Текст книги "Тот Самый Мужчина"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 15, в которой мы приехали

– Клер, мы приехали. Просыпайся, Клер!

Я захлопала глазами, не сразу сообразив, где я.

– Ты хорошо поспала?

– Да. Я видела сон.

– Про море? – Он помог мне выбраться из машины.

– Уже не помню. Как холодно!

– Пойдем скорее в дом. Осторожнее, здесь ступенька. – Клод зазвенел ключами и открыл дверь. – Держись за меня. Я не хочу зажигать свет, чтобы не будить маму.

Но свет в гостиной вспыхнул сам. Мадам Грийо спустилась по лестнице.

– Добрый вечер! – Она всплеснула маленькими ладошками. – Вы вместе!

– Привет, мам! Ты опять не пьешь снотворное?

– Добрый вечер, мадам Грийо. – Нечего себе вечер, подумала я, сейчас, должно быть, часа три, а то и все четыре.

– Как я рада тебя видеть, девочка! Проходи. Клод, пока я не забыла, тебе звонила Жаклин.

– Да, мама, я знаю. Я говорил с ней утром. Покорми, пожалуйста, Клер.

– А ты?

– Мама, мне некогда, я едва успеваю к четырем на работу. – Он взглянул на часы. – Нет, видимо, даже опоздаю минут на двадцать, не меньше. Дороги очень плохие.

– Ты уходишь? – растерялась я.

– Да, спокойной ночи, Клер.

– А когда ты придешь? – Наверное, я выглядела очень глупо, потому что мадам Грийо фыркнула, прикрыв носик ладошкой, и, демонстративно повернувшись к нам спиной, пошла к плите. – Почему же ты мне раньше ничего не сказал?

– Клер, я постараюсь освободиться поскорее, если опять не подведет сменщик. Только ты никуда не уходи без меня. Обещаешь?

– А если подведет?

– Тогда часов в двенадцать. Выспись хорошенько. – Он уже открыл входную дверь. – Пока! – Клод поднял руку и смешно пошевелил растопыренными пальцами.

– Пока…

Дверь за ним закрылась.

– Кофе готов, – сказала мадам Грийо. – К столу, дорогая.

– Спасибо, мадам Грийо, мне так неудобно. Глупая история, я потеряла ключи от дома, а было уже поздно, и Клод…

– Деточка, пей кофе, – довольно улыбаясь, перебила меня старушка. – Я все понимаю. И я очень рада. Я уложу тебя в его комнате, потому что Эмма, – она чуть скривила губы, – опять вернулась к Паскалю. Я там вам постелила чистое белье.

Я не ослышалась, она сказала именно «вам», а не «тебе»! Как если бы она заранее знала, что мы вернемся сегодня вдвоем. Потрясающе самоуверенная семейка, всегда правы! «А что в этом плохого?» – наверняка спросил бы меня Клод.

В комнате Клода был свежепобеленный потолок и светлые обои с простодушными пупырышками. Кошка опять спала у меня на голове, неужели я ей так нравлюсь? Ведь мадам Грийо не растирала вчера мою спину.

Кошка с урчанием завозила лапами, когда я проснулась оттого, что на моем лице играл солнечный зайчик. Я улыбнулась, решив, что это вернулся Клод и целует меня, но это были проделки небесного светила. Оно сияло в окне с таким видом, как будто не было никакого мерзкого снега и хмурых туч, и вообще никогда и ни у кого не было никаких проблем! И я вдруг вспомнила стихи:

 
Я не верила, так странно,
Что еще любить способна,
Но однажды утром рано
На плечо мне село облако.
 
 
Легкое, живое как котенок,
Замурлыкало, потерлось за ухом:
«Посмотри, восходит солнце,
Ну проснись, проснись, пожалуйста!»
 
 
Солнца лун по краю неба
Проложил дорожку теплую.
Я взлетела, как – не ведаю,
Лишь глаза открыли окна.
 
 
Осторожно небом ясным
Я несу в ладонях счастье.
И нельзя мне торопиться,
Чтоб ему не расплескаться,
И нельзя мне оступиться,
Чтобы с неба не сорваться.
 

Эти были стихи из тоненькой книжечки, которую когда-то я случайно купила в аэропорту, чтобы почитать в полете. Это стихотворение называлось «Песенка о счастье». На обложке не было фамилии, только имя «Клодин». Я потом пыталась узнать хоть что-то про эту Клодин, но ни моя подруга Марта, писательница, ни ее муж, продюсер на телевидении, даже они, вдвоем знающие всех, не могли мне ничего рассказать о ней. Эта самая таинственная Клодин со своими наивными виршами периодически всплывала из моей памяти и волновала меня. Но это же стихи обо мне и Клоде! Клод и Клодин…

Часы показывали начало одиннадцатого. Не дождаться ли мне Клода в постели? Ведь мамаша постелила ее специально «нам»… Клод, наверное, тоже полицейский, как и его брат, кто же еще работает ночью? Только не здесь, а в Париже. Потому-то он так хорошо и знает город, никогда не суетится, не раздумывая, пришел на выручку заблудившимся парням, гениально просто разыскал их клуб с фестивалем и уверенно помог сделать массаж сердца. Их же там наверняка учат оказанию первой помощи. А как они все помогли мне: и Клод, и его брат, и мамаша… Какие же они все милые, даже их кошка!

Я переложила ее себе на грудь и с удовольствием гладила теплый, мягкий, мохнатый, мурчаще-приятно-тяжеленький организм Молет. Разве я бы смогла вот так, как мадам Грийо, среди ночи впустить в дом совершенно случайную знакомую своего сына, который тут же отправился по делам, заботиться о ней, растирать мазью…

Впрочем, нечего валяться в обнимку с кошкой, надо начинать разыскивать собственного сына и пораньше возвращаться в Париж, чтобы в случае чего взять ключи у родителей. Но как не хочется! Мать опять заведет разговор про то, что мне, пока не поздно, необходимо обзаводиться мужем. Ну и что! Я представлю родителям Клода, они будут в восторге!

– Сколько еще собирается торчать здесь эта немытая шлюха?! – пронзительно завизжал за дверью женский голос.

– Тише, Эмма, – достаточно внятно попросил голосок мадам Грийо. – Она услышит.

Я оторопела.

– И пусть слышит! Я порядочная замужняя женщина и не потерплю в доме всяких вокзальных девок!

– Эмма, ты в моем доме! Замолчи!

– Ты мне рот-то не затыкай! Я законная жена Паскаля! Я не к тебе вернулась, а к нему! Он меня на коленях умолял, обещал, что все будет по-прежнему! Я поверила ему, вернулась! А тут опять эта шлюха! Как я после нее буду мыться в ванне? Все в Ля-Ферто-Гош видели, как он привел эту чуму с вокзала!

– Успокойся, Эмма! Это девушка Клода! Хоть какое-то моему мальчику развлечение! И она чистая, я ее всю осмотрела.

– Осмотрела она! Старая сводня! Бордель для своих мальчиков устроила! Это же бабники, каких свет не видел!

– Что? Бабники?

– Сама знаешь, что твой Клод первый на весь Ля-Ферто-Гош бабник, и Паскаль бабник, ни одной юбки не пропустит! Зачем я за него пошла? Всю жизнь себе загубила!

– Постеснялась бы! Кто кому загубил! У тебя уже внуки, а ты все никак не угомонишься, вечно бросаешь моего мальчика! Да будь моя воля…

– Ты давно бы меня со свету сжила! Старая ведьма!

– Кукушка неблагодарная! Дармоедка!

– Бандерша! Ночлежку для шлюх устроила! Порядочной женщине здесь делать нечего!

– Это ты шлюха! Можешь убираться! А девушка моего Клода…

– Да на этой девушке весь Париж по сорок раз переночевал!

– Не твое дело! Хоть сто раз! Она будет жить здесь, сколько потребуется! Учить меня вздумала!

Базарная перепалка становилась все ожесточеннее, но голоса удалялись. Я вскочила на ноги, уронив ни в чем не повинную кошку.

Значит, я, доктор медицины, доктор Лапар, – вокзальная шлюха для развлечения «мальчика» Клода! И только поэтому мне разрешают ночевать здесь! Может быть, надо было выйти и осадить ругающихся баб? Ну уж нет! Подобные беседы на повышенных тонах не для меня! Но я сумею поставить их на место! Мы еще посмотрим, кто тут «развлечение» и для кого! Заказывает музыку тот, кто платит!

Я достала чековую книжку и вдруг вспомнила, что моя ручка осталась вчера в руке мадам Грийо для написания рецепта чудодейственной мази. Но ведь должна же быть какая-нибудь ручка в этой комнате! Я обвела ее глазами.

Платяной шкаф, стеллаж, древние пластинки на нем и раритетный теперь уже проигрыватель, старые спортивных журналы, две полки аккуратно уставлены видеокассетами, боксерские перчатки, дешевые детективы в тонких обложках, примитивные сувениры и безделушки, атласы дорог, почему-то несколько поваренных книг с потертыми корешками… На стене большое зеркало в багетной выкрашенной белой краской раме. Возле окна абсолютно пустой стол, если не считать фигурки ангелочка на салфеточке – в угоду мамаше! – и свадебной фотографии в самодельной окантовке: очень юная невеста с непомерным букетом держит под руку улыбающегося парня в матросской форме.

Неужели рыться в ящиках? Я невольно оглянулась, как будто кто-то мог наблюдать за мной. Кошка в авангардной позе сидела на подушке, растопырив пальцы поднятой задней лапы, и зубами старательно делала «педикюр».

В ящиках имелись только пучки проводов, паяльники, всякая железная мелочь в аккуратных коробочках и пачка писем. Как неловко! Я с шумом задвинула ящики. Но ведь, если он получает письма, должен же чем-то писать ответы?

Ручка лежала на самом видном месте: возле телевизора на газете с полуотгаданным кроссвордом, придавленным пепельницей. Старательно выведенное в крупных клетках слово «кордиолог» бросалось в глаза. Тупица! Не в состоянии даже правильно написать мою специальность! Я злобно исправила «о» на «а» и, склонившись над столом, выписала чек на тысячу франков. Теперь ни у кого не должно возникнуть сомнений, кто тут развлекался!

Меня все еще трясло, но, покончив с чеком, я испытала заметное облегчение. Я взяла пепельницу и, усевшись на кровать, достала из сумки телефон, зажигалку и сигареты. Их купил мне на Монмартре Клод, когда мы… Все, все! За все заплачено!

Сына по-прежнему не было дома, не порадовал меня и его мобильный. Как же не хочется звонить родителям! Лучше я посижу у кого-нибудь из подруг и дождусь, когда объявится Жан-Поль. И куда пропал этот паршивец?

Я полезла за записной книжкой. Я никогда не жаловалась на память и всегда помню всё, но только не телефонные номера! Я не в состоянии запомнить наизусть ни один, даже собственный заучивала полгода и не всегда могу назвать его сразу, без запинки. Номер мобильного Жан-Поля не составляет исключения, но его «помнит» мой аппаратик.

Я сразу позвонила Марте. Она была именно тем, кто мне нужен в моей ситуации, но автоответчик голосом ее мужа Жюля на двух языках попросил меня оставить сообщение. Я набрала телефон Аньес. «Привет!» – услышала я и очень обрадовалась ее жизнерадостной интонации, но это тоже был автоответчик. Ничего, я поеду к кузине! Но Аннель тоже пообщалась со мной посредством автоответчика…

Я набрала еще несколько телефонов. Та же песня: «Извините, нас, меня, никого (выбрать нужное) нет дома. Оставьте сообщение!» Какой идиот придумал эти автоответчики! Воскресенье, десять часов, а никого нет дома! Неужели все с утра пораньше болтаются по улицам Парижа? Глупость какая…

Я позвонила родителям. Боже! И тут автоответчик!

– Мама! Пожалуйста, сними трубку! – взмолилась я, в раздражении бросив записную книжку на кровать, и вдруг услышала мамин голос.

– Клер! Доченька! Как я рада тебя слышать! Ты совсем забыла нас! Не звонишь три дня! Что нового? Как Жан-Поль? Вы совсем пропали!

– Мама, я звоню не из дома.

– Какой кошмар!

– Не волнуйся, мама, все в порядке, просто я случайно захлопнула дверь, а ключи остались в квартире. В общем, через час – полтора я буду у тебя.

– Где ты? Что произошло?

– Все нормально, мама. До встречи.

Я положила телефон рядом с собой и закурила. Стоп, а что это я тут расселась? Я резко вскочила на ноги, сбросила с себя ночную рубашку мадам Грийо и небрежно кинула ее на кровать. Пусть валяется, я не собираюсь стелить постель, я оплачиваю гостиничные услуги! И торопливо начала одеваться. Только бы успеть уйти до возвращения Клода! Я не желаю видеть его больше! Нашел себе дешевое развлечение! Ловко! И я хороша! Разнюнилась: милая мадам Грийо пожалела мою спину!.. А она всего лишь осматривала девку, прежде чем подложить ее под своего мальчика!

Чек я сунула в карман жакета, чтобы, достав небрежно, швырнуть старой сводне в лицо. Я спустилась в гостиную.

Мамаша и невестка все еще, правда, уже вяловато, спорили, но мгновенно умолкли при виде моего ледяного спокойствия. Мамаша – с испуганно-виноватой физиономией, а невестка – с надменной.

– Доброе утро! – независимо сказала я.

– Доброе утро, деточка. Как спалось? – промурлыкала мамаша, а невестка ехидно ухмыльнулась.

– Мадам Грийо, – я не повела и бровью, – я очень благодарна вам и вашей семье за радушный прием. Вот, – я протянула чек, – спасибо вам за все и прежде всего за медосмотр и транспортные услуги вашего сына.

Мамаша открыла рот и захлопала глазками.

– Всегда рады, мадам! – Невестка подобострастно улыбнулась и ловко выхватила у меня чек. – Заглядывайте к нам почаще, – еще медовее осклабилась она, прочитав сумму. – Спасибо, мадам. Мы маленькие люди, но всегда рады помочь от чистого сердца. – Не выпуская чек из рук, она продемонстрировала его свекрови и спрятала за пазуху.

– Деточка… Мадам… – На какое-то мгновение мне даже стало жаль растерянную старушку. – Это же безумные деньги…

– Пустяки. – Я снисходительно посмотрела на нее сверху вниз. – Счастливо оставаться. – И подчеркнуто неторопливо направилась к выходу.

– Подождите, мадам! – сказала за моей спиной старушка.

Не оборачиваясь, я взялась за ручку двери.

– Эмма, сейчас же верни ей чек!

– А это видала? – огрызнулась любящая невестка.

– Эмма, ты нас позоришь! Что она подумает о нас?

Но меня это уже больше не волновало, я закрыла дверь с другой стороны и вдруг растерялась. Я же не знаю, ни как пройти к станции, ни как добраться до шоссе! Вернуться и спросить? Еще чего! Сейчас светло, и уж днем-то я как-нибудь выберусь отсюда без посторонней помощи! Главное, подальше от этого дома, не хватало еще столкнуться с Клодом!

Я зашагала в конец улицы, кажется, на машине мы подъезжали именно оттуда с этим бабником. До чего же мерзкое словечко! Разве нет другого поприличнее, поблагозвучнее хотя бы? Почему именно «бабник»? Можно же сказать «жуир», «волокита», «ходок»… Тоже не лучше. И почему мне всю жизнь везет на мужчин именно такого сорта?

Например, Бруно? – напомнила спина.

Вот ведь дрянь! Я прошлась кулаком по позвоночнику. Давно не болела? Что тебе опять от меня надо?

Горизонтального положения.

Потерпи, вот попадем домой, я даже положу тебя в горячую ванну…

Я шла по пустынной улочке, уговаривая свою спину не болеть, и старалась не думать о том, что из всех окошек жители наверняка смотрят на меня, показывают пальцем и поясняют:

– Вон, вон! Глядите, идет очередная девка этого бабника!

Вдруг я оказалась у шоссе. Только бы правильно сообразить, с какой стороны Париж, чтобы ловить машину в нужном направлении!

Солнце ласково светило с безоблачного неба, наверное, сегодня было гораздо теплее, но меня знобило, и, когда я поднимала руку, чтобы проголосовать, спина вела себя совершенно безобразно, рука безвольно падала, и легковые машины проезжали мимо, индифферентно обдавая брызгами вчерашней грязи мои светлые брюки. Когда я была уже готова сесть и даже, пожалуй, лечь на обочину, возле меня притормозил крытый фургончик с изображением курицы на борту и надписью: «Муш. Парные куры и яйцо».

– Помощь нужна, мадам? – из окна спросил усатый мсье.

– Да, пожалуйста! – взмолилась я.

– Никак машина сломалась? Где она? Что-то я не вижу.

– Нет, мсье. Я… Я заблудилась. Отвезите меня, пожалуйста!

– Куда? Я в город еду.

– Да, да! В Париж! Я заплачу!

– Садитесь, мадам. Само собой. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Полста сможете?

– Сто, если довезете до дома! – Я чуть не расплакалась от радости: как приятно иметь дело с человеком, сразу назначающим цену без всяких китайских церемоний!

– А куда?

– Улица Эмиля Золя.

– Центр. – Он уважительно покачал головой. – Сто двадцать.

Я не стала спорить, хотя и сотни было более чем достаточно, и забралась к нему в кабину.

– Поболтаем или включить музыку? Какую предпочитаете, мадам? У меня много кассет.

– Спасибо. – Потрясающий сервис! – Лучше не надо. Если не возражаете, мсье, я вздремну.

– На здоровье. Вот, – он протянул мне какой-то потрепанный большой пуховик. – Прикройтесь, у меня не работает печка.

Я поблагодарила, набросила пуховик и закрыла глаза. Спать мне больше не хотелось, но и болтать с куриным усачом тоже.

Глава 16, в которой мимо промелькнул фургончик

Половина двенадцатого, подумал Клод, подъезжая к повороту на Ля-Ферто-Гош. Мимо него промелькнул фургончик с изображением курицы. Папаша Муш со своими курами всегда бывает на этом месте ровно в половине двенадцатого. Клод сверился с часами и улыбнулся. Это хорошо, значит, я буду дома не позже, чем обещал Клер. Интересно, она еще спит? Нет, вряд ли. Она давно встала и болтает с мамой в кухне. О чем они говорят? Только бы мама не начала показывать ей мои младенческие фотографии. Она это любит…

А вдруг Клер еще в постели? Тогда можно будет поцеловать ее спящую… Она проснется и обнимет меня. Теплая и душистая… Она так хорошо пахнет, особенно волосы… Как жаль, что у нее заболела спина, как она вчера мучилась, бедолага… Хорошо бы мама опять догадалась растереть ее своей мазью… И у Клер сегодня ничего не болело бы, и мы опять могли бы пойти танцевать в тот клуб.

Клод затормозил возле дома и опять подумал, как все-таки было бы хорошо застать Клер в постели. И вздремнуть рядом пару часиков. Ну, не только вздремнуть… Хотя и вздремнуть тоже не мешало бы – Клод невольно зевнул, – потому что к четырем утра опять на работу.

Он забрал из машины пакеты с теплым хлебом и вошел в дом. Мать и жена брата с поджатыми губами оглянулись на него из разных концов гостиной. Это его не удивило. Как не удивило и присутствие Эммы, неделю назад в тысячный раз «навечно» расставшейся с Паскалем. Странно было в это время видеть дома мать, потому что она никогда не пропускала воскресную службу. Наверное, тоже освободилась пораньше, решил Клод.

– Добрый день! – весело сказал он. – А Клер еще спит?

– Сынок… – Мать пошла ему навстречу.

– Она уехала! – выпалила Эмма и, состроив гримасу, развела руками. – Такая важная фря! Куда нам!

– Мальчик мой…

– Мама, как – уехала?! – Клод чуть не выронил свои пакеты, но вовремя пристроил их в кресло. – Зачем? А я?

– Нужен ты ей! Такие только министрам дают, и то за большие деньги!

У Клода перехватило дыхание.

– Заткнись, Эмма! – взвизгнула мадам Грийо. – Это все из-за тебя! Ты должна вернуть чек!

– Вернуть? Кому? Тебе, что ли, мамаша Фло?

– Сынок, ну хоть ты скажи ей! Так же нельзя! Это же тысяча франков!

– Мама, Эмма, что происходит?! Какой чек?

– Такой! – Эмма вытащила из-за пазухи чек, помахала им и быстро сунула обратно.

– Мама, и вы его у нее взяли? – Значит, Клер все-таки выписала чек, наконец догадался Клод.

– Это Эмма взяла, сынок.

– Да, это мне за моральный вред! За то, что я, порядочная женщина, вынуждена теперь мыться в одной ванне со шлюхой!

– Как ты сказала, Эмма?!. – выдохнул Клод.

– Так и сказала! А как еще прикажешь ее называть?

– Ты сказала… – Клод не мог повторить этого слова. Он схватился за голову. – Ты при ней сказала?

– А нечего было ее сюда водить! В мой дом!

– Это мой дом, Эмма! Мой мальчик имеет право на развлечение! – Мать топнула ножкой. – И приведет кого захочет!

– Конечно! – Эмма подбоченилась. – Любую шлюху!

– Да, пусть она шлюха, но здоровая и красивая! Ты лучше на себя посмотрела бы!

– Старая ведьма!

– Убирайся из моего дома!

– Мама! Эмма! Боже мой! Что же вы обе наделали! Клер – доктор медицины! А вы! Вы!..

Он опрометью бросился из дома. Руки дрожали, Клод не сразу попал ключом в замок машины. Хорошо хоть, я знаю, где живет Клер, я обязан попросить у нее прощения! А вдруг она не захочет разговаривать со мной? Как же все нелепо вышло… Эта идиотка Эмма. А мама! Как маме только могло такое прийти в голову? Как она могла подумать, что Клер…

Клод выехал на трассу и погнал в сторону Парижа. Но ведь Паскаль действительно привел ее ночью, рассуждал он. Мама назвала ее «принцессой на горошине», потому что она была вся мокрая и дрожащая. Мама решила, что она знакомая Паскаля, и я так решил. Значит, нет? Значит, Паскаль привел ночевать постороннего человека?.. Я ведь не видел вчера Паскаля, я спросил бы его, откуда он знает Клер? Наверняка и они спросили…

Но почему они обе уверены, что она легкого поведения? Вернуться, заскочить к Паскалю в участок и все выяснить? Нет, лучше я сразу поеду к Клер. Какое мне дело до того, что они знают и думают? Я сам знаю, кто такая Клер. Она моя женщина. Да, моя! И я знаю это. И она знает. И я все объясню ей про эту дурищу Эмму. А мама? И про маму объясню. Клер поймет. Да, обязательно поймет, потому что она моя женщина.

Глава 17, в которой мама выглядит отлично

– Отлично выглядишь, мама! И у меня тоже все хорошо, – прямо с порога заверила я свою мать, едва передо мной открылась дверь.

– Но у тебя красные глаза. Ты плакала? Что произошло?

– Да говорю же тебе, все в порядке, мама!

Запасные ключи от моей квартиры висели на отдельном витом крючочке рядом с зеркалом в прихожей. Просто протянуть руку, поцеловать мать, передать привет отцу и уйти.

– Девочка, я же твоя мама, неужели я не чувствую, что у тебя проблемы? Ты обещала появиться через полтора часа, а прошло больше двух. Я не отходила от окна! Наконец ты вылезаешь из какого-то куриного фургона! А руки-то, руки! – Она схватила меня за руки и, можно сказать, втащила в квартиру. – Ледяные!

– А папа дома? – рассеянно спросила я, не сводя взгляда с ключей у зеркала.

– Ну на кого ты похожа? – Мама по-своему истолковала мой взгляд. – Сама себя не узнаешь! Не стой, как Вандомская колонна, проходи и рассказывай, пока папа не вернулся из кегельбана. Ведь ни одного воскресенья не пропустит, чтобы не покрасоваться там среди молодых! Седина в бороду, и, сама знаешь, кто в ребро! – кокетливо пожаловалась она. – Пойдем, я новый рецепт пробую, отходить нельзя. – И она повела меня в кухню.

Я невольно потянула носом. Ошеломительно пахло чем-то свежее – мясным и дивно-перченым.

– Ты пообедаешь с нами?

– Мама, извини, но я тороплюсь, – категорично отказалась я, давая себе клятву ничего не рассказывать матери. – Разве что чашку кофе. А что ты готовишь? Пахнет вкусно.

– Салми из индейки с грибами и карбонад по-фламандски. – Мать заправила кофеварку.

– По-фламандски? – со старательным интересом уточнила я.

– Да, между прочим, вычитала рецепт в книжке твоей приятельницы.

– То есть?

– Твоей Марты ван Бойгк. В каждом ее романе по рецепту. Ты давно ее видела? – Мать протянула мне крохотную чашечку кофе.

– Давно. Спасибо. У тебя новый сервиз?

– Да. Нравятся золотые петушки?

Я чуть не поперхнулась, но на чашечке действительно красовался изящный золотой петушок, больше похожий на цветок или на затейливую арабеску.

– Просто чудо, мама.

– Как дела у Марты? Так хочется узнать, что там дальше с темп искателями смысла жизни и старым художником? Она напишет продолжение?

– Не знаю.

И вдруг совершенно загадочным образом я вспомнила, как в темной электричке с моих колен опрокинулась сумка и все посыпалось из нее, а первыми, звякнув, на пол упали ключи. Наверное, я вздрогнула, потому что мама встревоженно приложила руку к моему лбу.

– Ты не простудилась, девочка?

– Нет. Спасибо, мама. – Я поставила чашечку на блюдце. – Мне пора.

– Клер. Я кое-что знаю. Мне звонил Бруно.

– Мама! – Я почувствовала слезы. Только этого не хватало! Если разревусь, то выложу ей все! – Ну что он мог тебе наговорить? Что? Что он мог сказать тебе такого, чего не знаю я?!

Слезы все-таки потекли. Мать прижала мою голову к себе.

– Девочка моя! Моя бедная девочка! Бруно мне признался, что очень виноват перед тобой, но по-прежнему любит тебя, теперь он, наконец, свободен, ты тоже, и вы можете быть вместе!

– Мама! Сколько можно! Я не хочу быть с ним вместе! Понимаешь? Я!

– Девочка, я понимаю, как тебе тяжело принять такое решение, но ты же любишь его всю жизнь! Я-то знаю, почему ты скоропалительно вышла за своего Оскара. Вы с Бруно еще оба очень молоды, впереди столько жизни!

– Мама, мне сорок два! Ему еще больше!

– Ну и что? Твой отец старше меня на семь лет!

– А Бруно меня на двенадцать! Но дело не в этом, мама! Он… он… – я кусала губы, – он жалок, мерзок, пошло стар!

– Клер! Он специалист с мировым именем!

– Да плевала я на его мировое имя! – С ожесточением и очень подробно я рассказала матери о нашей последней встрече. – Теперь-то ты хоть понимаешь меня, мама?

– Клер, ну подумаешь, не задалось свидание! Вы ведь оба надеялись, что перенесетесь в свою юность. Ну не получилось. И что? Что, теперь надо уходить из дому, скитаться где-то целые сутки? Мы же чуть с ума не сошли, пока ты не объявилась сегодня утром! Где ты была?! Я едва уговорила отца подождать еще день и не обзванивать морги!

– А сегодня он преспокойненько отправился катать шары, – жестоко сказала я.

– По-твоему, он тоже должен был уйти из дому?

Она опустилась на стул, закрыла лицо руками и вдруг – заплакала. За сорок с лишним лет своей жизни я видела, раз пять, самое большее семь, чтобы мама плакала!

– Мама, мамочка! Но я же жива! Я с тобой, я никуда от тебя не уйду! Мама, ты же сильная женщина!

– Конечно, я сильная женщина, до того сильная, что не знаю, где двое суток была моя собственная дочь! Ты-то хоть сама знаешь, где твой Жан-Поль?

– Он с девушкой уехал на машине за город…

– Не ври! Ты не знаешь! Тебе плевать и на собственного сына, и на собственных родителей! У тебя горе! Ты разочаровалась в любовнике! Ах, какое несчастье!

– Мама, у тебя потекла тушь. Осторожнее, попадет в глаза. – Я протянула ей салфетку.

Мать с шумом высморкалась и обиженно размазывала тушь по щекам.

– Сделать тебе кофе? – спросила я.

– Себе тоже сделай. Я пойду умоюсь. Если в кастрюле закипит, убавь огонь.

– Мама, извини, – сказала я, когда она вернулась. – Я больше не буду. Я убавила огонь.

– Дуреха. – Мама обняла меня и заглянула в глаза. – Ну, все хорошо?

– Не очень.

– Да шут с ним, с этим Бруно. Может, ты и права, всю жизнь он морочит тебе голову.

– Дело не в Бруно.

– А в ком?

И я рассказала ей все, начиная от сна про море и рыб и заканчивая историей с чеком на тысячу франков. Так было всегда: сначала я не хочу говорить матери ничего, а потом, хотя знаю, что обязательно пожалею позже, выбалтываю все до самой капельки. Может быть, мама профессионально умеет слушать? Она все-таки дипломированный психотерапевт, а не хирург, как мы с отцом.

– Ничего, девочка, все уже в прошлом. Главное, что у тебя с этим мужланом ничего не было. И очень правильно, что ты расплатилась за ночлег. Нужно всегда сохранять достоинство. Естественно, что может быть общего у тебя с этой люмпенской семейкой? Даже слово-то какое неприличное: «бабник». – Мама брезгливо поморщилась. – И не вспоминай больше. Просто дурной сон после суточного дежурства. Я всегда говорила, что хирургия – не женское занятие. Да проведи я сутки за операционным столом по локоть в крови, лично я в итоге оказалась бы не в Ля-Ферто-Гош, а уж точно в Дакаре! – Она весело повела бровью. – Давай-ка, девочка, полежи в ванне, а потом пообедаешь с нами. Отец ведь очень тебя любит.

Мама заткнула ванну пробкой и включила воду.

И чего ты сразу не положила меня сюда? – ехидно спросила спина, и с матерью не поругалась бы…

– Можешь надеть потом мой или папин халат. И, между прочим, только опять не обижайся, самым лучшим из твоих кавалеров всегда был Бруно.

– Мама, но ведь ты же сама уговорила меня выйти за Оскара, чтобы забыть Бруно. Ты же помнишь, я не особенно к этому стремилась.

– Ты все сделала правильно, моя умница!

– Но ведь у нас ничего не вышло.

– А Жан-Поль? Каждая женщина должна вовремя побывать замужем и вовремя родить. Тогда мужчины больше ценят нашу сестру! Залезай! Вот отличная новая пена. Ты подумай насчет Бруно. Я тебе и тогда это говорила, когда он развелся с Коллет.

– Мама, я тогда встречалась с Жюстеном.

– Ой, Жюстен! – Она махнула рукой. – То, что вы расстанетесь, было ясно с первого дня. Мужчина с такой лысиной! – Она наморщила нос.

Я усмехнулась. Мама права. Вряд ли можно найти большего зануду и скупердяя, чем Жюстен. Мы старательно и целенаправленно встречались полгода, но до постели дело так и не дошло.

– А с Бруно, я уверена, ты еще будешь очень счастлива! Поверь мне. Знаешь, никогда не нужно жалеть о том, что могло бы быть, но не получилось. Встретитесь, посидите в ресторане, погуляете по бульварам, сходите в театр. И все наладится. Вы же такая пара!

– Тебе легко говорить, мама, вы с отцом со школьной скамьи как два голубка.

– Да-да! Те еще голубки!

– Мама, но ты же рассказывала мне, что полюбила его с первого взгляда.

– Я-то полюбила. – Мать многозначительно вздохнула.

– А он?

– Он женился на мне.

– Разве не по любви? Мама?

– Не знаю. У мужчин странная любовь. Мы чуть не расстались, когда родилась ты.

– Папа полюбил другую?

– Да. Тебя. Ну, что ты так на меня смотришь? Именно тебя, причем как-то внезапно, когда тебе было лет пять.

– Мама, ты ревнуешь отца ко мне?

– Это он ревновал. – Она почему-то невесело засмеялась. – Клер, когда ты родилась, он вдруг безумно приревновал меня к моему школьному учителю физики, мсье Виланжу. Это был какой-то кошмар! Отец вбил себе в голову, что я якобы тайно встречаюсь с ним и ты не его дочь, а этого самого Виланжа. Что он творил!..

– Мама, это правда?

– Что именно?

– Ну, про Виланжа…

– Ты в своем уме? Зачем я тебе рассказала! Ты прямо как твой отец… Да я не видела этого Виланжа со дня окончания школы! Я пытаюсь тебе объяснить, что у мужчин все по-другому! Они любят не так, как мы, сразу. Они боятся своих чувств, они не доверяют им и все время их тестируют, что ли. Кто-то ревнует без причины, как твой отец, кто-то ставит эксперименты с другими женщинами.

– Ты имеешь в виду Бруно?

– Конечно, Клер. Просто он так устроен, что ему потребовалось двадцать лет, чтобы понять, что ты для него значишь.

– Двадцать три, мама. По-твоему, я должна была все эти годы сидеть у окна и ждать, когда появится Бруно на белом коне?

– Давай, девочка, залезай в ванну. Нужно жить сегодня, завтра будет завтра, но не вчера.

– Слушай, мама, а почему ты не позвонила мне вчера на мобильный? – И как это раньше не пришло мне в голову?

– А у тебя разве есть?

– Есть, конечно. И у меня, и у Жан-Поля.

Мать подозрительно посмотрела на меня.

– Мама, я же сто раз давала тебе номер.

– Не надо, Клер. Я пока еще не в маразме, а вот вы с отцом вечно все скрываете от меня.

– Мама, я давала именно тебе, а не папе. Посмотри в своей записной книжке.

– Зачем? В отличие от тебя я ничего не забываю и помню наизусть все телефоны, – обиженно сказала она.

Аккуратная, ухоженная, вполне изящная, но очень пожилая женщина. И мне вдруг сделалось ужасно страшно: ведь однажды ее не станет!

– Хорошо, мама. Извини, это я все перепутала. Я полежу в ванне и потом запишу тебе наши телефоны.

– Чудо мое! – Мама потрепала меня по волосам. – Позови меня потереть спину. И не сбегай больше никуда.