Текст книги "Минус всей моей жизни (СИ)"
Автор книги: Наталия Матвеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)
Бежать, бежать, Женя почувствовала, как его взгляд полыхнул по ней зверской молнией сзади, опалив спину до костей и добавляя к ее чувствам гнева и обиды толику страха, поскольку она понимала, насколько разрушительным и непредсказуемым может быть Сережа, если его окончательно вывести из себя…
Эй, Женька, а тебе это удалось, слышишь?
Женя стремглав понеслась по кабинету и, подлетев к столу малюсенькой блондиночки в розовом, купленном, судя по размеру и цвету, в «Детском мире» костюмчике, она резко положила перед ней приказ и, слегка задыхаясь и ощущая дрожь во всем теле, быстро проговорила ошарашенной девушке:
– Вот, Тая, подпиши вот здесь, где галочка, только скорее, пожалуйста!
Сердце, сердце колотится в зверском, огненном бешенстве, в зверском бешенстве и огне, и огне, жарко, страшно, воздуха не хватает, какая-то отчаянная паника, черт, что же это такое, что такое???...
Сильная и такая чертовски любимая ею рука грубо схватила ее, а гневный, обжигающий яростью и чем-то еще голос жадно прошептал ей на ушко:
– Вернись в кабинет, Женя, или я…
– Что? – вызывающе и едва слышно шепнула она, повернувшись к нему и встретив… его… страстный, гневный, но до безумия горящий взгляд, неотрывно следящий за ее глазами… Дрожь, Женя вспыхнула, щеки покраснели, она злится, злится, это такая злость странная… Сворачивающаяся огненной, сладкой змеей внизу живота, заставляющая ее глубже задышать, а сердце стучать быстрее… Боже, Боже, Женька, что ты делаешь?? Зачем так пялишься на него, не смотри ты на него вообще!! Ты же порвать с ним хочешь, он же обидел тебя, ты же злишься, ненавидишь его, так чего ты так заветно уставилась на его губы, почему вся горишь от его шепота и прикосновений?..
А Сергей секунду изучал ее лицо, ухмыльнулся и, снова наклонившись к ее уху, дьявольски прошептал:
– Или я тебя при всех поцелую.
Взрыв, взрыв, щеки запылали, горячность разлилась по телу в приступе болезненного, поглощающего желания, и Женя, не сдерживая ужаса, импульсивно прошептала:
– Только попробуй, убью!!! Я тебе так врежу!..
– Давай. – снова горячо шепнул он, а его глаза сияли сумасшедшим пламенем… – Грубой со мной ты еще не была.
Вот же скотина!!! Женька вырвалась из его руки и бегом, то есть, почти бегом, помчалась на выход, не помня себя от ужасного жара, простреливающего ее тело в каждой клеточке и почти отключая разум, оставляя лишь ярость, обиду и дикое, неистовое вожделение, разгоняясь все быстрее и совершенно не зная, куда ей деться, как ей спрятаться от него и не наделать новых ошибок…
А Сергей устремился следом, на ходу жестко и холодно проговорив, видимо, обращаясь ко всем остальным:
– Работаем, работаем, не сидим! Спектакль окончен!
*** «Минус»
Злился! Невероятно, ужасно, беспредельно! Сергей быстро шел за Женей, улепетывающей прочь из кабинета, и умирал от желания разнести все это здание в щепки, выпустить гнев, кипящий у него внутри и выкручивающий его наизнанку…
А еще он умирал от того, что дико, убийственно и отчаянно хотел Женю… Что с ним такое?.. Он же злился на нее, за ее поведение, за желание уйти, чтобы никогда его не видеть, за то, что унизила его в глазах коллег… Но когда там, у стола Севастьяновой, она обернулась к нему… Бешеная, огненная волна, черт, как же так?!? Он видел в ее глазах желание, видел, как она горячо смотрела на него, тоже утопая в злости, и… и…
Ее волосы, ее спина впереди, ее ножки, стремительно уносящие ее прочь, Сергей быстро догнал ее у лифта и, не зная, как ему успокоиться, как подавить в себе безумную похоть, схватил за локоть в привычном жесте и развернул к себе, заставляя посмотреть на него…
Пульс ударил в виски, тело мгновенно напряглось, внутри все всколыхнулось… Она тяжело дышала, ее щечки были покрыты обжигающим румянцем, а локоть в его руки подрагивал...
Толчок, толчок, Женя, перестань, прекрати, просто злись, просто гневайся, потому что это пытка, это смерть, он не выдержит, он не сможет контролировать себя…
– Никогда, никогда не смей так со мной разговаривать в присутствии моих подчиненных!!! – яростно выдохнул он, сходя с ума от неистового желания схватить ее в охапку и не отпускать ближайшие полчаса где-нибудь в укромном месте…
Ее глаза осветились новой волной вызова и огня, и она прошептала дрожащим (черт, почему у нее дрожит голос? Почему она так горячо дышит, издевается, что ли?) голосом:
– Ой-ей, уже дрожу от страха, деспот! Как хочу, так и разговариваю, а если что-то не нравится – уволь меня!
Сережа еще сильнее схватил ее, пылая от ярости, пылая от вожделения, но в этот момент двери лифта открылись, выпуская из кабины двух пареньков-конструкторов, и Женька, вырвавшись, шмыгнула туда, воскликнув:
– Не ходи за мной! Я одна поеду!
– Вот еще. – сказал Сергей, залетая следом за ней в кабину и, подчиняясь собственному, неумолимому желанию, встал совсем рядом с ней. Женя тяжело вздохнула и как-то оглянулась, видимо, желая отступить от него назад, но некуда, некуда… Ее глаза сверкнули отчаянием, а дрожащие пальцы нажали на кнопку седьмого этажа.
Двери начали закрываться.
– Отойди от меня, Сережа!.. Отойди, ненавижу тебя, видеть не хочу… Отойди, слышишь?.. – слабым голосом прошептала она, чуть ли не с мольбой глядя на него, а глаза ее светили чем-то невероятным, а ее дыхание становилось все тяжелее… Сережа сходил с ума, волна огня захлестнула его, он резко шагнул к ней и, не имея сил больше сдерживаться, тихо прорычал:
– Ненавидишь, значит…
Бешеный удар по кнопке «Остановка кабины», и он схватил ее и поднял на руки, жестко прижав к металлической стене замершей в тишине кабины, и, услышав ее сладкий вздох, бросился яростно целовать ее, умирая от бешеного, импульсивного, отчаянного желания, умирая от злости, не контролируя свои силы, свою грубость, только мощно прижимая ее к стене и упиваясь вкусом ее губ, которые не были мягкими и нежными, как раньше, а были злыми, агрессивными и до изнеможения страстными, отвечая ему на поцелуй с той же жадностью, что и он целовал ее, поглощая ее, упиваясь ею, сходя с ума от бешеных ударов сердца…
Она кусалась, больно, обиженно, она горела в его руках и тянула, тянула его на себя, прижимаясь все теснее, не давая вздохнуть, не давая собрать себя под контроль…
Мозг поплыл, жарко, жарко, Сережа не мог насладиться ею, отчаянно целуя и бешено лаская ее шею, жестко потягивая за волосы, слыша ее вздохи и умирая от собственного напряжения, начинающего потихоньку взрывать его внутренности…
Она, Женя, была прекрасна, божественна, идеальна для него… И она… была чужой, она не принадлежала ему, она хотела порвать с ним… Нет, нет, лишь бы эта минута никогда не кончалась, Сережа умер бы вот так, рядом с ней, ощущая, как ее нежные руки впивались в его шею, поглаживая в огненном трепете плечи и спину, как она выгибалась навстречу ему, жадно подставляясь под новые ласки и вздыхая, вздыхая…
Нет, он умрет прямо сейчас, умрет от наслаждения, от бешеного отчаяния, от желания, сводящего его с ума своей неистовой силой…
Ее ножки обнимали его, он видел, как задрался подол ее платья, посылая новые искры его телу, он не мог сдерживать себя, грубо лаская руками эти бедра, ощущая, как она теснее сжимает их вокруг него и едва вдыхая воздух от жара, желая целовать их, целовать ее всю… Она будто создана для него, для того, чтобы он целовал ее…
Темпы все нарастали, Сережа был на грани фантастического взрыва, он все горячее ласкал ее, целуя ее губы, губы, шею и снова губы, лаская руками ее тело, ее бедра, прекрасные, фантастические, нежные, ощущая, как она движется в такт его ласкам и продолжая дарить ей всю свою жадную и отчаянную любовь, упиваясь ее тяжелыми вздохами, ее ответными прикосновениями, обжигающими его кожу…
– Все, все, Сережа, хватит… – едва слышно, умоляюще шепнула она, задыхаясь, и он посмотрел ей в глаза на один лишь миг, заметив блеснувшие слезы и огненный румянец на ее щечках… Она хотела оттолкнуться, слабо, обессиленно, но он не мог, не мог ее выпустить, лишь сильнее прижав к себе и понимая, что это, возможно, последний раз, когда он держит ее в своих руках, когда чувствует ответные ласки и ее нежное, трепещущее, горящее тело под его неистовым напором…
Нет, нет, ни за что, лучше сдохнуть сто тысяч раз самой мучительной смертью, но… Он ее не выпустит, не сейчас…
Сережа зарычал, снова набросившись на нее с поцелуями, жадно потягивая ее за нежные кудряшки и лаская ее кожу, ее горячую щечку, спускаясь ниже, к шее… Ее руки с силой вцепились в его спину, тяжелый вздох… Никаких остановок, никакого контроля, он никогда в своей жизни никого так не желал, он никогда не доходил до болезненного, уничтожающего конца, он никогда не был так влюблен в кого-то… Настолько, что готов был на любую муку… любой ад…
Рука, его рука… скользнула к груди… Он едва выдохнул, ее грудь была прекрасной, слишком прекрасной, мягкой, манящей…
О, нет, нет, потерпи еще, Сережа, не сейчас, не сейчас…
Ее губы стали нежными, она задрожала, откинувшись к стене лифта, и тихо застонала, заставив его тело отреагировать до предела… Руки, грудь, грудь, бедра, быстрее, быстрее, рука все выше по бедру, уже под платьем, нужно остановиться, она стонет, ах, Боже, как же она прекрасна… Ее бедра конвульсивно сжались, Женя вдруг легко прикусила ему губу и тихонько вскрикнула, обмякнув всем телом, а ее дрожащая рука процарапала глубокий огненный след по его спине…
Сергей не мог не смотреть на нее, не мог не сжимать в объятьях, наслаждаясь ее состоянием, умирая от счастья, мечтая держать ее в руках вечно, целовать ее лоб, нос, эти веснушки, эти румяные щечки, вдыхать ее запах и… взрываться бешеным фейерверком вместе с ней, с трудом вдыхая и выдыхая, с трудом сдерживая себя на грани волшебного завершения, тоже ощущая обжигающую дрожь…
Он жадно, любовно смотрел на нее, а она, положив голову ему на грудь, тяжело дышала, а из глаз ее лились слезы, все сильнее… Она всхлипывала, дрожала, неистово обнимая его, не позволяя выпустить из рук, и Сергей до боли стискивал ее в своих объятьях, ощущая ее дрожь и ненавидя себя, ненавидя снова и снова злясь…
– Женя. – тихо позвал он ее шепотом, хриплым, еще страстным, да разве он мог успокоиться рядом с ней хоть на секунду???
Он злился на ее слезы, отчаянно желая, чтобы она вернулась к нему, но Женя лишь покачала головой и, подняв на него обессиленные, сияющие глубокой болью и безнадежностью глаза, вдруг потянулась и поцеловала его в губы…
Вспышка, вспышка, о, Женя, прошу, не целуй так, это прощальный поцелуй, я чувствую, прощальный, я не могу тебя потерять, я не могу без тебя жить, не могу ни единой секунды, прошу, не делай этого, я все исправлю, я, черт возьми, планету с ног на голову переверну, я все исправлю, только не оставляй меня, ты нужна мне, ты нужна мне, ты нужна мне…
Губы, такие нежные, но в них будто сосредоточилась вся ее любовь, все ее отчаяние, вся боль… Она не могла иначе, она была слишком правильной…
Секунда… Она посмотрела на него, сердце, сердце Сережи разрывалось от боли, он провел рукой по ее щеке… Она плакала, он все летел и летел дальше в свою болезненную пустоту, одиночество, отчаяние… Как же больно, он никогда не испытывал столько боли…
Женя тяжело вздохнула и, бросив на него последний, любящий взгляд, слабой рукой нажала на кнопку этажа, медленно убрав с себя его руки и встав на пол, оправляя платье.
– Женя… – севшим, отчаянным голосом позвал он, но она лишь посмотрела через слезы в его глаза и покачала головой:
– Я научусь жить без тебя, Сережа… И ты научись как-нибудь. У тебя семья. Это был последний раз…
Дверь лифта отворилась, и Женя, обойдя столпившихся на площадке людей, стремительно убежала, закрывая лицо руками, а Сергей с огромной, разрывающей его душу болью смотрел ей вслед, все еще чувствуя на губах ее поцелуй, а в руках, словно ожог – ее нежное тело.
Глава 19. «Плюс»
Февраль закончился, а вместе с ним и медленно ползущий в сторону лета, приятный, поднимающий настроение и заставляющий все чаще улыбаться на солнце и снимать шапки – и март, уступив место то теплому, то лютому, то дождливому, то снежному, то солнечному, то пасмурному апрелю.
На жухлых и грязных газонах, даже там, где во дворах они были умело и беспечно использованы под парковку автомобилей, на всех незаасфальтированных участках земли стала пробиваться свежая, зеленая трава, а деревья окружились бледной, нежной дымкой листвы, предвкушая все больше и больше теплых дней впереди…
Кошки громко мяукали, молодежь все чаще застревала парочками на каких-нибудь скамейках в парках, обнимаясь, целуясь или даже просто глядя друг на друга влюбленными глазами… Даже Игорек Сторожев вдруг случайно обнародовал свою страшную тайну, что он уже давненько общается с сисадмином своей фирмы по «скайпу» и в социальных сетях, стремительно наращивая обороты и уже желая перевести виртуальное общение в разряд реального…
Все кругом цвело и впадало в беспросветную романтику… А Женя все барахталась в своем море боли, пытаясь найти хоть что-нибудь, хоть бревно, хоть спасательный круг, хоть нащупать камень под ногами, чтобы перестать тонуть с головой в своей несчастной любви.
Она не уволилась. Угрюмо проанализировав все шансы, Женя пришла к выводу, что устроиться на работу в почти что двадцать шесть лет без трудовой книжки, а значит, без реального доказательства своего опыта работы, она вряд ли сумеет, а найти еще более-менее приличную должность, чтобы платили хотя бы половину из того, что ей платит Минаев (категорически отказавшийся уволить ее и выдавать ей на руки трудовую книжку, кретин этакий!), вообще не представлялось возможным в этой реальности…
Стиснув зубы и думая только о Полине и о том, что осталось меньше полугода на то, чтобы собрать нужную сумму на путевку, Женя каждый день шла на «Черный полюс», где ей предстояло стать настоящим призраком для него, для Сергея…
Забавно, когда мы влюбляемся в кого-то, и что-то идет не так – нас не любят в ответ или есть какая-то другая причина, по которой мы не можем быть вместе с любимым, – мы отчаянно надеемся, что эта любовь пройдет…
Женя думала, что она сильная, думала, что сможет двигаться дальше, что время излечит ее болезнь, а душа найдет иной объект для бескомпромиссного притяжения, но каждый день, встречаясь с Сережей лицом к лицу и работая в тесной связке, ей было до изнеможения трудно говорить с ним, обходить его стороной, не приближаться ближе, чем на метр, стараться не смотреть в глаза и разговаривать с ним холодно, отстраненно… Каждый день она переживала словно на поле битвы с самой собой, отчаянно понимая, что дни идут за днями, превращаясь в месяца, а любовь, ее любовь, никуда не девается, принося ей каждый миг новое и новое мучение…
Она отчаянно пыталась жить своей жизнью, она общалась, заводила новые знакомства, мечтала о свидании и о том, что ей кто-нибудь так ужасно понравится, что она забудет о Сереже и станет свободной… Но каждую минуту ее сердце взывало к нему, тянулось, как зеленые ростки к восходящему солнцу, чеканило удары только понимая, что он там, за этой закрытой, теперь всегда закрытой дверью директорского кабинета… Каждую минуту ее взгляд, больной, измученный, потухший, падал на него, особенно когда Женя знала, что он ее не видит… Каждую минуту все ее нутро до боли скручивало в узел при мысли, что она не может подойти к нему, не может прикоснуться, не может поцеловать, потому что он не принадлежит ей и никогда не будет принадлежать…
О, если бы забыть все то, что было между ними! Если бы вырвать из груди бешеный трепет от звуков его голоса, уверенной походки, деловых жестов рук, тех самых, что когда-то давно, миллионы лет назад ласкали ее до сумасшедшего фейерверка, до изнеможения, если бы не замечать его уверенного, но такого отчаянного, такого манящего и обжигающего страстным сиянием взгляда на себе, она могла бы двигаться дальше! Но малейшая мысль о том, что Женя вдруг, в какой-то из дней не сможет увидеть его или вдруг заметит, что он увлекся кем-то другим, другой девушкой, превращала ее душу в глубокий и огненный котел с несчастьем, а ее жизнь – в страшный, обременительный для нее самой, непроглядный ад…
И в этом аду Женька варилась ежедневно, забыв, что такое шутка и как звучит ее смех, а лишь направляя все силы на то, чтобы выдержать, выстоять, не рухнуть и не дать Сереже обрушить тот купол, который она эмоционально выстроила вокруг себя…
*** «Минус»
А что Сережа? Сережа, страдавший не меньше Жени от того, что она каждый день находилась рядом, но была настолько далекой и чужой, что хотелось разломать какой-нибудь многокомпонентный комплект мебели, от того, что она отчаянно пыталась жить дальше без него, сводя его к безумной, яростной ревности лишь одной только мыслью о том, что Женя, его Женя, вдруг начнет встречаться с кем-то другим, позволит кому-то целовать себя, а может, даже и кое-что большее, да он готов был на любые муки, лишь бы не видеть этого, не знать об этом и вообще, как-то вылезти из той черной дыры, в которой он очутился…
Но проблема была в том, что Сережа, в отличие от Жени, даже не мог помыслить, чтобы попробовать двигаться дальше без нее… Он не представлял своей жизни ни с кем другим, его мозг был как будто зациклен на ней, повернут на ней, все его чувства были направлены лишь на считывание ее эмоций: она грустит? Она подавлена? Она несчастна? А теперь улыбается… А сейчас?.. Не голодна ли она? Не холодно ли ей? И так далее, и так далее.
Целых два месяца в невероятном, сжигающем душу, бесконечном, постоянном желании разбить все стены, что она выстраивала между ними, поступить эгоистично и заставить ее снова быть с ним, отказавшись принять ее решение и ее выбор, в бесконечном страдании от того, что ее лицо теперь всегда оставалось бледным и поникшим, а в глазах, кроме боли и усталости, не было больше ничего… Ни задора, ни огонька, характерных для этой веселой рыжеволосой, наивной девчонки, ни самого долгожданного и желанного сияния любви, которое накрепко захватывало Сережу в свои сети и не отпускало…
Но, несмотря на все это, Сергей ощущал и садомазохистское удовольствие от этой боли. Во-первых, так он понимал, что Женя его еще любит, а значит… А значит, у него оставался маленький, едва заметный огонечек надежды, который и давал ему силы просыпаться утром и потихоньку жить…
Два месяца прошло с тех пор, как он целовал ее там, в лифте, последний раз… И с того дня, когда он подал на развод. Ад в связи с тем, что Женя отстранилась от него, дополнялся еще и бесконечным зудежем со стороны Ксюши, которая, получив первую повестку в суд, сначала долго и отчаянно кричала, а потом плакала, напуганная и подавленная, растерянная и… да, Сергей нехотя признавал это, но все еще небезразличная к нему… Но это ничего не меняло. Ему нужна была Женя, а чтобы получить ее, хотя бы иметь хоть малюсенький шанс вернуть ее, он должен быть свободен, даже если эта свобода будет стоить ему семьи, работы, бизнеса и всего остального… Женя стоила любой цены, которую он готов был платить, а следовательно, Сережа и жил лишь маленьким отголоском надежды, что когда-нибудь в будущем, она простит его и преступит через свои принципы, согласившись быть с ним…
Но возвращаясь к разговору о Ксюше. Как и много лет назад, чтобы сохранить себе Сережу, чтобы не дать ему уйти «к этой рыжей марамойке», она каждый день крушила его психику разговорами о Насте, о том, какой несчастной она будет, если папа уйдет, как она станет его ненавидеть, а еще излюбленным шантажом на тему «ты ее больше никогда не увидишь, подонок!». Сергей все прекрасно понимал, он действительно ужасно хотел быть с Настей рядом, всегда помогать, защищать, видеть, как она взрослеет… Но без Жени он не представлял своего существования, дыхания, жизни.
Заметив, что разговоры о Насте не особо действуют на Сережу, Ксюша зашла с другой стороны, решив растянуть бракоразводный процесс словно жевательную резинку – на очень и очень долгое время. На первом заседании суда она выражала несогласие ни с одним пунктом раздела имущества, даже когда Сергей плюнул на все и предложил оставить ей и квартиру, и машину… А бизнес и так уже отходил к ней по брачному контракту, в котором, как назло, не было ни одного пункта касательно недвижимости и всего остального… Но Ксеня тут же «переобулась» и сказала, что так дело не пойдет, и что она «слишком любит мужа, чтобы оставить его с голым задом»… Что в результате вылилось в еще одну повестку, а затем и еще… Но Сережа упорно работал в этом направлении и со своим, и с ее адвокатом, прикидывая, что на крайний случай, видимо, придется забашлять некоторым рылам кругленькую сумму и, как говориться, утрясти вопрос… Но и это было не единственной его проблемой.
Отчаянно умирая от перспективы одиночества и от того, что любимая игрушка скоро перейдет в чужие руки, Ксюша прибегла к самому крайнему, но зато суперэффективному, как ей показалось, средству шантажа, а именно: она позвонила Виктору Петровичу Минаеву и все ему рассказала.
Именно поэтому, рассекая прохладный воздух коридора через несколько дней после первого заседания суда, отец Сергея уже летел к нему на всех парусах гнева, не разбирая дороги и мечтая только как следует вытрясти из сына всю дурь, вернув его к нормальной, с точки зрения Виктора Петровича, семейной жизни.
– Где он??? – заорал приказным тоном его голос в секретарской, и Сергей, в это время корпевший над бухгалтерской отчетностью, угрюмо ухмыльнулся, представляя, что сейчас будет.
– Там. – ответил уверенный и недоуменный голос Жени за дверью, от которого сердце Сережи сжалось, но его внимание тут же переключил на себя отец, ворвавшийся огненным вихрем в его кабинет и так приложивший дверью об косяк, что табличка с надписью «Генеральный директор» с жалобным позвякиванием отвалилась на пол.
– Что ты себе позволяешь, сын?!? – прогромыхал Виктор Петрович, раздувая ноздри и гневно глядя на Сережу, который чувствовал себя, на редкость, спокойно: видимо, весь негатив на себя забрал отец. – Что ты творишь???
Сергей ухмыльнулся, отложив отчет и откинувшись на спинку стула, с вызовом и бесстрашной самоуверенностью проговорил:
– Что, Ксюша пожаловалась тебе? А своего папочку она уже успела осчастливить новостью, что скоро он станет обладателем всего твоего… ой, точнее, моего бизнеса?
– Ты о чем, Сергей? Какого еще «твоего» бизнеса? – недовольно буркнул Виктор Петрович, нервно расхаживая по кабинету и распространяя гневные флюиды в разные стороны.
– Такого «моего». – спокойно ответил Сергей, пожав плечами. – Помимо «Черного полюса» у меня еще есть доля на авторынке и в сети магазинов автозапчастей.
Отец на миг остановился, удивленно посмотрев на него, но снова яростно вспыхнул, зашагав по кабинету с утроенной скоростью:
– Это не имеет значения. Я не могу понять, почему ты вдруг решил развестись с ней, да с такой спешкой, плюнув при этом на дело всей моей жизни??? Ты хоть можешь себе представить, как сложно раскручиваться в производственном сегменте??? Как нелегко заработать доверие со стороны Минобороны и получить от них госзаказ??? Ты думаешь, эта фирма нам так просто досталась?? Я всю душу в нее вложил, а ты хочешь ее профукать из-за КАКОГО-ТО СВОЕГО ОСЛИНОГО УПРЯМСТВА??? – заорал он, дико завращав глазами, а Сергей ухмыльнулся:
– Да, так и есть. – нагло заявил он. – Видишь ли, папа, мне как-то наплевать, сколько труда ты там куда вложил, потому что теперь я собираюсь начать свою жизнь, нравится тебе это, или нет. Я освобожусь от Ксюши, потому что люблю другую женщину, и если ради нее мне придется потерять все, включая и твою бесконечную тиранию надо мной… Ну что ж. Я тут как-то подумал… И понял, что прекрасно смогу без всего этого обойтись, так что можешь бегать здесь, размахивать руками, выпускать дым из ноздрей, но изменить ты ничего не сможешь. Мне тридцать четыре года. Пора начинать жить нормально, а не по чьей-либо капризной указке. – завершил он свою жесткую речь и ухмыльнулся, а Виктор Петрович подлетел к нему и, не помня себя от ярости, схватил его за пиджак и прошипел ему в лицо:
– Ты – разбалованный, неблагодарный сосунок!!! Я доверил тебе свое самое ценное – свой бизнес, а ты хочешь просто отдать его в руки конкурента из-за… из-за какой-то рыжей шлюхи??? Нет, нет, исключено!! Ты не сделаешь этого, я не позволю тебе! Ты заберешь документы о разводе и будешь терпеливо ждать до следующего июня, когда закончится твой брачный контракт, и тогда можешь кидать сколько угодно свою стерву-жену и уплывать в закат со своей прошмандовкой хоть тридцать три раза, ты меня ПОНЯЛ???
– НЕТ, НЕ ПОНЯЛ!!! – громыхнул в тон ему Сергей, резко взбесившись на своего отца и возненавидев его за то, что он так отозвался о Жене. – Я не собираюсь ждать целый год и жить с той, которая мне осточертела еще со школьной скамьи! Перестань орать, отец, и оставь меня в покое! Я все равно сделаю это, к чертям тебя и твой бизнес! Ты своей сделкой века спас свои деньги и разрушил мою жизнь, так что теперь настала пора послать тебя и твою фирму к чертовой матери, теперь ты МЕНЯ ПОНЯЛ??? – проорал он, резко встав и скинув руки отца со своего пиджака, глядя на его бешеное, разъяренное и изумленное до глубины не очень-то и глубокой души лицо.
– Чертов неблагодарный молокосос!!! Ты здесь, в этом дорогом костюме и в этом кресле, потому что Я ТЕБЕ ЭТО ПОЗВОЛИЛ, и ты не уйдешь просто так из-за какой-то… Кто она? Как ты там говорил? «Любишь» ее?? – язвительно рассмеялся отец, с презрением глядя на сына. – Да ты и понятия не имеешь, что такое любовь! Ты всю жизнь вел себя, словно Казанова, используя женщин по одному разу и выбрасывая из своей жизни на следующий день! И между прочим, это из-за твоей получасовой интрижки с Ксюшей мы сейчас по уши в этом дерьме!!! Так что не смей говорить мне, что любишь кого-то, ты…
– Люди меняются, отец. – серьезно, вдруг успокоившись, сказал Сергей, отходя к окну. – Я многое понял о себе и о своей жизни и хочу теперь поступать правильно. Так что мое решение окончательное, отец. А теперь – иди домой, не мешай работать. – грозно проговорил Сергей, а Виктор Петрович, не помня себя от гнева, снова заорал на предельно допустимых децибелах:
– Что-о-о?!? Идти домой??? Значит так, Сергей, если ты не заберешь документы, если пустишь псу под хвост из-за своего мимолетного увлечения мой бизнес, я запрещу тебе появляться в нашем доме и отрежу доступы к любым источникам доходов, ты усвоил это??? Ты больше НЕ БУДЕШЬ МОИМ СЫ…
– ВИТЯ!!! – отчаянно и тоже гневно крикнул женский голос, и на сцене драматического театра появилась мама Сережи, торопливо вбегающая в кабинет и тревожно и озлобленно глядящая на мужа. – Немедленно остановись!! Что ты делаешь??? Оставь, оставь его в покое, дай ему жить своей жизнью, прекрати угрожать ему и манипулировать им, он – ТВОЙ СЫН, и НЕВАЖНО, сколько ошибок в своей жизни и каких он сделал!!! Ты слышишь меня???
– Тамара! Не лезь!!! – проорал Виктор Петрович, глядя на жену пылающими глазами. – Твой сын хочет рискнуть всем ради какой-то рыжей прости…
– Виктор!!! – гневно крикнула на него мама и показала на дверь. – Ты все сказал, теперь иди в машину и жди меня! Ну??
Надо сказать, отец Сережи в своей жизни слушался лишь одного человека в целом мире – свою жену Тамару Николаевну Минаеву, которая, несмотря на почти шестьдесят лет, была очень энергичной и ухоженной: ее темно-каштановые волосы всегда укладывались в какой-нибудь элегантный узел на затылке, лицо, слегка округлое, но очень гладкое, никогда не появлялось на людях без идеального макияжа, а на полноватой к своим годам фигуре неизменно сидел деловой, строгий костюм.
Виктор зарычал от негодования и бешено полетел к выходу, громко распахнув дверь и стремительно оказываясь в секретарской. Там он вдруг остановился, и Сергей, мгновенно ощутив тревогу в сердце, заметил, как он пристально и гневно оглядывает Женю, после чего эффектно поднялся указательный палец, и он заорал:
– Ты!!!
Сергей хотел было выбежать, стремясь защитить Женю на случай, если отцу вдруг приспичит выпустить пар, но он, ничего больше не говоря, умчался в коридор, в сторону выхода из фирмы.
Сережа нахмурился, гневно и опустошенно отвернувшись к окну и кусая губы, злясь на эту идиотскую, уничтожающую его со всех сторон сразу ситуацию, а мама подошла к нему и, положив руку ему на плечо, проговорила:
– Не волнуйся, Сережа. Ты никогда не перестанешь быть частью нашей семьи, никогда не перестанешь быть моим сыном, и я всегда, слышишь? – она внимательно заглянула в его больные, уставшие глаза. – Всегда буду поддерживать тебя и любить.
Сергей печально ухмыльнулся, испытывая благодарность к маме, а она вдруг с веселым любопытством спросила:
– Так она… та девушка, действительно стоит того, чтобы ты доводил своего отца до состояния зверства и разрушительного гнева???
Сергей пожал плечами, устало глядя на маму.
– Я не знаю. Я просто люблю ее и все. А значит, мне не важно, какой будет цена за нее.
Мама вдруг счастливо улыбнулась и обняла его, нежно, тепло… Сергею так недоставало этих эмоций в последние месяцы… Он с удовольствием чмокнул ее в щеку и проговорил:
– Иди. А то отец машину разнесет там в одиночестве. Кто-то же должен его остановить.
Тамара Николаевна тихо рассмеялась и проговорила:
– Ладно, пойду. И, Сереж… Я очень за тебя рада. – тепло и нежно проговорила она и двинулась к выходу, но, оказавшись в секретарской, она вдруг тоже остановилась напротив стойки, и Сергей увидел, как расширились в изумлении и внезапной догадке ее глаза, и она тихо прошептала, прикрыв рот ладонью:
– Ой… Рыженькая… – она обернулась на Сережу, который испытал неловкость и смущение перед Женей, и поспешил махнуть маме руками, поторапливая ее:
– Иди, иди, мам, давай! Отец ждет!
– Так это… это… – заговорилась от внезапного волнения Тамара Николаевна, снова с изумлением и восторгом уставившись на Женю, а та, Сергей не видел ее из кабинета, но понял по ее голосу, видимо, пришла в недоумение по поводу такой странной реакции его мамы на себя и с волнением проговорила:
– Меня зовут Женя. Я могу вам чем-то помочь? У вас все в порядке? – с тревогой и искренним переживанием прощебетал ее голос, а Сергей вновь испытал прилив неистовой тяги к ней, жадно впиваясь в ее голос и тяжело вздохнув.
Мама вдруг с широкой, счастливой улыбкой посмотрела на Женю и тихо и задумчиво проговорила:
– Женя… Нет, нет, не волнуйтесь, все хорошо… Женя… – и, бросив мельком какой-то странный, сияющий удовольствием взгляд на отчаянно махавшего ей Сережу, улыбнувшись и окончательно утвердившись в своей догадке, она тоже пошла в сторону выхода, так и продолжая счастливо улыбаться, будто только что познакомилась с самим солнышком.
