Текст книги "Тот Самый Мужчина"

Автор книги: Натали де Рамон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11, в которой мы не посидели за столиком

Но мы так и не посидели ни за одним из столиков, потому что тирольцы, оставив на сцене только музыкантов с аккордеонами, скрипками и какими-то неведомыми мне инструментами, уже завели на танцплощадке безудержно скачущий, притоптывающий и покачивающийся хоровод, в котором мы с Клодом оказались, едва вступив в зал, и тут же, поддавшись всеобщему жизнерадостному настроению, дружно заскакали и застучали каблуками вместе с разноплеменной, но очень молодой и развеселой публикой, подхватившей нас за руки. Впрочем, нас окружала не только молодежь, как мне показалось в первую минуту: среди музыкантов и посетителей было много людей моего возраста и даже старше, просто от простодушного задора помолодели их лица.

– Ничего не понимаю, – сказала я Клоду, когда музыка стихла и весь зал стоя аплодировал кланявшимся со сцены тирольцам. – Ведь мы только что проходили через этот практически безлюдный зал, откуда здесь мгновенно взялось столько народу? Неужели мы так долго пробыли за кулисами?

– Значит, виски вызывает у вас не только аллергию. – В темно-серых глазах вспыхнули звездочки.

Не только виски, хотела сказать я, но тут на сцену вышли шотландцы. Публика зааплодировала и засвистела от восхищения. Действительно, они были великолепны в своих килтах и в клетчатых шарфах через плечо, а наши Боб и Шон держали волынки!

Конечно, шотландская музыка специфична более чем, да и танцы тоже, но, честное слово, весь зал сразу же подхватил ритм и снова заплясал вместе со спустившимися на танцплощадку теперь уже шотландскими танцорами. И мы тоже скакали и вместе со всеми дружно выкрикивали какие-то кельтские диковатые словечки. А потом в зал спустились и музыканты, Боб и Шон прыгали рядом с нами и дудели на своих волынках прямо нам в уши. Это было какое-то первобытное безумие! Мне сделалось удивительно легко, мне опять было столько же лет, сколько и им, и я не могла даже представить, что возможно иначе!

А потом как-то сразу началось фламенко! Я даже не поняла, в какой момент на сцене очутились испанки в широченных юбках и в мантильях поверх высоких гребней и кабальеро с фацией тореадоров. Нет, на какую-то секунду в зале повисла тишина, а потом застучали каблуки и кастаньеты, и вдруг опять все смолкло, и под аккомпанемент одних только ритмично хлопающих ладоней низко, пугающе откровенно и страстно запела полная немолодая женщина. Она была как-то по-птичьи некрасива, но она знала все.

Она пела именно про меня, хотя и на незнакомом мне языке, это я осознавала точно. У меня перехватило дыхание, потому что она пела о том, о чем невозможно рассказать словами, в чем невозможно признаться даже себе самой, о чем можно только плакать в подушку или… Или петь!

Но, оказывается не только петь. Потому что на середину сцены вышел худощавый юноша, видимо, больше не в силах выносить этого откровения, он чуть-чуть притопнул каблуком, словно говоря: «Остановись, прошу, не надо больше!», – а другие мужчины обступили его и застучали палками в пол… Мгновение тишины, и уже только стук и графичная пластика молодого мужчины. Но они опять говорили о том же, что и песнь этой женщины! Мне казалось, что от счастья понимания у меня вот-вот вырвется сердце, потому что палки и каблуки стучали точно ему в такт, и мое сердце было готово рухнуть, как какой-нибудь мост, раскачавшись в такт шагам проходящего по нему парада…

Наверное, это чувствовала не я одна, потому что вся потрясенная публика как-то, особенно, темпераментно вздохнула, когда совсем по – земному рассыпался гитарный аккорд и над сценой взметнулись кружева и оборки! И мы опять все дружно затанцевали, как умея, повторяя жесты и ритм фламенко.

А потом была обжигающая британская джига, негритянский спиричуэл, снова заставивший всех задуматься и затаить дыхание… Арагонскую хоту сменил греческий сиртаки, все опять повели хоровод и почувствовали себя беззаботными эллинскими божествами! А музыканты из Австрии закружили нас в вальсе.

– Разве вальс – народный танец? – спросила я Клода, старясь не наступить ему на ноги. К моему удивлению, он отлично вальсировал!

– Наверное. Вы так хорошо танцуете все, вы учились специально?

– Нет. А вы?

– Только вальсу. Я поспорил с братом, что научусь танцевать вальс. Он всегда считал меня неуклюжим. Я еще не отдавил вам ноги?

– Признаться, я переживаю о том же самом.

– Вы? Забавно. Может быть, мы что-нибудь выпьем, когда закончится вальс?

Через толпу мы пробрались к стойке бара. Тем временем на сцене настраивала инструменты венгерская группа.

– Что вам заказать? – спросил Клод.

Венгры весело заиграли Брамса.

– То же, что и себе.

– Но я за рулем.

– И обещали маме.

Он усмехнулся.

– Выпейте легкого вина. Я же не предлагаю вам дальнейшие эксперименты с шотландским напитком.

– Я действительно хочу воды. И, наверное, давно.

Парнишка бармен поставил перед нами стаканы и бутылочки «перье». Мне показалось, что я никогда в жизни не пила ничего вкуснее. А венгры играли Брамса.

– Клод, я бы повторила.

– Что? – Он смотрел на меня, но, похоже, из другого измерения.

Всё, подумала я, я бы повторила всё с самого утра, и даже ночные странствия, если бы они опять привели меня к Клоду. А на сцене заговорила скрипка. Не обернуться на ее голос я не могла, потому что она, как и та испанка, заговорила обо мне. Вернее вместо меня.

Это был грузный длинноволосый седой старик. Скрипка, прижатая красной одутловатой щекой, наверное, просто составляла часть этого человека, как и смычок в узловатых пальцах, которые вовсе не держали его, а лишь ласково следовали за ним, как нитка за иголкой. И на свете не было никого и ничего, кроме меня и голоса этого совершенно живого существа… Или так говорил со мной этот старик?..

Но вдруг старик покачнулся, выронил смычок и начал медленно оседать на пол, двумя руками прижимая скрипку к расшитой позументами груди. Публика онемела.

Глава 12, в которой в напряженной тишине кричит Клер

– Клод! Срочно вызывай «скорую»! – раздалось в напряженной тишине.

Это кричит Клер, она велит мне вызвать «скорую», через мгновение сообразил Клод и бросился к телефону. А Клер с возгласом:

– Дорогу! Я врач! – уже расчищала себе через послушно расступавшуюся публику дорогу к сцене.

Кто-то протянул Клоду телефонную трубку и с уважением посмотрел на него, как будто оттого, что позвонит именно он, Клод, а не кто-то другой, зависело очень многое. Клод прижал трубку к уху и попытался набрать номер «скорой», на долю секунды ему даже показалось, что он забыл эти две цифры, он хотел спросить у Клер, она же наверняка знает, и опять услышал ее голос:

– Расступитесь! Ему нужен воздух! Откройте окна! – Она уже стояла на коленях возле скрипача, протягивая кому-то его скрипку. – Да что вы стоите! Принесите хотя бы вентилятор! И освободите мне место. Господа! – крикнула она в зал. – Отгоните машины на улице, чтобы «скорая» могла проехать!

Кто-то послушно пошел отгонять машины, кто-то открывал окна, а Клер расправлялась с изобилием пуговиц и шнуров «венгерки» на груди скрипача.

Это спектакль, подумал Клод, потому что основное действие происходит на сцене, а люди в зале молчаливо ждут, сможет ли или не сможет героиня пьесы оживить другое действующее лицо. Вот она справилась с застежкой и уже массирует ему грудь… Это сейчас так страшно, но у пьесы обязательно должен быть счастливый конец! Я сошел с ума! Это же все на самом деле! Это не героиня пьесы, это Клер! А я должен вызывать «скорую»!

Он набирал цифры, не узнавая свои дрожащие руки. Наконец женский голос на другом конце провода буднично спросил:

– Что случилось?

– Клер, что я должен говорить?! – растерянно крикнул он, опять подумав, что участвует в школьном спектакле и забыл роль.

– Остановка сердца, – деловито ответила героиня пьесы, не отрываясь от своего занятия. – Мужчина за пятьдесят…

– Шестьсот два, – уточнила по-французски тоненькая девушка в венгерском костюме, прижимая к себе две скрипки: свою и ту, что отдала ей Клер.

Шестьдесят два, догадался Клод и сказал в трубку:

– Остановка сердца. Мужчина шестидесяти двух лет.

– Он называется Ласло Бараш. Мой дедушка.

– Ласло Бараш… – передал имя Клод.

– У него есть страховка?

Клод посмотрел на сгибающуюся и разгибающуюся над Ласло Барашем спину Клер, на застывшую фигурку девушки с двумя скрипками и ответил:

– Есть. – Только бы скорее приехали, подумал он, а там разберемся.

– Адрес? – спросила диспетчер «скорой».

– «Кардинал Лемуан»…

– Улица Кардинала Лемуана, дом? – уточняла невидимая здравоохранительница.

– Нет-нет, мадам! – Клод испугался, что «скорая» приедет не туда. – Это клуб «Кардинал Лемуан» на углу набережной Монтебелло и улицы Сен-Жак.

– В Латинском квартале?

– Да, да, мадам! – крикнул Клод и вздрогнул от нарушившего тишину звука – возле головы старика зашуршал вентилятор.

– Ждите, – сказала трубка и отрывисто загудела.

– Ну? Что? Когда приедут? – озабоченным шепотом спрашивали люди вокруг.

– Скоро. – Клод попытался улыбнуться. – Скоро. – Он протянул кому-то не нужную уже трубку и, сам не зная почему, пошел к сцене.

– Клод, помоги мне! – попросила Клер. – Встань с той стороны.

Клод послушно опустился на колени. От старика активно несло пивом.

– Массируй, а я попробую подышать за него.

– Как? Массировать? Я? Я не умею!

– У тебя получится. И ты сильнее меня. – Она взяла его руки и положила на грудь старика. – Давай! – Ее руки с силой надавили сверху. – Вот так! Нажимай ритмично! Раз-два, раз-два! – Они вместе давили на грудную клетку. – Понял?

Клод растерянно кивнул. Пивное амбре и аромат волос Клер…

– Сильнее, Клод! Сильнее!

– Я сломаю ему ребра…

– Нестрашно! Срастутся! Главное, чтобы мы завели ему сердце! Давай, сам, без меня! Ну! Раз-два, раз-два! Ты когда-нибудь месил тесто?

– Да. – Смешной вопрос, подумал Клод, тесто…

– Отлично, Клод! Молодчина! У тебя все отлично получается! Не жалей сил!

Она вздохнула, вдруг зажала свой нос и, приложив губы ко рту старика, с шумом выдохнула туда воздух. Клод почувствовал, как подкатывает дурнота. Он бы ни за что не сумел заставить себя дотронуться губами до этой пасти… Клер перевела дыхание, задорно подмигнула – с ума сойти, Клер умеет задорно подмигивать! – и опять выдохнула в старика.

– Давай, давай, Клод! Раз-два-три! – И опять старик получил дыхание Клер. Клод вдруг поймал себя на мысли, что даже завидует скрипачу, лучше бы это случилось с ним самим, и тогда губы Клер касались бы его губ…

– Энергичнее, энергичнее, Клод! У нас получится! Давай, давай, еще, еще! Отлично! Раз-два, раз-два-три!

Прошла целая вечность, Клод чувствовал на своем лице капельки пота и поток холодного воздуха из распахнутого настежь окна напротив. Вентилятор заботливо шуршал и шевелил седые волос старика и темные – Клер. Вдруг веки старика дрогнули, он шумно икнул и обрызгал слюной ее лицо. Она радостно выдохнула:

– Ха! – И вытерла лицо рукавом.

А старик дышал сам, и его грудь тоже самостоятельно медленно двигалась под ладонями Клода. Клод поднял руки и посмотрел на них и на лицо скрипача. Старик открывал глаза!

– Да, Клод! Да! Мы сделали это! Мсье Бараш, вы слышите меня?

Скрипач что-то тихо произнес, недоуменно глядя на Клер, и Клод сообразил, что старик не понимает французского языка. Клер улыбалась, а над стариком склонилась его внучка, по-прежнему в обнимку с двумя скрипками, что-то нежно прошептала и погладила дедушку рукой по волосам.

– Спасибо, спасибо, мадам, – сказала внучка. Из ее глаз катились прозрачные капли. – Дедушка хочет пить.

– Принесите воды! – вставая с колен, крикнула Клер, и Клод увидел, как она поморщилась, разгибая спину. – И еще! Господа, у кого есть таблетка валидола? Лежите, лежите, мсье Бараш. Мадемуазель, скажите ему, что все в порядке, но вашему дедушке пока не нужно двигаться.

Тишина сразу исчезла, все задвигались и заговорили, но не в полный голос, а так, как говорят возле «Моны Лизы» или перед венчанием в церкви. Откуда-то вынырнул Боб с бутылкой минеральной воды, протянул ее Клер, Клер отдала воду внучке скрипача, Боб повис на шее у Клер и что-то бурно говорил ей. Клер смущенно отвечала, потом Боб обернулся в зал, что-то попросил у Шона, оставил Клер, бросился к Клоду и, зажмурившись, обхватил его за плечи и прижался к груди. Как все-таки жаль, что у меня никогда не было сына, подумал Клод, гладя жесткие волосы парня.

Клер уже пила воду из бутылки, доставленной ей Шоном, разговаривала с ним и с обступившими их венграми. А внучка сидела на полу возле деда и как зверька держала в своих ладошках его руку. Обе скрипки лежали рядом. Дед поманил ее другой рукой и что-то сказал. Девушка пожала плечами, кивнула и встала на ноги, подняв дедову скрипку.

– Это от нас для мадам доктор. – И заиграла. Тихо, ласково и неожиданно весело.

Шон отцепился от Клода, обернулся и восторженно прошептал ему на ухо:

– Бьютифул… Вэри бьютифул джуниор леди [7]7
  Красавица… Очень красивая юная леди… (искаж. англ.)


[Закрыть]…

Клод улыбнулся и кивнул. Это не требовало перевода.

Девушка играла. Она хорошо играла. Конечно, не так хорошо, как ее дед, но играть так, как ее дед, не у всякого выдержит сердце. Вот оно у него и не выдержало. Нет, выдержало! Потому что рядом оказалась Клер. Она и сейчас сидела на полу рядом со стариком и держала его руку, но не так, как внучка. Она считает пульс, догадался Клод. Но как же она считает, не глядя на часы? Она же врач, конечно, она умеет считать пульс без всяких часов!

– Мы приехали по тому адресу? – вдруг громко и недовольно спросил баритон где-то в конце зала. – Здесь нужна «скорая»?

– Да! – ответила, вставая, Клер и опять рукой выпрямила спину. – Нужны носилки. Больной на сцене!

Публика расступилась, пропуская бригаду с носилками.

– Он жив? – удивился импозантный медик.

Скрипач приподнял руку и забавно пошевелил пальцами.

– Да, – сказала Клер.

– Боже! – Баритон эффектно схватился за голову. Красивый парень, подумал Клод, и наверняка знает об этом. – Мы двадцать четыре минуты проторчали в пробке и были абсолютно уверены, что приедем к трупу! Как вы себя чувствуете, мсье?

– Он не говорит по-французски, – предупредила Клер. – Объясняйтесь через его внучку. – И позвала девушку.

– Все хорошо, мсье. – Глаза скрипачки мокро блеснули. – Теперь у нас есть четыре инфаркт. Мадам и вон тот большой мсье, – она показала на Клода, – включили сердце.

– Позвольте выразить вам свою признательность, я доктор Лепье. – Красавец-медик шагнул к Клоду и протянул руку, тем временем его команда укладывала скрипача на носилки. – Какое счастье, что здесь оказался профессионал и все сделал до нашего приезда.

Растерявшийся Клод машинально пожал его суховатую кисть.

– Спасибо, доктор Лепье, но я не врач. Все сделала доктор Клер… – Как неудобно представлять ее так, а я не знаю ее фамилии, расстроился он.

– Доктор Клер? – Лепье протянул руку ей и повел бровью.

– Да. Я доктор Клер Лапар.

Лепье почему-то затаил дыхание и выкатил на Клер глаза. Не может быть, что она действительно Лапар, развеселился Клод, это же как в песенке: «Мадам Лапар заходит в ангар»!

– Вы действительно та самая доктор Лапар? – В голосе медика слышалось неподдельное восхищение.

Клер смущенно кивнула.

– Я читал все ваши статьи! Я ваш горячий поклонник, то есть сторонник ваших операционных методов! Это такая честь для меня! Господа! – крикнул он в зал. – С нами сама гениальная доктор Лапар! Только она могла завести остановившееся сердце без всяких технических приспособлений! Не вскрывая грудной клетки! Голыми руками!

В зале раздались аплодисменты.

– Тише! Тише! – Клер замахала руками. – Мсье Барашу нужен покой!

Зал заметно притих.

– Доктор Лепье, – укоризненно заметила она своему восторженному стороннику, – к чему это все? Тем более что, собственно говоря, нашего пациента оживили не мои руки, а руки мсье Грийо. Мне, – она продемонстрировала ему свои ладони и тонкие пальцы с коротко подстриженными ногтями, – это не под силу. Мсье Грийо пришлось стать моим, только не обижайся Клод… – Она снизу вверх посмотрела в его глаза и назвала на «ты»! Конечно, они уже были на «ты», когда оживляли деда, но тогда это была просто производственная необходимость… – Моим техническим средством. Видите, – Клер неожиданно взяла его руки и показала всем, – какие они у него большие!

От неловкости Клоду очень захотелось стать, наоборот, совсем маленьким и незаметно улизнуть куда-нибудь подальше. А тут еще воскресший дед поманил его пальцем с носилок и что-то сказал своей внучке.

– Мсье, – перевела та, – дедушка хочет вас поцеловать. И еще у него секрет.

Только этого не хватало, окончательно расстроился Клод, но к деду подошел и вытерпел, когда тот чмокнул его в щеку и погладил по плечу. Поцелуй его внучки оказался намного приятнее. Славная девчушка, чуть моложе моей дочери, подумал Клод. «Дед желает мсье и его жене много детей»… Мы знакомы меньше суток, а дети… Какие в нашем возрасте дети?

Глава 13, в которой спина болела опять

Мсье Бараша загрузили на носилках в машину, его внучке с трудом нашлось место, доктор Лепье разразился еще одной порцией комплиментов в мой адрес, и «скорая» наконец-то уехала, свернув на набережную. Я хотела попросить Клода тоже отвезти меня домой, спина болела опять: или от чрезмерных плясок с непривычки, или же меня продуло за те несколько минут, пока мы приводили скрипача в чувство. Кажется, окно было открыто точно за моей спиной.

А вообще-то надо бы позвонить сыну. И вдруг я вспомнила, что моя сумочка вместе с мобильным и со всем остальным добром осталась возле стойки бара, когда я бросилась спасать скрипача. Придется возвращаться, надеюсь, что она все еще там и ничего не пропало, к тому же неудобно уйти, не сказав «до свидания» Шону и Бобу. Какой же Боб милый! Вот бы познакомить его с моим Жан-Полем… Смешно, Боб уверен, что Клод мой муж! Интересно, Клод понравился бы Жан-Полю? Наверное понравился бы! Клод не может не понравиться.

– Клер? Тебе не холодно здесь стоять? Пойдем в клуб.

– А мы давно стоим здесь?

– Порядком. У тебя совсем холодные руки.

– Клод. – Я подняла на него глаза. Он действительно очень большой. А глаза – совсем темные. И вокруг тоже темно, значит, уже вечер? Наверное, даже ночь, потому что смеркалось, когда мы приехали в «Кардинал Лемуан». – Клод. Спасибо тебе.

– И тебе, Клер.

– Мне-то за что?

– Ты знаешь. – Он обнял меня за плечи, заглянул в лицо и не сразу, а чуть погодя произнес: – Пойдем.

Мы вошли в зал. Там было удивительно тихо. И вдруг все захлопали и закричали:

– Виват, доктор Лапар! Виват! Виват!

Откуда-то вынырнули Боб, Шон, какие-то венгры, они подхватили меня на руки и понесли.

– Виват, доктор Лапар! Виват! Виват!

От неожиданности я завопила:

– Клод! Клод! Отпустите меня!

А он тоже хлопал в ладоши и орал вместе со всеми:

– Виват! Виват! – И вдруг запел: – Мадам Лапар заходит в ангар, мадам Лапар улетает в Дакар!

Кто-то поддержал:

– Мадам Лапар имеет редкий дар!

– Мадам Лапар – женщина-жар!

– Мадам Лапар побеждает инфаркт!

Я заплакала, а они все плясали вокруг меня и пели, прибавляя по строчке…

Глава 14, в которой Клод сворачивал на нужных перекрестках

Клод так уверенно сворачивал на нужных перекрестках, как будто уже раз сто возил меня домой. Я сказала ему об этом.

– В молодости я работал таксистом и наверняка побывал на вашей улице Буасонад не меньше ста раз.

– «Вашей»? Почему так официально, Клод?

– Чтобы проще было расстаться.

– А разве ты не хочешь выпить у меня растворимого кофе?

– Хочу. Я люблю растворимый кофе.

Мы вошли в мой подъезд. Оказывается, я очень соскучилась по своему дому, даже по любопытной консьержке и пошловатому модерну лестницы и фойе. Поднимаясь к лифту, я не удержалась и погладила завитушки лестничных перил.

– Красиво, – сказал Клод. – Старинный дом.

– Да. Начало двадцатого века. – Подошел лифт. – Странно, что не видно консьержки. Обычно она выглядывает из своего окошка, как кукушка из часов.

– Спит, наверное. – Он распахнул двери лифта, мы вошли. – Какой этаж?

– Пятый. Клод…

– Что?

Лифт начал подниматься.

– Поцелуй меня…

Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. А потом улыбнулся опять и смущенно произнес:

– Смешно. Как в кино…

Лифт остановился на моем этаже.

Возле двери квартиры мне снова захотелось поцеловать Клода, но я чувствовала, что он испытывает странную для такого большого дяди мальчишескую неловкость и даже скрывает ее с трудом, чешет переносицу и старается не смотреть на меня. Все еще впереди, подумала я и полезла в сумку за ключами.

Клод внимательно изучал узор кафельного бордюра на стене, а я никак не могла найти ключи в сумочке. Я углубилась в нее обеими руками, но их там не было! Спокойнее, мадам Лапар, женщина-жар, сказала я себе, поищи в боковом кармашке. Нет? Тогда во внутреннем. Тоже нет? В косметичке, в портмоне… Завалились за подкладку? Нет, это новая сумка, здесь подкладка пока еще не порвана. Ну куда же они могли деться?!

– Клод, кажется, я потеряла ключи. – Я чуть не плакала.

– Позвони, может быть, твой сын дома?

Как же мне это сразу не пришло в голову! Я нажала на кнопку звонка. Он залился трелью.

– Вот и все. Сейчас откроет, – ободрил меня Клод.

– А если его нет дома? – Я позвонила еще раз.

Мы прислушались, но за дверью была полная тишина.

– Давай поищем в машине, – предложил Клод. – Ты могла их выронить там.

– Но я ни разу не открывала сумку.

– Открывала. Помнишь, ты искала сигареты.

Мы обследовали всю машину, но ключей, естественно, там не было. От расстройства мою спину опять тянуло и покалывало.

– Ну почему мне так не везет!

– Давай перекурим и подумаем, где ты могла открывать свою сумку, – предложил Клод. – Садись.

С неба снова закапало, Клод включил дворники. Их размеренный ход по ветровому стеклу и сигарета немного успокоили меня.

– Я открывала сумку, чтобы позвонить сыну по мобильному. Это было возле дверей гримуборной в клубе.

– Можем съездить и поискать.

– Нет. Я точно помню, из сумки ничего не падало на пол. Ты же выходил, ты бы заметил ключи на полу.

– Допустим. Где еще?

– В той комнате, где я ночевала. Я доставала косметику, расческу, телефон… много чего… И еще за столом.

– Вот и хорошо! Они наверняка там! Поехали! Мы через час будем дома, в такое время дороги пустые.

Я растерялась. Ехать опять к его маме? В этот дом с красными букетами, где только можно, и с петухами на клеенке? Но он же ее сын…

– Подожди-ка… Ключи ведь есть у моего сына! – осенило меня. – Я сейчас позвоню ему! – Я набрала номер.

– Абонент недоступен. Советуем перезвонить позже.

– Ну как? – с надеждой спросил Клод.

Я усмехнулась и поднесла аппарат к его уху.

– Негусто.

– Какого лешего я завела ему мобильник, – я швырнула телефон в сумочку, – если, кроме этого дурацкого совета, не получаю ничего взамен?! Я уже сутки не знаю, где он, что с ним!

– Ладно. – Клод погладил меня по плечу. – Все утрясется. Возраст. Я тоже не всегда радовал родителей. Поехали, ты устала.

– Кстати, запасные ключи есть у моих родителей. Заехать за ними туда гораздо ближе. – Стараясь не тревожить спину, я снова полезла за телефоном. Мой наглый позвоночник давно и настойчиво требовал горизонтального положения. – Я сейчас им позвоню.

– Клер, а ты знаешь, сколько сейчас времени? – Он постучал пальцем по циферблату возле руля.

Большая стрелка приближалась к единице, а маленькая застыла между двойкой и тройкой. Я не поверила своим глазам!

– Начало третьего?

– Да, Клер. Я бы не советовал. Или тебе рано с утра на работу?

– Нет. Только в понедельник.

Что же это такое происходит, подумала я, почему он всегда прав?

– Значит, едем.

Я невольно поморщилась. Спина мерзко намекала, что неплохо бы было повторить вчерашние мазевые растирания. Это было мнение спины. Но лично мне совсем не хотелось встречаться с мадам Грийо.

– Что-то не так?

– Клод, я бы перекусила.

– Мама нас накормит. – Он завел мотор. – Откинь кресло, твоей спине будет удобнее.

Боже мой, он заметил даже это! И очень хорошо, с ломотой проныла спина, если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы радовалась! А машина уже набирала скорость.

– Клод, знаешь, может быть, это не лучшая идея… Но, если нам остановиться в каком-нибудь пустом месте…

– В пустом месте? – Он встревоженно взглянул на меня и опять уставился на дорогу.

– …и ты немножко помассировал бы мне спину…

– Так болит? – В серых глазах была не тревога, а сочувствие. – Не можешь даже справиться с креслом?

– Мне очень стыдно, но это правда.

– Ты чудная! Разве доктора не люди и у них ничего не должно болеть? – Он свернул к тротуару и затормозил. – Вот так. – Клод нажал на рычаг, кресло старательно переместило меня в горизонтальное положение. – Сможешь сама устроиться поудобнее? Или помочь? Не стесняйся!

– Да, помоги.

– Сейчас, сейчас, потерпи, Клер. Как же мне пробраться к тебе? – Он откинул мешавшую ему спинку своего кресла и, согнувшись в три погибели, помог мне расположиться на кресле, кое-как примостился сам, и его ручищи принялись за дело.

Я видела, что ему очень неудобно, он действительно был очень большой, особенно внутри обычной автомашины, и, вообще-то я и сама была в состоянии «устроиться поудобнее», то есть лечь ничком на разложенное сиденье и подставить ему спину, но мне нравилась его прямодушная забота!

Клод совсем не походил на других знакомых мне мужчин, которые неизменно оборачивали все в заботу только о них самих, а всякая деликатность по поводу моей персоны была лишь демонстрацией их же собственных достоинств и нашей хваленой национальной галантности. В аналогичной ситуации любой из них, не задумываясь, стащил бы с меня одежду и расстегнул свои штаны. Им бы и в голову не пришло, что у меня действительно может болеть спина, моя просьба была бы расценена как сексуальный призыв, и никак иначе!

Ты опять не права, сказала моя спина, прикосновения таких замечательных рук не через одежду нам обеим понравились бы гораздо больше!

Ну уж нет, возразила я, он и так смутился от самого невинного поцелуя в лифте, что же будет, если я начну раздеваться в машине?

То и будет!

Это лишнее, жестко одернула я свою вечную спорщицу, здесь очень тесно и неудобно, и, потом, Клод вовсе не сексуальный экстремал, чтобы заниматься «этим» в машине посреди улицы.

А ты?

Не твое дело, мы сейчас приедем к нему и все произойдет возвышенно и благопристойно в нормальной кровати…

– Клер, как ты? Что-то ты совсем притихла.

– У тебя здорово получается!

– Я четыре месяца учился на массажиста, но потом понял, что это не для меня.

– Почему?

– Так.

– У тебя замечательные руки! Сильные и ласковые одновременно! Может быть, мне снять жакет? Будет удобнее…

– Не нужно. Ты замерзнешь. Достаточно. – Клод накрыл меня пледом. – Полежи. Мы скоро приедем. – Восстановив свое кресло, он сел за руль. – Хочешь сигарету?

– Нет. Спасибо. Так хорошо! – И я совсем неожиданно для себя призналась: – Я хочу спать.

– Поспи.

Я закрыла глаза и вдруг подумала: потрясающе, слово «спать» означает именно спать, а не что-либо еще! Как легко быть рядом с человеком, который буквально воспринимает все, не пытаясь искать и придавать словам некий иной смысл. И не потому, что не способен, а потому что, как с массажем: «Я понял, что это не для меня» – «Почему?» – «Так». И еще эти его слова утром: «Я и сам знаю, что я мужчина. Что в этом плохого?»