Текст книги "Тот Самый Мужчина"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 32, в которой у отца был сонный голос

– Это ты, моя маленькая? – У отца был сонный голос.

– Да, папа, извини, что разбудила.

– Ничего, я как раз собирался звонить тебе на работу. Подожди, я перейду в другую комнату. Мама напилась снотворного, не хочу потревожить ее ненароком.

– Папа, мне очень неудобно перед мамой за вчерашнее…

– А я тебе сто раз говорил: заведи себе психоаналитика, а не вали на мать свои бабские переживания!

– Папа…

– Что – «папа»?! Ты взрослая девочка, понимаю, было бы тебе пятнадцать лет!.. Когда ты научишься выбирать себе знакомых! Что это за предвыборная агитация! Какой-то полицейский звонит всем нашим родственникам и просит передать тебе, что какой-то там неведомый Клод – не бабник! Ты в своем уме? Где ты была вчера?

– Дома.

– А почему не подходила к телефону? Почему они все звонят твоей матери?

– Кто, папа?

– Все! Ее сестра, племянница Аннель, тетя Хлоя, ее первый муж, эта ваша парикмахерша Кристин, твоя подруга Аньес, еще человек сто! Хорошо хоть, у этого типа хватило мозгов не беспокоить моего девяностолетнего отца! Все тебя потеряли! Все в ужасе!

Я бы тоже пришла в ужас, если бы папа сказал мне это вчера. Но сейчас почему-то я едва сдерживала смех, хотя прекрасно понимала состояние своих родственников и знакомых.

– Неужели тебе не жаль собственную мать! Из-за тебя она вторую ночь не спит! Я звоню на твой мобильный, а там опять этот сержант!

– Папа, пожалуйста, успокойся. Это недоразумение.

– Хорошенькое недоразумение! Изволь после работы быть здесь и объясниться с матерью!

– Я не смогу, папа.

– Как это – «не смогу»?! Что ты себе позволяешь?!

– Папа, я дома. Я лежу в постели.

– Девочка моя! Что они с тобой сделали?

– Папа, никто со мной ничего не сделал. Просто у меня случился приступ остеохондроза. Я не могла подойти к телефону.

– Я сейчас приеду! Отменю консультацию и приеду!

– Папа, это совершенно не обязательно. Не нужно ничего отменять. Я в порядке!

– Но ведь ты же там одна! Почему тебя не увезла «скорая»?

– Потому что ее никто не вызывал. Жан-Поль сделал мне пару уколов обезболивающего.

– Хоть на это он способен. – Папа вздохнул. – Ты что-нибудь ела?

– Да, не волнуйся. Со мной сейчас мадам Сифиз, а потом придет Марта.

– А Жан-Поль? Где Жан-Поль? Где его носит?

– Папа, он в институте. Все под контролем!

– Так что мне сказать маме?

– Лучше не говори ей, что я лежу. Ладно? Просто скажи, мол, простудилась. И не нужно ко мне приезжать. Альми пришлет медсестру, а еды у меня полный холодильник. Как поправлюсь, сама заскочу к вам.

– Что мне с тобой делать? – Папа покряхтел в трубку. – Хорошо, а как я объясню маме эти звонки? Кто такие эти люди?

– Видишь ли, я потеряла свою записную книжку, а сержант Грийо ее нашел и начал звонить всем подряд.

– Допустим. Но почему он говорил не о том, что хочет вернуть тебе книжку, а о каком-то Клоде?

– Папа, ты же велел мне впредь обсуждать бабские переживания с психоаналитиком.

– Это ты матери не говори. А мне сказать можешь. И должна! Я твой отец, я должен знать, я имею право! Кто он?

– Мужчина.

– Это и так понятно. Он женат?

– Не знаю. Скорее всего нет. – Я вспомнила слова мадам Грийо: «Он в поиске».

– Как это не знаешь? А кем работает?

– Не знаю. – После беседы с Жаклин я начала сомневаться в том, что Клод полицейский. – Правда, папа, не знаю.

– Не хочешь говорить, так и скажи, – обиделся отец. – Но я же должен как-то объяснить все маме!

– Честное слово, папа, не знаю. – Наверняка я знала только то, что, по словам его родного брата, Клод – «не бабник». Но не произносить же это вслух? – Между прочим, он очень понравился Жан-Полю! – За эту мысль я ухватилась, как за соломинку. – Очень, папа!

– Ладно, я все равно ничего не понял, поправляйся! Мама проснулась, – прошептал он и уже громко добавил: – Позвонишь сама, когда восстановится голос! – Находчивость всегда была отличительной чертой моего родителя.

Глава 33, в которой Марта придвинула кресло поближе к кровати

– Я и не предполагала, что мадам Сифиз – твоя ревностная поклонница!

– Почему? – Марта придвинула кресло поближе к кровати.

– Мне казалось, твои книги для более интеллектуальных читателей. Надо иметь кое-что в голове, чтобы понять твои аллюзии, подтекст, иронию.

– Естественно, потому я и пишу для женщин. Ты не против, если я уберу это? – Она показала на рассыпанное по постели содержимое моей сумки.

– Убери, конечно, если тебе нетрудно. И не прикидывайся феминисткой, ты же прекрасно поняла, что я имею в виду.

– Ты просто ревнуешь, что я подарила свой роман мадам Сифиз. Скажи честно.

– Да что ты, Марта! Ты очень хорошо сделала, иначе бы мы никогда от нее не избавились. Я в состоянии купить твою «Линию на ладони» в магазине.

– Держи, богатейка! – Марта вытащила из своей сумки книжку.

– Спасибо, Марта. Как же тебя роскошно издают! Суперобложка! Цветной портрет!

– А, – она махнула рукой, – дело не во мне, просто издательство изменило оформление всей серии. Была бы моя воля, я бы вообще предпочла обойтись без портрета. Это же кошмар, а не фотография! Прямо для плаката: «Внимание! Разыскивается полицией!».

Затем из сумки на свет появились бутылка шампанского, банка ананасового компота и радикулитный бальзам.

– Брют?! – обрадовалась я.

– Естественно. Я же знаю все твои слабости.

– Особенно эту. – Я показала на тюбик с мазью.

– Это не тебе. Это для твоей спины. Между прочим, отличная штука! Проверено временем!

– Знаешь, Марта, мне иногда кажется, что ты моя старшая сестра или даже тетя.

– Еще чего! Я моложе тебя на десять лет! Давай переворачивайся, я намажу тебе спину, и мы приступим к более приятным вещам. Ты завтракала? Не волнуйся, я уже вымыла руки.

– Может быть, сразу перейдем ко второй части программы?

– Посерьезнее, доктор Лапар!

– Марта, ну как тебе объяснить? Я сейчас лежу, мне очень удобно, а переворачиваться… Я не смогу перевернуться сама!

– А я-то на что? Не стесняйся, Клер, ты же меня вытащила с того света, теперь я попытаюсь сделать для тебя хоть что-то полезное. У-у-у, доктор Лапар, я и не думала, что ты такая же худая, как и я! В одежде ты выглядишь гораздо солиднее.

Руки Марты осторожно блуждали по моей спине. Они были прохладными и жестковатыми. Бальзам благоухал камфарой и ментолом. Я прикрыла глаза. Сколько же лет я знаю Марту?

После рождения сына я не работала около двух лет. Во-первых, у меня было фантастически много молока, и я кормила его грудью чуть ли не полтора года. Рекорд для книги Гиннеса, по словам Оскара, отца Жан-Поля. К тому же я уволилась из одной больницы, чтобы ничто не напоминало о Бруно, и ждала места в другой, где работаю сейчас.

В первый же день, когда я впервые пришла туда, я с ужасом поняла, что все придется начинать заново. Папа предупреждал: хирургия как музыка, она требует занятий каждый день и весь день…

В приемный покой перепуганный парень втащил на руках свою девушку. Они шли по улице, и вдруг Марта побледнела и зашаталась, с безумными глазами объяснял он, он медленно довел ее до ближайшего кафе, но там ей сделалось еще хуже, она больше не могла идти сама и едва-едва шептала, и им сказали, что больница за углом, а им некогда, они опаздывают на лекции. Это была внематочная в критической стадии, ни Марта, ни Жюль даже не подозревали об этом. Наивные дети, первокурсники.

– Чудо, что вы вовремя оказались рядом с нами, – ободрил студента пожилой хирург-гинеколог. – Не волнуйся, сынок. Все будет нормально, у нас лучшие специалисты. – И предложил мне поприсутствовать на операции, неважно, что это не мой профиль, он был опытным и видел, что мне требуется время.

Все действительно шло достаточно нормально для такой серьезной ситуации, труба лопнула уже на операционном столе и внутреннее кровотечение тут же остановили, но вдруг у Марты отказало сердце. Вероятно, перестарался анестезиолог.

– Действуйте, доктор Лапар!

Я плохо помню, какие давала указания, был ли там аппарат электрошока, но в моей памяти навсегда осталось бескровное, еще по-детски пухлое личико Марты и ее юная грудь, которую в итоге мне пришлось вскрыть и взять в руку ее беспомощное сердце. Оно робко дрогнуло и забилось!

– Есть ритм! Можно зашивать.

Это был, конечно, очень рискованный поступок старого хирурга: доверить мне после такого перерыва массаж на открытом сердце, но уже в тот же день я ассистировала на плановой операции и чувствовала себя абсолютно уверенно!

А с Мартой мы подружились. Это вышло как-то само собой. Моя первая «настоящая» пациентка выздоравливала очень медленно, я навещала ее, едва выпадала свободная минута. У нее никого не было в Париже, кроме Жюля, она ведь родом из Бельгии, а с однокурсниками к тому времени Марта еще не успела основательно сойтись, как, впрочем, и позже. Меня всегда поражала ее самодостаточность и та невидимая, но очень прочная стена, которой она ограждала свой мир от внешнего.

Марта знала всегда, чего хочет от внешнего мира, и всегда добивалась желаемого, никогда не предпринимая ничего, что не принесло бы ей выгоды. Удивительно, как она впустила в свой мир меня, но, вероятно, она сделала этот выбор, потому что у нее не было другого, или потому, что я была старше и способна оценить ее доверие, или же просто по причине ее ослабившегося здоровья, особенно после второй внематочной беременности, последовавшей вскоре. Как бы то ни было, но за эти годы мы обе ни разу не пожалели о том, что свели близкое знакомство.

Я люблю Марту. Невзирая ни на что, от нее исходит мощная струя оптимизма, оптимизма здорового и практичного. «Переживать и плакать глупо и невыгодно, – уверяет она. – Конечно, если бы мне платили за слезы, я наняла бы тебя, Клер, отгонять тех, кто попытается отвлечь меня от этого занятия. Не сомневайся, уж я бы наплакала столько, что хватило бы нам обеим».

– Ты там не уснула, подруга? – спросила Марта. – Сопишь, притихла. Все. Влезай в халат.

– Спасибо, – не сразу ответила я. – Ты прямо сестра милосердия. Когда только научилась?

– С моим Жюлем научишься всему. Я даже колоть умею. Правда, не смейся.

– Как он себя чувствует?

– Давай не будем об этом. Я суеверная. Похвалю, а он опять баловаться начнет. Какие принести фужеры?

– Какие побольше. И еще. Мадам Сифиз сказала, что в кухне на столе творожная запеканка. Это, конечно, не лучшая закуска к шампанскому…

– Клод испек? – В глазах Марты запрыгали искорки.

– Да. Как ты догадалась?

– Ну не ты же! А он – пекарь.

– Пекарь?

– Ты не знала? Маленькая булочная с пекарней на улице Пайен. Там всегда в обед очередь за сандвичами. Хозяйка торгует, а хозяин хлеб печет. Днем – с одним работником, а ночью с двумя. – Марта взяла банку компота и как ни в чем не бывало направилась в кухню. – У тебя консервный нож в каком ящике?! – крикнула она оттуда.

– Над мойкой висит!

– Ого, да тут еще блины и полно всего в холодильнике. Хочешь лососины? Мой Жюль обожает!

– Марта, бери все, что нравится, и иди сюда! Я не могу перекрикиваться как в лесу! И рассказывай, не томи!

– Как твоей спине бальзам? – Марта явилась с полным подносом и полотенцем начала открывать шампанское.

– Она очень довольна! Ты так удобно устроила ее в подушках! Ну, рассказывай!

– Полный разврат с утра! – Марта обвела взглядом поднос и налила в фужеры шампанское. – Можно, я сначала перекурю?

– Кури и рассказывай!

– Сначала тост. – Она протянула мне фужер и подняла свой. – Доктор Лапар – женщина жар! Доктор Лапар имеет редкий дар! Доктор Лапар исцеляет инфаркт!

– Ты сама придумала? – Я почувствовала, как к моим щекам приливает кровь.

– Баллада сложена в «Кардинале Лемуане», я всего лишь цитирую.

– Ты там тоже была? Неужели я тебя не заметила?

– Не была, не переживай. Там вчера снимал Жюль со своей командой. Понимаешь, у нас с ним очередной приступ чувств, как всегда, когда он возвращается из командировки. Представь, я даже ездила вчера утром в аэропорт встречать его!

– Теперь ясно, почему тебя утром не было дома. Только ты не отвлекайся. Так что там в «Кардинале»?

– Фестиваль. Жюль должен был туда ехать вечером снимать. Я ему говорю: какая нужда снимать песни и пляски ночью? Разве нельзя снять днем и подмонтировать к некоему «ночному» залу? И потом, почему обязательно ты должен быть там сам? Твой оператор вполне без тебя справится. Мне ужасно не хотелось, отпускать его на ночь глядя. Ты же знаешь, Жюль – большой ребенок, он совершенно не умеет пить. А еще я не люблю спать без него. Просто не представляю, как ты живешь одна! Я со страху обмираю, когда Жюль не похрапывает рядом!

– И ты пошла с ним? – Я пока плохо понимала, какое отношение к истории со звонком сержанта имеет Жюль, но, уж если Марта взялась рассказывать что-либо, лучше потерпеть.

– Никуда я не пошла. Я не в том возрасте, чтобы пристяжной лошадкой бегать за мужем. Классная запеканка, спроси у него рецепт.

– Обязательно. Что дальше?

– Я проводила Жюля и решила на всякий случай поспать впрок, вдруг он после съемки завалится со своей командой. Ты же знаешь его гостеприимство.

Я молча кивнула.

– Лежу, то ли дремлю, то ли сплю. Звонок. Смотрю, на часах десять. Кто бы это мог быть? Я снимаю трубку – Жюль! Что стряслось? – спрашиваю. Он смеется и говорит, что концерт потрясающий, зря я не пошла. Я удивляюсь, он же никогда мне со съемок не звонит. А он мне: тут, мол, только и разговоров, что про нашу доктора Лапар, которая вчера оживила венгерского скрипача! Героическая женщина!

– Да ладно, Марта. По-твоему, я должна была стоять и смотреть, как он помрет?

– Это понятно, доктор Лапар. Главное в другом. Доктору Лапар и ее мужу передают привет двое парней из шотландского коллектива!

– Боб и Шон!

– При чем здесь какие-то Боб и Шон? Жюль очень удивился, что ты вышла замуж, а я не знаю об этом. Я говорю, что впервые слышу, он не верит. Я звоню тебе, а у тебя никто не снимает трубку и автоответчик помалкивает.

– Клод отключил телефон. Невозможно было…

– Что – «невозможно»? – оживилась Марта.

– Все же мне звонили!

– Кто? Зачем?

– Марта, ты думаешь, сержанта осенило, что ты моя лучшая подруга, и он набрал твой номер? Он же звонил всем подряд по телефонной книжке! А они в изумлении звонили мне! – Я невольно рассмеялась. – И моим родителям!

– Боже мой! Что теперь о тебе все подумают? Как же ты можешь веселиться?

– Не знаю, Марта! У меня с самого утра просто какая-то эйфория! И спина болит, и встать не могу, и родителей жалко, как их эти звонки достали! А мне весело… Я сошла с ума?

– Поздравляю! – Она подлила в фужеры. – Твой пекарь действительно настолько великолепен? Что ты так на меня смотришь? Естественно, в мужском смысле?

– Марта! У нас ничего не было! Ты тоже так на меня не смотри! Говорю тебе, ничего не было!

– Почему? Неужели он не может?

– Марта, ты ставишь меня в глупое положение. – Я опустила глаза. – Думаю, что может, просто у нас не было времени.

– Как это не было времени? Хорошо, в эту ночь ты заболела. Но ведь Грийо сказал, что ты ночевала у них дважды.

– Так, что он сказал еще?

– В общем, – Марта прикурила новую сигарету, – я, не дозвонившись тебе домой, звоню на мобильный. А мне отвечает сержант Грийо. Представь на минуточку мое состояние, особенно в свете известий от Жюля.

Я молча кивнула и попросила сигарету.

– Хорошо, лирику отбросим. – Марта улыбнулась. – Этот сержант на самом деле ужасно смешной. Представляешь, он мне сразу говорит, что его брат – не бабник и что я обязательно должна передать это Клер Лапар. Я ничего не понимаю, спрашиваю, почему у него твой телефон. Выясняется, что ты забыла свой мобильник вместе с «книжкой в дорогой коже» у них дома, когда сбежала по вине Эммы, которая его бывшая жена, потому что, цитирую, «идиоточная дура и врет, как собака чилийская». Я даже записала для памяти. Я его спрашиваю: почему моей подруге так важно знать, что ваш брат – не бабник? Они разве знакомы? Еще как, говорит, знакомы, она у нас две ночи ночевала. И ты мне после этого заявляешь, что у вас не было времени?

– Марта, он работает по ночам.

– Согласна, печет хлеб. Где вообще ты умудрилась подцепить этого пекаря? С ожогами, что ли, в отделение привезли?

– Марта, честное слово, я познакомилась с ним у них дома в Ля-Ферто-Гош.

– Где? Как тебя туда занесло?

– Длинная история и, признаться, довольно противная. Короче, я заснула в электричке…

– В электричке? Заснула? Куда ты ехала?

– Марта, в пятницу мне позвонил Бруно…

– Час от часу не легче! Ты же клялась, что не будешь с ним встречаться после той ужасной истории в отеле!

– Не напоминай. Давай еще выпьем. И я не верю, что сержант не рассказал тебе ничего больше. Ты же сама проболталась насчет сюжета латиноамериканского сериала.

– В свое время твой пекарь женился на некой особе, соблазненной и брошенной неким мерзавцем. Клод учился с ней в одном классе и, по словам его брата, тайно вздыхал совсем по другой девушке, но та предпочла именно соблазнителя той особы. Улавливаешь ход событий? Итак, Клод из благородных побуждений женится на несчастной жертве. У них рождается дочь, Клод ее безумно любит.

– А жену?

– Про жену сержант мне ничего не говорил. Не перебивай. Кроме дочери, больше у них детей не получается, трудно сказать по каким причинам. Клод очень переживает, мечтая о сыне. Однако, как показало следствие, произведенное нашим душкой-сержантом после развода Клода с этой дамой, среди выброшенных ею перед уходом вещей обнаружены счета из разных лечебных заведений за произведенные аборты, а также за операцию по стерилизации.

– Боже мой! Зачем же она их хранила, если пошла на это без ведома мужа, зная, что он мечтает о детях? Или Клод сам узнал про эти ее фокусы, потому и развелся? Это же чудовищно!

– Сержант уверен, что Клод ничего не знал, а свято верил в болезненность своей супруги и бесконечно отправлял ее на «воды и лечение». В их деревне его женушка слыла примерной, а вот Клода, напротив, многие считают…

– Марта, умоляю! Не произноси это слово! Он что, действительно такой?

– Нет, наш герой просто из разряда «мужчин-спасателей». Вымирающий, кстати, вид, дорогая. Но, кроме того, у него «руки, откуда надо растут», опять же по словам Паскаля, и полнейший бессребреник, выражаясь литературно.

– Это так и есть, Марта. Это потрясающе!

– А вот его благоверной не нравилось, что Клод бежал на выручку к соседским женам, когда у тех ломался утюг или текло из крана, а их собственные мужья покуривали с газетой на диванах. Видишь ли, все обычно работают днем, а Клод – ночью, поэтому днем у него было достаточно времени на оказание ремонтных услуг, за которые он никогда не брал денег, что и вызывало неизменное подозрение окружающих.

– И из-за этого они развелись?

– Нет. Мы подошли к самой деликатной части нашего повествования. Итак, единственная дочь выросла и стала встречаться с парнем. Дело шло к свадьбе. И вот однажды Клод совершенно случайно освободился с работы раньше обычного и застукал собственную жену в объятиях потенциального жениха своей же дочери. Дикий скандал! А тем временем девочка режет себе вены, запершись в ванной. Не волнуйся, все обошлось, потому что она заперлась там вместе с кошкой, той захотелось на волю, она начала орать и драть дверь, девочку обнаружили вовремя.

– Потому-то Клод и просил меня не закрываться в ванной, чтобы кошка могла ходить взад-вперед…

– Верю, верю! У вас ничего не было! Но слушай дальше! Дочери требуется кровь для переливания, Клод, естественно, готов стать донором, тут-то и выясняется, что он ей не родной отец! По счастью, это маленькое недоразумение не меняет его чувств по отношению к дочери, она выздоравливает, но уезжает от злых языков в Марсель, где вскоре и вполне удачно выходит замуж за моряка. Все! Как говорят индейцы: хау, я все сказал! – Марта торжественно подняла руку. – Твоя очередь!

– Я видела их свадебную фотографию на столе у Клода.

– А по порядку можно? Если хочешь, встречу с Бруно я разрешаю тебе опустить и не объяснять, почему ты от него сбежала. Я и так знаю – он пошлый, мерзкий, жадный и старый импотент. – Марта всегда отличалась проницательностью и резкостью суждений в разговоре с близкими, но я даже вздрогнула, когда она в точности озвучила мои мысли.

Я постаралась покороче пересказать ей все мои события, Марта выразительно сопереживала, а потом заявила:

– Уверена, твой Клод – просто раритет и невероятная удача. Дай мне сказать. Мы все привыкли считать идиотами тех мужчин, которые совершают благородные и невыгодные на обывательский взгляд поступки. А мужчины должны поступать так, и именно это нормально, а идиоты – те, кто так не делают. Моего Жюля тоже многие называли идиотом, когда он забрал к нам племянника. Со своими перманентно разводящимися и сходящимися родителями Огюст оказался бы в лучшем случае в интернате, если не в приюте, а там, глядишь, где еще и похуже.

– Марта, просто ты сама героическая женщина. Я бы вряд ли решилась взять чужого ребенка.

– У тебя есть Жан-Поль. Захочешь, успеешь родить и Клоду. Эта стерва ведь сто раз залетала от него. А я-то не могу, сама знаешь. Я уверена, он не подведет и в койке!

– Теперь-то ты веришь мне, что у нас с Клодом ничего не было?

– Да койка ерунда! Нет, конечно, без интима ничего не получится, но разве это главное в мужчине?

Зазвонил телефон.

– Что же, по-твоему? – Я сняла трубку.

– Ой, а ты дома? – удивилась моя кузина Аннель. – Я хотела позвонить тебе на работу, а ты дома.

– Риторический вопрос, – сказала Марта.

– Да, привет, Аннель. Спина разболелась.

– Тем более с твоей спиной, – пояснила свою мысль Марта.

– А мы все чуть с ума не сошли! Звонит какой-то полицейский, говорит про какого-то Клода! Ты не снимаешь трубку!

– Аннель, я лежу в постели, я не могу подойти к телефону!

– Твоя бестолковая кузина? – догадалась Марта, и я кивнула.

– Но ты же разговариваешь сейчас со мной, могла бы сама позвонить мне вчера. Кто такой Клод?

– Клод… Аннель, долго рассказывать.

– Она с работы? – спросила Марта.

Я помотала головой. За всю жизнь Аннель не работала ни одной минуты.

– А сержант Грийо? Почему у него твой мобильный? Тебя арестовали?

– Аннель, я заболела, лежу дома в постели. Профессор Альме пришлет мне сестру, чтобы сделать уколы. Сама посуди, была бы я дома, если бы меня арестовали?

– Тогда почему, когда я звоню на твой мобильный, сразу говорят: «Сержант Грийо у аппарата»? До этого он обзвонил всех, а ты, оказывается, в постели. С Клодом?

– Пусть приезжает, – Марта нетерпеливо махнула рукой, – я ей в пять секунд все объясню. Скажи, что тебе трудно говорить.

– Аннель, приезжай, мне трудно говорить.

– Ты по-честному так больна? А доктора вызывала? Почему ты сразу не позвонила мне? Я вызвала бы.

– Клер, заканчивай! Мне еще много чего надо тебе сказать, – жестикулируя, шептала Марта. – Приедет, я ей все сама объясню! Повидаетесь заодно.

– Аннель, приезжай, поговорим. Марта откроет тебе дверь.

– Марта ван Бойгк! – восторженно взвизгнула кузина. – Я сто лет не видела ее! Я купила ее новую книжку! Ты договорись, чтобы она мне ее тоже, как те, подписала! Мне так все в фитнес-клубе завидуют! Тебе привезти чего-нибудь?

– Все есть. – Я поторопила ее и повесила трубку. – Еще одна твоя почитательница.

– Высокоинтеллектуальная?

– Исключительно. Так что ты хотела сказать мне?

– Видишь ли, – начала Марта, но телефон зазвонил снова.

– Всё, Марта, все проснулись, не будет нам теперь покою. – Я сняла трубку. – Слушаю.

– Это президентский дворец? – официально осведомилась моя школьная подруга Аньес, теперь она сама работает в той же школе. – Офицер, могу я узнать, как самочувствие секретного агента Лапар?

– Во-первых, у секретных агентов не бывает фамилий, мадам, – в тон ей возразила я, – а во-вторых, почему сведениями об их самочувствии должны располагать в аппарате президента?

– Аньес? – спросила проницательная Марта.

– Кто же еще? – шепнула я. Из всего моего окружения Марта симпатизирует только ей, причем искренне.

– Клер, я так рада, что ты жива! Можно, я к тебе заскочу, чтобы увидеть это собственными глазами?

– Пусть тоже приедет, а то мы вдвоем с ума сойдем с твоей кузиной. Скажи ей!

– Ты там не одна, Клер? Если не одна, я не приду. Я тебе потом из дома позвоню, мне сейчас пора на урок.

– У меня Марта, Аньес. Мы пьем шампанское. Приезжай, она тоже будет рада тебя видеть!

– Ну, если сама великолепная Марта ван Бойгк взялась за дело, я могу не волноваться! Все, я побежала на урок, это последний, а потом сразу выезжаю. Смело допивайте ваш брют, я привезу нам еще! Ящика хватит?

– Не дотащишь ящик, Аньес. Обойдемся парой бутылок. Пока. – И я повесила трубку.

– Зря ты отказалась, подруга. Ты, я, кузина, медсестра, Аньес, – Марта нарочито серьезно загибала пальцы, – твой придет…

– Кто?

– Пекарь твой, который не бабник. – Она невинно захлопала ресницами. – У него смена через полчаса заканчивается.

– Ты и это знаешь?

– Может, и пораньше отпустят, учитывая его семейные обстоятельства. Как-никак, невесту сковал тяжкий недуг.

Я открыла рот, чтобы ответить достойно, но не успела, потому что опять зазвонил телефон. Мы переглянулись.

– На твоем месте, я бы отключила его, – вздохнула Марта. – Или давай я поговорю.

– Говори, – я протянула ей трубку, – буду искренне тебе благодарна.

– А, привет, Жан-Поль, это я, тетя Марта. Сразу узнал? Здорово. Да, маме намного лучше. – Она вопросительно взглянула на меня.

– Давай сюда. – Я взяла трубку. – Привет, малыш. Конечно, гораздо лучше. Как ты? Еще две пары? Хорошо, не буду волноваться. Целую, звони. – Я вернула трубку Марте. – Представляешь, в жизни не звонил из института! А сегодня уже второй раз.

– Значит, что-то от тебя нужно. Или действительно взрослеет. Ты сама-то часто родителям звонишь?

– Марта, честно, я исправлюсь, а сейчас отключи телефон. Хотя бы до прихода Аннель.

Я ожидала от Марты очередной шуточки, но она очень сочувственно произнесла:

– Устала? – И направилась в гостиную, чтобы вытащить телефонную вилку из розетки.

В прихожей задребезжал звонок.

– Марта, открой, пожалуйста, это Аннель!

– Не уверена, рановато для нашей чудо-кузины.

Я услышала, как Марта открыла дверь, потом тихо предложила войти, затем шаги стали приближаться, и вдруг в ванной зашумела вода, а Марта на цыпочках вошла ко мне и шепотом доложила:

– Строгая дама хорошо за пятьдесят с седым пучком и с вот такой шелковой розой на плече. – Марта обеими руками показала размеры розы. – Она столь пристально смотрела на меня, я даже смутилась! И с порога пошла мыть руки.

– Ты ее не узнала? Это же Эрнестина по прозвищу Золотце, старшая медсестра отделения.

– В последний раз я имела счастье лежать в твоей больнице восемь лет назад. Почему Золотце?

В этот момент гостья вошла в спальню из ванной. Роза на ее плече поражала размерами.

– Рада тебя видеть, Эрнестина. – Мы давно на «ты», а Золотце на «ты» вообще со всем миром. – Познакомься, это моя Марта, Марта Рейно. А это старшая медсестра нашего отделения мадам Эрнестина Лезиньи.

– Очень приятно.

Они улыбнулись друг другу, но я обратила внимание, что Эрнестина действительно слишком откровенно разглядывает Марту. И тоже вдруг взглянула на нее глазами постороннего человека. Длинный нос на худом лице без косметики – я ведь не дала Марте времени привести себя в порядок, – огромные прозрачно-голубые глаза и не по возрасту слишком много морщин вокруг них. Темные волосы, кое-как схваченные заколкой на затылке, черное платье балахоном. Мне не понятна любовь Марты к черному, с ее худобой и с цветом лица я бы не держала в гардеробе ни одной черной тряпки.

– Золотце, а тебе никогда не говорили, что ты похожа на писательницу Марту ван Бой-г-к? – Эрнестина старательно произнесла голландскую девичью фамилию Марты.

– Вам нравится ее творчество? – равнодушно спросила моя скрытная подруга.

– Ты не читала? Клер, золотце, ты тоже обязательно прочитай! Это потрясающе! «Танцующего павлина» я проглотила два раза подряд, смеялась до слез и рыдала в голос! А сегодня я купила ее новый роман «Линия на ладони» с портретом на обложке. Представь, золотце, твоя Марта – вылитая Марта ван Бойгк! Конечно, я сейчас присмотрелась и вижу, ты, золотце, моложе. – Это относилось к Марте и, судя по всему, было комплиментом. – Если нетрудно, золотце, принеси из прихожей мою сумку, пусть Клер убедится.

– Пожалуйста. – Марта повернулась, чтобы уйти.

– А заодно сделай, золотце, нам кофе!

– У меня только растворимый, – предупредила я, – кофеварка сломалась.

– Отлично, – сказала Эрнестина, – ступай, ступай, золотце! – И, едва Марта скрылась с глаз, старшая медсестра заговорщицки зашептала: – Клер, мне звонил полицейский, я, конечно, никому ничего, ты не подумай, но, похоже, он звонил и профессору, и еще кое-кому! Золотце, что это значит? Кто такой Клод?

– Мой приятель. – К дальнейшим объяснениям я была еще не готова, поэтому сменила тему. – Странно, Эрнестина, что ты не узнала Марту. Ты же ее видела, ее муж лежал у нас в отделении, ну вспомни, телевизионщик!

– Толстый такой, смешливый? К которому по сто человек визитеров в палату набивалось?

– Вспомнила? И Марта у нас лежала, только в гинекологии. Давно, правда. Я сама ее оперировала в первый день, когда пришла в нашу больницу.

– Золотце, разрази меня гром, телевизионщика помню, а ее нет! Нет, золотце, совсем не помню! С тобой-то что стряслось? Может, перевозку вызвать? Я тебе палаточку у нас в кардиологии подберу, чтоб свои все. Ты со спиной-то не шути, золотце, это тебе не волосы, загубишь, новая нипочем не вырастет! Болит?

– Когда лежу, вроде нормально. А встать сама не могу.

– Так поехали в больницу! Чего тебе одной-то лежать?

– Я не одна. Со мной Марта.

– Вижу. Как дети малые, кафешантан развели! – Она недовольно покосилась на бутылку и пепельницу с окурками. – А уйдет? Тебе и стакан воды подать некому!

– Все не так трагично, Эрнестина.

– Он хоть непьющий?

– Кто?

Раздался звонок в дверь.

– Я открою! – крикнула Марта.

– Ну этот, как его, который звонил?

Я пожала плечами, но это явно не понравилась спине, заставившей меня поморщиться.

– Так я и подумала, золотце. Нет, я не осуждаю, мой сам в полиции сорок лет служит, работа не сахар!

– Это его брат – сержант, а он не полицейский, Эрнестина. – Из прихожей доносились невнятные голоса, и мне показалось, что мужской принадлежит Клоду.

– Любой мужик, – Эрнестина махнула рукой, – мимо рта нипочем не пронесет! Стал бы кто с трезвой головы чужим людям звонить?

– Эрнестина, я забыла у них свою записную книжку. – Нужно очень быстро развеять ее сомнения, ведь Клод вот-вот войдет! – Сержант решил, что мы с его братом поссорились, и стал звонить всем подряд, он хотел таким образом помирить нас! – выпалила я. – Дай мне, пожалуйста, с зеркала расческу!