито щурюсь, – пойми ты, глупая… У нас с тобой никого нет. Я никогда не был женат, а то, что произошло в прошлом, это целиком моя вина. Я её признаю, кто из нас не ошибается? Я любил Мару. – Алекс хлопает по сиденью, приглашая меня сесть. – давай поговорим как взрослые адекватные люди.
– Любил? – меня аж потряхивает от возмущения, но препираться с ним сейчас не ко времени, и я лишь презрительно улыбаюсь. – не рассказывай сказки, я всё знаю! И хватит за мной ходить, нам не о чем говорить.
– Я твой отец. – уперто повторяет Алекс.
– У меня нет отца.
Захлопнув дверцу, со злостью пинаю по ней, и ухожу прочь. В душе поганый осадок, будто туда плюнули, и медленно растёрли плевок. Интересно, чё надо Алексу, какого чёрта он меня преследует? Взыграли отцовские чувства? В это я не верю. Может, он боится, что я приведу угрозу в исполнение, и отнесу дневник в полицию?
И теперь хочет заполучить его, любой ценой. А я совсем одна, и мне безумно страшно…
– Алис, сюда иди! – окликает Борька, машет рукой, стоя на пригорке, и я бегу к нему, а сердце тревожно сжимается.
Он что-то высматривает вдали, приложив ладонь к глазам, и в голове у меня вихрем проносятся мысли. У реки суетятся Петраков и его парни, оцепляют вокруг периметра черно-желтыми лентами. Прибавляю шаг, налетаю на Борьку, и он хватает за капюшон куртки, удерживая на месте.
– Они чё-то нашли. – кивает в сторону ментов, я же до рези в глазах вглядываюсь туда, где копошится эта троица.
– Пойдем, узнаем! – вырываюсь из его рук, но друг не пускает, обнимает и прижимает к себе. – да отвали ты, я хочу увидеть, чё там происходит! Отпусти, сказала!
– Там труп. – жестко отрезает Боря, встряхнув меня, и я перевожу на него полный недоверия взгляд. – труп, ясен перец? Вон, черный весь, обгоревший. Снегом припорошило, следы замело, сразу и не наткнулись.
– Ты чего несёшь, какой труп? Откуда здесь трупу взяться? – бью его по плечам, а внутри могильный холод пробивает до самых жил, и сердце учащает ритм. – это просто… Может, животное какое-то? Собака…
– Из-за псины они бы не стали оцепление делать. – резонно замечает Борька, применяя нешуточную силу, чтобы я стояла рядом, а не помчалась к ментам. – не смотри туда, пошли, погреешься в газели.
Ноги не слушаются, и я на автомате передвигаю их, оглядываясь и пытаясь понять, правду ли предположил Симакин. Трое оперов возятся возле чего-то черного, бесформенного, лежащего на берегу, Петраков, кружа возле них, с кем-то трындит по мобиле. Наверное, вызывает спецгруппу…
Меня тошнит, отталкиваю Борькины руки, и, хватаясь за бампер микроавтобуса, сгибаюсь, жадными глотками пью морозный воздух, воняющий бензином. Нет, это не Руслан. Это не он, конечно, не он! Всё вертится перед глазами, как будто начался снегопад, больно под веками, и я вздрагиваю от собственного вопля.
А потом падаю коленями в грязный, затоптанный снег, и жгучая боль кусает ладошки, а лед под ними превращается в обжигающе ледяную воду…
* * *
Дед настойчиво берёт меня за руку, разворачивает к себе, на его лице суровые складки у плотно сжатого рта. Секунд пять сверлим друг друга взглядами, затем он вздыхает и качает головой.
– До чего упрямая девица, а! На кой оно тебе надо? – кивает на дверь, за которой мне предстоит самое ужасное, и я непримиримо щурюсь. – пусть этим займется кто-нибудь другой. Есть же у него друзья близкие, этот, как его… Дэн!
– Нет. – вырываюсь из хватки, и откидываю со лба челку. – я должна сама, понимаешь, деда? Сама!
– У нас мало времени. – напоминает строго женщина в форме, и протягивает мне зеленый халат, я поспешно набрасываю его на плечи.
– Подожди меня здесь. – мягко прошу дедушку, собираясь с духом, чтобы шагнуть в морг, и призываю всю силу воли.
– Тьфу ты, ёк – макарёк! – в сердцах сплевывает старый, и, безнадежно махнув рукой, отворачивается, демонстративно давая мне понять, что в случае чего виновата буду я, типа, «я ж предупреждал…»
– Зрелище, честно говоря, не для слабохарактерных. – трогает меня за запястье Инна Ринатовна, прежде чем впустить внутрь. – Алиса, ты уверена, что справишься? Твой дедушка прав, мы можем попросить…
– Нет, я сама. – в моем голосе совсем не слышится этой чёртовой уверенности, но бунтарский дух побеждает разум.
– Тело очень сильно пострадало при взрыве. – преграждает путь она. – лицо опознать невозможно, вспомни, были ли у Соколова особые приметы? Татуировки или шрамы?
Я задумываюсь, стараясь отогнать мрачные мысли. Блин, может мне и правда, не стоит так рисковать психикой? Приметы…
– У него татушка на правой лопатке, ворон, обвитый колючей проволокой. – хрипло говорю, поражаясь, как чуждо звучит голос. – и на плече еще одна – дракон, пожирающий свой хвост.
– Нет, это не годится, – отвергает Инна, – кожа обгорела, распознать частицы рисунков не получится. Но, я, кажется, знаю, что нам поможет. Готова?
Нет… Боже мой, я не могу…
– Да, – через силу произношу, и на негнущихся ногах вхожу следом за ней в стерильно чистое помещение, где посредине металлический стол, а на нём накрытое простыней тело.
Мне дурно, на ткани темнеют потеки чего-то противного, липкого. Патологоанатом, безмолвно обменявшись с Инной взглядом, подходит к столу, и, молчаливо спрашивая разрешения у полицейской, сдвигает край простыни. Я зажмуриваюсь.
– Алиса… Взгляни сюда. – возвращает в реальность следователь, и мне хочется исчезнуть, броситься отсюда, и всё же я несмело открываю глаза.
Печатка на изуродованном, обугленном мизинце, драконий глаз в кольце крохотных алмазов… Перстень тоже черный, но я узнаю его мгновенно, ведь столько раз видела у Руслана. Щеки пылают от жгучих слёз, трудно дышать. Инна поддерживает меня, и я вцепляюсь в неё мертвой хваткой, прячу лицо на груди, а из горла вырывается истошный вопль…
