Текст книги "Тот Самый Мужчина"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 8, в которой осталась только грязь

От вчерашнего дождя со снегом остались только грязь, хмурое небо и пронизывающие порывы ветра. В машине Клод сразу же включил печку, по ногам приятно потянуло теплом.

– Какая очаровательная у вас мама, – сказала я, чтобы нарушить молчание, потому что, едва мы простились с мадам Грийо, Клод демонстративно замкнулся.

– Да, – буркнул он, даже не посмотрев в мою сторону. – Если вам холодно, может взять на заднем сиденье плед.

– Спасибо, и так хорошо. Можно, я закурю?

– Да. Тогда я тоже. – Он вытащил из кармана сигарету и вставил в рот.

Я полезла в сумочку. К сожалению, пачка была пуста, и я вдруг отчетливо вспомнила, как вчера все сигареты веером рассыпались по грязному полу электрички.

– Простите, мсье Грийо, но у меня, оказывается, закончились сигареты. Вы не угостите?

– Только «Житан», если вас устроит.

– Хорошо.

По-прежнему не оборачиваясь, он протянул пачку, щелкнул зажигалкой, мы закурили и выехали на шоссе.

– Где вы живете?

– На улице Буасонад, это между бульваром Распай и Монпарнасом.

– Далековато. – И опять замолчал.

Его настроение начинало действовать мне на нервы.

– Слушайте, мсье Грийо, если вам не хочется так далеко ехать, не нужно. Я не просила вас везти меня. Вы сами предложили.

Он не реагировал.

– Я вполне в состоянии добраться сама. Проголосую, и подвезет кто-нибудь. – Я понимала, что провоцирую его на ссору, но удержать себя не могла, да и не хотела. Кто он такой? Почему я должна безропотно сидеть в его машине и терпеть его плохое настроение? – У меня есть деньги.

– Ну и что? У меня тоже есть.

– Так много, что вы устроили целый спектакль, когда я попыталась четно расплатиться за услуги?

– Вам никто не оказывал никаких услуг.

– И сейчас?

– И сейчас.

– Но вы же везете меня в своей машине, расходуете свой бензин.

– Это мое дело. Я хочу вам помочь.

– Но я вас не просила! Я никого не просила помогать мне!

– Просить бессмысленно. Никто не поможет, если сам не захочет помочь.

– А вы хотите?

– Да.

– Вы уверены, что хотите именно помочь, а не чего-то еще?

– Вы опять про деньги?

– Нет.

– Слушайте. – Впервые за всю поездку он посмотрел на меня. Темно-серые глаза были очень грустными. – Вы все время пытаетесь уличить меня в том, что я мужчина. Я это и без вас знаю. Что в этом плохого?

– Дайте мне еще одну сигарету.

– А вы не будете кашлять? Это же не ваш сорт.

– Не буду.

Он достал пачку и щелкнул зажигалкой.

– Все-таки укутайтесь пледом. Я же вижу, что вы дрожите.

Я не стала спорить и повернулась за пледом.

– Смотрите, там шотландцы! – вдруг сказал Клод.

– Где?

– Да вон два парня голосуют у обочины.

Впереди действительно виднелись две фигурки в развевающихся на ветру широких юбочках.

– Но юбки носят не только шотландцы. И с чего вы взяли, что они парни?

– Разве не видно?

– Девушки тоже бывают высокими, да и юбки не всегда говорят обо всем.

– Бросьте. Это мальчишки.

Мы поравнялись с голосовавшими. Это действительно были двое очень молодых парней в шотландских килтах. Клод распахнул заднюю дверцу.

– Садитесь, ребята. Продрогли, небось?

Парни бурно заговорили, размахивая руками, но в машину не полезли. Клод растерянно посмотрел на меня, потом на них.

– Вы чего, правда, из Шотландии?

Парни опять залопотали.

– Из Эдинбурга, – сказала я. – Но я плохо знаю английский.

– Из Эдинбурга? – радостно уточнил у парней Клод, те не менее радостно закивали и снова заговорили о чем-то.

– Им нужно на Монмартр, – поняла я. – Но их никто не хочет везти. У них нет денег.

– Так пускай садятся. Отвезем на Монмартр. – Клод поманил парней, приглашая в машину. – Все равно по дороге.

Я не стала возражать, что это приличный круг по Парижу. Если Клоду нравится заниматься благотворительностью, пусть. Иначе мы опять начнем ссориться.

Тем временем шотландские мальчишки забрались на заднее сиденье и прижались друг к другу, как котята. Они были вряд ли старше моего сына. Я отдала им плед и попросила говорить помедленнее.

– О'кей, мэм, и спасибо, – поблагодарил тот, у которого пробивались робкие усишки. – Я – Шон, а он – Боб.

– Я Клод, – представился Клод, – а мадам зовут Клер.

– Клер?! – обрадовался Боб. – Мою маму тоже зовут Клер!

– А моего сына зовут Жан-Поль, – зачем-то сообщила я.

– А у меня сестра Мари и брат Чарльз, – сказал Боб.

– А мою маму зовут Энн, – поддержал беседу Шон.

– А мою – Флоринда, – произнес Клод.

Это произвело впечатление.

– Клер, спросите их, как шотландцы попали в наши края?

Потребовались определенные усилия для понимания как моего жуткого, так и довольно специфического английского наших пассажиров. Сюжет же оказался довольно банальным.

Шон и Боб – музыканты и вчера впервые в жизни оказались в Париже. Благодаря туннелю под Ла-Маншем они приехали в Париж на автобусе со всем музыкальным коллективом чуть ли не прямо из своего Эдинбурга для участия в фестивале фольклорной музыки и сразу же отправились на сцену. Затем выступали другие группы, а зрители и участники танцевали и знакомились. Таким образом Боб и Шон познакомились с юными парижскими «бьютифул леди», которые посоветовали им не ехать со своими земляками в гостиницу, а провести свободное время с юными «бьютифул леди» так, «как это принято в Париже». Шон не хотел ударить лицом в грязь перед Бобом, а Боб – перед Шоном.

Короче говоря, шотландские «плейбои» уселись в машину юных «бьютифул леди», которые завезли их невесть куда, где они провели какое-то время так, «как принято в Париже». Как именно, вспомнить не мог ни один. Но самое ужасное заключалось в том, что проснулись они «в чистом поле» и с вывернутыми карманами. И, если бы не «добрые мистер и миссис Клод», неизвестно чем могла закончиться вся эта история, но теперь Шон и Боб надеются, что «добрые мистер и миссис Клод» отвезут их на Монмартр, а уж там-то они обязательно разыщут своих, потому что сегодня ансамбль Шона и Боба выступает снова.

– А где? – спросил «мистер Клод», и я перевела его вопрос.

– На Монмартре, сэр, миссис, – серьезно ответил Шон.

– Где именно? – уточнил «сэр», и я вместе с ним.

Эдинбургские гости переглянулись.

– В кафе на Монмартре, – ответили они в один голос.

– Как называется кафе? – спросила я. – Там их много.

Это известие взволновало парней, потому что они были уверены, что заведение, в котором они выступали, так и называется «Кафе на Монмартре».

– А вывеска? Там же наверняка была вывеска? Что было написано на ней? – Клод заволновался тоже.

Вывеску парни не могли вспомнить, но, по утверждению Боба, там была большая терраса, откуда виден весь Париж. Шон не помнил даже этого.

– Я понял, – Клод усмехнулся, – это кабаре «Проворный кролик», самое туристическое место.

Глава 9, в которой о фестивале даже не подозревали

В «самом туристическом месте» ни о каком фольклорном фестивале даже не подозревали, на хваленой террасе резвился ветер, тем не менее, несмотря на мало располагающую к сидению на свежем воздухе погоду, публики за столиками было предостаточно, причем в основном ее составляли обвешанные видеокамерами и фотоаппаратами пожилые японцы.

– Это не та терраса, – вдруг заявил Боб и виновато вздохнул, – та терраса была на башне, а здесь нет башни.

– Правильно, – подхватил Шон, – на башне мы были с юными леди, а в том кафе не было террасы. На террасе мы были потом. А там была река.

Мальчишки сникли окончательно.

– Может быть, обратиться в их посольство? – шепнула я Клоду, на секундочку представив, что теоретически в точно таком же положении мог оказаться и мой Жан-Поль, заблудись он, скажем, в Эдинбурге.

– Успеется. – Клод беззаботно махнул рукой. – Выпьем кофе, полюбуемся крышами Парижа. Красиво? – спросил он парней, широким жестом предлагая им взглянуть на панораму. – Вон свободный столик.

Я еще не успела сообщить о его предложении нашим подопечным, как вдруг из-за столика, возле которого мы все еще стояли, поднялся седой японец и, старательно улыбаясь, обратился к нам. Японский вариант моего родного языка звучал потрясающе!

После витиеватых извинений представитель Страны восходящего солнца выразил не менее витиеватые восторги по поводу того, что, дескать, какая замечательная европейская традиция – любование в весенний, пусть даже ненастный день крышами родного города! Крыши Парижа с высоты подобны чешуе дремлющего доброго сказочного дракона, который что-то там олицетворяет собой, и так далее, и так далее…

От замешательства я не переводила его слова на английский, но, по-моему, шотландцы и так понимали все по удивительно красноречивым движениям рук старого японца, хотя выражение его лица – вежливость, и не более того – оставалось неизменным.

И как замечательно, продолжал японец, что эту церемонию, и наверняка церемонию старинную, европейцы проводят семьями, и что в Японии тоже существуют подобные семейные ритуалы, и многие, и особенно дети, и это важно, приходят на церемонию в национальных костюмах…

Мы переглянулись. Улыбающиеся темно-серые глаза Клода показали на юбочки Шона и Боба. Надо же, со всеми этими переживаниями по поводу местонахождения фольклорного фестиваля я совершенно забыла, что «наши дети» в национальных костюмах. У них были такие же озябшие голые ноги, как и у мадам Грийо, когда она вернулась с репетиции.

А японец умоляюще сложил руки лодочкой и кротко высказал просьбу: нельзя ли им с женой сфотографироваться на фоне крыш Парижа рядом с настоящей европейской семьей в настоящих европейских костюмах, чтобы они смогли рассказывать своим детям и внукам о том, как оказались в Париже именно в незабываемый день любования его весенними крышами?..

«Настоящая европейская семья» посовещалась с «детьми в национальных европейских костюмах» на другом европейском языке, развеселилась окончательно и высказала согласие. Японец спросил, сколько мы хотим за услугу. Клод открыл рот, но я, достаточно хорошо предполагая вариант ответа, быстро сказала:

– А нельзя ли нам тоже получить фотографию на память?

«Настоящую европейскую семью» японская техника почти мгновенно обеспечила «фотографией на память», и мы расстались с японскими дедушкой и бабушкой с наилучшими дружескими чувствами.

– А теперь по чашечке кофе, – сказал Клод и завертел головой в поисках свободного столика.

– Может быть, в другом кафе? – робко предложила я, не сомневаясь, что в «самом туристическом месте» цены тоже соответственные.

– Нельзя нарушать традиции, – подчеркнуто серьезно возразил он. – Крышами Парижа положено любоваться здесь. Даже японцы знают. Садимся и любуемся. Особенно «дети». Они же никогда не видели Париж с Холма [4]4
  Так парижане «по-домашнему» называют Монмартр.


[Закрыть].

Мы расположились у самой балюстрады, и я подумала, что Клод опять оказался прав. Париж был потрясающе прекрасен даже в этот серый ненастный день. Подошел официант.

– Четыре самые большие порции кофе, – заказал Клод, – и принесите сегодняшние газеты.

– Какие именно, мсье?

– Где побольше рекламы и анонсов. И еще пачку сигарет. Клер, что вы обычно курите?

– «Голуаз».

Официант кивнул и отошел.

– Клер, спросите «детей», когда они ели в последний раз.

Выяснилось, что вчера.

– Я так и предполагал, – сказал Клод.

Мне стало не по себе. Неужели он собирается еще и устраивать обед в этой туристической обдираловке? Но возражать было бессмысленно. Официант отправился за сандвичами, хорошо хоть, что не за фирменным блюдом в шести экземплярах; мы с «детьми» занялись кофе, а Клод – газетами.

– Кардинал Лемуан, – неожиданно и загадочно изрек он.

– Вы имеете в виду «Паради Латин»? – уточнила я и с уважением посмотрела на шотландцев. Неужели эти мальчишки выступают в таком шикарном месте [5]5
  Всемирно известное парижское ночное шоу «Паради Латин» находится на улице Кардинала Лемуана. За шоу и ужин с 20.00 здесь нужно заплатить примерно 700–900 франков.


[Закрыть]?

– Нет, танцевальный клуб «Кардинал Лемуан» на набережной Монтебелло.

– Да, да, кафе на Монтебелло! – обрадовались парни. – Монтебелло! Монмартр!

– Понятно? – фыркнул Клод. – Монтебелло, Монмартр – какая разница? Англичане!

– Мы шотландцы. – Шон насупился.

– Между прочим, для них это такая же разница, как для нас между Монмартром и Монпарнасом, – объяснила я Клоду. – Они могут обидеться.

– Ладно, ладно! Шотландцы! – Он похлопал парней по плечам. – Все хорошо! Во всяком случае, набережная Монтебелло ближе к Монпарнасу, чем к Монмартру, если уж на то пошло. Перепутай они в нужную сторону, мы не потеряли бы столько времени и давно были бы на месте.

– А точнее – в Латинском квартале, – сказала я и вдруг расстроилась.

Значит, Клод сейчас отвезет парней в их «Кардинал Лемуан», затем меня на Монпарнас, ведь, действительно, от Латинского квартала рукой подать до моего дома, и все? Но мне искренне не хочется, чтобы это было «все»… Ведь еще пару минут назад мы так здорово играли в «настоящую европейскую семью» и любовались Парижем. И нам с Клодом было так хорошо!

Но, если бы мальчишки ничего не перепутали, не состоялось бы никакого «любования крышами Парижа»… А если бы мы не подхватили их по дороге, тогда… Даже подумать страшно! Мы в неприязненном молчании доехали бы до моего дома, и вообще ничего не было бы… Но я же знаю, что нам на этой террасе хорошо обоим! А он жалеет о том, что «мы потеряли время»! Неужели он действительно считает, что мы именно потеряли какие-то пару часов?..

– В общем-то, логично, – донесся до меня голос Клода, – что фольклорный фестиваль устроили в студенческом клубе. Честно говоря, я сразу подумал, что это где-то в Латинском квартале, но наши «дети» так упорно твердили про Монмартр… Клер? Вы меня слышите? Ну, переведите же, что они пытаются мне втолковать? Они приглашают нас на свой концерт? Да? Я правильно понял?

– Да-да, конечно. – Я старательно улыбнулась. – В клуб.

– Здорово! Клер, вы когда танцевали в последний раз?

– Кажется, на работе у нас была вечеринка в Рождество. Ну, складчина, все, кто дежурил в тот день…

– Я не о том! Я спрашиваю, когда вы в последний раз ходили куда-нибудь специально на танцы?

Глава 10, в которой мы стояли в пробке

Мы стояли в пробке. Куда все едут? – подумала я, ведь сегодня выходной. С неба опять посыпалась какая-то гадость, и Клод включил дворники. Они старательно расчищали полукруглые просветы на лобовом стекле, работающий мотор стрекотал в недрах машины огромным сверчком, печка заботливо согревала нашу притихшую компанию.

Я обернулась, чтобы сказать шотландцам, что одним из видов времяпрепровождения на парижский манер можно смело назвать торчание в транспортных пробках на узких старинных улицах, не предназначенных для современного потока машин, но мальчишки спали, совсем по-детски приткнувшись друг к другу. Конечно, они перекусили, согрелись и успокоились. Мой сын тоже всегда не прочь вздремнуть на заднем сиденье… Позвоню ему, когда доберемся до места, пусть поспят гости столицы…

Я случайно встретилась глазами с Клодом. Он покосился на парней, улыбнулся и приложил палец к губам. Я улыбнулась в ответ.

– Все хорошо, – беззвучно произнес он.

Я кивнула и отвела взгляд.

Транспорт не двигался с места. Мы сидели молча и смотрели, как старательными перевернутыми маятниками качаются дворники в своих прозрачных полукружьях. Но это было совсем другое молчание, чем то, которого я недавно боялась. Это было хорошее, доверительное молчание, когда не надо говорить ничего, когда и так ясно, что все хорошо…

Неожиданно Клод дотронулся пальцем до моего плеча и показал куда-то вперед. И только сейчас за задним стеклом, стоявшей впереди нас машины я увидела розовую подушку в виде сердца с красными оборочками, на которой были вышиты слова «Я люблю Париж» и улыбающаяся Эйфелева башня.

– Стиль мадам Грийо, – не удержавшись, шепнула я ему на ухо, прикрывая сбоку свой рот рукой, и невольно прикоснулась к его волосам.

И вдруг поняла, что мне очень хочется зарыться в них пальцами, притянуть его голову к себе и чтобы он тоже обнял меня, заглянул в лицо и потом – не сразу, а именно потом, – поцеловал.

Но Клод только с улыбкой кивнул, очень тихо произнес:

– Точно! Так, кажется, мы начинаем потихоньку продвигаться, – и нажал на газ.

Уже основательно стемнело, когда Клод припарковал машину возле «Кардинала Лемуана». Странно, что шотландцы не разглядели вывески, буквы переливались всеми цветами радуги, а посередине вспыхивала фигурка в красном облачении, впрочем, скорее похожая на Пер Ноэля [6]6
  Сказочный французский персонаж, аналогичный нашему Деду Морозу, так же носит длинную шубу в отличие от американского Санта-Клауса, одетого в короткий полушубок.


[Закрыть]с кардинальским посохом.

Публики еще практически не было, официанты меланхолично перестилали скатерти на столиках по краям танцплощадки, зато на сцене и вокруг нее участники представления вовсю возились с аппаратурой, светом и инструментами.

Естественно, радости коллег Шона и Боба, увидевших своих земляков целыми и невредимыми, не было предела. Нас тут же потащили куда-то за сцену, где одну из гримуборных шотландская группа по-братски делила с коллективом из Испании. На столе вперемешку с инструментами, нотами, оборчатыми юбками, веерами и бутафорскими клинками громоздились припасы еды на пластиковых тарелках, стопки пластиковых же стаканчиков и, конечно, иначе не могло и быть, бутылки, бутыли, бутылочки, а также банки с пивом и с менее безобидными напитками.

Вместе с Бобом и Шоном Клод без стеснения приналег на еду, но от виски, лучшего в мире шотландского виски, отборного, коллекционного и так далее, и так далее, категорически отказался, отдав предпочтение «перье» и заставив меня очень точно перевести причину своего столь невежливого поступка: «Я обещал маме больше никогда в жизни не пить за рулем».

Естественно, тут же был провозглашен тост за его матушку. Но за исключением меня, очень неосмотрительно залпом проглотившей свою порцию из пластикового стаканчика, в этой ситуации вовсе не показавшегося мне неуместным, остальные лишь деликатно пригубили. Мне даже сделалось неловко.

– Вы не думайте, мэм, после концерта все по-нормальному наберутся, – шепотом успокоил меня Боб, заметив мою растерянность. – Но нельзя же на сцену с пьяных глаз. А вы пейте сколько хотите. Муж вас довезет. – И щедро плеснул виски в мой стаканчик. – Знаете, мэм, вашему сыну очень повезло. Мне всегда хотелось иметь такого папу.

– О чем вы там шепчетесь? – заинтересовался Клод.

Боб смущенно потупился.

– Вы произвели на Боба большое впечатление, – сказала я, чувствуя, как тяжелеют мои глаза. Так всегда бывает, прежде чем мне расплакаться. – Он стесняется произносить спич. – А почему я должна стесняться? – Боб хотел бы иметь такого папу.

– Правда? – искренне обрадовался Клод. – Спасибо, сынок! – И обнял Боба.

Все опять дружно пригубили, а я снова глотнула залпом, встретившись глазами с Бобом. «Мою маму тоже зовут Клер», – вдруг вспомнились его слова. Боб протянул мне тарелку с куском жареного мяса.

– Спасибо, Боб. – Я отломила кусок хлеба и откусила мясо, взяв его прямо руками. Никаких столовых приборов здесь не предусматривалось.

Наверное, Боб очень любит свою мать, а отца у него нет. А мой Жан-Поль любит меня? Ответ вдруг стал мне настолько важен, что я извинилась, показав всем свой мобильник, вышла в коридор и набрала домашний номер. Но домашний автоответчик моим же голосом сообщил, что никого нет, а автоответчик мобильного Жан-Поля вновь предложил перезвонить позже.

Я сунула мобильник в сумочку и принялась рыться в ней в поисках платка, потому что из отяжелевших глаз все-таки потекли слезы. Одна из дверей открылась, коридорчик наполнился смехом и молодыми голосами, и мимо меня в сторону сцены заспешили парни и девушки в смешных тирольских костюмах, на ходу подстраивая скрипки и поправляя гольфы с помпончиками.

– Все хорошо? – спросил Клод, закрывая за собой дверь в шотландско-испанскую гримуборную.

– Да, – сказала я и глупо шмыгнула носом от радости, что наконец-то нашла всю пачку бумажных платков.

– Что-то случилось?

Он обнял меня за плечи и наклонился, заглядывая мне в лицо. Ну почему он сделал это именно сейчас, когда у меня течет не только из глаз, но уже и из носа?

– Ерунда. – Я нырнула в платок, как мышь в спасительную норку.

– Вы плачете?

– Нет. Это… Это аллергия на виски. Я не ожидала. Я давно не пила крепкие заморские напитки.

– Пойдемте. – Он взялся за ручку шотландско-испанской двери. – Может быть, у кого-нибудь есть аспирин.

– Аспирин здесь ни при чем. – От нелепости его предложения я невольно хмыкнула и вдруг чихнула.

– Вы уверены, что не простыли? – участливо спросил он. – Вас ведь могло продуть на ветру!

Из зала начали доноситься залихватские тирольские йодли, а из гримуборной выглянул Боб и, заметив платок в моей руке, встревожился.

– Нет-нет, все в порядке, Боб. Просто насморк, – сказала я.

Боб посоветовал нам идти в зал, чтобы успеть занять столик поближе к сцене, потому что программа уже началась, они выступают следующими, но нужно пораньше освободить гримерку для испанок, потому что те еще не успели переодеться, а их очередь сразу за шотландцами.

– Пошли? – весело спросил Клод и взял меня за руку.